Фантастика 1981

ГЕННАДИЙ ХРОМУШИН Тупики и перспективы фантастики

Фильм легче находит дорогу к массовому обывателю, чем социальный трактат футуролога или даже вымысел фантаста.

И фантастические темы вторгаются на экраны коммерческого кино и телевидения Запада. «Будущее, которое вы, возможно, увидите», — уверяет реклама очередного кинобоевика «Мальчик и его собака». Речь идет о мире 2024 года.

Примечание, которое следует, уже социального прицела: «А вообще-то это просто сумасшедшая история о том, как выжить».

…Об атомной войне продолжают напоминать песчаные бури над мертвой, выжженной землей.

Островки сохранившейся жизни ведут борьбу за существование. Тут уже не до социальной справедливости. Выжить! Человечества больше нет. Только где-то под землей сохранилась кучка людей, поселение во главе с «комитетом». Железная власть комитета охраняется роботами-убийцами, контролирующими народонаселение и устраивающими обязательные парады.

Запасы воды и пищи объявлены общими, и суровые правила уравниловки неизбежно ведут к окончательному вырождению человека.

Таков лик «цивилизации». Наверху среди уцелевших ведется варварская борьба за все. Группки существ, когда-то бывших людьми, объединились в молодежные банды, которые с изощренной жестокостью борются друг с другом за каждый глоток воды, кусок пищи, женщину.

Все подчинено одному: выжить! Герой, полумальчик, полуюноша, специалист по выживанию, который существует благодаря своей собаке, обладающей философским умом и даром телепатического общения с хозяином.

Случай сталкивает мальчика с девочкой из подземелья. Они полюбили друг друга, и теперь в мире их уже трое. Но в одной из схваток тяжело ранена собака. Без ее способностей выжить на земле невозможно. И, спасая собаку — единственную надежду на жизнь, — мальчик скармливает ей свою Джульетту…

Все атрибуты фантастики вроде бы налицо. Подобное зрелище призвано завлечь неистребимой жаждой неведомого, захватывающего, открывающего завесу будущего. Но вместо мечты подсовывается мысль о неизбежности краха, об иллюзорности счастья, добра и справедливости, труда и творчества, товарищества и взаимовыручки. Убей или будешь убитым, враждебный мир надвигается на тебя, выхода нет — убеждает поток фильмов и литературной макулатуры с этикеткой фантастики. Безответственные вымыслы о наступлении мира кошмара совсем не безобидны: они пытаются убить мечту, лишить людей надежды и веры в будущее, превратить их в податливый материал, для любых манипуляций правящих верхов.

Под прикрытием вымысла идет наступление на человеческую личность, призванное сыграть свою роль в массированных акциях по оболваниванию, ликвидации человеческого в человеке.

Убийство мечты осуществляется разными приемами.

Одно направление фантастики рисует миры господства абсолютного интеллекта, лишенного всех посторонних человеческих черт вроде любознательности, жажды познания, дружбы, любви, нежности. Другое угрожает человеку гибелью не в результате уничтожения его как личности по мере превращения в интеллект-абсолют, а в результате столкновения с пришельцами из других миров. Третье рисует мир духовной и физической деградации людей в машинном обществе, под грузом техники, урбанизации и гибели окружающей среды. Четвертое…

Перечень может быть очень длинным, и каждое из названных направлений фантастики, казалось бы, резко отличается одно от другого.

Ну что общего между: «Он родился, когда время было моложе своего нынешнего возраста и находилось на расстоянии и в измерении, которые невозможно себе представить. Он так давно покинул свой мир до того, как попал на Землю, что сам не знал, сколько времени провел в космическом пространстве. Он так давно жил в том мире, что даже не мог вспомнить, что он собой представлял до того, как наука изменила их род». Речь идет о герое рассказа Теодора Старджона «Золотое яйцо» — продукте бесконечного совершенствования, в результате которого «остались только несколько тысяч сверкающих золотых яйцевидных существ, оболочек с абсолютно развитыми умственными способностями, функционально обтекаемых, красивых и скучающих». И дакие бы приключения ни происходили с яйцом на Земле, как бы профессионально ни был закручен сюжет, авторская фантазия несет читателю мысль об идеальном направлении эволюции рода мыслящих существ: через отделение конечностей от тела и ликвидации всех чувств и нравственных устоев к бесстрастно скучающему разуму, мощному и бесполезному.

Совсем, казалось бы, другой сюжет, к примеру, в рассказе Джона Кэмпбелла «Кто ты?». 20 миллионов лет назад из космоса прилетел корабль, управляемый космическими силами.

Что-то произошло, и корабль совершил вынужденную посадку на начавшей замерзать Антарктиде, врезался в скалу. Один из членов экипажа вышел из корабля и заблудился в пурге. Он сразу замерз. И вот теперь на него случайно натолкнулись работники американской антарктической экспедиции. Дальнейшие события — борьба суперменов, которыми, к счастью, оказались члены экспедиции, с замерзшими останками пришельца, пролежавшими во льдах 20 миллионов лет и тем не менее обладавшими способностью мгновенно превращаться в любое животное или человека Земли и грозящими, если их не уничтожить, стереть человечество с лица планеты, оставшись в человеческом обличье. «Дело лишь в том, — поясняет Д. Кэмпбелл, — что В протоплазме встреченного нами существа ядра управляют клетками произвольно. Существо переварило Чернека (собаку. — Г. X.) и, переваривая, изучило все клетки его тканей, чтобы перестроить свои клетки по их образцу… Это не собака.

Имитация. Но со временем даже под микроскопом нельзя будет отличить перестроенную клетку от настоящей».

Два различных сюжета. И тем не менее их объединяет общая мысль об угрозе человечеству как виду, о возможности его исчезновения то ли в силу катастрофы, то ли в результате поглощения другой жизнью из космоса, а то и по мере длительной естественной эволюции.

Как правило, причиной грядущей гибели человека объявляются наука и техника, вышедшие из-под контроля людей. Следствием развития нынешних тенденций научно-технического прогресса сплошь и рядом провозглашается не всеобщее счастье, а ужас механизации. Эта линия носит по преимуществу антикоммунистический характер. Проповедники катастроф в ужасе остановились перед растущей бездной противоречий, в которую толкает человечество мир капитала. В их работах немало метких критических замечаний в адрес современного капитализма, не способного поставить достижения науки и техники на службу человеку. Но эта неспособность ими абсолютизируется объявляется всеобщей. Мир же организованного, планомерно управляемого общественного производства, создаваемый социализмом, преподносится как наихудшее воплощение всех отрицательных тенденций современных науки и техники, так как этот мир создает якобы возможность захвата монополии над техникой узкой группой бюрократов или даже компьютеров.

Любая постановка вопроса о будущем, будь то исследование ученого или произведение фантаста, свидетельствует об их прямой или косвенной связи с суммой идей, выработанных общественной наукой.

В мире противоположных социальных систем не может быть единого обществоведения. Его идеи всегда отражают социальные позиции тех или иных классов общества. И эти позиции накладывают главный отпечаток на представления об идеальных системах, путях их возникновения и развития, характере будущей жизни на Земле. В советской фантастике все лучшие ее достижения неразрывно связаны с гуманистической научной идеологией марксизма-ленинизма. Не случайно В. И. Ленин объяснял необходимость исторического подхода к любому явлению не только правильным объяснением прошлого, но и безбоязненным «предвидением будущего», «смелой практической деятельности, направленной к его осуществлению» [Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 26, с. 75.].

В попытках приоткрыть завесу будущего строя социальных отношений и развертывается столкновение двух основных мировоззрений, общественных идеалов различных слоев и классов общества. Какими бы различными по форме ни были эти идеалы, все их безбрежное море как четкий водораздел рассекает идея: капитализм или социализм, будущее как та или иная форма видоизмененного капиталистического общества или как реализация научного коммунистического идеала.

Огромная социальная и фантастическая литература Запада дает изображение массы вариантов будущего.

В недавнем прошлом господствующим идеалом был мир всевластия техники, спокойного разрешения всех социальных противоречий сегодняшнего дня с помощью машин и компьютеров.

Идея об автоматической смене мотивов поведения человека под влиянием новой техники и технологии прочно вошла в арсенал буржуазного обществоведения и фантастической литературы.

Видным пропагандистом этой идеи был французский специалист в области социального прогнозирования Ш. Фурастье. Его книги «Великая надежда XX века», «История завтра» и другие легли в основу технических вариантов мечты о завтрашнем дне.

Но какой идеал проповедовали они, к какой мечте звали человека? Фетиш технического прогресса, который якобы сам по себе решает все экономические и социальные проблемы и устраняет необходимость революционного свержения капиталистического строя, — вот что навязывалось человечеству. По Фурастье, технический прогресс становится единственным двигателем общественного развития, ведет к общему росту благосостояния и стиранию полюсов бедности и богатства.

Правда, даже те, кто безгранично верит в чудодейственное влияние техники на общество, подчас не скрывают тревог, связанных с ее нынешним использованием. Истекшие 20 лет, когда начались космические полеты, была установлена армия электронных вычислительных роботов стоимостью во многие миллиарды долларов и оказался разгаданным механизм человеческой наследственности, не были «золотым веком». И сегодня взоры, как зачарованные, обращаются в грядущие 20 лет нашего тысячелетия. Фетишистское отношение к возможностям технических чудес уже сейчас порождает подспудную неуверенность и туманное чувство тревоги в связи с тем, что грядуща не явится простой интермедией между принципиально одинаковыми 70-ми и 80-ми годами. В последнее время вместе с потоком фантастической я футурологической литературы наблюдается подлинная инфляция прогнозов на будущее.

Между 17 и 19 часами в Париже средняя скорость движения автомашин достигает максимум 6,5 километра в час. Восемьдесят лет тому назад на лошади, запряженной в пролетку, можно было двигаться со скоростью 9 километров в час. В Рурской области, двенадцатом по плотности населения районе мира, ежегодно погибают под колесами автомашин больше полутора тысяч человек и еще двенадцать тысяч остаются калеками.

На международных симпозиумах ученых, обсуждающих перспективы буйно развивающихся отраслей современных науки и техники, все чаще предпринимаются попытки довести до широких слоев населения проблемы будущего общедоступным языком. Но, спускаясь с высоты своих кабинетов на землю, ученые демонстрируют пораженной и содрогающейся от ужаса публике чудеса техники завтрашнего дня: вычислительные машины с памятью в тысячи раз обширнее, чем регистрирующая способность применяемых сейчас электронных машин; самолеты, способные брать на борт во много раз больше пассажиров, чем крупнейшие современные реактивные гиганты; города и поселки, которые, словно буровые вышки, возвышаются на столбах над поверхностью океанов; автомобили на воздушных подушках или с дистанционным управлением и массовые средства транспорта, которые, словно гильзы пневматической почты, несутся по системе каналов; обучающие машины, искусственные продукты питания, синтетическое сырье и чудовищные порождения опытов по генной инженерии. Буржуазные ученые утверждают, что тот, кто едет верхом на тигре, уже не может сойти с него, но выражают надежду обеспечить не только управление взбесившимся зверем-техникой, но и поставить ее, минуя классовую борьбу, на службу решения общечеловеческих проблем.

Тот же Фурастье утверждал, что технический прогресс, разрешая проблему благосостояния, обеспечивает одновременно и «антропологическую революцию», то есть переход от эффективного, апеллирующего к социально-политическим преобразованиям типа человека к «взвешивающему» типу, который будет рассматривать все явления исключительно в технико-экономическом аспекте. Создание нового человека, по мнению ряда буржуазных теоретиков и писателей, требует устранения «социально-политического экрана», чтобы выявить в чистом виде техническую эволюцию.

Сопоставление важнейших показателей жизни масс в доиндустриальную эпоху с современными показателями «индустриальной эры» используется авторами типа Фурастье для того, чтобы показать якобы глобальные тенденции нынешнего капитализма, экстраполяция которых в следующее тысячелетие и покажет нам облик грядущей цивилизации. Разделив всю историю человечества на два периода: от неолита до 1750–1800 годов (отнесенного к традиционному обществу), от 1750–1800 годов до наших дней (период вступления в «индустриальную эру»), Фурастье заявляет о наметившейся кардинальной «мутации» человечества: для нее якобы характерны существенные изменения в длительности труда и образования, в степени комфорта на работе и профессиональной удовлетворенности, уровне общественной гигиены и продолжительности жизни, в самом поведении людей, их идеалах, мечтах, способах общения и желаниях.

Литература абсурда как бы улавливает первые штрихи создаваемого техническим обществом на базе прежнего человечества мутантного вида. Представители модной ветви религиозного экзистенциализма восхваляют взгляды основоположника искусства абсурда Эжена Ионеско за его проповедь неизбежной нивелировки человеческой личности по мере технической трансформации капитализма. В условиях этой нивелировки жизнь прежнего человека якобы неизбежно превращается в абсурд, ликвидировать который не в состоянии «никакая революция, никакая общественная формация». Навязывая эту мысль, сам Ионеско использует принцип «рациональной иррациональности», часто наделяет всех своих персонажей одними и теми же именами, подчеркивая этим деиндивидуализированность людей. Например, в пьесе «Лысая певица». У умершего Бобби Уотсона осталась вдова, которую зовут Бобби Уотсон. Всех ее детей тоже зовут Бобби Уотсон. И двоюродный брат, за которого хочет выйти вдова Бобби Уотсон, тоже Бобби Уотсон. Так Ионеско выпячивает тезис, что люди становится неотличимыми друг от друга, и в этой безликости им просто не нужны различ, ные имена.

Что это? Просто литературный вымысел или картина будущего, ожидаемого людьми, неотвратимого, как неотвратим и сам технический прогресс?

Да, представьте, именно о таком будущем безликой, «деиндивидуализированной» массы всерьез рассуждают теоретики «индустриальной эры». Сошлюсь опять на Фурастье, ибо его взгляды типичны для этой группы буржуазных теоретиков. Индустриальное общество, как утверждает он, независимо от своей социально-экономической и идейно-политической формы (эта оговорка сделана для того, чтобы облыжно отнести социализм и капитализм к двум разновидностям единого индустриального общества) стремится устранить «неорганизованного» человека, подчинить его технически продуманной рациональности, реализовать введенное Г. Маркузе понятие «одномерного человека» и тем самым лишить людей индивидуальности.

Фурастье считает такой ход событий хотя и отрицательным, но неизбежным. Затормозить процесс превращения людей в технически сколоченное стадо, локализовать тенденции техницизма могут лишь такие внетехнические элементы культуры, как искусство, в котором находит выражение вечный, эффектный, любящий, ревнующий, завидующий и страдающий человек; мораль, помогающая преодолевать паралич воли; философия, рисующая целостную концепцию мира; религия, воодушевляющая человека перед лицом непознаваемого.

Западные сторонники подобных взглядов делают при этой трафаретный антикоммунистический выпад: буржуазная разновидность индустриального общества якобы оставляет возможность для развития таких элементов культуры, тогда как его советский вариант окончательно их ликвидирует.

Расписывая последствия технического прогресса как фатально-предопределенные, буржуазные идеологи объявляют о необходимости отказа от всех идеалов и утопий прошлого, ложно причисляя к утопии и марксизм, от мифов, от надежд на социальную справедливость и равенство. Развитие техники ставит перед человечеством якобы одну задачу: выжить!

Так смыкается круг между бульварной фантастикой и буржуазным социальным прогнозированием. Только в этих прогнозах рецепты по выживанию выглядят вполне наукообразными. Несколька лет назад исследовательская группа Технического университета в Афинах опубликовала сценарий того, как будет выглядеть через 80 лет заселение земной поверхности. По этому сценарию половина всей земной поверхности непригодна для жизни. На остальной половине человечество, которое достигнет 35 миллиардов, образует «эйкуменополис», то есть мировой город. Для того чтобы в этом мировом городе, забитом людьми, cсталось что-либо от природы, жилые помещения для 35 миллиардов людей должны быть сконцентрированы на небольшой площади, в результате чего плотность населения составит 100 тысяч человек на квадратный километр. Отсюда делается вывод, что создание системы городов пойдет неизведанными путями, может быть, путем строительства башенных городов.

А представители, казалось бы, далеких от обществоведения и литературы отраслей знаний типа Вернала Тайлера и Карла Асиала из исследовательского отдела «Макдонелл-Дуглас корпорейшн» — концерна в Сент-Луисе (штат Миссури, США), связанного с проблемами межпланетных путешествий, дают технические расчеты «разумных жилых массивов» для выживания.

Эти массивы представляются ими в виде больших организмов: они предполагают существование системы обмена веществ (в жилой массив должны ежедневно доставляться в огромных количествах вода, продовольствие и горючее); системы освобождения от отходов (от экскрементов до отработанного газа); системы артерий (горизонтальные и вертикальные дороги для людей и средств транспорта). Тело массива — стены и конструкции, в пределах которых протекает жизнь. Свой проект Тайлер назвал жилой системой, представляющей собой не винегрет из домов, а «разумно соединяющую» в себе все системы большого городского организма.

Используя счетно-вычислительные машины, авторы проекта втиснули обычный четвертьмнллионный город в двенадцать гигантских башен, соединенных сетью труб.

Каждая башня имеет сто этажей. По своим параметрам она превосходит все строения, когда-либо возводившиеся на Земле.

Двенадцать башен образуют внешнюю оболочку города.

Под ней расположены жилые помещения, заводы, учреждения, рестораны, кинотеатры и плавательные бассейны.

Башни оборудованы автоматической системой снабжения.

Мусор не вывозится. Отбросы по пневмотрубам направляются прямо из квартир в машинное отделение под землей, где и перерабатываются. По пневмотрубам же в квартиры доставляется продовольствие: хозяйка по телевидению знакомится с ассортиментом товаров в магазинах и делает заказ, который с быстротой молнии доставляется на дом пневмопочтой. Дома расположены по кругу диаметром полтора километра и соединены между собой огромными трубами, в которых находятся современные системы транспорта. По подземным трубам можно достичь любой башни в городе за считанные минуты. На высоте сто и двести метров башни соединены движущимися тротуарами в стеклянных трубах. Автомобилей в городе нет. Они находятся в подземных гаражах и могут использоваться только для загородных поездок.

Авторы проекта озабочены лишь тем, что его реализация потребует решения тысяч научных и технических проблем.

Но возникает закономерный вопрос: а как быть с решением проблем социальных? Для кого задуман подобный город-рай?

Не ясно ли, что людям труда, не говоря уже о безработных, там нет места? И вновь мы возвращаемся к исходной точке. Развитие техники и все блага, которые она сулит, предназначаются для узкой элиты, тогда как обезличенная масса, деиндивидуализированная личность, станет лишь ненужным отбросом рисуемой буржуазными идеологами цивилизации, отбросом, обреченным на строго запрограммированную жизнь.

У честных ученых на Западе такая перспектива вызывает серьезную тревогу. «Преклонение перед техническим прогрессом ради него самого должно прекратиться», — заявил один видный американский экономист.

Все чаще раздаются голоса о том, что все более сомнитель. ной становится наука, которая пытается осуществить все, что она в состоянии достичь, не задумываясь заранее над моральными и социальными последствиями. «Способность человека бездумно разрушать свою среду почти безгранична», — говорил американский ученый Стеббинс, профессор Калифорнийского университета.

Многие буржуазные ученые при этом справедливо отмечают, что основную угрозу среде обитания человека несет гонка вооружений и накапливание оружия массового уничтожения.

«Если положение не изменится, — отмечалось в американском журнале «Тру», — то в пещерных погребах гор Манзано, на расстоянии часа езды от старого города индейцев Альбукерка (штат Нью-Мексика, США), могут оправдаться все самые мрачные прогнозы. Там хранится столько водородных бомб, что можно поднять на воздух всю планету».

И в том месте солнечной системы, где сейчас обитает человек, останется огромное черное радиоактивное облако. Подобные тревоги обоснованны. Беда лишь в том, что в них нет даже упоминания о подлинном источнике этой опасности — реакционной социальной системе империализма, несущей миру угрозу напряженности, гонки вооружений, военных конфликтов.

Современные буржуазные идеологи под видом «нового образа мыслей» подсовывают массе прогнозы и фантастику, призванные увести людей от реальных социальных проблем и примирить с курсом на обесчеловечение, проводимым империализмом, пропагандируя опасную идею неизбежности потери веры в социальные идеалы. Как писал западногерманский журнал «Шпигель» уже десять лет назад, цинично оправдывая этот курс, «не оправдалась надежда XVIII века, что просвещение поможет создать новую научно обоснованную и базирующуюся на разуме систему идеалов. И все социал-философские системы с того времени, — продолжал «Шпигель», лживо намекая прежде всего на марксизм, — так и не смогли опровергнуть то, что в общем нечего противопоставить пессимистическому выводу, который франкфуртский философ Макс Хоркхеймер в 1946 году сформулировал следующим образом: «Развитие технических средств сопровождается процессом обесчеловечения. Прогресс угрожает уничтожить ту самую цель, которую он призван осуществить, — идею человека». Тем самым людям подбрасывается мысль, что все мечты о социальной справедливости были и остались утопией и научное определение путей раскрепощения человека, данное марксизмом-ленинизмом, тоже якобы осталось в рамках утопизма. Это ныне самый расхожий штамп антикоммунизма. Но утопия и научное социальное прогнозирование принципиально различны.

Мир утопии пришел к нам из дали веков.

Кто из нас не знает с детства приключения Робинзона Крузо на необитаемом острове? Но весь сюжет знаменитого романа Дефо — сплошная мистификация. В основу был положен действительный случай — английский моряк Селкирк спасся во время кораблекрушения и добрался до необитаемого острова, где пробыл много лет. Но в отличие от литературного Робинзона он одичал и потерял человеческий облик, главной причиной чего было отсутствие общения. Невозможность развития интеллекта вне общества подтверждают и известные случаи существования детей в джунглях, в звериных стаях. Такие дети, как правило, вернуться в человеческое сообщество, стать людьми уже не могли. Человек — самое общественное из всех живых существ. Живя как человек среди себе подобных, он не только страдает от пороков общественной организации прошлого и настоящего, проклинает их, борется против них и стремится изменить общество к лучшему, но и постоянно мечтает об этом лучшем, справедливом мире добра и равенства, любви и взаимопомощи, победы над злом, насилием и угнетением одних людей другими.

Нет народов, которые не сотворили бы своих утопических идеалов. Они очень различны в зависимости от исторических условий и особенностей формирования тех или иных национальных общностей. Классическая западноевропейская утопия мало похожа на славянско-русскую или восточную, но природа их едина: вера в неизбежность социальной справедливости. Знаменитый Герберт Уэллс в 1902 году выступил с лекцией «Открытие будущего». Формулируя свое кредо, он говорил: можно по преимуществу интересоваться прошлым человечества, можно будущим. Правда, прошлое, настоящее и будущее неразрывно связаны. Все это стороны одной действительности. Отнюдь не безразлично, в какую сторону обратить свой взор… А сейчас, в начале двадцатого века, человечеству необходимо видеть свое будущее с особенной ясностью, исследовать все возможные его варианты, добиваться, чтобы осуществились наиболее благоприятные из них. Уэллс имел в виду отнюдь не только техническую, но прежде всего общественную сторону будущего, судьбу человечества, взлет человеческого разума, освобождение от насилия. Уэллс — фантаст, стремящийся осознать социально-исторические реалии. Он не ставил задачи создать мир утопии. Его роднит с европейским утопизмом лишь вера в возможность избрать лучший, справедливый вариант будущего. А вера эта уходит своими корнями в христианскую мечту о тысячелетнем царстве праведников, порожденную Библией, которая определяла возраст мира в шесть тысяч лет. Если бог создавал мир шесть дней, а на седьмой отдыхал, то каждая тысяча лет приравнивается к одному дню, и седьмая тысяча, по образцу дня отдыха бога, провозглашалась тысячелетним царством праведников.

Верующие ждали его наступления с неотвратимостью смены дней недели по истечении шести тысяч лет… Этим утопическим идеалом вдохновлялись, по существу, крестьянские движения Томаса Мюнцера или «моравских братьев», о которых вспоминал Л. Толстой в «Легенде о зеленой палочке».

Этот же идеал породил идеи раннего утопического коммунизма Томаса Мора и других утопистов средневековья. Сам Т. Мор был глубоко верующий человек. Одежда лорда-канцлера скрывала власяницу на его теле, стойкость убеждений привела его на эшафот. Но в своей «Утопии» Т. Мор выступил не как проповедник церковных догм, а как мечтатель, опирающийся на светскую утопию «государства» Платона. Мор рисовал остров, где люди равны, примитивны, их желания ограниченны, а потребности умеренны. Это общество уравнено на грани «достойной нищеты», душевного оскудения и строгой общественной регламентации. Примитивный коммунизм выступил как антипод индивидуализму, стяжательству, насилию немногих над большинством., В этом же русле развивались утопии Т. Терцка (АвстроВенгрия) и Э. Беллами (США), Морисса и С. Батлера (Англия).

А в России народ мечтал о далекой общине изобилия, равенства и братства, которое не боится расцвета личности, включает в себя всех, без различия рас и национальностей, приветствует сильных и мудрых, заботится о сирых и слабых и не нуждается в какой-то особой уравнительной регламентации общественной жизни, кроме равенства всех на Земле, В этой прекрасной стране любой человек возрождается духовно. Второй и третий тома «Мертвых душ» Гоголь задумывал как утопию, где все его герои, включая Плюшкина, переродятся духовно, воскреснут нравственно. Именно нравственное воскрешение личности, а не ее осереднение по воле придуманной регламентации всего и вся питало истоки русской утопии, мечты о праведных землях, например, легенды о Беловодье, граде Игната, Ореховой земле или реке Дарьи.

И вера в землю праведную всегда была сильна среди народа.

Не случайно в пьесе Горького «На дне» Лука рассказывает о человеке, который верил в такую землю, где все у людей славно-хорошо. Хотел этот человек пойти на поиски земли праведной, своей единственной радости в жизни, да встретился с ученым. «Покажи ты мне, сделай милость, где лежит праведная земля и как туда дорога? Сейчас этот ученый книги раскрыл, планы разложил… глядел-глядел — нет нигде праведной земли!.. Человек — не верит… Должна, говорит, быть… Ищи лучше! А то, говорит, книги и планы твои — ни к чему, если праведной земли нет… Ученый в обиду. Мои, говорит, планы самые верные, а праведной земли вовсе нигде нет». Так Горький подводит итог краха извечной крестьянской мечты не об изобилии и технических чудесах, а о праведности, справедливости, человечности. Печален этот крах… «Жил-жил, терпел-терпел и все верил — есть! А по планам выходит — нету! Грабеж!..

И говорит он ученому: «…Подлец ты, а не ученый…» Да в ухо ему — раз. Да еще… А после того пошел Домой и удавился».

По-разному завершался крах утопии, но вера в справедливость оставалась неистребимой. Можно ли не восхищаться мечтой казаков Кирсановского поселка, собравших в 1898 году на общей сходке огромные деньги по тем временам — две тысячи пятьсот рублей, да и пославших трех станичников — уральских казаков с наказом найти во что бы то ни стало Беловодское царство?! Станичники объехали полмира, а через пять месяцев из Японии, через Владивосток, вернулись в свой поселок ни с чем. Один из путников — Хохлов Г. Т. - вел дневник, опубликованный в 1903 году. Об этом путешествии упоминал Короленко не как о курьезе, а как о мировоззрении огромной части русского народа с неистребимой верой в жизнь праведную, достойную человека, без всякой государственной регламентации.

«Красота спасет мир», — мечтал князь Мышкин у Достоевского. В идеале красоты человеческой, синониме социальной справедливости, главный смысл русской народной социальной утопии [См.: КлибановА. И. Народная социальная утопия в России. Т. 1 и 2. М., 1977].

Все утопические идеалы исходили из внутреннего самоусовершенствования личности. Нравственное возрождение личности в русской утопии или ее подчинение государственной регламентации и формирование заданных человеческих параметров в западном утопизме рассматривались как необходимые предпосылки построения общества социальной справедливости.

Игнорирование материальных условий человеческого бытия, диалектики развития общественной жизни, примитивное представление о ликвидации частной собственности и возникновении коллективизма в виде грубой уравниловки, в целом нищего существования было ахиллесовой пятой социальных утопий. Но они дали толчок научному обществоведению, философии, экономике, социализму, расцвет которых подготовил условия для марксистского анализа общественной жизни.

К. Маркс и Ф. Энгельс с помощью диалектико-историко-материалистического миропонимания проанализировали самые сложные, кажущиеся на первый взгляд пестро-хаотическими общественные явления. В противоположность субъективной социологии молодой В. И. Ленин в книге «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов» развил марксистское материалистическое понимание функционирования общества и его перспектив. Ленин опирался на «Капитал» Маркса, справедливо отмечая, что с его созданием представление о развитии общества стало «научно доказанным положением», «синонимом общественной науки»[Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 140.]. Вся суть этого положения выражена Лениным с гениальной краткостью и емкостью.

Указав на то, что Маркс в «Капитале» представил закон движения капиталистической общественно-экономической формации как естественноисторический процесс и создал теорию классовой борьбы, Ленин сделал вывод, что это впервые возвело «социологию на степень науки» [Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с, 428.].

Впоследствии Ленин не раз возвращался к основной идее о том, что необходимо давать анализ общества «как единого, закономерного во всей своей громадной разносторонности и противоречивости процесса» [Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 26, с. 58.].

В основу такого анализа Ленин всегда вслед за Марксом и Энгельсом ставил материальные производительные силы, точно определенные условия жизни различных классов.

Научное социальное прогнозирование общественного развития показало всю ограниченность социальных утопий и вместе с тем повлекло за собой острое столкновение различных мировоззренческих позиций. И фантастика и футурология явились разными формами отражения этого процесса. Бурное развитие машинной цивилизации усложнило проблему, но не изменило ее существа.

Если старая, домарксова философия покорно остановилась перед хаотической бессмысленностью общественного процесса, то марксизм убедительно показал, что противоречие между идеалом и реальностью имеет исторические корни в классовом обществе и может быть гармонизировано общественной революционной деятельностью людей. Марксистское социальное прогнозирование тем и отличалось от утопических картин идеального совершенства, от утомительной лжи западных фантастов, что на место мифотворчества и утопии оно поставило науку. «…Мы не стремимся, — писал К- Маркс, — догматически предвосхитить будущее… Конструирование будущего и провозглашение раз навсегда готовых решений для всех грядущих времен не есть наше дело…» [Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 379.] Научное прогнозирование опирается на анализ конкретной исторической практики, учитывает возможные изменения, связанные с творчеством последующих поколений, отражает свободу выбора как олицетворение человеческой мечты.

А сегодня, делая вид, будто научного марксистско-ленинского анализа перспектив социального прогресса не существует, и клевеща на реальный социализм, буржуазные обществоведы и писатели-фантасты рассуждают о крахе «утопизма» и рисуют мрачные картины неизбежной гибели человека.

В чем же видят «спасение» буржуазные идеологи, апеллирующие к наиболее массовой, серой и забитой мелкобуржуазной среде современности? Методологические основы таких рецептов во многом заимствованы из трудов антипрогрессистов Э. Фромма, Ж. Эллюля, Г. Арона и др.

Сложные условия существования современного общества по-разному отражаются в идейно-политическом сознании различных слоев буржуазии. Одной из форм такого сознания в настоящее время все шире выступает политическая идеология так называемого «нового» консерватизма, не обремененного якобы грузом консервативной идеологии прошлого. Это сложное идейно-политическое явление, которое не поддается однозначному истолкованию. В нем и претензии на воспроизводство буржуазного либерализма, и конвергентные иллюзии традиций плюралистического общества, и откровенно тоталитаристские нотки.

Распространение скепсиса по отношению полезности для людей неконтролируемого технического прогресса, страх перед технизированным будущим и «тоска по застою», распространяемые идеологами неосисмондизма, послужили для них основанием провозгласить прогресс «бациллой, грозящей уничтожить всю землю», объявить, будто в современных условиях понятия «прогрессивный» и «консервативный» меняются местами.

Западногерманский идеолог К. К. Кальтенбруннер в книге «Трудный консерватизм» пытается всячески оправдать существование консервативных настроений и выдвинуть аргументы в пользу «нового» консерватизма. Формулируя свою позицию, он пишет, что западная демократия не может отказаться от консерватизма без ущерба для себя: развитие экономического, сырьевого, экологического и других кризисов, растущее понимание неуправляемости западных государств, разочарование в «утопически революционном принципе надежды» и другие факторы современной жизни делают якобы консерватизм крайне актуальным, ибо консерваторы, мол, не желая уничтожения уже созданной институциональной системы, ратуют только за пересмотр отношения к безудержному прогрессу и безбрежной эмансипации оказавшегося слабым человека. Как заявляет Кальтенбруннер, консерватизм считают склонным к насилию, «отрицанием всего, что стремится вперед и ввысь», но «новый» консерватизм демонстрирует всего лишь трезвое понимание роли консерватизма в современной жизни. Кальтенбруннер всячески пытается отмежеваться от тоталитарного фашизма. «Тоталитарная система господства, — пишет он, — в своей смертельной борьбе за тотальное самоутверждение и экспансию внутри и вовсе не может более опираться на консерватизм. Наоборот, логика тоталитарной системы требует радикальной ликвидации всех оставшихся и всех потенциальных носителей консервативных позиций.

В связи с этим он пугает человечество тем, что если оно отвернется от консерватизма, то станет жертвой «лживых утопий» и погрузится в состояние варварства. Сквозь поток этих угрожающих картин явственно прослеживается направленность проповеди неоконсерватизма: не просто затормозить- технический прогресс и «поставить под контроль технологическое индустриальное развитие, а обеспечить противодействие левым силам, деятельность которых клеветнически трактуется как «сползание — в катастрофу». Западногерманский ученый М. Грайфенхазен в книге «Свобода против равенства» проводит мысль, что сторонники неоконсерватизма пытаются борьбой против социального равенства, сводимого к примитивной уравнидовке, задержать демократизацию западногерманского общества.

Таким образом, хотя представители неоконсерватизма придерживаются на словах различных мировоззренческих ориентации, часть из них в прошлом примыкала к демократическим движениям и даже заигрывала с левыми силами, другая часть причисляла себя к старым либералам, подключение к этому течению мелкобуржуазных идеологов вносит в него реакционную струю тоталитарного авторитаризма фашистского толка, на которую так падка обывательская мелкобуржуазная масса в периоды резкого обострения капиталистических противоречий и социальных катаклизмов.

Пытаясь включить в эту массу и рабочий класс, увести его от идеалов научного социализма и столкнуть в болото антипрогрессизма, обволочь реакционной утопией устойчивости мелкой собственности и примитивного ремесла, упоминавшийся Кальтенбруннер декларирует, будто в случае серьезного кризиса рабочие рискуют потерять больше, чем только свои цепи, клеветнически изображает их как главную силу консерватизма.

Представители левой социал-демократии справедливо считают, что неоконсерваторы, по существу, борются против «левых преобразователей системы», ратуют за возрождение староконсервативных, реакционных представлений о государстве и обществе, за огульное отрицание социального прогресса, за антидемократизм. Выдвигая представление о человеке как о существе по своей природе несовершенном, ограниченном, неподдающемся дисциплинированию, неоконсерваторы мелкобуржуазного толка выдают тоску по сильной власти, способной обеспечить порядок и сохранить стабильность условий существования мелкобуржуазной массы в капитализме, «очищенном» от противоречий своего развития. Авторитарное государство представляется ими чуть ли не в виде единственного гаранта «действительности конкретной свободы» личности в гегельянском истолковании.

Уроки истории свидетельствуют об опасности вспышки мелкобуржуазных иллюзий и попыток их претворения в жизнь.

Эти же уроки свидетельствуют о том, что наиболее подверженная ударам капиталистического роста мелкобуржуазная масса превращается в социальную базу самой мрачной реакции именно в периоды обострения противоречий капиталистической системы. Так было в России в начале века, когда только последовательно пролетарская линия большевиков во главе с В. И. Лениным вырвала в процессе социалистической революции страну из мелкобуржуазного хаоса и насилия, в Германии 30-х годов, где фашистский шрам не зарос и до наших дней, в Китае после отхода в 60-х годах от интернациональной пролетарской линии и попытки реализации на практике маоизма, в ряде других стран. Все это свидетельствует об опасности вспышек мелкобуржуазного реакционного романтизма, которые могут быть использованы крайне правыми силами.

В мире, наполненном буржуазной литературой, призванной убить в человеке мечту о социальной справедливости, воскресить мракобесие и политическую реакцию, правда и подлинно оптдмизм концентрируются на стороне научного коммунизма.

Вот, почему решающее значение приобретает жизнеутверждающий анализ социального облика будущего в научных исследованиях и научной фантастике, показ человека будущего, его духовного и интеллектуального мира. Никакое описание чудес техники решить эту задачу не может. Коллективизм выступает как антипод индивидуализма, прежде всего мелкобуржуазного индивидуализма. Но его трактовка как источника ликвидации человеческой индивидуальности в корне ложна. Именно социалистический коллективизм и является той единственной питательной почвой, на которой расцветает многогранная человеческая индивидуальность.

Коммунистическое общество, по мысли Маркса, направленное против «грубого, уравнительного коммунизма», вовсе не является абстрактным отрицанием мира культуры и цивилизации. Уравнительный коммунизм, требующий всеобщей нивелировки и общности нищенских благ, не допускающий ничего, что возвышается над определенным низким уровнем, есть всего лишь отражение психологии старого жадного обывателя в новом историческом движении.

По Марксу и Энгельсу, коммунизм вовсе не собирается «насильственным образом» устранить таланты. Напротив. В пределах коммунистического общества — единственного общества, где самобытное и свободное развитие индивидов перестает быть фразой, — это развитие обусловливается именно связью индивидов, связью, заключающейся отчасти в экономических предпосылках, отчасти в необходимой солидарности свободного развития и, наконец, в универсальном характере деятельности индивидов на основе имеющихся производительных сил. Дело идет здесь, следовательно, об индивидах на определенной исторической ступени развития, а отнюдь не о любых случайных индивидах, не говоря уже о неизбежной коммунистической революции, которая сама есть общее условие их свободного развития. Сознание своих взаимоотношений также, конечно, станет у индивидов совершенно другим и не будет поэтому ни «принципом любви» или devonement (самоотверженностью), ни эгоизмом» [Mapкс К. и Энгельс Ф. Соч…т. 3, с. 441].

Миру нищеты, уравниловки, насилия над личностью, чудовищной унификации, к которому ведет капитализм, коммунисты — противопоставляют материальный и духовный расцвет личности на коллективистской базе производства, труда и жизни, совершенствование не по пути нивелировки людской массы, а самих условий существования подлинно развитой личности труженика, творца, обогащенного духовно и нравственно. Этот идеал научно обоснован марксистско-ленинским мировоззрением, именно он вдохновляет лучшие произведения советских фантастов. Об этом говорил космонавт В. Севастьянов при обсуждении фильма «Космический рейс» накануне дня космонавтики в 1980 годуг «Мне сейчас вспоминаются картины Р. Викторова «Москва «*-.

Кассиопея» и «Отроки во Вселенной», а также телеспектакль «Солярис»… Конечно же, каждому из нас хочется видеть на экране не технические подробности и устройства космических кораблей будущего, а человека будущего. Фантастический жанр предоставляет художнику широчайшее поле эксперимента. Необычные условия космического полета… все это фон, высвечивающий новые. черты человека…» Советская фантастика, творящая видение совершенного человека из будущего, отталкивается от реальной действительности пробуждения в личности каждого начал творца и созидателя, развития всесторонних способностей и душевной гармоничности людей новой социальной формации.

ЛАРИСА МИХАЙЛОВА «Ретро» в научной фантастике

Советский читатель благодаря сложившейся в нашей стране традиция переводов научной фантастики Англии и США познакомился ео многими значительными произведениями прогрессивных писателей этих стран. У нас лучше знают тех писателей, наиболее плодотворный период творчества которых пришелся на, — пятидесятые годы. Это прежде всего Айзек Азимов, Артур Кларк, Джон Уиндем, Клиффорд Саймак, Теодор Старджон, Пол Андерсон, Фред Хойл и Хэл Клемент.

Журнальная научная фантастика 30-40-х годов у нас почти неизвестна. Поэтому, когда в сборнике «Пять зеленых лун» [Пять зеленых лун. М. «Мир», 1978.] был помещен рассказ Джека Льюиса «Кто у кого украл?», написанный в начале пятидесятых годов, причины его появления могли показаться не вполне очевидными.

Джек Льюис излагает историю переписки редакторов журналов с неким автором, чьи рассказы постоянно отклонялись, так как якобы уже были в 30-40-е годы опубликованы Тоддом Тромбери. Это вымышленное лицо — такого писателя нет в указателях и переписях журнальных публикаций, — воплощающее в себе дух первооткрывательства тех лет, когда мастера слова «столбили» новые участки, зачастую успевая собрать с них лишь самые крупные, лежащие на поверхности самородки.

Углубленно их разработать предстояло новым поколениям. Да, рассказ Льюиса — вариация на тему «ничто не ново под Луной» (в данном случае научно-фантастической), но в нем также проявилась тенденция, четко обозначившаяся позже, в семидесятые годы, которую можно назвать: «обращение к истории научной фантастики».

Что привело к возникновению этой во многом примечательной тенденции? Причины были разнородными, но можно выделить две основные: усугубление разочарования в возможностях НТР, с одной стороны, и коммерциализация научной фантастики — с другой.

Научно-технический прогресс в западном мире породил немало иллюзий о скором переустройстве общества на справедливых началах. Перепробовав множество естественнонаучных рецептов по перестройке мира, фантасты пришли к осознанию, что само по себе научно-техническое развитие не несет избавления от социальных несправедливостей. Размышления над вопросами будущего существования человечества неизбежно приводят к мысли о бесперспективности капиталистического общества, зыбкость основ которого художники не могут не ощущать, когда пытаются изобразить внутренне непротиворечивый вариант будущего. 30-40-е годы были для научной фантастики Англии и США порой формирования основных мировоззренческих принципов, которые теперь осмысливаются заново.

Признание научной фантастики в семидесятые годы литературоведами многих стран сделало книги, выходящие под рубрикой «SF», верным источником дохода для книгоиздателей, Ком. мерциализация становится подлинным бичом научной фантастики как в Англии, так и за океаном:, при бешеном темпе р, аботы писатели, особенно молодые, быстро растрачивают запас свежих мыслей и образов. Рынок безостановочно требует новые книги и новых авторов, «выживают» лишь самые одаренные или самые оборотистые. Поэтому новые «звезды», вспыхнувшие всего год-три назад, теперь с трудом удается отыскать на литературном небосклоне.

Даже те писатели, которым удалось сохранить оригинальность, не перестают ощущать гнет литературной поденщины.

Барри Мальцберг, американский писатель, отстоявший свое право на самостоятельность после десяти лет непрерывной работы за машинкой (к сорока годам он был автором 22 романов и 250 рассказов), написал в 1979 году совместно с Биллом Пронцини рассказ «Ринг для прозаиков», в котором изобразил похожий на матч профессиональных боксеров поединок двух сочинителей — ветерана и начинающего. По условиям соревнований они должны «выдать» повесть длиной 10 тысяч слов на одну из заданных тем (например, «инопланетный секс»), отрываясь от машинки только затем, чтобы выпить положенную порцию кофе — задержки в «плавном течении повествования» наказываются штрафными очками. Вымышленными в этом рассказе являются только конкретные подробности проведения соревнований, по существу, это отклик на злобу дня. Равнодушно читать это невозможно: настолько остро чувствуется боль художников за талант, который топят в омуте низкопробных штампов на потребу публике.

Ретроспекция, свойственная литературной и критической практике писателей-фантастов семидесятых, фокусируется по преимуществу на двух моментах исторического развития научной фантастики — на «Франкенштейне» Мэри Шелли и н. а журнальной фантастике. В чем причины концентрации внимания именно на них, а не на творчестве, скажем, Герберта Уэллса или Жюля Верна? Преобразующая роль Уэллса и Верна никем не отрицается, но многие исследователи сегодня склонны считать именно «Франкенштейна» М. Шелли первоистоком современной научной фантастики и видеть ее непосредственное основание в журнале «Поразительная научная фантастика», «поставившего на ноги» в 30-40-е годы когорту наиболее известных американ ских и английских фантастов старшего поколения.

«Самоанализ» писателей, споры о причинах, побуждающих именно теперь писать фантастику, критические обзоры новых книг и фильмов на страницах научно-фантастических журналов, речи на «всемирных» конгрессах по проблемам, которые волнуют умы фантастов, составление антологий «лучших рассказов года» — все это было поиском путей развития научной фантастики. В семидесятые годы фантастика «поднимается на метауровень», вырабатывается набор понятий, терминов, категорий, позволяющих более верно и глубоко судить о ней.

Как же осознают сегодня писатели бытие научной фантастики? Что нового принесла она в мир? Как изменила восприятие жизни читателями и писателями? Как сама изменилась?

Остановимся на творчестве двух американских писателей — Роберта Силверберга и Харлана Эллисона.

Роберт Силверберг — один из наиболее плодовитых писателей-фантастов, авторитетный антологист. В 1976 году вышла его книга «Игры Козерога», состоящая из восьми рассказов, написанных с позиции переосмысления традиционных тем научной фантастики. Особый интерес представляет рассказ «Зал Славы научной фантастики» — о соотношении научной фантастики и действительности в сознании читателя.

Это внутренний монолог, перемежающийся вставками абзацев из научно-фантастических произведений разных авторов со страниц журналов 40-50-х годов. Силверберг опубликовал свои первые рассказы в середине пятидесятых, таким образом, вставки характеризуют также и его круг чтения в те годы. Безымянный герой рассказа пытается постичь причины своего пристрастия к фантастике, не ушедшего вместе с юностью, а, напротив, превратившегося в нечто вроде наваждения. На работе над ним подтрунивают, видя в постоянном чтении лишь чудачество.

Сам же он, размышляя над своим отношением к научной фантастике, то так же, как и большинство окружающих, считает, что это эскапистская развлекательная литература, то приходит.

К выводу, что ее нельзя не ценить за проникновение в суть вещей. Чтение фантастики выработало у него способность мыслить логически в многомерном пространстве, смотреть на мир одновременно с многих точек зрения. Оно позволяет также взглянуть отстраненно на происходящее вокруг в транспортной толчее и деловой текучке, отметить в знакомых людях черты известных научно-фантастических героев. Силверберг анализирует сознание рядового члена американского общества семидесятых годов, который испытывает страх перед слишком неопределенным будущим. «Может быть, на самом деле я боюсь не сбивающего с толку многообразия миров будущего, а отсутствия самого будущего», — думает его герой. Он ощущает себя ходячим вместилищем заемного соображения, по первому требованию может ответить цитатой из любимого автора на любой вопрос. Все приводимые в рассказе отрывки заканчиваются вполне определенным разрешением конфликта, ответом на всякую поставленную проблему: влюбленные, надев телепатический шлем, достигают полного взаимопонимания; философы получают от думающей машины ответ на вопрос о сущности и цели жизни; путешествие в «машине времени» разрешает все сомнения о природе времени; ужасное инопланетное чудовище оказывается при ближайшем рассмотрении гостеприимным и любвеобильным. Решения и ответы не только положительны, но они всегда ясны и недвусмысленны.

Во время сна-путешествия герой отдаляется от Земли в космическое пространство и бесконечно долго странствует по коридорам, которые время от времени раздваиваются и ветвятся.

Навстречу ему движутся разнообразные существа, вид которых меняется в каждом новом коридоре, куда он поворачивает.

И наконец, он достигает центра вселенной, а вместе с тем спокойствия, тишины посреди бушующих галактик.

Преодолевая страх, который вызывают у него мрачные пророчества некоторых писателей, герой ищет в фантастике путеводную нить, способную указать ему единственно правильный путь в лабиринте возможностей.

Серьезный американский критик Томас Клэрсон отмечал в связи с другими произведениями мастерство Силверберга в выборе точки зрения, в построении повествования, видя в этом его творческий вклад в развитие научной фантастики. В рассказе «Зал Славы…» Силверберг также продемонстрировал возможности тщательного выбора типа повествования, достигнув своеобразного синтеза двух точек зрения в образе одного персонажа. Ни сам Силверберг, ни его герой не верят в возможность установления «галактической империи», в пространных рамках которой должны чудесным образом разрешиться все противоречия. Он рассматривает то самостоятельное бытие, которое обрели в сознании людей идеи и образы, ставшие для самой научной фантастики уже историей.

Сложившиеся стереотипы научно-фантастической литературы давно стали обузой для писателей и приелись думающим читателям. Джек Уильямсон, один из старейших американских фантастов, который выступил с первыми рассказами еще в 1928 году, в речи по случаю вручения ему почетной премии Небьюла в 1977 году сказал: «В ответ на технологическую лавину в нашем сознании произошел своего рода квантовый скачок.

Существующие общественные установления соответствовали уровням, технического развития, отдаленным от нас на сотни, тысячи и десятки тысяч лет. Чтобы выжить в век компьютеров, ядерной физики и генной инженерии, нам надо изменить всю систему нашего общества» [Jack Williamson. «The Next Century of Science Fiction-Analog», February 1978, Vol. XCVIII, № 2, p. 14.]

Процесс ломки непрост. В научной фантастике последнего десятилетия возникает также и обратное, ностальгическое стремление, тоска по «старым добрым временам».

Июльский выпуск 1977 года журнала «Фэнтези и научная фантастика» был почти полностью посвящен творчеству Харлана Эллисона, энергично вторгнувшегося в НФ в шестидесятые годы. Он приложил немало усилий к преодолению обособления научной фантастики от литературы «общего потока», ясно осознавая, что тень на ее репутацию как серьезного вида литературы бросает долгое существование в недрах журналов.

В 1967 году Эллисон составил сборник рассказов тридцати трех авторов под названием «Опасные видения», нарочито, можно даже сказать, агрессивно направленный на бесповоротную ломку журнальных стереотипов. И тот же Эллисон пишет в 1977 году рассказ «Джеффти пять лет», проникнутый ностальгией.

Герой рассказа Джеффти, на горе своим родителям, не растет и остается пятилетним. Не слабоумным, недоразвитым, а нормальным пятилетним ребенком на протяжении двадцати лет.

Джеффти — связующее звено с ушедшим безвозвратно миром 40-50-х годов, он воскрешает этот мир к жизни. С любовью Эллисон перечисляет названия популярных в те годы радиопередач, которые теперь вытеснены бесчисленными ансамблями рок-музыки и бюллетенями новостей, вспоминает даже точное время их трансляции. Джеффти именно оживляет минувшее, в полном смысле слова создает среду, где продолжают писать Эдгар Раис Берроуз, Стэнли Уэйнбаум и Генри Каттнер, хотя в реальном мире их давно не стало.

Почему же воскрешает Эллисон «старое доброе время»?

Именно потому, что теперь оно воспринимается как доброе. Все было просто и кристально ясно, убежденность в правильности решений проистекала из неколебимой уверенности в благотворности научно-технического прогресса для буржуазного общества. Теперь людские надежды рождаются с каждым восходом солнца и умирают с его заходом. В своем разочаровании люди начинают уделять непропорционально много внимания развлечениям, теряются в конвейере потребления. Эллисон видит опасность для общества в забвении хорошего ради лучшего, активно пропагандируемого идеологами общества потребления. «В безоглядном самоубийственном стремлении достичь Нового Будущего мир уничтожил сокровища простого счастья, залил бетоном площадки для игр, оставил поиски прекрасного», — с грустью пишет он. Люди современного буржуазного мира не выдерживают проверки добротой, не могут оценить щедрость Джеффти, который дарит им иной, более мягкий и светлый мир. Родители Джеффти подавлены мыслью о ненормальности сына и относятся к нему с опаской, перерастающей в подчеркнутую антипатию.

Его единственный друг, от лица которого ведется рассказ, все в той же погоне за лучшим теряет Джеффти. Ради собственной выгоды и призрачной помощи прогрессу (он владелец первого магазина телевизоров в небольшом городке), пытаясь услужить привередливому покупателю, отправляет Джеффти одного за билетами в кино, где подростки избивают его до смерти [Этот эпизод, к сожалению, не выдуман писателем. Он несколько лет изучал состояние детской преступности в США и посвятил этой теме две книги — «Драка» и «Опасные улицы» (1958].

Супергерои научно-фантастических произведений 30-40-х годов — это выдуманные тени, подобные разрекламированным кинозвездам или «героям» войны во Вьетнаме. И в научной фантастике распространяются пародии, насмешки над отжившим представлением о мире, которые, помимо социальной, несут также и форморазвивающую функцию.

В повести «Селено-тени 1870-х» американский писатель Рафаэл Лафферти в псевдодокументальном стиле повествует о суде, учиненном героями телепьес над их автором, в результате чего тот таинственно исчезает. Среди персонажей есть жестокая красавица, злодей, благородный герой, человек-паук, неизвестный, который является в последний момент и распутывает все узлы. Из пьесы в пьесу переходят эти персонажи, хотя названия их профессий и занятия меняются. По перечисленным типам героев можно убедиться в том, что Лафферти ставит стереотипных героев научной фантастики 30-40-х годов в прямую связь с героями вестерна. Это почти фольклорные персонажи, для функционирования которых автор уже и не нужен.

Соотечественник Лафферти Брус МакАллистер в рассказепародии «Победитель» пытается продолжить жизнь героя за рамки, которыми обычно прерывалось повествование. Молодой герой с помощью некоего профессора («безумного ученого») одерживает победу над враждебными инопланетянами, за что в награду ему достается профессорская дочь, МакАллистер описывает его жизнь после женитьбы, когда слава победы постепенно забывается, историческое поле битвы застраивается, а жена становится ворчливой. Ничего героического не остается в победителе, по сути дела, описана история разочарования человека при столкновении с жизнью.

В английской и американской литературе многочисленны также произведения, авторы которых пытаются переосмыслить взбудораживший в свое время умы и воображение современников «Франкенштейн» Мэри Шелли. Этот роман, созданный в 1817 году, в семидесятые годы нашего века словно магнитом притягивает к себе внимание также сценаристов и драматургов.

Переложения, подражания и пародии стали появляться уже вскоре после выхода романа в свет. В 1823 году Ричард Бринксли Пик написал пьесу «Самонадеянность, или Судьба Франкенштейна», тогда же шла на сцене пародия неизвестного автора под названием «Франк и кое-что еще, или Современная пропозиция», в котором пренебрежительно обыгрывалось звучание полного названия романа — «Франкенштейн, или Современный Прометей». Эти две постановки выражали два противоположных мнения о романе, развившиеся впоследствии в облегченную. трактовку Франкенштейна и его Чудовища как воплощения катастрофического потенциала науки. Акцент постепенно переместился На ужасающий облик и неуправляемость Чудовища (в фильме Джеймза Уэйли «Франкенштейн» с Борисом Карловым (1931) и особенно в фильмах-«продолжениях»- «Невеста Франкенштейна» и др.). Внутреннее сходство Франкенштейна и Чудовища было отмечено еще современниками Мэри Шелли.

В постановке «Самонадеянность, или Судьба Франкенштейна», о которой М. Шелли хорошо отзывалась, роли Чудовища и его создателя играл один актер — Т. Кук. Постепенно это привело к смешению двух героев, в английском языке появилось даже выражение «создать Франкенштейна». В результате перерождения образа Франкенштейна в продолжениях и переложениях он обрел вторую жизнь в массовом сознании.

Но если в массовом восприятии Франкенштейн и его Чудовище — это воплощение ужаса неизвестности перед таящимися в тиши лабораторий «дьявольскими изобретениями» ученых, то в научной фантастике обращение к произведению Мэри Шелли вызвано попыткой взглянуть на классику с позиций сегодняшнего дня. В начале семидесятых вышел роман Брайана Олдисса «Освобожденный Франкенштейн» (1973), тогда же Кристофер Ишервуд и Дон Бачарди написали телесценарий «Франкенштейн: То, что было на самом деле» (1973), в котором произошло своеобразное соединение «Франкенштейна» и «Портрета Дориана Грея» — Чудовище изображается вначале прекрасным и лишь постепенно становится отвратительным. В 1974 году отдельной книгой вышла пьеса канадцев Олдена Ноулана и Уолтера Лернинга «Франкенштейн, или Человек, ставший богом» — попытка очистить первоисточник от наносного.

Роман Мэри Шелли — это сложный синтез готики, просветительских идей и романтической трактовки героев и обстоятельств. Английский литературовед Эрнест Бейкер вычленяет такие основные элементы Готического романа, как тайна, чудо, стрйх и напряжение, сильное чувство и ужас. Восприятие массовым читателем готической стороны романа оттеснило на задний план большую часть его содержания. Новое по сравнению с гОтйкой было заложено во взаимоотношениях Франкенштейна и Чудовища. Именно на эту сторону романа и обращают вни мйнйе писатели-фантасты в семидесятые годы.

Франкенштейн стремился познать тайны природы, но это стремление отчасти абстрактно, потому что ему более важен сам процесс познания, чем его результат. Подробности создания Чудовища не были ему противны, хотя материалы приходилось доставать на кладбище, бойне и в анатомическом театре — он стремился довести работу до конца. Когда первое движение созданного существа подтвердило правильность идей, интерес пропал и осталось одно отвращение. Франкенштейн бежит от своего творения, испугавшись жеста благодарности существа, которое еще не умело говорить, но все же пришло поблагодарить своего создателя. Главная его вина по отношению к Чудовищу даже не в том, что он создал его безобразным, а в том, что, создав, он бросил его на произвол судьбы. Чудовище было для Франкенштейна лишь результатом эксперимента по искусственному воспроизведению жизни, и в том, что искра разума, таящаяся в уродливом теле Чудовища, разгорелась пожаром ненависти и мести, его вина. Мэри Шелли первая в художественной форме выразила мысль об ответственности ученого перед обществом за плоды своего труда.

В романе М. Шелли Чудовище — реализация идей, мастерства и мечты Франкенштейна. Чудовище — воплощение любви Франкенштейна к людям, но по милости своего создателя оно уродливо, поэтому его любовь проявляется в уродливой форме.

В семидесятые годы на первый план выступает трагедия существования отталкивающего внешне, но наделенного большой силой добра индивидуума в современном капиталистическом обществе, трансформирующем его облик и душу, толкающем на жестокость — трагедия противостояния конформизму. Тема божественного возмездия, которая во многом определяла логику развития образа Чудовища у Мэри Шелли, давно отступила на второй план, оттесненная обсуждением ставшего теперь насущным вопроса о сути гуманизма, его необходимости и оправданности.

Само понятие гуманизма распадается и теряется в мирах, обрисованных Брайаном Олдиссом в «Освобожденном Франкенштейне» (1973). Герой «Освобожденного Франкенштейна» Боденленд, который сквозь расползающуюся ткань пространства-времени проваливается в начало девятнадцатого века, в мир, где сосуществуют Мэри Шелли и ее герои, терзается дилеммой — предоставить событиям свободу развиваться своим ходом или взять «правосудие» в свои руки и уничтожить Чудовище и Франкенштейна. Боденленд выбирает действие, но образ убиенного Виктора преследует его во сне и наяву, моральные и все иные оправдания подавляются тяжестью снова и снова падающего после его выстрела тела. Сцена убийства Чудовища и его подруги выглядит как отвратительная бойня, совершенно уже бессмысленная, так как происходит вроде даже и не на Земле (к этому моменту «временная ткань» расползается уже настолько, что перемешиваются осколки параллельных и следующих друг за другом миров), а неизвестно где, следовательно, пропадает мотив спасения человечества от Чудовища.

В финале романа Боденленд, вцепившийся в пулемет и готовый прошить очередью каждого, кто к нему приблизится, уже абсолютно теряет человеческий облик. Дилемма оказалась практически неразрешимой для Олдисса.

В рассказе техасцев Стивена Атли и Хауарда Уолдропа «Черно как в яме, от полюса до полюса» (1977) также сплетаются несколько миров, но цель их сплетения совсем иная, нежели у Олдисса. Авторы видят основную причину несчастий Чудовища в том, что, создав искусственное, идеальное по духовным качествам, но безобразное внешне существо, Франкенштейн не подумал о том, чтобы создать для него мир, в котором оно могло бы жить. Поэтому Атли и Уолдроп поставили себе задачу сотворить мир для Чудовища. Они пытаются построить подходящий для этого «лоскутного человека» мир из кусочков, созданных воображением других писателей: Эдгара По, Германа Мелвилла, Жюля Верна, X. Лавкрафта, Эдгара Раиса Берроуза и других, менее известных авторов. Вначале складывается впечатление лишь лоскутной пестроты, но постепенно проясняется схема, по которой кусочки сложены. Для искусственного человека они избирают искусственную модель полой Земли, предложенную в начале девятнадцатого века Джоном Кливом Симмсом. Обитаемые внутренние сферы они заселяют с помощью различных писателей доисторическими животными, которые никогда не видели дневного света, и людьми, находящимися на первобытной и феодальной ступенях развития. Гарднер Дозоис, американский составитель антологии, поместивший рассказ Атли и Уолдропа в сборник научно-фантастических рассказов 1977 года, назвал его стилизацией. Но такое определение лишь очень приблизительно отражает его сущность. «Франкенштейн» Мэри Шелли не был стилизацией, хотя исследователи отмечают в нем мотивы и образы из произведений других авторов (Джона Мильтона, Сэмюэла Кольриджа, Эдгара По, Германа Мелвилла), в рассказе также выстраивается оригинальная конструкция из частично разобранных старых.

Гуманные принципы, заложенные в Чудовище при создании, оказались неприменимы даже в специально сконструированном для него мире. Но авторы не хотят оставлять читателю лишь сокрушенные надежды и сами верят в возможность их возрождения где-то в будущем, к которому нужно стремиться. «Несправедливо, что я должен быть так одинок», — говорит Чудовище с болью в своем покрытом швами и шрамами сердце.

Как мы видели, «ретро» в западной научной фантастике — не следование моде, а явление, вызванное как причинами, первоначально породившими эту моду в изобразительном искусстве, так и закономерностями развития научной фантастики как особой ветви литературы. Но так или иначе вряд ли на таком пути удастся обнаружить значительные ресурсы развития современной научной фантастики. Для истинного развития необходимы более значительные перемены как образной структуры произведений, так и его мировоззренческой основы.

ВАЛЕРИЙ CAHAPOB НЛО И ЭНЛОНАВТЫ в свете фольклористики

Массовому советскому читателю хорошо знакомы термины НЛО (неопознанные летающие объекты), УФО (английский термин для НЛО) и «летающие тарелки» (популярный термин для НЛО). Сведения о них публиковались в газетах, в научно-популярных статьях, авторы которых пытались объяснить, что же такое НЛО: неопознанные явления природы, инопланетные пришельцы, их зонды или просто вымысел? В свое время проблемой НЛО серьезно занимались в США. Созданная по инициативе ВВС США программа по изучению неопознанных летающих объектов, известная под названием «Проект «Синяя книга», после 22 лет своего существования была официально завершена в декабре 1969 года признанием того факта, что никакой проблемы НЛО не существует: все известные случаи наблюдений НЛО либо квалифицируются как мистификация и сознательный обман со стороны «очевидцев», либо поддаются идентификации как известные науке явления (атмосферное электричество, метеорологические явления, иллюзии и т. п.).

Проблеме НЛО до сих пор уделяется довольно пристальное внимание. Рассматриваемая в различных аспектах современной науки и техники, эта проблема, однако, не была еще предметом исследования как объект фольклористики. Тем не менее она имеет к фольклору самое непосредственное отношение: большинство сведений об НЛО основано на устных рассказах очевидцев. Число сообщений о якобы имевших место встречах с «летающими тарелками» и даже с энлонавтами (экипажем НЛО; другие термины: уфонавты, гуманоиды) продолжает неимоверно расти. Зарегистрировано несколько сот тысяч рассказов о наблюдении НЛО. Эти сведения тщательно собираются, систематизируются и анализируются.

Поскольку сообщения очевидцев хорошо документированы, это дает возможность для их всестороннего анализа. Однако в данной статье мы не будем рассматривать вопрос о достоверности этих сообщений, вопрос о реальности самих НЛО: нас буДет интересовать лишь повествовательная сторона с точки зрения фольклористики, то есть устные рассказы об НЛОйэнлонавтах как таковые.

Прежде всего охарактеризуем кратко объект нашего исследования. Это рассказы о встречах людей с таинственными летающими объектами и антропоморфными существами, которые якобы на них летают. Иногда просто «что-то летит и светится».

Чаще это объект круглой или цилиндрической формы («сигара»). В классической форме «летающая тарелка» — вращающийся дисковидный объект с куполом наверху, окаймленный разноцветными мигающими огнями. При посадке этих объектов на Землю видят внутри их и около них «людей».

Рассказ о встрече с НЛО или энлонавтами — это своеобразный отчет очевидца, свидетельское показание о странном, таинственном случае, нарушившем течение нормальной жизни.

За редким исключением это всегда документированный рассказ с указанием определенного лица, даты и времени события, места наблюдения, иногда с зарисовкой увиденного.

Уже это одно, на наш взгляд, позволяет отнести рассказы о встречах с НЛО к жанру несказочной прозы — меморатам, в частности, характеризовать их как былички. Быличка — это рассказ о конкретном случае, связанном с определенной местностью и определенными лицами. «Своеобразие формы былички определяется тем, что это рассказы о столкновении человека с потусторонним миром, рассказы не только о чем-то необыкновенном, но и необъяснимом и страшном».

Этим своеобразием отличаются и рассказы об НЛО. Рассказчик стремится подчеркнуть невероятность случившегося.

Необычность явления подчеркивается и описанием чувства страха. Рассказчица, например, сообщает, как она была перепугана «абсолютно ирреальным характером излучаемого света» НЛО, «охвачена сильным и «ненормальным» страхом, смешанным с «замешательством», словно она видела нечто такое, чего не должна была (видеть)».

Элемент страха часто присутствует в рассказах об НЛО, дается конкретное описание этого чувства в определенный момент наблюдения, иногда с подробными симптомами.

Рассказчик (Франция, Алье) сообщает, что, заметив в стороне от дороги большой полукруглый купол, который светился, но не освещал окружающие его предметы, он направился к нему. На полдороге его охватил «сильный и беспричинный физический страх, словно излучаемый этим предметом. Сначала это был страх физический (он почувствовал, что у него свело мышцы, поднялись волосы, мурашки пробежали по спине, началось сердцебиение…) и необъяснимый… Его разум не понимал реакции своего тела. Он остановился, так как почувствовал, что его охватывает страх психологический…» Этот страх сменился паникой, и рассказчик решил спасаться бегством.

Многие жители деревни Лара (Санта-Роза, Венесуэла) видят приземлившийся у реки дисковидный объект. Сначала боятся подойти, объясняя чувство страха темнотой и нестерпимым жаром, исходившим от места приземления НЛО: «…Нам показалось, что мы видели внутри двух маленьких людей, которые двигались автоматически, словно управляемые». Объект внезапно взлетает и за несколько секунд исчезает в небе.

Самая характерная черта былички — установка на достоверность — непременный элемент в рассказах об НЛО. Это определяется не только тем, что рассказчик стремится подчеркнуть достоверность своего сообщения: «Наконец, я клянусь, если нужно, повторить перед распятием, что мы видели таинственный объект», но и всеми событиями, окружающими это сообщение: «Свидетель утверждает, что сразу же информировал об этом полицию».

В заброшенной военной крепости (Италия) рассказчик видел странное существо около 1,2 метра ростом, хрупкого телосложения, в черной одежде, плотно облегающей тело. В той части, которая покрывала голову, на месте глаз — две прорези. У него странная и неуклюжая походка, «словно он скользил над землей». Через 10 минут исчез, словно улетучился!.!

Полиция или обследователи из местного общества по изучению НЛО встречаются с рассказчиком-очевидцем для расследования случая на месте: заполняют соответствующие анкеты, делают замеры на местности, уточняют метеосводку на час наблюдения и т. п., иногда проводят психиатрическое обследование очевидца. В заключение составляется отчет о наблюдении НЛО со всеми необходимыми документами, который поступает в архив общества, а сама быличка включается в соответствующий массив данных (во многих организациях — файл на перфокартах). Эти обстоятельства способствуют чрезвычайно четкой привязанности события к месту, времени и определенному лицу.

Рассказ о встрече с НЛО — это рассказ об исключительном событии, и рассказчик всегда подчеркивает внезапность, неожиданность этой встречи (что вообще характерно для быличек): «Его появление было внезапным». Иногда внимание привлекается неожиданным странным звуком, чаще светом.

Три подростка (Солсбери-Норт, Австралия) отдыхают на поляне в 10 метрах от лежащих на земле велосипедов. Внезапно замечают, что их велосипеды освещены пучком света диаметром около 3 метров. Один из них подбегает, намереваясь «просунуть» правую руку в эту колонну света, но его отбрасывает в сторону метра на три. Через несколько секунд они видят, как в нескольких метрах от них быстро поднимается голубовато-зеленый объект конической формы. Слышат звук, похожий на приглушенный рев взлетающего реактивного самолета.

Иногда рассказчик говорит, что он «вдруг почувствовал на себе взгляд».

Очевидец работает в поле (Дания, Центральная Ютландия). Почувствовав на себе взгляд, оглядывается: в 35 метрах от него стоит странный летательный аппарат овальной формы с надстройкой металлического серого цвета. Перед ним два «человека», смотрят на рассказчика. Он неприятно поражен, нервничает, подумав, что если те подойдут, то будет бросать в них камнями. В этот же момент энлонавты посмотрели друг на друга, и рассказчик помнит только ослепительную вспышку света, после чего они исчезают за несколько секунд без малейшего звука.

В очень редких случаях встреча не является неожиданной, напротив, ее иногда даже подготавливают, но рассказы об этом уже выходят за рамки быличек, превращаясь иногда в целые литературные произведения.

Преподобный отец М., офицер ВВС Франции, священник при военно-воздушной базе, проводит сеансы гипноза. Мальчик лет 14–15, погруженный в гипнотический сон, без какого-либо побуждения со стороны гипнотизера вдруг начинает говорить о прохождении в этом районе в скором времени НЛО и их посадке на Землю. Место, время и дата не указаны. Он лишь добавляет, что это произойдет в связи с полнолунием. М. приглашает на сеанс своего друга, профессора немецкого языка в лицее Оранжа. Не сообщая ему о целях сеанса гипноза, усыпляет его и просит дать сведения об НЛО. Профессор сообщает, что через три дня между 23 и 24 часами в Сен-Жиле должна будет произойти посадка нескольких НЛО. М. берет группу из семи человек, и на машине они едут в Сен-Жиль; останавливаются на холме, возвышающемся над городком.

Около 23 часов видят на юго-востоке большой электрический голубой шар, Потом еще четыре. Через несколько минут шары оказываются прямо над городком и начинают вертикально снижаться. Наблюдатели пытаются отправиться на машине к месту посадки, но поддаются паническому страху и уезжают прочь.

Хотя в отличие от быличек о мифологических персонажах (лешем, водяном и т. п.) в рассказах об НЛО и не подчеркивается мрачность обстановки или таинственность содержания, в большинстве случаев действие происходит в темноте — вечером, ночью или ранним утром.

Статистическая обработка рассказов о встречах с НЛО и энлонавтами в целом свидетельствует о том, что большинство их приходится на период 19–22 часов вечера. Это справедливо также и для отдельных стран. Например, в Испании большинство встреч происходит между 20 и 21 часом вечера и в два часа ночи. Место действия обычно уединенное и пустынное: берег реки, поляна в лесу, холм. Часто НЛО встречаются на дороге, но именно тогда, когда кругом нет ни души.

Рассказчик по имени Антуан (Франция), «не имевший об НЛО и уфологии никакого представления», идет собирать грибы в местечко, называемое Бедарриды. Место отдаленное, расположено на горе Реаль. Выйдя на поляну, видит у опушки человека ростом около 1,2 метра, затем второго такого же.

Увидев Антуана, они испускают звук, похожий на крик, и удаляются в кустарник. Через 2–3 секунды оттуда медленно поднимается в воздух яйцевидный объект матово-сине-серого цвета, около 5 метров длиной и 2 метров высотой. Звука не слышно, кроме легкого шипения. Поднявшись на высоту б метров, с большой скоростью удалился.

В отличие от быличек, повествовавших о чертях и ведьмах, леших и водяных, русалках, домовых и т. п., современные былйчки рассказывают о странных летающих объектах и их пассажирах, которые, однако, унаследовали многие черты своих предшественников. Прежде всего это существа антропоморфнйё. Как и в быличках, например, о лешем, который может идать огромный рост или же быть вровень с травой, энлонавты в рассказах очевидцев также встречаются и огромного роста (до 3 метров), и очень маленькие (в среднем около 1 метра, но есть рассказ и о человечках ростом 33 сантиметра).

В описании внешности энлонавтов иногда четко видны черты, роднящие их с образом лешего, водяного или черта: покрытые волосами человекоподобные существа с рожками на голове и большими клыками или с зелеными лицами, красной кожей, с круглыми, как у рыбы, глазами.

Крестьянин (Польша), проходя через лес около 8 часов утра, встречает двух странных существ с зелеными лицами и раскосыми глазами. Их одежда похожа на скафандр черного цвета, двигаются они, «мягко подпрыгивая». Разговаривают между собою странными односложными словами. Как сообщает рассказчик, они жестами пригласили его в свой летательный аппарат, висевший на уровне верхушек деревьев. В аппарате оказалось еще несколько таких же созданий, которые «выслушивали» его с помощью прибора, напоминающего прибор, применяемый в рентгеноскопии. Они предложили ему съесть «что-то вроде прозрачного студня», но он отказался.

Этот образ, однако, не характерен: он не соответствует духу времени. Поэтому в большинстве случаев энлонавты предстают в быличках как вполне нормальные люди пропорционального телосложения.

Избегая в некоторых случаях контактов с людьми, энлонавты не улетают, а просто исчезают с глаз. Если леший или черт «пропадали с глаз», стоило только упомянуть имя господа или перекреститься, то современные энлонавты не боятся этого — они просто не хотят, чтобы их видели люди. Для этого они иль «улетучиваются», или их светящиеся летающие объекты гаснут, пропадая из виду, словно выключили свет.

Жан-Клод Жезит, 20 лет, и еще трое возвращаются ранним утром в Мюлуз (Франция). Подойдя к лесу, замечают в небе огромный оранжево-красный шар, который начинает быстро спускаться к земле буквой «зет». Очутившись над деревьями, начинает спускаться медленно и приземляется на поляне в 300 метрах от очевидцев. Диаметр шара — 50 метров. Когда они направляются к нему, он сразу же исчезает, будто погас.

Если встреча все же происходит, то это описывается по традиционной схеме быличек. Например, очевидец может окаменеть, не имея сил двинуться с места.

Женщина смотрит в окно из своей комнаты от противоположной стенки (Дания, Восточная Ютландия). Окно выходит на юг, вид на озеро. Низко над озером висит большой красноватый объект, верхней части его не видно. Однако рассказчица не может подойти к окну, считает, что это вызвано действием объекта. Внимание ее привлечено деталью внизу объекта. Она считает это «энергетической завесой». Выглядит так, будто энергия забирается из воды. «Это» сияет всеми цветами радуги и мерцает, как северное сияние. Через несколько минут- объект накреняется, и «завеса» исчезает, видно совершенно плоское дно объекта, и похоже, что к воде идет труба-от объекта, которая затем втягивается. НЛО поднимается и удаляется. Рассказчица, по ее словам, не могла сдвинуться с места еще несколько минут.

Раньше лешие подсаживались в телегу или в сани: «Лошади останавливаются, никакие усилия кучера не могут их сдвинуть с места». Теперь аналогичное происходит с современными транспортными средствами — автомобилями или моторными лодками.

Полицейский Эвальд X. Моруп (Дания) возвращается домой на патрульной машине. «Вдруг машину осветило ярким голубоватсьбелым светом, и в то же время двигатель остановился. Фары машины также погасли, даже лампочка зажигания… Яркий свет, напоминающий неоновый, снаружи был настолько ослепительным, что ничего нельзя было разглядеть. Когда я взял микрофон и попытался вызвать участок, оказалось, что радио было точно так же «мертво», как и все остальное электрооборудование в машине… Из объекта, зависшего над машиной, исходил конус света, который вскоре стал втягиваться в НЛО: основание светового конуса стало подниматься, так что под ним становилось темно. Через 5 минут свет был полностью втянут, и объект удалился. Тотчас все лампочки снова загорелись и машина заработала».

Рассказчики, двое пожарных, в свободное время ловят рыбу, плывя в лодке по Дайкскому каналу (США). Внезапно словно ниоткуда появляется круглый, очень ярко светящийся шар около 4,5 метра в диаметре. Прошел над ними и завис на высоте около 23 метров. Сопровождает их на расстояние около 3 километров. Внезапно движение прекратилось: мотор ревет, вода пенится, но лодка не движется. Пожарные переговариваются между собой, но пошевелиться не могут: «гравитационные силы слишком велики». Вскоре НЛО уходит, и лодка рванулась вперед, так что люди в ней перевернулись (сравните в рассказе о лешем: «…Не успел кучер сказать: «Что такое, господи», как лошади рванулись, дуга разлетелась пополам и старичка как не-бывало»). Один из рассказчиков сообщил также, что волосы У него «стояли дыбом, как проволока».

В быличках об НЛО встречаются случаи, напоминающие рассказы о лешем или черте, когда они «водят» человека или напускают мороку.

Эвлонавты, так же как и лешие, водяные и прочая нечистая сидву склонны похищать детей и взрослых. Например, согласно полившимся в печати сообщениям о случае в Бразилии, Мануал Роберто, 11 лет, утверждает, что он был похищен вместе сверзим двоюродным братом Пауло 20 января 1978 года летающим объектом. Он был обнаружен в субботу, 21 января, в Рондонополисе в 500 километрах от своего дома и рассказал, что его с братом взяли на борт светящегося объекта, в котором находилось восемь человек маленького роста, одетых в красное, с железными кольцами на груди. Они не разговаривали ни между собой, ни с детьми, только давали им что-либо понять глазами, например, указывали, куда сесть. Энлонавты также дали детям выпить какую-то жидкость. Очутившись один, Мануэл не смог объяснить, что стало с его братом.

Потеря памяти — характерный признак многих встреч с НЛО, как это типично и для встреч со старыми мифологическими или сказочными персонажами: человек либо просто забывает, что с ним было, либо сообщает о запрете говорить о случившемся с ним.

Капрал Армандо Вальдес и еще шесть человек (Чили, военный патруль) спят у костра. Двое стоят на карауле. В 4 часа 15 минут караульный сообщает капралу, что невдалеке, видимо, приземлились два ярких объекта, окрашенных в фиолетовый цвет. Вальдес отправился разузнать, что это за огни, но, по словам караульных, попросту исчез с глаз, отойдя на несколько метров. Примерно через 15 минут он появляется среди них: трясется, пытается что-то сказать, но голос его кажется чужим.

Караульные говорят, что Вальдес якобы сказал: «Вы не знаете, кто мы есть и откуда мы пришли, но скоро мы возвратимся».

Чаеы на руке Вальдеса остановились в 4 часа 30 минут, что совпадает со временем его возвращения, но дата на их календаре стояла на пять дней вперед. Члены команды заметили таюке, что его лицо, бывшее чисто выбритым, оказалось обросшим, как если бы он не брился дней пять. Сам Вальдес не может вспомнить, что с ним случилось, опомнился он лишь сидящим у костра и чувствуя себя «очень странно». Капрал, следуя быличке, сказал: «Я хотел бы восстановить свою память о тех 15 минутах. Я даже желал бы, чтобы меня загипнотизировали, чтобы извлечь информацию о том, что случилось».

Кен Роджерс, председатель Британского общества по изучению НЛО, более часа ведет машину в сельской местности. Поднимаясь на холм, замечает слева вверху яркий огненный шар, сразу тормозит и выходит из машины. Объект движется через дорогу и спускается в поле в 800 метрах от наблюдателя. Кен бежит по дороге и через поле к стоящему НЛО. Дальнейшее неизвестно. «Результат его встречи с объектом был достаточен, чтобы поместить его с нервным расстройством в больницу».

После выписки Роджерс отказался от должности председателя общества и сжег все свои архивы, работу всей своей Жизни, сообщив: «Я должен был сделать это. Я не могу сказать вам, почему». О своей встрече только сказал: «Я встретил существ из другого мира, можете мне верить или нет». И еще: «Никого на людей, занимавшихся крупными исследованиями НЛО в Британии в начале 60-х годов, сейчас нет с нами. Это, откровенно говоря, ужасно страшит меня». В этой быличке налицо компоненты сказочного мотива: встреча «героя» с таинственным существом, запрет рассказывать об этом и даже намек на последствия нарушения этого запрета: смерть.

По сравнению со старой быличкой некоторые былички об НЛО отражают веяние нового времени: они обходят запрет на рассказ. Обследователи из обществ по изучению НЛО, пользуясь методом гипнорепродукции, восстанавливают память рассказчика под гипнозом и заставляют его рассказать о случившемся.

Три женщины, домохозяйки, уважаемые в своем небольшом городке, возвращаются домой после позднего ужина в Станфорде (штат Кентукки, США), в 29 милях от дома. Внезапно в полутора километрах к западу от города они увидели дисковидный объект, «большой, как футбольное поле», с ярко пылающим белым куполом и рядом красных огней по краю диска.

НЛО остановился над их головами, затем сделал круг позади автомобиля: «Какая-то странная сила стала тянуть машину назад…» С этого момента женщины ничего не помнят. Лишь через 80 минут они увидели уличные огни при въезде в Хьюстонвилл, в 13 километрах от того места, где они встретились с НЛО. Под глубоким гипнозом все три показали, что их «вынули» из машины и содержали в странной камере. Каждая из них была подвергнута насильственному «пугающему» и болезненному осмотру, прежде чем они увидели себя вновь в машине.

Трагический исход — нервное потрясение и даже смерть или просто последующая болезнь — характерен и для старых быдичек: «После встречи с лешим, русалкой, водяным, хозяином земных недр человек начинает задумываться, становится мрачным, угрюмым, пропадает или даже гибнет», В быличках об НЛО имеются аналогии и другим сюжетным элементам, характерным для старых быличек о лешем и прочей нечистой силе: обращение лешего грибом, предложение еды, высыхание молока у коров в результате происков ведьмы, неуязвимость для обыкновенной пули и т. п.

Рассказчик, господин Карле, ведет машину, темно. Вдруг посреди дороги впереди замечает «оромный белый гриб» высотой 3 метра, который пританцовывал. Он притормаживает и медленно едет дальше — гриб начинает двигаться тоже, выдерживая расстояние. Рассказчик пытается объехать гриб, но тот не дает. Предполагая все-таки, что это галлюцинация, Карле, улучив момент, когда гриб находился от него на расстоянии около 20 метров, вдруг резко ускоряет ход и устремляется прямо-через свой «мираж». Раздается металлический звук, гриб «вскакивает» на капот и отклоняется вправо, «задев переднее ветровое стекло». Обернувшись назад, Карле видит, что гриб перебрался через канаву и исчез за забором. Данный случай относятся именно к быличкам об НЛО на том основании, что огромный гриб в данном случае и есть НЛО: шляпа гриба — диск с куполом, его ножка — конус света.

Лейтенант авиации Роман Собински, живущий теперь в Ричмонде (США), утверждает, что он примерно в течение 5 минут наблюдал круглый диск или шар, следующий за его самолетом над Зейдер-Зет, когда он возвращался с бомбардировки Эссена. Первым заметил его хвостовой стрелок, и, когда Собински подтвердил, что тоже видит его, и увидел, что НЛО быстро приближается к самолету, он дал указание открыть по нему огонь. Несколько выстрелов, казалось, попали в цель, но не произвели на НЛО никакого действия.

Все это позволяет сделать вывод о том, что рассказы об НЛО и энлонавтах — это действительно типичные былички, тесно связанные с народными поверьями. Поэтому следует, на наш взгляд, уточнить утверждение о распаде быличек как жанра, об их «деградации и умирании» в наше время: можно лишь говорить о распаде или трансформации сюжета. Не быличка превращается в сказку или даже в анекдот, а сюжет, характерный прежде всего для быличек, теперь переходит в жанр сказок или анекдотов. Но на смену этому сюжету приходит другой. В данном случае быличка полностью сохранила свою форму, изменились ее «герои»: на место устаревших чертей и леших с их телегами и тарантасами пришли энлонавты с их «летающими тарелками». И эта замена произошла даже не на основе абсолютно нового сюжетного материала: он зрел, можно сказать, в течение многих веков. Классическим примером НЛО и энлонавтов древности является видение Иезекииля: «И я видел, и вот бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня; и из средины его видно было подобие четырех животных… И вид этих животных был как вид горящих углей, как вид лампад; огонь ходил между животными, и сияние от огня и молния исходила из огня… Над головами животных было подобие свода, как вид изумительного кристалла, простертого сверху над головами их… А над сводом, который над головами их, было подобие престола по виду как бы из камня сапфира; а над подобием престола было как бы подобие человека вверху на нем. И видел я как бы пылающий металл, от вида чресл его и выше и от вида чресл его и ниже я видел как бы некий огонь, и сияние было вокруг него…» Последующие века также сохранили рассказы о встречах с НЛО и энлонавтами. Даже сам термин «летающие тарелки» возник не в 1947 году, как обычно считается, а вероятно, гораздо раньше.

(В 1947 году летчик Кеннет Арнольд видел НЛО над Скалистыми горами и назвал их «летающими тарелками», после чего этот термин прочно вошел в американскую прессу и в последующие публикации.) 1893 год, Австралия, Новый Южный Уэльс. Фермер утверждает, что на его участке приземлился воздушный объект, имевший форму тарелки. Когда фермер приблизился, из объекта вышел человек в странной одежде и осветил его своего рода «фонарем». Фермера бросило наземь и оглушило. Когда он пришел в себя, ни пришельца, ни объекта не было видно. По его словам, рука, на которую попал луч «фонаря», осталась парализованной на всю жизнь.

Имеются и более ранние сведения. Так, Джон Мартин, фермер, живший в нескольких милях южнее Денисова (США, штат Техас), видел 24 января 1878 года темный объект в форме диска, летящий «с удивительной скоростью», и применил для его описания слово «блюдце» (традиционно переводится как «тарелка»).

Сохранился и основной признак быличек как жанра — вера в достоверность рассказанного. Вера в НЛО как в «персонаж» отмечается даже тогда, когда рассказчик видел действительно реальный, земной объект. Иногда сами рассказчики, рассказывающие типичную быличку об НЛО и энлонавтах, утверждают, что видели вполне реальный земной объект, который они себе представляют в зависимости от обстановки или от своих политических предрассудков.

15-летний мальчик идет по тропинке в поле. У подножия холма замечает трех человек, одетых в темно-зеленые блестящие костюмы. На голове плотно сидящие шлемы такого же цвета. Они подходят к круглому куполообразному объекту и вдруг исчезают, а аппарат бесшумно взлетает вертикально вверх и тоже исчезает с огромной скоростью. Так как дело было во время оккупации Дании фашистами, он и его мать посчитали, что это были немцы и что они никому не должны говорить об этом.

Так и рассказчица, сообщившая о виденном ею светящемся летающем объекте с убирающимся конусом света, считает, что этот НЛО был «русским разведывательным летательным аппаратом», а рассказчик, видевший энлонавта и поднявшийся в воздух НЛО, утверждает, что «это китайцы, прилетевшие на секретном шпионском аппарате». В большинстве случаев, однако, рассказчики убеждены, что они встречались именно с НЛО и энлонавтами, ставшими, таким образом, новым «персонажем» в народных представлениях о потусторонних силах. Более того, их видят даже там, где явно ничего таинственного не было.

Так, рассказчица, видевшая медленно движущийся объект причудливой белой формы, на вопрос обследователя: «Может быть, это облако?» — отвечает: «Да, я знаю, что оно выглядело так, но я думаю, что это был НЛО, замаскированный под облако».

Подобные случаи красноречиво свидетельствуют о том, что среди населения различных стран распространяется вера в НЛО, пришедшая на смену вере в другие образы народных верований. При этом не имеет значения, что в действительности видел рассказчик — шаровую ли молнию, неизвестное атмосферное явление или — чем не шутит устаревший черт? — инопланетный корабль, или же все это ему пригрезилось.

Важно то, что он верит в действительность случившегося и верит, что видел именно НЛО. Это говорит о том, что старая быличка жива не только по своим жанровым, но и по композиционным особенностям, характеру бытования и функциональной направленности.

«Техника — молодежи», 1979, № 9.