Фантастика 1991

Андрей Самохин Хомут на пустоту

В самом центре Москвы, в подвальной лаборатории Московского института народного хозяйства имени Г. В. Плеханова, горят лампочки, которые питаются от пустоты, а точнее — от всепроникающей энергонасыщенной субстанции, которую ошибочно назвали вакуумом. Руководитель лаборатории — один из ведущих специалистов страны по диагностике плазмы профессор А. Чернетский считает, что модель плазменного генератора, созданная им вместе с коллегами, не что иное, как прообраз будущей экологически чистой энергетики: электростанций, транспорта, двигателей самолетов и космических кораблей.

Электрическая схема профессора Чернетского настолько проста, что на первый взгляд кажется наглядным пособием для школьного урока физики. Переменный ток из электросети, силовой трансформатор, конденсаторы, катушки индуктивности, разрядник, несколько обычных лампочек накаливания, амперметр, вольтметр. Вот, пожалуй, и все. Что необычного можно получить из такого набора элементов?

Чернетский подает в схему небольшой ток: стрелки приборов еле отклоняются от нуля, лампочки слабо мерцают. «Внимание!» — говорит профессор, «зажигая» разряд. Между двумя электродами из твердого сплава возникает синяя пульсирующая нитка плазмы. И вдруг одновременно с этим лампочки без всякой видимой причины вспыхивают ослепительным светом. Стрелка вольтметра остается в покое, зато стрелка амперметра резко перепрыгивает несколько делений, свидетельствуя о двукратном увеличении силы тока. Так продолжается до тех пор, пока профессор не выключает разрядник. Чернетский испытующе смотрит на очевидца: «Энергия, поступавшая в цепь из сети, не менялась. Как вы думаете, откуда взялся дополнительный ток?»… Открытие было сделано около пятнадцати лет назад и началось с парадокса. При испытании плазменного высокочастотного генератора однажды не сошелся баланс вкладываемой и получаемой энергии. Коэффициент полезного действия оказался… гораздо больше единицы, чего, как известно, не бывает.

Святая святых — закон сохранения энергии — стоял за спиной физиков как неумолимый обвинитель. Сперва ученые предположили самое простое: в расчеты вкралась ошибка. Однако, тщательно проверив эффект при повторных опытах на разных схемах, убедились: «выход» энергии упрямо оказывался больше «входа». Таинственный разряд, стимулирующий выделение дополнительной энергии, назвали самогенерирующим.

Измерения показывали: часто мощности, рождающиеся из этого разряда, поступали обратно в сеть, то есть работали как будто две электродвижущие силы, включенные последовательно. Пытаясь объяснить экспериментальные данные, ученые, по сути, искали доводы в защиту невероятного. Один из таких доводов оказался довольно сильным — однажды вопреки всем законам сгорела мегаваттная электроподстанция в МАИ, где Чернетский и его коллега, кандидат технических наук Ю. Галкин проводили эксперимент на мощной плазменной установке. Произошло это, когда при достижении критического режима работы в генераторе «родился» и пошел обратно в сеть ток такой силы, что отказали предохранители, рассчитанные на короткое замыкание. Уже потом ученые отыскали в литературе упоминание о том, что в начале века в США при похожих обстоятельствах сгорела электростанция знаменитого югославского электротехника Николы Тесла.

Чернетский и Галкин уверены: Тесла занимался такими же опытами, но не опубликовал полученных результатов. И еще в одном оба ученых уверены: объяснение загадочного эффекта — в энергии вакуума, частичное преобразование которой в электрическую они объясняют, пользуясь понятиями квантовой физики.

Какое будущее видит у своего открытия исследовательская группа Александра Чернетского? Об этом рассказывает Юрий Галкин:

— В самом начале работы была создана модель плазменного генератора, основанная на самогенерирующем (СГ) разряде и превосходящая все существующие промышленные образцы СВЧ- и ВЧ-генераторов по мощности и энергоэкономичности. Такие плазмотроны можно с успехом использовать в плазмохимии, плазмометаллургии и других областях промышленности.

Мы разработали теоретическую модель маршевого ракетного двигателя на СГ-разряде: малогабаритный плазмотрон вместо громоздких энергоемких двигателей современных ракет. Питаясь от источника тока с напряжением чуть ли не десяток вольт, СГ-плазмотрон сможет развивать мощность, достаточную для взлета большого космического корабля! Черпая энергию из окружающего космоса-вакуума, ракета сможет лететь практически неограниченное время. Прошлые попытки использования плазмотронов в роли двигателей оканчивались неудачей, так как при сильной электронной и ионной бомбардировке в процессе работы быстро сгорали электроды. СГ-разряд не разрушает электродов. Не начинают ли сбываться мечты человечества о космических одиссеях?

Естественно, такого рода двигатели найдут себе применение и в земной технике передвижения: самолетах, поездах, автомобилях. Логическим следствием открытия было бы и создание новой альтернативной энергетики.

Небольшие первоначальные источники энергии: миниатюрная ГЭС, ветряной движок, солнечная батарея, усиленные с помощью СГ-разряда, превратились бы в колоссальный потенциал электроэнергии. Дешевые, абсолютно чистые экологически плазменно-вакуумные электростанции со временем вытеснили бы дорогие и опасные для окружающей среды АЭС, ТЭС, крупные ГЭС. Уже сегодня мы можем построить станцию, которая обеспечит электроэнергией небольшой поселок или предприятие.

Пойдет ли вакуумная энергетика по пути строительства сверхкрупных станций и будет ли использовать существующие линии электропередачи?

Или создаст разветвленную сеть мелких электростанций? Это покажет время. Во всяком случае, при условии серьезной материальной базы исследований наша группа в течение трех-четырех лет может разработать проект вакуумной электростанции, сравнимой по мощности с нынешними мировыми гигантами.

— Мы не ограничивались только вопросами энергетики, — продолжает Галкин. — Был проведен ряд уникальных опытов по воздействию изучения СГ-разряда на рост растений, ядерные процессы, кровь, запаянную в ампулы. Облучая сине-зеленую водоросль спирулину (которую нередко называют «пищей будущего» из-за повышенного содержания питательных веществ и простоты выращивания), мы добились ускорения ее роста в несколько раз с параллельным удвоением общей биомассы. При облучении овощей наблюдалось резкое повышение иммунозащиты от бактерий. Морковь, например, после десятиминутного воздействия излучением генератора хранилась вдвое-втрое дольше необлученной. Эти опыты проводились совместно с кафедрой микробиологии МИНХ имени Г. В. Плеханова.

— Я — не теоретик, я — экспериментатор, — любит повторять Александр Чернетский, — поэтому не буду утверждать, что во всех деталях нашей концепции мы правы. Гораздо важнее на сегодняшний день другое — мы имеем неоспоримые экспериментальные данные, говорящие о возможности создания принципиально новой, экологически чистой энергетики. Самым важным на сегодняшний день наша группа считает скорейшие промышленные разработки по вакуумной энергетике в международном масштабе. Только быстрая замена существующих способов энергообеспечения городов и сел, производства и транспорта может спасти человечество от экологической катастрофы.

Владимир Щербаков Пища богов — главный секрет океана

Герой шумерского эпоса, царственный Гильгамеш, после долгих приключений узнает о секрете вечной молодости. Он достает с морского дна цветок, который должен подарить ему непреходящую юность. Но змея похищает цветок. С тех пор змея сбрасывает кожу круглый год и не стареет до смерти.

Но люди утратили, таким образом, этот секрет. В Библии говорится о древе жизни, плоды которого дают бессмертие. Греческие мифы повествуют о пище богов с таким же действием. Скандинавские мифы говорят о молодильных яблоках. И все же древнейшие источники, в том числе шумерские и древнегреческие, связывают пищу богов с океаном. Это главный секрет океана.

История «закодирована» в мифах. Чтобы понять ее, необходимо посмотреть на события и героев мифов сквозь призму жизненных реалий. И тогда откроется любопытная вещь: боги при всем том, что они наделены необыкновенной физической силой и прекрасным внешним обликом, в общем-то — обычные люди, во всяком случае, по своему эмоциональному складу. Только одним они существенно отличаются от людей — бессмертием. А может быть, под бессмертием понималось невероятное, с точки зрения обычного человека, долголетие? Конечно, жизнь в несколько сотен лет восприниматься иначе, как божественный дар, не могла. Но кто же они, откуда, как говорится, родом эти боги, познавшие тайну бессмертия? Сады Гесперид, Олимп, Асгард, борьба с фантастическим змеем Иллуянкой у хеттов, со змеем Апопом у египтян — все это эпизоды, вполне вероятные для реальности эпохи атлантов.

Где располагалась Атлантида? На этот счет есть два мнения. Первое: Атлантида — это Крит и близлежащий архипелаг Санторин. Во втором тысячелетии до нашей эры она была практически уничтожена во время извержения вулкана. Второе: Атлантида располагалась там, где указал Платон, то есть за проливом Гибралтар в Атлантике. Древнегреческий мыслитель привел также весьма приблизительную дату гибели своей Атлантиды: двенадцать тысяч лет назад (если вести счет от нашего времени).

Катастрофа на Санторине в последние десятилетия документально. подтверждена учеными-археологами. Катастрофе, происшедшей намного раньше в Атлантике, уделяется значительно меньше внимания, многие даже считают, что ее доказательств нет и говорить об этом, то есть об Атлантиде Платона, преждевременно.

Однако в самое последнее время стало известно, что задолго до извержения вулкана на Санторине вся наша планета пережила небывалый катаклизм. О том свидетельствуют разрозненные данные, относящиеся к разным регионам. Почему, например, вымерли мамонты? Говорят, что они попадали в ледяные ловушки, проваливались в трещины, что климат на Земле изменился и т. д. Ни одно из объяснений нельзя признать удовлетворительным. Ведь речь идет о гибели вида, а не отдельных особей. Чем объяснить феномен гигантского Берелехского кладбища в Якутии, где в толще синеватой глины захоронены кости сотен и сотен зверей, и не только мамонтов? Почему находят также другие кладбища мамонтов?..

Могу добавить, что животных там настигла внезапная смерть.

Стада паслись в летнее время: сильные самцы поодаль, на холмах, охраняли стадо, кости в долине Берелеха, — это, за редким исключением, кости самок и детенышей. В коже зверей найдены кровяные тельца, что подтверждает гипотезу о мгновенно постигшем животных удушье. Крылышки насекомых, попавших в этот слой, точно указывают время: июль.

Радиоуглеродный анализ органических остатков позволяет установить примерный срок, когда произошла трагедия: двенадцать тысяч лет назад. Следовательно, это соответствует по времени катастрофе, о которой говорил Платон. Но погрешности радиоуглеродного анализа могут быть существенно уменьшены, если привлечь сопутствующие данные. В Ирландии на дне озер синеватый ил образовался в то же самое роковое тысячелетие. С учетом этого общий итог таков: катастрофа произошла двенадцать тысяч лет назад. Это был поистине глобальный катаклизм, потому что нет ни одного уголка планеты, где бы он не оставил следов. Именно тогда погибли наземные ленивцы, вилорогие антилопы в Америке и еще многие виды животных. Некоторые ученые до сих пор считают, что этих животных уничтожил человек. Думается, что это не так. Животные вымерли одновременно — такой тотальной охоты в те незапамятные времена не могло быть.

В шестидесятых годах, будучи еще молодым аспирантом, я изучал Берелехское кладбище и образцы грунта, доставленные оттуда. Оказалось, что под яром, где погребены сотни животных, их кожа, кости, конечности, залегает древний грунт. Сам же яр намыт недавно, по геологическим, конечно, масштабам, и ему около двенадцати тысяч лет. Такой ответ дал мне радиоуглеродный анализ.

Тогда же я пришел к выводу, что в состав более молодого грунта яра входит вулканический пепел. Это привело меня к попыткам объяснить этот удивительный факт. Но вулканов поблизости двенадцать тысяч лет назад не было, как нет и сейчас. В этом смысле Якутия — спокойный регион, он гарантирован от вулканических извержений. Потухшие вулканы есть лишь на значительном удалении (вулканическая сопка Моржот).

Но даже если бы поблизости от Берелехского кладбища мамонтов и были действующие вулканы, то представить себе образование многометровых толщ вулканического пепла в долине реки трудно: для вулканов это не тот масштаб.

Это заставило меня пересмотреть все взгляды на формирование лессовых толщ в Сибири и некоторых других регионах. По крайней мере, в долинах сибирских рек лесс образовывался не так, как думают ученые.

Это вулканические слои. И они обязаны своим происхождением общему источнику невиданной мощности. Этот источник — выбросы магмы из недр Земли во время невиданного катаклизма. Это было во, время падения на Землю астероида. Я назвал этот астероид Саисским. Был древнеегипетский центр жрецов и магов Саис. Именно оттуда происходят сведения об Атлантиде, рассказанные Платоном в его знаменитых диалогах «Тимей» и «Критий».

Как же объяснить происшедшее? И почему именно к тому времени пробудились многие вулканы в разных уголках планеты — о том свидетельствует вулканология? Египтяне, сообщившие родственнику Платона об Атлантиде, легендарном острове посреди Атлантики, вспоминали о небесном огне, покаравшем людей.

В мифах майя остались указания на громадного огненного змея, кожа и кости которого обрушились вниз. Затем согласно тем же мифам пришла вода, и люди утонули. Можно было бы привести множество описаний, подтверждающих мысль об астероиде: подобные легенды есть у многих племен и народов.

Астероид поперечником в несколько километров должен был неминуемо пробить сравнительно тонкую океаническую кору. Вверх должна была выплеснуться магма. Смешиваясь с водой, она взрывалась, распылялась в верхних слоях тропосферы. Пылинки служили ядрами конденсации водяных паров. Магмы было столько, что пыль и пар закрыли все небо планеты. На землю низверглись небывалые ливни с грязью. От верховьев рек понеслись гигантские волны селей высотой до сотен метров. Гибло все, что располагалось в долинах: стоянки человека, животные, леса. Так погибли мамонты и другие животные. Характерно, что это были травоядные, которые действительно должны пастись именно в низинах и долинах, затопленных селем.

Солнце, луна, звезды, само небо исчезли на годы. Темно-серая мгла окутала планету. Так возникли мифы о первозданном хаосе.

Синеватая глина, в которой погребены мамонты, — это вулканический пепел. Мне неоднократно представлялась возможность в этом убедиться.

Но вернемся к Платону. Самое поразительное: его сочинения так точны в деталях, что сами по себе уже дают пищу для серьезных раздумий. Так, с острова Атлантида, как сообщили египтяне, «тогдашним путешественникам легко было перебраться на другие острова, а с островов — на весь противолежащий материк, который охватывал то море, что и впрямь заслуживает такого названия — ведь море по эту сторону упомянутого пролива являет собой всего лишь бухту с узким проходом в нее, тогда как море по ту сторону пролива есть море в собственном смысле слова, равно как и окружающая его земля воистину может быть названа материком». И вслед за этим Платон пишет: «На этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, возник великий и достойный удивления союз царей, чья власть простиралась на весь остров, на многие другие острова и на часть материка, а сверх того по эту сторону пролива они овладели Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении».

Остров. Острова в Атлантике за Гибралтаром. Противолежащий материк. Море в собственном смысле слова, то есть океан. Все это в тексте Платона не может не вызывать изумления. Ведь «другие острова» — это Вест-Индия, открытая Колумбом две тысячи лет спустя. Противолежащий материк — Америка, открытая им же и его последователями. Истинное море — Атлантика. Да, египтяне знали обо всем этом, им было достоверно известно об Америке и о многом другом (остальное человечество обретет это знание лишь гораздо позже). Не потому ли египтяне знали об Атлантиде, что Египет был владением атлантов? Ведь и об этом сказано у Платона!

Недавно были опубликованы данные, с убедительностью свидетельствующие, что ранее десятого тысячелетия до нашей эры не было Гольфстрима, этой великой теплой реки в океане, обогревающей всю Европу. Почему? И почему, например, вся Северная Европа была покрыта мощным ледником? Да потому, наверное, что остров в Атлантике под названием Атлантида перегораживал путь Гольфстриму на север, и он направлялся к Гибралтару. Лишь когда Атлантида исчезла, «погрузившись в пучину», Гольфстрим направился к северо-востоку, к Скандинавии. Тогда-то от его могучего дыхания и начали таять льды. Но совпадают ли даты? Да. Гибель мамонтов и других животных. Начало быстрого отступления ледника. Грандиозные извержения по всей Земле. Обвалы в пещере Шанидар. Начало небывалого повышения уровня Мирового океана. Это звенья большой цепи. И время этих событий совпадает: 12 тысяч лет назад с точностью до погрешности измерения.

Падение гигантского метеорита могло разбудить недра планеты и вызвать все эти явления и многие другие: ведь все на нашей планете взаимообусловлено, и она вовсе не предназначена для смертельно опасных экспериментов или для обстрела ее гигантскими космическими обломками.

Ученик Платона Аристотель сказал: «Платон мне друг, но истина дороже». Слова эти вошли в поговорку, но мало кто знает, что одной из причин, которая побудила Аристотеля предпочесть «истину» своему учителю, была все та же история с Атлантидой. Приговор, вынесенный Атлантиде Аристотелем, нашел поддержку у христианских догматиков: ведь в средние века был хорошо известен год сотворения мира — год 5508-й до нашей эры. Оспаривать сей факт не разрешалось: с еретиками поступали круто. У Платона, по правде говоря, не было никаких шансов утвердить хотя бы сам факт существования разумной жизни на нашей планете ранее этого канонического срока. Лишь позднее наука открыла неоспоримые доказательства гораздо более почтенного возраста Земли и биосферы, но вопрос) об Атлантиде точно бы повис в воздухе. До середины прошлого века никто не осмелился бы и мечтать о том, чтобы истоки культуры, истоки цивилизации отнести к десятому тысячелетию до нашей эры. Мир человека начинался сразу с египетских пирамид и древнеазиатских памятников.

Почему же до сих пор не найдены следы древнейшей морской цивилизации? Да потому, вероятно, что остров или острова атлантов занимали незначительную площадь. Средиземноморье было их провинцией. Но после стремительного таяния Европейского ледника уровень Мирового океана поднялся на 130–150 метров. Это означает, что все прибрежные поселения тех давних времен были затоплены, даже если они располагались в Средиземноморье или Малой Азии. Чатал-Гююк, Хаджилар, Чайеню-Тепези, Иерихон — эти древнейшие города седьмого-восьмого тысячелетий до нашей эры, открытые не так давно, относятся уже к периоду после катастрофы.

Совсем недавно мне довелось узнать новость, которая меня потрясла: в далекой Якутии уничтожено, срыто бульдозерами кладбище мамонтов на реке Берелех. Браконьерство и охота за слоновой костью были и раньше здесь не новостью. Но уничтожение самого значительного памятника прошлого нашей планеты превзошло все виденное мной.

Атлантиду древнейших городов Малой Азии и Средиземноморья я назвал Восточной Атлантидой. Таким образом, я не могу отрицать того факта, что было две Атлантиды — в разных регионах (по-моему, и Атлантику без Атлантиды мыслить нельзя, если внимательно читать Платона).

Мне посчастливилось доказать, что серо-синяя глина в долине реки Берелех, скрывавшая кости мамонтов, вулканического происхождения. О возрасте ее я уже говорил — об этом поведали органические остатки берелехского кладбища мамонтов.

Отмечу, что это первая научная дата катастрофы — и гибели кроманьонской цивилизации. Если в то время существовала Атлантида, она неминуемо должна была погибнуть.

Я был поражен, когда проведенная мной обработка результатов дала цифру, которая примерно соответствует времени гибели Атлантиды у Платона.

Человеку пора вглядеться попристальнее в далекое прошлое и в будущее и осознать связь времен, которая некогда была разорвана небывалой всепланетной катастрофой.

Бессмертные боги едят амброзию и запивают ее нектаром. И то и другое использовалось и для умащения тела. Гомер в «Илиаде» недвусмысленно говорит, что Фетида таким образом сберегает труп Патрокла от тления. Согласно ее замыслу «тело его невредимо и даже прекраснее будет». Патрокл друг Ахилла. «Так говорила и дух дерзновеннейший сыну вдохнула, другу ж его и амброзию в ноздри и нектар багряный тихо вливала: тело его да невредимым пребудет!» Поясним еще, что Фетида — мать Ахилла. Теперь становится понятным, что поступок Фетиды должен расцениваться как незаурядный, даже для обитателей Олимпа. Ведь амброзия и нектар предназначались только для богов.

Но вот и сам громовержец Зевс, бог богов, в той же бессмертной поэме поручает Афине помочь Ахиллу, придать ему бодрости ввиду близкой битвы: «Шествуй, Афина! нектаром светлым с амброзией сладкой грудь ороси Ахиллу, да немощи он не поддастся».

В обоих этих эпизодах нектар описан по-разному. Он и багряный, и светлый. Возможно, мы так никогда и не узнаем, какая характеристика точнее, если иметь в виду напиток олимпийских богов. Интересно, что хотя нектар упоминается вместе с амброзией, трудно разделить их функции, понять особую роль божественного напитка, отличия его действия от действия амброзии. Мне трудно указать даже оттенки в отличиях того или другого компонента, упоминаемых в древнейших сочинениях. Однако значение самих слов не только разное, но прямо противоположное.

Амброзия в переводе с греческого означает бессмертие. Нектар же по своему значению близок слову «смерть». Вспомним «некрос» — греческое слово, означающее не что иное, как «покойник» в точном переводе. Во всяком случае, исследователи именно так трактуют значение амброзии и нектара, исходя из самого звучания. Объяснить же это они не в состоянии.

Как же быть? Почему два понятия противоположны, — хотя действие соответствующих яств сходно? Для ответа на этот непростой вопрос мне потребовалось бы привести аргументы из области древнейшей истории человечества. Только так можно было бы провести параллель с живой и мертвой водой русских сказок.

Известно, что древние греки являются пришельцами, они появились на территории Эллады во втором и первом тысячелетии до нашей эры, это были две волны переселения с востока ахейцев и дорийцев. До них в этом регионе жили фракийцы, иллирийцы и родственные им племена. Именно у них греки позаимствовали многие свои мифы. Знаменитый певец Орфей был фракийцем, а не греком.

Ахейцы и дорийцы разрушили цивилизацию южных фракийцев и критян. Но мифы остались.

После походов Александра Македонского и особенно после завоеваний Рима (когда северные фракийские земли стали римской провинцией, обложенной тяжелыми податями), началось массовое переселение на север и северо-восток, на Днепр. Фракийские крестьяне уходили от насилия римской администрации на вольные земли, подобно русским переселенцам-крестьянам более поздних эпох. Одно из фракийских племен называло себя одрисами или одрюсами. Его имя перешло к русам, русским. В моей книге «Где жили герои эддических мифов?» (М., 1989, с. 31–32) есть описание происшедших тогда событий: «Переселявшиеся на север племена фракийцев-одрисов дали толчок к возникновению государства на Днепре. Прообразом Руси Киевской, Руси Новгородской, Руси Московской в V веке до нашей эры было государство южнее Дуная (о переселении славян с Дуная говорит летопись).

За полторы тысячи лет до Киевской Руси, в V веке до н. э., уже существовало Фракийское государство. Первый правитель этого государства — Терес. Другие правители — Садко, Котко. Это государство располагалось во Фракии задолго до прихода туда болгар. Оно отстояло свою независимость в битвах со скифами, греками, собирало дань с греческих городов-полисов, затем вело войны с Римом. В I веке до н. э. оно было подчинено Риму и стало провинцией — Фракией. Именно в этом, I веке, фракийцы переселялись на Днепр. Так появилась Черняховская культура. Я просмотрел около десяти тысяч дохристианских славянских имен и около тысячи имен на надгробиях легионеров-фракийцев, насильно мобилизованных в римские когорты. Установлено, что несколько сот дохристианских славянских имен — это имена фракийские. Я изучил также верования фракийцев. Все боги восточных славян (в Киевской Руси) — это боги фракийцев: фракийский Перкон — это Перун, Стрибог — это бог Сетре фракийского племени сатров, Даждьбог — это фракийские Тадз, Даж, Тадзена (несколько иную запись этого имени дает использование греческой буквы „дзета“, „ж“ не было!), Купала — это фригийская Кибела и т. д.

Карелы — это кораллы („желтоволосые кораллы“ — пишет об этом фракийском племени Овидий в I веке н. э.). Поляки, ляхи — это лаии — фракийское племя. Бессы — это весь, вепсы („в“ переходит в „б“) и т. д.

Одрисы — это русы (одрисы — название греческое, сами себя они называли русами). Рус, рас — это леопард, древнейшее слово, прочитанное мной на камнях Малой Азии. Вера в прародителя-леопарда характерна и для расенов-этрусков (этруски — название латинское!), также вышедших из Фракии или, точнее, из трояно-фракийского региона. Тропа Троянова, земля Троянова, века Трояновы в „Слове о полку Игореве“ — это вовсе не от имени римского императора Траяна, до которого народу не было дела!

Это тропа из Трои, из Троады. Одна дорога вела на запад, ее избрали расены, другая — на Север, И ее избрали русы. Были и другие племена „от леопарда-руса“. Они слились с русами».

Государство русов-одрисов существовало во Фракии сотни лет. В первом тысячелетии до нашей эры это было могущественное государственное образование, объединявшее те же племена и народности, что и Киевская Русь спустя полторы тысячи лет!

Роль этого государства, которое создал Терес (Тарас) в V веке до н. э., очень велика. Его история охватывает несравненно больший временной интервал. Государство одрисов объединяло несколько десятков фракийских племен, известных со II тысячелетия до н. э. Оно дает начало балтам, полякам-лаиям, словенам. Отсюда общность языков славян и балтов.

Можно понять переселенцев: греческие слова и латынь были забыты.

Но осталась живая ткань народных сказок и легенд — этой первоосновы, перешедшей к греческим авторам от фракийцев. Благодаря образности, живости сказки живут дольше, чем многие письменные сочинения.

Именно фракийцы и принесли на Русскую равнину истории о живой и мертвой воде. И разве окропление мертвой и живой водой убитых героев сказок и былин не возвращает их к жизни? Это дополнение к бессмертной поэме-эпосу Гомера. Но сказки сообщают нечто большее: они указывают последовательность этого окропления — сначала нужна мертвая вода, потом — живая. Иными словами, сначала нужен нектар, потом — амброзия. Этого не найти у древнегреческих авторов, это древнейший, на мой взгляд, слой фракийских мифов, оказавшийся вне поля зрения греков.

Другим источником сведений об амброзии служат древнеиндийские (арийские) мифы. Амброзия известна здесь как амрита. Перевод дает то же самое слово: «бессмертие», «бессмертный». Согласно мифу боги пахтали океан. Из океана появился бог врачевания Дхаванхари с чашей амриты в руках. Один из героев индуистских мифов, Нараяна, принял вид красивой девушки, чтобы отвлечь внимание асуров, врагов богов, от амриты. Вернувшиеся асуры вступили с богами в битву, но были побеждены.

Мифы рассказывают о голубях, приносящих амброзию в клювах с пляжей на берегу океана. Логический путь умозаключений тут, пожалуй, увел бы в сторону от истины. Нужно видеть и знать повадки голубей, представить себе допотопный мир так живо, как будто сам оказался в том времени. Добыча голубей — водоросли. Точнее — допотопные водоросли. У растений есть особое качество — ослабленные биологические факторы, они «впитывают» то, что содержит почва и вода. В ряду прочего допотопные водоросли содержали в себе вещества, составившие амброзию древних.

Я изучал лоцию Атлантики. На изучение геологического строения дна океана ушло несколько лет. Мною двигала любознательность, обычная для писателя, а отнюдь не жажда открытия секрета амброзии. Мне удалось обнаружить едва заметные особенности химического состава пород дна Атлантического океана. Оказывается, даже вода Атлантики не такая, как в Мировом океане. Гольфстрим возник после потопа, он изменил состав вод, как бы снивелировал его, но отличия тем не менее поддаются выявлению и сегодня.

След атлантов обнаруживается и в более близкой к нам истории кроманьонцев, предков этрусков. У атлантов и кроманьонцев было много общего. Во-первых, это особый способ мышления — яркими образами (эйдетизм). Росписи кроманьонцев в пещерах Пиренеев поражают. Звери на них как живые — они бегут, ревут, полны экспрессии, можно сказать, это творения гениальных художников, в то время как общий уровень развития человечества для творений такого уровня еще никак не мог создать предпосылок. Во-вторых, кроманьонцы появились как бы ниоткуда около 30 тысяч лет назад. По сравнению с неандертальцами продолжительность их жизни возросла сразу в три (!) раза. Наконец, самое убедительное доказательство того, что люди-кроманьонцы были детьми могучей цивилизации — их образ жизни. Они жили небольшими селениями на расстоянии примерно в 200–300 километров друг от друга. В этих условиях современный человек, лишенный всего, вероятно, вымер бы или очень сильно деградировал. А кроманьонцы создали музыку, играли на деревянных и костяных флейтах, собирали целые оркестры, они шили то, что мы называем сейчас дубленками, украшая их бисером, строили дома из дерева, изобрели лук, письменность, приручили животных. Начав с нуля, они совершили больше, чем все человечество за многие тысячелетия, а ведь их было менее полумиллиона на всем земном шаре. Все эти факты, уже изученные археологами, делают вполне обоснованными предположения о том, что кроманьонцы происходят от членов экспедиции атлантов на материк, оставшихся на нем из-за случайности.

Итак, невероятная продолжительность жизни богов-атлантов, которые, как мы предполагаем, были жителями Атлантиды, резко возросшая продолжительность жизни кроманьонцев, также потомков атлантов, по сравнению с неандертальцами дает основание говорить, что в природной среде, окружавшей атлантов, было нечто, делавшее их жизнь почти бесконечной.

Этим нечто я считаю амброзию древних водорослей Атлантического океана. Конечно, сейчас вода этого океана по химическому составу далеко не аналогична древней морской стихии, но все-таки редкие химические элементы в ней остались. Мне удалось добиться результата в эксперименте с коловратками — мельчайшими морскими микроорганизмами, которых я подкармливал амброзией. Продолжительность их жизни возросла в восемь-десять раз. Коловратки по трофическим показателям аналогичны клеткам головного мозга. Если верно то, что мне удалось получить с помощью культур коловраток, то можно оценить увеличение продолжительности жизни с помощью амброзии. Жизнь можно продлить в десять раз, до 800 лет, применительно к человеку.

Уже после окончания экспериментов на коловратках с помощью обычных биологических микроскопов и получения этой десятикратной оценки, меня поразило совпадение ее с данными мифов. Именно в десять раз дольше обычных людей жили древние пророки. И значит, можно предположить, что мифические пророки — это атланты, сведения о которых были записаны и переписаны после потопа не раз.

12 000 лет назад погибла Атлантида (после падения астероида). Тогда же погибли еще десять видов животных. Астероид пробил земную кору дна Атлантики, магма смешалась с водой. Произошел взрыв. Черные тучи на сотни лет окутали планету, выпали страшные грязевые ливни.

Это явилось причиной изменения самого человека, перерыва в развитии всей нашей цивилизации. То, что принято считать рождением цивилизации, было лишь вторым, и ослабленным, витком ее.

Но все секреты атлантов и кроманьонцев должны быть восстановлены.

Людей, у которых коэффициент интеллекта выше 300 стандартных единиц (по системе тестов), я назвал левитаторами (от термина «левитация», что означает тут свободный полет мысли). Возможны расхождения в оценке: во-первых, край шкалы для измерения коэффициента интеллекта кончается у цифры 200 единиц, во-вторых, стандартные тесты предусматривают проверку в основном логического мышления и почти не отражают работу правого полушария. Это все интересно с той точки зрения, что гипотетические атланты были, по моей оценке, левитаторами — и не только в плане логического мышления. Строго говоря, логическое мышление, как принято думать, можно свести к счету, но это не мышление. Так мыслить может и машина.

У левитатора особые методы. Ему, правда, не везет в плане контактов и коммуникабельности. Высшая степень интуиции, когда работает активно правое полушарие мозга, вообще затрудняет общение и делает непонятным ход мысли левитатора. Мне удавалось испытать состояние, когда стандартные тесты фиксировали превышение над шкалой, примерно 300 единиц, но это не помогало находить новые пути. Они возникают лишь тогда, когда вступают в действие алгоритмы разбуженного и обычно приторможенного правого полушария. Это вредно для здоровья, нужна тонкая дозировка воздействия на мозг. Природа эту проблему решила самым простым способом: вообще лишила человека левитации мысли в отличие от атлантов.

В самое последнее время американские специалисты показали, что некоторые микроэлементы повышают интеллект у детей. Это лишь повторение на новом уровне старых результатов. Ведь уже давно было известно, что магний, например, делает человеческую мысль более быстрой. Точно так же другие микроэлементы влияют на скорость химических реакций, ответственных за качество и скорость мышления.

Я пришел к выводу, что те соединения, которые логично назвать амброзией, дают весьма ощутимую прибавку в этом именно плане.

Странно, но факт: скорость мышления оказалась связанной с продолжительностью жизни, с той самой амброзией, о которой сложены легенды. Это свидетельство глубокой зависимости, о которой невозможно рассказать в обычном очерке или статье. Добавлю к этому, что интеллект и длительная жизнь кроманьонцев оказываются закономерно и взаимно обусловленными. Это как бы две стороны одной медали. Почему же кроманьонцы-охотники оказались в таком благоприятном положении, напоминающем положение мифических атлантов Атлантики или восточных атлантов Малой Азии и Фракии? Думаю, что это влияние биосферы в целом. Допотопный мир (а факт потопа подтвержден наукой) вообще был иным. Это относится и к наличию в почвах и горных породах некоторых из элементов, дающих эффект амброзии. Конечно, охотники древнейшего мира пользовались богатствами планеты стихийно.

Я представил себе парадоксальную ситуацию, в которой оказался бы человек, достигший бессмертия и наделенный отчасти в связи с этим интеллектом левитатора. Левитатор способен заменить целый институт или всю науку в целом. Ведь знания человека, сохраняющего ясность мысли и память к 500-летнему возрасту, например, не просто обширны — они легко поддаются обработке, они наделены качеством, которое не дают даже электронные машины, — их можно очень быстро использовать.

В то же время ни один институт не в состоянии заменить левитатора. В последнее время открытия даются человеку с большим трудом, ценой гораздо больших усилий, чем в недалеком прошлом. Самое удивительное, что социум еще способен к феномену открытий, хотя, конечно же, большинство из так называемых открытий не является ими. Современный человек от природы лишен способности мыслить. Если человек учится десять лет отвечать на стандартные вопросы и решать стандартные задачи, а потом при поступлении в институт или университет оказывается, что он решает эти стандартные задачи на тройку или четверку, то при всем желании назвать это мышлением нельзя.

Мышление вообще не свойственно человеку.

Я имею в виду подлинное мышление, которое создает качественно новые представления о мире. То, что понимают под мышлением, я назвал бы механическим мышлением, калькулированием или как-нибудь в том же роде. Я затрудняюсь назвать открытие, в котором бы проявилось это качество. Это закономерно, что подавляющее большинство открытий сделаны вообще случайно. Почти все великие открытия — случайность.

В современном мире происходит девальвация ценностей. Эффект мышления все более исключается из него как явление. Поиск (с позволения сказать) управляется уже не мыслью в точном значении этого слова, а своими утилитарными законами, имеющими почти биологический уровень.

Но социум создает предпосылки появления эффекта левитации. Вместо пятисот тысяч кроманьонцев ныне на планете проживает пять миллиардов людей. Появление одного лишь левитатора компенсирует девальвацию ценностей, о которой я упомянул, и означает новый этап развития интеллектуальной сферы, и я все чаще задумываюсь об этом, исследуя парадоксальные законы, свойственные подлинному мышлению.

Константин Матвеев[12], Ашур Матвеев Иисус Христос — ассириец

Татьяна Гайдукова Сократ и Ницше (Из книги «Власть Толпы»)

Трагическое сопереживание надвигающегося, невиданного прежде по широте и глубине охвата кризиса всей европейской культуры как надвигающееся торжество массовой буржуазной псевдокультуры — «культуры толпы», то есть разрушение тех традиций западной цивилизации, которые складывались на протяжении многих веков («с корнем вырвать склонность к преданию и преемственности», — лейтмотив современной эпохи, замечает в связи с этим Ницше), — послужило основой глубокого размышления мыслителя в поиске выхода из этой кризисной ситуации, «в поисках будущего». Ибо этот кризис порождает нигилизм неверия в жизнь («нигилизм стоит у порога») «как разочарование в жизни вообще». Философ же убежден, что это разочарование не есть разочарование в жизни, а лишь разочарование в «интерпретации этой жизни», в том христианско-этическом идеале, который послужил основой низложенного «вульгарной поступью современной эпохи» рационального, гармоничного взгляда на мир. Отсюда пристальное внимание мыслителя к моральным явлениям («моральные явления занимали меня как загадка»). Всемогущество веры — веры в мораль было в центре философских размышлений Ницше. Всегда ли это было так? Откуда эта абсолютность господства моральных оценок, кажущихся сегодня инстинктивными как род внутренней команды. Все подводило философа к размышлению над «особой», «роковой ролью моральной идиосинкразии» в истории европейской цивилизации. В результате Ницше приходит к признанию, что «при сравнении ценностей ценными считались самые противоположные вещи», что «существовало много таблиц благ и ничего ценного в себе». В свете этого низвергалась претензия морально-христианской шкалы ценностей на абсолют. Анализ же ее становления как определяющий ведет философа в глубь веков и подводит к признанию извечной, заложенной в естестве человеческой природы, энергийной праосновы перспективных оценок. В зависимости от активности или ослабленности энергийного потенциала жизни различаются, по Ницше, две шкалы ценностей жизни: атональная и дезагональная. Принципиальной основой атональной шкалы выступает «психология оргиазма» как бьющее через край чувство жизни, в котором даже страдание действует как возбуждающее средство. Атональность, считает философ, — господствовала в построении шкалы ценностей жизни в аристократической Греции, символом которой выступает «агон». Это подтверждение жизни даже в самых непостижимых и суровых ее проблемах, чтобы наперекор ужасу и состраданию быть самому вечной радостью становления, той радостью, которая заключает в себе также и радость уничтожения. Сущностным выражением этой атональности как «основного факта эллинского инстинкта», его «воли к жизни» служили дионисийские мистерии. Что гарантировал себе эллин этими мистериями? Вечную жизнь, вечное возвращение жизни, торжествующее «да» по отношению к жизни наперекор смерти и изменению. В них придается религиозный смысл глубочайшему инстинкту жизни, инстинкту будущности жизни, вечности ее. Самый путь к жизни, соитие, понимается как священный путь. В учении мистерий освящено страдание: «муки роженицы освящают страдание вообще, всякое становление и рост, все гарантирующее будущее обусловливает страдание». Все это означает слово Дионис. Дионис олицетворял смысл, сущность мифологизированного бытия древнего грека как невинная полнота жизни.

Итак, атональная шкала ценностей представляет, по Ницше, естественный, высший потенциал жизни, акмэ. Все здесь построено на естественной связи с природой как «полная уверенность в функциях регулирующих бессознательных инстинктов или даже известное безрассудство по отношению к опасности». Именно в этом выражена, по Ницше, открытость, единение человека со своей альма-матер, наивное доверие к жизни сильных, мощных.

Дозагональная же шкала ценностей ослабленного энергийного потенциала жизни базируется на разрушении этой открытости, на разрыве естественной, инстинктивной связи с природой, опираясь на «рацио». Естественная «открытость» к жизни, природе здорового сильного организма подменяется, «компенсируется», как иносказательно пишет философ, развитием такого ума, который «любит закоулки, тайные дороги и задние двери». Эта «тайная хитрость» ума глядит из глубин веков «глазами подавленных и ослабленных» и получает впервые исторически четкую, определяющую форму у Сократа, в той рационализации жизни, подведении ее под этику, когда тезис: разум равен добродетели, равен счастью и со временем околдовал весь мир.

…До Сократа в хорошем обществе чуждались диалектических приемов, то есть логического обоснования своих поступков. Они считались дурными приемами, они дискредитировали. От них предостерегали юношество. Для чего, собственно, доказывать? Против чужих имелся авторитет. Приказывали — этого было достаточно. Между собой имело значение происхождение — тоже авторитет. И в конечном счете понимали друг друга. Для диалектики не оставалось места. Открытое высказывание своих оснований возбуждало недоверие. «Во всех порядочных вещах их основания так резко не бросаются в глаза. То есть естественный процесс бытия грека, считает Ницше, — не требовал обоснования, срастаясь с традициями и обычаями в длительности времени». Всякое доказательство, обоснование естественных, апробированных веками норм жизни, моральных представлений казалось шутовством. То, что может быть доказано, немногого стоит. Диалектик, подчеркивает Ницше, возбуждал недоверие и мало убеждал. Он казался чем-то вроде шута: над ним смеялись, к нему не относились серьезно. Однако Сократ был «шутом», возбудившим серьезное отношение к себе. Что же случилось тут?

Рудиментарная психология как база сократовского мышления, считаясь только с сознанием, с сознательными процессами, в человеке за всяким действием искала воли, то есть намерения. Рационализм Сократа опирается на теорию «свободной воли». Это была всеобъемлющая заявка на «новое» видение мира, жизни. Осуществляется разрушение идеи «Судьбы», пронизывающей всю досократовскую культуру эпохи миротворчества и базировавшейся, по Ницше, на естественно-интуитивной основе, освещенной веками традиций, верований. Теперь предопределенности Судьбы противостоит Свобода воли.

И хотя Ницше констатирует в этом процессе «форму растущего чувства гордости», но тут же доказывает всю «примитивность» этого рационалистического взгляда самосознающей себя личности. Это поистине «наивный примитивизм рудиментарной психологии», полагающей, «что истинной причиной может быть только воля и что для того, чтобы иметь право считать себя причиной, нужно иметь уверенность, что предшествовал акт воли». Свобода воли предполагает, что причиной действия всегда является чье-то осознанное волевое намерение, и отрицает бессознательную деятельность, утверждая, что ничто не принадлежит нам, чего «не было бы в сознании как объект желания».

Внутреннюю слабость, уязвимость подобного взгляда, считает философ, легко доказать: «если человек не есть cansa prima как воля, то он не ответствен, он не подлежит совсем моральному суду, всякий ответствен только за то, что „он хотел“». Тем самым человек всегда может уйти от ответственности за преступление, которое он «не хотел», но совершил. К такому финалу, по Ницше, неизбежно приходит «рудиментарная психология».

Абсолютизация сознания является выражением несовершенного и часто болезненного состояния личности. Личное совершенство, являющееся продуктом воли, как сознательность, как разум с диалектикой, есть карикатура, своего рода самопротиворечие. «Гений заложен в инстинкте, точно так же, как и доброта. Действуешь только тогда совершенно, когда действуешь инстинктивно. Высшая доброта — это та, которая не от разума идет, — как говорят в народе, — а от сердца».

Далее, рудиментарная психология могла ограничить свою задачу ответом, во-первых, на вопрос, чего хочет человек? — счастья. Во-вторых, если на деле человек не достигает счастья, то где причина? В ошибочном выборе средств. Какое средство безошибочно ведет к счастью? Ответ — добродетель. Почему добродетель? Потому, что она высшая разумность и потому что разумность не позволяет ошибаться в выборе средств. Добродетель в качестве разума есть путь к счастью. Диалектика есть постоянное ремесло добродетели, ибо она исключает всякое помрачение интеллекта, всякие аффекты.

В этой преувеличенной заботе о счастье скрывалась, по Ницше, тайная суть декаданса.

В действительности, — подчеркивает философ, — человек ищет не счастья. Удовольствие есть чувство мощи, высокий энергийный потенциал личности, то, что символически можно обозначить как «волю к власти».

В прежней, «замешенной на агоне», греческой жизнедеятельности не счастье выступало лейтмотивом жизни древнего грека. «Пока жизнь восходит, — замечает философ, — счастье равно инстинкту». Эта восходящая жизнь полиса утверждала аффект, агон, «опьянение» жизнью как принципиальную основу жизнедеятельности древнего грека. Исключив аффект, вы исключите состояния, которые приносят с собой высшее чувство мощи и, следовательно, наслаждения, праздника жизни. «Фанатизм декаданса в погоне за счастьем служит показателем патологической подпочвы: то был вопрос жизни. Быть разумным или погибнуть».

Не случайно Сократ «стилизуется», пытается подстроиться под естественную инстинктивную, «дионисийскую праоснову старой аристократической Греции, будучи бесконечно утонченнее проповедуемого им взгляда». Сократ очаровывал. Он открыл нового вида агон и был первым учителем фехтования в этой области для знатных афинских кругов. Увлечением, охватившим наиболее просвещенные греческие круги, стала диалектика, прежде всего сама манера диалектического спора, оттачивающая острие логической аргументации. Затрагивая атональные инстинкты эллинов, Сократ внес вариант соревнования в борьбу между молодыми людьми и юношами, в ту исконную соревновательность, как телесную, так и духовную, которая так неподражаема была у греков.

Утверждая «сознательность как высшее состояние, как необходимое условие совершенства», Сократ апеллировал к исконным «атональным» инстинктам эллинов, на которых, по Ницше, и была «замешена» культура аристократической Греции. Сократ, который благодаря характеру своего таланта — таланта выдающегося диалектика — занял позицию на стороне разума, исповедуясь перед самим собой, признавал необходимость «следовать инстинктам, а разуму предоставить обосновывать их». В этом, по Ницше, и заключалось «лицемерие великого насмешника».

При этом Сократ не был по доброй воле мудрым, подчеркивает Ницше, это было сверхзадачей-держать себя в руках, чтобы бороться при помощи доводов, а не аффектов. Мудрость, ясность, твердость и логичность — как орудие против необузданных влечений. Последние должны быть опасны, угрожать гибелью, иначе какой смысл доразвить мудрость до такой тирании. Если является необходимость сделать из разума тирана, как это сделал Сократ, то велика, значит, была опасность, что нечто иное могло сделаться тираном.

…На декаданс прежде всего указывала сама внешность Сократа. «Нам известно, как безобразен был он… Был ли Сократ вообще греком? Безобразие является часто выражением заторможенного скрещением развития… или нисходящим развитием. Сократ и не отрицал, что он monstrum, таящий в себе дурные пороки. К этому добавляется „суперфетация“ логического…, те галлюцинации слуха, которые были истолкованы на религиозный лад как „демоний Сократа“. Все в нем преувеличено, buffo, карикатура, все вместе с тем отличается скрытностью, задней мыслью, подземностью», — заключает свой экскурс Ницше.

Но Сократ обнаружил в себе силу и способность преодоления этой идиосинкразии, став господином над самим собой, открыв диалектически возможности этого преодоления, сделав из Разума — Тирана.

Если инстинкты хотят стать тираном, то нужно изобрести противотирана, который был бы сильнее, замечает Ницше. Это была крайняя необходимость держать себя в руках, чтобы бороться при помощи доводов, а не аффектов — и победить.

Однако Сократ отгадал еще большее. Он понимал, что его случай, его идиосинкразия уже не была исключительным случаем. Такое же вырождение подготавливалось всюду в тиши. Старым Афинам приходил конец. И Сократ понимал, что все нуждаются в нем, в его средстве, в его врачевании, в его личной сноровке самосохранения. Повсюду инстинкты находились в анархии, повсюду были в пяти шагах от эксцесса. Его случай был лишь крайним проявлением, лишь самым бросающимся в глаза из того, что уже становилось всеобщим бедствием, а именно: «никто уже не был господином над собой», инстинкты обратились друг против друга. Итак, декаданс, по Ницше, охватил все греческое общество.

Сам по себе декаданс, отпадение отдельных частей, упадок, отброс еще не заслуживает осуждения, замечает философ. Даже в полном своем расцвете общество «выделяет всякую нечистоту и отбросы». Появление декаданса так же необходимо, как любое восхождение и поступательное движение в жизни. В глазах культуролога-идеалиста (общество как культурологический комплекс!) не существует понятия исторического прогресса, ибо история — это многообразие ликов культур в длительности времени, а развитие рассматривается лишь в границах того или иного «исторического лица» как живого организма. Это неизбежный естественноисторический процесс рождения, расцвета и увядания. Итак, идя к своему естественному увяданию, в стареющей культуре начинает превалировать декаданс. Ибо «не в воле общества оставаться молодым».

Отсюда естественно в процессе длительности времени, считает философ, что полис теряет веру в исключительность своей культуры, осуществляется взаимозависимость и обмен культур, что на языке мифотворческого бытия древнего грека означало «обмен богов». При этом утрачивается вера в исключительность своей культуры. Добро и зло различного происхождения смешиваются, граница между добром и злом стирается.

Естественным результатом этого процесса является разрушение культуры полиса как такового.

Именно это положение вещей отражают, по Ницше, софисты. Они являются реалистами, формулирующими на философском языке всеми принятые ценности и практику, реальное положение вещей. Подводя к проблеме относительности торжествующих ценностей жизни, прежде рассматриваемых как абсолютные, в том числе и морали, софисты близко подходят к критике морали, — подчеркивает Ницше, — к первому прозрению в вопросах морали. Сопоставляя ряды моральных ценностей, они дают понять, что всякая мораль может быть диалектически оправдана.

Они провозгласили ту основную истину, что не существует морали в себе, добра в себе. Они имеют мужество всех сильных духом сознавать свою имморальность. Действительно, возможно ли поверить, что «маленькие греческие свободные города, готовые от злости и зависти пожрать друг друга, руководились принципами гуманности и справедливости»? Среди такой исключительной натянутости отношений говорить о добродетели мог лишь настоящий Тартюф. (Здесь философ имеет в виду Платона, который тяготеет к идеальному полису, после того как понятие «полис» себя пережило, тем самым олицетворяя, по мнению философа, «реакцию».) Фактически софисты на языке философии отразили, что декаданс стал нормой клонящегося к упадку общества, показателем его естественного увядания, как и всякого живого организма. Сам их «оптимистический скептицизм», «релятивизм» требовал перехода к новому, не отрицая атональный потенциал, не порывая с греческими корнями. Именно на этом пути, по Ницше, можно было бы выйти к новым рубежам. Это выход из декаданса как поворот к человеку, к изучению его естественной природы. (Вспомним знаменитый тезис Протагора: «человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, несуществующих же, что они не существуют».) Однако видение софистов не утвердило себя. Философия пошла вслед за Сократом. Естественность самого процесса декаданса как неизбежного во времени исторического увядания не была постигнута греческими философами, — подчеркивает Ницше, — напротив, вслед за Сократом во всех бедах увядания греческого общества было обвинено аристократическое правление. Отсюда «философ» видит причины упадка в упадке учреждений, он на стороне старых учреждений. Он видит увядание в упадке авторитета, он ищет новых авторитетов. Отсюда «поездки за границу, чужие литературы, экзотические религии». Он тяготеет к идеальному полису, после того как понятие «полис» себя пережило. И Ницше заключает: Сократ олицетворяет собой реакцию. Падение Греции истолковывается им как аргумент против основ эллинской культуры. Греческий мир гибнет. Причина — Гомер, миф, античная нравственность.

«Вот почему все действительно эллинское привлекается к ответу за упадок. И Платон проявляет ту же неблагодарность, — считает Ницше, — к Периклу, Гомеру, трагедии, риторике…» Итак, в противоположность софистам, которые-подходят к первому прозрению в области морали, греческие философы вслед за Сократом идут вспять, стремясь воскресить безвозвратно ушедшее во времени. Они хотят видеть в Будущем — мумизированное прошлое, лишенное соков жизни, лишенное естественной связи с традиционной культурой, взращенной на энергийной, атональной, инстинктивной основе. Из живой, органической, конкретно-исторической целостности возникает, по Ницше, искусственное порождение декаданса.

Великие понятия «добро», «справедливость» отрываются от тех предпосылок, с которыми они неразрывно были связаны, и в качестве ставших свободными «идей» делаются предметами диалектики. Ищут скрытую за ними истину, принимают их за сущность или за знаки сущностей.

Платон благодаря чрезмерно повышенной, по Ницше, чувствительности и мечтательности настолько поддался чарам понятия, что чтил и боготворил их как какую-то идеальную форму.

…Если, как мы отмечали, — Сократ еще «играл» на древних, атональных инстинктах эллинов, самой устремленности молодежи к состязанию, «фехтованию умов», становясь первым учителем фехтования для знатных, хотя это уже состязание холодной, отточенной гомо-разумности, но тем не менее — «состязание», то Платон идет еще дальше в своей «совершенно абстрактно построенной добродетели, как величайшем искушении превратить самого себя в абстракцию». Он отвлек инстинкты от полиса, от состязания, от воинской доблести, веры в традицию и предков, введя диалектику в повседневный обиход и «дав образец совершеннейшего отклонения инстинктов от старого». Он глубок и страстен во всем антиэллинском. «Платон, — заключает Ницше, — разрушил язычество, переоценив его ценности, и отравил его невинность. Греческая культура, целиком выросшая на почве греческих инстинктов, тесно связана с культурой перикловского периода так же необходимо, как Платон с ней не связан. Она имеет своих предшественников в лице Гераклита, Демокрита, в научных типах древней философии. Она имеет свое выражение, например, в высокой культуре Фукидида. И она в конце концов оказалась права: всякий шаг вперед в сфере гносеологии и морали воскрешает софистов»[68].

…Греческие философы опираются на тот же факт внутренних своих переживаний, как и Сократ. Они, по Ницше, на расстоянии пяти шагов от эксцесса, анархии, разнузданности — всего того, что характерно для человека декаданса. Для них он был врачом: логика как воля к мощи и самоподчинению, к счастью. Из мудрости сделать тирана, но в таком случае и влечения должны быть тиранами.

…Итак, с одной стороны, необузданность и анархия инстинктов, с другой, — преизбыток логики и ясности разума. То и другое — отклонение от нормы, то и другое — факты одного и того же порядка.

Теперь декаданс становится всеобъемлющим, той почвой, которая взрастила новую культуру, оморализовавшую жизнь.

Итак, естественного увядания, предполагавшего преемственность, а вовсе не разрыва с греческими атональными корнями, так и не произошло. Своей формулой: разум равен добродетели, равен счастью Сократ разорвал связь времен. Было идеологически оформлено разрушение старой атональной культуры древней Эллады. Это означало, по Ницше, рождение «моралина», торжество тех самых ценностей, которые были обозначены как собственно моральная шкала ценностей. Точка зрения Сократа побеждает, декаданс утверждается и консервируется как неизбежные условия существования на века. В чем же причина этого?

В самом противопоставлении «линии Сократа» и «Иного будущего», возможно, прототипа взглядов Ницше, выразителями которого были софисты, мы видим ту же субъективистскую основу, что и в «неслучайной случайности» Сократа. Ведь Сократ, по Ницше, мог и не появиться. Если для Гегеля, пусть и на идеалистической основе, появление Сократа закономерно, то для Ницше появление Сократа случайно. Правда, это та самая «случайность», через которую судьба вершит свою фатальную предопределяемость (на чем мы остановимся в дальнейшем). Однако, появившись, подобная альтернатива с неизбежностью обеспечивала себе победу.

Реальной основой победы философии Сократа, утвердившей себя с «роковой неизбежностью», явился плебс или «толпа», — «извечная категория» на языке «радикального аристократа духа». Эта перемена вкуса в сторону диалектики является великим вопросительным законом, замечает Ницше. Нужно очутиться в затруднительном положении, нужно стоять перед необходимостью насильственно добиваться своего права, только тогда можно воспользоваться диалектикой. Ирония Сократа — «это „форма плебейской мести“». С появлением Сократа греческий вкус изменяется в благоприятную для диалектики сторону. Прежде всего «этим побеждается аристократический вкус».

Что, собственно, произошло? Сократ, «этот мещанин с головы до ног», который, по Ницше, способствовал укреплению этого вкуса, одержал в нем победу над более благородным вкусом, «вкусом благородных».

Дается в руки беспощадное оружие. Им можно тиранить. Дискредитируют тем, что побеждают. Предоставляют своей жертве доказывать, что она не идиот. Сократ открыл, что можно изловить всякого, приведя его в состояние аффекта, что аффект протекает нелогически. При этом делают людей злобными и беспощадными, а сами в это время остаются — холодной торжествующей разумностью. Обессиливая интеллект своего противника, дискредитируя его.

Не есть ли ирония Сократа проявлением бунта? Ведь по своему происхождению, — подчеркивает Ницше, — он принадлежал к низшим слоям народа: Сократ был чернью. Наслаждается ли он как угнетенный своей собственной жестокостью в ударах ножа силлогизма? Мстит ли он знатным, которых очаровывает?

В лице Сократа была идеологически оформлена точка зрения Плебса, или Толпы, что для Ницше однозначно. Победили инстинкты, общая энергия толпы за счет ее количественного преимущества, приоритета; выражаясь на языке философских символов, — победила «воля к власти толпы».

Иерархия аристократической Греции, ее устои рушились, что выражалось как в индивидуальном, так и в социальном декадансе, в этой «разнузданности» как личных, так и социальных инстинктов. Под «разнузданными инстинктами большинства», «толпы» Ницше подразумевает борьбу плебса за равенство. На «разнузданные же инстинкты» у меньшинства, то есть у аристократии, указывает та «анархия инстинктов», которая требовала врачевания «моралином» и означала отход от традиционных, атональных устоев греческой жизнедеятельности.

«Наивное видение в греках „прекрасные души“, золотые середины и другие совершенства, восхищения их спокойным величием, „идеальным образом мыслей“, „высокой простотой“, — писал в связи с этим философ, — от всего этого меня предостерег психолог, которого я носил в себе. Я видел их сильнейший инстинкт, волю к власти, я видел их дрожащими перед неукротимой мощью этого инстинкта. Я видел, что все их учреждения вырастали из предохранительных мер, чтобы взаимно обезопасить себя от их внутреннего взрывчатого вещества… „Чудовищное внутреннее напряжение разрядилось затем в страшной и беспощадной внешней вражде: городские общины терзали одна другую, чтобы граждане каждой из них обрели покой от самих себя“. Необходимость заставляла быть сильными: опасность была близка — она подстерегала всюду. Великолепно развитое тело, смелый реализм и имморализм, свойственные эллину, были нуждой… Это было следствие, не существовавшее в начале»[69].

В лице Сократа «толпа» нашла своего идеолога. «Толпа» нуждалась в Сократе, и это сделало его победу объективно неизбежной. А подоснова, подпочва этого конкретно-исторического процесса, по Ницше, извечна.

Тщательное исследование «эпохального» феномена древней Эллады, каковым явился «феномен Сократа» для истории развития европейской цивилизации, Ницше (филологом-античником) заставило его увидеть в кажущемся прежде бесконечном разнообразии исторических узоров, в кажущемся их бессмыслии скрытые сущностные пружины.

Реальной основой торжества морализма Сократа выступает энергийная мощь «количества», «стада», «толпы», то есть энергия, которая «вне морали», как таковая.

Выдающийся гуманист XX века А. Швейцер писал: «Ницше принадлежит достойное место в первом ряду моралистов человечества. Его никогда не забудут те, кто испытал всю силу воздействия его идей, когда его страстное творение, как весенний ветер, налетело с высоких гор в долины философии уходящего XIX века, ибо они останутся всегда благодарны этому мыслителю, проповедовавшему истину и веру в личность»[70].

Размышлениям философа было очень созвучно состояние русской интеллектуальной мысли накануне социально-исторического перелома, в котором отразилась смятенность души… Сопричастность своему духовному поиску и терзаниям в России Ницше чувствовал очень глубоко. «Что именно в России можно „воскреснуть“, верю вам вполне», — писал он Брандесу. Эта «близость» — прежде всего — в глубокой неудовлетворенности разумом.

«Иногда мне кажется, — писал А. М. Горький, — что русская мысль больна страхом перед самою же собой; стремясь быть внеразумной, она не любит разума, боится его». Хитрейший змий В. И. Розанов горестно вздыхает в «Уединенном»: «О мои грустные опыты! И зачем я захотел все знать? Теперь уже я не умру спокойно, как надеялся». У Л. Толстого в «Дневнике юности»… сурово сказано: «Сознание — величайшее моральное зло, которое только может постичь человека». Так же говорит Достоевский: «Слишком сознавать — это болезнь, настоящая, полная болезнь… много сознания и даже всякое сознание — болезнь. Я стою на этом». Реалист А. Ф. Писемский кричал в письме к Мельникову-Печерскому: «Черт бы побрал привычку мыслить, эту чесотку души». Л. Андреев говорил: «В разуме есть что-то от шпиона, от провокатора». И — догадывался: «Весьма вероятно, что разум — замаскированная, старая ведьма — совесть».

«Дело — проще, — как бы подытоживал А. А. Блок, — дело в том, что мы стали слишком умны для того, чтобы верить в бога, и недостаточно сильны, чтоб верить только в себя. Как опора жизни и веры, существует только бог и я. Человечество? Но разве можно верить в разумность человечества после этой войны и накануне неизбежных еще более жестоких войн». Вот почему он заключает: «Если б мы могли совершенно перестать думать хоть на десять лет. Погасить этот обманчивый, болотный огонек, влекущий нас все глубже в ночь мира, и прислушаться к мировой гармонии сердцем. Мозг, мозг… Это — ненадежный орган, он уродливо развит. Опухоль, как зоб…»[71] В этой критике разума звучит боль оторванности от природы, от естества человеческого бытия, то «бессилие желать и любить, соединенное с неутомимой жаждой свободы и простоты, как „окаменение сердца“, — следствие „болезни культуры, проклятия людей, слишком далеко отошедших от природы“»[72], — как писал Д. Мережковский.

Это первозданное чувство единения человека и космоса извечно присуще русской культуре, будь то уходящая в глубь веков ландшафтная культура расселения или «молчаливое» иконописное искусство.

Эдуард Якубовский Быстроконные девы

Давайте представим себе необычную встречу…

Париж. Начало XVII века, на троне Людовик XIII. Лето. Пестрая уличная толпа, крики торговцев, грохот каретных колес по булыжной мостовой. И в этой сумятице большого города выделяется высокий юноша, одетый в лохмотья, но идущий по Парижу с непринужденной осанкой аристократа.

Его бронзовое лицо обращает внимание прохожих, внимание быстротечное. В эти годы ничем парижан не удивишь — Франция обзавелась своими колониями, усердно «пощипывала» испанские в Новом Свете. Не только арабы, турки, но и негры были не в диковинку в столице одной из могущественнейших держав мира. А что тут какой-то бронзоволицый юноша.

И шумела, шумела толпа, пока над всем ее рокотом не раздался удивительный, перекрывший весь гам крик. Кричал юноша, и крик этот был услышан. По чьей-то команде кучер осадил лошадей кареты с гербом на дверцах, они тут же распахнулись, а выскочивший на улицу важный господин стал оглядываться по сторонам. Не ослышался ли он — ведь в Париже прозвучал боевой клич одного из бразильских племен?

Так или не так состоялась эта встреча, но она произошла на улице, юноша подошел к карете, и Жан де Моке дружески обнял его, усадил рядом с собой. И что покажется удивительным — юноша вскоре получил аудиенцию у Людовика XIII. Король не просто принял гостя, он долго и обстоятельно беседовал с ним, слушал его рассказы вместе с придворными. Кем был этот странный юноша, заинтересовавший короля?

Он рассказал о себе — сын касика (вождя) племени тупинамбо из Бразилии. Там находился маркиз де Рассили (под его командованием и служил ранее офицер Жан де Моке). Любознательному юноше, выучившемуся французскому языку, дал маркиз поручение — съездить во Францию и передать весть о нем. Капок, так звали молодого индейца, отправился в путь, был захвачен пиратами, освободился из плена и все же разыскал маркизу.

Но долго в поместье юноша не прожил. Для маркизы он был чем-то вроде слуги — индейца пытались заставить трудиться, и не просто заниматься каким-то знакомым ему делом, а выполнять довольно-таки грязную работу. Сын вождя молча собрался и ушел в Париж.

Ну, вероятно, королю это тоже было интересно, но заинтересовал по-настоящему его вот какой факт. Рассказывая о себе, юноша, как само собой разумеющееся, упомянул о том, что он сын вождя, но… Не сын его супруги. И что в племени тупинамбо существует испокон веков довольно странный для европейцев обычай. Каждую весну мужчин этого племени приглашают в соседнее племя, состоящее… из одних женщин. Если после этих визитов там родятся девочки — они остаются в женском племени. Если мальчики — их отдают отцу. Так и отдали вождю его сына — Капока.

Вот этим-то рассказом и был захвачен король, наградивший индейца деньгами. Так, значит, есть на свете амазонки! И живут теперь они в Бразилии… В те, уже так далекие для нас годы дворяне, как правило, получали домашнее образование. Позже такой тип полученных знаний стали звать «классическим», пристал этот эпитет и к русским гимназиям. Почему?

Меньше всего в этой системе было математики, физики — подобная специализация точных наук появилась позже. А вот то, что мы сейчас называем гуманитарными дисциплинами, составляло едва ли не весь курс наук.

Кстати сказать, само слово «гуманитарный», хоть и имеющее латинский корень, пришло к нам именно из французского языка. Обозначает оно вот что: человеческая природа, образованность. В круг гуманитарных предметов, то есть в то, что воспитывает в человеке лучшие чувства, делает его образованнее, входили и входят сейчас история, филология.

Хорошо воспитанный человек того времени мог не знать формул, математических правил. Но большинство не только читало и писало на родном языке, но знало и языки соседних стран, и уж в любом случае древнегреческий язык. Отсюда и понятие о «классическом» образовании — оно основывалось на произведениях (латинское «классикус» — образцовый) Гомера, Плутарха, Цицерона.

Конечно, получив подобное образование, король и большинство его придворных знали об амазонках. Сведения об этих удивительных воинственных женщинах (они даже лишали себя одной груди, чтобы та не мешала стрелять из лука, отсюда и общее название от «а» — отрицание и «мастос» — грудь) можно было получить из трудов едва ли не большинства античных авторов.

Судите сами: Плутарх — в «Тесее», в «Сравнительных жизнеописаниях», Овидий — «Героини», Вергилий — «Энеида». Это художественные произведения, взятые наугад. Мало? Тогда историки — Геродот, Гиппократ, Лисий, Страбон, Диодор Сицилийский… легенды об амазонках вдохновляли скульпторов Фидия, Поликлета, Кресилая, сцены битв с ними изображены на гробнице Мавзола (от которой пошло слово «мавзолей») и на Парфеноне.

Рассказывая о воительницах, древнегреческие авторы уточнили и вопрос, как амазонки продолжают свой род. Оказывается, время от времени они приглашают к себе мужчин из других племен. Дочери, родившиеся от такой связи, остаются у матерей. С сыновьями же бывает разное.

Иногда их отдают отцам, а иногда…

Можно понять любопытство короля и его придворных, наяву увидевших сына амазонки. Правда, прибыл он из Бразилии, но и там, как уверяли некоторые путешественники, были воинственные женские племена.

Реальность юноши опровергала многое — в том числе и отношение к амазонкам. Ведь сколько лет все сообщения о них относились к мифам, созданным богатым воображением древних греков.

Для древних греков амазонки были вполне реальными людьми. Не менее реальными, чем для нас нынешние жители Судана, Эфиопии, Лаоса. С самых ранних лет ребенок слышал рассказы, в которых великие герои Греции встречались с амазонками, воевали с ними и если и побеждали, то с большим трудом. Величайшим из великих и в этих боях был Геракл, сын Зевса — верховного бога Эллады.

Напомним, что по своей «земной линии» Геракл был внуком царя Микен, выдавшего свою дочь Алкмену за Амфитриона. Молодую женщину увидел Зевс, влюбился и однажды, приняв облик Амфитриона, пришел к ней. Алкмена родила близнецов, одним из них был сын Зевса — Алкид, позже названный прорицательницей Гераклом.

Супруга Зевса — Гера явно не поощряла увлечений своего мужа. Эта нелюбовь распространилась и на его сына от земной женщины. Вот почему такой нелегкой выдалась судьба Геракла.

С амазонками связан девятый подвиг героя. Но сначала хочется сказать о седьмом. О том самом, когда Геракл добывал для Эврисфея критского быка. Это неуемное животное носилось по острову, все сокрушая на своем пути. Геракл поймал быка, отвел его к царю, но тот отпустил его на волю. Бык помчался в Аттику, где и был убит Тесеем. В этом эпизоде еще нет амазонок, но есть Тесей, позже тоже связанный с ними. Кстати, сам Тесей тоже был сыном бога — Посейдона.

Теперь девятый подвиг. Геракл отправился в страну амазонок за поясом царицы Ипполиты. Захотелось дочери Эврисфена иметь необычный пояс (Ипполите его подарил бог войны Арес), и все — героя послали на край земли. Как иначе назвать дальние берега Эвксинского Понта — нашего Черного моря? А именно там в городе Фемискире жила царица амазонок.

Ипполита, похоже, не очень удивилась-требованию Геракла, в котором даже внешне угадывалось божественное происхождение. Но тут в дело вмешалась Гера (помните — разгневанная супруга Зевса), принявшая облик амазонки. Она стала возбуждать воинственных женщин против Геракла. Закипел бой. Геракл взял в плен двух амазонок — Меланиппу и Антиопу. Меланиппу он обменял на пояс, а Антиопу отдал Тесею. Так и Тесей оказался связанным с амазонками.

До добра это не довело. Амазонкам не давала покоя мысль, что Антиопа в плену, а над ней, наверное, издевается чужак, увезший их подругу в Грецию. Амазонки вторглись в Аттику, осадили Афины, потом заняли и город. Жители нашли спасение на Акрополе. И не знали амазонки, что Антиопа полюбила Тесея, что ей радостно в его доме. В трудную для афинян минуту Антиопа вместе с мужем встала на защиту Афин.

В решающем бою кто-то из подруг, не узнав Антиопу, сразил ее. И тут битва прекратилась — скорбели и афиняне, и амазонки…

Вот так начинался для маленького грека урок истории и географии, связанный с амазонками. Он узнавал, где они живут (Эвксинский Поит), каковы главные черты характера — независимость, воинственность. И пусть герои Эллады побеждают — это дано ведь немногим, а в целом борьба с амазонками дело трудное, но весьма почетное.

И не только Геракл и Тесей занимались этим. Был, к примеру, еще один герой — Беллерофонт, сын Главка, внук Сизифа. Служил он царю Ликии, а тот тоже посылал его против амазонок. Вот ведь какое значение имели воинственные женщины — борьба с ними засчитывалась древним героям в качестве подвигов!

Вернемся теперь к Гераклу, возвращающемуся с поясом Ипполита.

На обратном пути его корабль пристает к Трое. На берегу герой находит дочь местного царя Гесиону, прикованную к скале. Она принесена в жертву чудовищу, которое вот-вот покажется из воды. Геракл предложил освободить девушку, а взамен попросил трех Зевсовых коней, находившихся в царской конюшне. Чудовище было убито, но коней царь не отдал и прогнал героя. Геракл уплыл, но в душе затаил обиду.

Проходят годы. Геракл собирает своих друзей-героев, приплывает к Трое и захватывает ее. Освобожденную ранее им Гесиону отдает своему другу Теламону. Чтобы как-то скрасить этот шаг, Геракл предложил Гесионе из числа пленных выбрать одного, который тут же получит свободу., Выбор молодой женщины пал на младшего брата — Подарка. Увидев это, Геракл потребовал выкуп-ведь Подарок не просто брат, он член той самой семьи, которая когда-то оскорбила героя. Гесиона сняла с себя покрывало и отдала Гераклу. В Трое остался единственный из бывшей царской семьи, впоследствии тоже царь. А поскольку за него дали выкуп, то царя стали звать «купленным» — Приамом.

Так цикл сказаний о Геракле оказался связанным с троянским циклом. Из последнего до нас дошли две поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея». Исследователи же знают, что поэм, описывающих битву за Трою, было больше. И различные сюжетные линии из них вошли в ряд произведений греческих и римских авторов.

Интересная деталь — корабли греков, направлявшихся в Трою отвоевывать Елену, пристали к берегам Мизии. А там правил Телеф, сын Геракла. Греки звали его с собой, при этом, наверное, не раз поминали подвиги отца и то, что тот уже брал Трою. Телеф отказался вот по какой причине — он был женат на… дочери Приама. Того самого Приама, которого выкупила Гесиона и чей сын похитил Елену. Вот ведь как переплетаются судьбы людей и героев.

В самый разгар осады Трои на помощь своим соседям пришли амазонки. Царица Пенфесилея привела опытнейших воительниц. Удар был так силен, что греки отступили к кораблям. Положение спасли Ахилл и Аякс Теламонид, ранее не принимавшие участие в битве. Ахилл убил Пенфесилею. Тела ее и еще 12 павших в бою амазонок были переданы троянцам.

Еще интересная деталь. На стороне троянцев был бог войны Арес, он же — помните? — подарил пояс Ипполите. Это говорит как о воинственности амазонок, так и о том, что территориально они жили в зоне досягаемости троянцев и, судя по всему, имели общего покровителя. Контакты были разными — сам Приам вспоминал, что даже сражался с амазонками на берегу реки Сангарий. Но перед лицом угрозы троянцам со стороны пришельцев амазонки решили прийти на помощь соседям, еще раз подтвердив мнение о себе как о бесстрашных воительницах.

А где находилась река Сангарий? Давайте возьмем карту Турции — ее северная часть ограничена южным берегом Черного моря, Эвксинского Понта. Так вот, река (ныне она зовется Сакарья) впадает в Черное море с юга, отгораживая северо-западную часть Анатолийского плоскогорья, где расположена Троя, от Понтийских гор. А за этими горами лежит Кавказ.

Тот самый Кавказ, вблизи которого греческие историки помещали царство амазонок.

Прежде чем перейти к сведениям, которые сообщили нам древние историки, хочется заняться не очень сложными вычислениями. Археологам удалось датировать те слои холма Гиссарлык, которые, по их мнению, являются остатками приамовской Трои. Говорится это с легкой оговоркой, ибо ряд специалистов до сих пор считает Троянскую войну выдумкой древних рапсодов. Мысль эта проникла и на страницы советских журналов (см., например, статью Л. Клейна в «Знание — сила», № 3, 1986). Но классической остается датировка десятилетней осады 1194–1184 годами до н. э. Вот и подсчитаем.

Исходя из того, что к концу осады Приаму лет 80, а выкуплен он был сестрой как самый юный член царской семьи, значит, событие это произошло примерно этак лет 70 назад. Тогда Геракл брал Трою где-то в 1260 году до новой эры. Но между девятым подвигом и нападением на город прошло какое-то (и немалое) время. Надо было разобраться с остальными подвигами, побывать в рабстве у Омфалы — на все это требовались дни и годы.

Так что первая временная привязка к сведениям об амазонках — это 1280–1270 годы до н. э. К этим годам можно снова дописать слово «примерно» — поступки древних героев, да к тому же сыновей Зевса, могут не уложиться в рамки нашей датировки. Но, беря за основу реально исчисленную дату, вошедшую в учебники истории, мы можем с достаточной точностью отталкиваться от нее и реконструировать временные границы девятого подвига, а следовательно, первого упоминания в мифах о женщинах-воительницах с берегов Эвксинского Понта.

Итак, XIII век до новой эры — время начала начал «амазонии». Потом нужно вспомнить век VIII — век Гомера (многие исследователи считают, что в поэмах есть вставки и VII века). И, наконец, V век (все эти века, разумеется, до н. э.) — становление греческой историографии.

Есть, вероятно, незыблемый закон — на каком-то отрезке времени у каждого народа резко усиливается интерес к истории. И собственной и сопредельных стран, без чего собственная окажется неполной. Именно так, наверное, считал и Геродот (484–425 гг.), не случайно прозванный «отцом истории». В каких только странах не побывал он сам, откуда только приехавших не расспросил. Оставленные им данные до сих пор являются основными при изучении жизни народов не только Средиземноморья, но и более далеких стран.

Достаточно — вспомнить, что наиболее точные сведения о скифах, населявших в ту пору Северное Причерноморье, оставил нам именно Геродот. А ведь это первые письменные сообщения о древнем народе, жившем на территории нашей страны, народе, оставившем в курганах предметы, свидетельствующие о высокой духовной и материальной культуре их владельцев.

И Геродот первый сообщил нам те сведения об амазонках, которыми он, как историк, обладал. Здесь почти нет мифических героев, нет рассуждений о вмешательстве богов в дела людей. Вдумчивый историк попытался ответить на основные вопросы — откуда взялись амазонки, как начались их контакты с греками, как и с кем соседствуют. И вот что он написал.

Греки, расширяя свое знакомство с Малой Азией, столкнулись с амазонками на реке Фермодонт. Произошла битва, греки победили, захватили амазонок и, погрузив добычу на три корабля, отправились домой. В море амазонки, выбрав удачный момент, перебили греков. Но управлять судами воинственные женщины не умели. Их долго носило по морю и наконец прибило к побережью Меотийского озера.

(Обратите внимание на эту деталь — сев на корабль в Черном море, амазонки сошли на берег Азовского моря. Неуправляемые суда прошли нынешним Керченским проливом? Или же Геродот знал об амазонках и Малой Азии, и Приазовья — как бы разделенных Кавказом — и решил объяснить, как они оказались в Северном Причерноморье?) Сойдя на берег, амазонки захватили скифских коней. Их поведение было так отличительно от царивших в тех краях порядков, что скифы только дивились. А на предложение местных кочевников выйти замуж и жить, как живут скифские Женщины, гордые — амазонки ответили: «У нас с ними неодинаковые обычаи, мы стреляем из луков, мечем дротики, ездим верхом, а женским работам не обучены». (Цитирую по работе известного советского этнографа М. Косвена, составившего наиболее полный свод сведений об амазонках.) Ну, со временем обе стороны пришли к примирению, и, как сообщает Геродот, от этого союза появился народ савроматы.

Если Геродот задавался мыслью о происхождении амазонок, то Гиппократ (моложе его на 14 лет) сообщает об их быте. Он пишет, что те не вступают в брак, пока не убьют трех врагов. Правой груди не имеют — мешает стрелять из лука. Калечат детей мужского пола, чтобы не иметь соперников, когда те подрастут.

Лисий (моложе Гиппократа на 11 лет) сообщает интересный факт. Амазонки на реке Фермодонт были единственным народом, который имел железное оружие. Деталь многозначительная — ведь, по мнению многих историков, необычность доспехов Ахилла объяснялась тем, что их выковали не из бронзы, а из железа.

И до сих пор не выяснена причина, по которой хоть и считается, что прах Ахилла погребен у мыса при входе в Геллеспонт, со стороны Эгейского моря, но душа его, по мнению древних, находится на острове Левка.

Но это устье Дуная — запад Северного Причерноморья. Там имелся храм Ахилла. Такие же храмы-жертвенники были и в Ольвии, и у Керченского пролива — именно там, где историки поселили амазонок. Нет ли общего источника происхождения оружия Ахилла и амазонок, учитывая, что район Керченского пролива богат рудами железа и сейчас их разрабатывает Камыш-Бурунский железорудный комбинат?

Вернемся к амазонкам. Практически нет ни одного историка, касавшегося событий в Северном Причерноморье, который бы не писал о них.

Весьма авторитетный для всех нас Страбон уточнял, что живут амазонки в Малой Азии и на Кавказе. Он же приводил вот какие факты — река Мармадалий (или Мермода) разделяет амазонок и жителей Кавказа. А река Эта впадает в Меотиду (Азовское море).

С греческими и римскими завоеваниями связываются контакты амазонок с реальными историческими личностями. Так, Диодор Сицилийский, живший в I веке до нашей эры, описывает вот какой эпизод. К Александру Македонскому явилась царица Фалестра в сопровождении трехсот амазонок. Дама она была решительная. Вот как передает Диодор ее слова: «Я прибыла, чтобы иметь от тебя ребенка. Из всех мужчин ты совершил наиболее великие подвиги, и нет выше меня женщины по силе и храбрости». Финал этого приключения нам неизвестен, но стоит добавить, что о встрече Александра Македонского с амазонками можно прочитать у Плутарха и других историков.

Тот же Плутарх, рассказывая о походе Помпея на Кавказ, упоминает о битве с албанцами на реке Абант (нынешняя Алазани). Так вот, с гор на помощь соседям спустились амазонки. Это событие произошло уже в преддверье нашей эры, а сам Плутарх жил в 50–125 годах н. э. Из седой старины мы пришли в эпоху, когда, казалось бы, нет места мифам. Но смотрите — сведения об амазонках не исчезают. Более того, с расширением знаний об окружающем мире увеличивается и число авторов, пишущих о них.

Где только не находят теперь амазонок. Низами Ганджеви в «Искандер-наме» упоминает и об Александре Македонском, и об воительницах, локализуя их в стране Берда на реке Кура. Де Клавихо (испанский посол при дворе Тимура) находит их по пути из Самарканда в Китай. Историограф Карла Великого Павел Диакон сообщает, что, когда лангобарды (германское племя) шло из Скандинавии к югу, оно сразилось с амазонками. О том, что воинственные женщины жили у… Балтийского Моря, пишут Адам Бременский, арабские историки аль-Казвини, аль-Идраси и другие, а Козьма Пражский уверяет, что крепость Девин около Праги была крепостью амазонок, отсюда и ее название.

В Индии о царстве женщин упоминает «Махабхарата», есть сведения о чем-то подобном в Китае, Японии. Отдельные поселения без мужчин известны у чукчей, бурят. Арабские писатели говорят о женском сообществе в Нубии, в Абиссинии их находили близ царства Дамут…

Справедливости ради скажем, что не все историки разделяли мнение своих коллег об амазонках. Так, еще в III веке до нашей эры Палефат писал: «Об амазонках говорят, что это были не женщины, а мужчины-варвары». А принимали их за женщин вот почему. В отличие от греков они… брили бороды, носили длинные хитоны и повязывали волосы повязкой. Ну, могло быть и такое, что необычно одетых мужчин издалека принимали за амазонок. Но уж слишком велико и разнообразно количество фактов, сообщаемых историками, да и число авторов говорит о том, что нет дыма без огня. Ошиблись бы раз, другой, а чтобы два-три тысячелетия… Нет, не сходятся тут концы с концами.

И смотрите — сначала Малая Азия и Причерноморье. Потом вся Азия — чукчи и китайцы, индийцы и японцы. Далее Африка. А в 1492 году Колумб открыл Америку.

Наступает эра Великих географических открытий. Общепринято считать, что началась она первым путешествием Колумба, во время которого и была открыта Америка, а точнее, самый первый остров, получивший имя Сан-Себастьян. И пусть сейчас многие историки и археологи считают, что первый след Колумб оставил на маленьком соседнем острове.

Не в этом дело — важно, что по другую сторону океана найдена земля, пусть сначала остров. Но за ним материк!

А ведь о том, что где-то в океане есть остров, говорили еще ирландские предания. В них он назывался «О’Бразил» — счастливый остров. Его начали искать раньше, чем каравеллы Колумба подняли якоря в Европе, чтобы открыть Америку. Название это переходило от острова к острову («инсулам де Бразилле»), пока не закрепилось за наиболее выдающейся на восток частью Южной Америки. И говоря сейчас о Бразилии (это о ее столице Рио-де-Жанейро мечтал Остап Бендер), мы и не вспоминаем, что имя стране дали древнеирландские предания.

И вот открыта Америка! Из первых же путешествий Колумб привозит сведения о том, что есть острова, населенные женщинами! Об этом ему сообщили туземцы-араваки, об этом в начале 1483 года адмирал делает записи в судовом журнале. А целую группу островов он называет девичьими — «Ислас Виргинес» — Виргинские острова. Уже и Фернандо Кортес получает указания — искать амазонок!

Начинается исследование (а точнее — завоевание) гигантского материка. Снова появляются сведения о женских группах, женских государствах.

Вот ведь что интересно — где родилась легенда и куда ее занесли путешественники. Порой кажется, что миф об амазонках — это какая-то неосуществимая мечта о прошлом, о матриархате, о золотом веке человечества. И чем дальше от родного дома отходит европеец, тем дальше отдаляется и граница его мечты.

Действительно, почему бы не назвать это мечтой? Воинственным мужчинам, наверное, хотелось бы тоже видеть рядом с собой воительниц. Достойных подруг (совсем не обязательно врагов). А уж если и сражаться, то с теми, кто мог принести славу. Вспомните — величайшие герои Греции (в том числе сын Зевса!) не задумывались над тем — воевать с женщинами или нет. И не очень легко доставалась победа героям, такими победами они гордились.

Все дальше и дальше расширялись горизонты познания. И наконец они сомкнулись — исследования на западе и исследования на востоке. Экспедиция Магеллана замкнула эту цепь. Земля, как и предполагал путешественник, оказалась круглой, ее можно было обойти (как-то не подходит слово «обплыть»). И тут легенда об одиноко живущих женщинах встретилась на пути. Участник экспедиции Пигафетта в январе 1522 года узнал от местного лоцмана, что южнее Явы есть остров, где живут одни женщины!

Надо было пройти Атлантический океан, открыть Магелланов пролив, Тихий океан, чтобы снова встретиться с мифом, с легендой… Или, может быть, с реальностью? Ведь спустя двадцать лет для одного из известнейших завоевателей (или исследователей?) Южной Америки амазонки воскреснут из мифа, наяву окажут сопротивление, причем неодолимое.

Заранее надо оговориться, что своей славе Франциско Орельяна обязан в значительной (если не в главной) мере амазонкам. Недостатка в конкистадорах Испания не испытывала — тысячи идальго из самых благородных семей стремились в Вест-Индию (тогда еще не говорили — в Америку) за богатством. А им было в первую очередь золото, во вторую — позже найденные серебро и изумруды.

Отряды конкистадоров не только сокрушили могущественные империи инков и ацтеков. Они прошли непреодолимыми чащами, проплыли бурными реками Центральной и Южной Америки. О каждом отряде можно написать авантюрный роман. И если бы выстраивали руководителей экспедиций не по сегодняшней известности, а по сложности сделанного, то Орельяна был бы отнюдь не в первом десятке. Если же мы так хорошо знаем оба неудачных похода Орельяны, то только из-за амазонок.

А точнее, из-за женщин, которые в сознании его современников ассоциировались с амазонками.

Середина XVI века в Южной Америке проходит под знаком поисков «золотого города» — Эль Дорадо. Среди легенд о нем самая настойчиво повторяемая гласит, что туда свезено золото, которое индейцы хотели спрятать от испанцев. Да и о самом городе якобы было известно, что и крыши в нем золотые, и посуда жителей. Появлявшиеся во все большем числе слухи срывали с мест сотни испанцев. Объединившись в отряды, они устремлялись порой лишь по одним им ведомым маршрутам.

И не только испанцы. Если сведения достигали Европы, то в дело вступали и голландцы, и англичане. Достаточно вспомнить лишь Уолтера Рели (см. о нем статью И. Медведева «Фаворит ее величества» во втором сборнике «Дорогами тысячелетий» и главы из романа Роберта Ная «Странствия Судьбы», опубликованные в «Вокруг света», № 2–4, 1986). Поисками Эль Дорадо занимались экспедиции Берри, Квесады и многих, многих других.

В отличие от Рели, написавшего знаменитую «Историю мира», переведенную на многие языки, Орельяна эпистолярным жанром не грешил.

Зато у него в составе экспедиции был монах, патер Гаспар де Карвахаль.

Ему и обязаны мы рассказом о необычном путешествии. Кстати сказать, это значительно позже стали считать путешествие необычным — современники видывали и не такое!

Перед отправлением в путь Орельяна допросил двух проводников.

Уже тогда стало ясно, что искомым городом правят не владыки, а владычицы. Вот как говорили проводники: «Люди моего племени хорошо знают течение Великой Реки… Плывя в верх той реки, которую наш народ называет Громом Туч и Вод, что звучит в нашем языке Амакуна, и минуя известный нам непроходимые участки, можем без опасений добраться до управляемого владычицами нашего народа большого острова в самом широком разливе реки; город этот называется Маноа… Взятие же самого города, называемого Маноа, является предприятием трудным и рискованным, но не невозможным; поскольку упорство обороняющих, которыми будут командовать владычицы, должно уступить силе огня, который принесет не только потери, но и страх».

С огромным трудом бригантина Орельяны добралась до острова, высадила десантную группу. Но, как и говорили проводники, туземцы оказали упорное сопротивление. К удивлению (и, вероятно, ужасу испанцев), мушкетный огонь не испугал индейцев.

Руководила битвой женщина, имя которой подсказали монаху проводники — Коньяпуяра, что означает «Великая Госпожа». Женщины преобладали и в первых рядах обороняющихся. Их монах называет «лас капитанас де лос Индиос» — «капитаншами индейцев», но можно перевести как «начальницами» (в русском языке слово «капитанша» звучит немного иронично). Каждая из них руководила десятком туземцев. Отбивались обороняющиеся стрелами, по описанию патера, борта бригантины выглядели «как тело ежа».

Хроникер подробно описывает, как выглядела Коньяпуяра, лично принимавшая участие в битве. Она была почти нагой, прикрытой лишь шкурой ягуара, на голове перья тукана в диадеме из благородных камней.

Во всем показывала начальница пример — ее стрела «вбилась в деревянную обшивку бригантины глубоко на ширину мужской ладони». Описав все это, католический монах (!) вынужден признать, что и она, и другие воительницы «сияли удивительной телесной красотой».

И чем же кончилась битва? Вот как рассказывает о ее итоге сам хроникер: «В год от рождения Господа 1542, в день святого Иоанна Крестителя и Мученика, после кровавой битвы с неверными, которые толпами поганых командовали, благородный господин и королевский капитан Дон Франциске Орельяна приказал возвратиться на корабль, наказав забрать раненых и убитых, чтобы не оставить их на поругание поганых. Затем, имея по воле божьей попутный ветер в парусах, бригантина пошла вдоль западного берега острова».

Короткая строгая реляция. Но за ней одно — паническое бегство с острова. Ведь Орельяна шел специально для его захвата, это было целью экспедиции. А тут сухо, четко, как и следует писать хронику — после кровавой битвы возвратился на корабль, велел собрать раненых, убитых и уплыл. Но вернулся домой с золотом и драгоценными камнями. Откуда их взял?

«Благородный господин и королевский капитан» не мог прийти домой с пустыми руками. Он начал грабить прибрежные деревни и, как писал историк прошлого века — «Орельяна привез с тех сторон дважды по сто тысяч гривен золота и множество изумрудов, которые, как рассказывал, были ничем в сравнении с богатствами, которые он видел».

Во вторую экспедицию Орельяна, кроме своей бригантины, взял и большой корабль, на нем были не только воины, но и дамы, в том числе жена капитана донна Анна. Именно с этого корабля видели, как Орельяна поднялся на мачту, оттуда всмотрелся в даль и дал приказ идти вперед. Бригантина быстро помчалась, оставив позади тяжелый галеон.

Больше ни бригантину, ни Орельяну не видели…

Во многих исторических работах рассказывается о том, что Орельяна погиб от голода и тяжелых испытаний, выпавших на его долю. Вероятно, кто-то из экипажа бригантины вернулся назад, иначе откуда взяться сведениям? Да и донна Анна позже вышла замуж за одного из офицеров, участника экспедиции. А католическая церковь могла разрешить это лишь при условии доказанной смерти одного из супругов. Но тут же родилась легенда — Орельяна не погиб, а стал мужем Коньяпуяры. И их потомки рано или поздно будут владеть страной.

По исторической справедливости река, по которой впервые прошел европеец Орельяна, должна была бы носить его имя. Он же написал о ней — река амазонок, «рио де лас амазонас». Так она и вошла в наш мир — Амазонка, величайшая по водности река мира, длина по истоку Мараньон 6,4 тысячи километров, по истоку Укаяли — свыше 7 тысяч км. Сравните: Волга — 3560 км, Енисей — 3487 км, Обь — 3650 км; Вернемся к Орельяне. Вполне вероятно, что его имя и потерялось бы в общем списке конкистадоров. Амазонки же «вывезли» его из небытия. Для нас поход Орельяны — полностью документированное свидетельство существования какого-то общества, управляемого женщинами. Конечно, это не те амазонки, о которых рассказывали в мифах древние греки, чьи деяния описывали Геродот и Страбон. Но, поскольку за любыми воительницами закрепилось это имя, Орельяна был прав, называя их так.

Не счесть производных от этого слова… Так, выдающийся путешественник Александр Гумбольдт, сам интересовавшийся проблемой амазонок, побывал в 1799–1802 годах в Южной Америке. У туземцев увидел зеленые камни, которые те якобы называли «камнями амазонок» (откуда туземцы знали, что так зовут в Европе воинственных женщин?). Позже, когда описали эту разновидность полевого шпата, то и назвали его амазонитом.

В прошлом веке придумали женское платье для верховой езды. О названии не стоило специально гадать — конечно же, амазонка. Сняли поляки фантастический фильм о женщинах, правящих миром — «Новые амазонки». В Бразилии есть штат Амазонас, крупнейшая на земле Амазонская низменность.

Называли этим именем и корабли. Но судам не везло — помните историю, когда освободившись, амазонки не смогли управлять кораблями и долго блуждали по морю?

Традиция давать кораблям мифологические имена уходит в далекую древность. В средние века это подчеркивалось и деревянной скульптурой, установленной на носу судна. Так вот, кораблям, носившим имя воительниц, поразительно не везло.

Англичане назвали «Амазонкой» пассажирский пакетбот — свой самый большой деревянный пароход. Он сгорел в первом же переходе в Вест-Индию в 1852 году. В 1855 году судно с таким же именем погибло у мыса Гаттерас. В 1866 году английский винтовой шлюп «Амазонка» и почтовый пароход «Оспрей» столкнулись на трассе между Ливерпулем и Антверпеном. Нет, сухопутным девам на море явно нечего было делать.

Где только не видели амазонок. Вблизи Явы и в Южной Америке, на Виргинских островах и в Африке. Но вспомним древних греков — не только и не столько их мифы, а сообщения историков. Людей дотошных, чьим свидетельствам мы доверяем полностью, на чьи сведения ссылаемся при написании не только популярных статей, но и при создании научных работ.

Так вот, все историки помещают настоящих амазонок на территории нашей страны. Геродот прямо пишет о Меотийском озере (нынешнем Азовском море), Страбон указывает, что река, впадающая в Меотиду, разделяет амазонок и жителей Кавказа. Азовское море и Северный Кавказ — вот места обитания амазонок, систематически повторяющиеся во всех источниках, достойных упоминания.

Но ведь эти места ныне наши, советские. Что же осталось в памяти народа о тех давних временах? Увы, ничего. И это в первую очередь потому, что мы не совсем точно знаем, к какому народу отнести амазонок. Хотя помните, что писал Геродот — от скифов и амазонок пошел народ савроматов. В свою очередь, Эфор (около 405–330 гг. до н. э.), пытаясь объяснить существование амазонок, писал, что некогда савроматы ушли воевать в Европу, там погибли, и остались одни женщины.

Итак, и Геродот, и Эфор выводят нас на савроматов. Из истории мы знаем, что эти кочевые племена в VII–IV веках до новой эры располагались в степях Поволжья и Приуралья и в их общественной жизни большую роль играли женщины. Скифы примерно в то же время (VII–III века до н. э.) кочевали в Северном Причерноморье.

Не удивительно, что греки сначала говорили о скифах и амазонках, а потом уже о савроматах. Несмотря на то, что появление на исторической сцене обоих племен относится к VII веку до н. э., греки сначала, осваивая берега Черного моря, столкнулись со скифами. Позже настала очередь савроматов.

Скифы и савроматы (последних с момента объединения племен стали звать сарматами) относятся к народам, говорившим на наречиях иранской группы индоевропейской языковой семьи. Именно эти народы довели до совершенства работу с лошадьми, ставшими основой их хозяйства. Не только на войне нужен был добрый конь. Вспомните изображение на одном из найденных в кургане сосудов — бородатый скиф доит кобылу. Еще и сейчас у иных людей слово «дояр» вызывает улыбку. Скифы же изобразили на драгоценном сосуде дойку кобылы мужчиной — явно не позорное для воина занятие.

Ясно, что женщины в этих племенах должны были быть лихими наездницами. А если учесть, что, по всем данным, у савроматов главенствующую роль играли жрицы (были женщины и вождями!), то ясно во многом преобладание «слабого пола». Давайте сложим все компоненты: конь, женщина-вождь, а значит, и воин, и мы получим лихую наездницу.

Чем она могла быть вооружена? Конечно же, тем, что помогает, не вступая в силовую борьбу, поразить врага на расстоянии, используя и скорость степного коня. Вспомним же ответ амазонок (из Геродота): «Мы стреляем из луков, мечем дротики».

Может быть, имена их что-то скажут нам? Но греки оставили нам или измененные (то есть переведенные на греческий язык) имена, или клички, данные ими. Вспомните Меланиппа, Ипполита. Первое имя расшифровывается легко, оно происходит от греческих слов «черный» и «конь» — «темноконная», «владеющая темными конями». И второе тоже несложно — от слов «конь» и «камень». (Ну, «камень» здесь может обладать смыслом «крепкий», «стойкий».) Что-то вроде «крепкоконная».

По структуре очень схоже с определениями, какие в мифах и у Гомера получали воины. Вслушайтесь — «меднобронный», «шлемоблещущий», «среброногий»… Не правда ли — похоже? Но, что очень интересно, и степняки так же строили имена. У одного из индоиранских племен, а к ним относились и сарматы, была, например, богиня Дрваспа — «обладающая здоровыми конями», «здравоконная».

Каждый год на страницы газет и журналов попадают сообщения о новых успехах археологов. И, как правило, женские погребения в районе Северного Каспия, Азовского моря явно богаче, в них находят луки, стрелы, мечи рядом с сосудами для благовоний, столами для жертвенной пищи. У более поздних степняков воина на тот свет сопровождали слуги и, вероятно, любимые женщины. А рядом с погребением сарматской жрицы нашли захоронение молодого воина-слуги ли, любимого…

Но все это, увы, «дела давно минувших дней». И отголоски «преданий старины глубокой» донесли до нас сторонние наблюдатели — в основном греки. Непосредственного пересказа своей истории от сарматов, а уж тем более скифов мы не получили. Если и представить, как считают некоторые, что скифы имели какую-то письменность, то до нас ничего не дошло.

Уже в III веке до н. э. скифов вытеснили с Черноморского побережья готы (небольшое царство все же осталось в Крыму). Затем по степям Приазовья кто только не проходил — гунны и авары, кипчаки и печенеги.

Может быть, какие-то предания и застали славяне — жители Тмутараканского княжества, первого русского государственного образования на Таманском полуострове, между древней Меотидой и Эвксинским Понтом.

Но это княжество (конец X — начало XII века н. э.) само погибло под натиском с одной стороны Византии, с другой — кочевников.

И снова накатываются, сменяя друг друга, орды кочевников, оставляя в степи курганы да каменных баб на них. И лишь в конце XVII века в связи с определенной политической стабилизацией в те края начинают проникать первые путешественники и исследователи. Первые — из числа тех, на чьи работы мы можем сослаться. Ибо, без сомнения, путешественники были всегда. И если у Азовского моря все исчезло, то не осталось ли следов на Кавказе?

Во второй половине XVII века в Москву и в Персию отправился голштинский посол Адам Олеарий. Проезжая через Кавказ, он записал местные легенды — да, в них были сведения о воительницах. В 1712 году черкесов посетил Обри де-ля Моттре, с удивлением отметивший, что местные женщины не только ездят верхом, но и стреляют из лука.

В конце XVIII века академик Петр-Симон Паллас, описывая быт черкесов, особо подчеркнул, по его мнению, странный обычай — чуждаться своих жен. Через год после него по югу России проехала англичанка Мэри Гэсри. И ее заинтересовала эта странность-у черкесов женщины живут отдельно от мужчин, а те тайком посещают своих жен. Не от древнейших ли обычаев, уходящих корнями в эпоху амазонок, идут эти привычки?

Не случайно любопытство англичанки было направлено в сторону «женского вопроса». Мэри Гэсри в прошлом являлась директрисой… Смольного института. Она же записала, что во время боевых действий среди убитых обнаружили женщин в полном вооружении.

Наступает период завоевания Кавказа. Идут бои, русские войска, тесня горцев, продвигаются вперед, пока не берут в плен Шамиля. Сотни тысяч черкесов эмигрируют, переселяясь в Турцию, а через нее и дальше на Ближний Восток. В этой заварухе растворяются последние обычаи и привычки, сохранившиеся у горцев с древнейших времен и, вероятнее всего, связанные с бытом тех, кого мы зовем амазонками.

И что — все, с ними покончено? Как бы не так. Старинное правило французов — в любом деле ищи женщину, сработало не так давно на юге нашей страны. Впрочем, «ищи» — не совсем верно. Она сама нашлась.

Произошло это в 1983 году на Таманском полуострове. Да, именно в том самом, наиболее подходящем месте — на стыке Азовского и Черного морей. Когда-то тут стоял древнегреческий город Гермонасса, а ныне расположена станица Тамань. Здесь ведет раскопки Гермонасская археологическая экспедиция Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника.

Здесь же раскинулись земли совхоза «Юбилейный». Директор решил расширить площадь под виноградники. Внезапно плуг задел камень.

Удивленные появлением препятствия на поле механизаторы откопали находку — на мраморной плите, словно выходя из камня, стояла мужская фигура. Домысливая утраченные детали, в ней можно увидеть воина.

Выдвинутая вперед (и наполовину отбитая) левая рука явно когда-то держала щит, правая, опущенная к бедру, вероятно, была вооружена мечом.

(Более подробно обо всем см. очерк А. Тарунова в «Вокруг света», № 4, 1986.) Стало ясно — сделана уникальная находка. И очень хорошо, что значение ее поняли не только прибывшие позже историки, но в первую очередь тракторист А. Н. Завгородний и директор совхоза Л. И. Киселев.

Именно они позаботились о сохранности находки, а директор и прекратил работы на поле, и позвонил в Таманский краеведческий музей.

Сезон раскопок следующего года начался с того, что для работы в «Юбилейном» создали специальный отряд. По мнению начальника Гермонасской экспедиции А. К. Коровиной, это изображение воина входило в многофигурную композицию. Найти бы ее! Ведь рельеф создан греческим скульптором не позднее IV века до нашей эры. Ничего подобного в Тамани не находили ранее.

Ну а почему возникла мысль о композиции? Во-первых, воин должен был на кого-то нападать, с кем-то воевать. Весь его порыв направлялся против еще неизвестного нам врага. Во-вторых, известна практика создания многофигурных композиций, где действующие герои высечены на отдельных плитах, позже составляемых вместе.

Две недели группа студентов под руководством Е. А. Савостиной (вот и весь отряд!) работала на поле. Нашли вымостку, и по тому, как были уложены камни, Савостина догадалась, что это древняя дорога.

Первые плиты перевернули — ничего похожего на изображение.

Копали и дальше, пока не приехала Коровина. Она осмотрела расчищенную площадку и удивилась, почему не переворачивали все каменные плиты. Начали осмотр. И среди первых же камней нашли рельефные изображения, часть из них удалось сложить. Дадим слово автору очерка.

«В центре сложенного, как мозаика, рельефа сразу бросались в глаза две фигуры. Всадник, схватив за длинные волосы женщину-воина (так показалось с первого взгляда), занес над ее головой тяжелый меч. Отчаянно взмахнула воительница дротиком, но ничто не могло спасти ее от разящего удара. Чуть выше, над этими фигурами, другой меч пронзил чью-то грудь, безжизненно повисла рука… За переплетением тел, рук и ног, принадлежавших фигурам, оставшимся за пределами уцелевшего фрагмента, проступал силуэт лошади, на шее которой странно смотрелись перевернутые головы без туловища».

Вот такая находка. И, хотя земля Тамани порадовала археологов еще одним открытием — плитой с изображением двух воинов («отца и сына»), все же осмелюсь утверждать, что этот рельеф имеет особое значение.

Тому есть ряд причин.

Начнем с материала. Воины — «боец» и «отец и сын» рублены скульптором из мрамора. Сразу видно работу греческого мастера — объемные фигуры, классические позы. Словом, прекрасные изображения, но они могли быть сделаны не обязательно на Тамани — и в самой материковой Греции, и на любом из островов, и в малоазиатской части. И вовсе не должны были устанавливаться на месте изготовления — на судах (а море рядом) можно привести хоть откуда. Только тщательный анализ мрамора может показать, где брали камень, но не где его обрабатывали.

Другое дело — рельеф с изображением битвы. Материалом здесь послужил не мрамор, а известняк, местный камень. Ясно, что его не увозили для обработки за три моря, чтобы потом вернуть на Тамань. Есть еще доказательство «туземности» работы, и причем очень веское. Это манера скульптора. Очень во многом она похожа на греческую, во многом, но не во всем.

Непохожесть вот в чем. Изображения не каноничны, жесты свободнее. Фигуры несколько более плоские, не так рельефно выделены из основы. Может показаться, что вообще весь рисунок относительно примитивнее (и экспрессивнее!), что не должно нас удивлять. Ведь уже говорилось о местном материале рельефа, так почему нельзя подумать о том, что и мастер был местным? Являясь, вероятнее всего, греком и работая в классической манере, он все же не был так искусен, как материковые мастера, и этот понимаемый им недостаток компенсировал (может быть, и неумышленно) живостью изображаемого…

Теперь о самом изображении. Его две центральные фигуры — воин и воительница. Воин одной рукой ухватил женщину за волосы, в другой у него тяжелый меч. А что за оружие у воительницы? Дротик. Помните, у Геродота: «Мы… мечем дротики»?

Возле сражающихся конь. На нем две перевернутые головы без туловища. Есть предположение, что рельеф был раскрашен и на коне рисовались ремни, которыми и крепились головы. Что это за странные трофеи? Снова вспомним древних историков, а точнее — сообщение Гиппократа о том, что амазонки не вступали в брак, пока не убивали трех врагов.

Судя по сохранившимся фрагментам, здесь не просто поединок, а центральная часть битвы. Какой — это предстоит еще выяснить, если будут найдены недостающие части композиции. Но уже сейчас ясно — битвы с амазонками. А если учесть, что, по мнению специалистов, обе фигуры одеты в боспорское платье, то понятно, что это не миф, а художественное отражение какого-то местного события.

Какого? Вероятнее всего, столкновения между греками-пришельцами и амазонками, коренными жительницами этих мест. Исходя из платья — греки уже жили здесь. Так что это не первая фаза контактов, когда греки только высадились с кораблей. Битва произошла после того, как греческие города вошли в состав Боспорского государства. Это V век до новой эры. А историки датировали рельефы временем не позже IV века. Итак, время — первое столетие существования Боспорского государства, когда уже стабилизировались связи городов, возник общий бытовой комплекс (платье!). Но и когда еще греческое влияние не проникло глубоко в среду местных (туземных!) жителей.

Можно только догадываться, что заставило амазонок выступить против греков-боспорцев. Притеснения со стороны пришельцев, спор из-за земли под строения или пастбища? Или, может быть, воинственной амазонке просто не терпелось выйти замуж? Двух врагов она уже убила (вот откуда головы), а третий (на рельефе) готов сразить ее саму.

Становится понятным причина создания рельефа. Если в мифах борьба с амазонками являлась уделом героев, то почему это не должно было быть и в жизни? Воин, победивший в таком бою, удостаивался, вероятнее всего, особой чести. Ему сооружали храм героя — героон (или в любом случае хоронили в особой могиле).

Как они должны выглядеть, мы знаем. В качестве модели для сравнения можно взять группу могил в нынешнем греческом селении Вергина. В древности здесь размещалась столица Македонии — город Эги.

Могилы необычны (в нашем понимании). Это здания с полуколоннами по фасаду, над которым размещался фриз, украшенный росписями.

По традиции эту могилу тут же засыпали, возведя курган, но храм-героон стоял открыто. И в нем, несомненно, были изображения, напоминающие причину возведения храма. Могилы македонских царей украшены росписями, но это уникальные работы, которые не могли быть выполнены больше нигде — предполагается, что роспись фриза одной из могил принадлежит кисти знаменитейшего художника Никомаха. Но не мог же он выполнять заказы всех городов…

Вполне можно допустить, что в Боспорском государстве, сооружая могилу или скорее всего героон, использовали местную возможность — рельеф. И из местного материала — известняка. Почему скорее всего героон? Да потому, что именно это здание могло совместить и местный рельеф, и привозную мраморную многофигурную композицию. Хотя могло быть и так — предприимчивый боспорец, уложивший столь ценные для нас (не только для археологов) плиты в основание здания, в покрытие дороги, брал их из нескольких источников. А ими могли быть развалины какого-то еще неизвестного нам города.

Главное все же вот что — впервые на территории, которую древние историки указывали в качестве места обитания амазонок в нашей стране, найдено изображение, позволяющее не только подтвердить эти сведения, но зрительно представить облик воительницы и датировать этот рельеф (не позже IV века до н. э.). Героини мифов, воинственные женщины Востока, воспетые рапсодами и описанные историками, прорвались сквозь разделяющие на века, словно специально отправив одну из своих подруг в наше время.

Наш рассказ о прекрасных воительницах подходит к концу. Легенды о них, возникшие задолго до нашей эры (помните, мы считали, отталкиваясь от даты Троянской войны, что об амазонках говорят где-то с 1280 года до н. э.), живут до наших дней. И не просто живут, а в той или иной степени воздействуют на нас.

Что нового мы можем ожидать от этих неугомонных наездниц? Думается, раскопки на Таманском полуострове все же раскроют нам тайну рельефов. Найдется могила, героон или храм, где укреплялись эти изображения. Греки часто устанавливали на всеобщее обозрение высеченные на камне тексты посвящений. Может быть, и здесь был текст, объяснявший, почему, кем и когда установлены эти рельефы?

Не исключено, что в этих же местах археологи найдут новые свидетельства контактов греков с амазонками. До 1983 года лишь могилы свидетельствовали о том, что женщины юга европейской части нашей страны носили оружие. Теперь появилось и изображение.

За чем очередь? За текстом. Вряд ли будет это папирус или пергамент, но очень вероятно, что камень, а может быть, и свинец. Историки знают случаи, когда до наших дней доходили тексты, написанные на свинцовых пластинах.

Важно вот что — легенды, героини которых жили в наших степях, вдруг получили реальное подтверждение. В Греции, в Италии не раз создавались скульптурные портреты амазонок. Но эти статуи были плодом фантазии художников. То, что найдено на Таманском полуострове, часть подлинной жизни, истории амазонок.

Это в нашей стране. А за рубежом? Могут быть обнаружены материальные следы воительниц в той части Турции, которая граничит с Кавказом, ведь амазонки упомянуты и на севере Малой Азии.

Интересен еще один след. По-прежнему о сообществах женщин говорят в Латинской Америке. Эти легенды переплетаются с легендами о белокурых и светлокожих индейцах, живущих где-то в северо-восточной части Бразилии. До сих пор там не исследованы территории, по величине равные иному европейскому государству.

Верил в эти легенды и полковник Фоссет, пропавший со старшим сыном в джунглях Мату-Гроссо. В книге «Неоконченное путешествие» (ее издал младший сын полковника, использовав его дневники) есть свидетельства существования «белых индейцев»…

Кто угадает поведение женщины? А ведь амазонки, вероятнее всего, были для многих из древних эталоном женского характера. Вот и гадай — откуда придут новые данные о воительницах? Правда, женщины любят тайны, но не всегда тщательно их хранят. Так что мы узнаем еще новое об амазонках, в этом сомнений нет.

Валерий Родиков Я не верю, генерал Джонсон! (фантастическая гипотеза)

Виктор Ягодинский Верить ли предчувствиям?