Фантастика 2000

Святослав Логинов ЖИВЫЕ ДУШИ

Возле метро Егору сунули в руки газету. Их теперь много развелось — бесплатных газетёнок со всякой рекламой. Егор брал эти газеты ради кроссвордов, которые разгадывал, пока ехал в метро. Раньше еще гороскопы читал, но теперь это занятие изрядно поднадоело. Да и кроссворды, сказать по правде, — тоже поднадоели. Снятое молоко — обрат, счетный прибор у древних греков — абак или абака… всюду одно и то же. Чтобы отгадать Тырново, в исторический атлас лазать уже не нужно — с позапрошлого кроссворда запомнился. Однако в метро ездить приходится, и если забыл дома книгу, то лучше ехать с газетой, чем без неё.

Ещё на эскалаторе Егор начал разворачивать газетные листы, выискивая крестословицу. Последняя страница была привычно разукрашена физиономиями мошенников от эзотерического мракобесия, ставшими за последние годы более привычными, чем портреты вождей в застойные времена. В глаза бросилось крупно набранное слово: «ДУШИ», — и тугже забылось. Борясь со сквозняком, Егор перелистал газету. Кроссворда не было. Не нашлось и гороскопа, всё место занимала совершенно ненужная программа телепередач. Вот ведь невезуха!

В вагоне Егор ещё раз наискосок проглядел газетные листы, потом начал складывать газету, чтобы засунуть в карман. Не читать же враки про очередную чудотворицу, умеющую разом вернуть мужа в семью и присушить его к любовнице. Глаза вновь зацепились за крупно набранное слово, и на этот раз Егор осознал, что речь идёт не о сантехнике. Объявление гласило: «Организация приобретает бессмертные души. Расчёт по договоренности». Далее шёл адрес и простенькая схемка, показывающая, как добраться от ближайшей станции метро до организации, заинтересованной в таком странном товаре. От объявления веяло чемто мрачным. Особенно двусмысленно выглядело слово «расчёт».

Не оплата, а именно — расчёт. М-да…

Егор мысленно прикинул, где находится проспект Сергия Радонежского, решительно выпихнулся из вагона и стал ждать встречного поезда. Чушь, конечно, но взглянуть, что это за организация, все-таки любопытно.

Дом номер тридцать девять оказался дачным особнячком прошлого века, зажатым между крупнопанельных многоэтажек. Судя по всему, еще полгода назад дом стоял, зияя вышибленными стёклами, но совсем недавно его отремонтировали, что называется, с сохранением исторического фасада. Обширная дверь из лакированных дощечек явно скрывала под дощечками свою стальную суть, а окна слепо глядели на проспект пуленепробиваемыми стёклами наподобие тех, что украшают опорные пункты порядка.

Причём было видно, что все эти предосторожности не напрасны, ибо пара стёкол уже явно познакомилась с кирпичом и лучилась тонкими слоистыми трещинками.

Возле дома тусовалась небольшая, но весьма пёстрая толпа.

Три или четыре группы с иконами стояли, не смешиваясь ни друг с другом, ни с остальным народом. Элегантно одетые евангелические проповедники в упор не замечали мормонов, похожих на самих евангелистов как две капли воды. Католический пастор в очках и широкополой шляпе неодобрительно разглядывал дверь, на которой виднелись остатки какой-то вывески. Двое измождённых юнцов, завёрнутых в простыни, молчаливо свидетельствовали, что даже белое братство, несмотря на очевидное фиаско с концом света, также не сгинуло окончательно. Пара потных милиционеров маялась возле дверей и устало пререкалась с агрессивными старушками. Судя по всему, странное объявление было замечено и имело успех.

Егор остановился, не доходя до дверей организации. Очень не хотелось смешиваться с собравшимся людом, от которого за версту несло враньём и елеем. К тому же пяток обритых парней в черном, опирающихся на плакат с надписью «Долой жидов и сатанистов!», вызывали у него самые нехорошие предчувствия.

Парни демонстративно не замечали милиционеров, менты старательно не видели бритоголовых.

На той стороне проспекта появилась еще одна анекдотическая фигура. Бородатый мужик, босой и расхристанный, тащил в ручище деревянный крест, не иначе выломанный на ближайшем кладбище.

— Чую бесов! — взревел он, подходя и размахивая своей дубиной.

Молоденький милиционер хотел было заступить дорогу, но сержант потянул его за рукав кителя:

— Пусть идет. Что мы тут нанялись их беречь?

Мужик, громыхнув дверью, исчез в офисе. Наружу глухо донеслось:

— Покайтесь, ироды!

Некоторое время внутри что-то громыхало, потом стало тихо.

Проповедники, столпившиеся на мостовой, сочувственно прислушивались к тишине. Очевидно, босоногий пророк был не первым, кто пытался взять штурмом дьявольскую цитадель, и толпа слуг господних уже знала, чего ожидать. Через полминуты дверь отворилась, босоногий появился на улице. Вид у него был ошарашенный, на брюках медленно расплывалось мокрое пятно. Босоногий сделал несколько неуверенных шагов, потом взвизгнул и припустил бегом.

— Фокусники… — проворчал Егор и, развернувшись, пошёл обратно к метро.

Больше Егору не попадала на глаза странная реклама, хотя слухи по городу пошли косяком. Свидетели, лично видавшие дьявола на проспекте преподобного Сергия, рассказывали такое, что сразу становилось ясно, что нигде они не бывали и ни с кем не видались. По городскому радио ежедневно выступал кто-нибудь из городских иерархов и призывал паству к молитве и покаянию, старательно не упоминая о скандальной организации, вздумавшей скупать души.

Но вскоре тон досужих разговоров несколько переменился.

Шёпотом и с глазу на глаз люди стали рассказывать, будто бы неведомые силы, обосновавшиеся на проспекте православного святого и впрямь совершают чудеса именем князя тьмы. Кого-то спасли, кого-то от рака вылечили… — и никаких расписок кровью, все под честное слово. Рассказывали, будто бы на самом деле на проспекте святого Сергия орудует мафия, и всякий, вошедший в бронированную дверь, навеки становится ее заложником и под страхом ужасающих мучений и лютой смерти обязан распространять слухи о великих чудесах, совершенных дьяволом.

Зачем мафии нужен дьявол — оставалось неясным. Впрочем, мафии, как говорят, всё может пригодиться.

Вторично Егор попал к тридцать девятому дому почти случайно. Решил съездить на дешёвый рынок, где, как говорили, новгородский молокозавод держит специальный ларёк и торгует пошехонским сыром безо всякой наценки. Сыра Егор действительно купил, хотя и не такого халявного, как было обещано, а потом обнаружил, что находится в каких-то ста метрах от особнячка, что на проспекте преподобного Сергия.

За прошедший месяц внешний вид бесовской конторы почти не изменился, только трещинами лучились уже не два, а три пуленепробиваемых стекла. Кроме того, исчез милицейский наряд, да и пикетирующих заметно поубавилось. У православных нашлись дома более важные дела, нежели стоять с иконами, и теперь одни лишь протестанты привычно протестовали возле дьявольского офиса.

«Мракобесы… — по инерции подумал Егор и тут же, усмехнувшись, одёрнул сам себя: — Мракобесы в конторе сидят, а тут… светобесы, что ли?…» Перехватив взгляд Егора, к нему решительно направился упитанный молодой человек в кашемировом пальто до пят. Обычно миссионеры обходили Егора стороной, но этот, очевидно, возжаждал мученического венца. Хищно улыбаясь, он вскинул на изготовку пачку брошюр, которые, по мысли составителей, должны были заменить новообращенным святое писание.

Связываться Егору не хотелось, и он с ходу применил самое сильное средство.

— Тьфу, тьфу, тьфу… — быстро сказал он. — Я в бога не верю.

Неверие собеседника ничуть не смутило бы иностранца, но трижды повторенное «тьфу» сразило наповал. Шокированный миссионерчик поспешно извинился и отошел, прижав к животику душеспасительную литературку.

Двери особняка громко хлопнули, и на улице появился ещё один типаж нового времени. С румяным проповедником его роднили кашемир и всеобъемлющее самодовольство. В остальном молодые люди были разительно несхожи. Бобрик на голове, приплюснутый нос и накачанный загривок очевиднейшим образом свидетельствовали о профессии вышедшего из проклятой конторы.

— Козлы! — с чувством произнёс качок. — Муфлоны редкостные!

Не взглянув на шарахнувшихся христоучителей, он прошествовал к ожидающей иномарке… Белый «скорпио» радостно взвизгнул при виде хозяина, качок хлопнул дверцей, и автомобиль исчез, сорвавшись с места, словно в крутом боевике.

Теперь, под осуждающими взглядами оправившихся от испуга христиан, Егору не оставалось ничего другого, кроме как зайти в таинственную контору и самолично выяснить, кто вздумал скупать людские души, каким образом осуществляется эта любопытнейшая операция, и, главное, что означает таинственное слово «расчёт».

Дверь услужливо распахнулась перед ним, словно и не было на ней никаких пружин и прочих запирающих приспособлений. Егор очутился в небольшом холле, какие можно встретить у частного стоматолога, да и вообще в каждой второй мелкой конторе. Пара мягких кресел, журнальный столик с глянцевыми обложками рекламных проспектов, на стене — большое зеркало в рост человека и несколько картин, купленных, видимо, у бесприютных художников с Невского. И не было ни стола секретарши с компьютером, десятком фальшивых телефонов и бездействующим факсом, ни очаровательной длинноногой чертовки за ним, предлагающей посетителю скоротать время за листанием журналов, покуда занятый начальник беседует с Вельзевулом.

Егор мельком глянул в зеркало и остался доволен собой. Парадный серый костюмчик, уже не новый, но вполне элегантный, как нельзя лучше подходил для подобного визита. Любопытствующий интеллигент решил поинтересоваться, чем именно мошенники завлекают простаков.

Привычным движением Егор хотел одёрнуть полы пиджака и вздрогнул, осознав вдруг, что никакого костюма на нем нет, незачем было, собираясь на рынок, надевать единственный приличный костюм, для такого дела и старенький свитер вполне подойдёт. Отражение в зеркале ехидно улыбнулось и подмигнуло Егору.

— Начинаются дни золотые… — проворчал Егор, запоздало подмигнул переодетому отражению и шагнул к старинной резной двери с бронзовыми ручками, за которой, по всему судя, скрывался кабинет адского сотрудника.

На вежливый стук из-за двери раздался голос, приглашавший посетителя войти. Егор вошёл и осмотрелся. По-прежнему, если не считать фортеля с отражениями, ничто не напоминало о необычности этого места. Человек, сидевший за столом, казался вполне обыкновенным гражданином, каких во всякой конторе можно насчитать сорок сороков.

— Добрый день, — в один голос сказали Егор и хозяин кабинета.

«Симпатичный, чертяка», — подумал Егор, улыбнувшись неожиданному каламбуру.

Адский клерк, в свою очередь, одарил Егора широкой улыбкой и произнёс:

— Судя по всему, вы не клиент. Просто зашли полюбопытствовать или у вас всё же какое-то дело?

— А что, часто заходят просто любопытствующие? — вопросом на вопрос ответил Егор.

— Нет, не очень. Куда чаще это оказываются законспирированные журналисты или проповедники.

— Я не проповедник, — признался Егор, — и даже не журналист. Я просто коллекционирую мошенников и пришёл узнать, представляете вы интерес для моей коллекции или здесь замаскированное отделение скорой психиатрической службы.

— Ни то, ни другое. — Хозяин кабинета ничуть не был обескуражен. — Мы действительно покупаем души. Разумеется, не все и не всякие.

— И, скажем, что вы предложили тому господину, что вышел от вас пять минут назад?

— Подробности сделок мы не разглашаем, — сухо сказал чиновник, — но в данном конкретном случае могу ответить, что сделка не состоялась.

— Дорого запросил?

— Ничуть. От сделки отказались мы.

— Понятно… — Егор от души веселился, подыгрывая собеседнику. — Для чего платить, если душа этого красавца всё равно рано или поздно достанется вам.

— Это не вполне так, — осторожно поправил полпред преисподней. — Просто то, что этот господин собирался предложить нам, душой назвать никак нельзя. Сделка, сами понимаете, должна быть обоюдочестной.

— Замечательно! — признал Егор.

— Да вы садитесь. — Хозяин приподнялся и указал Егору на кресло для посетителей. — Вот вашу душу мы приобрели бы с удовольствием. С первого взгляда видно, что это как раз то, что нам нужно.

— К сожалению, вынужден вас огорчить, — проговорил Егор, усаживаясь. — Я не верю ни в бога, ни в дьявола, ни в бессмертие души, но продавать даже несуществующую душу совершенно не собираюсь. Поймите меня правильно, это не из-за суеверной оглядки, а просто есть игры, в которые играть нехорошо.

— Да-да, я понимаю, — покивал демон.

— К тому же, — Егор был беспощаден, — у меня есть некоторые сомнения в вашей принадлежности к инфернальным силам. Вся эта миленькая конторка мало напоминает преддверие ада, а вы не слишком похожи на Мефистофеля. Или вы, простите, нанятый сотрудник?

— Ни в коем случае! — заверил скупщик душ. — А вас, что, смутил мой внешний вид? Хотелось бы видеть рога и копыта?

— А как же! Вторичные половые признаки, так сказать.

— А зачем они? Людей пугать? Нас и без того недолюбливают, а если мы будем принимать внешний вид, который нам приписывают агитки идеологических противников, то и вовсе ничего не добьёмся.

— Резонно… — с каждой минутой разговор все больше веселил Егора. — Однако, скажите, зачем вам чего-то добиваться? Нынешний успех всего лишь добавит вам работы после страшного суда. Или вы, эти — трудоголики пыточного фронта?

Дьявол вежливо поулыбался и отрицательно покачал головой.

— Вы забываете, что прежде страшного суда должен состояться Армагеддон. Последняя битва сил, так сказать, зла с силами, так сказать, добра.

— Ну, уж если так сказать, — подхватил Егор, — то результат этой битвы предрешён ещё до сотворения мира. Понимаете, у меня всегда вызывало недоумение желание бороться против бесконечности. Ведь бог, в которого вы, как я понимаю, верите, всемогущ, вездесущ и заодно всеведущ, хотя два последние качества вторичны и вытекают из первого. И как же вы собираетесь бороться против всемогущества? Ведь это разновидность бесконечности, она попросту не заметит ваших усилий!

Хозяин кабинета не успел ответить, снаружи раздался глухой удар, затенённое стекло красиво расчертилось сеткой трещин.

Парень, метнувший в окно каменюку, поспешно удирал, за ним никто не гнался. Проповедники стояли со скорбными лицами, полупрозрачное стекло накладывало на них траурные тени. Видно было, что они не одобряют хулиганский поступок, но в то же время полностью солидарны с ним.

— Видите, — совершенно спокойно сказал чёрт. — А ведь шпана по сравнению с нами — сущий ноль, однако не заметить их трудно. Кстати, этому парню, что швырнул камень, выража ясь его сленгом, совершенно равнофиолетово, есть бог или его нет. Ему хочется бить стёкла, а здесь это можно делать относительно безопасно. Вернее, ему кажется, что это безопасно, потому что мы не обращаемся в милицию.

— У вас свои методы?

— Да, у нас свои методы. Только не подумайте, мы не будем подсылать к нему вурдалаков и ламий, тем более что подобных существ на свете нет. Но зато… нам часто приходится заниматься исцелениями: церебральный паралич, гидроцефалия, онкология, куча других заболеваний. Матери охотно идут на контакт с нами в обмен на здоровье детей. Мы, в свою очередь, также стараемся работать в этом направлении. Материнская душа — великая вещь, а ради здоровья ребенка мать готова на всё.

— Заключаете договор, а потом обманываете?

— Враки… — устало вздохнул нечистый. — Вражеская агитация. Договор вступает в силу, только если ребенок полностью выздоровел. Работаем с гарантией. Поймите, мы заключаем договор не на покупку, а на сотрудничество. А какой получится сотрудник из обманутого человека?

— Логично. Но вы не кончили рассказывать про свои методы.

— Тут все просто. Дело в том, что мы, будучи существами нематериальными, сталкиваемся с целым рядом трудностей… даже не знаю, как бы вам объяснить на пальцах…

— Я читал «Молот ведьм», — подсказал Егор. — Дьявол ничего не может творить, но может передвигать.

— Во-во! Мы не можем уничтожить болезнь, но способны перевести её на кого-то другого. Обычно мы стараемся выбирать умирающих людей… вас никогда не удивлял анамнез умерших? У иных покойников до полутора десятков неизлечимых болезней. Это наша работа. Если он всё равно умирает, так пусть унесёт с собой и чужие хвори. Но этот молодой человек скоро дождётся, что мы сбросим ему чью-нибудь олигофрению. Глупее, чем есть, он все равно не станет, зато будет смирным.

— Гениально! — Егор улыбнулся самой голливудской из улыбок. — Это действительно здорово придумано. Но меня больше всего поражает анекдотичность ситуации. Мы так серьёзно обсуждаем тонкости вашего бизнеса, отлично зная, что это мистификация с самого начала и до конца. Вы знаете, потому что занимаетесь этим делом, я — поскольку не верю в бога. Ну скажите, чего ради нам притворяться друг перед другом? Даже авгуры и те улыбались при встрече, забыл, кто там писал про улыбку авгура…

— Цицерон, — подсказан учёный дьявол.

— Я вижу, вы изучали философию.

— Я просто долго живу на свете. — Хозяин кабинета приподнялся было, но тут же опустился обратно в кресло и с прежней улыбкой проговорил: — Любезность за любезность. Я тоже коллекционирую странные вещи. Скажите, а почему вы не верите в бога? Тысячи лет люди кому-нибудь поклонялись, перекладывая собственные дела на божественные плечи, и вдруг этот атеизм, откуда он у вас?

— Вам перечислять все причины или только главные? Если главные, то я попросту не желаю быть ничьим рабом, а божьим — сугубо.

— Фу, как неинтересно… — Интеллигентная физиономия беса огорчённо вытянулась. — Я ожидал чёрт знает чего, а услышал про обычное эмоциональное неприятие божества.

— Если чёрт и без того знает, так зачем спрашивает? — не удержался Егор, а затем добавил уже серьёзно: — В вопросах веры в первую очередь действуют эмоции, а философские и прочие подкладки рождаются потом и выполняют вторичные функции… примерно те же, что ваши отсутствующие рога и копыта.

— А можно я поинтересуюсь этими копытами? — вкрадчиво спросил чёрт, пододвигая к гостю портсигар и радужную ситаловую пепельницу.

— Пожалуйста. — Егор отрицательно покачал головой, показывая, что курить он не собирается. — Начнем с неубедительности и редкостной мерзостности всех священных книг, которые мне приходилось читать.

— То есть — библии, — подсказал дьявол.

— Я читал и Коран, и книгу мормона… — оскорбился Егор. — Заглядывал и в восточные сочинения, но сломался, не осилив. Там просто иная ментальность.

— Понял, понял… — кивнул клерк, убирая сигареты. — Но в основном вы изучали библию.

— В основном библию. И надо сказать, изучение этой книги не способствует укреплению веры.

— А что вы хотите… Сборник правил и наставлений для невежественных кочевников, написанный четыре тысячи лет назад и слегка переработанный через две тысячи лет. Вас удивляет, что там столько крови, подлости и грязи? А меня удивляет, что там их так мало. Если бы вы повидали в жизни с моё, то поняли бы, что мерзости в этой книге могло быть и больше. Одно слово — агитка. Просто создатель, прежде благодушно наблюдавший за нашими действиями, именно тогда обеспокоился и начал принимать ответные меры.

«Аи, Моська», — подумал Егор, но деликатно промолчал.

— Несколько позже книга была отредактирована и дополнена и с тех пор не менялась. Разумеется, она устарела. Но у создателя слишком много иных дел, чтобы возвращаться к своей писанине.

— Какие дела могут быть у всемогущего? — не выдержал Егор. — Ему достаточно просто пожелать, и все будет тип-топ.

— Теперь уже недостаточно, — с чувством скрытой гордости произнёс нечистый. — Но вы тоже не кончили рассказывать о причинах своего неверия. Меня интересует философия безбожия. Одно дело всевозможные построения, вытекающие из атеизма, совсем иное — философия, из которой вытекает атеизм.

— Какая это философия, — смущенно отмахнулся Егор. — Филозов без огурцов… Так, пара рассуждений на голом месте. — Егор вскинул глаза и увидел, что его собеседник ждёт, молча, с серьёзным видом. В мягком полумраке комнаты, казалось, остановилось время, смолкло тиканье старомодных напольных часов, погас экран компьютера, и даже проповедники за окном прекратили своё топтание и словно прислушивались к недоступному для них разговору.

На мгновение мелькнула тревожная мысль, что вновь, как тогда, перед зеркалом в приёмной, на него пытаются подспудно оказывать психическое давление, но Егор отбросил эту мысль и медленно начал говорить:

— Видите ли, я всегда с подозрением относился к такому понятию, как бесконечность. Гегель недаром назвал её дурной. А ведь бог бесконечен, значит, идеалист Гегель обозвал дурным бога. Бесконечность всеобъемлюща, она неподвижна, ибо всякое движение ограничено и, значит, по сравнению с бесконечностью просто не существует. Обыкновенное тепловое движение в расчёт не берем, это не движение, а толкотня, недаром оно сохраняется даже при тепловой смерти. А бог, если он таков, как постулировано в библии, бесконечен. Ведь всемогущество — это бесконечность в чистом виде, простите за скверный оксюморон.

Человек за столом медленно кивал, не перебивая Егора ни единым звуком.

— Наша вселенная, — продолжал Егор, — безгранична, но она не бесконечна, только поэтому она может существовать. Но если есть бог, то ничто конечное не существует, оно просто не имеет смысла. По сравнению с бесконечностью всё прочее равно нулю. Но я знаю, что вселенная есть, а у жизни, моей по крайней мере, есть смысл. Следовательно, нет бога. Во всяком случае, нет бога всемогущего, а с любым иным богом можно бороться и иметь шансы на победу.

Хозяин кабинета кивнул чуть энергичнее, словно подтверждая: «Да, можно бороться…»

— Конечно, от этой философии попахивает теологизмом, в её основе лежит обычный инстинкт самосохранения. Забавно, что этот же инстинкт лежит и в основе всякой религии. Люди боятся умирать и выдумывают себе загробную жизнь. А я понимаю, что если есть жизнь загробная, то, значит, нет этой. Вы можете сказать, что смысл жизни мне только кажется… согласен, но в таком случае человек мыслящий создан так, что он не может верить в бога. Капля может верить в океан, но только потому, что океан не бесконечен. Если представить бесконечную массу воды, то она заполонит всё сущее, растворит в себе все капли, так что верить в этот божественный океан будет просто некому. Поэтому я и говорю: нет не только бога, в мире попросту не существует бесконечности.

— А как же натуральный ряд чисел, — тихо подсказал чёрт. — Ведь он бесконечен.

— Покажите мне его! — вскинулся Егор. — Покажите мне пресловутую математическую бесконечность, только не в виде восьмёрки, упавшей в обморок от глупости математиков, а как полагается записывать информацию, в виде ряда единиц. Даже если вы всю вселенную превратите в единый информационный носитель, вам будет негде записать подобное число. И вам будет нечего считать такой химерой, ибо число объектов во вселенной ограничено. В уме мы можем оперировать ещё и не с такими монстрами, можем, например, рассуждать о боге, которого тоже нет. Бог от этого не появится. Натуральный ряд — это один из идолов, измысленных, но реально не существующих.

— А как же доказательство, что натуральный ряд бесконечен? Помните, в первом классе… Предположим, что есть самое большое число. Прибавим к нему единицу и получим число ещё большее.

— Чушь и гиль, — сердито сказал Егор. — Это доказательство для тех, кто и без того верит, что натуральный ряд существует. Если предположить, что есть самое большое число, то оно должно включать в себя все остальные числа, так что единицу нам просто будет негде взять. Любая единица уже будет в составе этого числа. Ведь единица берётся из натурального, да, а мы предположили, что он конечен и уже включен в самое большое число. Впрочем, это отчаянная схоластика, недаром на острие иголки могло поместиться большое, но не бесконечное число ангелов.

— Совершенно верно, — со знанием дела подтвердил падший ангел.

— Таким образом, — заключил Егор, — всемогущий бог не может существовать вместе со всем множеством бесконечностей, а бог не всемогущий — это не бог, а природное явление, подлежащее изучению.

— Увы, не только изучению, — медленно произнёс дьявол.

Потом он тряхнул головой и, взглянув в лицо Егору, сказал:

— Я должен согласиться с каждым вашим словом. Бог действительно таков: бесконечный, всемогущий и недеятельный. Вернее, он таким был, прежде всех век, как сказано в символе веры. Вы правы и в другом: в мире может существовать либо всемогущий бог, либо сам мир. Поэтому, когда господь сотворил вселенную, он автоматически перестал быть всемогущим, и его всеведение окончилось на словах «Да будет свет». Казалось бы, от бесконечности можно черпать бесконечно, однако получается, что если кроме бесконечности реально существует еще хоть что-то, абсолют перестает существовать.

— Хитро, — признал Егор. — И что же из всего этого следует? Прежде всего зачем, по-вашему, бог создал вселенную, которая так его ограничила?

— Зачем? Пути господни неисповедимы. Возможно, ему просто стало скучно. Или это был случайный спазм, боженька неловко икнул… Во всяком случае, сотворив сущее, бог немедля раскаялся в содеянном и принялся его уничтожать. Так что, смею вас уверить, Армагеддон уже давно начался. И страшный суд тоже начался в момент сотворения. Вернее, всем нам уже вынесен приговор. Всё сущее, людей и нелюдей, разумных и безмысленных, живых и неживых, грешников и праведников ожидает одна судьба. Все мы должны воссоединиться в господе, всех и вся он собирается сожрать с потрохами и дерьмом, чтобы вернуть себе былое всемогущество.

— Вполне понятное желание, — заметил Егор. — Ну а вы в таком случае чем заняты? Из ваших слов я понял, что господства над миром вам не видать, так чего ради вы занимаетесь вот этой коммерческой деятельностью? — Егор широким жестом обвел уютный интерьер.

— Помилуйте, какое господство, зачем оно? Мы всего лишь хотим жить. Видите ли, мы не бессмертны, но живём достаточно долго, чтобы понимать, что на наш век не хватит. Вы покуда можете жить с интенцией на бессмертие, ибо ваша жизнь слишком коротка, а мы видим надвигающуюся опасность и вынуждены ей противостоять. По счастью, не только мы — одних нас господь уже давно бы сожрал. Сама материя, вещный мир сопротивляется разрушению, и именно туда направлены основные силы бога. Впрочем, до сих пор бывший творец не выходил за рамки законов природы, сложившихся в миг творения. Когда это произойдет — нам придется выступать немедленно. Вот для этой битвы мы и вербуем себе сторонников.

— Вы что, хотите сказать, что бог — это энтропия, а акт творения — всего лишь великая флюктуация, вызвавшая к жизни наш мир? В таком случае, зачем богу было творить такую большую вселенную — достаточно было плоской Земли с хрустальными сферами над ней.

— Слово «зачем» применительно к богу теряет смысл, — сухо напомнил дьявол, — а что касается энтропии, то можете считать её одной из ипостасей.

— Хорошо, хорошо… — медленно проговорил Егор. На мгновение он поймал себя на мысли, что его уже не тянет улыбаться авгуровской улыбкой, стройность изложения и серьёзный, уважительный тон собеседника завораживали. — Вот только есть ещё одна несостыковочка. Ведь бессмертные человеческие души, освободившись от бренной оболочки, сами увидят истинное положение вещей и заново переосмыслят всё. К чему тогда ваша здешняя работа?

Чёрт виновато улыбнулся.

— Реклама — это всегда вранье, — сказал он. — Наша реклама тоже не вполне честная. Там написано «бессмертные души» только для того, чтобы люди сразу поняли, о чём идёт речь. На самом деле человек живёт исключительно здесь и сейчас. После смерти человеческая душа либо немедля рассасывается, как то будет с душонкой господина, что вышел отсюда незадолго до вашего появления, либо, если это настоящая душа, закукливается и в латентном состоянии дожидается решения своей судьбы. При этом очень многое зависит от настроя, бывшего её владельца. Те, кто предал душу свою в руки господни, будут поглощены им прежде, чем смогут что-либо осознать.

— Ваал, — припомнил Егор.

— Верно, — согласился дьявол. — В священном писании, когда говорится о сатане, частенько появляется божий автопортрет. Если хочешь оклеветать противника, пиши его образ с себя самого.

«Это обоюдоострое оружие», — хотел сказать Егор, но вместо этого спросил:

— А душа того, кто пошёл на сотрудничество с вами, значит, воскресает для новой жизни?

— Я не стану врать, я уже сказал, что человек смертен и живёт только здесь. Душа — это тот запас силы, который человек собрал за свою земную жизнь. После воскрешения человек уже ничего не приобретает. А после Армагеддона те люди, что выживут, не смогут даже толком порадоваться своей победе. Ваше участие в последней битве сродни тому удару, что порой успевает нанести уже мёртвый человек. С человеком можно договориться, только пока он жив. Поэтому на самом деле в рекламе следовало писать не «бессмертные», а «живые» души. То же самое можно сказать и о нас. Те из нас, кто уже умер или умрет не дождавшись апокалипсиса, воскреснут для последней битвы, но после неё исчезнут окончательно. Конечно, не бесследно, ведь в случае нашей победы останется живой мир.

— Но зато погибнет живой господь, этот мир создавший, — объективности ради напомнил Егор.

— Конечно. Но здесь уже ничего не поделаешь, каждый борется за то, что ближе и родней ему.

— Послушайте, — вдруг сказал Егор. — Всё это замечательно… с богом борется природа, бесовская рать и живые человеческие души, но неужто вселенная так ограничена? Иные миры, другие разумные существа, они есть? И если есть, то какие формы принимает ваша борьба там?

Инфернальный выходец насторожился, даже невозмутимость на единое мгновение потерял.

— Обычно мы не сообщаем сведения такого рода, — медленно сказал он, — но думаю, что для вас сможем сделать исключение… Как бы вы отнеслись к такого рода договоренности — вы обещаете нам свою помощь в последней битве, а мы предоставим вам любое доступное вам знание, касающееся мироустройства и событий, происходящих во всей вселенной. Понимаете, любое знание, которое сможет воспринять человеческий мозг! При этом договор вступает в силу только в том случае, если мы полностью выполним свои обязательства.

— Нетушки, — усмехнулся Егор. — Это всё от лукавого. Я уже сказал, что не хочу продавать даже несуществующую душу. Или вы считаете, что купить можно всё, надо лишь предложить настоящую цену?

Чиновник энергично замотал головой.

— К тому же, — продолжал Егор, — в сверхзнание я верю ещё меньше, нежели в бога. Вон эти, в белых накидочках, они искренне полагают, будто им открыто нечто сокровенное. Всевозможные сайентологи и кришнаиты тоже повернуты в этом плане. Так что ваше знание не доставит мне никакой радости, я всё время буду подозревать, что вы попросту закомпостировали мне мозги и водите за нос. Я не психолог, но слышал краем уха, что сейчас существует немало способов психического воздействия на людей… — Егор мгновение помедлил и всё же добавил: — Ну, например, фокус с вашим зеркалом. Не знаю, как вы его проделываете, но мне он внушает подозрение.

— Заметили? — довольно ухмыльнулся дьявол. — Кстати, а что вы там увидели?

— А разве каждый видит своё?

— Конечно. В этом зеркале каждый видит свою душу. Иной раз это очень помогает. Некоторым достаточно глянуть на себя истинным взором, и он обнаруживает такое, что не приведи господь. Нескольким экзорцистам стало худо в нашей приёмной, их пришлось отпаивать валерианкой.

— И они брали лекарство из ваших рук?

— Так я же не говорил им, кто я такой. Представлялся врачом «скорой».

— Понятно… — протянул Егор, вспоминая, как бежал босоногий бесоборец. — Выходит, и я свою душу в этом зеркале видел?

— Несомненно. Хотя вы и не верите в её существование.

— Знаете, это даже обидно. Я предпочёл бы видеть душу, одетую с художественным беспорядком, а самого себя — в приличном костюме.

— К сожалению, ничем не могу помочь, — посетовал скупщик. — Над душами мы невластны, будь иначе, нам не пришлось бы заниматься этим бизнесом.

Егор медленно поднялся из мягкого кресла, поддёрнул пузырящиеся на коленях брюки, вежливо кивнул неудачливому покупателю.

— Большое спасибо, вы рассказали удивительно интересные вещи. Мне искренне жаль, что я тоже ничем не могу помочь вам. Поймите и вы меня, я не осуждаю тех, кто закладывает душу ради счастья близких, но я одинок и потому душой торговать не стану.

— Я знал это с самого начала, — заметил чёрт. — Вы не беспокойтесь, я не в претензии, всё равно в делах покуда застой, а разговор у нас действительно получился любопытный.

Егор вышел в холл, улыбнулся своему отражению в волшебном зеркале, подмигнул. Отражение смотрело строго и серьёзно.

Егор повернулся, чтобы закрыть дверь, и уже через порог сказал ждущему дьяволу:

— Я не верю ни единому вашему слову. Но если вдруг… чем чёрт не шутит… если вдруг битва, о которой вы рассказывали, всё же состоится, то не забудьте прислать мне повестку. Я пойду добровольцем.