Фантастика чехословацких писателей

Тяжелые машины, совершенно лишенные чувства юмора, немедленно так и сделали – покатились не глядя куда. И

все жители этой планеты были задавлены собственными машинами, пали жертвами собственной логики. Я не решаюсь повторить слова этого ученого, уважаемый. . – он усмехнулся и вытер пот со лба.

Мне показалось, что мы лишь отравляем ему последние минуты. Поэтому я не возражал, когда жена выгнала меня из палаты. О том, чем дело кончилось, мне известно с ее слов.

– Мы хотели бы знать, – тихо сказала она ему, – совершенно простую вещь. Бывали у вас моменты, когда вам казалось, что вы готовы умереть?

– Да. Когда я был очень счастлив.

– А когда вы были счастливы?

Он задумался. Очевидно, ему пришлось долго вспоминать.

– В пятнадцать лет, когда впервые поцеловал девушку...

– А потом?

– Потом во время отпуска, когда собственными руками смастерил в нашей хате очаг. .

Моя жена не знала, что такое очаг, но продолжала спрашивать.

– Когда исправил регулятор зажигания в гравитационном поле темной звезды во время второй экспедиции, –

сказал он и больше ничего вспомнить не мог.

– Я начинаю понимать, что такое ваше «счастье», –

сказала моя жена. – Любовь и творчество. Или то и другое вместе. Вы испытали это трижды в жизни. А мы все время живем этим. Создаем новые механизмы, произведения искусства, всегда вдвоем, рука об руку, такова вся наша жизнь. Поэтому мы и не говорим о счастье. Мы испытываем его постоянно. В конечном счете в этом и ваша заслуга. Вы создали для нас такую жизнь. И можете быть среди нас. .

Она протянула ему электроды нашего прибора. Он отрицательно покачал головой, казалось, впервые не чувствуя страха.

– Мне достаточно моего очага, – прошептал он. – Теперь я хочу чего-то нового.

И умер. Без прибора. Спокойный и примиренный, как все в наше время.

Примечание

В конце концов капитан, по-видимому, понял, что исчерпал свои творческие возможности, что нельзя бесконечно продлевать жизнь даже в ее наивысшей форме, что смерть – это только слияние с материей и освобождение от бремени индивидуальности. Я сужу об этом по его последней фразе: «Теперь я хочу чего-то нового». Он хотел чего-то такого, чего не мог получить при жизни. Смерти.

Я часто вспоминаю о нем и прекрасно его понимаю. Особенно теперь, когда жена ушла от меня и я вынужден работать с безнадежно неуклюжим механиком. До сих пор не могу понять, что вызвало наш развод. Я несчастен.

Йозеф Несвадба

Ангел смерти

Светает. Тени отступают, окружающие предметы ярко окрашиваются, небо становится светло-голубым – восход смерти. Через несколько часов подымающаяся на небосклоне звезда вспыхнет ослепительно белым светом, во много раз увеличится, зальет небо расплавленной ртутью, высушит поверхность этой планеты, сожжет все и сольется со своим раскалившимся спутником в единую гигантскую сверкающую массу.

Я знаю это наверняка: ведь из-за этого-то мы сюда и прилетели. Несколько дней назад нам, в восемнадцатый округ Галактики, сообщили, что должна вспыхнуть переменная звезда Альфа-4 Каменного острова. Поскольку ученые полагали, что у этой звезды есть несколько планет, на которых возможна жизнь, нам было приказано отправиться в путь.

Я сгорал от нетерпения. С нашей станции давно уже не летали ни к одной Новой, так как эти полеты считаются особенно опасными. А я работаю всего первый год и еще не пережил ни одного приключения.

У Альфы-4 Каменного острова девять планет. Три из них окружены плотным слоем разреженной атмосферы, содержащей кислород, и каждую мы обследовали отдельно. Самые интересные явления отметили на Третьей планете. Часть ее покрыта водой, и мы сначала предположили, что разумные существа живут здесь в мелких морях, как это бывает на иных планетах.

Но уже с большой высоты можно было заметить, что некоторые континенты там цивилизованы: виднелись большие скопления зданий и четырехугольники обработанных полей. Кое-где жилища стояли очень скученно; очевидно, городское строительство находилось на примитивном, уровне.

Мы пытались договориться с обитателями планеты, так как командир не хотел вызывать войны или даже простой стычки с ними теперь, когда мы, собственно, приносили им роковую весть. Вряд ли они смогут выдержать огромную температуру, когда вспыхнет их звезда. Им оставалось лишь одно: перебраться в другое место, но, видимо, цивилизация здесь не достигла необходимой для этого ступени. Будь у них возможность переселиться на какую-нибудь отдаленную планету, они наверняка не стали бы ждать нашего предостережения. Да и техника у них, по-видимому, на низком уровне: мы вызывали их на всех волнах, простейшими кодами, но никто не откликнулся.

Как знать, может быть, у них и электричества-то нет.

Нам оставалось только систематизировать материалы, которые мы собрали, облетев несколько раз вокруг планеты, и доставить их в Институт космоса для сравнительного изучения цивилизаций. Да еще зарегистрировать некоторые сведения для Службы галактической информации –

одна из референток этого учреждения всю дорогу приставала к нам с какими-то глупыми вопросами.

А затем вылететь по направлению к самой Звезде, чтобы выяснить причины ее предстоящей вспышки и превращения в Новую. Вот эта-то попытка и привела нас к катастрофе. Масса Звезды уже начала меняться, мы не заметили, что ее температура повысилась, и когда включили моторы для старта, произошло замыкание, отказал регулятор.

Мы превратились в вечный спутник Третьей планеты.

Немедленно была объявлена тревога. К таким событиям мы привыкли и не сразу осознали грозящую нам опасность. Отказал регулятор, что ж, исправим его, невелика беда.

– Через тридцать часов сможем вылететь, – самоуверенно заявил инженер и вдруг побледнел.

– Тридцать часов! – вздрогнул я. За это время все планеты Звезды превратятся в раскаленные пары металлов. А

мы – спутник одной из них.

Командир собрал нас в зале заседаний. Распределил задания, отдал приказы; в ремонте регулятора должны были участвовать все.

– Неужели вы не понимаете, что это напрасный труд? –

крикнул я, увидев, какие у всех деловые, торжественные и строго официальные лица. – Зачем ремонтировать регулятор, если через несколько часов он испарится вместе с нами? Зачем заниматься бессмысленной работой? – Голос у меня дрожал.

– А что вы предлагаете? – спросил командир. – Остается только работать как положено.

– Надеяться на чудо?

– Никто не верит в чудеса, – нетерпеливо нахмурился он. – Я полагал, что в школе вам объясняли, как нужно себя вести в случае опасности.

– В школе нас уверяли, что полеты на ракетах абсолютно безопасны, что мы живем в эпоху, когда Вселенная давно покорена, в эпоху Галактического сообщества, когда никто не умирает зря или по глупости своих начальников...

Я пришел в отчаяние, оскорблял его, готов был разрыдаться. Мне не исполнилось и двадцати, у меня еще нет детей, меня ждет мать, и мне казалось непостижимым, что люди когда-то умирали, едва достигнув ста шестидесяти лет. Как глупо, как нелепо это было! А сейчас по вине каких-то дураков...

– Я не хочу умирать! – кричал я. – Не хочу!

Он подошел ко мне и кивнул остальным. Они быстро удалились, будто еще имело смысл спешить. Я их не понимал, они казались мне безумцами.

– Все это было лишь испытанием, дружок, – отеческим тоном сказал он, чуть ли не поглаживая меня по шлему. –

К сожалению, вы не выдержали его. Придется перевести вас на пассажирские линии.

– Неужели?! – воскликнул я. Когда-то устраивали такие странные испытания, чтобы отобрать для важных заданий самых подходящих людей. – Вы хотите сказать, что эта Звезда не вспыхнет, не превратится в Новую, что мы прилетели сюда не для того, чтобы спасти разумные существа, что все это комедия, которую разыграли из-за меня, чтобы выяснить, пригоден ли я для участия в ответственных исследовательских полетах?

Он кивнул. Я покраснел.

– Тогда я понимаю, почему все так спокойны. Хотелось бы посмотреть, как бы они вели себя, окажись все это явью, если бы им грозила смерть. Уверен, что кричали бы так же, как и я.

Я просил извинить меня. Жалел, что не выдержал испытания. Командир дал мне труднейшее задание: пришлось работать в скафандре на внешней стороне ракеты без связи с остальными. Неподалеку от меня работала Зи.

Сначала мне было немного стыдно. Я уже давно ухаживал за ней и понимал, что сегодняшним поведением уронил себя в ее глазах. Она строга. Легко осуждает. Я

улыбался ей сквозь толстый, прозрачный шлем, помогал чем мог, носил за ней мелочи, которые она оставляла.

Притяжение здесь было незначительное; казалось, что я и сам бы смог толкнуть нашу ракету на нужную орбиту.

А потом сомнения снова закопошились во мне. Если это было только испытанием, то почему же оно продолжается? Почему мы не стартовали сразу после моего провала?

Я хотел спросить Зи, но не мог, пока не пришла смена.

Это были два общепризнанных остряка, два приятеля из

Черного квадранта. Я ждал шуток, но они молча схватили наши инструменты и принялись за работу, торопясь как на пожар. Да, над нами и вправду пылала наша Звезда.

– Прости, я понимаю, как все это серьезно, я вел себя ужасно, вижу, как мужественны остальные, мне стыдно, Зи... – говорил я, помогая ей снимать скафандр в каюте.

– Я тоже боюсь, – прошептала она.

Так, значит, это все-таки правда, командир обманул меня как мальчишку.

– Значит, я умру?!

– Все мы умрем.. – ответила она.

Лгун! Разыграл передо мной комедию, как врач перед смертельно больным, как герой перед трусом. Мне хотелось побежать к нему, но я остановился. Что ему сказать?

Он тоже погибнет. В чем его упрекать? Намерения у него были хорошие.

Я бросился в объятия Зи. Мы не были близки раньше, она этого не допускала.

– Теперь я понимаю, почему когда-то прибегали к наркотикам, – сказал я через некоторое время, когда мы лежали рядом, вслушиваясь в гудение конденсированного воздуха в вентиляторе. – И мне хотелось бы сейчас принять что-нибудь успокаивающее, какую-нибудь таблетку или микстуру, которая взбодрила бы меня. Послушай, ведь мы знаем, где аптечка. Давай опередим смерть, умрем вместе счастливо и спокойно, избегнем чудовищной температуры этой страшной Звезды. .

Зи отодвинулась от меня.

– Ты болен? Это было бы предательством. Дезертирством... Мы с самого рождения знаем, что умрем, но никто из-за этого не кончает жизнь самоубийством. Командир отдает приказания не потому, что ему больше нечего сказать. Экипаж любого корабля во Вселенной повел бы себя точно так же, никогда ни у кого не было другого выхода.

Мы рождаемся и умираем, но пока живем, думаем о работе, о пользе, которую можем принести, о своем назначении. Другого решения нет. Не помогут ни религиозный дурман, ни самоубийство, ни обжорство. Ты рассуждаешь, как дикарь или безумец, будто ничего не понимаешь.

Конечно, Зи была старше меня, но я терпеть не мог нравоучений. Она рассуждала так, словно ей было безразлично, умрет ли она, словно с самого рождения знала, что подле Третьей планеты ее сожжет Новая Звезда, словно наблюдала сама за собой со стороны. Неужели ей не страшно?

Мы поссорились. Она хотела вызвать ко мне врача.

Это, мол, распад личности. Будто неестественно, что я хочу видеть ее и свою мать, хочу еще долго наслаждаться любовью к ней, совершать далекие путешествия по Вселенной и отличиться, не хочу так глупо, так бессмысленно погибнуть.

Я ушел из ее каюты и возвращался к себе запасным ходом. Весь экипаж был на носу, у регулятора. Я проходил мимо аварийных спасательных ракет. Их было три, забраться в одну из них ничего не стоило. Но куда лететь?

Есть только два пути. Затеряться в космосе, одиноко блуждать по Вселенной, как те, кто в древние времена потерпел аварию, с той только разницей, что здесь не проходят регулярные трассы и нет надежды на то, что тебя спасет какая-нибудь торговая ракета, здесь только пустота и верная голодная смерть. Или полететь к той Звезде и умереть сегодня же. На мгновение мне даже захотелось этого, чтобы сократить невыносимое ожидание.

Впрочем, я еще могу полететь на один из континентов

Третьей планеты, в какой-нибудь из ее городов и предупредить жителей. А что, если у них есть какие-нибудь средства? Никто другой нас спасти не может.

Вдруг на меня нахлынула волна жалости к ним: как

Институт космоса фотографировал их жилища для сравнительного изучения цивилизаций, как собирал информацию! Словно там жили какие-то животные! А вдруг это разумные существа? Если они не приняли наших сигналов, предупрежу их сам.

Я забрался в аварийную ракету в своем служебном скафандре. Никто не обратил на это внимания. Когда заметят мое исчезновение, я буду уже там, на планете. И сообщу им все. Я не намерен следовать примеру нашего командира. Пусть узнают. Пусть сами решат. Интересно, будут ли они так же упрямо работать, как наш тупой экипаж? И тут, стыдно сознаться, у меня всплыли дикарские представления о загробной жизни.

Я уже видел огромные острова планеты; собственно, это континенты – один обширный и плоский в северном полушарии и два треугольных на юге. Наши автоматы зарегистрировали самые большие поселения там, где залегают уголь и металлические руды. Значит, это промышленная цивилизация.

Я причалил быстро и немного резко посреди континента, как это описывается в книгах, в районе одного из крупных поселений. Ожидал, что меня окружат местные жители. Но не увидел ничего, кроме мрачных контуров их обиталищ из железа, бетона, керамики и примитивных пластмасс. Уровень строительства у них невысокий: здания тянутся кверху, крыши домов крутые, видно, из-за климата. По-видимому, из морей испаряется вода и затем, снова сгущаясь, проливается над сушей.

Мне на планете не слишком понравилось. Сразу видно, что отсталая цивилизация; я не променял бы на нее свою родину, но все же это лучше, чем смерть. Немного подождав, я включил сирены и решил стрелять или устроить пожар, только бы привлечь их внимание. Но появилось нечто совсем другое: вторая аварийная ракета с нашего корабля. Раскалившаяся докрасна, она мчалась прямо ко мне. Я быстро выскочил из кабины, бросился к ближайшему дому и укрылся в темном углу. Они подлетели совсем близко, но не пошли на посадку, а включили громкоговоритель. Звали меня, снова и снова повторяли мое имя.

Я заткнул уши.

– Возвращайся, немедленно возвращайся! – услышал я голос командира. – Нам удалось исправить регулятор, инженер сократил срок ремонта, мы сейчас стартуем. .

Лжец, думал я, знаю твои штучки, хочешь заманить меня в этот коллективный гроб, воображаешь, что я опять поверю тебе. Тогда испытание, сейчас инженер – только бы успокоить труса. Глупец! Вторично им меня не обмануть. Я знаю, сколько длится ремонт, немного разбираюсь в наших механизмах. Мановением волшебной палочки их не исправишь.

Зи, рыдая у микрофона, уговаривала вернуться, понять, что здесь меня никто не спасет, я могу только повредить местному населению, говорила, что разлюбит меня. Словно мы могли надеяться на какое-то будущее.

– Хочешь стать для них ангелом смерти? Хочешь подготовить их к страшному суду? – издевалась она, будто я и впрямь был верующим. – Неужели ты не понимаешь, в чем единственное спасение от смерти?

Зачем она без конца поучает меня? Если жители этой планеты не найдут выхода, я присоединюсь к ним, хотя бы они перед гибелью даже предались безумным оргиям или впали в религиозный экстаз. Они такие же живые существа, как и я, и это объединяет нас; наверняка у них не такой бесчувственный командир, как на нашей ракете.

Опять прозвучало мое имя. Они обнаружили, что я выбрался из своей ракеты, и дали мне десять секунд на размышление, а затем я должен сообщить, где нахожусь.

Выждали десять секунд, а потом улетели на корабль.

– Ты свой выбор сделал. Оставайся один. . – сказал на прощание командир и добавил еще несколько слов – формулу, которая обычно сопутствует изгнанию со службы за дезертирство или преступление.

Как только они скрылись из виду, я побежал к ближайшему дому и стал колотить в ворота, но они рассыпались от моих ударов. Здания были покинуты, вся утварь запылилась и истлела. Дома пустовали.

Несколько часов я бегал по городу и нигде не встретил ни одного живого существа. Временами мне казалось, что жители этой планеты невидимы или на ночь прячутся в пещеры. Но даже с помощью самого чувствительного детектора я никого не смог обнаружить. Ни в городе, ни за городом, ни под землей. Зачем бы, имея такие дома, им скрываться под землей? А может, это какой-то особый вид кротов?

Сняв тонкий слой почвы, я обнаружил скелет. Человеческий скелет. Сначала я подумал, что сошел с ума, что мне это мерещится. Как могли попасть сюда, на одну из самых отдаленных планет нашей Галактики, разумные люди? Может, это останки какой-нибудь экспедиции? А

вдруг эту планету заселили уже давно? Но зачем было тогда посылать нас на разведку?

Я ничего не понимал. Мне пришло в голову включить астронавигационный детектор. В ответ послышалось: поблизости на ракетодроме должен быть склад горючего.

Ракетодром я нашел в нескольких метросекундах. Это было большое, совершенно заброшенное пространство без ракет, со старинным оборудованием времен первых галактических сражений, еще до основания Сообщества.

Я побежал к пульту управления. Двери передо мной рассыпались. Там стоял локатор. Невероятно примитивный. Но он указывал направление, в котором много веков назад улетели отсюда ракеты: восемнадцатый округ Галактики, наша станция.

Возможно ли это? Неужели я открыл первую планету, откуда заселялась вся Галактика, безымянную планету, название которой было забыто в эпоху вековых распрей?

Так это родина первых людей, легендарная Земля? И жители покинули ее потому, что их ученые предсказали распад звезды Альфа-4, этого солнца первых поэтов?

Значит, они уже давно собственным умом, своим трудом, терпеливой борьбой против смерти нашли средство спасения от катастрофы, которая сейчас разразится?!

В локаторе мелькнул огонек. Откуда? Как он сюда попал? Огонек удалялся в направлении нашей планеты. Неужели одна из доисторических ракет? Нет, это наш корабль. Спасенный. На этот раз командир сказал правду. Зи тоже говорила правду. Жители этой планеты знали правду. Человечество знало правду.

Светает. Тени отступают, окружающие предметы ярко окрашиваются, небо становится светло-голубым – восход смерти. Через несколько часов подымающаяся на небосклоне звезда вспыхнет и сольется со своей планетой в единую гигантскую сверкающую массу. Сожжет все окружающее. Но только не правду, известную человечеству.

Я не понял ее. И остался в одиночестве. Единственный человек, кому предстоит умереть на Земле.

Йозеф Несвадба

Голем-2000

Около половины четвертого пополудни, в тот момент, когда доктор Марек, сидя в своем кабинете, заканчивал последнюю выписку из истории болезни, кто-то осторожно постучал в дверь. Затем в комнату крадучись вошел сутуловатый мужчина лет сорока, в очках, с бегающими глазками. Он производил впечатление рассеянного человека. И хотя его вид ни о чем еще не говорил, Марек сразу понял, что незнакомец нуждается в помощи. Он вскочил и пригласил гостя сесть.

– Проходите.

Мужчина опустился на стул, вытер вспотевший лоб.

– Благодарю вас.

– Меня зовут доктор Марек.

– Доцент Петр.

Мужчина неуклюже поднялся.

– Рад с вами познакомиться. Можете не представляться – мне уже звонили по поводу вас, пан доцент. А ваше имя я встречал в «Биологическом вестнике» – мне приходилось читать ваши заметки об использовании кибернетики в биологии. Я не очень-то в этом разбираюсь, но, судя по всему, это будет настоящий переворот в науке. Так что же с вами приключилось? Чем могу быть полезен? Сигарету?

Марек протянул гостю сигарету, учтиво склонившись перед ним. Петр с благодарностью взял сигарету, затянулся, понемногу приходя в себя. После короткого молчания он произнес:

– Со мной ничего, пан доктор. Я здоров. Я пришел сюда в качестве сопровождающего Веры. . Моей секретарши и ассистентки, – объяснил он в ответ на недоуменный взгляд Марека. – У меня есть секретарша. У вас тоже, я полагаю?

– Секретарши есть у многих, в этом нет ничего удивительного. К сожалению, бюджет нашей больницы не предусматривает такой должности.

– В этом есть свое преимущество – меньше хлопот.

Видите ли, я не женат, а потому мы иногда встречаемся с

Верой и в нерабочее время. В основном потому, что я продолжаю опыты у себя на квартире. Дома у меня оборудована небольшая лаборатория, и, естественно, я не могу обойтись без ассистента.

– Конечно, – согласился Марек. – И девушка, видно, переутомилась.

Петр с надеждой посмотрел на доктора.

– Вы считаете, что это переутомление?

– Что вы имеете в виду? – вежливо спросил Марек. –

Вы ведь до сих пор не сказали, что с ней произошло.

– Понимаете, у нее появились галлюцинации, она стала меня бояться...

– Может, вы слишком строги с ней?

На лице Петра появилось невинное выражение.

– Я? Да что вы! Я люблю ее. И она знает это. Я никогда не обижал ее. Почему же все-таки она меня боится?

– Как я могу сказать, не взглянув на нее? Где ваша приятельница?

– В приемной. Но постойте, я еще не сказал самого главного. Дело в том, что я заметил в ней перемены совсем недавно. А вчера это уже перешло все границы. Я

случайно обернулся и вдруг увидел – Вера стоит у меня за спиной с ножом в руке. Ну, потом она согласилась показаться врачу.

– Она хотела вас убить? – спросил Марек.

– У нее в руке был нож, – повторил Петр. – Впрочем, пусть она сама вам все объяснит.

Погасив сигарету, Петр в сопровождении Марека направился к двери. В приемной сидела блондинка лет двадцати. Несмотря на испуганный вид и не очень опрятную одежду, она была довольно привлекательна.

– Да, – кивая головой, сказала она при виде врача. – Я

хочу лечиться. Я останусь здесь, можно? В любом другом месте мне страшно.

– И поэтому вы носите с собой нож? – улыбнулся Марек.

– Я не собиралась нападать на него. Я хотела лишь защищаться. Если он опять станет угрожать револьвером.

Марек едва не поперхнулся.

– У вас есть револьвер? – обратился он к доценту.

– Не могу понять, откуда она это взяла! Я ненавижу оружие. Я и в армии не был никогда, зачем мне револьвер?

– Раньше его и в самом деле у тебя не было, – сказала

Вера. – А теперь вдруг появился. И вообще, ты то кричишь на меня, злишься, то опять становишься таким, как прежде. Потому я и боюсь. Я перестала тебя понимать.

Забыв о враче, они продолжали давний спор.

– Я все время веду себя одинаково! – с криком набросился на нее Петр. – Это чушь! Смею тебя заверить, я вполне отдаю отчет своим поступкам.

– Не кричи!

– Я не кричу, – еще громче возразил Петр.

Марек кашлянул. Только тогда они вспомнили о его присутствии.

– Простите, – сказал Петр.

– Вы и в самом деле носите с собой револьвер? – спросил врач. – И угрожаете им девушке?

– С какой стати я стану это делать? – возмутился Петр.

– Я случайно наткнулась на него, когда открыла твой ящик, где лежат графики опытов, – пояснила Вера за его спиной.

– Но, позволь, этот ящик всегда заперт!

– А позавчера он был открыт.

Петр схватился за голову.

– Нет, нет, это ужасно! Пожалуйста, доктор, позаботьтесь о ней. Я должен вернуться в лабораторию. Благодарю вас... Прощайте.

Он торопливо пожал доктору руку, но, дойдя до двери, вернулся и с рассеянным видом снова пожал ему руку.

– Еще раз прощайте.

– В подобных случаях, моя милая, – начал Марек, едва дверь захлопнулась, – мы обследуем того из пациентов, кто признает себя больным.

– Меня зовут Вера Петранева.

Марек распахнул перед ней дверь, ведущую в больничный коридор.

– Благодарю вас, – промолвила Вера и облегченно вздохнула, словно он отпускал ее на свободу. Они шли длинным коридором закрытого отделения. Увидев решетки на окнах, Вера счастливо улыбнулась и схватила Марека за руку.

– Сюда и правда никто не проникнет?

– И отсюда никто не исчезнет – во всяком случае, я надеюсь, – ответил Марек.

Навстречу им по коридору шел главный врач больницы.

– Марек, – он ткнул в Марека пальцем, – вы будете меня замещать. Я отбываю в отпуск. А это кто такая?

– Новая пациентка, пан главный врач.

– Передайте ее моему заместителю и приходите за инструкциями. Полагаю, вы способны оценить мое предложение. Несмотря на прежние разногласия, я доверяю вам отделение. Будьте внимательны. Теперь у вас уже есть кое-какой опыт. Но, повторяю, будьте внимательны! Следуйте за мной.

С этими словами главный врач быстро пошел вперед.

– Это коллега Ворличкова.

Марек представил девушек друг другу. Ворличковой было чуть больше двадцати пяти. Она носила очки и была пострижена под мальчика.

– Вас положат в ее отделение. Пожалуйста, расскажите ей все как положено, и без всяких глупостей.

Ворличкова кивнула.

– Сестра вас проводит, – сказала она. Медсестра, стоя у окна, готовила для больных лекарства.

– А почему бы тебе не взять ее к себе? – обратилась

Ворличкова к Мареку, едва за сестрой и пациенткой захлопнулась дверь палаты. – У меня все переполнено.

– У меня тоже, – улыбнулся Марек. – К тому же мне придется замещать главного врача. А кроме того, Ганочка, по-моему, это удачный случай: Вера Петранева – секретарша доцента Петра, того самого. Так что, глядишь, у нас появятся связи с экспериментаторами. Вера нуждается в особом уходе и самом хорошем враче, поэтому все за то, что это будешь ты, и пациентка останется в твоем отделении, – по-прежнему улыбаясь, закончил Марек.

– Эксплуататор! – смеясь сказала Ворличкова.

– И на том спасибо. Ну, мне пора к старику.

Главный врач ожидал Марека с неизменной трубкой во рту.

– Меня не будет всего неделю. Больше я не выдержу.

Это уже проверено. Вряд ли за это время случится чтолибо из ряда вон выходящее, но на всякий случай оставляю вам свой адрес. При необходимости телеграфируйте.

– Хорошо. Я надеюсь, мы справимся. Вы заслужили отдых.

– Не надо преувеличивать, Марек. Да, кстати, звонил профессор Клен. К нам должна поступить сотрудница его института, некая Петранева.

– Это как раз та девушка, которую вы встретили в коридоре.

«Состояние тревоги», – прочитал главный врач записку. – Не поместить ли нам ее в другую больницу? Представительница экспериментальной биологии? В силах ли мы ей помочь?

– Полагаю, что да.

– Ну что ж. Сообщите профессору наше согласие. Вот телефон и адрес. По крайней мере познакомимся со светилом нашей биологической науки. – Главный врач протянул Мареку записку. – Ну, до свидания.

– Желаю хорошо пожариться на солнышке.

Главный врач фыркнул.

– Глупости! Загар губителен для нервной системы. Будущие поколения посмеются над нами и вновь вернутся к розовым зонтикам. Мы – белокожие, уважаемый, и должны смириться с этим.

После ухода главного врача Марек погрузился в бумаги. Но его прервали. Вошла Ворличкова, держа в руке толстую книгу.

– Извини, что беспокою тебя, но главного врача уже нет. Если верить этой девице, дело и правда довольно странное.

Ворличкова села и поправила очки.

– Она рассказала тебе, что доцент Петр угрожал ей револьвером? – спросил Марек.

– Если бы только это! Три дня назад, встретив ее в коридоре, он даже не поздоровался. Видимо, не узнал. А когда увидел ее у себя в лаборатории, стал кричать на нее, как на постороннего человека, велел ей убираться вон. И

еще она утверждает, будто слышала, как он ругает самого себя.. Странно. По-моему, болен скорее доцент, а не его секретарша. Ты видел его?

– Типичный ученый. Ничего особого за ним я не приметил.

– Но если верить Петраневой, он ведет себя в высшей степени странно. Как будто речь идет о двух разных людях... Вот здесь, прочти-ка...

Марек захлопнул книгу.

– Глупости. Занимайся своей пациенткой.

– Но она утверждает, что их двое.

– Два доцента?

– Да. И один из них – биологический робот, андроид, как теперь принято говорить. По словам Петраневой, доцент создал его месяц назад.

– Ну что ж, все ясно. Петранева больна. Говоришь, ее преследует робот? Когда началась болезнь?

– Это началось с того опыта, который доцент проводил ночью, один у себя в лаборатории. Утром его нашли без сознания. Пожалуй, его поведение можно объяснить травмой... А робот тут ни при чем. А не отправить ли Петраневу к психиатрам?

– Прежде всего необходимо поставить диагноз, хотя не мешает выяснить, кто будет диагностировать. Послушай, ведь профессор Клен – шеф института. Он уже звонил нашему главному. Зайду-ка я к нему и расспрошу подробнее.

Тем более что это моя обязанность – собирать данные, информацию с места работы и так далее. А ты подожди меня. И ни на шаг от Петраневой, пока я не вернусь. Я хочу заручиться свидетелями.

Они сидели в кабинете профессора Клена. Сквозь стеклянную перегородку можно было видеть большую лабораторию, где несколько человек возились возле необычных с виду машин.

– Доцент Петр – один из ведущих работников нашего института, – говорил Клен. – Как вы, вероятно, знаете, наш институт занимается проблемами молекулярной биологии. Мы исследуем строение живой материи. Петр – кибернетик, он работает с вычислительными машинами.

Превосходный специалист.

У Марека вытянулось лицо.

– А я думал, он тоже экспериментатор.

Это наивное заявление вызвало у профессора улыбку.

– По-своему, конечно. . Хотя, должен заметить, более всего Петра интересуют взаимосвязь и аналогии вычислительных машин и живых организмов. Конечно, определенная общность между ними действительно существует, но это особый разговор. Как я уже сказал, доцент Петр –

исключительный работник. Я полагаю, вы согласны?

– Возможно. Впрочем, я его почти не знаю. Меня он интересует лишь постольку, поскольку это входит в круг моих обязанностей. А если говорить откровенно, мой интерес к нему объясняется состоянием здоровья его секретарши.

– Прекрасная девушка. Правая рука Петра. Думаю, они скоро поженятся. Петранева просто нуждается в отдыхе.

Двери внезапно распахнулись, и в комнату буквально ворвался доцент Петр. Мареку показалось, будто его подменили – он был полон энергии. Петр, не взглянув на доктора, направился прямо к профессору.

– Готово, пан профессор. Ваша гипотеза подтвердилась.

Марек не выдержал и поднялся.

– Добрый день, пан доцент.

– Добрый день, – бросил тот, будто видел Марека впервые, а затем снова обратился к профессору: – Нам предстоит проверить вот эти элементы.

На сей раз и Клен почувствовал себя неловко.

– Разве вы не узнали пана доктора? Он пришел по поводу Петраневой.

Доцент Петр помрачнел.

– Петранева не явилась на работу. Я вынужден снова на нее пожаловаться.

Марек не выдержал.

– Но вы же сами привели ее ко мне в больницу! Сегодня утром. Вы что, забыли?

Доцент отреагировал мгновенно.

– Ну конечно, я совсем упустил из виду. Простите, –

тут он повернулся к профессору Клену. – Мне не хотелось, чтобы вам стало известно о ее болезни, это так тяжело.

Профессор нахмурился.

– Прошу вас объясниться. Разве не вы вчера просили меня позвонить главному врачу, описав мне, как страдает ваша ассистентка? Я выполнил вашу просьбу, связался с главным врачом...

Доцент вновь торопливо извинился.

– Простите меня, – он стукнул себя кулаком по лбу. –

Я всю ночь провел в лаборатории и совершенно забыл о нашем разговоре. Благодарю вас обоих. Кланяйтесь Петраневой. А сейчас я должен вернуться к приборам.

С этими словами он выбежал из комнаты.

– Удивительная забывчивость, – задумчиво проговорил Марек.

– В самом деле, надо им заняться, – сказал профессор.

– После того опыта он ведет себя как-то странно.

– Это ему нужно полечиться, – решительно произнес

Марек. – Петранева здорова.

– Но я не хочу домой. Мне страшно.

Петранева, по-прежнему одетая в больничный халат, сидела в кабинете Марека.

– В таком случае обратитесь в полицию. Пусть они этим займутся. Вряд ли нужно объяснять, что в обязанности врача вовсе не входит защита вас от насилия. Мы занимаемся только такими состояниями тревоги и страха, которые не имеют под собой реальной почвы.

– Прошу вас, пойдемте со мной, и вы убедитесь, что у

Петра есть робот, который работает за него в лаборатории,

– умоляющим голосом сказала девушка.

Марек испугался.

– Подождите. Боюсь, вы меня не так поняли.

– Но только минуту назад вы подтвердили, что он не узнал вас, да и где я нахожусь, тоже не мог вспомнить. Вы же сами сказали, что с точки зрения медицины трудно объяснить такую странную забывчивость. Послушайте, доктор, никакая это не забывчивость, а верное доказательство того, что существуют два Петра. Один ведет переговоры с внешним миром и занимается исследованиями, другой непосредственно работает на вычислительных машинах. Ему это удалось. Он создал робота по своему образу и подобию. И мне ничего не остается, как сидеть в вашем сумасшедшем доме, пока все это не раскроется! Я

люблю Петра и ненавижу его робота! Вот так. И не пытайтесь меня выпихнуть из больницы, я все равно не уйду.

Спокойной ночи.

Петранева решительно встала со стула и направилась к двери. После ее ухода в комнате наступило молчание.

– Ну и влип же я, – наконец выдавил из себя Марек. –

Коллега Ворличкова, прошу позаботиться о пациентке.

– Не беспокойся, – с грустной улыбкой сказала Ворличкова. – Впрочем, должна тебе сказать, я ознакомилась с трудом доцента Петра, о котором ты упоминал, и обнаружила там любопытные слова. Вот, послушай: «Если бы при создании вычислительных машин удалось воспользоваться молекулами живого организма, то результатом явился бы биологический робот, работающий как самая разумная машина, а внешне похожий на живое существо.

Сейчас трудно представить себе, какая исчерпывающая информация будет заложена в эти живые вычислительные машины. .»

– Не вижу здесь ничего нового. – Марек нетерпеливо махнул рукой. – Доцент Петр всегда твердил о важности кибернетики в применении к биологии. Мне самому доводилось слышать его лекции о роботах.

– Андроидах, – поправила Ворличкова, взяв в руки другую, еще более толстую книгу. – В современной литературе роботов, сделанных из живой материи, называют андроидами. В этой книге собран большой материал о роботах. Начиная с мифологических представлений древних до гомункулов Парацельса, Коппелии, роботов Карела Чапека. Рекомендую в качестве чтения на ночь. Прочитав, можешь найти убежище в отделении, где находится Петранева.

Марек взял книгу. Ему было не до шуток.

– Спасибо. Я не боюсь. Но с удовольствием прочитаю... Да, вот что, коллега, вы сегодня дежурите. – Он улыбнулся. – В течение суток вы обязаны не отлучаться из больницы.

– Так все-таки ты боишься, – задумчиво произнесла

Ворличкова.

Вернувшись к себе, Марек зажег свет и от удивления выронил книгу, которую держал в руке. На стуле сидел доцент Петр. Одежда на нем была порвана, на лице и руках виднелись следы борьбы. Он тяжело дышал, как будто только что спасся от преследователя.

– Ну и задали вы ему! – такими словами встретил он

Марека.

– Что вы здесь делаете? Как сюда попали? – спросил врач.

– Это было нетрудно – вахтер не обратил на меня внимания, он кормил кошек. Я назначил здесь прессконференцию.

– Пресс-конференцию?! – Марек чуть не задохнулся от удивления.

Тяжело поднявшись, Петр принялся прохаживаться по кабинету. Затем заговорил, торжественно произнося каждое слово, будто перед ним и в самом деле находились люди.

– Дамы и господа. Это правда. Я создал робота, искусственный организм из живой материи, совершенную машину, которая служит мне и способна заменить меня в любой работе. Я могу вам его продемонстрировать. Но, к сожалению, во время эксперимента я потерял сознание и упал, результатом чего явилось сотрясение мозга. Поэтому я совершенно не помню, как именно был создан мой робот. Над воссозданием картины я сейчас интенсивно работаю. Времени у меня достаточно, так как робот отлично справляется в институте вместо меня. Конечно, кое-кого мои эксперименты насторожили. Первой меня заподозрила моя ассистентка. Она обратила внимание на то, что робот ведет себя несколько иначе, чем я. Ведь в конце концов это всего лишь машина. Я поместил ее в больницу. Но врач, который должен был наблюдать за Верой, поддался на ее уговоры и в свою очередь принялся вынюхивать в институте, чем ужасно рассердил моего робота, и тот в свою очередь рассердился на меня. – Доцент Петр поправил разорванный лацкан. – В результате я вынужден был спасаться бегством, чтобы сообщить миру о своем удивительном открытии. Робот находится здесь.

Закончив свой монолог, Петр подошел к Мареку и умоляюще прошептал:

– Вы должны спрятать меня там же, где находится

Петранева. Хотя бы до утра, когда сюда придут журналисты, которых я пригласил. Я боюсь, что робот станет меня преследовать.

– Робот?!

– То создание, которое вы видели сегодня в кабинете профессора.

Марек не мог опомниться от удивления.

– Выходит, робот действительно существует? И вы забыли, как его создали? Вы шутите, пан доцент! Как вы могли это забыть?

– Я три дня находился без сознания. Все мои записи оказались уничтоженными во время взрыва. Но восстановить их несложно – это вопрос дней. Я надеялся на вашу помощь. . Если бы не Вера, никто бы ни о чем и не догадался. Но после вашего посещения робот накинулся на меня.

– Почему?

– Он считает, что я должен держать свое открытие в тайне. А затем выгодно продать его, получив деньги и власть над людьми.

Марек поднялся.

– Прошу вас, сказанного достаточно. Но, как вы сами понимаете, я не могу поместить вас в то отделение, где находится Петранева, вы будете в мужской палате. Вам необходимо отдохнуть. И мне тоже.

Марек направился в кабинет Ворличковой.

– Что ты скажешь? И надо же было этому случиться в тот самый день, когда старик укатил в отпуск. Пошлю-ка я ему телеграмму.

– Зачем? Он нам все равно не сможет помочь. Журналистов мы в отделение не пустим. А утром тщательно обследуем доцента.

– Ну, спасибо за утешение. .

Марек крепко спал в своем кабинете, когда в помещение вошла медсестра из отделения Ворличковой.

– Пан доктор, пан доктор, вставайте!

– Сейчас, сейчас. Который час?

Марек сразу проснулся.

– Еще рано, но во дворе полно журналистов. А те двое хотят уйти.

– Кого вы имеете в виду?

– Доцента Петра и Петраневу.

Врач вскочил.

– Так кто же здесь сумасшедший?

Войдя в кабинет главврача, Марек застал там сидевшую за столом Ворличкову. С улицы доносились голоса, но людей не было видно: стекла на окнах были покрашены белой краской. У Ворличковой был несчастный вид. Перед ней стоял доцент Петр, одетый с иголочки, самоуверенный и энергичный, а рядом – одобрительно кивающая

Петранева.

– Вряд ли вам надо объяснять, что врач, поверивший бредням своих пациентов, не вызывает доверия. Вот почему я сделал вид, будто не узнал доктора Марека, – громко вещал Петр. – А, наконец-то вы явились, доктор, доброе утро. Итак, продолжаю. Я хотел проверить, как этот доверчивый человек отнесся ко всей этой чепухе. А он чуть было не обвинил меня в том, что я создал робота.

Петр деланно рассмеялся.

– Вчера вечером он поверил тому, что я начисто забыл о своем эксперименте. Несмотря на запрет, мне все же удалось проникнуть к Вере. Мы проговорили с ней всю ночь. Теперь она более не сомневается в том, что никакого робота нет. Я сам стану ее лечить. Она уйдет с работы, мы поженимся и будем счастливы. А вас мы пригласим на свадьбу.

– Вера, – обратился к ней Марек, – зачем же вы рассказывали эти бредни?

– Зачем? – растерянно повторила Вера.

– Она боялась, что я приревную ее, – вмешался Петр.

– В самом деле, – повторила она механически. – У меня не хватало смелости признаться ему, что за мной ухаживает мой бывший поклонник. Я боялась, что Петр догадался.

– Только мне это совершенно безразлично, я не ревную, мы любим друг друга – и точка. Благодарю вас. Вот так вы превращаете здоровых людей в сумасшедших.

Петр торопливо взял со стола выписку, из истории болезни, но Ворличкова успела вырвать ее из его рук.

– Мы отошлем выписку вашему лечащему врачу.

Марек преградил им дорогу.

– Куда вы направляетесь? Во дворе полным-полно журналистов. Зачем же вы их пригласили?

– Я хотел, чтобы они своими глазами увидели, что Вера здорова. Вы ведь знаете, слухи распространяются молниеносно.

Марек подозрительно взглянул на Петра.

– Как это вам удалось привести в порядок свой пиджак? Вчера вечером на вашем костюме висели клочья!

Петр посмотрел на него с иронией.

– У вас галлюцинации, пан доктор. Надеюсь, вы не пьете во время работы? Итак, мы вас покидаем. Или вы попытаетесь нас задержать? Вопреки нашему желанию?

Впрочем, вряд ли вас привлекает перспектива попасть под суд. Прощайте, уважаемые. Благодарим вас за заботу.

И они удалились.

– Ты еще не все знаешь, – сказала Ворличкова, едва за ними закрылась дверь. – Ночью кто-то усыпил вахтера, до сих пор не могут его разбудить. А больные из мужской палаты утверждают, что ночью слышали в коридоре пререкания.

– Кто-то ссорился?

– Слышны были два голоса. Но у тебя-то был только

Петр?

– Да. Интересно все-таки, как ему удалось обработать эту девицу?

Марек недоуменно покачал головой. В дверях появилась сестра.

– Приехал профессор Клен. Он ждет вас в кабинете.

У Клена был явно взволнованный вид, хотя он пытался казаться хладнокровным.

– Вчера вечером мне звонил доцент Петр, просил, чтобы сегодня утром я приехал сюда – он, мол, намерен сделать сенсационное заявление, от которого зависит не только будущее института, но и науки. Все весьма странно. Марек, сидя напротив него, с задумчивым видом потягивал кофе.

– Я полагаю, вы убеждены, что создание андроида, кибернетической модели человека, – бессмыслица.

Профессор засмеялся.

– В настоящее время это исключено.

– А в будущем?

– Я не оракул. Но я не допускаю мысли о возможности создания такого существа в ближайшие два-три десятка лет.

– Почему же доцент Петр ушел? Почему ничего не рассказал?

– Видимо, он болен, – решил профессор. – И нуждается в вашем лечении.

– Разумеется, но только в том случае, если он явится к нам по доброй воле. Или если станет опасным для окружающих, – улыбнулся Марек.

– Иными словами, вы хотите, чтобы я продолжал работать с сумасшедшим? – возмутился профессор Клен.

– Глупо, – это подала голос Ворличкова, которая до того хранила молчание. – Мы должны разобраться, что же происходит на самом деле. Роботы – мечта человечества.

Механические создания обеспечат на Земле райскую жизнь – отпадет необходимость в изнурительном труде.

Она направилась к двери.

– Вы куда? – вскочил профессор.

– К вам в институт. А вам предлагаю последовать за мной.

Профессор Клен и Марек послушно встали.

– Ты, Марек, отправишься к доценту Петру домой. –

Ворличкова взглянула в регистрационную книгу. – Платенаржска, 9.

Ворличкова в сопровождении директора института вошла в лабораторию.

– Вот его стол. – Профессор Клен показал на белое холодное чудовище с металлическими ящиками. – Мне бы не хотелось его открывать. Там могут быть личные вещи

Петра.

– Кто директор этого института? – Ворличкова шла по следу, словно ищейка. Она подергала ящики, но все они оказались запертыми.

Профессор порылся в карманах.

– У меня есть универсальный ключ – на случай самой серьезной опасности.

– Думаю, у нас есть все основания утверждать, что такой час настал.

И Ворличкова, выхватив у профессора ключ, открыла верхний ящик. Профессор смущенно улыбнулся.

– Вы ничего не поймете. Даже мне потребовалось бы время, чтоб изучить все материалы. А сейчас мы с вами действуем как взломщики.

Но Ворличкова уже открывала следующие ящики один за другим. Внезапно профессор заметил что-то в одном из ящиков и только нагнулся, как раздался голос Петра:

– Ни с места! Не шевелиться, или я буду стрелять!

Они в испуге оглянулись. В его руке блеснул револьвер, о котором накануне упоминала Вера Петранева.

– Вы арестованы! Я сейчас же сообщу в полицию. Подумать только, руководитель института – грабитель. Вот это сенсация! А вы как объясните свое присутствие здесь, пани доктор?

Одной рукой Петр отстранил Ворличкову от стола, но профессор успел выхватить чертежи из третьего ящика.

– Как очутились в вашем столе эти материалы? – спросил он требовательным тоном, забыв о наставленном на него револьвере. Петр растерялся. – Ведь эти бумаги хранились в моем сейфе! Теперь-то мы выясним, кто из нас грабитель!

Петр мгновенно оценил обстановку.

– Профессор, встаньте рядом с ней! – И он указал револьвером на Ворличкову. – И побыстрей! Я и в самом деле буду стрелять. Теперь вы, очевидно, понимаете почему.

Я скажу вам все. Прежде чем прикончу вас.

– Доброе утречко, – раздалось за спиной Петра, и в комнату вошли уборщицы. В руках у них были тряпки –

они собирались мыть пол. Петр вынужден был спрятать револьвер. Профессор сердито сказал:

– На утреннем совещании мы обсудим случившееся.

Советую и вам принять в нем участие. Полагаю, коллеги уже собрались в зале заседаний. Я их удивлю.

И, помахав бумагами. Клен направился к выходу. У

двери он задержался.

– Разрешите вас поблагодарить, пани доктор. Теперь вам придется вести расследование на свой страх и риск.

– Осторожно, не поскользнитесь! – крикнула одна из уборщиц вслед убегавшему Петру.

Между тем Марек был занят розысками дома на Платенаржской улице. Вот и он. Войдя в подъезд, доктор увидел список жильцов и стал его разглядывать.

– Вы кого ищете? – спросила дворничиха, от бдительного ока которой не мог скрыться ни один посетитель.

– Доцента Петра.

– Четвертый этаж, по правую руку от лестницы. Вам повезло, он сегодня дома. А вообще-то его редко можно застать. Прямо-таки пропадает на работе.

Марека осенило:

– А сколько времени он уже находится дома, пани?

– Да почитай дней четырнадцать. А сегодня утром к нему прибежала его девушка. Уж мы все радырадешеньки, что у него появилась подружка. Ведь за все десять лет, что он тут живет, к нему никто никогда не наведывался, даже на рождество.

– Так, говорите, четвертый этаж? Благодарю вас.

Марек помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Дверь открыла Вера. Она явно не намеревалась его впускать.

– Что вам надо?

– Мне необходимо поговорить с доцентом, – отстранив ее, Марек ворвался в квартиру.

Квартира Петра напоминала лабораторию в миниатюре. При виде неожиданного посетителя хозяин поднялся из-за письменного стола.

– Добрый день. Извините, что не могу предложить вам стул. У меня здесь ничего не приспособлено для приема гостей. Что вам угодно?

Марек оторопело смотрел на Петра – усталое лицо, приятная улыбка, даже лацкан на пиджаке оторван. Ничего общего с напористым, одетым с иголочки доцентом, которого он видел прежде.

– Мы забыли дать вам направление к районному врачу,

– сказал наконец Марек. – Желательно, чтобы вы периодически приходили на осмотр.

И он положил на стол бумагу.

– Но, пан доктор, мы совершенно здоровы. Вы напрасно затрудняли себя, – улыбнулся Петр.

– И у нас ужасно много работы, – добавила Вера, стоящая за его спиной.

Марек как бы мимоходом заметил:

– Разве вы не работаете в институте профессора Клена, Вера?

– Я уволилась, вы что, не помните?

Веру словно подменили – она совсем не напоминала его бывшую пациентку.

– А у меня сегодня выходной день. Мы отмечаем помолвку, – радостно сказал Петр.

– Не смеем долее вас задерживать.

Вера открыла перед Мареком дверь.

– И прошу вас, – тут голос ее дрогнул, – забудьте обо всем. У меня в самом деле все в порядке. Я счастлива.

Марек почувствовал обиду. Слова Веры звучали как просьба: не преследуйте меня!

– Их что, нет дома? – спросила дворничиха, заметив возвращавшегося Марека.

– Отчего же, они дома.

– А мне-то думалось, вы – друзья.

Марек вдруг потерял самообладание.

– Какое вам, собственно, дело! – крикнул он, но тут его внимание привлек запыхавшийся человек, который стремглав бросился вверх по лестнице. Марек отпрянул, закрыл глаза, а затем снова с недоумением открыл их и посмотрел вслед бежавшему.

– Так ведь это и есть доцент Петр! – сквозь зубы процедила дворничиха. – И чего только людей обманываете?

Марек, ничего ей не ответив, кинулся вслед за двойником Петра. Он остановился перед входной дверью. В квартире явственно слышались два мужских голоса, но о чем шла речь, Марек разобрать не мог. Пожалуй, похоже на ссору. Марек позвонил. Голоса затихли. В дверях снова показалась Вера.

– Что вам здесь надо?

– У вас, кажется, гости? Могу я узнать, кто именно?

– Что вы все шпионите! Я не обязана вам отвечать! Мы не в больнице. Я здесь одна со своим женихом. Уходите, не то я позову соседей. На помощь! – закричала Вера, но тихонько.

Марек отступил.

– Пожалуйста, если вы настаиваете. Но вы же прекрасно знаете, что говорите неправду. И знаете почему.

Больница. В кабинете доктора Марека на носилках неподвижно лежит профессор Клен. У его изголовья стоят доцент Петр, который, по убеждению врачей – Марека и

Ворличковой – является создателем робота, и полицейский из автоинспекции.

– Я не виноват, – бормочет Петр, – я знаю, вы меня подозреваете, но я тут ни при чем. . Профессор сам вел машину. Мы решили вынести наш спор на суд министерства, поэтому и поехали на его машине. А на перекрестке машина столкнулась с грузовиком – профессор пытался проскочить на красный свет.

– Это правда, – подтверждает инспектор. – Несчастье произошло у меня на глазах. Я видел все. Водитель вел машину как сумасшедший.

– Если вы собираетесь подать жалобу руководству института, – заявляет доцент Петр, и в его голосе явно слышится торжество, – можете обращаться ко мне. Теперь я замещаю директора института.

Ворличкова отворачивается от Петра. Санитары медленно везут труп в морг.

Марек и Ворличкова шли по коридору.

– Это убийство, – твердила Ворличкова. – Он избавился от своего обвинителя. Но он зря меня недооценивает, это ему дорого обойдется.

– Что мы можем сделать? – пожал плечами Марек. –

Если полицейский и на сей раз подтвердит его невиновность? Не станем же мы судиться с полицией.

– Пан доктор, – прошептал кто-то. К ним медленно приближалась Вера. Но как она изменилась! Как и в первую встречу, у нее был испуганный вид. – Пан доктор, мы ждем вас, пожалуйста, побыстрей, – прошептала она и потащила обоих к себе в лабораторию, то и дело озираясь по сторонам, словно хотела убедиться, что их никто не преследует.

В кабинете сидел доцент Петр. Настоящий Петр, одетый в рваный костюм. Перед ним на столе лежали портфели, набитые бумагами, на полу стояли приборы, взятые из домашней лаборатории.

– Я в отчаянии. Я обманул вас. Когда сегодня мы встретились впервые, я говорил вам правду. Но потом явился мой робот и стал убеждать меня, что я могу вести исследования дома, да и Веру он заменит в институте. Понимаете, ему удалось убедить меня, а я надеялся, что вот–

вот найду ключ к разгадке и смогу вновь им управлять. Но это оказалось не так просто. – Петр дрожащими руками взял свои расчеты как бы в подтверждение своих слов. –

Нужно время.

– А робот уже убивает! Примчался сегодня к нам домой – помните, когда я вас выпроваживала, – и сказал, что он устранит профессора – последнее препятствие в продвижении доцента Петра и что теперь начнет действовать в соответствии со своей программой, – удрученно добавила Вера.

– Как будто меня когда-нибудь волновала моя карьера!

– воскликнул Петр.

– Он собирался убить профессора не только из-за карьеры, – заметила Ворличкова.

Петр кивнул головой.

– Да, это верно, я украл бумаги Клена. Этого не скроешь. Не робот, а я сам украл бумаги профессора – мечтал создать андроида. Я виноват. Но профессор никогда бы не позволил мне осуществить этот опыт. То была святая кража, ведь существует святая ложь. Не подумайте, я бы, разумеется, указал на профессора как на своего соавтора.

Верно – профессору принадлежала гениальная идея, но я воплотил ее в жизнь. Это не воровство. Это, скорее, вынужденный шаг. Я взял бумаги из сейфа профессора во имя блага людей.

– Постойте, – прервал его Марек, – выходит, робот действительно существует. И вы обманывали меня только потому, что он обещал вам возможность спокойно работать. Вы готовы это подтвердить?

– Конечно! – Петр и Вера согласно кивнули.

Марек обратился к Ворличковой:

– Задержи у входа полицейского. Позвони вахтеру.

Ворличкова вышла. Марек продолжал:

– Я уже убедился, что на вас, доцент Петр, нельзя положиться. Но я полагаю, вы не измените своих намерений, пока я раздобуду пишущую машинку и приведу свидетелей. Мне хотелось бы на сей раз все записать на бумаге –

черным по белому.

– Мы не можем попустительствовать убийству, – твердо сказала Вера, обращаясь к Петру.

– Задержите их! – кричала Ворличкова в телефон. –

Они будут проходить мимо вахтера, полицейский и мужчина в штатском, задержите их!

Двери кабинета распахнулись, и Ворличкова увидела перед собой самоуверенного двойника доцента Петра и полицейского.

– Это неправда, – произнес робот спокойно, с явным превосходством. – Мы и не собирались покидать больницу. Я был уверен, что еще понадоблюсь вам. Пройдемте. –

Он повелительно, будто руководил уже и больницей, указал врачу на дверь, пропуская ее вперед. – Разумеется, мне не хотелось бы открывать вам нашу тайну.

Робот с трубкой в руке большими шагами расхаживал по комнате. Ни Ворличкова, ни Марек, ни полицейский не решались его прервать. Вера с ненавистью следила за каждым его движением. Доцент Петр так сильно сжимал руками спинку стула, что пальцы у него побелели.

– Итак, у меня есть брат. Близнец. Но он ненормальный. У меня есть официальные документы, подтверждающие мои слова. Он сумасшедший. – Робот показал на доцента. – Он утверждает, что мне сопутствует успех только потому, что я «робот», человек-машина. На самом же деле он просто завидует мне – я всегда отлично учился, у меня превосходное положение в обществе, тогда как у него одни неприятности: то взрыв в лаборатории, то какие-то бессмысленные опыты. . Но сейчас, мой дорогой

Фред, твое поведение перешло все границы – по-твоему, я не только робот, но и убийца! Прошу вас подержать его в больнице, пока я не найду для него чего-нибудь поприличнее.

Доцент, который во время этого монолога не проронил ни слова, внезапно вскочил, схватил стеклянную колбу и бросил ее в робота. Но промахнулся: робот увернулся от удара. Колба вылетела в окно и взорвалась на улице. Робот же сделал вид, будто ничего не произошло.

– Обращайтесь с ним поласковее, – как ни в чем не бывало продолжал он. – Я знаю, он трудный пациент, но его можно успокоить. Где только я с ним не бывал: и в психиатрических больницах, и в интернате для умалишенных.

Сами понимаете, мало приятного, если на каждом перекрестке твердят: у доцента Петра брат – ненормальный. .

Обидно. .

– А нам кажется, – прервал его Марек, – что до сих пор вы прятали своего брата весьма искусно. Никто и не подозревает о его существовании. У вас есть документы, подтверждающие ваши слова?

Вместо Петра ответил полицейский.

– Вчера в управлении мы проверили его бумаги.

Альфред Петр, близнец Петера Петра, дата рождения сходится.

– А их не могли подделать? – спросила Ворличкова.

– Пани доктор, очевидно, думает, – с иронией произнес двойник Петра, – что существование андроида – более естественное объяснение нашего сходства, нежели то, что мы близнецы.

Полицейский засмеялся.

– Пани доктор, вероятно, шутит.

– Вы забыли о другом свидетеле, – раздался голос Веры. – Обо мне. Я знаю доцента Петра достаточно хорошо.

Задолго до того, когда появился «близнец». Вы – всего лишь создание доцента Петра!

Она указала на робота.

– Послушайте, но ведь это довольно распространенный случай. Чаще всего родственники верят даже чудовищной бессмыслице. . Это называется fobie a deux, не правда ли?

– обратился он к Мареку.

– Безумство вдвоем.

Полицейский опять засмеялся.

– Если вы не возражаете, я хотел бы взглянуть на документы, – заявил Марек, которому было не до смеха.

– Какие именно? – любезно осведомился робот.

– Документы, подтверждающие ваше кровное родство.

– К вашим услугам. Прощай, Фред. И не сердись на меня. Я постараюсь вскорости подыскать для тебя пансионат в горах. – Робот погладил доцента Петра по голове.

– Привет.

Неожиданно Петр поднялся со стула и ударил робота по ноге. Тот только подпрыгнул и улыбнулся, как бы извиняясь за то, что допустил что-то неприличное.

– Будьте к нему внимательны, – сказал он уже в дверях.

– Послушайте, у вас есть последний шанс. Вот здесь находится лаборатория нашего отделения, где вы можете работать хоть круглые сутки, – сказала Ворличкова, подтолкнув доцента Петра и Веру в комнату, заставленную пробирками, приборами, различной аппаратурой. – У меня в голове не укладывается, почему вы не возражали. Сидели и молчали, словно и в самом деле глупцы.

– Потому что я попытался проанализировать работу созданной мною системы, ее способность приспособиться к неожиданной ситуации, – ответил доцент. – Это и в самом деле удивительная система.

– Так приступайте к делу, работайте. Вы обязаны доказать свою правоту.

– Вот здесь я оборудовал для него лабораторию, – робот показал Мареку крохотную мастерскую, расположенную в квартире доцента Петра. – Конечно, все это игрушки. Чем бы дитя ни тешилось...

Марек огляделся. Всюду в квартире был беспорядок.

– А каким образом вам удалось пристроить к брату секретаршу?

– Вера нравилась мне, правда, недолго. Недели две.

Как-то Фред пришел в институт вместо меня и вскружил ей голову. Разумеется, вскоре несчастная девушка стала подозревать, что нас двое. Я вынужден был сказать ей правду той ночью, когда она находилась у вас в больнице.

Мне удалось убедить ее, и если бы не эта авария. . Приберитесь здесь, пани Школьникова, – обратился робот к вошедшей дворничихе, – Фред, возможно, скоро вернется. Я

позабочусь об этом. – И он протянул ей деньги.

– Золотое у вас сердце, пан доцент. О таких родственниках можно только мечтать.

– Но смотрите – никому ни слова!

– Да чтобы мне с места не сойти! Давеча я ничего не сказала тому пану, что расспрашивал о вас.

– Вот и хорошо. Не желаете продолжить нашу экскурсию? – учтиво обратился робот к Мареку.

– Куда? – удивился тот.

– Ко мне на квартиру, – радушно ответил робот. Чуть погодя они подъехали на элегантной машине доцента

Петра к большой вилле, что находится в Праге, на Ореховке. Окна были освещены, слышалась печальная музыка. На стене у входа блестела табличка:

ПРОФЕССОР КЛЕН

– А я думал, мы едем на вашу квартиру, – удивленно сказал Марек.

– Так оно и есть. Уже несколько месяцев я живу у профессора Клена. Сейчас здесь собрались коллеги и друзья, чтобы выразить семье свое соболезнование. Разумеется, это нам не помешает.

Войдя в дом, они стали свидетелями траурной церемонии. В одной из комнат стояла молодая женщина в черном, на лицо спадала вуаль.

– Пани Кленова, – представил робот.

– Благодарю вас, – произнесла пани Кленова с легким иностранным акцентом.

Марек поклонился.

– А это брат пани Кленовой.

– Как поживаете?

Мужчина, которого робот назвал братом вдовы, был значительно старше пани Кленовой, довольно грузный, в руке он держал сигару. На нем, как обратил внимание Марек, был костюм явно иностранного происхождения.

– Он терпеть не мог машину. Не могу понять, почему ему пришло в голову сесть за руль? – жалобно сказала пани Кленова, обращаясь к Мареку.

– Вы доктор? И сколько же вам платят в этой нелепой стране? – Мужчина покровительственно похлопал Марека по плечу.

– Арношт, не будь вульгарным! – сердито сказала пани

Кленова, обрушив на него поток чужой речи.

Он только улыбался.

– У нас вы бы имели в пять раз больше, мой молодой друг, в пять раз, да еще служебную машину, – загоготал

Арношт. Люди, стоявшие вокруг – все говорили шепотом,

– удивленно оглянулись на него. Видя всеобщее неодобрение, мужчина притих, слегка покашливая и делая вид, что поперхнулся.

Вновь появился двойник Петра, держа в руке пожелтевшую фотографию – братья-близнецы в спортивных костюмах.

– Это наша последняя фотография. Во время футбольного матча. Примерно за неделю до того, как у Фреда начались приступы.

Марек внимательно взглянул на снимок: на фотографии были сняты два мальчугана, совершенно непохожие на сегодняшних «братьев».

– Убедились? – спросил робот, останавливая официанта с подносом в руках. Он взял рюмки для себя, Марека и для пани Кленовой. – Вечная память! – произнес он с пафосом. – Мы все перед ним в долгу. – И он приподнял вуаль пани Кленовой. Марек увидел молодую миловидную женщину. В этот миг где-то недалеко раздался взрыв.

– Мне надо уйти, – быстро сказал Марек.

– Почему? Это всего лишь сверхзвуковой самолет.

– Бух, бух, бух. И здесь, как в Лондоне! – в сердцах сказала пани Кленова и разбила рюмку об пол. Ее окружили гости.

Марек, воспользовавшись этим, незаметно вышел из комнаты.

– Советую вам объединиться с нами, – услышал он за спиной голос брата пани Кленовой.

Лаборатория в больнице, где обосновался доцент Петр, была уничтожена взрывом. В дыму сновали медсестра и служащие, помогавшие ей. Общими усилиями они загасили огонь и отыскали Петра. Он был без сознания.

– А где его ассистентка? Петранева? – доискивалась прибежавшая Ворличкова.

Медсестра, возившаяся с Петром, подняла голову.

– Скорее всего, исчезла еще до начала опыта. Она несколько раз прибегала ко мне, одалживала всякие мелочи.

По-моему, она была чем-то напугана.

– Пан доцент! Пан доцент! – повторяла Ворличкова, сидя на корточках возле Петра и пытаясь привести его в чувство. Наконец он открыл глаза.

– Где она? – был его первый вопрос.

– Кто?

– Другая Вера, робот. Которую я только что создал!

Все смотрели на него, как на помешанного.

– Она непременно обезвредит этого убийцу: ведь ей неведома любовь, она признает лишь цель, – твердил

Петр, словно во сне. Под ногами вошедшего в комнату доктора Марека хрустнули кусочки стекла.

– Вы за это ответите, пани Ворличкова. А доцента сейчас же в изолятор! – приказал он раздраженным тоном.

– Я с ним разделалась. И вовсе я не сумасшедшая. Теперь мне более не придется целыми днями сидеть в одной комнате с человеком, который одержим навязчивой идеей.

Эти слова Вера произносила в институтской лаборатории, куда набилось полно народу. У нее был деловой вид –

не вызывало сомнений, что она хорошо знает, какая цель стоит перед ней.

– Я предполагала, что его опыт не удастся: его невозможно осуществить. А я не желаю еще раз получить оплеуху.

– Привет, доктор! – Из приемной вышел брат пани

Кленовой. – Как спалось?

Вслед за ним выбежал робот с чертежами в руках.

– Послушайте, но это же полнейшая ерунда. Вам когда-нибудь приходилось слышать о «большой науке»? Так это я. У вас нет завершающей фазы исследований. Самой важной. – Иностранец показал трубкой на бумаги Петра.

Тот, не обращая внимания на стоявших вокруг людей, подбежал к столу доцента и принялся рыться в ящиках.

– Подождите! Не уходите! – вскричал робот.

Один из ящиков удалось открыть. Но он был пуст. Робот уставился на Веру, та продолжала сосредоточенно работать за соседним столом. Мгновение – и Петр-робот оказался рядом с ней.

– Преступница? – Он с яростью оттолкнул ее от стола.

Вера на виду у всех читала украденные бумаги.

– Не прикасайся ко мне! – решительно заявила она.

– Смотрите-ка, смотрите-ка, – удивлялся представитель «большой науки», листая пропавшие бумаги.

– Тебя отпустили на час! – кричал робот. Люди, находившиеся в комнате, бросили работу и столпились вокруг них.

– Нельзя украсть украденное, – вызывающе засмеялась

Вера.

– И ты еще смеешь называть себя моим другом!

– Ты тоже уверял меня в этом, – парировала Вера. –

Перестаньте пререкаться. Лучше взгляните на бумаги: здесь дается описание завершающей фазы, но без конкретных решений.

Брат пани Кленовой не мог скрыть разочарования.

– Кто составлял план опыта? Кто, наконец, завершит последнюю стадию?

Робота этот вопрос застал врасплох. К тому же его беспокоило присутствие Марека.

– Профессор Клен. . конечно, – наконец выдавил он из себя.

– Но профессор мертв. Теперь главный вы. Так как же?

– Вероятно, открытие попало к моему брату, который мечтает прославиться. Возможно, он выкрал планы с помощью этой. . – И робот показал на Веру. Вера рассвирепела:

– Ты должен признаться, что это изобретение Петра, это он – талантливый изобретатель, а ты пытаешься присвоить себе его заслуги.

Марек подошел к Вере.

– Но позвольте, только что вы утверждали, что Петр ни на что не способен!

Иностранец вновь зажег свою трубку.

– Надо полагать, доктор, ваш пациент разберется в этих бумагах лучше, чем эти двое. Я сам выясню с ним все. Пойдемте. – И, положив руку Мареку на плечо, он повел его к выходу. Робот последовал за ними. Вера, глядя на него, едва заметно улыбнулась.

Марек вместе с братом пани Кленовой сел в машину.

– Что они собирались вам продать? – спросил Марек по дороге в больницу.

– Вряд ли вы поймете. Но я-то знаю, что это выгодный товар: рынок сбыта обеспечен. Сегодня научные открытия продаются и покупаются, как, например, золото или драгоценные камни. Идеи вывозят за валюту, приятель.

– Но ведь разрешается продавать только то, что является собственностью, – возразил Марек.

– А вот сейчас мы и выясним, чья это собственность. У

меня времени в обрез. Идеи рождаются беспрестанно, нужно спешить опередить конкурентов. Быть первым –

вот мой девиз, доктор.

В кабинете Марека на койке лежал робот. У его изголовья стояли Вера и уже знакомый полицейский из автоинспекции. Тут же находились Ворличкова и санитары.

– Я не виновата! Я тут ни при чем, инспектор может подтвердить, доцент сам вел машину.

– Так точно, – кивнул полицейский. – Все случилось у меня на глазах. Он выехал на перекресток на красный свет.

Осмотрев раненого, Марек поднялся.

– Но на сей раз водитель жив. Отвезите его в приемный покой и зарегистрируйте этот случай.

Санитары вынуждены были применить силу, так как робот сопротивлялся и не позволял себя осмотреть.

– Мы поместим его к брату, – распорядилась Ворличкова.

– Не надо, – сказала Вера. – Я отвезу Фреда домой да и квартиру для него приготовлю.

– Я никого не отпускаю, – строго сказал Марек и обратился к автоинспектору: – Вы подпишете протокол?

Они вышли. В комнате остались Вера и Ворличкова.

– И вы должны выполнять эти глупые приказания, пани доктор? – спросила Вера.

Ворличкова удивилась ее тону.

– Отпустите Фреда. Он мне нужен.

Ворличкова непонимающе смотрела на Веру.

– Как странно вы говорите. Он что, вещь? Вы ведь любите его, правда?

– Он мне нужен, – настаивала Вера. – Я отблагодарю вас. Деньги... Назовите сумму.

Поведение Веры на удивление повторяло манеры робота.

– Прежде вы никогда так не разговаривали. Вы что же, хотите меня подкупить? – Ворличкова нервничала.

– Мне казалось, вы разумный человек, – ответила Вера. Ворличкова старалась сохранить самообладание.

– Вон там – дверь, вы... – она едва удержалась, чтобы не произнести «робот».

Ворличкова медленно шла по больничному коридору.

За ней тенью следовала Вера. Неожиданно перед ними вырос главный врач. Но как смешно он одет! Яркая полосатая рубашка, на голове соломенная шляпа, во рту трубка. Он вел под руку братца пани Кленовой. Сзади вышагивала сама улыбающаяся Кленова, а с ней доцент Петр, удивленный и беспомощный.

– Доктор Ворличкова! – Главный врач остановился, ткнув в нее пальцем. – Стыдно! Вы держите под арестом невинных людей. Мне невозможно отлучиться даже на пару дней. Вы что, собираетесь превратить нашу больницу в тюрьму? У доцента Петра слабый невроз, я выписал его домой. Профессор Клен завещал ему половину виллы, им теперь займется пани Кленова. Она доставит доцента на новое место жительства.

– Мы нуждаемся в специалисте, – сказал импресарио от науки, подсовывая главному врачу новую трубку. – У

нас он будет как дома.

– Муж так его любил, – вздохнула пани Кленова.

– Разве вам не сказали?. – попыталась вставить слово

Ворличкова.

– Ничего не желаю знать. Меня здесь нет. Я отдыхаю, ловлю рыбу, как раз сейчас я стою над прудом и кручу мотовило. Будьте здоровы, и чтобы больше никаких беспорядков! Вернусь послезавтра.

– До свидания, пани доктор, – поклонилась пани Кленова.

– Но, Фред... – преградила им дорогу Вера.

– Пойдем с нами, Вера, – наивно молвил Петр. Иностранец схватил его за руку.

– Она придет к вам в гости, не правда ли, девушка?

И они быстро направились к двери. Вера и Ворличкова остались одни.

– Сколько, по-вашему, они ему заплатили? – спросила

Вера.

– Кому?

– Вашему главному врачу.

На сей раз Ворличкова взорвалась.

– Вон! Чтобы ноги вашей здесь не было!

Через окошко операционной Вера наблюдала, как Марек оперирует. Закончив, он вышел – в белом одеянии и резиновом фартуке. Хирургическая сестра помогла ему снять халат.

– Травма довольно тяжелая, но он выкарабкается. У

него удивительная... – он запнулся, подыскивая нужное слово, – жизнестойкость.

Вера торопливо подошла к нему.

– Пан доктор, а Фреда отпустили с пани Кленовой.

– Как! – Марек рванулся к двери, но остановился, поняв всю бессмысленность своих дальнейших действий.

Потом устало прошел к себе. Заперев дверь в кабинет, он хотел прилечь, но неожиданно окно в комнату открылось, и в нем появилась Вера. Она направилась к нему.

– Значит, вы решили передать иностранцам выдающегося ученого, человека, который сумел создать андроида?

Хотите стать соучастником этого преступления?

Марек рассердился.

– Послушайте, о чем вы толкуете? Никаких андроидов не существует. Тут что-то совсем другое. И нечего взывать к моей совести!

– В таком случае я помогу вам убедиться.

С этими словами Вера крепко схватила его за руку.

– Что вы делаете?! – закричал Марек. – Пустите!

Но она ловко засунула ему в рот платок, и он замолчал.

Накинув на Марека пальто, она обняла его и легко подхватила одной рукой.

– Я заставлю вас поверить в существование роботов. Я

– робот! – кричала она в лаборатории доцента Петра, где понуро сидела подлинная Вера. Ее двойник, похитительница Марека, между тем продолжала:

– Вам нужны еще доказательства? Меня создал доцент

Петр в больничной лаборатории.

– Вы хотите сказать, что опыт удался? – ужаснулся

Марек.

– Вот именно, – ответила она, взяв за плечо Веру. –

Или я должна придумывать, что это моя слабоумная сестра? Я бы не успела подделать метрики. В отличие от робота Петра у меня нет свободного времени. Кроме того, мне документы не требуются. Я хочу, чтобы вы ясно знали, о каком изобретении идет речь, чтобы вы поняли, какое решение вам принять. Пройдет совсем немного времени, и роботы будут служить человечеству, как сейчас я служу

Вере.

Подлинная Вера начала всхлипывать.

– В чем дело? – раздраженно спросил Марек, не переносивший женских слез.

– Что же мне теперь так и сидеть в этой комнате? Она не дает мне шагу ступить.

– Глупости, вам просто придется немного подождать, пока мы не освободим нашего изобретателя. А потом можете жить со своим Петром до самой смерти.

– Без работы? Я не могу себе представить такой жизни..

– Вы станете помогать Петру в его опытах. Хватит хныкать, – грубовато утешал ее Марек. – Вы ведь понимаете, будущее человечества зависит от развития науки.

Будущее. . Мы за него в ответе, оно в наших руках. В наших, Вера...

Марек погладил ее руку.

– И в моих, – заявила Вера-робот, загадочно улыбаясь.

Позже в одном из кабинетов сидели обе Веры. Напротив них стояли Марек, Ворличкова и главный врач, которого срочно вызвали по телефону прежде, чем он успел отправиться за город. Сзади выглядывал полицейский.

– Невероятно, – повторял главный врач, – двойняшки...

Не отличишь.

– Перестаньте молоть чепуху, приятель, – накинулась на него Вера-робот. – Повторяю, вы не найдете никаких записей. Вера Петранева родилась двадцать лет назад, она была единственным ребенком в семье. Я же живу всего три дня. По ее документам. . После опыта доцента Петра в вашей лаборатории.

Главный врач рухнул на стул.

– В таком случае – это настоящий переворот в науке. .

Я не могу в это поверить.

Трясущейся рукой он зажег трубку.

– Ничего не поделаешь. Это правда, – подтвердил Марек.

– Я отдал на проверку документы Альфреда Петра, там действительно кое-что не сходится, – добавил полицейский.

– Само собой, потому что тот, чьи документы вы проверяете, – робот, как и эта девушка... Я имею в виду это создание, – сказал главный врач. – Она хотела его уничтожить, чтобы воспрепятствовать передаче гениального изобретения за границу.

– Но вы ее опередили, пан главный врач. Подлинный доцент Петр сейчас находится у пани Кленовой, наверняка ему уже упаковывают чемоданы, – с горечью сказала Ворличкова.

– Пан доктор, пан главный врач! – В комнату вбежала медсестра из приемного отделения. – Он сбежал! Ну, тот больной, которого привезли вчера, минуту назад сбежал!

Не понимаю, как ему удалось – ведь у него сломана нога.

Мы не смогли его догнать!

– Сбежал робот! – вскочила Вера-робот. – За ним! Мы должны его задержать!

Она опрометью выбежала из комнаты. За ней последовали остальные. В это же время в одной из комнат на вилле профессора Клена доцент Петр отчаянно сопротивлялся предложениям дельца от «большой науки».

– Но я и в самом деле ничего не знаю. Не помню. После обоих опытов я был без сознания.

– Хорошо, я удваиваю сумму. И сейчас же подписываю чек, – настаивал тот, очевидно, полагая, что Петр набивает себе цену.

– Он вспомнит! – В дверях неожиданно появился робот. В руке у него был пистолет. – Я позабочусь об этом!

Вид у него был устрашающий: он был забинтован, правая нога в гипсе, что, впрочем, не мешало ему двигаться довольно быстро.

– У нас мало времени. Нерешительность тебе не поможет! Иди! – И он подтолкнул доцента Петра пистолетом. – Приготовьте чек к вечеру, – бросил он бизнесмену и глазами дал знак пани Кленовой, которая выбежала, опередив их.

Люди на улице удивленно останавливались, глядя на странную процессию. Кто-то испуганно вскрикнул при виде пистолета. Доцент Петр сделал отчаянную попытку к бегству, толпа расступилась, но его двойник, обладавший огромной силой, тут же догнал беглеца. Все четверо вскочили в машину иностранца и стремительно покатили вниз по улице.

В эту минуту в конце улицы показалась санитарная машина, на которой прибыли работники больницы. Не подозревая о случившемся, они выскочили из машины и устремились к вилле.

Оба Петра – робот и его создатель – и пани Кленова прошли в институтскую лабораторию. С минуту в комнате царила зловещая тишина, затем раздался женский крик.

Робот привязал доцента к стулу возле стола. Перед ним лежали бумаги – те самые, которые уже столько раз переходили из рук в руки. Одна нога доцента была соединена с электродом и судорожно подскакивала. Петр не кричал, казалось, он чему-то удивлялся. Вместо него в отчаянии причитала Кленова. Робот прикрикнул на нее:

– Замолчи! У нас мало времени, я всего лишь помогаю ему вспомнить. Ну да, это мучительно, но мы должны узнать завершающую фазу.

Он кивком показал на бумаги и снова включил ток.

– Не смей, я не допущу! Ты говорил, что хочешь ему помочь, только поэтому я на это пошла. Я не преступница... Кленова подскочила к стене и выдернула провод.

– Ты задерживаешь нас! – бесстрастно проговорил робот и профессиональным ударом свалил ее на пол. – Вот так машины овладевают человеком, – усмехнулся он, собираясь снова включить ток.

Тем временем на вилле профессора Клена делец от науки как ни в чем не бывало объяснялся с прибывшими из больницы.

– Куда они уехали, я не знаю. Но я готов заключить сделку с кем угодно: с государственным предприятием, с частным лицом, даже с вашей больницей. Мне важно иметь это изобретение. Или хотя бы изобретателя.

Вера-робот поспешно направилась к двери.

– Стой! – кинулась за ней Вера. – Она хочет нас опередить! – крикнула она Мареку. Ей не удалось задержать робота. Марек оказался проворнее. Он подскочил к санитарной машине, оба прыгнули в нее одновременно. Автомобиль подпрыгивая несся по шоссе – это Марек пытался отнять руль у своей спутницы.

– Такси! – вскричал главный врач, выбежав из виллы.

– У меня идея получше! – сказал полицейский, выскочивший следом за ним. Он нажал сигнализацию в стене виллы.

Финальная сцена разыгрывалась в лаборатории института. Вбежавшая туда женщина-робот кидалась от прибора к прибору. Двойник Петра, спрятавшись за доцентом, выстрелил в нее – раз, другой. . Марек, преследовавший женщину, тоже вынужден был спрятаться: в него чуть не угодила пуля – робот, очевидно, считал их союзниками.

Воспользовавшись тем, что руки у него свободны, доцент

Петр схватил со стола пресс–папье и оглушил робота ударом по голове. Вера-робот молниеносно освободила Петра.

– Но она тоже робот! – в отчаянии закричал Марек.

Однако доцент был уже в ее власти.

– Я служу твоей Вере! – Женщина-робот крепко держала его.

В это время двойник Петра, опомнившись, кинулся на свою соперницу. Между ними развернулось настоящее сражение. Не об этом думал изобретатель Петр, создавая второго робота! Но эти искусственные создания обладали гораздо большей стойкостью, чем человек, и для них было неважно, если в борьбе кто-нибудь лишался пальца или даже конечности. Они уничтожали друг друга и все вокруг.

Пользуясь суматохой, доцент и Марек подбежали к бывшему кабинету профессора Клена, который находился за стеклянной перегородкой. Доцент Петр здесь хорошо ориентировался. Выключив свет, он забаррикадировал двери, а затем медленно заковылял к окну. Открыв окно, он показал Мареку на стремянку.

– Сюда! – И дал знак Мареку, убедившись, что телефоны в институте отключены. – И давайте дадим сигнал тревоги, – показал он на стенку напротив.

А в разгромленной лаборатории борьба между роботами продолжалась, и шла она с переменным успехом. Доцент Петр стал быстро возиться с каким-то удивительным прибором, стоящим посреди комнаты. К прибору, наполненному раствором, была подключена многочисленная аппаратура.

Дверь в кабинет затрещала – это робот пытался проникнуть в комнату. Доцент не сводил глаз с прибора. Когда наконец робот ворвался в кабинет, ученый быстро нажал на невидимые кнопки – из колбы появилась новая Вера. Она бросилась к двойнику Петра, пытаясь обезвредить его. Доцент намеревался помочь ей.

Но в этот момент произошел взрыв, и лабораторию заволокло дымом. Перед зданием института остановилась полицейская машина, за ней другая. Из второй машины выскочили главный врач, доктор Ворличкова, Вера и медсестра из приемного отделения. Перепрыгивая через две ступеньки, они неслись наверх. Навстречу им показался бледный Марек.

Лаборатория была разгромлена, кабинет профессора полностью уничтожен. Доцент Петр устало сидел на каком-то перевернутом шкафу.

– Боюсь, что они оба погибли, – сокрушенно сказал он, обращаясь к обступившим его людям. – Там внутри вы найдете трупы – если так можно сказать о погибших машинах. Правильнее было бы сказать: их обломки.

Полицейские поспешно направились в лабораторию.

Остальные молча смотрели на изобретателя.

– Вы ждете от меня объяснения? Ну что ж, я так и не вспомнил завершающей фазы. Слишком много испытаний выпало на мою долю – голова уже не работает. Я более не буду заниматься этими исследованиями, пан главный врач. Я женюсь.

И Петр направился к Вере, которая нежно улыбнулась ему.

– Вы ни о чем не сожалеете? – спросил главный врач. –

Ведь призвание настоящих ученых – развивать науку.

– К тому же ваше открытие могут использовать в неблаговидных целях. Кто знает, нет ли подобных роботов среди нас? – поддержал его Марек, осматривая разгромленное помещение.

– Вот именно. Так что наша с вами главная задача –

выявить их, – улыбнулся доцент Петр.

Иржи Брабенец и Зденек Веселы

ПРЕСТУПЛЕНИЕ В РАДУЖНОМ ЗАЛИВЕ

УКРАДЕННАЯ У ВЛЮБЛЕННЫХ

– Майор Родин? Очень приятно, здравствуйте. Прошу садиться.

– Спасибо.

Майор внимательно рассматривал своего собеседника.

Директор – человек, которому подведомственна Вселенная, для него Луна – объект повседневных занятий. Глядя на него, этого не скажешь. А какие у него руки!. По субботам он, верно, играет в кегли.

– Вы уже в курсе дела? Случай загадочный, на первый взгляд невероятный. Трагедия на одной из лунных баз. Но, думаю, лучше поговорить... – Директор нажал кнопку селектора. – «Прошу доктора Гольберга», …– лучше поговорить со специалистом.

Молча взяв из предложенного директором портсигара сигарету, Родин закурил и выжидающе посмотрел на дверь.

– Доктор Эрза Гольберг из клиники космической медицины – майор Леопольд Родин.

– Очень приятно. – Медик с интересом всматривался в лицо следователя.

Директор подошел к рельефному глобусу Луны, испещренной таинственными знаками и флажками пяти цветов.

– Как вам известно, вся исследовательская работа на

Луне проводится на наших базах. О них столько писали, ими так восхищались и так часто критиковали, что, вероятно, не стоит что-либо добавлять. Может, лишь самое основное. Экипаж базы в Радужном заливе – а речь пойдет именно о нем – состоит из девяти человек. Четверо научных работников и пять человек технического персонала. К

последним относился и радист Михаль Шмидт. Теперь уже не относится. . Он умер при обстоятельствах, которые до сих пор не удалось выяснить. Суть дела сводится к следующему. В 10:59 над радиотелескопом была выпущена красная ракета – призыв к помощи, своего рода SOS лунных морей. И не только морей. . Контрольная система отреагировала на сигнал и объявила тревогу. Ровно через три минуты, то есть в 11:02, весь экипаж базы, в скафандрах, сосредоточился на сборном пункте у входа в базу.

– За исключением Ирмы Дари, – напомнил доктор

Гольберг.

– Правильно. Отсутствовала радистка Ирма Дари. У

нее в это время была связь с Землей. По телетайпу.

– Понятно.

– Как только все сотрудники собрались, они устремились к холму. Им открылась невеселая картина. Шмидт, раскинув ноги, лежал на спине, у правой руки валялся сигнальный пистолет, из которого были произведены три выстрела. Установлено, что из шести патронов в обойме недоставало именно трех. Один выстрел лишь оцарапал

Шмидта. Но об этом вам подробнее может рассказать доктор..

Майор Родин молча повернулся к Гольбергу.

– В субботу после полудня специальным рейсом тело

Шмидта было доставлено на Землю. Предварительно мы получили медицинское заключение от врача базы Реи

Сантос. Одним выстрелом Шмидту легко оцарапало плечо и задело стольную мышцу, не повредив кости. Другой попал прямо в сердце.

– Итак, первая рана легкая, вторая в сердце. – Родин задумчиво смотрел на лунный глобус. – Так вы говорите, выстрел, поранивший плечо, пробил защитную одежду? Я

имею в виду скафандр.

– Ну, конечно.

– Что за человек был Шмидт? Не было ли у него каких-нибудь неприятностей, осложнений?

– Вы имеете в виду, не известны ли какие-нибудь симптомы, указывавшие, что Шмидт подумывал о самоубийстве? Нет, ни о чем подобном мы не знаем. Я связался с командиром экипажа. Он сказал лишь, что Шмидт в последние дни казался задумчивым, замкнутым. Согласитесь, что это не повод для беспокойства, тем более для каких-либо предупредительных мер.

– Да, вы правы, – сказал майор. – Но непосредственный повод к самоубийству может и не играть главной роли в жизни человека, покончившего с собой. Психически здоровому человеку подчас трудно в это поверить. Но разве мало случаев, когда истерик совершал самоубийство лишь кому-то в отместку или безумец вскрывал себе вены, только чтобы увидеть, как из них хлынет кровь?

Гольберг кивнул.

– Конечно, и такие случаи бывали. И даже еще более непонятные. Но на Земле! Вы не должны забывать, что на лунные базы людей отбирают очень тщательно. Из тысячи кандидатов, майор! Туда не попадет человек с какиминибудь отклонениями от нормы. А уж о сумасшедшем и говорить не приходится.

– Да, это так, – подтвердил директор. – На Луне сумасшедших нет. За это можно ручаться головой.

– Допустим. А что вы скажете об экипажах других баз?

– Мы проверили. Ни с одной базы в субботу не поднимался ракетоплан и не выезжал вездеход.

– А кратковременные экспедиции?

– Ни одной из них сейчас на Луне нет.

– Итак, остаются два варианта: несчастный случай или самоубийство?

– Несчастный случай я бы исключил, – сказал Гольберг. – Его не могло быть. Не забывайте, что некоторые рефлексы благодаря постоянному повторению приобретают безусловный характер, они становятся как бы динамическими стереотипами, инстинктивной реакцией на определенные комплексы раздражении. Например, в каком бы расположении духа вы ни были, если внезапно загорится свет, вы автоматически зажмуритесь. А у членов экипажа базы в Радужном заливе все манипуляции с пистолетом относятся также к автоматическим реакциям.

Шмидта долго тренировали выхватывать пистолет из кобуры и стрелять. Вверх, только вверх и никогда – в плечо или в сердце. . В любом случае, даже если бы его способность рассуждать была ослаблена или ограничена, он целился бы только вверх. Разве что внезапные судороги. .

Нет. – Доктор энергично тряхнул головой – Шмидт не мог застрелиться нечаянно.

– Не забудьте, – добавил директор, – что человеку,

одетому в скафандр, довольно трудно прицелиться в сердце. Следовательно, Шмидт действовал сознательно. Первый раз он ранил себя в плечо и поэтому вынужден был повторить попытку.

Майор задумчиво покачал головой.

– Итак, несчастный случай исключается. . Скажите, из какого положения были произведены выстрелы?

– Спереди, чуть-чуть справа и сверху вниз. – Гольберг отвечал так, будто его только что разбудили. – Видимо, он держал оружие в правой руке...

– И еще один вопрос: как скоро после первого выстрела Шмидт потерял сознание?

– Через две-три десятых секунды после того, как был пробит скафандр. . – Врач почти шептал, и директор был вынужден наклониться, чтобы услышать, что он говорит.

– Кое-что начинает проясняться. . Дальше!

– Подождите... дальше... – директор ладонью потер лоб. – Мне начинает казаться. .

– Предчувствие вас не обманывает. Судя по всему, в

Радужном заливе не могло произойти самоубийства или несчастного случая. Шмидт был застрелен, точнее, преднамеренно убит.

– Убит?!

– Да. Факты неопровержимо свидетельствуют об этом.

Не так ли? – Майор взглянул на доктора.

– Выходит, что так, – согласился Гольберг. – Это же ясно. Одного не могу понять. . как мы не догадались об этом сразу?.

– Убийство... – Взгляд директора остановился на лунном глобусе. – Убийство на Луне! Преступление в Радужном заливе! Но ведь это парадоксально, бессмысленно! В

наши дни! Кто мог решиться, кто только...

– Это покажет следствие. – Майор Родин сухо прервал поток его восклицаний. – Но я сомневаюсь, чтобы это удалось определить отсюда, с Земли.

– Сегодня же ночью вы отправитесь на Луну. Завтра после обеда вы будете в Радужном заливе. – Директор щелкнул пальцем по глобусу. – Я все устрою. Вы получите сопровождающего. Но кого же? – Он потянулся к телефону, но в последний момент раздумал и посмотрел на

Гольберга. – А как вы бы к этому отнеслись, доктор?

– Я собирался завтра на рыбалку, – не очень уверенно начал Гольберг, – но, если майор считает, что я хоть чемто могу быть ему полезен, я не возражаю.

Оставшуюся часть дня Родин провел в медицинских кабинетах, в баро- и термокамерах, на центрифуге. Когда перегрузки достигли восьми «g», он решил, что убийца –

сам директор института, который стремится любыми средствами заставить его отказаться от полета на Луну.

Врачам не понравилось его слишком низкое кровяное давление, но протокол они все же подписали и около полуночи следователь начал собираться в дорогу.

НЕДОРАБОТАННЫЙ СЦЕНАРИЙ

Ракета специальной службы, оставив в небе оранжевый след, исчезла где-то над Морем Дождей. За окном была тихая, загадочная ночь. Тихая, как мысль, и загадочная, как сфинкс...

– Меня чем-то влечет к себе этот пейзаж.

Молчание. Родин оглянулся: он был один. Ну, конечно, кого же интересуют впечатления новичка, впервые очутившегося на Луне и таращащего глаза на мир кратеров и равнин, покрытых валами крутых гор, окаймленных необозримыми лунными морями, над которыми навис низкий, темный небосвод!

Майор отошел от окна, пересек кабину и неслышно, словно следопыт из старинных детских книжек, зашагал назад, туда, где находился командный пост.

– Насмотрелись? – Улыбка покрыла морщинками лицо командира экспедиции Глаца. – Сначала вам все будет в новинку, потом пообвыкнете, но не берусь утверждать, что полностью.

Раздался негромкий стук в дверь, и вошла стройная брюнетка лет под тридцать. Родин встал и неловко поклонился – он еще не привык к скафандру.

– Майор Родин, – представил его командир экипажа, –

следователь. Он прилетел, чтобы выяснить причину, которая толкнула Шмидта на этот... неожиданный шаг.

– Врач базы Рея Сантос… Следователь на Луне... –

Врач подала майору руку. Маленькую смуглую руку с тонкими пальцами хирурга. – Кто бы мог подумать! Вероятно, для вас самого это неожиданность!

– Признаться, такое даже не снилось.

Родин заметил, как Рея Сантос пригладила непослушную прядь и оправила белый халат. Женщины везде одинаковы – и на Земле, и на Луне. Так почему бы здесь не возникать таким же конфликтам, как на родной планете?

– Я вам мешаю? – вдруг спохватилась она.

– Ну что вы. – Голос Глаца звучал не очень убедительно. – Майор лишь хочет узнать кое-какие подробности об этом печальном происшествии. Ничего больше. .

– Ну что ж, тогда до свидания. Увидимся за ужином.

Глац поднял на майора глаза.

– Пожалуй, можно приступать к делу.

– Вы правы. О том, что произошло в ту субботу, я уже в общих чертах информирован. Если разрешите, несколько дополнительных вопросов.

– Пожалуйста.

– Не могли бы вы нам подробнее рассказать о членах вашего экипажа? Чем каждый из них занимается и тому подобное. .

– Хорошо. По-видимому, скромнее было бы рассказать о себе в конце, но для вашего удобства я поступлю наоборот. Как вам уже известно, я командир экипажа.

Родин кивнул.

– В случае необходимости меня заменяет Уго Нейман.

Ему около сорока. Это опытный пилот, человек очень выдержанный, даже флегматик.

– Скорее стоик, – заметил Гольберг.

– Стоик так стоик. Затем инженер Борис Мельхиад, тридцати четырех лет, самый молодой мужчина в Радужном заливе. По характеру – прямая противоположность

Нейману. Несколько вспыльчив, все хочет иметь сразу, но превосходный специалист, феномен в своей области. Затем..

– Извините, что я вас перебиваю, – вмешался Гольберг,

– но вспыльчивость эта весьма относительна. Вы же понимаете, майор, настоящих холериков мы сюда не посылаем.

– Верно, – согласился Глац. – Затем радистка Ирма

Дари. Недавно ей исполнилось двадцать девять лет. Ну, что сказать о ней? Интересная блондинка. Надежный работник. . Перейдем к научным сотрудникам. У нас прямо филиал Академии наук.

Глац слегка улыбнулся.

– Врача Рею Сантос вы уже знаете. Она печется о нашем здоровье. Относится к этому серьезно и столь неукоснительно, что это иногда даже действует на нервы.

Кроме того, Рея сотрудничает с биологом Кристианом

Маккентом. Маккенту около сорока. Они занимаются гидропоникой, ставят опыты на крысах, морских свинках и так далее. Я в этом не очень-то разбираюсь, ведь по профессии я авиаконструктор.

– Итак, шестеро. Остаются еще двое.

– Один из них – астроном Феликс Ланге. Ему под пятьдесят, но на вид он гораздо моложе. Добрый человек, каждому греху найдет оправдание, не любит из мухи делать слона. Его невозможно вывести из себя. Лишь в том, что касается его науки, он немного.. – Глац на минуту запнулся, – недотрога. Ланге придерживается довольно своеобразных взглядов, и его теория – табу для всех. Никто не имеет права ее касаться. Ну, а так как за завтраком не очень-то принято говорить о турбулентности звездной материи, то с ним все ладят.

– Кто же у нас остается?

– Океде Юрамото, пятидесяти шести лет от роду. Он старше всех, даже странно, что медицинская комиссия его пропустила. Известный селенолог, это вы знаете. Его родина – Полинезия. Это заметно и по его внешнему виду, и по акценту.

– Ну, а что вы можете сказать о Шмидте? Кстати, нет ли у вас его фотографии?

– Что-нибудь найдем. – Глац вынул пачку цветных фотографий. – Здесь масса снимков – Маккент без аппарата шагу не сделает.

Майор Родин внимательно всмотрелся в снимок.

– Красивый мужчина. Он знал об этом?

– Да. – Командир искоса взглянул на фотографию. –

Что касается женщин, Шмидт не отличался особой скромностью. Я бы даже сказал, что он был весьма легкомысленным.

– И к тому же пользовался успехом.

– Вот именно! Тут-то мы и подошли к тому, что меня крайне удивляет. И в работе, и в личной жизни Шмидту очень везло. Уж если бы мне пришлось составлять список потенциальных самоубийц, поверьте, Шмидт был бы последним, о ком я подумал бы. И тем не менее он покончил с собой. Как странно. Именно Шмидт, Шмидт, – повторил

Глац.

– Скажите, Глац, члены экипажа были знакомы друг с другом на Земле?

– Насколько я знаю, в основном нет.

– Вы не могли бы рассказать подробнее, как все это произошло?

– Не так уж долго придется рассказывать. Ничего, собственно, не произошло. Обычный день. Ничто не предвещало трагедии. Утром, как заведено, все разошлись по своим местам.

– Вы говорите, утром...

– Да, в девять утра. Мы с Нейманом остались здесь.

Диктовали Ирме Дари радиограмму. Такие сообщения, подводящие итог за неделю, мы посылаем на Землю каждую субботу. Обычно на это уходит все дообеденное время. Но на этот раз мы закончили раньше – в 10:49.

– Время вы назвали наугад?

– Нет, абсолютно точно. Дело в том, что в конце радиограммы отмечается час и минута окончания диктовки.

– Что было дальше?

– Ирма Дари вернулась к себе в радиоузел, а Нейман, одетый в скафандр, направился к ракетоплану. После обеда ему предстояло произвести аэрофотосъемку Альп.

– Вы хотите сказать – Лунных Альп?

Глац с усмешкой взглянул на следователя.

– Разумеется, Лунных... Я вышел в коридор, увидел идущего навстречу Ланге – он направлялся к выходу. Следом появился Мельхиад и начал мне что-то толковать насчет коаксиального кабеля. Мы поговорили минуту-две, издали поздоровались с врачом и разошлись. Инженер вернулся к себе, в механическую мастерскую, а я хотел прибрать на столе. И только начал перебирать бумаги, как зазвучал сигнал тревоги. Остальное вы знаете.

– Да, но если вам нетрудно...

– Пожалуйста. Я взглянул на схему местности. – Глац показал на карту. – В случае тревоги световая стрелка на этой схеме покажет направление, откуда раздался зов о помощи, – и выбежал из комнаты. Меня догнал Мельхиад.

У выхода мы натянули скафандры, прошли через шлюзовую камеру и вышли наружу. У входа в базу мы оказались в 11:01, ровно через две минуты после того, как был подан сигнал тревоги. Он прозвучал в 10:59, как об этом свидетельствует лента контрольного устройства.

– Сколько же времени вам понадобилось, чтобы добраться до радиотелескопа?

– Не знаю, по-моему, около двенадцати минут. Там довольно крутой подъем и много поворотов. Когда мы добежали, Шмидт был мертв. Помощь уже не понадобилась.

В первый момент мы решили, что это несчастный случай –

кому могла прийти мысль о самоубийстве! Но потом, по зрелом размышлении, вынуждены были признать одно – о несчастном случае не может быть и речи. Шмидт застрелился умышленно. .

– Вы полагаете, ответ на этот вопрос нужно искать только у Шмидта?

– Ну, конечно. А где же еще?

– Да. – Взгляд Родина был устремлен куда-то вдаль. –

Шмидт – человек, от которого никто не мог ожидать подобного поступка. Вы же сами назвали его наименее вероятным кандидатом в самоубийцы. И именно Шмидт мертв.

Где же логика?. Ну, хорошо, а что вы можете сказать о поведении Шмидта, помимо легкомысленного отношения к женщинам?

– Как работнику я ему могу дать наилучшую характеристику. Он отвечал за радиосвязь с Землей и другими базами на Луне. Кроме того, он увлекался радиоастрономией, которая для него была не только второй профессией, но подлинной страстью. Чего только он не знал в этой области! Его статьи печатались в научных журналах, он читал лекции, встречался со студентами. Короче, это был дельный, самоотверженный работник, влюбленный в свое дело. Но у каждого из нас, помимо работы, существуют другие интересы. Его увлечением были женщины.

– Не так-то их много здесь, – заметил Родин. Чувствовалось, что Глац чего-то недоговаривает.

– Вы правы, – неохотно согласился он. – Шмидт – ведь вас это интересует? – сосредоточил свое внимание на Ирме Дари.

– А теперь скажите – это для нас особенно важно, – не замечали ли вы за Шмидтом какой-либо странности в последнее время? Не бросилось ли вам в глаза что-нибудь необычное в его поведении?

– Он выглядел задумчивым, рассеянным. Я иногда ловил его взгляд – он смотрел так, как с Земли смотрят на звезды. Казалось, он не слышит того, о чем говорят вокруг. Могло ли мне прийти в голову, что...

– Вы полагаете, его что-то беспокоило?

– Да. Мне казалось – чисто интуитивно, разумеется, –

что он решает какую-то головоломку, мучается над какойто проблемой.

– Ну, хорошо, мы еще не раз вернемся к этому.

– Всегда к вашим услугам. – Глац поднялся. – Вы, верно, устали; сотни тысяч километров в космосе – это не шутка, – добавил он, улыбнувшись, – хотя и не так противно, как какой-нибудь десяток километров по паршивой дороге. Отдохните – комнаты для вас готовы. Это не самые роскошные апартаменты, но уверяю вас, майор, здесь не хуже, чем в гостинице, вы сами в этом убедитесь. Есть все необходимое, даже ванна. Сейчас трудно себе представить, что каждую каплю воды мы привезли сюда с Земли! Но здесь, на Луне, вода, как вы, очевидно, знаете, совершает рациональный круговорот.

В комнате следователя Гольберг оседлал стул, положив на спинку скрещенные руки.

– Если бы мы не писали летопись наших дней, я бы сказал, что Шмидт ухаживал за Ирмой Дари, но получил от ворот поворот. Самолюбие покорителя женских сердец было задето, и он почел за благо покончить с собой.

– Да, и такое бывает. Увы, чувства человеческие не зависят от бега времени, – заметил Родин, стягивая скафандр, – к сожалению, это так.

– Что вы намерены делать?

– Теперь? – Майор весело взглянул на Гольберга. –

Пополощусь немного в той драгоценной жидкости, которую привезли с Земли, потом отдохну и займусь делом.

– То есть?

– Постараюсь уяснить, что в этом случае кажется мне странным. Меня интересует другое. Ну, хотя бы – почему столь умный преступник придерживался такого непродуманного сценария? Собственно, дело даже не в сценарии.

Но вот распределение ролей. . Разве не ясно, что роль самоубийцы Шмидту не подходит?

ЛИШНИЙ СЕРПАНТИН

Родин повернулся на другой бок. Первая ночь на Луне.

В ленивые мысли Родина вплелась еле слышная мелодия.

Он напряг слух. Что это? Кажется, Моцарт. Моцарт на

Луне! Мог ли когда-нибудь композитор допустить мысль, что его «Маленькая ночная серенада» прозвучит на Луне!

Интересно, кто бы это мог перед сном слушать Моцарта?

Майор мысленно перебрал всех членов экипажа – в том порядке, как его познакомили с ними за ужином.

«С врачом Реей Сантос вы уже знакомы» – молодая женщина едва заметно кивнула.

«Ирма Дари, сменщица Шмидта на узле связи» – в глазах под белокурой прядью мелькнула неуверенность.

«Океде Юрамото, селенолог» – изборожденное морщинами лицо было непроницаемо. Глаза, в которых как бы застыла синь океана, неподвижно, но приветливо смотрели на следователя.

«Астроном Феликс Ланге» – это уже были не спокойные и молчаливые глаза Юрамото, но взгляд, который свидетельствовал о сознании собственного достоинства.

«Кристиан Маккент, биолог» – что у него на лице?

Любопытство. И какая-то нерешительность, неуверенность в самом себе, но кто знает, не маска ли это.

«Мой заместитель, пилот Уго Нейман» – спокойная улыбка.

«Душа обсерватории, инженер Борис Мельхиад» –

энергичное рукопожатие.

«Вот и все. Все мы – из Радужного залива. Восемь человек – теперь». Восемь человек. И один из вас убийца.

Может, именно убийца включил «Маленькую ночную серенаду» и старается музыкой заглушить нечистую совесть, забыть о том спектакле, где он призван быть премьером, забыть маску, которую будет носить до смерти. Если не...

Музыка стихла. Майор посмотрел на часы. Итак, акустические отверстия перегородок перекрыли. Наступил час ночного отдыха. Для него это означает, что пора вставать. Родин не успел подняться, как кто-то повернул дверную ручку. Это пунктуальный Гольберг. В скафандре, со шлемом в руке – вылитый портрет конквистадора кисти старого мастера.

– В коридорах никого нет. Мы можем побродить по

Луне, и никому ничего не придет к голову.

– Этого мы пока не знаем. . Но я хотел вас спросить. .

Снаружи мы должны как-то переговариваться, не можем же мы объясняться на пальцах. А говорить можно лишь по радиотелефону. Значит, нас кто угодно может подслушать.

– Конструкторы предусмотрели эту возможность, хотя руководствовались не столь конспиративными побуждениями, а просто стремлением лишний раз не беспокоить людей. Можно вести передачу на произвольно выбранной волне...

– Итак, в 10:59 над Шмидтом выстрелили из ракетницы. – Майор еще раз тщательно проверил скафандр, – в

11:02 все стояли у входа в базу. Это как раз те критические три минуты, над которыми я ломаю голову. Мог ли преступник за три минуты добраться с холма, где совершено преступление, к базе? Это надо проверить.

Майор внимательно огляделся. Радужный залив слепой улочкой врезался в холмистую местность, образовав долину, очертания которой напоминали бутыль с широким горлышком. Родин стоял как бы на дне этой бутыли, спиной к склону, где находилась главная база. С левой стороны склон освещался отраженным светом Земли, справа была тьма – черная, густая, непроницаемая. Лишь по зеленым точкам внизу и по звездам наверху можно было угадать, где кончается холм и начинается черное небо. Можно ли разглядеть в этой тьме человека, который бежит в тени?

– Где же этот радиотелескоп?

Доктор поднял руку и указал в сторону, где обрывалась черная тень.

– Вдоль склона у самого выхода из долины.

– Вы не возражаете против небольшой прогулки?

Гольберг ничего не ответил, и они шагнули в лунную ночь.

– По этой дороге тот «некто» не бежал, – тихо донесся голос доктора.

– Я тоже так думаю. – Родин огляделся. – Преступник предпочитает тень. Это звучит драматично, не правда ли?

– Идти здесь вполне можно, можно даже бежать. Местность очень ровная.

Родин внезапно остановился у края плоской вершины.

Он словно окаменел. Замер и его спутник. В холодно мерцающем свете на них двигалось какое-то чудовище. Это был черный квадрат на четырех паучьих ногах и с четырьмя щупальцами наверху. Два были подняты к небу, два протянуты вперед, точно руки слепца. У майора было такое чувство, будто одно из щупалец погладило его по спине.

– Уф, – выдохнул доктор, – с ума можно сойти! Это же манипуляторы. Они вечно здесь бродят. Помогают, если нужно, что-нибудь исправить, убрать или ведут поиски.

Ими управляют с базы по заранее заданной программе.

– Хорошенькая встреча, – проворчал Родин. – Тот, у кого слабое сердце. . А что они сейчас здесь делают?

Управляет ими кто-нибудь?

Механические руки остановились, одно из передних щупалец коснулось почвы, подняло какой-то темный предмет, видимо, камень, и положило его в ящик на передней стороне квадрата.

– Вот видите! – закричал доктор, словно сделал важнейшее открытие. Они собирают камни, вероятнее всего для Юрамото.

Манипуляторы медленно двинулись дальше, а Родин и

Гольберг направились к радиотелескопу.

– Это произошло здесь. – Доктор остановился у колышка с оранжевым флажком и включил фонарик в гермошлеме. В свете фонаря заблестели три гильзы. Следователь подобрал их и тщательно осмотрел все вокруг.

– Мне очень жаль, доктор, но вам придется пробежаться. Я сейчас сойду вниз, к входу в базу, а когда мигну вам фонариком, принимайте старт.

Майор вернулся в долину, вытащил секундомер, неуклюжими пальцами в толстых перчатках нажал на спуск и мигнул фонариком.

«А что, если за нами следят? Правда, Гольберг побежит в тени, но, возможно, этот «некто» пользуется инфракрасными очками». В наушниках он ясно услышал сопение доктора. Интересно – здесь, на Луне, он весит так мало, всего каких-нибудь килограммов двадцать пять вместе со скафандром, а так тяжело дышит. Видимо, бежит изо всех сил. Наконец доктор вынырнул из тени.

– Ну, что? – с трудом выговорил он.

– Шесть минут двенадцать секунд.

– Шесть минут! А я так мчался! Уверяю вас, майор, никто не смог бы пробежать это расстояние за три минуты. Ис-клю-че-но!

– Но Шмидта не могли застрелить издали. Три гильзы валялись у радиотелескопа. И именно трех патронов недоставало в пистолете убитого радиста! Нет! Издали его не могли убить!

– Это верно, но ведь кто-то стрелял! Кстати, в указанное Глацем время здесь собрались не все. Отсутствовала

Ирма Дари. Она утверждает, что в этот момент у нее была радиосвязь с Землей.

– Да, Ирма Дари. . Взгляните-ка, доктор, а здесь, оказывается, людно!

С холма спускалась фигура в скафандре. За ней тянулась тень, прыгающая по скалам.

– Переключитесь-ка на общую волну, – сказал Гольберг. Майор нажал на кнопку.

– Алло, вы двое, вы меня слышите? Говорит Юрамото!

– Слушаем вас. Говорит Гольберг. Со мной майор Родин.

– Кто же еще здесь сейчас может быть? Птицу узнают по оперению, человека – по делам. Любопытный новичок не успокоится даже ночью.

– Еще бы, – в голосе майора чувствовалась усмешка, –

я буду жалеть о каждой минуте, которую потерял на сон.

Когда-то мне удастся еще раз побывать на Луне? А что вы делаете здесь, профессор? Мне казалось, что вы видите второй сон.

– Дорогой мой майор, сон с возрастом уходит. Петухи и старики поднимаются затемно.