Евгений Шиков
23 июня 1988 г.
— Я хочу рассказать тебе сказку, — сказала Сова-говорунья. — Эта сказка про одного мальчика, который не стал готовиться к зиме, и его съели собаки.
— Я готовлюсь, — Илья оторвал от стены ещё один кусок обоев и стал его складывать. — Это ты не готовишься.
— Я хочу рассказать тебе сказку про мальчика, который готовился к зиме недостаточно старательно, — Сова повернула голову и стала наблюдать за Ильёй. — Собаки съели его чуточку позже. Но мальчику от этого легче не стало.
Некоторое время Илья работал в тишине. Обои остались только на одной из стен и на потолке, но до потолка он не дотягивался. В оконный проём заглядывало холодное солнце. Сова завращала головой и вдруг уставилась вниз, будто что-то разглядев сквозь бетонные перекрытия.
— Я хочу рассказать тебе сказку, — она заговорила быстрее, — про стаю собак, которая бежала вверх по лестнице.
Илья выронил длинный кусок обоев и повернулся к Сове.
— Далеко? — прошептал он.
— Поднялась стая на три этажа, да и нашла там бармалея… — Сова вновь подняла голову. — Тут и сказочке конец.
Илья подошёл к открытой двери, выглянул в коридор. Собачий лай, жадный и злой, бился о цементные стены где-то далеко внизу. Илья вернулся в квартиру, подобрал обвязанные шнурками свёртки обоев, сунул под мышку две ножки от стула, засунул Сову в рюкзак, перекинул его через плечо и заспешил вверх по лестнице. Забравшись сквозь сломанную дверь на крышу, он подошёл к самому краю и, держась за прогнивший поручень, стал смотреть вниз. Собачий лай был слышен даже отсюда.
— Я хочу рассказать тебе сказку, — послышался голос из рюкзака, — она про двух бармалеев, которые шли слева от мальчика.
Илья посмотрел налево, и, действительно, увидел вдалеке спины двух бегущих прочь бармалеев. На них были огромные рюкзаки, в руках бармалеи держали какие-то сумки.
— Даже бармалеи боятся собак, — сказал Илья. Сова промолчала. Тогда Илья вновь стал смотреть вниз, и смотрел долго, очень долго, пока лай не стал затихать. Затем из подъезда по одной стали выбегать собаки. Три из них сразу же улеглись на асфальт, всем своим видом показывая, что они уже бежать никуда не хотят, но остальные, а их было больше десятка, были, видимо, всё ещё голодны и стали рычать на сытых, пока те не поднялись на ноги. Стая, покружившись на месте, двинулась налево, туда, куда не так давно убежали бармалеи. Илья, подождав ещё немного, подобрал свои вещи и стал спускаться по лестнице. На третьем этаже сильно воняло, повсюду валялись обрывки одежды, а под ногами что-то неприятно хрустело. Илья задержал дыхание и бегом спустился на первый этаж. Переступив через выбитые железные двери, он выбрался на улицу и побежал направо, вглубь района.
— Я хочу рассказать тебе сказку про мальчика, который слишком торопился и сломал себе ножку, — услышал он. — А потом мальчика съели собаки.
— У тебя все сказки одинаково заканчиваются, — Илья всё-таки перешёл на шаг. — Хоть бы один счастливый конец про мальчика придумала. А то всё собаки да собаки.
— Есть одна сказка про мальчика, который спустился в подвал и обнаружил там коробку с леденцами.
Илья замер и стал крутить головой.
— В какой подвал? — спросил он. — В этот?
— Мальчик, который спустился в ЭТОТ подвал, был из другой сказки. Того мальчика съели собаки.
— Тогда, может, вон тот?
— Да, этот подвал из нужной сказки, — Илья почувствовал, как Сова зашевелилась в рюкзаке, положил на асфальт свёрнутые в рулоны обои, деревянные ножки и, переступая через мусор, спустился вниз по ступенькам.
В подвале он сразу же почувствовал сильный запах разложения. Достав из кармана фонарик, Илья включил его, и тот осветил грязный, в подтёках пол, на котором, так же, как и недавно в подъезде, валялись обрывки одежды и кусочки костей. Аккуратно ступая по ним и прикрывая лицо ладонью, Илья двинулся вперёд. Под толстыми белыми трубами он нашёл спрятанную коробку с изображённой на ней коровой. В ней обнаружились четыре блестящих железных баночки и одна баночка стеклянная, в которой, кажется, была только мутная вода, но и её он тоже засунул в рюкзак. Ещё раз осмотрев подвал, Илья двинулся к выходу.
— Я хочу рассказать тебе сказку о мальчике, который не поспел домой до наступления темноты… — заговорила Сова.
— Дай угадаю, — перебил её Илья. — Его съели собаки?
Сова ничего не ответила.
«Обиделась», подумал Илья и, подобрав вещи, двинулся к дому.
Залезать по оконной решётке, держа в руках свёртки обоев, было непросто. Ножки стола пришлось пока оставить внизу. Протиснувшись между рам с выбитыми стёклами, Илья бросил обои на пол и вернулся обратно. Забрав ножки, он уже быстрее залез в квартиру и, проскользнув между гор мусора, вышел в коридор, поднялся на восьмой этаж и зашёл домой. Рулоны он аккуратно положил в высокую кладку в маленькой комнате, ножки кинул к противоположной стене, в прискорбно маленькую кучку древесины. Находить дерево было всё сложнее. Ещё в прошлом году на улицах валялись разбитые столы и фанерные листы, а дома призывно манили белыми оконными рамами, но зима выдалась долгой, и бармалеи сожгли всё, что смогли найти. Илье было сложно вынимать рамы из окон, но, когда припёрло, он раздобыл топор (Сова помогла ему, подсказав поискать под плитой на одной из кухонь), и вынул рамы во всём своём подъезде. Это его чуть не погубило — всего через неделю бармалеи, заметив, что рам нет только в одном его подъезде, наведались к нему в гости, и лишь Сова помогла ему тогда выжить.
На улице темнело, и во всём городе собаки завыли свои вечерние песни. Илья достал из рюкзака железные банки, засунул их в плиту с выбитым стеклом, где стояло ещё девять таких же, затем вытащил Сову, сразу же закрутившую головой, и поставил на пол рядом с собой. Наконец, он вытянул непонятную банку и стал вертеть её в руках.
— Я хочу рассказать тебе сказку про мальчика, который кушал то, не знаю что, — заговорила Сова. — Он превратился в козлёнка. А козлёнка съели собаки.
Илья, не отвечая ей, попытался отвернуть железную крышку, но ничего не получилось.
— Один мальчик пытался открыть банку, но та разбилось, и он сильно порезался. А на кровь пришли собаки.
Илья сходил в ванную, достал из раковины один из ножей. Вернувшись на кухню, разрезал крышку крест-накрест, завернул вглубь острые края и принюхался. Пахло вкусно. Тогда он зачерпнул немного пальцем, аккуратно облизал. Затем, прямо на кухне, он сел на пол и стал жадно есть. Сова неодобрительно смотрела на это.
— Я расскажу тебе сказку про ленивого мальчика, который не сделал того, что надо, и его съели собаки, — сказала она.
Илья скорчил гримасу, но всё-таки отложил банку в сторону и продолжил разбирать рюкзак. Как всегда, больше всего было сухарей. Он высыпал их в ванную. Ещё было несколько затвердевших конфет, целый пакетик арахиса и пластиковый контейнер, наполовину заполненный крупой. Всё это он спрятал в холодильник. Еды тоже было мало. Слишком мало — учитывая, как близко была зима.
— Я расскажу тебе сказку про мальчика, у которого было мало еды. Ему пришлось выйти на улицу, и его съели собаки.
— Да ну тебя, вечно ты… — Илья закрыл холодильник и, вернувшись к оставленной им банке, торопливо её доел. Остатки залил водой и выпил. Воды оставалось мало. При мысли, что вновь придётся идти к мосту, стало страшно. У воды всегда было много собак.
Илья взял Сову-Говорунью, отнёс её в комнату и поставил на зарядку. Сова раскрыла глаза и взмахнула крыльями. Илью мгновенно повело в сон, как и всегда, когда Сова заряжалась. Он забрался в гору одеял рядом с розеткой, подтянул под голову грязного плюшевого крокодила и закрыл глаза.
— Сова! — позвал он. — Расскажи мне сказку.
— Жили да были дед да баба, — откликнулась Говорунья. — И было у них ядерное оружие…
— Нет, не эту, она скучная, — запротестовал мальчик и, повернувшись на бок, сунул руку под голову. — Расскажи про Нарута.
— Жил да был мальчик по имени Нарут. И жил он в теплом городе, где росли большие-большие деревья, и он прыгал по этим деревьям, а всё вокруг было ярким и цветным. А ещё там были девочки…
— Расскажи про девочек, — попросил Илья, уже засыпая.
— Девочки носили юбки, у них были чистые волосы, и они много улыбались. У них была грудь, а ещё красивые голоса, которыми они пели друг другу песни.
— А девочки ещё где-нибудь остались?
Сова дёрнулась, задумалась, затем начала говорить вновь.
— Жили да были дед да баба. И было у них ядерное оружие…
Мальчик заснул. Сова умолкла.
Через несколько часов на лестнице послышались мягкие, осторожные шаги. Сова услышала их, но ничего не могла поделать. Когда мальчик спал, она не могла поделать ничего.
Сонька стояла рядом с дверью, сжимая в руках длинный нож, и, часто оборачиваясь на лестницу, прислушивалась к звукам борьбы, доносящимся из квартиры.
— Андрей! — позвала она шёпотом. — Лёша!
Никто не ответил. Сонька подошла к лестнице и посмотрела вниз. Никого. Тогда она вновь вернулась к квартире и чуть не закричала — в проёме стояла фигура.
— Ты куда ходила? — Андрей высморкался на пол и вытер нос рукавом. — Я же говорил — стой здесь.
— Я просто подумала…
Андрей сделал шаг вперёд и ударил Соньку ладонью по голове, без злобы, но сильно. Та замолкла.
— Ещё раз смотаешься куда — по зубам двину, слышала?
Он повернулся и прошёл в квартиру. Сонька поспешила за ним.
— А здесь был кто? — спросила она шёпотом. — Ну, люди?
— Был. Пацан был.
Сонька попыталась, было, спросить о чём-то, но слова почему-то не лезли. Андрей обернулся, посмотрел на неё и хмыкнул.
— Ну, не ссы ты так. Не стали мы его… пацан ведь. Не ясно только, как выжил-то. Там Лёха с ним говорить пытается, но чёрт его знает, разговаривает тот вообще, дикий весь какой-то, как пришибленный.
Андрей зашёл на кухню и стал там рыться. Открыв холодильник, он хмыкнул.
— Да у него тут жратвы…
Сонька прошла в комнату. Лёша сидел на корточках перед сжавшимся в комок мальчиком, грязным, с нечесаными светлыми волосами, отросшими до самых плеч.
— Ну, где они? — спрашивал Лёша. — Может, брат, а? Или там дядя?
Мальчик продолжал молчать. Тогда Лёша шлёпнул его по лицу.
— Если дальше молчать будешь — буду дальше шлёпать, понял?
Сонька подошла к проёму, выглянула вниз, на улицу.
— Как он тут выжил? Тут же всё открыто насквозь, — она обернулась к мальчику. — Ты здесь один?
— Не старайся ты так, он не говорит ничего, — Лёша поднялся на ноги. — У него там, в соседней комнате, дрова да бумага. На зиму, наверное, все двери в комнаты закрывает, а сам в коридоре живёт. Двери-то железные… там и костры палит. Как только не угорел ещё. Или, может, немного приоткрывает двери, и дым со всех сторон выходит, поэтому и видно не было… только он сам бы хрен до такого догадался. Да и не выжил бы. — Леша пнул мальчика по ногам. — Где взрослые?
Вдруг Сонька быстрым шагом подошла к одной из стен и, нагнувшись, взяла что-то в руки.
— Смотри, Лёш, это же Сова-Говорунья! — она повернулась и приподняла её, показывая Лёше. — У меня такая же была, когда я маленькой была…
— Маленькой… Как будто ты сейчас большая. — Леша подошёл к ней, взял игрушку в руки и, повертев в руках, посмотрел вниз. — А это что за фигня? — Он потянул за провод, и тот загремел, вывалившись из розетки. С другой стороны он был привязан к одной из совиных лап. — Это он её чего, заряжает так, что ли? — Леша захохотал. — Ну, ты даёшь, дремучий! И чего, работает? Слышь, мелкая, смотри, он провод к лапе привязал!
— Отдай, — вдруг сказал мальчик.
Сонька с Лёшой уставились на него.
— Ого ж ты, — Лёха подошёл к мальчику, нагнулся и покрутил перед его лицом игрушкой. — Хочешь её обратно? Тогда говори — где взрослые? Когда вернутся?
— Нет взрослых. Мы вдвоём тут.
— Вдвоём? А кто второй?
— Вторая Говорунья, — мальчик протянул руки. — Отдай. Она ещё не зарядилась.
— И не зарядится, тупица ты мелкая. — Лёша кинул Сову мальчишке, и тот сразу же вцепился в неё. — Андрей!
— Чего? — в комнату, с пакетиком арахиса, вошёл Андрей. — У него там жратвы — и тушёнка, и крупа, и хлеба чуть не целая ванна… Говорил чего?
Лёша протянул руку и, взяв из пакетика горсть орешков, кинул их в рот.
— Говорит, один. Может, и правда один, да только недавно — вон, сколько дров натаскали. Один бы не справился, небось. Был кто, нет? — он вновь пнул мальчика. — Ну?
— Бабушка была, — сказал он. — Давно.
Андрей нагнулся, поднял с пола фонарик и покрутил его в руках. Фонарик выглядел жалко — ржавый, с дырявым корпусом, без батареек. Андрей кинул его обратно на пол.
— Давно — это когда? Месяц, два, три? — продолжал допрашивать Лёша.
Мальчик молчал. Тогда Лёша ещё раз ударил.
— Бабушка когда была, говорю?
— Я не знаю, — мальчик опустил взгляд вниз. — Сколько-то.
— А тебе сколько?
— Не знаю. Было семь.
— Когда было?
— Не знаю.
— Семь было, когда бабушка была?
— Нет, раньше. Ещё когда все были.
— А, ТОГДА ещё… — Лёха задумался. — Значит, сейчас тебе двенадцать?
Мальчик молчал.
— Слышь, малая? — повернулся к Соньке Андрей. — Тебе сколько, шестнадцать?
— Не знаю, — пожала она плечами. — У меня в ноябре день рождения. А тут разве разберёшь, какой месяц?
— Ну да. Ты с ним поговори, наверное. Оба ведь мелкие, — Андрей вздохнул и стал снимать рюкзак. — Ночевать здесь будем. Дверь только завалим чем, чтобы слышно было, вдруг кто, всё-таки, придёт. Мы с Лёхой на кухне ляжем, ты тут, с ним будешь. А то мало ли чего.
— Может, связать? — спросил Лёха.
Андрей, задумавшись, посмотрел на мальчика.
— Да, надо бы, — сказал он, наконец. — А то у него там в раковине ножи всякие, топор… Свяжем, а завтра подумаем, что к чему. Малая!
— Что? — подняла голову Сонька.
— Дождёшься, пока заснёт — только чтобы заснул — и на кухню иди, поняла?
Сонька кивнула.
— Поняла, спрашиваю?
— Поняла, — сказала негромко Сонька.
— У тебя же сегодня всё нормально там, а?
— Да, — Сонька смотрела на пол. — Сегодня всё нормально.
Андрей отвернулся.
— Ну, тогда, значит, приходи.
Лёша, достав верёвку, связывал мальчика. Сова-Говорунья лежала рядом. Сонька сидела у стены, положив голову на руки.
— Слышь, Сонь? — сказал Лёша.
— Что? — спросила она, зная, впрочем, что тот сбирается ей сказать.
— Ты как от Андрея пойдёшь — ко мне тоже приляг, хорошо? Хорошо, а?
Сонька не ответила. Лёша закончил связывать мальчика и, гремя сапогами, прошёл на кухню.
— Слушай, а какие она сказки знала? — спросила Сонька, крутя в руках Сову. — У меня вот тоже была, но сказок ни одной не помню. Помню только про Ивана-Дурака несколько, но это, по-моему, из книжек. Ты книжки читал?
— Да, — мальчик заёрзал, пытаясь устроиться поудобнее. — Некоторые — да.
— Понятно… я вот читать не любила, а сейчас бы, наверное, — с радостью.
Сонька встала, взяла в руки одеяло и подложила мальчику под ноги. Затем вновь вернулась на своё место.
— А ещё я фильмы любила, про вампиров, — сказала она. — Только не ужасы. Ужасов не люблю.
Они помолчали. Мальчик опять завозился.
— Ну чего ты? Спать-то собираешься? Мне ещё… — Сонька замолчала. — Спи, давай.
— А ты? — вдруг спросил он. — Ты что, не спишь?
— Сплю.
— А зачем тебе к ним идти?
— Ни зачем. Просто так.
Сонька посмотрела на мальчика. Тот, не моргая, смотрел на неё.
— Короче, — вздохнула она. — Тебе ж мама с папой объясняли? Есть мальчики, есть девочки…
— Девочки, — вдруг сказал мальчишка и посмотрел на Сову. — Ты девочка? С грудью?
Сонька хмыкнула.
— Ага. С грудью.
— А они мальчики?
— Они… мудаки они.
— Это как? Мудаки — они мальчики?
— Вроде того. Только злые.
— И ты с ними… — он облизнул губы и приподнял голову. — Вы с ними целуетесь, да?
— Нет, — Сонька отложила в сторону Сову. — Вот чего не делаем — так это не целуемся. Слушай, я пойду уже, а ты сделай вид, что спишь, хорошо? Только не шуми, а то Андрей по рёбрам надаёт и тебе, и мне… мне, может, и не по рёбрам даже…
Мальчик несколько секунд смотрел на неё, потом кивнул лохматой головой.
— Хорошо, — сказал он. — Я буду очень тихо.
— Ну, вот и ладненько, — Сонька протянула руку и взъерошила ему волосы. — Тогда я пошла.
Она встала, прошла в темноте через коридор и зашла на кухню. На полу кто-то зашевелился.
— Сонька? — услышала она голос Андрея.
— Да, я.
Он откинул одеяло, и Сонька услышала, как звенит пряжка армейского ремня.
Рядом, в темноте, засопел Лёха.
— Я расскажу тебе сказку про мальчика, который попал к трём бармалеям…
— Их два, — прошептал Илья. — Третья — не бармалей.
— Самым опасным был Высокий. Его собаки съели первыми. Тощий был не таким опасным, и собаки оставили его на потом. Третьего бармалея…
— Она не бармалей. Она девочка.
Сова замолчала. Илья, наконец, высвободил руки и стал развязывать верёвку на ногах. Пахло горелым.
— Рассказать тебе сказку про мальчика, который принял бармалея за девочку?
— Нет. Я её не хочу слушать.
Илья взял Говорунью в руки, поднял с пола фонарик, встал на затёкшие ноги и некоторое время разминал их — стоял, поочерёдно, то на одной то на другой, затем несколько раз присел. Когда в ногах перестало колоть, он вышел из комнаты, осторожно прокрался по коридору и заглянул за угол. В темноте на кухне кто-то сопел.
— Рассказать тебе сказку про мальчика, который совал нос, куда не следует? — спросила его Сова.
Илья, не отвечая, вытянул Говорунью вперёд, другой рукой достал из кармана фонарик. Глупые бармалей решили, что он сломан. Глупые, бедные бармалей!
Он нажал на кнопку, и яркий свет ударил в кухню, выхватив из темноты фигуру Девочки, сидящей на животе у Высокого. Она была почти раздета, и то, что он видел, было белым, словно кость, с разбросанными родинками, с прилипшей к ступням грязью, замершее, испуганное. Илья растерялся, и этого времени хватило, чтобы Тощий бросился ему в ноги и повалил на пол.
— У него фонарь! — заорал он. — У маленького говнюка фонарь!
Он выдернул фонарик из рук Ильи и вскочил на ноги. Фонарик работал, хотя батареек в нём все ещё не было.
— Тут фигня какая-то странная, слышь, Андрюх! — Тощий навёл фонарь на Илью. — Как это он работает, а, паскуда?
Илья поднял Сову и наставил её на Тощего.
— Ты чего, совсем? — удивился тот.
«Давай, — подумал Илья. — Давай же!»
Сова забила крыльями.
Тощий выронил фонарик и поднёс дымящиеся руки к лицу. Затем открыл рот и хотел закричать, но, вместо крика, изо рта хлынула тёмная, дымящаяся от жара кровь, и Тощий, вдруг дёрнувшись и повернувшись на месте, рухнул на пол кухни. Фонарик погас. В темноте мёртвое тело Тощего заметно светилось.
Когда Сова была заряжена полностью, бармалей умирали мгновенно.
— Высокий! — закричала Сова. — Высокий не из этой сказки!
Илья, уже почти поднявшись на ноги, посмотрел в сторону Высокого — и в этот момент тот ударил его ногой в голову. Илья застонал и повалился обратно на пол. Где-то рядом кричала, трепыхаясь, Сова, но Высокий ударом ноги заставил её замолчать. Плакала Девочка, шипел, охлаждаясь, Тощий.
— Ты что сделал? — Высокий схватил его за шею и сжал. Илья почувствовал, что не может дышать. — Ты как с ним это сделал?
«Сова, — подумал Илья. — Где же Говорунья?»
В голове потемнело. Илья вдруг понял, что ему надо вдохнуть прямо сейчас, и забился в руках Высокого. С пола поднялась пыль, сухари в ванной взлетали в воздух и, не спеша, плыли к потолку, одеяло на кухне рывками вытягивалось вертикально вверх. Высокий стал сжимать сильнее, не чувствуя, что его собственные ноги давно уже не на земле. Он замешкался только тогда, когда понял, что почти висит в воздухе, обернулся, увидев свои сапоги в полуметре от пола — и в этот момент Илья содрогнулся. Высокий вскрикнул, чувствуя, что падает на потолок, но хватки не ослабил и потянул мальчика, вставшего на мыски, за собой. Илья, стоя на полу, широко открытыми глазами смотрел, как Высокий уперся ногами в потолок и, вытянув руки, продолжал сжимать его шею. Фонарик на полу вновь вспыхнул, осветив висящую в воздухе Девочку, полуголую, кричащую от страха.
«Пусти! — думал Илья. — Пусти!»
Вдруг затрясся, пробуждаясь, холодильник. Загудела духовка. Где-то несколькими этажами выше вдруг громко, надрывно, заиграла музыка.
— Тварь, — Высокий уже выбивался из сил. — Дохни уже, ну!
Где-то завыла собака. Потом ещё одна, ещё — и вскоре поднялся непрекращающийся, сливавшийся в одну ноту вой. Собаки всегда выли, когда Сова показывала себя — и долго ещё потом обходили их дом стороной. Собаки знали, что с Совой шутки плохи.
Илья снова заметил Девочку — та вдруг оттолкнулась от стены и подплыла к Высокому, уцепилась за его ворот одной рукой, отведя другую далеко назад. Обернувшись, схватила блестящую банку, летящую к потолку, и подтянула её к себе.
— Отпусти его! — закричала она. — Отпусти его, тварь!
Высокий посмотрел на девочку, и первый удар пришёлся ему по челюсти. Голова его дёрнулась, глаза закатились. Девочка занесла руку ещё раз и ударила его краем банки в ухо. Высокий выпустил Илью и плашмя повалился на потолок. Илья, всхлипывая, рухнул на пол и, забыв обо всём, жадно задышал.
Свет погас. Перестала играть музыка. В тишине отчётливо хрустнула шея упавшего с потолка Высокого.
Андрей ещё несколько часов дышал, и Сонька, дрожа от страха, просидела над ним, сжимая в руках смятую банку тушёнки. Мальчика она подтащила поближе к окну — тот всё ещё не приходил в сознание. Сонька боялась их обоих, но Андрея — гораздо больше. Этот, она знала, точно убьёт. Наконец, когда уже светало, Андрей в последний раз выдохнул — и больше уже не вдохнул. Через несколько минут тишины Сонька проверила у него пульс, и, расслабившись, уронила на пол ненужную больше банку. Затем нашла штаны, натянула их на себя и попыталась затянуть на поясе верёвку, но, не выдержав, расплакалась и устало опустилась на пол.
— Ты плачешь?
Сонька вскрикнула и вскочила на ноги. Мальчик, сидя на полу, растирал шею с синими следами от пальцев.
— Ты как? — спросила она. — Живой?
— Живой, — кивнул он. — А почему ты плачешь? Тебе же ничего не сделали.
— Сделали, — Сонька подошла к мальчику и присела рядом с ним на корточки. — Только по-другому… покажи шею.
Мальчик замер, и вдруг уставился на Соньку немигающим взглядом. У той по спине пробежал холодок. Но уже через секунду он, расслабившись, поднял подбородок, и Сонька смогла осмотреть его шею.
— Обычные синяки, — сказала она. — Пройдут через несколько дней.
— А где, — мальчик сглотнул, — Говорунья?
— Она… — Сонька осмотрелась. — Она, по-моему, сломалась…
Некоторое время они рассматривали то, что осталось от Совы. Затем мальчик стал всхлипывать.
— Ну, ты чего? — Сонька обняла его, и мальчик, уткнувшись лицом ей в грудь, зарыдал. — Ты чего, а? Это же просто игрушка.
— Это не игрушка… она мне сказки рассказывала…
Сонька вспомнила фонарик. Вспомнила холодильник.
Вспомнила Лёшу.
— Ну-ну, — сказала она, поглаживая его по голове. — Слушай, а как тебя зовут?
— Илья…
— А меня — Сонька. Рада знакомству.
— Ага…
Сонька взяла Илью ладонями за лицо, отвела от себя и посмотрела мальчику в глаза.
Обычный испуганный мальчишка.
— Хочешь, — сказала она, — я теперь буду тебе рассказывать сказки?
— А ты умеешь? — удивился он.
— Ну, конечно же, умею, — Сонька поднялась на ноги, помогла подняться Илье. — Пойдём, тебе надо поспать.
Медленно передвигая ноги, они добрались до комнаты, и Сонька уложила мальчика на одеяла, затем легла сама и притянула его к себе, обняла. Руки Ильи потянулись вверх, и в душе Соньки заворочались мутные, гадкие воспоминания, но мальчик просто подтянул кулачки к своему подбородку и замер.
«Ему же двенадцать. О чём ты думаешь?»
— Жил-был один мальчик, — начала Сонька. — И однажды…
— Его съели собаки?
— Что? Нет, почему? — растерялась Сонька. — Никто его не съел. Но однажды он встретил девочку…
— Красивую? — Илья смотрел ей в лицо. Сонька подумала, что у него, наверное, лихорадка.
— А ты как думаешь? — спросила она.
Мальчик задумался.
— Да, — сказал он, — думаю, красивую.
— Значит, он встретил красивую девочку… девочка была добрая и честная, поэтому мальчик рассказал ей все-все свои секреты…
— Ты чего? — спросил Илья через сон, — задрожала вдруг?
— Ничего, — Сонька через силу улыбнулась, — Мальчик с девочкой много играли, и пели, и… играли ещё, а потом… потом они с девочкой жили долго и счастливо…
Мальчик заснул. Дыхание у него было хриплым, но спокойным и ровным. Сонька посмотрела в оконный проём и увидела, как восходит солнце.
— И жили они долго и счастливо, — сказала Сонька солнцу.
А затем она попыталась уснуть.