ФантЛабораторная работа. 5й конкурс. Финал

Солнце на проводе

Солнце сияло над головой, палило с пронзительно-синего потолка. Марина лежала на матраце, закинув руки за голову, и, не отрываясь, наблюдала за своим светилом. Стоило отвести взгляд, как перед глазами начинали множиться радужные шары, и в центре каждого продолжала сиять маленькая золотая копия. Тогда Марина протягивала руки и ловила эти шары, но они просачивались сквозь пальцы. Всё время убегали в самый последний момент, и от этого ещё сильнее хотелось их поймать.

Но сейчас шаров ещё не было, и потолок без них казался пустым. Неинтересным.

В стену бухнули два раза.

– Дуся, хватит спать! – рявкнул голос Ташкента.

– Я не сплю, – ответила Марина и бухнула по стене в ответ.

– А чем занимаешься?

– Смотрю на солнце.

– Прекращай, все глаза себе спалишь.

– Почему это тебя тревожит, если даже мне самой плевать? – удивилась девушка.

Она привыкла воспринимать мир именно таким: четыре глухие стены, неровно выкрашенные серой краской, синий потолок и голая лампочка на тонком проводке. Матрац вдоль стены, рядом письменный стол, низкий табурет, на столе стопка книг и листы чистой бумаги, в противоположном углу умывальник и унитаз. Сливное отверстие было единственным проходом за пределы этого тесного, однокомнатного мирка.

Иногда Марина смотрела на это отверстие и представляла, как становится длинным червём, проскальзывает в тёмноту незнакомых труб и плывёт прочь. Не имеет значения, куда, главное – плывёт!

Девушка встала и принялась ходить взад-вперёд, разминаясь. Это было одним из немногих развлечений: совершать прогулки из угла в угол по диагонали. А ещё писать записки – стихи, обрывки мыслей. Эти записки она лепила на стену, и за прошедшие горы их набралось очень много.

Но особенно она любила говорить с теми, кто жил в смежных мирах. Этих людей Марина никогда не видела, только слышала голоса, но и этого казалось вполне достаточно. Особенно она дружила с Ташкентом за первой стеной, и Сапёром за третьей. С ними она разговаривала по несколько часов. Ни Ташкент, ни Сапёром не слышали друг друга – только через неё. По каким-то странным законам голоса могли проникать только сквозь одну стену и вдребезги разбивались о вторую.

Была ещё Тихоня – девица за второй стеной. Она появилась недавно, заменила вечно ноющую, вечно недовольную Матрону. С Тихоней Марина разговаривала редко, та никак не желала знакомиться и неохотно отвечала на вопросы. Только раз, в порыве откровенности, поделилась, что у неё всё время болит голова. Так сильно болит, будто в череп вбивают ржавые гвозди, и никаких средств, кроме тишины, против этого нет.

Марина обещала, что не будет шуметь, когда у соседки возникнет головная боль. С того момента они разговаривали всего пару раз, вежливо, но не более того.

И только за четвёртой стеной всегда, сколько Марина помнила, царила тишина.

– Что делаешь, Дуся? – поинтересовался Ташкент.

На самом деле, сосед носил имя Тахир, но настоящими именами никто не пользовался. Было в этом что-то чужое, непривычное. Вот Ташкент – это понятно, а Тахир… Кто такой Тахир? Или Андрей, спрятавшийся под маской грубияна Сапёра – кто он?

Марина ковырнула ноготком стену и ответила:

– Думаю.

– О чём?

О свободе. Всегда только о свободе. Казалось, что там, за пределами этих четырёх стен, спрятана настоящая огромная жизнь. Марина иногда представляла, как проснётся, а стен нет, и вокруг такой простор, что захватывает дух, и взгляд тонет в бездонной дали.

– Я хочу завести себе кошку.

Мысль показалась неожиданной даже для самой Марины, ещё мгновение назад она не собиралась заводить питомца.

Ташкент кашлянул:

– С ума-то не сходи. Зачем тебе кошка?

– Не знаю. Просто чтобы была. Я не хочу жить в этом проклятом мире одна! – Она глубоко, со всхлипом, вздохнула и добавила куда более твёрдо. – Ты прав, глупая мысль. Мне не нужна никакая кошка.

– Слушай, у тебя там всё в порядке?

Всё в порядке? Марина осмотрелась. Дул несильный ветерок, и записки на стене шелестели, как сухая листва. Её мечты, её представления о счастье – бумажная мудрость. Если сейчас взяться их перечитывать, можно найти немало смешных банальностей.

– Само собой.

Солнце становилось всё более тусклым. Тени от предметов сгустились, приобрели сочный тёмно-синий оттенок, словно неведомый шутник забрызгал всё вокруг чернилами. В воздухе появилось ощущение влажной свежести. Стена, покрытая записками, отдалилась и стала казаться ненастоящей. Коснись – и она распадётся на тысячи шелестящих чешуек.

– У меня наступает ночь, – поделилась Марина. – Сегодня красивый закат. Жаль, что вы не сможете его увидеть.

– Дуська, хватит молоть чепуху! – весело отозвался Снайпер. – Просто ложись спать, всё равно в темноте ничерта не видно. Завтра утром я научу тебя читать следы, если будешь хорошо себя вести.

Марина рассмеялась и отложила карандаш. Сегодня она нарисовала животное, приснившееся ей накануне. Странное существо с круглыми глазами и крепкими лапами, покрытое длинной рыжей шерстью. Цветных карандашей у Марины не оказалось, пришлось рисовать чёрным, так что получилось не совсем достоверно.

– Чьи следы? Тут только мои собственные, да и то я не смогу их рассмотреть.

– Серьёзно? Дуся, твой мир скучен до безобразия. Вырасти себе лес, посели там пару-тройку зверушек, и будем вместе ходить на охоту. Или кишка тонка?

– Я уже растила лес, и меня сгрызли комары. Не хочу повторять.

При воспоминании о лесе Марина нервно почесалась. В прошлом году ей действительно удалось раздвинуть границы комнаты и вырастить в дальнем углу небольшую рощу. На что-то более масштабное не хватило сил. Роща состояла только из осин и оказалась совсем пустой, ни животных, ни птиц, даже грибов не оказалось. Что удалось на пять, так это полчище комаров, которые набрасывались на свою создательницу с наступлением сумерек и не оставляли в покое до самого рассвета.

Вытравить их оказалось значительно сложнее, чем сотворить.

– Мой мир такой, каким я хочу его видеть.

Снайпер хохотнул и чем-то врезал по стене – судя по грохоту, кувалдой.

– Если передумаешь – только свистни. Я всегда тут.

– Обязательно, – пробурчала Марина.

С каждой минутой становилось всё темнее. На потолке, имитирующем небо, проступили тусклые звёздочки. Девушка заползла под одеяло и свернулась калачиком. Было зябко, но было лень менять погоду. Пусть лучше прохлада, чем зной, как в тот раз, когда она заболела. Вот это было адское пекло!

Немного повертевшись с боку на бок, она поняла, что не сможет уснуть.

– Снайпер, а Снайпер. Ты здесь?

Пауза в несколько секунд показалась бесконечной.

– Чего тебе?

– Я только хотела спросить… У тебя на самом деле такой большой мир? Я хочу сказать, лес, озеро… На это же нужна пропасть места. Где ты столько берёшь?

И снова секунды тишины. Марина смотрела на звёзды, мысленно складывая из них созвездия. Иногда помогала себе руками, но чаще обходилась без них.

– Не понимаю, о чём ты, – наконец, отозвался Снайпер. – Он обычный. Как у всех.

– И тебе не приходило в голову, что у всех может быть по-разному?

– Ну, не знаю… да чего там придумывать, всё же просто. Дуська, ты совсем засрала себе мозг. Какая разница, у кого там что? Забей. Смотри на меня: дурью не маюсь и отлично себя чувствую. Так что и ты прекращай.

– Ты не понимаешь!

– Может, это ты чего-то не понимаешь? У меня всё чётко. Ночь наступила?

Марина кивнула, потом сообразила, что он не увидит, и ответила вслух:

– Да, совсем темно. Никак не получается правильно составить созвездия…

– Спи давай, хватит лунатить. Завтра поговорим. Или на днях.

В углу, рядом с умывальником, что-то зашуршало. Марина села и прислушалась, но звук не повторился. И в самом деле, что тут может шуршать? Трава в лесу, которого давно нет.

– Спокойной ночи, Дуська, – пожелала Марина сама себе и опять свернулась, поджала колени к самому подбородку.

Холодно. Завтра надо отрегулировать температуру.

Солнце сияло так ярко, что, даже накрывшись одеялом с головой, Марина не могла укрыться от его палящих лучей. Она не выспалась, но свет подло играл на веках красными бликами и не давал вернуться в спасительную тьму снов.

Из-за второй стены доносились приглушённые звуки фортепиано – Тихоня музицировала. Наверное, у неё наступает закат – как-то соседка рассказывала, что в такие моменты её посещает любовь к музыке. «Я люблю творить музыку, - говорила она. Сквозь стену её голос доносился слабо, словно Тихоня шептала. – Музыка – это единственное, на что стоит тратить силы. Высший порядок. Ты так не думаешь?»

Марина так не думала.

Болела голова. Солнце палило так, словно вознамерилось оставить от мира угли, и воздух напоминал густую горячую патоку. Со стонами и причитаниями Марина выбралась из-под одеяла. Глаза горели, словно в них щедро плеснули кислотой, в висках бухали колокола. Тело казалось тряпичным, набитым ватой или соломой.

Она была на полпути к умывальнику, когда посмотрела на четвёртую стену – единственную, к которой никогда не прикасалась. Просто скользнула взглядом, без всякой цели и застыла на месте. В груди что-то надрывно застонало.

В стене была дверь. Необычайно белая дверь на фоне стен, с изогнутой серебристой ручкой. Марина стояла и смотрела на неё, не веря своим глазам. Ущипнула себя, решив, что это сон, но уловка не сработала.

В этой комнате никогда не было дверей. Да и вообще, в мирах они не предусматривались. Это же – мир! Из него нельзя просто взять и уйти через дверь. И всё же…

Солнце отражалось лучами от белоснежной поверхности, отчего казалось, что дверь светится. Музыка Тихони набирала мощность и вошла в резонанс с ударами пульса – Марине казалось, что голова сейчас взорвётся.

Она так давно мечтала посмотреть, что есть там, за пределами стен. Но не верила, что существуют те обетованные земли. Они жили только в её полубезумных мечах, тревожных, мучительно-приятных, но никак не связанных с реальностью.

Марина всё же добралась до умывальника, плеснула в лицо несколько горстей холодной воды. Промыла глаза, почистила зубы, глядя в зеркало на своё осунувшееся лицо в рамке коротко обрезанных каштановых волос. Чёрные, как переспелые вишни, глаза лихорадочно блестели, с ресниц капала вода. В левом ухе круглая золотая серьга, мочка правого разорвана. Всё как обычно.

Покосилась на дверь – она продолжала издевательски сверкать своей белизной.

– Я не боюсь, – пробормотала Марина.

Шаг, другой, третий… Ладонь легла на неожиданно холодный металл ручки. Марина закрыла глаза. Сейчас она увидит, что находится за пределами её личного пространства. Сейчас она соберётся с силами…

Дверь открылась без малейшего звука. Проём заливала густая, непроницаемая тьма. Лучи солнца пытались проникнуть туда, но лишь скользили по глянцевой поверхности нездешней тьмы. Марина открыла рот, но закричать так и не смогла. Горло стянуло спазмом, из него вырвался только едва различимый свист. Тьма, открывшаяся перед девушкой, не имела никакого отношения к обычной темноте – оба была живая, всеобъемлющая. Марина стояла на самом краешке вселенной, и только дверная ручка спасала её от падения в бесконечность.

Где-то там светились окошки чужих миров, таких же, как её собственный. Казалось, она даже может различить их золотистое сияние. Господи, как же далеко! Как невероятно далеко! И от этой пропасти отделял всего один крошечный шажок.

Девушка сделала шаг – назад. Тьма пугала и притягивала к себе одновременно. Сердце заходилось от безумного ужаса, а взгляд уже заплутал между далёкими звёздами…

– Дуська, прекращай дрыхнуть! Ты так всю жизнь проспишь.

Голос Ташкента разбил оцепенение. Марина захлопнула дверь и, задыхаясь, опустилась на пол. Глаза слезились, боль разламывала череп. Казалось, комната сжалась до микроскопических размеров, и стены вот-вот стиснут свои чудовищные челюсти.

– Ау, ты вообще там?

Девушка сипло втянула в себя воздух и ответила хриплым, незнакомым голосом:

– Пока там. Ребята, у меня тут… дверь появилась…

На этом воздух в лёгких закончился. Марина закрыла голову руками, чтоб хоть так спастись от палящих лучей и безумных мыслей.

Музыка за второй стеной смолкла. Кто-то тихонько охнул.

– И что думаешь? – спросила Тихоня.

– Не знаю, что делать.

– Да нечего тут делать, дурёха. Оставайся! – Снайпер хохотнул. – Наплюй и забудь, оно тебе никуда не упёрлось. Лучше расти себе лес, пойдём на охоту. Или на рыбалку, тоже ничего себе занятие. Потом по пивасику и в люлю. Начерта куда-то идти, если и тут хорошо?

– Иди, – сказала Тихоня. Его голосок, обычно приглушённый прозвучал на удивление твёрдо. – Тебе терять нечего. Здесь ты всё знаешь, пора двигаться дальше. Как бы мне хотелось оказаться на твоём месте! Жду не дождусь, когда смогу отсюда вырваться.

Ещё вчера Марина с готовностью согласилась бы с таким суждением, но теперь уже не могла. Ещё вчера это было сказкой, а сегодня стало реальностью.

– Нечего тебе там делать, – твердил Снайпер.

– Отправляйся в путь и не думай! – воодушевленно заверяла Тихоня.

Голоса сливались, превращались в шум. Марина закрыла уши ладонями и отползла в угол, сдалась там в комок. Впервые она так сильно мечтала оказаться в тишине.

– Ты помнишь, как очутилась здесь? – Голос Ташкента раздавался у самого уха, словно он прижался губами к стене.

Марина неуверенно пожала плечами. Она не знала другой жизни, все воспоминания были так или иначе связаны с этой комнатой. Все эксперименты по расширению границ, все удачи и промахи – только в этих четырёх стенах. Правда, всё это случилось в сознательном возрасте. А что было раньше, в детстве? Не могла же она родиться в собственной, персональной клетке.

Прямо на неё с рисунка на противоположной стене смотрело чёрно-белое животное с круглыми глазами и длинной шерстью.

– Разве это имеет значение? Главное, что сейчас я здесь.

– У меня был сосед, Фил. Странный малый, художник. Я заметил, что все художники – люби не от мира сего. Он рисовал картины, которые видел во сне. Не знаю, какие, не видел, но судя по тому, что он рассказывал – большие полотна. Говорил, что весь его мир – это огромная мастерская, всюду мольберты, разбросаны краски. Но даже не это важно. Главное, что он был уверен: сны – это обрывки нашей прошлой жизни. Жизни до того, как мы попали сюда. Я же говорю, он странный. Но разговаривать с ним было интересно. Он говорил, что в момент рождения мы жили в совсем другом месте, в котором не было стен. Сны – это моменты, выхваченные памятью из тех времён.

Рыжее животное с круглыми глазами… Море… Марина никогда не видела моря, но отчего-то хорошо себе представляла.

– А где же мы тогда сейчас?

– Каждому нужен свой мир… Пару лет назад у меня тоже появилась дверь. За ней я обнаружил темноту и, не поверишь, никогда в жизни я так не пугался. Фил считал, что эта дверь – путь обратно. В то место, где мы родились. Он говорил, что каждому раз в жизни даётся шанс вернуться, но только от нас зависит, хотим ли мы назад. И знаешь что? Я струсил. Каждый день я смотрел на эту проклятую дверь и говорил себе, что ещё не время. Каждый день я откладывал решение. А однажды проснулся и обнаружил, что дверь пропала. Наверное, теперь я застрял здесь навсегда.

– А что сказал Фил?

– Ничего. В его комнату тоже открылась дверь, и в тот же день он ушёл. На его месте скоро появился другой жилец, совсем пацан. С ним мне скучно разговаривать.

Они замолчали. Марина сидела, прислонившись спиной к стене. Солнце клонилось к закату. Её маленькое, комнатное солнце на тонком витом проводке. Она не представляла, что больше никогда его не увидит. Не сможет сесть за свой стол и вывести на чистом листе очередную банальную мудрость. Не проснётся от голоса Ташкента «Дуська, просыпайся!» Она уже проснулась – дальше, кажется, некуда.

– Как мне поступить? – спросила она.

Спросила вслух, хоть и не рассчитывала услышать ответ.

– Не мне давать тебе советы, – отозвался Ташкент.

Конечно. Марина обвела взглядом комнату. Всё на своих местах. Длинные тени легли на пол, небо окрасилось янтарём. Красивый закат, жаль, что больше никто его не видит. Даже Ташкент – кажется, что он рядом, за тонкой стеной, а на самом деле? Какое из окошек в темноте за дверью принадлежало его миру? Возможно, до него никогда не добраться, как не стремись. Сегодня он здесь, а завтра… Завтра она не вспомнил, что знала такого человека.

Снайпер смог раздвинуть границы своей комнаты на невероятное расстояние и, кажется, сам этого не заметил. А для Марины каждая мысль становилась мучительной пыткой, и воплощение её напоминало недоразвитого уродца. Не потому ли, что ей стало слишком просторно? Или наоборот – чересчур тесно?

Тьма смотрела на неё, Марина – на тьму. Стояла тишина, за спиной догорали последние отсветы заката. Не хотелось ни с кем говорить или советоваться. Их мнение она уже слышала, теперь предстояло принять решение. Остаться в своём маленьком, но уютном мирке, каждый день зажигать своё солонце, рисовать картинки, смотреть сны, мечтать превратиться в червя и уплыть в сливное отверстие унитаза…

Ты же так хотела свободы! Ну же, один шаг!

Марина прикусила губу и обернулась через плечо. Лицо исказила болезненная гримаса. Уйти из этого мира – всё равно, что вырвать у себя сердце. Эти стены, единственная защита, а там – тьма и холод бесконечности, где ничто не будет подчиняться её желаниям.

Неравный обмен!

Но, может, когда-нибудь она сможет построить ещё один мир?

Звёздочки-окошки перемигивались в глубине бесконечности – иди к нам, не бойся. Где-то там потерялись Тихоня, Снайпер, Ташкент. Для начала можно заглянуть к ним в гости, не откажутся же они приютить старую знакомую.

Всего один шаг. Первый.

Марина зажмурилась, чтобы не видеть, как пропасть летит навстречу…

– Дуська, ну ты и спать здорова!

Глаза никак не открываются, голова пустая и звонкая. Марина открыла глаза и уставилась на знакомый потолок. Лампочка едва светилась, предвещая скорый рассвет, но тени ещё сохраняли ночную глубину.

Дверь в глубине сияла белизной.

– Я уже не сплю, – пробормотала Марина.

Ташкент довольно хохотнул:

– Я думал, ты уйдёшь. Не устоишь перед искушением.

Марина с удовольствием потянулась и рассмеялась. Она никогда не чувствовала себя настолько лёгкой. Казалось, путешествие заняло всего одну секунду, но в эту секунду поместилась целая вечность.

– А я и ушла, но теперь вернулась обратно.

– Погоди, я не понимаю. Зачем? Ты же хотела вырваться на свободу.

Солнце наполняло сиянием крошечный однокомнатный мирок, но он уже не казался таким убогим, потому что Марина знала – теперь она всегда сможет уйти.

– Мне здесь нравится, - просто ответила она.

---