Феерия для другого раза I

Те, кто себя не посвящает делу, плюют на всех, берегут свои руки, свои пальцы, себя…

Но и на каторгу есть любители!.. я говорю вам… я хочу туда!.. Возможно, вы будете счастливы в Сибири?… особый вкус, невероятные цвета!.. Достоевский восхищался этим, когда писал письма царю!*[187] Дедуля! как он был признателен царю, что тот не выпускал его оттуда, так ему было хорошо! откровение! истерзанная душа! кнут! гнилая картошка! эпилепсия! отцеубийство! цинга! все! вши! кандалы… Вы, небось, будете таким же?… «Дедуля! Папуля! еще! еще!» Послушайте, покойный дружище Монтандон исследовал всю Сибирь, вдоль и поперек, и не переставал ее любить!.. Тундра! как он мне рассказывал об этом, с придыханием… снеговые феерии!.. снежные бури, которые заметали все следы! растворение в пространстве… сани, кибитки, путешественники… по сто пятьдесят… двести верст!.. возвращение… по собственным следам!.. Ничего вокруг, кроме слепящего белого снега!.. Монтандон, антрополог… Есть еще свихнувшиеся на степи!.. Он бы дошел до Томска пешком, Монтандон-антрополог, чтобы увидеть эти «запредельности»…

Если б он тосковал по своему «палисадничку»… Кламар!.. Можете себе представить!.. У него бы просто не было времени странствовать по «убегающим вдаль горизонтам»… игры закончились!.. Я любил Монтандона!.. его великолепный научный дар!.. (кроме его конька, Тундры!)… Он умер в Фульде, Германия, ужасным образом… Он действительно был дважды убит, сначала в Кламаре, у него оторвало член, его потом вывозили в тыл, какая боль!.. в пути его поезд подорвали!.. а затем в Фульде у него обнаружили рак!.. Мешанина хирургических инструментов, скальпелей! неумелые убийцы! Красный Крест! «практиканты!» растяпы!.. да еще и пожар в больнице!

Перипетии эпохи!..

– Но все же! вы сбежали!

Ах, совсем нет!.. Это козни времени!.. Время! вышивка времени!.. кровь, музыка и кружева!.. я разворачиваю, складываю, снова разворачиваю… Кламар! Фульд! видите! смотрите!.. Время, это его проделки!.. вы еще узнаете крут времен, когда состояние дважды два дает три… вас бы меньше удивило… четыре? или семь? вы бы сказали да… вы бы нарисовали мир, вышивку волн… возможно?… нет!.. скорее, подхваченный мотив!.. измененный… никогда, с начала времен ничто не остается неизмененным!.. вышивка времени – это музыка… Мелодия скорее приглушенная… быстрая, дальнейшее – молчание… тихое ку-ку из настенных часов, ваше больное сердце, конец неопределенности, плач ребенка, арфа… полночь! часы бьют двенадцать!.. как просто все! приключение закончилось!.. а потом?… цокот копыт, которых уже не услышишь? удача! грохот железа и топот лошадей, все ушли!.. весла галеры!.. нет больше «гу-гу!»… водяные мельницы слышите!.. плюх! плюх!.. все эти меровинги!.. Эти звуки исчезли?… на что вам наплевать?… вы ни мистическое создание, ни вещь!.. ни доктор Папюсик?…*[188] он же Анкоссик?… вы не знали Делятра?… его мастерскую на улочке Клуа?…*[189] «Эзотерический Вестник Сара»?… того места больше не существует… строительный мусор… колючая проволока… Монмартр… вы услышите там соловья, дрозда, мух, игроков в мяч, и все это не угнетает!..

«Негодяй!» – восклицаете вы!.. он нас надувает! плут, он обманывает нас!.. эти его уловки! выходки! его шея! просит веревки! ах, черт! его балкон! он специально нас запутывает! эта квартира! на восьмом! он жил там!.. в изоляции! и они его не повесили? нет… птицам! воронам! стервятникам! сдохнуть, сгнить, висеть, вонять! это ужасно! соловьи? соловьи? чтобы он сказал!.. Этот Вид! Он смеется над нами!

Вид на все это, на весь Париж, вы мне его никогда не простите!

– Законченный предатель! не стоит! на суде! последняя улика! сокрушительная! презрительный вид! Он от всего отказывался! О-ля-ля! они его не повесили!

Такое чудовище! Предателя! Невероятно! невозможно представить!.. на горизонте холмы Манта… Дранси на юге… весь город перед ним!.. каменные глыбы и волшебная дымка! крыши, крыши, тысячи, тысячи, красные, черные! светло-серые черепичные… Сена, сверкающая поверхность, лиловые пузыри… розовые… Нотр-Дам!.. вот свинья!.. Пантеон!.. язва!.. Дом Инвалидов!.. Да, площадь Этуаль! Это ужасно!.. он жил там?…

Опускаются руки.

Я хотел поговорить о другом, например о лестнице, угрозах, о моем сопливце-убийце!.. Бахвал, игры в «Желтый карлик»… Вы ненавидите сопливого убийцу?… Нет, вы боитесь сопливого убийцы… у него связи, Партия…*[190] я же одинок… скажите тогда, что вы можете предложить мне в качестве утешительного приза… если я вас раздразнил!.. просто рухнуть под пулями – это же прямой бросок в вечность!.. принять!.. откуда же эти крики возмущения… прекрасная мишень!..

Короче говоря, вы отвратительны, опасны, трусливы… Хорошо! Я больше не поднимусь туда! заметано! я не пойду, упрек я чувствую, я понимаю, что мою репутацию замарали, обокрали, предали, оболгали!.. Сперва, когда все молчали, я почувствовал кожей их враждебность… вы думаете «шоковая терапия»!.. двадцать… сто… двести! она гадили повсюду! только чиновники из Домэна[191] являются каждый день… Прокуратура, лягавые… их задача – стать моей тенью, их вздохи, их «Ситуа-а-а-ация»!.. они запихивают заключенных в пустые комнаты… они надеются на весну?… не знаю… к чему это приведет?

Я уже не прежний. У меня другая, новая жизнь! Переделать! новые дом, мебель, клиенты, аппаратура!.. впрочем, не надо сетовать!.. а жизнь Арлетт! Как же я испоганил ей жизнь! ее ученики! Курс Милосердия!

А Бебер, у которого нет больше ни зубов, ни усов!.. (как и у меня!)… вторая молодость, пора расцвета!.. Я вам рассказывал о выходках Времени!.. хорошая мина!

– Ну же! Напечатайте это! Давайте!

– Вы ее купите? ну вот, а вопите!.. но хоть чуть-чуть оглянитесь по сторонам, если все это вам не слишком противно, не ненавистно… на всякий случай, вы добавляете: «Он прорвется!»… «Он агонизирует, но забавно!»… «Это весельчак Века!»… целого… не половины!.. ничтожная «половина века!»…*[192] это как «полубог»… то есть ничто!.. не говорите о гениях!.. улицы полны гениев!.. мне от этого больно!.. «Купите ее!» вот и все… коротко! честно! мою признательность вам выразит толпа, ринувшаяся к прилавкам книжных магазинов… приступом берут продавцов! Я снова в порядке!.. шрамы на заднице и на локтях!.. «Феерия»!.. «Феерия»!.. моя неврома?…*[193] Я признаю… вот в чем загвоздка!.. Но доктор Тайефер меня прооперировал…*[194] я постепенно прихожу в «нормальное состояние»… вижу воочию, как меня поднимают из могилы, мне льстят… я покупаю себе велик, коттедж, горничную, открывающую двери… Меня не ссылают в Сибирь!.. я поправляюсь, практикую на побережье в Эмерод! а вы обо мне можете сказать только одно: «Он веселится!» тем хуже для Монтандона, его пулевое ранение, рак, Кламар Азиатский, черт побери! Тундра! Фульда! дьявол! чтоб ему остаться там гнить!

Он не умел смеяться, этот Монтандон, серое лицо, серый непромокаемый плащ, поднятый воротник, темно-серые ботинки, сплошная серость… но какая душа! однако все в серых тонах! слова шуршат, как серые мыши, едва различимы собеседником! но какие отточенные реплики! Он заходил к нам, чтобы я послушал его, клал портфель, Бебер тотчас запрыгивал к нему на колени, и «мурмур и мурмур», я тебя обожаю! неблагодарный Бебер! и царапается, и обжора!.. однако он чувствовал «шарм Монтандона»… каким бы он ни был там, в Великой Степи, призрак, все что угодно, я не удивлюсь… А, наплевать! Пусть остается там! Я туда не побегу! Я устраиваюсь там, где я говорил вам! Извините! черт! я достаточно пережил! мне хочется туда, камелии, мимозы, гвоздики круглый год!.. ах, идеальное место! как все просто! Между Тео Брианом[195] и Дуаном!.. договорились?… вы видите это место, не так ли? Рокабей… рифы… Бе… ворота Сен-Винсент… Кенкангронь!.. трамвайное депо… причал для яхт… теплый климат!.. пловцы!.. песок!.. расплавленное золото до самого Канкаля… или почти до… золото на изумрудном фоне! кобальтовая синева! красота невероятная!..*[196] А Казино,*[197] скажите, блеск?… удивительный архитектурный ансамбль!.. богато декорированный, как в метро, гранит не шлифованные самоцветы, маленькие химеры, менгиры, изразцы, аспиды!.. и тысячи бойниц, стен с зубцами, узких переходов… Там, над океаном, высится Пирамида, памятник Эпохи, мавзолей Королев-Черных-Чулок!*[198] И Клеопатр тоже, я их знавал, пассаж Шуазель, Королевы Распутницы!.. они являлись на огонек к Шарвен… затем к Лемеру в его романах… потом к моей матери-кружевнице…*[199] Это Казино! Посмотрите! гранит, драгоценные камни, маленькие химеры, позолота, и музыка вальсов!.. цыгане, трансильванские принцы!.. вы не знавали Риго?…*[200] а кругом кухонная вонь, и времена тоже смрадные, где же те старые запахи, тонкие, пьянящие… Ах, милые друзья мои, дорогие и любимые, вы тоже будете вспоминать запах влюбленности, страсти, запах разбитых иллюзий… не насмехайтесь!.. нам нужны азалии, гортензии и эти розы!.. на крохотных кладбищах!.. там самые красивые розы! правда же!.. маленькие кладбища!.. не сомневайтесь, каждый день что-то приносит!.. розы там самые красивые! кругом!.. гербы! подумаем о бренности жизни! все вспомним! улыбающиеся незабудки!

Но мне не хочется, чтобы вы грустили! Я рассказывал вам о Казино, о фантастическом, чудном мире!.. и о 1900!.. вы еще увидите их гардероб!.. повсюду зонтики!.. забытые!.. пенсне и бинокли!.. поразительно!.. скелеты «потерянных детей»! флажки «Русского альянса»! полно!.. бесконечный серпантин воспоминаний… разные усы… галльские, «вильгельмовские», чапелинские!*[201] рассказать вам, что за маски там бывали? два белых бурнуса, три накидки, четыре «нянечки»!..

Кончено! кончено волшебство… цыгане, житаны, и даже рулетки!.. над геранями и настурциями, выше, еще выше… увивая… колонны… и лампы в виде тюльпанов… не стремясь походить на настоящее… вот еще несколько роз, превосходных роз, их называют чайные… Я повидал в мире многое, но никогда не встречал таких красивых роз, как в этом казино… это ведь недалеко до Гольфстрима?… мягкий, нежный климат, залив… роза – королевский цветок… клумбы, пять на семь, венки, вы их там не обрежете! из колыбели Profundis роза отвечает вам с Небес… Это не обсуждается, милые мои, замерзшие, застывшие!.. туда, где растут самые красивые розы, спешат, приходят, любят, льют слезы, ложатся в землю… Казино, пагода, менгир, дольмен, «домики первой необходимости»!*[202] – двадцать роз спасут их! Пирамида Королев Распутниц!.. В Бретани больше нет цыган, вот уже лет пятьдесят… Казино «Карабос» совсем загнулось! Мамонт, Гипопо, вечная приветливость, которую я так люблю!.. и дуга берега, позолоченный изумруд до самого Канкаля… взгляд теряется в дюнах, в песчаных бурях, поглощающих вас целиком!.. это морские глубины! пляж Сийон, Шоссе,*[203] смелей! грохочет трамвай над головами!.. сердится, аж гранит трясется! трескается!.. когда сильная гроза, надвигается от Сезамбр и еще западнее… северные ураганы! Менкьеры!..*[204] рушатся заслоны!.. разбиваются о волнорезы… следы пенной волны на тротуарах, троллейбусах, даже на крышах!.. ужасное Казино становится белым, все в пене, все драгоценные камни, фарфоровые украшения, гребешки а-ля плезиозавр и стрельчатые арки напоминают ощеренные клыки, вы наблюдаете чудо страстей! морскую оргию!.. все эти гидры, менгиры, кальмары, на гребне волны! купол – глаз! «Монументальная дверь», чудовищный сортир! вот он, открыт урагану, самодовольный под набегающей пенной волной из времени, трепещущий… истекающий тысячами и тысячами жемчужных капель… блесток, светлячков, бриллиантов, изумрудов!.. вы застынете в изумлении, увидев это! есть, понятно, и дураки… есть джаз-банд… Есть многое… но это все воспоминания, считают… это Божий промысел… как он расположил Казино!.. азиатский храм, мраморный, варварский, уродливый, нет, не уродливый, но неровный, отвратительный, и розы! прошу вас, взгляните! там, внутри!.. гирлянды роз… они везде! горы роз! плетеные корзинки! и цветные зонтики, полный вестибюль… бинокли и монокли… панамы… и детские бутылочки с сосками… скелеты здесь неуместны… это место для вздохов, волнений, жалоб, тоски, сродни моей, приют поэтов, поэтесс, и веков! и это так! и даже для «Альбатроса» с Брианом, его руководителем!.. и для актрис Арлетт Доржер*[205] и Лантельм*[206] (его жюри) и призрака Ла Серизей, когдатошнего епископа!..*[207] И шепот, и стоны скрипки, и государственные мужи, из Корнуэла, Лиона, Бокаж и даже из Нанта, они приезжали сюда провести отпуск!.. они были лишены души?… пьяницы?…

Расходы-то небольшие.

– Вот глупец! здесь? люди! люди! и розы! розы!

Я жил, можно сказать, напротив, мой балкон нависал над куполом, вы видите старый склад? «Мерлин и сыновья»?…*[208] три комнаты под крышей, одна сдается старой приятельнице, мадмуазель Мари…*[209] Я об этом немного наслышан, а как вы думаете! звуки мелодий и страстные стоны! и крики чаек во время шторма…

Ужасное лето под мелодии романсов! какое равноденствие!..

Фонарь как раз под моим окном!..

Небольшой порыв ветра и ап!

Я ушел в воспоминания, вы уж меня простите… В общем, это были счастливые дни…

Здесь всегда ночь, я с вами говорю из могилы, я слышу, я снова слышу… эти страстные стоны скриииииипок!..*[210] мне кажется, что они мяукают!.. рожки пуинг, пуинг, это с Набережной!.. тёф-тёф, астматичный кашель!.. по направлению Канкаль!.. уррра! рев толпы… это в кино! Старые хроники!.. рокот моторов!.. в подражаниях!.. и пианино! и модные мелодии…

Времена, которые вы пережили, вас не покинут никогда… и эти розы… доказательство – они воют вокруг этих роз, я уверен… и сторожевые псы, и мученики в тюремных карцерах… и трое приговоренных к смертной казни, 14-й… 16-й… и 32-й… Мне плевать!.. скрипичные стоны, и звуки пианино преследуют меня… О, у меня нет ностальгии!.. я не вспоминаю тундру! и каторгу!.. убегаю, уезжаю с Монмартра, который превратился в вампира… и не отказывает себе в удовольствии пустить мне кровь… я подожду в Сен-Мало!.. Они не хотят меня больше видеть на проспекте Гавено? ни на улице Контрэскарп? Я не собираюсь расстраиваться из-за таких мелочей!.. у меня своя миссия! мое искусство! мои искусства!.. я лечу бронхиты, как никто другой!.. и воспаление седалищного нерва! неимоверно болезненное!.. Меня оценят на Изумрудном берегу! Особенно, если я куплю там виллу!.. О, я не спущу глаз с Казино!.. все, кто войдет, выйдет… мои клиенты!.. костлявые призраки… и бестелесные фантомы… или живые!.. в лохмотьях! с лютнями! в роскошных нарядах! все – мои!.. с виллой я что-то значу!.. призраки обожают пышные декорации! Пример: опера! она воспевает все, кроме руин!.. я слышал «стуки»,*[211] я, говорящий с вами… перистальтика в громадном брюхе! Накануне меня задержали… чтобы Судьба моя заканчивалась адом… вам рассказать об их вкусах… Привидения… они не переносят смолистого запаха сосен!.. цветы, розы, высокий стиль, вот!..

У меня тоже есть стиль! мое призвание! Казино среди моих приоритетов! мамонт и спрут, мешанина химер!.. Гранит, глина, кирпичи!.. вы кричите: «Ужас!» извините! буря налетела, все разметала! унесла с собой! прошедшие годы, страсти, розы… крыши, балюстрады, все вибрирует! поет!.. смычком по стеклам! водосточные трубы поют гобоями! пенистые волны врезаются в ураган!.. волынки… гитары… лорнеты!.. Ботрель!.. траурный креп… Пэмполез… Фрагсон…*[212] объявляют прибытие судна из Джерси… вырисовывается из мглы… едва касаясь горизонта… чуть задевая буек, «гудок»… ныряет в волну… вырастает, отрывается от Сезембра… вскипает брызгами пены… тысяча рифов и Форт-Руаяль!..[213] величественное судно причаливает… тысячи мисс спрыгивают на причал, разбегаются… рассеиваются!.. радостно… щебеча!.. из пансиона или уж не знаю откуда… застрявшие во Времени!.. два негра грациозно танцуют, наигрывая на мандолине… «Менестрели»!..*[214] это было не вчера!.. и пансионеры!..

Я не знаю, увидите ли вы его?… этот чарующий залив…

Старая «Терранова», гниющая там, у причала, ее мачты рухнули на палубу, разбиты в щепки, больше того… не выдержали трюмы, бушприт разбит… она идет ко дну, полно народа…

А вот то место, которое застряло в памяти… гляньте-ка, бакалея Виль д'Ив и ресторан сестер Ле Ко,*[215] волшебниц жаркого из мидий… это такая вкуснятина, слегка поджаренные, с перцем!.. а Рене?*[216] его гроб? его возвышающаяся скала? его колыбель ста метрами ниже… настоящая!.. боль, которую себе причинил Рене!.. сто метров!

Мне дорога здесь каждая бухта, и колокола, и развалины, и снесенная башня, и дворцы Корсаров…*[217] я так и думал… они так думали… великие люди завистливы к чужой славе… я опять слышу «Ахтунг, воздушная тревога!..»*[218] что-то вроде громадного фонографа. У нас на крыше стоял такой… он работал днем и ночью… Бебер сидел под ним часами… хотел понять… потом это, конечно, произошло! все было раздавлено, разрушено, уничтожено, сожжено, костер пылал до небес!.. Меня так поразило, что Рене, его гроб, его колыбель, его дорогие воспоминания не разрушились! не пошли прахом!

Нужно, чтоб все поросло быльем!

Ах я был доволен свои жильем… если говорить о месте моего пребывания… в полном смысле слова! Я видел все судна входящие в порты! Динан!*[219] Сен-Винсент! представьте! и меблированная комната без блох!.. без блох в Сен-Мало! Это чудо!.. никто не устоит перед очарованием изумрудной бухты!.. полное упоение!.. разноцветье!.. необузданность моря!.. но блохи – истинная кара!.. после трех дней на пляже все тело покрывается волдырями, вы уже не жилец! У меня был друг, послушайте, Ребелль его звали, князь Ребелль!*[220] Могу сказать, что никогда не видел такого прекрасного местечка, как его летняя резиденция… четыре стильные комнаты, чистый Ампир! морской Ампир! и как это вписывалось в крепостную стену!.. окна на Форт-Насиональ!.. все на виду: Ране… горизонт… Сен-Каст… Фреель!..

Но и там та же мерзость! блохи!.. спина, икры, внутренняя сторона бедер, и все заканчивается нарывами! сплошные нарывы, он страдал, но не желал покидать эту красоту!.. нарывы становились все серьезней и серьезней… люди смеялись при встрече с ним… над тем, как он неистово чешется! оригинал! И при этом монокль… достоинство! и гордая поступь!.. поднимаясь и спускаясь по улице, по единственной улице, Сен-Венсен, он шагал, гордо откинув голову… в конце концов он умер… в сентябре, в день равноденствия… от сепсиса… гнойные раны… Я твердил:

– Избавьтесь от них, князь!

– Я больше не ощущаю их укусов!..

Его заели блохи! Князь, конечно же, просто кишел паразитами, но все божьи создания таковы! ну, например, птицы! Я наблюдал чайку, которая остервенело чесалась на крыше длинного навеса, там, под окнами!.. благородная птица! а с другой стороны высилось Казино! она делала сотню шагов, как Ребелль, сотня отпечатков лап… она не улетала ловить рыбу… она бросалась на рыбьи внутренности, гнилье в ящиках, на отходы… короче говоря, чайка на пенсии… ночами, мне рассказывали, она с большим трудом вскарабкивалась по стене… пристраивалась в нише фальшивого окна, которое, будь оно настоящим, выходило бы на Казино!.. на самом верху… там она спала…

Я думаю о повсеместно расплодившейся халтуре! о последних днях, о зажигалках!..*[221] мы похожи на загнанных животных… здесь с нами действительно покончено… тут нужен был бы феникс!.. только подумайте, феникс!.. в наше время фениксов не бывает… Сен-Мало тоже нет!.. ни Тодта,*[222] который все подготовил! Ах, это очень грустная история!.. Я вас огорчил… не надо!.. Я вам расскажу другую!.. скажем, веселенькую… Преподобный епископ де Ла Серизей как-то, возвращаясь с Собора… очень надолго задержался в Риме… Ах, как он был рад вернуться! Он подскакивал в коляске… он был в таком возбуждении: «О, хвала Господу! О, хвала Небесам! Вот счастье! Ах, Мало! Ах, я вновь тебя вижу, мой возлюбленный город!»

И плюх! Он падает замертво! от волнения!

Вы скажете, что это противоестественно!.. с епископом де Ла Серизеем не случился бы инсульт, возвратись он сейчас!.. он бы ничего не увидел!

– Нужно все восстановить! – как они повсюду кричат…

Предатель, который позволяет себя избить! Создатели здания, комитеты Общественного Кирпича, те, кто строят укрепления, те, что плюются повсюду огнем! хорошо! хорошо! я с ними! Воссоздадим, создадим, во имя Господа! Я с теми, кто восстанавливает, заново отстраивает города, крепостные стены, жилища, курятники, кладет бутовый камень, кирпичи, жернова, строит куличики из песка… Произведения из любого дерьма! Любое усилие отбивает во мне охоту! Я не спрашиваю имени тех, кому я жму руку! «Он нам помогает! и я тоже!» Да здравствует взаимопонимание! керамика и черепица! камни! цемент! раствор! даже с теми, кто все это разрушил, я очень хочу быть в согласии! Вот какой я реконструктор! Но мое прошлое – «ордер на арест»!.. Это можно как-то уладить!.. все, что вы соорудили мне во славу!.. «Фердинанд – Конвульсиант!» чтобы увеличить продажи моих книг, да еще в инфляцию! вальс миллионов читателей! Я стану богатым! книготорговцы не знают, что делать… так как сорок миллионов французов во Франции (и более восьмидесяти в колониях) требуют по два! по три экземпляра «Феерии» каждый!.. (раскупаются, как машины в Америке)… Тут мне внезапно является Исайя… у него четыре книги в портфеле… четыре «Феерии»!.. там, в тюрьме… он меня умоляет, чтоб я подписал их!.. нельзя больше откладывать!..

– Мой самолет! ваш самолет! – кричит он.

Он приходит прямо ко мне.

– Ах, дорогой мэтр, я хочу вас обнять!.. вот ваш документ!.. подписан – заполняйте сами!

– Мой ордер?… мой ордер?…

Я придираюсь.

Но вам наплевать! наплевать!

Заставить бы его снять штаны! и оп! с! и поглубже!

– Да здравствует Фердинанд! Да здравствует Колонна! Да здравствуют все удостоверяющие Печати! Да здравствуют фонари!

Вот его точные слова!

Да здравствуют уличные фонари! теперь моя очередь! Любовь! Любовь! Свобода!

Ох, вот зануда, наконец-то он меня покидает!.. соблюдать предписания, больше мне нечего делать!.. явился без телефонного звонка, убийца!.. без всяких задних мыслей «приперся» в Бурже!.. цветы!.. О, я не вернусь на Монмартр! Я бегу прямо в Ренн, в Сен-Мало… Я нахожу Эйнара в слезах, так сказать, выплакавшего все глаза… сидящего на корточках на своих развалинах… он ворошит пепел… уже годы, как он роется там… копает… он мало что находит… осколок флакона, ножку стола… Это был его «музей и бистро»… клавиша от пианино!.. «Сюркуф», не так ли, навигация, абордаж, море пламени, которое он покинул!.. Эйнар, он снова заливается слезами!.. пнуть бы его, чтобы вырвать из мира видений!..

– Усадьба, быстро! – командую я! – у кромки волн!.. это еще не конец, не дно бутылки, чтобы взбалтывать остатки! Возрождения жажду! обновления!

Я хочу обрести пристанище любой ценой!

У него оно уже есть, на дне бутылки, бутылок! он их выгреб из мусора… у него такой вид, будто он хочет расставить их на воображаемой полке… донца бутылок отваливаются… Ах! Ах! Ах! как он ахает, мой «душка» Эйнар!*[223] мое «Mum»!*[224] мой «Сен-Жорж»! последние «ночи»! последние «ночи»!.. Давай! наподдать бы ему, нерешительному! две газовые плиты! две фаянсовые ванны! две горничные, чтобы отворять мне двери!..

Я все больше расхожусь в своих аппетитах!

– Два гаража для четырех велосипедов! Ключи в руке на Пасху! Договорились! двенадцать миллионов за каждый день опоздания! и без блох!

Вот так, по-настоящему решительно!

– Все из гранита! – добавляю я. – Ты строитель или разрушитель?…

И мебель, конечно! украли! благосостояние!

У меня больше нет никакой мебели! они забрали стулья! комоды, балдахины!.. судебные исполнители, бунтовщики, к тому же сентиментальные любители сувениров… кровати, простыни, это ужасно!.. три массивных стола эпохи Генриха I, которые были бы бесценны в Зале!.. То, что можно унаследовать, не дожидаясь моей смерти… Да уж! смерть, после всего пережитого!.. мое наследство доступно всем… об этом пишется в «объявлениях»… кровать моей матери, Маргариты, ее украли и пустили с молотка! у них все полномочия!

Один выход! вырваться на улицу!..

О, но я застрял в стойле! дорога продолжается! и музыка!.. я раскрываю карты, вытаскиваю три туза! кормушка, в которой я устроил кровать! в яслях! вся стена в печатях! нечто среднее между бетономешалкой и гробом!.. из бетона или из кирпича? Я не знаю! Неискоренимый! Что они вырвут у Домэнов? Я их и там достану!..

Что до моей военной медали, то поговорим о мужестве и жандармах, шишках и болтунах… один из них, мой дядя Артур*[225] (семьдесят два года), пришел требовать, «чтоб я его больше не носил»!.. как он мне написал, мол, я не больше, чем вонючая свинья, «достоин» звания героя 14-го и 39-го, я позорю Канцлера, Знамя, я осквернил свои раны, и чтобы у меня отобрали пенсию и украли все до нитки!..

С ненавистью общественности не шутят! бдительность, даже стоя одной ногой в могиле, однако с расстояния в тысячу пятьсот километров они видят мою желто-зеленую ленту!..*[226] вопят, как мяукающая от страха кошка! Они увидели тень! мою тень!

– Это он!.. на помощь, доги!.. полицейские! сумасшедшие! отщепенцы! отлученные от церкви! набрасывайтесь на призрака!

Им всем обещана гильотина, вешатели, послы, обвинители, лгуны, и бравада! наглость! Генрих IV! восемь! двенадцать! чемпионы микрофонов! стальные голоса!.. Они боятся только астробомб! О, но как они предусмотрительны! как трусливы! в ужасе, что вы их растопчете, задушите!.. Они уже в Нью-Мехико!.. Зебры стратосферы!..

– Этот дезертир, удар «Кометы»!*[227] он высаживает вас в Лабрадоре, спасатель Беконли-Брюйер, заводов «Грам и Бром»,[228] «Кодекса Чести», предприятий «Патри-Мин-де-Рен»… А списки, которые он хранит в патронташе! чертежи новой Триумфальной Арки!.. «нож гильотины» подвешен под сводом!.. две тысячи отрубленных голов за раз! Хлоп! да уж, вот это прогресс со времен площади Конкорд! Вы не современны! Тем хуже для вас!

Я развлекаюсь, я вам рассказываю, подбрасываю подробности… а тот, кто рядом… за моей стеной, он не шутит!.. мой сосед-каторжник!.. просто он бьется головой об пол! Бууум! и снова! Он опять орет! грохот!.. Ах, голова! это навязчивая идея! он сотрясает стену, заметьте! Он меня считает подозрительным типом? шпионом? подлецом?…

Это ужасно, обнаружить в ком-то такую ненависть… в придачу к Заседателю, негру, Гортензиа из Посольства, есть еще некто, кто меня ненавидит…; приговоренный к смерти из 16-й… «он ненавидит всех французов!» так он орет… он служил в батальоне NSKK,*[229] армия Геринга… ему оторвало уши где-то возле Буржа… он ненавидит меня лично!.. эти, отсюда, приговорили его к смерти, его скоро расстреляют… и больше он не будет вопить… мне плевать на его ненависть!.. меня убивает ненависть Франции… Они бы во Франции меня сожгли, не только палестинцы,*[230] но и коренные французы! Фаригу, Дондюран, Дюмэн!*[231] Меня и мои книги!.. вроде приличные люди, с достатком, да что там, богачи!.. Они мгновенно возбуждаются, эти коренные французы! Они бросают в костер своих братьев… на радость туристам, ох уж это превосходство иностранцев, они наслаждаются, нажираются, радуются нашей боли! – не хотят уезжать! «Утка с кровью» – иллюстрирует их пристрастия, а уж «француз в кровавом соусе»! даже способ убийства смакуют! пресса! огонь! Мадмуазель Жанна д'Арк прошла через это! Об этом говорят снова! облизываются! Руанское сведение счетов!

– О, но есть же искренние! содрогающиеся от ваших несчастий!

– Замолчите! эти самые страшные! Они хотят вас увидеть распятым! искололи, кастрировали, вывернули кишки наружу!.. вот доказательство того, как они ко мне относятся! письма! которые я получаю: «Трус! Каналья!» и так они меня называют… как бы мне их заставить страдать, моих почитателей! компромисс и т. д.

Я так же утратил надежду, как и мои приятели! нечего и думать! и похоже… их столько же, сколько и убийц! однако упреки еще не закончились!

Министры, судебные исполнители, сборщики налогов, эротоманы, ослы, сестры милосердия, все собрались в этих стенах!.. последствия!..

Наблюдая здесь, в моем погребе… за преступлениями, слыша потоки упреков… Боже, какая горечь!.. что я твержу… Друг мой, постой, вернись за мной!.. Ты дул не в ту дудочку!..*[232] не тех крыс увел… если б ты играл правильно, ты бы привлек к себе внимание настоящих людей, опьянил бы своим творчеством элиту, настоящие сердца… направить все это на танки, на убой, на зажигалки, в прокатный стан для утилизации потрохов, прав человека и братства! у тебя не слишком много было орденских ленточек, галстуков, контрактов и печенья!.. была б дыра в Железном занавесе! входил бы и выходил бы, как встарь… ты выбрал не то направление!

Пока я тут думаю… вспоминаю… они сперли мою медаль… три магических слова! «больше нет медали!» пусть бы они меня огрели по раненой голове, тогда я бы больше не нес чепуху, как в настоящий момент… я бы больше никого не видел в своих стенах… ни того, другого, внезапно появляющегося, Гортензиа, предлагающего мне жопу Людовика XV! Я бы был нормальным, меня бы хватило надолго!.. Я бы писал оды, как Сибуар,*[233] я бы тоже подписывал поэмы Штюльпнагелю,*[234] и сочинил бы кучу «атласных туфелек»… «раздулся бы» в тюрьме, как Caca (200)…*[235] я восхвалял бы старую гвардию Филиппа, как Одюк…*[236] как папский зуав?… рантье, который знает толк в «Фигаро»? святой Франсуа Бестелесный?…*[237] на что бы я еще мог претендовать?… заменить Петэна на острове Ре,*[238] прожить до ста лет, как он?… Главное, правильно сыграть на дудочке!.. Я бы ходил на коктейли к Леви…*[239] никто бы не украл мою кровать, черновики моих пяти романов, уважение генерала Бена, звание Магистра Почетного легиона…*[240] красивые мечты!.. не унесли бы ключ от подвала с углем… да, на улице Гавено, я вам признаюсь во всем, у меня его было запасено больше тонны… никакой особо нежной любви, которая бы связывала меня с… мадам Туазель…*[241] Ну поднимусь я туда? и что? Я бы всем помешал!.. Я бы смутил умы… сознание моих друзей полностью заполнено «моими преступлениями»… они бы меня убили… Ах, какие удобства? я не нашел бы ничего из домашней утвари!.. ни подстилки… ни единой грелки… ни кастрюли… Представьте!

– Ах, кастрюли! это какая-то мания!

– Да нет! Нет же! это мое ремесло! кипятить шприцы! в Бларингеме, от меня нельзя отрезать Бларингем, все хотят лечиться! они сдыхают! они, оказывается, не знали! им наплевать на «умные мозги», которые от подобных выдумок корчатся в эпилептических конвульсиях! Я консультировал больных в гостиничном номере в Бларингеме. О гнилое здание, с переполненным сортиром,*[242] дерьмо, просачивающееся в коридор! Это уже была не жилая комната… «Для беженцев»! так они говорили… повсюду «беженцы», эти свиньи. Не было более омерзительного хлева! смешались расы, черные, желтые, голубые! врач не врач! нет ничего более гнусного… «Беженец»!.. дурной взгляд, зловонное дыханье! черт те что, живые мертвецы… и двуличные! жалкие клоуны! «Беженец»!

Так вот, я консультировал в этой комнате всех больных, валяющихся на полу, изнуренных, обессиленных… ни единого стула!.. а тревоги?… (ночи проводили в окрестных лесах…) самые тяжелые больные на кроватях… кровати, смешно сказать, только матрасы! разодранные! голые пружины!

Вот появляется тетка! Ах, великий и могучий Красный Крест! Ах, огромная накидка! Ах, седые волосы! Ах, торжественная поступь! тон! жест! государыня!

– Доктор Селин! доктор? это вы? просите у меня все что хотите! в какой нищете я вижу вас! это ужасно! это невероятно! у меня все полномочия! все полномочия! Давайте! Мадмуазель Геринг!.. Позвольте вам представить!.. сестра маршала!..*[243] Давайте! Просите! все что хотите!

– Мне бы хотелось получить кастрюлю, мадмуазель!

– Уже, бегу! сейчас ее принесу!

Она убегает… Больше я ее никогда не видел… То же самое повторилось бы на Монмартре… в Сартрувиле… Пьерефитт или Уй… допустим, я возвращаюсь…

– Кастрюлю!

Все будет кончено!.. (После атомного взрыва я имею в виду.)

– Я – г-н Цезарь, собственной персоной! Я – госпожа Королева*[244] под вуалеткой… Что вам угодно?

– Кастрюлю!

– Где ваша душа?… – сразу же драматические нотки!.. – и все же!

«Королевство за коня»!..*[245] это звучало… но «Европу за кастрюлю»?

– А клистиры? Когда я две недели страдал от запора, я бы целый мир отдал за клистир! Ах, какой эгоизм!..

Вы отвлеклись несколько? Это так, маленькие анекдоты!

– А в Люнебурге[246] как с вами обходилась шпана?

– Вы были в Люнебурге? В Люнебурге сплошь ходячие мертвецы! вы приехали их заменить?… мстители, замещающие, перемещающие, это одно и то же!.. иллюзионисты Истории! Этот парень, освобожденный от воинской повинности (каким образом?), номер 2 перед войной, надрывающий кишки в поспешном драпе в 39-м, умоляющий о помиловании, вот он, извергающий молнии Страшного Суда, жалкий тип, самоутверждающийся в убийствах, отправляющий вас к праотцам! на каторгу! и т. д.!.. чистейшая подлость! о справедливости суда можно судить по тому, как он важно восседает!.. Нечего сказать!.. лотерея!..

Люнебург, скажу я вам!.. там были и проститутки, в Люнебурге,*[247] не только трупы!

Ужас из-за этого был полный!.. На протяжении всего этого чертового средневековья излюбленным местом для занятий любовью были кладбища!.. эти пугающие места обыватели избегают, и под тенью людского почитания совершается масса шалостей! И напрасно! напрасно! Людская память и уважение ничего не стоят!.. для меня же реальны только клизмы и естественные надобности! без клизмы через две недели я бы помер… и они мне ее поставили, но такую горячую, что я орал как резаный…

– А в Клюни?

– Точно! точно! я стенаю, меня лелеют! Ну а вы-то, вы были в Клоно?[248] А в Чаде?…*[249] вы там были в разгар боев? и в какой личине, мадам! Эти прокаженные! амебы! мухи цеце! повсюду буйволы! крокодилы! вампиры!.. А я вот, раз мы уж об этом заговорили, вас в Камеруне *[250] не встречал! Эти вундеркинды, любимчики! не со вчерашнего дня! с рождения! вы даже себе не представляете! в 17-м! вы еще не родились! хи! хи! хи! Сколько фрицев мы укокошили! 60 градусов на солнце! О-ля-ля, все в белых шлемах! Ко мне, Бобийо!*[251] Саворнян! Шануан!*[252] На помощь! Честь имею! Рио Криби, я совсем один! Бикобимбо!*[253] Если б я вам объявил все свои звания, все свои звания! которых больше нет! вы бы хлопнулись в обморок со стыда! да еще засунули кляп в пасть! у вас больше нет башки! я вам ее оторву! ваш столик! вместе с мраморной столешницей! Я разнесу «Кафе дю Коммерс»! вы прощаете мне мою злобу! какое лицемерие!.. Я из мистиков, которые не платят по счетам… «Неблагодарные» Дарио повсюду!.. Без Дарио ничего бы не было! торговцы в табачных лавках Ножен-сюр-Лиса… гром Господень, они восстали!..

Они мечут в вас молнии с высоких кафедр Судилищ!.. те, что были рады подметать террасы… официанты… подметальщики… мечтающие продавать пылесосы… стричь собак… нет больше кузенов Дожей, моя дорогая мадам! Они вас малость подозревают… они бунтуют! барабаны бьют «общую тревогу»! башня!.. тысячи палачей! повсюду неблагодарные Дарио!.. «Рыцари Гордой свечи»… О, таинственный и ужасный культ!.. Я знаю один карьер по дороге в Монтрей, где они «возжигают» свои свечи… молятся в полночь… произносят заклинания… они разоблачают Дарио… секундочку!.. его бюст, его усики… О тайный и ужасный культ! Тамплиеры середины 20-го века!.. черт! я разболтался!.. я никогда не вернусь к своему рассказу!.. тем хуже!..

Но все-таки, может, вернемся?…

– О, вас немедленно повесят! как если бы вы участвовали в возведении «Атлантического вала»…*[254] построили два-три аэродрома… вы могли бы ссылаться на Лаваля… но вы никого не предали, не продали… даже не подписали ни единого прошения? немного печатались в Zeitung?*[255] Никто вас не спасет!

Я знаю, я знаю, что такое травля, я бывал на охоте,*[256] когда служил «кавалеристом»… «ату его, ату»… никто не бросится защищать оленя… чем яростнее его раздирают, тем изощреннее наслаждение, больше сотни собак его терзают, сердце колотится все неистовей, и это так волнительно! Ах, какая великолепная агония!..

– Не соблаговолите ли принять оленью ногу,*[257] Герцогиня? Вся Европа для меня – дикий лес, свора собак и загонщики… смотрите, вот доказательство – эти стены… эти всхлипы!.. а пастуший мотив!*[258] я хохочу! я лаю!.. если я не последую за ними галопом… звон колокольчика! да! коровы! коровы! плачьте, оркестры! Я бы их, герцогинь, поднял на рога! сжечь, разорвать, да! кастрюля! смола! пусть их кипят! котелки! всё!

– Он нас оскорбляет, этот верзила! разрезать его! на куски! пусть висит на крюке, пока не протухнет!

Я вас слышу.

– Посмотреть, как эта тухлятина шевелится!

О, вы затыкаете нос, вам не нравится мой характер? Я не протухну так быстро… вы неправильно расценили мои прыжки!

Намедни в санчасти практиканты тоже очень смеялись… просто так… но… что с них возьмешь, молодежь!.. Они исследуют мою жопу, задний проход… я умоляю о клизме… кровь течет… они подмигивают друг другу…

– О, канцер! канцер!

Они хотели испытать мою выдержку!

Не раз, не два! палец в задницу! отковыриваю кусочек говна! и вымазываю им носы!

– Это рак? шутники! ослы! а запах? запах? специфический? это пеллагра! придурки! пеллагра!

Вот вам и образование!

И снова я им доказываю, подставляю задницу!.. они смываются!

Либо клиника есть, либо ее нет! «санитары-убийцы»! Я их оскорбляю… Они хотели меня унизить, меня, такого чувствительного! с печатью гения на челе! коллегу господина Фолле*![259] Который сам был учеником Бруарделя, Шарко, Лаперсона…*[260]

Ах, адские отродья!

Они снова закрывают тяжелую дверь… краа! краак! краак!

Они насмотрелись в тюрьме всего! я остаюсь наедине со своими феноменальными соседями, объявившими голодовку! они мочатся и срут в собственные миски… они не хотят возвращаться в Россию!.. русские! Они предпочитают умереть! Что за фокусы! Разве я позволяю себе плохо отзываться о Франции?… Давайте, пошевеливайтесь! Это не может долго продолжаться! Один! Два! Три! сначала лапша! нужно, чтобы они проглотили! это мой Закон!.. а если нет, я им разъясню!.. Их свяжут, запрут на замок и заставят жрать силой! Но существует же Родина! Мишель Строгов*[261] в Шатле, как он там говорил? «За Бога, царя и лапшу!»[262] Это было так ясно, так возвышенно! Эти же, гниющие тут дикари, я им верну вкус к жизни! и лапшу в глотки!.. моя мать там, в переходе Шуазель, разве она мне не угрожала лапшой!..

– Ты не хочешь есть?… ты не вырастешь!.. – и затрещину!.. Разве я могу задать трепку этим полутрупам? ну и?… несчастные люди!.. я не могу их бить!..

А вот недавних студентов-медиков я бы убил!.. это высокомерие! пацаны!.. даже не стремятся постигнуть свою профессию!.. если меня оскорбляют, я свирепею!.. Сопляки!.. учить меня диагностировать пеллагру? Я в роли ученика, боже мой! Боже мой!.. такого клинициста, такого титана духа! Они ранят меня в самое чувствительное место! Как просто! Бездари! А что касается меня, мои учителя!.. Мои учителя!.. Я не прощаю непочтительности!.. в жуткой нищете, работать на разрыв аорты, с этим не сравнятся сто тысяч брильянтов!.. играй, арфа… полутона… деликатность… светочи знаний… и смысл всего… сокровенность… премудростей, которые открыл вам почти мертвец… а его даже не отблагодарили должным образом… живых всегда попирают… плохо разбираются в смысле жизни… ах, сколько раз я терзался угрызениями совести!.. Курсиаль…*[263] Фолле… Элизабет…*[264] Эдит…*[265] Жанин…*[266] это совсем не то, что сто лет одиночества в тюрьме!.. Такая дрянь как я!.. Даже Жюль, который был богом, умеет, гад, превращаться в хамелеона, полного яда… я ему что-то должен!.. признательность!.. Я заслуживаю, чтобы меня посчитали гнусным… сколько я награбил! убийца!.. как только меня увидит Харон,*[267] «Подойди!..» – скажет он мне… и плюх!.. моя морда… его жезл!.. плюх! еще!.. и моя грубость прощена!.. О, надо поспешить во имя Стикса!.. Я не хочу умереть со смердящей душой!.. тухлятина – это ничего, а вот неблагодарность – это все! я хочу вновь завоевать уважение!.. уважение к самому себе!.. А сверх того и признание равных себе!.. место в Академии!.. в худшем случае!.. не важно какое!.. признание!.. блеск!.. слава!.. чтобы мои мертвые утешились хоть немного моими выходками! чуток знаков внимания… сперва от матери!.. Мне хочется, чтобы мои мертвые пересмотрели свое отношение ко мне!..

«Не такой уж и злой!» – скажут они… те, другие, были настоящими сволочами!.. страдания наполнили их жизнь горечью… иррациональной, глупой, самоуверенной… ужасы обесцветили их существование…

Пантеон? Ладно! Согласен!.. снова официальное признание!.. обесчещенный при жизни! моя улица! мой проспект!.. моего имени! О, постойте! я же не один!.. я альтруист, это мое право! Я хочу, чтобы выделили еще два миллиона улиц Для двух миллионов героев 14-го!.. и чтобы было весело!.. В веселье – моя сила!.. Они отдают себе в том отчет даже в тюрьме? Веселье – вот моя гордость!.. в камере, на скорой помощи, они меня изучают, они меня используют. Веселье! в бездне отчаяния… я излучаю веселье! обездоленные, самоубийцы, все ко мне!.. на подпитку! агонизирующие!.. похлебка, маргарин, копченая селедка… это вас насыщает? метод психологического убеждения! «Веселье прежде всего!» Я выходил большое количество собак, кошек, разных тварей!.. их нельзя сломать, они перестают есть… так же и люди… здесь, откуда я вам пишу, все – «приговоренные к смерти». Правило непоколебимо: нужно, чтоб они жрали!.. Директор рвет на себе волосы… охрана не спускает с них глаз… «Нельзя посылать скелеты на казнь»!.. Пресса, судьи, священники… о-ля-ля!.. «Необходимо, чтоб они жрали!»… Общественное мнение желает видеть жирненьких висельников!.. Мне это удается, удается…

Все дело в терпении и моих рассказах… Три мушкетера!.. волшебные три мушкетера!.. Я их пересказывал сотни раз!.. сначала на немецком… затем на пальцах… Есть слова, которые понимают повсюду… Кардинал… Букингем… д'Артаньян… Портос… ах, Портос!..

Из всей этой привилегированной публики самые норовистые и мерзопакостные те, кому колют морфий, кокаин, дают нюхать эфир!.. вот они-то действительно замкнутые, дикие, гнусные… эпилептики преступления!.. они ненавидят вас за смех… они доводят вас до смертоубийства… Они вас толкают, несчастные! с неистовой силой! их фаянсовые кувшины – в морду! и пляфф! тысячи осколков! Они промахиваются… а затем режут себе вены осколками, под одеялом… вы спрашиваете, зачем они это проделывают?… они режут себе вены!.. эгоисты… наверное, от счастья!.. Их подстилки пропитаны кровью!.. но, в конце концов, это же моя профессия! врач есть врач! У меня нет исключительных заслуг, удрученные, разочарованные, раздавленные – мое призвание! Впрочем, я талантлив и в другом! исключительно талантлив!.. устойчивая нервная система… мне холодно, я дрожу, как все, но я смеюсь!.. независимо от своей воли… персональная способность… без хвастовства… я никого не обманываю, я здесь один… только «приговоренные к смерти»… каждый в своей камере… они нас выводят на воздух… минут на десять, маленькие клетки… мы возвращаемся, я вам рассказывал, в снегу, как снеговики… нужен час, чтобы оттаять… полтора часа… Вы мне скажете: не всегда же идет снег!.. как и дождь в Руане, почти всегда!.. разморозиться – это еще что! бьет дрожь! я хохочу… мне вспоминается история… я дрожу от холода и этим пользуюсь! Я придумываю небылицу!.. бурлескную историю… если я заливаюсь слишком громко, врывается надзиратель, он не терпит, когда я смеюсь… он делает вид, что целится в меня… дерьмо! я обсираю его… он снова запирает дверь… он не понимает слово «дерьмо»… это еще одно преимущество! хотя я всегда могу посмеяться в одиночку… даже без озноба… мне мешают горлопаны… крикуны справа и слева!.. Как только меня оставляют в покое, я сразу же вспоминаю какой-нибудь анекдот… и я смакую его и помираю со смеху… Если б только они так вокруг не вопили!.. я хватаю планшет… и за дело!.. Моя «Феерия» вас подстегнет!.. потому как все продумано, не так ли!.. издатели, книготорговцы, оптовики, киоскеры!.. и прежде всего, мои авторские права! о неумолимый! Ахилл![268] пфук, болтовня!.. доллары или рубли, какая разница! Мне хочется большего, чем гонорар в валюте победителей! Ах, вы еще меня увидите в высшем свете! шикарно одетым! изысканность моих пиджаков! роскошный, как шах! ногти наманикюрены! Пираты меня обчистили, я вам рассказывал, вещи, инструменты, мебель! неистовство эпохи! Пусть «Феерия» продается! Я снова в порядке! простите! это обновление! моя усталость? пустяки! Вы остолбенеете! куда! сидеть! кухонная утварь! мои гостиные, мои горничные, открывающие дверь! и велосипед, такой легкий, что катится вперед почти без усилий, лишь мыслью и желанием, чтобы я его оседлал!.. фирма: «Неуловимый»… быстрее, чем Арлетт в спринте! вы еще увидите!.. Арлетт, она гениально жмет на педали!.. Троица Монмартра: лишь в воспоминаниях! словно ветер! ах, это она… дуновение! прошлое! восхождение!

Вы говорите: у вас будет авто! Нет! брюхатый, воняющий катафалк! Я бы никогда не ездил на катафалке! «Неуловимый»! мой велосипед! вот и все! Звонит больной? Лечу! рефлексы! икры! больные легкие! Леча других, исцеляюсь сам![269] За один визит убиваю двух зайцев! круговорот универсального средства! костенею от ревматизма! никаких имен! я вам не открою! локти, лодыжки, как в тисках! будто специально для того, чтобы вытащить из меня признание… палач, более чем фанатичный, может обломать свои клещи о мои колени!.. О, но вот со спортом беда! щелчок! на свежем воздухе я возвращаюсь к своим тридцати годам! и к сладости сострадания!

Я самый выдающийся из уродов, посмотрите на меня, практикующие врачи! Омоложение усердием! кожа! гарант! азарт! мысль! сердце! новое существо!

Эти старички, которых возят на колясочках, обследованные на водах в Эксе, в Баньоле, воняющая мочой дрянь, артритики на костылях, подагрики, чудовищно искореженные, обмотанные платками, страдальцы в полном смысле этого слова, задыхающиеся акробаты ада, лица изуродованные страданиями, ужасные физиономии, глаза на выкате… Святой Винсент де Поль,*[270] восстань из мертвых, взгляни на это… «Убирайтесь, мерзостные типы! пусть он их встряхнет… Милосердие! во имя Господа! вперед! и пусть дымится человеческое мясо!»

Таковы мирские чудеса! Чудо, которое вы во мне усматриваете, – в башке!*[271] Жаль! что нельзя никому дать пинка под зад! мой скелет уродлив, он скрипит, если я его передвигаю! А ну-ка, снимите с меня эти прутья!

– На велогонку! скрипучий, ржавый, презренный!

Вот как я передвигаюсь.

Энтузиазм, Бог в нас! Я только осколок энтузиазма!*[272]

– О! да право же, он хвастает!

Это ваше суждение.

– Леча других, исцеляюсь сам!

– Он симулирует, он бредит! Его видели в Ля Ноэ!*[273]

– Хвастун! Давайте! карты на стол! ничего не перепутайте! может, я вспомню, кто я такой?…

– Скажи же, Святой Винсент! из Клиши! это не то, что ваши гримаски! человек, работая в поте лица на галерах, погребен в Пре! друг! каторга – моя расплата! дружище! да! друг! чертова головешка! вот ваша деликатность! можете болтать! Святой Винсент! Мы любим друг друга! вы расколошматите все без остатка! чувствительность, подумайте!.. тридцать шесть тысяч свинарников – в этом ваша сила! плюс бойни!

Архангелы смотрят на вас… они шатаются… у них опускаются крылья… В молитве «долги»*[274] отпускают все… нужно, чтобы и я вам отпустил еще раз… Сколько я уже поменял губок! Оплатите сначала! и дорого!.. посмотрим!.. Представляю, тут я забегаю вперед, допустим, я не умираю в тюрьме… это было бы чрезвычайным счастьем, прогнивший до мозга костей, каким я себя вижу… выхожу я из тюряги… вваливаюсь к вам… первый визит!.. ваша улыбка!.. каким я вас себе представляю? под диваном, ржущим до колик над «Феерией»!.. вырывающим листы!.. сходящим с ума от наслаждения… вы корчитесь от смеха, задыхаетесь…

– На помощь! На помощь!

Оставляю вас в припадке… хрипящим… ползающим! Тем хуже!.. Я выскакиваю к другому… Другой – очаровательное существо, например пацан от «Желтого карлика», мой лестничный-убийца-автоматчик…

Единственный вопрос.

– Ты нашел сквер Жюно, малыш? обманщик!

Затрещина!

Это все.

Я строю планы, это мое кредо, но если я полностью ослепну, тогда извините великодушно! удавлюсь в петле! Договорились! Я открою глаза в другом мире, я найду вас неизбежно, полностью удовлетворенного сбывшимися мечтами, торгующего на разнос лютнями и нимбами! невинностью Серафимов! малышкой Терезой из Лизьё и милашкой Одиль!..*[275] все на продажу!.. нет для вас ничего святого!.. все с молотка! Млечный путь! мост Вендетт!.. монастырь Сесиль!..*[276] бал*[277] и торжественный прием белоснежных облачков! лотерея нежного ангельского хора… большая распродажа идеально закругленных Вселенных!.. Канут в Лету события, и скорее воды выйдут из берегов, рыбы, обросшие водорослями! Мулино*[278] по Бульвару Рапе!..*[279] придут долговязые остолопы!.. я дам вам книгу в долг!.. вы расплатитесь наличными и молча усмехнетесь!.. Я вам рассказывал о моих глазах… о сумерках… о вони, плесени, сырости… о тесноте… полуголодном существовании… куда смотрит Красный Крест?… такой старик, как я?… А? я спрашиваю! Он разливает чай, этот Красный Крест!.. Garden-Partys на острове Лонг-Айленд!.. Беззаконие! Ему наплевать на истинных мучеников! Как я страдаю от плохого ухода! подумаешь, офтальмология! а я продолжаю работать! у меня воспаление сетчатки!.. пеллагра сжирает мои глаза… не только локти и задницу!.. это тюремная болезнь, я согласен, но еще и последствия Африки! Я там так настрадался!.. три гнойных конъюнктивита в Камеруне!.. Бикобимбо, Рио Криби, можете справиться, это такая миленькая деревушка! Здесь я слепну от того, что освещение слабое, там же от того, что вокруг было слишком много солнца!

– О! зануда! Прикончите его! Пусть больше не возникает! На кладбище этого типа! Препарировать его!

– Я понимаю вас! Ладно! Препарировать! Возраст! злость! Личность! вы найдете все! Вскрытие? Браво! а моя аневризма! Да здравствует Дюпюйтрен!*[280] Ах да, и войны! И ваша подлость!

Доказательство: мое наследство доступно всем! Вам надо только пойти во Дворец правосудия и попросить «письма»… «находящийся вне закона считается мертвым»… «Великая Книга Регистрации»… «Приговоренный ко всему!» больше, чем ко всему! Фемиде не жарко и не холодно от беззакония!

– Разрежьте его! Сосуды! формалин!

Я вас не переношу? вам наплевать на меня! Я ору! Я лаю!

– А амебная дизентерия? Я и ею страдаю! Ксс! Ксс! Вам сказать, сколько стран я видел! Сколько я ходил под флагом Франции! К черту! А! этот триколор, французская шлюха! ко мне! ко мне! Эпопея? Наоборот! Что мне до этого! Синий! Белый! Красный! всё! я их высоко нес повсюду! и в Славе! и в бесславии! Я заворачивался в них при поражениях! Между тремя цветами есть зазоры, но не в моем сознании! Похоже на шеренгу, которая колышется?… куда только меня не заносило? вместе с лошадью? моими дипломами? Откровенность, любезность! выше голову!.. Бардак!.. А теперь осталось только хохотать до упаду!.. Я – калека, награжденный орденом раньше Петэна, понимаю, я вам осточертел!

– Проткнуть его немедленно вилами! четвертовать!

– А моя пенсия? Посылаю вам мэтра Катлакомба, судебного исполнителя из Сежура!.. посмотрите на его рожу! Когда будете иметь с ним дело, кричите, как десять камер! Именем Вельзевула… заглушите крики 30-го!.. 48-го!.. 73-го!.. которые не дают мне покоя! вы тоже будете биться головой о стенку! и снова биться! и бумммм! до тех пор, пока здание рухнет! все переходы развалятся!.. и не один или два дня! века! Это – за все плохое, что вы мне сделали! может быть, если вы купите «Феерию», я пойду ко всем чертям! и пусть Дьявол приговорит вас двадцать… нет, пятьдесят лет биться и биться головой о стену! Подумайте!

– О! верзила нас смешит! Хвастун! рогоносец! Идиот! Ему не стоило туда ходить! О чем он думал в 14-м? Придурок! Никто не заставлял его становиться героем! ему надо было только взглянуть вперед! враг и ты! он зачеркнул все! дело за фрицами! Преступник! рыцарские доспехи! плюмаж! седло! и что? вы думаете, он ничего не выдумал?… он дезертировал? вот здорово! одно хорошее дело влечет за собой другое… вернувшись к нормальной жизни, он трахнул двух-трех шлюх одновременно!.. у него были способности, да, глаза, твердые кулаки, песенки… водились бабки!.. Настоящий рыцарь нашего времени!.. замок с башнями в Солонь! Охота, дамы, какие меховые манто!.. два личных вертолета!..

– Вот голос совести… О, тюряга заставляет задуматься!.. Если бы только тот, рядом, не голосил так отчаянно… тот, которого пытают, уже не знаю чем… «Йоп! Йеоп!»… они его все еще не прикончили… Ночью еще хуже!.. Они все звереют после пересменки… 18 часов… звон колоколов, лай сторожевых собак, кладбище закрывается,*[281] надзиратели, шесть этажей стальных ступенек, там обмениваются связками ключей, это бряцанье, словно цепи! дважды по два раза – это три тысячи дверей, на три оборота! во всеуслышание! крак! крак! шестнадцать переходов! Я делаю это не нарочно, чтобы только произвести впечатление! кладбище запирается, мы тоже! герметически закрытый каземат всплывает в ночь…

Тюрьма напоминает чем-то корабль, она путешествует… ночь, это не вульгарная дама… она разговаривает с вами только в третьем лице…

– Я был тогда рыбой!..

Вы слушаете, вы говорите: это я! особенно к полуночи… Постойте, каждую ночь я вижу свою свояченицу…*[282] обстоятельства… это самое трудное в жизни – разгадывать случайности… я не видел ее, мою свояченицу, несколько лет… и за несколько дней до отступления, то есть в начале июня, союзники уже в Руане… 44-й… уяснили обстановочку!.. убийцы рыскали повсюду!.. хочу сказать, мои убийцы!.. на всех прилегающих улицах… притаились, стерегут… они перемещались, менялись местами… два-три здесь… два-три там!.. а эти их повадки! Я вижу, на углу улицы Эрмет четыре туарега в сюртуках… Представьте… в бурнусах поверх сюртуков! и шпоры, и тюрбаны! Когда я проходил мимо, они копались в своей одежде! в их бурнусах множество складок! Мне даже не надо смотреть… это было моей собственной фантазией… я спустился до Аббатисс… каждодневный обход… я инспектировал улицы, как на передовых постах… только теперь «наблюдали» за мной, враги… признаюсь, вас это огорчает… Еще один, очень странный, поджидал меня на площади Винтимиль часами… часами… мой путь… площадь Винтимиль… круг на мотоцикле… маршрут автобуса AJ…*[283] он следил за мной из глубины писсуара… я замедлял шаг… он удирал!.. Однако же одного я поймал… на нем была полумаска из желтого атласа… он забился под порог… Я его потерял!.. странно ощущать себя врагом… в собственном доме! это ужасно… это невероятно… Я шел, чтобы убедиться, что это правда… что меня повсюду подстерегают… завидев меня, они перебегали… от одной группы к другой… по большей части иностранцы, морды с Дуная, крикливые, шумливые… и женщины, и сумасшедшие… глаза безумцев… вот что является божественной триадой Эпохи, той, что вас судит, расстреливает, калечит: женщина, сумасшедший, иностранец… в конечном итоге, все наоборот, Черт… подумайте над этим!

О! но я снова отвлекся! Я брежу! Я рассказывал вам о своей свояченице!.. Я поднимался по улице Равиньян, мне было не до смеха… скорее, я хмурился… поднимаюсь по улице Равиньян и слышу, как меня окликают, кричат мне вслед, вот этого я не люблю… оборачиваюсь.

– Мари-Луиза!

Ах! что я делаю: ты! обнимаемся! я целую ее… я хотел бы, чтобы вы услышали! это было от всего сердца… и сразу за дело! как будто она спешила только за этим… сказать мне… она немного в курсе… наконец главное.

– А! если бы ты остался с нами!..

Она вспомнила Лондон конца 17-го…*[284]

– Видишь, Луи… видишь!..

Упреки… и слезы… мое домашнее имя – Луи.

– Жанин была бы жива!

Жанин, ее сестра… мы распрощались не вчера… Я оставил их на Лейчестер-сквер… покинул их с сестрой… Я так и вижу: дерево, скамейка, цветы, воробьи, незабудки, герань… это в центре Лондона, узнаете? в скорби, покинутые мужчиной… Я не художник, но у меня хорошая память на цветы… Жанин… Мари-Луиза… мои дамы… я их вижу… лужайка… объезд, движение… чудовищные ярко-красные омнибусы и такие же красные «вербовщики»! сержанты!.. все вертится! кружится!.. и музыка!.. это филигранные линии жизни, что четко выписано, то не так важно, главное – прозрачность… кружева Времени, как говорится… «блонды»,*[285] в общем, паутинка, знаете? такие тончайшие кружева! на коклюшках, чудно нежные… одним словом – молодость! незабудки, герань, скамейка, все кончено… улетели воробушки!.. ах, какие кружева… паутинка…

Я отклонился в сторону не без причины, даже, я бы сказал, сознательно, из-за честности и порядочности, я прозревал другое будущее!.. настоящее будущее!..

О! пустомеля! выгребная яма! сдохни, болтун! Мы понимали друг друга, этого достаточно! Жанин, Мари-Луиза и я! Понимать друг друга – это все! Это важнее, чем Земля и ангелы, и мириады звезд, падающих и мерцающих во Вселенной, но делать нечего! бедное сердце, наше плачущее сердце! Вселенная не для нас! в то время, как Мари-Луиза и Жанин… я совершил единственное преступление в жизни, единственное, вот… я бросил на произвол судьбы своих маленьких своячениц, бедняжек-девчонок в ноябре 17-го… не каких-то там шлюшек-блядушек… А! совсем нет! девочки-цветочки! куколки-милашки!.. блеск юности! свежесть! задор!.. одна брюнетка, а губы!.. Мари-Луиза! чуткая и нервная, плечи, руки, все! почти цыганка… потрясающие бедра, осмелюсь сказать… Жанин, русая… когда они танцевали в «Сиросе», они вальсировали вдвоем, казалось, что столики плавали просто вокруг… эмоции клубменов! стаканы вдребезги! и бутылки! потом это назвали сексапильностью, эта дрожь, что пробегала по телу… щебечущие крошки! Они ничего не видели! женщины сейчас, должно быть, страдают… столы больше не двигаются, головы не поворачиваются… заботы всех поглощают, убивают любые чувства!.. улыбки, нежность объятий!

Ах, эти угрызения совести! Ах, эти воспоминания!

– Эй, скучающие! присоединяйтесь! вам оставили ремешок! Распоясывайтесь! Висите! перекладина! там! высоко!

Признаться, у меня еще есть время…

Охранники не дергают больше смотровое окошечко в дверях… Они следили за мной неделями… неделями… Их от меня тошнит… не на чем меня поймать… я не курю… не двигаюсь… сижу неподвижно с гниющим задом… зиму, лето… Я скоро буду считаться «примерным заключенным», хотя я иногда пою, ругаюсь, браню застенного «врага»… он никак не расквасит себе башку… только за клизмы я их облаиваю! и в ответ – лай своры собак, сразу же! «Гав! Гав!», и вся шваль тут как тут! и автоматы! и носилки! Я победил!.. но так как я гавкаю, то есть занят делом, я не смогу повеситься!.. Никто не следит… Вечность – увольте! Ах, я размышляю… я признаю… привык к повешеньям… я вам уже немножко рассказывал… у вас есть представление о времени, о методах, которые используют люди, снимающие повешенного!.. Эти кривляния!.. Мои функции я опишу позднее… я состоял в службе «Гражданской обороны», насмотрелся я на повешенных! на тех, которых могли бы спасти окружающие, не будь они такими гнусными и ленивыми… соседи снизу… сверху… это ясно! Я уже рассказывал… Не буду повторяться!.. Врач, принесший клятву из Уий, Ла Гарен, Каррьер… кантон Аржантей… ведомство Версаль…*[286] Я, дипломированный доктор X, констатировал сегодня смерть через удушье господина Y… чаще всего повесившегося накануне! даже двухдневного дохляка!..

Вы знаете песню?*[287]

Таратата! вовсе нет: не только что!

Уже несколько часов! а то и дней повешенный!

Люди никогда не приходят вовремя. Отрыжка смерти, огромная куча экскрементов повешенного… находясь рядом с трупом, вы пускаете пыль в глаза… вы якобы обеспокоены… вы говорите: это умывальник! сточная вода течет вспять… Сильнейший шум, мощный, преувеличенный… это нужно слышать! А я слышал его… Не скажу где… Впрочем, таким образом объяснялись… соседи думают: «Это его манера поведения»… они не признаются в своих низменных чувствах… позже! позже! какая подлость… им нужно время, чтобы решиться… сначала они стучат… потом колотят… и наконец разбивают!.. они вваливаются, все кончено!.. Вы приезжаете, запыхавшись, констатировать смерть повешенного… вы видите его распухшую голову, огромную, черную, черно-фиолетовую… а во рту… будто затолкали ладонь… багровый! зеленый! вывалившийся язык его! невероятно толстый!.. Он мертв уже несколько часов!.. Вот и подумайте, я, в этой яме, с нескончаемым воем 16-го! 74-го!.. и 24-го!.. Было бы у меня больше времени!.. рядом только сосед, проклятый вышибала, уж он отплатит мне за все мои икания!.. Он не бьется головой о стену! не подыхает! но он, как громкоговоритель! хорек! осел вонючий! баран! извините! А карцер! 12-я! там они пытают, зверствуют! может насилуют, и когда это происходит, я вас уверяю, это поистине дьявольски страшно! Воплей четверых или пятерых висельников маловато, чтобы заглушить! рев из мордобойни! я и сам бы визжал недорезанной свиньей, которой накинули на шею удавку… надзиратели не кинулись бы ко мне… пока они разбудят тюремщиков! позовут санитаров!.. Ах, если бы у меня было время! вернуться назад!

– Но Арлетт?… Бебер?… Жанин?…*[288] моральные обязательства?

– Он виляет! он смывается! жопа! Марионетка!

– О! брань! у меня иммунитет!.. подумайте о перенесенных мной испытаниях!.. я больше ничего не слышу! я оглох, вы меня не деморализуете, я люблю вас!.. Я хочу снова вас увидеть… хочу поговорить с вами наедине… я расскажу вам деликатную подробность… один секрет… на ушко! пару слов… пожалуйста!.. я сдох бы таким же, как… ах, бедные, бедные люди! веками вас оставляют в дураках… он нас обдурил? нет, не дурил? но был странным? взвинченным, что-то не так? шалости? грубые шутки? встретившись с вами, там, на воле, я прошепчу вам на ушко одну шуточку… Ах, как вы вытаращитесь на меня во все четыре глаза!.. Мне тоже хочется посмеяться, малыш… настал мой черед!.. мой выход!.. как на манеже!.. не все же вам!

Право же! Я разыщу вас! слово чести! вас много, больше даже, чем гнилой рвани! сучий потрох, голубые внутренности, мишень для насмешек, я найду вас! танки вас расплющат, вас разрубят, спалят напалмом, я найду вас! Никто более не следует своим чувствам! даже если вас разбросало по свету, а разрушенные вами дома погребли вас под обломками, я разгребу ваши погребальные костры, как Эйнар свое бывшее бистро!.. Ожесточенный, не думая, кто я! у меня будет палка, специально ad hoc:[289] палка мусорщика… с крючком на конце!.. мне будет страшно, но я найду вас… я сотру вас в порошок… если понадобится! Ни минуты не буду колебаться! предположим даже, что вы выживете, смешной калека, еле передвигающий ноги… пьяный… в кутерьме ионов… я узнаю вас безоговорочно!.. я найду вас по запаху: это вы?… ваша шерсть! пахнет паленым! ваша кривая ухмылка!.. насмешник! остряк!.. похожих нет! десять лет он меня раздражал своей ухмылкой! Я сотру ее!.. О, одного из миллионов я обнимаю вас!.. ваша гримаса!.. я вас узнаю везде!.. эта радость новой встречи! представляете! сколько же всего произойдет! А! Трибулэ!..*[290] Я не обольщаюсь!.. найти такую безмерную радость узнавания!.. чудо! эту обоюдную эмоцию!..

Я шучу!.. вы думаете, я шут?… О, но сейчас я как никогда серьезен!.. моя вилла – это серьезно!.. из-под палки, вынужденно, я доверяю вам немного своего будущего… моих двух служанок… мои вожделенные велики…

Критика разнесет в пух и прах мое произведение? Неважно!.. Будут хранить молчание? Плевать!.. Они столько времени изрыгали яд ненависти, поливали меня, как только могли, грязью, каждый месяц, каждый день, каждую минуту, что от яда ссохлись их гланды… И я единственно чего хочу, так это чтоб они повысдыхали все, и как! стократно!.. потоки ядовитой брани!.. я буквально плаваю в ненависти! рокочут ли волны ненависти или нет, плыви, мой кораблик! самое страшное, что яд сочится! сочится!.. Меня захлестывает злость! такая тупая, навязчивая, уничтожающе жестокая, как никакая жестокость в мире! дружок сумасшедших, одуревший от ненависти: Мяу!.. озверевший от вида этих убийц со стилетами! гранатами! ядами! и веселящимися, и болтающими, и скачущими под аккордеон!.. распродажи!.. мистические погреба!..

– Его можно читать только в смирительной рубашке! Социальное бедствие! выдадим его! сдадим! шок! кардиозол! в одиночку его! Ах, восхитимся! Ах, прикончим его! оплю-плюем! засосем! купим с потрохами!..

Так что, дурачки и дурехи! это то, что мне нужно! но Кино? Ах, это уже совсем другая история! Ах, я промахнулся, всего на дюйм! Минотавр из Пещеры! кто засирает мозги нашим читателям? кто их от нас отворачивает, переваривает, выкачивает из них денежки? Все – фильмы! ежедневные газеты, монстры киосков уже почти сожрали тупо глазеющих ротозеев… Фильмы завершают процесс! опустошают мозги, кошельки!..

Пещерный гипноз… тепло, сыро, плюс онанизм, плюс оргии, мальчики-везунчики!..

Конкуренция!

Вы, ваше занудное превосходительство, вы появляетесь! с приторной миной! Посмотрите на клиентов и клиенток, взопревших, представьте себе этих шатающихся, перезрелых, выползающих из Пещер, благодарных более северу, чем югу! и западу! ошибающихся во всем!.. фонари!.. метро!.. брюки, юбки!.. тискающие друг друга! кварталы!.. секс!.. этажи!.. задница вместо головы! Они хотят большего, чем вернуться и сесть на место, нет… Ах! они хотят созревать! стать еще страшнее! перезрелыми, еще, еще больше!.. забыться… дозреть! растаять… Они уже растеклись по всем коврам…

Какое счастье, что компашка злобствующих «гениев» никогда меня не оставит в покое! Ах! надо же их побаловать! и нужно относиться к ним «со смирением»! Ризетта! Ризетта!!*[291] Если их запрут в дурку, я пропал! Нужно их поймать до того! Чтобы им хватило времени купить у меня «Феерию»!

А потом пусть их хватают! перехватывают! упрятывают! признайтесь, что я ее выстрадал!.. Кроме того, еще пеллагра и всяческие заботы! а еще и Хорек,[292] который разрушает мне стену! меня балуют! К тому же еще и налоговая, и Поместье, и еще и конфискации «ко всему прочему»! и объявление вне закона! И грабеж, и плагиат! и Арлетт, и мои моральные обязательства… А если я на все на это наплюю, развяжу себе руки? Я занимаюсь другим делом! но тут, потому что я слеп, парализован, обманут, обосран всеми, меня подстерегают, чтоб порвать на куски…

О, но я залаю в десять раз громче!

Не только на надзирателей или на тюремные стены! Первым делом на Классиков, на Мыслителей! прекраснодушных пустозвонов, среди которых: Петрарка, Данте! Гомер! Прут-Тпрусь!*[293] и хрусть-хрусь! они будоражат нас, из глубины веков! Они воображали себе ад, а ад вот он, здесь! и демонов в их «адах» была самая малость! у нас здесь орды, толпы, мириады! высасывающие кровь из страдальцев! пусть сдохнут, захлебнутся в дерьме все крысы!.. несчастные бедняжки!.. вот как это происходит в клоаках!.. а мы – в клоаке, я, Робиньоль*[294] и тысячи других несчастных, и тысячи еще более несчастных, с которыми никто не осмеливается разговаривать, они подыхают в застенках, они тысячу раз искупили преступления, которых не совершали! От этих мыслей у меня едет крыша! Бомба, зачем? Наплевать! До чего вы дойдете? Пустые люди! Жизнь превратилась в карнавальное шествие, где ничего серьезного не происходит! Демоны разгулялись вовсю! Небеса больше не извергают молнии!

О, я забыл, я забыл об этом! А фальсификаторы, а вредители, «горе-переводчики»?*[295] Их тоже чертовы орды! Обдиралы читателей!*[296] Мерликанский роман на стольких-то страницах! Бедствие, принесенное Хаосом! коварная вещь! вы не верите? сплавляющие хлам Золя просвещенным янки! скверная кухня! а поглядите на «Дайджест»!*[297] Это отравляющее умы надувательство!.. все наши забитые прогнившей трухой литературные waffle-tomate!..*[298] Европа-Простофиля! Пожирающая, глотающая, облизываясь, все дерьмо оттуда! перечитайте с наслаждением хотя бы Мопассана, идиоты! Благородный гангстер и жевательная резинка! Святая Женевьева, вамп за рулем, и ее овечки – у Аттилы, коктейли и гунны! Мы еще не то увидим!.. даже ее исподнее!.. Насилие! Манон и Жанна д'Арк – домохозяйки, закомплексованные, психоанализованные, поджариваемые Кошоном[299] на медленном огне…

Вы еще разинете рты!.. готовьте брюхо для жратвы! великие уродцы! все в святом Иоанне!*[300] Киргизские библиотекари исподволь готовят вам всяческие коварства! всякие фокусы! Они их вывалят с гордостью перед вами! Вас повесят за ваш аттестат зрелости! будете знать, образованные, ренегаты и перебежчики… горе-читатели русских романов, длинных, бессвязных, списанных с других, антивысших! вам станет отвратительно собственное предательство!

Послужи Данденам!*[301]

Французский язык – королевский! ныне проклятый, искалеченный! заговорщицкий, хромой, горбатый, дерьмовый!.. вы хотите этого, вам это нравится? Тогда, о черт! вы сдохнете! Я не хочу больше вас уговаривать! Каждому преступлению свое время! Завтра! Завтра! Каждой глупости свой час! Сначала моя вилла! мои личные потребности! название известно, не так ли? «Бордель»! вызов небесам!.. Бог не терпит насмешки!.. Ни единой минуты! Я здесь влачу жалкое существование, я мешкаю! Возраст меня догоняет! я все время что-то теряю… не только деньги, нет больше моей виллы! все накрылось медным тазом, все! Идет погоня за людьми и не только!.. За временем, если его транжирят!.. Месяцы кормления!..*[302] признаюсь, иногда меня гложет тоска… моя бедная Арлетт дрожит на улице, никто не хочет ее приютить!.. в городе, где более миллиона душ!.. Я уже сказал!.. она проклята, я проклят!.. Она нашла только угол на чердаке, кладовку рамочника…*[303] ледяной закуток… я бы разбил голову о притолоку! Бум! Господи, как он орет, этот, что никак не размозжит себе башку!.. я бы не промахнулся!.. Он не хочет подыхать! Хорек! Он сотрясает стену! сдирает с себя шкуру, истекает кровью, но не вкладывает в это душу!.. если бы все по-настоящему, его сердце бы лопнуло!.. я врач, понимаете, и я не глуп… я бы пробил свою башку, а не разбивал бы по два раза на день кирпичи! Один удар и плюх! я знаю, что значит размозжить себе черепушку! Привет, куманек! Да, есть герои! а есть и лжецы!

Я реву!.. Прибалт, ему наплевать! Непонимание языка друг друга – разделяет сильнее, чем стены! Я найду его в «скорой помощи»…*[305] Я скажу ему правду! Он жалуется? У меня все страшнее!.. Статья 75-я, вот так приятель!.. Вот это борьба!.. Статья предателей!.. Они мне ее зачитали в «Канцелярии Прево» и список моих преступлений, которые были подчеркнуты «красным»… Сколько городов я сдал! а флотов! генералов! батальонов!.. рейд Тулона!.. Па-де-Кале! часть Пюи-де-Дом!.. Они протащат меня в наручниках через всю столицу, через всю Бальтавию! как много больших площадей!.. а сколько народа! в тюремном катафалке, запертый на пять… десять замков! чтобы услышать оскорбления… Все, что я совершил, действительно ужасно… я продавал газеты врагам!.. сто пятьдесят!.. сто двадцать!.. уже не помню!.. и дом Деноэля!.. и убийство Робера и госпожи Терезы Амираль, хозяйки гостиницы, злой фурии Бульвара Инвалидов…*[306] Ах, при третьем, четвертом превращении я уже не отличаю белое от черного, автоматные очереди напоминают букет цветов! всех оттенков! тутти-фрутти!.. вас охватывает чувство неудобства… «Что он сказал?… что я сказал?» Вы сплошной комок угрызений совести, который раздувается!.. разрастается! угрызений чьей совести? из-за чего?… вы уже забыли… не знаете… «Что он сказал? что я сказал?…» сидя на поломанном табурете или притаившись в закрытом шарабане, терзаемый беспричинными угрызениями совести… «Что он сказал? что я сказал?…» это неизбежно вас сделает славянофилом, славянский процесс! Подержите меня в тюрьме еще немного, растерянного, сконфуженного, с клеящимся задом, и япокончу с собой из-за беспричинных угрызений совести!.. и из-за того, другого, что в окошке, Гортензиа! Который поносит меня от имени Людовика XV!.. это невыносимо!.. Когда они убивают в 11 – 12-й, я чувствую себя почти утешенным… в «камерах смертников!», я говорил уже… это действительно страшно, последние крики умирающих!.. и сирены, и уханье совы, и непроходящий гул в ушах… а мои ягодицы, которые постепенно превращаются в бифштексы, с позеленевшей, гниющей кожей… на что это похоже?… а неврома моей левой руки? а глаза, залитые кровью… конец ли это?… Они посадили в тюрьму Арлетт…*[307] «Давай! в тюрягу ее! шлюха предателя!»…

Как они посмели! Невероятно! Ангела!.. Ангела!.. вся их сволочная полиция! «Пусть признается!..»

В чем? В чем? В чем признается?

– Не знаете?… линия Мажино?… Пюи-де-Дом?… Тулонский рейд!..

Они насмехались над ней, а она в наручниках.

– Ваш муж сказал это! написал! ваш муж, случаем, не содержит подпольный абортарий?…*[308] он педераст?… сутенер?…

Пусть признается!

В чем? в чем? Не знаете?… он продал немцам чертежи!

– Чертежи чего?

Другой, более хитрый:

– Он сдал Францию! Подписывайте! Подписывайте! Он взорвал дамбу!

– Какую дамбу?

– Казино! Динар! Сен-Мало! Вы были в Динаре? Вы отрицаете? Вы все отрицаете?

До изнеможения, она уже больше не понимает ничего, не знает, что отвечать!

– Да нет же! Нет! Нет!

Никаких сомнений!

– А эти шприцы? вот эти? вы отрицаете? отрицаете?

Он раскладывает инструменты на паркете… мой медицинский саквояж!

Как в театре.

– Это морфий? это кокаин?

Он торжествует.

Ну естественно, у меня был морфий! и белладонна, и все остальное! и зонды! и скальпели! А как бы я иначе врачевал в Бларингеме, идиот?

К счастью, Арлетт – дама рассудительная! никакой нервозности, никакой истерики, никогда!.. Полностью гармоничная натура… танцовщица и душой и телом, настоящее старинное достоинство! она лучше двадцать раз умрет, чем покажет им свои чувства… классика… когда она танцует, в ней присутствует героизм, элегантность, мягкость… Выдержка на высшем уровне… Она не колеблется, она следует велению своего сердца…

Они ничего не добились от нее, недоумки!

Когда после двадцати допросов и десяти месяцев в камере они удостоверились, что я не продавал Альпы, Эйфелеву башню, горы Валерьен, не убивал деток и не производил слезоточивый газ: «На улицу! – сказали они… пошел вон! иди и вешайся сам!»

Представляете себе мое затруднение!.. Ну и положеньице! ситуация!.. никто с тобой не разговаривает, никто не приглашает в дом… совсем один в мире, вот… в целом мире!.. теперь я в яме!.. Будь она проклята!.. проклята, как и я! законный супруг!.. свидетели, вся 16-я Артиллерийская!.. я, так мечтавший об оперетте! Плохи мои дела!.. Она нашла уголок на чердаке… Бебер кашляет, она кашляет… они ждут вторника, день посещений… она приходит навестить меня с Бебером… семь минут… Бебер в сумке… Ах, пусть он не двигается!.. полная неподвижность… стражник следит за ней… и вообще, мы с Арлетт не должны говорить по-французски!.. только по-английски!.. французский запрещен!.. Мы, по-английски?… Да она же коренная француженка, француженка, француженка с улицы Сен-Луи-ан-л'Иль!.. а я – с Рамп-дю Пон, 11, Курбвуа!.. Бебер-Самаритянин!.. заставлять нас говорить по-английски!.. терпеть не могу иностранные языки!.. искажающие смысл сказанного, невнятные, немощные!.. это же полное унижение! Для нас, рожденных на берегах Сены!..

Монмартр в порядке!.. но английский!.. прежде всего, Арлетт не говорит по-английски!.. и трех слов не свяжет… а У меня эти свистящие, булькающие и мяукающие звуки вызывают отвращение!.. Такое у меня состояние!.. По-английски, по-немецки, по-китайски и на всякой тарабарщине говорят только предатели!.. Язык Голливоев!.. почему уж тогда не бальтавский?… Значит, не будем разговаривать, будем объясняться на пальцах… К счастью, Арлетт это умеет… настоящие прирожденные танцовщицы сотканы из переливающихся волн, из вибраций, если можно так выразиться!.. не только кожа, румянец, пируэты!.. их руки, вибрирующие пальцы… понимаете!.. это помогает в трудный час! без слов!.. слов больше нет! только руки! пальцы… жест, грациозный поворот… это все… Цветок бытия… Ваше сердце бьется, вы переживаете!.. Глухой? Немой? Скованный? Тогда… Танцовщица вас спасет! Доказательство! Тысячи доказательств!.. и фактов! но, может быть, вы непробиваемый? и вас злят нежные всплески волн… и вам больше нравятся завывания сумасшедшего из 14-й… и бумс!головой о стенку? вокруг только крикуны!.. и крикуньи!.. Вы из той же компании, без сомнения?… Я-то не ору!.. я лаю!.. я открываю вам тайну! только вам! я никогда не допрошусь клизмы без этого «гав»! В каком-то смысле я подражаю сторожевым псам! Я вам уже рассказывал про основной контингент! собачья свора, это стража! На всех этажах башни! пять переходов!.. ураганный шквал свистков! скатываясь вниз, они толпятся, кучкуются… они толпятся у подножия лестницы! стражники и псы! Да что же это такое? «Гав! Га-ав!» Тревога! сирены! Эхо разносится по всем окрестностям, перекатывается через насыпь! докатывается до железной дороги!.. дежурные, пожарные… «скорая»… кладбищенские колокола…

Я тут развлекаю вас… а время поджимает! Несчастья старят людей… убивают их… я хочу умереть на своей вилле!.. мой разум, конечно, угасает, но не чувство национального самосознания! ни задание Реконструкции… «Бордель»!.. Сен-Мало-берег-волны!.. что, не так? Плевать на пустяки! за работу! я хочу вас покорить! вы мне сделаете широкую рекламу!

Ах, пожарные! чертовы пожарные! Я сам был пожарным, и вот они тут! тут как тут! моя голова! рассказывая вам, оживляю свое прошлое, «гав! гав!», во имя Господа! всеобщая тревога! А я лаю! не думая ни о чем, я в смятении… Вот!

На них нужно лаять, это уж точно! но не громко! не слишком громко! просто орать недостаточно! никто не слушает! Здесь все кричат! на всех этажах, во всех камерах! Всеобщая глухота стражи! Непривычно это – лаять… Стражники удивляются: там, в камере, сторожевой пес, что ли?… они идут взглянуть… Только не надо перегибать палку! Раз в неделю! не чаще! я неосторожен! так хотелось вам рассказать!.. я им кричу: Nix! Nix!.. если все испорчу, я пропал!.. мне больше никогда не поставят клизму!.. только раз в неделю!.. кладбище, «скорая», я выиграл!.. я их оставляю в покое до конца своих дней… Я творю!.. представьте себе, как я, там, пялюсь на планшет, на карандаш… я не теряю ни дня, ни минуты… уже пролетело четверть суток, отблеск солнца на грязной воде… летом… нет, лета не бывает… в этой вонючей яме лето никогда не наступает! только по стенам струится больше или меньше воды! из своей камеры я не вижу неба, только решетку, дождь, снег… редко лучик солнца… это произошло… одинокая чайка где-то очень-очень высоко… и два маленьких воробышка, точно, ищут чего-нибудь поклевать… это запрещено… крошки хлеба!.. но все равно все кормят… надзиратель на вышке злится… это рефлекторно, они обучены в вас целиться!.. «нарушение дисциплины!»… он мне снится, преследует меня, во сне вышкарь поганый!.. в своей смрадной дыре я думаю о нем, но потом больше ни о чем не думаю… Я творю… творю! Сибуар сказал бы так: я творю! и бросился бы к иконам!.. я его таким и вижу, коленопреклоненным! Сибуар – это сила!.. бьет себя в грудь! «Я им больше не сделаю! мяу! мяу!» А кстати, как у него со стулом? Вот что главное: хорошо посрать… положим, я его встречаю, спрашиваю об этом!.. О, ну хватит задрачивать себя! хватит чужих огорчений! У меня полно своих неприятностей? Я лаю!.. я подохну здесь… с меня шкура слезает… мясо на заднице отваливается кусками… теряю зубы… у меня больше нет мускулов, тряпки… я уже не могу самостоятельно опорожниться… но я еще жив, смотрите… вам нужны доказательства?

Вы запомнили?

И тут на дне ямы зазвучала музыка!.. честное слово, я бы с удовольствием потанцевал!.. я не споткнусь… Я не такой герой, как Арлетт, но тоже не лишен наглости:

Ах, карандаш! Ах! царапаю карандашом! и так мелко… и я царапаю, черкаю!

– Ноты! ноты в придачу! Ключ ко всему!.. напеваю!

Я пробую договориться с Хорьком! чертов лжец – стенковышибала! он никак не разнесет себе башку!

– Ты мухлюешь, кляча!.. ты мухлюешь!.. – кричу я ему…

Я его урезониваю в «скорой помощи»!.. Я не хочу, чтоб он размозжил себе голову! Да он и не собирался! Я сам это сделаю, сам! только такой герой, как я!

Он может реветь, трепло! blood! blood! пусть вопит: кровь! Я найду его в «скорой помощи»! Я ему скажу правду!.. у меня 75-я статья!.. впору чокнуться… статья предателей!.. роковая статья! список всех и вся, проданных мной! Посольства продадим оптом! флот стоит на якоре! крепости неприступны! А вот города открыты – бери не хочу!.. Ну и дурак же я! капитуляция еще не завершена! полным-полно генералов с их кухнями! и самолетами! и фортепьянами! надо бы мне разбить себе голову! груз преступлений, который я несу, непосилен! и хлоп и хлоп! но только после него! после Хорька…

Хорек! Мне хочется, чтоб сначала он разбил себе голову! Мне надоело все время быть первым! Везде! Во всем! Он бы позабавился, если б я покончил с собой первым! Пятьдесят лет я – first! Сейчас схитрю! сначала он! Я подстрекаю его! оскорбляю!

– Давай, сволочь! Круши себя!

Но он себе только царапает лоб! Голова не разбита!.. он только орет и скандалит, вот и все, что он делает! Он мне мешает собраться, он убивает мое вдохновение!.. У меня настоящая революция в голове! А у него голова пуста, как расколотый орех! Так пусть и расколет ее! А он этого не делает! Я же переполнен блестящими мыслями, смехом, остротами!

– Хам, пьянь! – вот, что я ему ору…

Бумс! он начинает все сначала! Мой кошмар – это он! я не заскучаю, со слипшейся задницей, я сочиняю музыку к своим книгам! Считайте, что я медитирую! Хватит с меня прозы! повсюду песни! я стану, как Роланд! как Аристид!*[309] победа поэзии и музыки!

Замечу, есть такая маленькая улочка Аристида!.. Аристид Бриан![310] a улицы Роланда нет!.. Это меня беспокоит!.. я обожаю улицы! проспекты, скверы!.. несправедливость! причуды славы? Почему Аристид, а не Роланд? Может быть, дело в тюрьме?… но ни тот, ни другой не сидели в тюрьме… Я этим займусь! я подумаю! обмозгую! Ах, если бы еще этот не вопил, этот Хорек! Клоун-Потрясатель-Стен! И как у него башка не треснет! И барабанные перепонки не лопаются! Проклятый тупица! Он думает обо мне в последнюю очередь! Он хочет выйти! не умереть! Его крики меня не впечатляют! Я – Врач! Я знаю все виды истерии! Он использует не «все»! Я бы все уладил с ним… двух раз мне бы не понадобилось! На его месте я бы не оббивал стену! «прежде всего – главное!»… Я снова думаю о Роланде… его предали, они, эти предатели его убили!.. Он трубил в рог, умирая… Если я сейчас не вы-срусь, я залаю! Я вам сказал! Вот мой способ! Здесь никто не трубит в рог, здесь только сирены воют! и то не очень часто!.. вот свистки, это да! Вот это и днем, и ночью! Залпы! Шквалы! и колокола с колокольчиками! и ухающие совы… и кладбище вокруг! Какое кладбище? Я не нарочно!.. Фантастическое звуковое сопровождение!.. А какое было у Роланда? Ущелье Ронсеваль!.. Неистовый Роланд!.. Он ударил своим Дюрандалем! Удар был таким ужасным, что Пиренеи задрожали! и полетели головы предателей! Ганелон, Тюрпен, их преданные слуги! Это везде описано!*[311] Вот Роланд! Рыцарь высокого звания! Арьергард Карла Великого в 768 году, растерзанный васконцами!*[312]

А этот рядом, морда, что ему сделается! Хорек!

О, нет, так и не успокоился! Еще не конец!.. Ни улочки его имени, ни сквера!.. ничтожные, неблагодарные франки!.. героев наших дней тоже не отблагодарили? Кого они восхваляют? Кого они низвергают? Что они воспевают?… Франсуа? Рауль? Андрэ? Каналь? великие личности! они превозносят «Суэц»! Они восхваляют «Бирс»! «Сен-Гобен»!*[314] Они воспевают швейцарские банки! Они танцуют и поют! Великие личности! Франсуа, Рудольф! Андрэ! Каналь! Хотелось бы мне увидеть их в этой дыре!.. Франсуа, Андрэ, Рудольф, Каналь! обменяться «Облигациями»!.. Я бы их отхлестал по задницам, громко смеясь при этом!.. тоже мне, исторические личности! Бессмертные, Агенты обмена, важнейшие члены всего и вся! Я б заставил их вспомнить свои компромиссы и заигрывания с властями, любыми! Я б тоже мог договориться, как они!.. треуголка с пером, шпага! все, как у них! У них получилось, у меня тоже выйдет! Искусство преуспевать? Я преуспею! я им надаю по шее! они переплыли Всемирный Потоп и выбрались на берег во всем своем величии! Тузы из колоды, буревестники, украшенные орденами, стригущие купоны… сутенеры, продающие фей на Пигаль! Вас позабавит, если я их выдеру?… Нужно, чтобы вы зашлись от смеха!.. Вам не смешно? Я подыхаю! Праздник окончен!

– Он зануда!

Я проиграл! Пшик! вся эта тюремная каторга, мои страдания бесполезны!.. Сетчатка глаз отслоилась! Фурункулы! Пеллагра! Гримасы! Клоун!

О Клементина! но где Клементина!*[315] да вот же они! Андрэ! Франсуа! Каналь! Рудольф! и все остальные из старинной песенки! Доблестный Тото! тетушка Эстрем! Малыш Лео! они являются мне из стены! они скачут вокруг меня! Они отрывают меня от табурета! Ай! Ай! они извлекают меня из меня… они больше не хотят, чтобы я пел!

Я продолжаю! Продолжаю! Черт возьми! я устал от их бешенства!.. Они превратили мое тело в бесформенную массу!.. мою поэтическую натуру!.. они ее запихивают в свою тачку!.. У них с собой инструменты для работы, лопаты! кирки! веники! Они ужасны!.. они выскабливают, чистят под койкой, под парашей, по всем углам… Они возвращают мне куски моего же мяса! Они склеивают меня, подклеивают все!.. Они снова засовывают меня обратно! выравнивают! и оп! тачка!.. В путь!.. Они вывозят меня – невероятно!.. Ах, они выходят из тюрьмы!.. гигантские ворота открываются!.. Волшебство!.. Стража и собаки смотрят на них!.. Ни единого «гав»!*[316] ни одного свистка!.. и мостовые, дорога тут же!.. ухабы! что-то вроде бордюров на мостовых… бегут ли они сверху! подскакивают!.. Тачка скачет! подпрыгивает!.. галопом!.. И при каждом ударе они хохочут! да так, что мои мощи стонут на дне! Они ржут! Я получаю еще удар! Лопатой! Киркой! Бумц! Бумц! Надсмотрщики! Канальи! Тетушка Эстрем, Тото, все!

– Еще дальше, чем Ашер!*[317] ты отправишься еще дальше!

Они кричат мне, тачка трещит… ступица колеса дымится… Хотел бы я, чтоб она сломалась, сгорела эта колымага! ступица скрипит… тюремщики бросились в погоню! Все!..

– Еще дальше, чем Ашер! ты отправишься еще дальше!

Меня еще и мучают! бьют лопатой! Пляф! Пмяф! пока они меня дразнят! трясут меня!

– Еще дальше, чем Ашер!..

Я и мое гниющее мясо!.. откуда они меня выволокли! из могилы! я, мое гниющее мясо, еще дальше, чем Ашер! Вы понимаете!.. это извлечение из! не смешно! Они сменяют друг друга у тачки… Рудольф, Андрэ, Франсуа, Каналь… Они одержимые!.. лучше мне помалкивать!.. Вот это бег!.. я слышу, как они грызутся между собой… Они хотят сожрать меня…

– С лучком!.. с репой!

Другие не согласны…

– С цветной капустой!

Они все еще хотят меня бросить где-нибудь! тачка дымится! ступица дымится! их жопы дымятся, нет, уже горят! Аллюр – быстрее! быстрее! К счастью, меня только придавило, ничего больше!.. Я трепыхаюсь на дне тачки… о, узнаю лучок из Ашера!.. это еще дальше, чем равнина!..

– С морковкой! с морковкой!

Рудольф хочет меня с морковкой!.. Он так визжит, что заглушает скрежет колеса! Морковочка, это там, на равнине! черт возьми! Настоящий заговор! Безумие огородников! О, я чувствую! я узнаю! я транслирую! Я могу рассказать, я транслирую! У меня никакого обзора, все, что я вижу в пределах моих стен, это стены! я прозреваю будущее! прошлое! злодеев! я вам передаю! ну и? мои собственные стены! все предрешено заранее! все заранее! я не похож на этого жалкого Хорька!.. Я выбираю «частоту» агонии!.. Хорек не агонизирует! Он врет! лжец! он симулирует! он никогда не пробьет эту стену! Он никогда не преодолеет барьер! Никогда не будет танцевать! никогда ничего не сумеет сделать! Это всего лишь подозрительный тип из соседней ямы!.. Он никогда не сможет умереть! А я вижу все вокруг! Я вижу людей!.. Вижу машины, груженные дерьмом! дерьмом!.. Я вижу Сибуара и Фарисейку!..[318] Я вижу Франсуа в атласных туфельках… Нарт и Ларангон!..*[319] Я вижу тетушку Эстрем!.. и малыша Лео!..

– Где они, провидец?

– В подвалах Института! Они составляют фальшивый словарь!

– Да ну? Ладно!

Никаких «да ну ладно»! Держите ваши шуточки при себе! Вам они скоро чертовски пригодятся! Не тратьте зря ваш тонкий юмор!.. Я еще увижу вас распятым на кресте, забавно!.. позже! я сам! я сам! Зритель! это написано! написано!.. в книге жизни! но позже!.. позже! а сейчас я принужден оставаться здесь! мои замыслы священны! Рог Роланда, вы его слышите? и Хорек там, переполненный болью, галлюцинациями, кто отругает его, если не я? никто! А шпионка сверху, из 36-й?… а повитуха из 72-й? самая крикливая, без сомнения, из всех секций К!.. W!.. Y!.. и U!.. Она орет, как целые ясли! У меня в голове этот ясельный ор мешается с грохотом инструментов! ревущий ветер и два локомотива!

– Горькое произведение! Фу! Вам не нравится?… Лалирэлэр! Я проталкиваюсь вперед! мое почтение!.. Я превращаюсь в «Призрак»… Они выносят решение!.. Заключить в министерстве обороны на улице Сен-Доминик!..*[320] Цепи заткнуть в глотку!.. Цепь на шею! Вас предупредили! вы меня сбили с мысли. Договорились! Идем дальше! мои велосипеды?… прощайте, вилла! корова!*[321] служанки! шторм на море! Гран Бе! Бывайте! Прощай, Тео! Прощай, Мари!*[322] Я все распродаю! никто не хочет меня выругать просто так! Разве я не умолял – держи карман шире! а издевательства? отвратительные, унизительные страдания? фигушки! татачка! Ах, к счастью, я прилип ко дну! Всем своим осклизлым мясом! И Андрэ! и Франсуа, и Жюль! вы, ребята, – после меня! за мной! вокруг! все из Французской академии, из-за стенки я плохо расслышал! они меня все-таки везут в Ашер! а вот и тетушка Эстрем! и Клеманс, и ее малыш Лео! Именем Господа! с трудом! Они ломают дверь! Они снова на меня набрасываются!.. Они все начинают сначала!.. Отрывают меня от табурета! «Богохульник! на удобрения его!.. татачка, падаль! Они снова оскорбляют меня!.. Bis repetita! Bis repetita![323]

Сибуар орет! Gloria motor![324] Gloria motor!..*[325] Вперед и с песнями! а где же моя собственная песня! вперед! а куда?!

Они уродуют мой текст! Они снова и снова чистят мою клетку!.. еще кусок мяса!.. Они все привешивают! приклеивают ко мне! Кости! мышцы! и в тележку! и снова в путь! Снова по ухабам! Какое неистовство! Мостовые стали шире, Бог свидетель! Они все время расширяются! ухабы еще ужасней! столбы! столбы! С севера в Жанневилье! подумать только! Резкие толчки! ничего, кроме мостовых! Еще толчок! Больно! Ах, какая боль! Андрэ! Франсуа! Каналь! Рудольф!.. и малыш Лео! и пацан Нарт!

– Вы уже рассказывали!

Страниц уже прилично! Страниц уже достаточно! и вообще, вам не кажется, что я несу полную чепуху, естественно… после всех пережитых потрясений! Я не прячусь! Вот он я перед вами! Меня поливают грязью, я защищаюсь! гну свою линию! Business first![326] да и потом, прочитав мой роман один раз, вы ничего не запомните! Уж я-то знаю! Больные! Предписания! сотни раз! один и тот же рецепт сотню раз по слогам, но они не запоминают! неужели нужно его пропеть! заставить выучить его наизусть! хором! с вами точно так же! слишком конкретно, без их записей, вы их избегаете! вы что-то скрываете!.. я вас больше не увижу! Нужно вам пропеть, напеть еще раз! я с вами осторожен, я с вами очень фамильярен, да, так вот, тряска! тачка!.. Образно, не так ли! Образно! Андрэ! Франсуа! Каналь! Рудольф! все из Французской академии! и стремглав, я вас уверяю, бегуны! вперед! цок-цок-цок! Они обмениваются нелепыми шуточками! Эти сливки французской культуры в галопе! По головам! что я терплю! моя требуха, мои внутренние органы вместе со мной! я не чувствую больше своего тела!

Они смеются, каннибалы!

– Тебя перекрутят на фарш! пустят на удобрения для лука!

На удобрения?! какое свинство!

Ох и поездочка!

Вот их дорожная песня!

О, конечно! конечно! я же всего лишь желеобразное дерьмо на дне тачки! и бумц! и бэмц! О, камни мостовой! я знал! маленькие! огромные!.. степи Лапландии в Аррасе! подумайте!.. тачка встает на дыбы! улица! внезапно наскочившая на нее! они врезаются на полном ходу в трамвай! Это не случайно! и бэмц!!! чудно! они меняются местами, берутся за ручки тачки! «разойдись!» Марафон! совсем не случайно! это же преступление! Если б я прикончил какую-нибудь бабульку, они со мной и то обращались бы лучше! она причислит меня к патриотам! Ну вот, это нарочно! Я вижу парнишку Бартра и малышку Эльзу… со дна татачки! я их вижу! они бегут за нами!.. где-то далеко сзади! Они зовут!.. Они выдают меня деревьям!.. Они горланят… орут! Показывают на меня! Это меня они выдают окружающим! тычут пальцами!

– Ему боши платят! Ему боши платят!..

Ох, мои погонщики не ждут!.. Без остановок… вздох!.. «Катись, тележка! Давай, падаль!» Я вам говорю, они меняются местами!.. и поют, орут, несутся сломя голову!.. невероятно! Андрэ! Каналь! Эстрем! Рудольф! все из Французской академии!.. Смелее, ваши сиятельства! бегут еще быстрее, точно! путь от Гонесса до Парижа!.. тачка дымится!.. Ретонд! Компьень!.. от скорости все трясется!.. Я это вижу!.. Эти толчки, эти удары! мои потроха!.. пеллагра, гниль… лепешка! навозная жижа! что они там говорят!..

– А ты послушай, падаль! помет! репа! твоя Родина! Они поют! они поют!

Свою дорожную песенку.

Ах, Сена! Вот и Сена!.. Мост! А вот и мы!.. Район Дефанс!.. И поля!.. Нет, это Нейи!.. нет, еще нет!.. слева! слева! кромка воды… Смелей! А ну-ка!

– Дерьмовая! Дерьмовая у тебя душа!

Ах, все-таки поля!.. Отстойник!.. дорожки… Чтобы они не сбились с дороги! Дощечка! еще одна дощечка… еще одна!.. О, относительное равновесие! Они почти несут мою тачку!.. они ее осторожно приподнимают… как полицейские в Вашингтоне поднимали машину Ориоля…*[327] вы видели? только бы чего не вышло!.. Все вцепились в мою тачку!.. я тоже вцепился, изнутри!.. семь! восемь!.. двенадцать!.. тридцать восемь рук! один удар! плюх!они вываливают меня!.. в навозную жижу и плюх! Негодяи! Предатели! есть! готово! утонул! утонул! глотаю! дерьмо уже в горле! Уааааа! жижа поднимается!.. я вижу их наверху! я в жиже! они надрываются от хохота! Сибуар и Фарисейка!.. У них больше нет сил смеяться! Франсуа в атласных туфельках!.. парнишка Нарт!.. они одеты как для тирольского танца!.. короткие штанишки!.. и треуголки!.. Треуголки я видел, но вот штанишки?… были не видны мне со дна тачки… мне не все видно! Они очень быстро двигали ногами! непонятный галоп! их галоп непонятный какой-то! Все какое-то неясное!.. А вот отсюда мне их хорошо видно, на краю!.. Они нависали надо мной! Они обоссали меня сверху!.. у меня до сих пор ужасное чувство!.. они мочились на меня сверху… все! парнишка Нарт и малышка Эльза… Нет, не она!.. не она! ее трусы! она не могла их стянуть! Ей все помогали! рыдания Эльзы! какое горе! парнишка Нарт ей даже не помогал! Пацану Нарту они оторвали все пуговицы на ширинке! Одержимые! Изогнувшись дугой, он упирался, вцепившись в Ларангона. Он ссал на меня сверху! я его хорошо видел, нависающего надо мной и дрожащего!

– Ему платят! Ему платят боши! – кричал он.*[328]

Он показывал на меня пальцем! на меня, тонущего в навозной жиже! гнусная жизнь! И гнусны те, кто сейчас приходит! они хотят поссать! и Эстрем, и малыш Лео!.. они стягивают трусы с Эльзы!.. Скандал в отстойнике!.. Они все помогают ей стянуть трусы!.. чтобы помочиться на меня сверху!.. а я плаваю в жиже и глотаю все говно!.. Эльза! ее отчаяние!.. ее трусы не стянуть и десяти! двадцати! тридцати! отчаянный визг Эльзы! Они специально заставляют ее страдать! Они сплетаются вшестером! ввосьмером! чтобы вырвать у нее промежность! Как же она вопит! Я ору вместе с ней! Это не сон!.. Тот, другой, тоже орет! тот, что рядом! и акушерка из 16-й! Пипи! пиии! пипиииии! это на нашем бальтавском! Я не бредил!.. Я не бредил!.. Я видел!.. Я видел все!.. Я слышал все!.. ах! но только не тачка!.. Держись! Держись! Держись! за свой табурет! Держись! Держись! Я не хочу! вам смешно?… смешно?… Мы вопили хором… вместе с 16-й!.. с 18-й и со 130-й!.. Я перекрикиваю Хорька… тоже мне, потрясатель… «Ай love you!»… – кричу я ему!.. как у Шекспира!.. «Я люблю тебя!» пусть приступает! начинает! этот тип рядом! я их вижу насквозь! Ах! правда, я же их вижу! физиономию Франсуа в атласных туфельках, в треуголке, в костюме для тирольского танца! И Штюльпнагель*[329] под лестницей театра Комедии!*[330] «Сибуар»![331] он ее лапает, ничтожество! Пипи! Пипи! донельзя заумная мистика!.. все-таки такая банда вредителей, как они, отнимают у меня Лапландцев! украденный Ретондо, Ашер! мое мясо, вонючая похлебка!.. разъеденные тюремные стены! Я, уважаемый человек, бандит с большой дороги! самый настоящий предатель! Никогда не скандалил! я только лаял, чтобы мне поставили клизму, я потасканный всеми дорогами!.. эта кавалькада!.. в каком я состоянии! Скандал на парижских мостовых и во Фландрии! я, избежавший покровительства сильных мира сего! я никогда не стучал в парадные подъезды! они открывались как по волшебству!.. тачка и оп! и давай! ступица в огне! этот вопящий… пылающий хаос! тайком! двенадцать тысяч километров крадучись! какой стыд! позор! понятно, что сирены истошно воют!.. и лают собаки, и тревога в порту! и полицейские свистки заливаются вокруг! пожарные несутся по городу, по Бальтавии, с ее большими и маленькими лестницами и переходами: «Догнать бешеных! в «скорую» их! в «скорую»!» и двенадцать собачьих свор несутся по окрестностям! обрыскивают все кладбища! О! Да я вас развлекаю!.. бездельно валяюсь на дне!.. а Время?… Я убегаю от времени – но время меня догоняет!.. я хочу умереть на вилле!.. мой рассудок, разумеется, слегка пошатнулся, но мое безумие вовсе не в порядке вещей…

И этот мерзавец Сибуар со своей Фарисейкой!.. Извините, что вдаюсь в детали… я все вижу!.. я вижу все сквозь эти стены…

Где они сейчас, провидец?…

– Я все сказал! да, я сказал! я всех выдал! описание, приметы! Все! Тачка! Лук-порей! В нечистоты его, еще дальше, чем Ашер! здесь вывалить, оп!.. Сто раз перекрестился!.. и еще обоссал меня с бортика!.. Я видел их! слышал! Profundis! Profundis!.. костюм для тирольского танца и треуголки! я больше не отрываю глаз от стен! Им больше не удастся пустить мне пыль в глаза! Я возмущен! Я вне себя! Они опять издеваются надо мной, и я совсем потерял голову! А я всегда внимательно выслушивал чужие жалобы!.. Кто же выслушает меня?… Никто! не я ли лечил вас?… Никто!.. Всем все равно!.. О-па! О-па! да они сейчас себе все глотки надорвут!.. все здешние заключенные!.. веревки! орут на разрыв легких!.. я уйду, никто и не ойкнет! А, он сможет превратиться в улю-лю, Хорек! погрязший в рутине ужасов, привет тебе!.. Никто и бровью не поведет!.. Вы сидите на дне ямы, так заткнитесь… Вы заключенные из секции К!.. Вы, случайно, не с той стороны могилы?… ах нет, с той стороны кладбища?… с красивыми домами?… вы их видите, эти красивые дома?… восемь этажей достатка… Ах, извините!.. Все вы врете!.. Вы обозреваете лишь свою камеру… вы же не в тех красивых домах… вы в трех… четырех тысячах метров… от кладбища… что за великолепный вид!.. из вашей тюрьмы, я имею в виду… а там, за кладбищем… поначалу, когда у меня еще были хоть какие-то силы, я поднимался, дотягивался до отдушины, вровень… бритоголовые, я хорошо их видел… хорошо видел «восьмиэтажку», в трех, четырех тысячах метров!.. Сейчас у меня совсем нет сил… и потом, этот Гортензиа, выскакивает из пустоты и душит меня… он все время торчит возле решетки… Я видел эти здания, правда-правда… какие дома, дай бог всякому!.. А что вы знаете про рай?… существует ли он?… не существует? Рай – это когда хорошо, это дома, стоящие в трех тысячах метрах, обжитые, восьмиэтажные! полный комфорт! окна с занавесками, лифт, вот что я видел… Я действительно не могу больше подниматься… Я намертво кровью и струпьями присох к нарам… Я говаривал не так давно, что удавлюсь… хвастовство… А еще Гортензиа и остальные?… в треуголках?… тирольцы? они тут же возникнут, схватят меня за горло!.. к тому же Лео, Тото, Жюль!.. и Эстрем! Куда я убегу?… Они бы бросили меня в тачку и оп! в путь!

Только стены!.. Вот!.. это все!.. Доверяю только своим стенам!.. И себе!.. Доверяю себе!.. своему слуху!.. и зрению!.. Я добиваюсь всего сам!.. еще привычные шумы в ушах, грохот товарняков… два… три!.. двигаются в Батиньоль… и грохочут по Фландрскому мосту и в трех тоннелях по соседству… и без всех этих свистков!.. тюремных, железнодорожных, тех, что звенят у меня в ушах… тех, что мерещатся ночью… Ни разу ни малейшего сомнения в их реальности!.. мой тончайший слух!.. Дирижер!.. а еще этот невоспитанный тип и оголтело ревущие этажи!.. вот повитуха внизу, что орет, как двадцать пять новорожденных младенцев!.. эти вопли!.. 28-я! Я повторяюсь?… ну и что?… У меня же есть уши!.. Весь этот невыносимый визг возбуждает меня… подумайте, годы, проведенные в Тарнье!.. Брендо, Лантюежюль…*[332] первые крики… первый крик!.. Весь в жирной смазке, покрытый слизью… мое дело!.. крошечные личики, красные, синие, придушенные пуповиной!.. Да, я помогал людям рождаться!.. как они приходят в этот мир!.. я погружаюсь в воспоминания! «Тужьтесь, дамочка! Тужьтесь!..» Их крики раздирали мне уши!.. родильный дуэт: мамаша и маленький мальчик, воспоминание… мамаша только-только откричалась, как тут же пацан подхватывает… Я не буду использовать литературный прием «жизнь продолжается и тэдэ»… Я вас прощаю! К черту подсчеты! Некоторые звуки у меня не получаются… Звуки Камеруна, пожалуйста, сколько хотите!.. оркестровка леса!.. ночные, хм!.. полночные!.. это нужно слышать – брачные игры и драки зверей!.. буря животных инстинктов! и деревенские дикари пауины, пожирающие собственное мясо!.. Тамтам!*[333] давай! оп-ля! и транс, и судорожно-дергающиеся Движения танца… не нужно на это смотреть!.. Бабушка поджаривается на жарком огне… Ну и рев!.. Я вам отдам двадцать пауинов из моей родной деревни, заставьте их завыть!.. не люди, животные, обожающие себя, любимых, бросаются друг на друга, разрывают друг друга на части… Я вам продам этот невероятный лунный свет, гигантское ночное зеркало, когда кажется, будто лес достает до небес!.. и вдали – тамтам, и шестнадцать шаманов завывают в трансе… Завывания – это вам не семь! десять этажей тюрьмы!.. звуки тюрьмы узнаваемы!.. на всех этажах вопят… предатели, воры, насильники, невиновные, разорванные в клочья человеческие души!.. Хорек тоже: хрипло!.. повитуха хрипит на две ноты… au!ипадающее вниз aol… в то время как голоса пауинов широко разносятся по лесу до самой опушки! Звонкие, гулкие чистые голоса!.. Вспомните названия деревень: Бикобимбо!.. Рио Криби!.. настоящие певчие птицы! По ночам понятно… по ночам!.. естественные бездны бытия!.. Это нужно слышать!.. Их нужно слушать!.. с пониманием характера, аккомпанемента, вокализа: Дэнга!.. буэ!.. соа!.. буэ!.. дэнг!.. а!.. буэ!.. Дэнг… а!.. буэ!.. и все природные ударные инструменты! по стволу дерева лупят в шестнадцать палочек!.. что за очарование! осторожно!.. пустота сущности!.. вам не понять!.. Я, который жил в сотне метров в хижине, никогда не видел ее… пустота Эха священна!.. это не похоже на пустоту чертовой тюрьмы!.. Послушайте меня, я могу спеть, как пауин… еще смогу!.. «Дэнг… а!.. буэ!.. и сао!.. а!.. буэ!» Это поддерживает, я вам говорю!.. Я никогда не видел этих праздничных пиров, на них не пускают чужаков… Они любят человеческое мясо, я уверен, что и другое мясо тоже: косули, кабана, буйвола… питона… У меня есть тому доказательства!.. Нужно заняться этим делом!.. втайне… потихоньку!.. и ничего не выдумывать… Я ничего не выдумываю… факты, факты, только факты!.. Бикобимбо 1916!.. Случай каннибализма на улице Колэнкур… улица Шарбоньер… улица Клод-Бернар… по всему Парижу тридцатью годами позднее!.. это же примитивно! О! О! не стесняйтесь!.. непротивление инстинктам!.. Там! Там! моя дорогая! шкуры спрятаны, невозможно сосчитать! мясо! мясо! Тамтам и та-та-там!.. Я мечтаю, я смешон, потому громко смеюсь!.. но это действительность, это факт! у них не было ни малярии, ни желтой лихорадки, ни мухи це-це на улице Колэнкур! а они захотели человечины! но людоеды еще ничего, а вот муха це-це!.. Значит, да здравствует улица Колэнкур! и человеческое мясо!

Вы говорите: горячечный бред!.. Да! Да! Конечно! Но тамтам тоже!.. вам никогда не сдвинуть с места их инструмент!.. Выдолбленный ствол огромен… звук, как в соборе!.. к тому же хор ночных гурманов, который заглушала животная вакханалия, вспарывание животов, раздирание глотки, вой, словно двадцать пять зоопарков одновременно затеяли любовные игры! хищники, шакалы, слоны, птицы, кромешная тьма!.. Да, звуки джунглей – это то, что не передать словами!.. меня даже убедили, что самый громкий звук в ночи издает в лесу гигантская улитка! Представьте!.. а я, трясущийся в своей хижине, в лихорадке, на такт в три четверти… качающийся на «Пико»… Вы не знаете, что такое складная кровать «Пико»?… «Пико»*[334] – кровать в колониальном стиле, не в стиле ампир!.. Я испробовал ее на практике!.. она вся состоит из железных прутиков, которые звякают!.. ваши мальчишки подыхают со смеху!.. вы так же смешны! и ваши зубы, и колени, ваш скелет, все вибрирует от страха… если мальцы смеются!.. Скрипите! Скрежещите! Скрипите, голубчик!.. прямо как тачка у Сибуара!.. тоже скрипит! скрежет повсюду… они меня буквально очаровывают эти звуки! а мостовые! боже, какие щербатые мостовые!.. а ураганы, что надвигаются!.. они рядом, я уверен! я вижу сквозь стены!.. Ох, чертовы мухи! Они заставляют меня заново переживать ужас! с дрожью вспоминаю вопли пауинов и рев животных!.. эти свадебные сатурналии осквернителей священных глубин!.. Подумайте о шумящих кронах деревьев!.. в десять… двадцать раз громче, чем дубы Винсеннского леса! Если вас убьют под ними!.. стоны!..хрипы… Агония более ужасная, чем тюрьма… более жестокая, чем смерть в битве при Шарлеруа, Сен-Гон, на Марне*[335] или в Нагасаки!..*[336] люди определенно менее совершенны, чем животные… я сравниваю… сравниваю… без стеснения!.. не стесняясь!.. звуки, от которых раскалывается голова!.. я слишком много брюзжу!.. мне необходимо выиграть, а у меня кружится голова, я падаю! я кричу!.. прежде всего, выдержка, характер!.. я выдержу победные громы, я пьян, нет, я отдаю концы… Вы свободны! вы что-то говорите… понятно!.. но мой эскадрон?… полковник, одинокий, в двадцати метрах впереди штандарта?… он рявкает… развернуться к бою!.. сабли наголо!