10

Два дня нет Пилота. Фея ждет. Она не может больше ждать. Она становится Нью-Йорком. Она — дома, тротуары и воздух — грязный смог.

Пилот на тюремной больничной койке. Бредит:

— Штурман! Это ты, Дик? Молодчага! Следи за курсом. Мы не имеем права сбиваться. Второй пилот! Тэн! Ты жив? Тебе не разломали череп? Перевязка? Ничего. Крепче держи штурвал. Мы должны пробить это стальное над головой. Нас трое! Ты слышишь, Тэн? Не унывай.

— Пилот! Посмотри на меня! Пилот!

Фея ложится рядом. Обнимает Пилота.

— Не мешай нам! Мы можем погибнуть. Дик! Ты старший. Скажи что-нибудь. Ты прав — нет непробиваемой стали! Скорость! Тэн! Круче задирай. Вонзимся штопором. Еще немного.

Фея ощупывает Пилота и чувствует, что все-все внутри его перемолото как мясорубкой. Она пытается сложить все обратно. Всю себя отдает в свои руки. Всю любовь свою — в изрубленные внутренности Пилота. И теряет себя, напрягается, чтоб выжать еще и теряет себя в кровавой каше в Пилоте. Фея не чувствует ничего. Она увеличивается в размерах и сверкает. Проваливавется под ноги земля. Укатывается в сторону солнце… Далеко, на дне Млечного пути вспыхивает новая звезда…

— Вот она, проклятая сталь! Тэн! Дик!

Во все стороны, до горизонта расстянулся гладкий песчаный стол. Горизонт — серая стена, смыкающаяся в купол над головой. Пилот идет по песку. На его руках младенец — его сын, сын Феи. Пилоту трудно. Ноги глубоко проваливаются в песок. Дико кричит надорванный позвоночник. Руки и торс медленно, неотвратимо костенеют. Серость вокруг лишает надежды. Пилот смотрит на спящего ребенка, смотрит вперед. Издалека доносится тихий и мерный грохот прибоя. Он звучит все слышнее. Неизвестно: кто движется к кому. Пилот к Океану? Океан к Пилоту? Скорей бы утолить жажду! Пилот идет, не падает. Он молчит, смотрит вперед. Он идет…

Загрузка...