4

«От Изабель Монтгомери пахнет фиалками».

В предрассветной тишине Джон стоял у окна своей спальни, блуждая взглядом по зимнему печальному саду. Было еще слишком рано — даже слуги еще спали. Сквозь голые ветви деревьев видно было, как занимается восход и как светлеет небосвод на востоке, меняя цвет с сине-фиолетового на бледно-голубой…

Но Джон не видел восхода солнца. Перед его глазами стояла Изабель — копна светлых волос, похожих на золотые нити, мягкий взгляд фиалковых глаз, в которых, казалось, отражались ласковые вечерние сумерки, золотая пыль веснушек на точеном носике, песня ее флейты, подобная соловьиным трелям. И удивительное ощущение ее нежных губ…

— О господи! — пробормотал Джон, отвернувшись от окна. Он вел себя как влюбленный школьник — а думал, что Ленора Гримсби вырвала всю нежность из его сердца. Должно быть, от мужской глупости нет лекарств.

«Пожалуй, мне нужно отправиться на верховую прогулку по утреннему морозцу — это поможет прийти в себя», — сказал Джон сам себе.

Он оделся, прошел в конюшню, оседлал Немезиду и во весь опор поскакал прочь от Эйвон-Парка.

Два часа бешеной скачки — и Джон внезапно понял, что подъехал к берегу реки Эйвон. Он взглянул в сторону Стратфорда и Арден-Холла, и перед его глазами снова манящим видением встал чистый образ его подопечной…

Джон выругался, увидев, куда заехал; натянув поводья, он развернул лошадь и поскакал обратно — в спокойный, безопасный Эйвон-Парк.

Войдя в обеденный зал, Джон внезапно остановился в изумлении: несмотря на ранний час, за большим столом черного дерева уже сидели тетушка Эстер, Росс и его мать. Они завтракали и негромко беседовали.

Как только Джон вошел, разговор прервался и все трое обернулись к нему. Он понял, что его семейство ждет рассказа о вчерашней поездке в Арден-Холл.

Он медленно подошел к столу и налил себе чашку кофе, после чего занял свое место во главе стола и откинулся на высокую резную спинку стула из черного дерева. Приказав Доббсу подать тарелку, Джон посмотрел через стол на мать, тетку и брата.

— Право же, Тесса, — заговорила тетушка Эстер, — я всегда думала, что у твоих сыновей манеры лучше.

— Я тоже так думала, — мать внимательно смотрела на Джона. — Ну и что же ты можешь сказать?

Джон подождал, пока Доббс поставит перед ним тарелку с яичницей и ветчиной.

— Мне кажется, что лучи восходящего солнца удивительно красиво играют на этих люстрах.

Леди Эстер и ее сестра одновременно подняли глаза к трем хрустальным люстрам над обеденным столом и тут же снова перевели взгляд на Джона. Росс не выдержал и прыснул.

— Не поощряй его наглость, — упрекнула его мать.

— Наглость? — Джон приподнял брови.

— Сядь здесь, рядом со мной, — настойчиво проговорила герцогиня. — Если мне придется кричать, я к полудню совсем охрипну.

Джон вынужден был покориться неизбежному. Он понимал, что ему не позволят уйти до тех пор, пока он во всех подробностях не передаст матери и тете разговор с его подопечной.

— Хорошо, матушка. — Поднявшись со своего стула, Джон прошелся вдоль стола и наконец уселся напротив брата. Он подождал, пока Доббс перенесет на новое место его нетронутый завтрак и отойдет на свое место у буфета.

— Позвольте спросить, что подняло сегодня вас так рано? — поинтересовался он.

— Можно подумать, ты сам не догадываешься, — усмехнулась тетушка Эстер.

— Мы хотим узнать, что случилось в Арден-Холле, — сказала леди Тесса.

Ее сестра усиленно закивала:

— Расскажи нам все, Джонни!

— И с чего же мне начать? — поддразнил их Джон.

— Начни с того, как выглядит эта Изабель Монтгомери, — предложила мать.

— Да, пожалуйста, братец, — поддержал ее Росс. — С тех пор как ты уехал, я сижу как на иголках.

Джон кивнул брату и начал:

— У мисс Монтгомери соломенно-желтые волосы, глаза — как две пурпурные виноградины, а на переносице — крупные веснушки.

— Веснушки? — воскликнула тетушка Эстер. — Ох, Тесса, как же мы сумеем выдать эту девушку замуж?

— Тише! Продолжай, мой мальчик.

— Эта девушка одевается как служанка, почти все время разговаривает сама с собой и играет на флейте.

— Все еще хуже, чем я думала! — всплеснув руками, простонала тетушка Эстер. — Игра на флейте — это совсем не то, что нужно! Юные леди, получившие хорошее воспитание, играют на фортепиано.

Джон расхохотался; даже его мать и брат улыбнулись. Тетушку Эстер вовсе не волновало то, что девушка разговаривает сама с собой, — только то, что она играет на флейте!

Бросив короткий взгляд на Росса, Джон заметил на лице брата задумчивое выражение.

— Что ты на меня так смотришь? — раздраженно спросил он.

— Я поставлю свой последний шиллинг у Уайта на то, что девушки красивее леди Изабель Монтгомери ты не встречал уже много лет. — В голосе Росса звучало плохо скрытое торжество.

Джон сдвинул брови:

— Проиграешь, братец.

— Думаю, нет — иначе ты не пытался бы так упорно убедить нас в том, что она некрасива!

— Мне это тоже пришло в голову, — заметила герцогиня.

— Мне не нравятся блондинки, — упорствовал Джон, — особенно такие несносные, как мисс Монтгомери!

— Джонни, от любви до ненависти — один шаг! — объявила тетушка Эстер.

Росс расхохотался снова, а герцогиня закашлялась, пытаясь скрыть смех. Джон с неприязнью взглянул на тетушку и хотел было подняться с места, но мать приказала ему:

— Сядь. Рассказывай дальше.

Джон покорно опустился на стул и уставился на противоположную стену. «От нее пахнет фиалками, и у нее такие нежные, такие манящие губы…»

— Так что?

Джон перевел взгляд на мать.

— Дельфиния Монтгомери, ее мачеха, — просто ведьма. У нее две дочери, такие же жадные и противные, как она сама, — сообщил он. — Все они так дурно относятся к девушке, что та придумала себе подружку-невидимку. И это еще не все… Я же не мог предложить выезд в свет одной сестре, проигнорировав двух других. Так что вам нужно будет позаботиться о гардеробе для мисс Монтгомери. Она действительно одевается как служанка — в чем, я полагаю, виновата ее мачеха.

— Понимаю, — задумчиво проговорила его мать.

— Бедное дитя! — прибавила тетушка Эстер.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Джон своего брата.

Росс пожал плечами, с трудом согнав с лица улыбку:

— Похоже, ты… неравнодушен к ней!

— Я к ней совершенно равнодушен. Я просто озабочен будущими расходами на экипировку для трех девиц.

— Но Майлз Монтгомери со временем возместит тебе все расходы, — заметил Росс.

— Если только не потеряет в Америке все свое состояние, — докончил мрачно Джон.

— Пошли Галлахера в Арден-Холл и пригласи семейство Монтгомери к нам на Рождество, — предложила герцогиня.

Джону показалось, что он ослышался:

— Прошу прощения?..

— Мы можем пригласить портных сюда на время праздников, так что к моменту отъезда в Лондон все будет готово, — пояснила герцогиня.

— Я хотел бы спокойно отметить Рождество в семейном кругу, — возразил Джон. — Я не желаю в праздник думать о проблемах мисс Монтгомери!

«Или об аромате свежих фиалок…» — докончил он про себя.

— С твоей стороны это просто немилосердно, — заявила тетушка Эстер.

Джон снова оглядел всех троих. Росс улыбался, мать и тетушка были явно рассержены.

— Хорошо, я согласен на компромисс, — сдался он. — После Рождества я лично поеду в Арден-Холл и приглашу их на Новый год, а Галлахер в это время привезет портных из Лондона.

— Как мне хочется, чтобы Рождество поскорее миновало! — заявил Росс. — Жду не дождусь, когда увижу эту вздорную девчонку… которая тебе явно небезразлична!

— Осторожнее, братец, не то женю тебя на одной из ее сводных сестер, — предупредил его Джон. — Должен сказать, что за всю свою жизнь я ни разу не видел столь заурядных… брюнеток!

— Не ты ли изъявлял желание жениться на некрасивой брюнетке? — напомнил Росс опрометчивое высказывание брата. — Или, может быть, мисс Монтгомери сумела тебя переубедить и ты теперь предпочитаешь блондинок?

— Черт побери, — пробормотал Джон. Он встал, чтобы уйти, и сделал уже несколько шагов к дверям, но его остановил голос тетушки:

— Джонни, ты еще не прощен.

Джон медленно обернулся и одарил ее грозным взглядом.

— Ну, напугал! — воскликнула тетушка. — Хорошо-хорошо, иди, ты прощен.

— Благодарю вас, тетушка, — ответил Джон и, не проронив больше ни слова, покинул обеденный зал.


Шестью днями позже Джон стоял во дворе Эйвон-Парка и наблюдал за тем, как в большой карете из ворот выезжает Галлахер. Кучер направлялся в Лондон, где должен был остановиться в герцогской резиденции на Парк-лейн и собрать лучших портных, модисток и сапожников, чтобы отвезти их в Эйвон-Парк.

Ожидая, пока подведут Немезиду, Джон нетерпеливо расхаживал по двору в бриджах для верховой езды из оленьей кожи. Он направлялся в Арден-Холл, чтобы пригласить четырех дам Монтгомери в Эйвон-Парк на новогодний праздник.

Наконец покинув Эйвон-Парк, он направил свою лошадь в сторону Стратфорда — Арден-Холл располагался в предместьях этого города, и верхом от него до Эйвон-Парка можно было добраться за час.

Прошлым вечером выпал первый снег. Кисейным покровом одевал он землю; полуденное солнце не по-зимнему теплого дня пригревало, и снег таял в его лучах.

В полях по дороге Джон почти не заметил зверей: на их присутствие указывали только следы на снегу. На опушке леса виднелись яркие ягоды шиповника и кустики черники.

Оставив за спиной луга, Джон направил лошадь через лес к реке Эйвон. Только на мгновение он остановился, наслаждаясь одиночеством и идиллической тишиной зимнего утра.

Джон уже полчаса скакал на юг вдоль реки, когда внезапно до него донеслась нежная музыка, заставившая его натянуть поводья и остановить лошадь.

Изабель Монтгомери была здесь, недалеко. Джон знал это наверное. Он замер в седле и попытался уловить настроение мелодии. На этот раз она звучала звонко и весело, вызывая в памяти звон замерзших ветвей, пение ручья и птичий щебет, — а после перешла в нежную убаюкивающую мелодию, словно бы сотканную из туманов и лунного света. Но вскоре голос флейты стал печален, в нем зазвучали тоска и одиночество, проникающие в самое сердце.

Не может быть, чтобы она бродила по этим лесам в одиночестве, подумал Джон, направляя лошадь вперед.

Обогнув излучину реки, он снова остановился, увидев Изабель Монтгомери. Она сидела на пне, прикрыв глаза, словно в экстазе.

Невольная улыбка тронула губы Джона, когда он разглядывал точеный профиль девушки. Она олицетворяла собой кротость и женственность; глядя на нее, никто бы не подумал, какой несносной она может быть.

Джон снова задумался о том, как ей удавалось заставить свою флейту петь на два голоса. В это время мелодия внезапно оборвалась; девушка стремительно обернулась и проговорила:

— Да, я и в самом деле думаю, что он самый красивый мужчина на свете. Только похож на избалованного ребенка, ведь правда?

Она действительно сумасшедшая, решил Джон. Как жаль — она так красива… Если бы ему только удалось излечить ее от этого недуга, Изабель легко нашла бы себе мужа.

Почему-то сама мысль о том, что Изабель Монтгомери выйдет замуж за какого-нибудь знатного джентльмена, была ему неприятна. Чрезвычайно неприятна.

— Кто это — красивый и избалованный? — крикнул ей Джон.

Изабель обернулась к нему так стремительно, что потеряла равновесие и едва не упала со своего пенька; она беспомощно взмахнула руками, ее губы раскрылись в изумленном возгласе.

Джон спрыгнул с седла и поспешил к девушке.

— Вы меня напугали, ваша светлость. Вам не следовало подкрадываться ко мне! — с осуждением сказала она.

— А вам не следует бродить по этим лесам одной, — ответил Джон; когда девушка открыла рот, чтобы возразить, он улыбнулся ей: — С Новым годом, мисс Монтгомери!

Изабель заметно расслабилась и успокоилась.

— С Новым годом и вас, ваша светлость, — улыбнулась она.

— Мои друзья зовут меня Джоном, — сказал он. — По крайней мере когда мы наедине.

— А мы друзья? — спросила девушка.

— Я хотел бы надеяться на это.

— Хорошо, ваша светлость… то есть Джон. Ему нравилось слышать из ее уст свое имя.

— А как вас называют друзья? — поинтересовался он.

Изабель взглянула ему прямо в глаза:

— У меня нет друзей.

— Теперь есть, — напомнил ей Джон.

Изабель откинула белокурые волосы, упавшие ей на лицо:

— Майлз зовет меня Белли.

— Можно, я тоже буду звать вас так? — спросил Джон.

Изабель кивнула и слегка подвинулась.

— Садитесь сюда, Джон, — предложила она.

— Я уже думал, вы мне никогда этого не предложите.

Джон сел так близко к ней, что, кажется, ощутил тепло ее тела, — и немедленно пожалел о том, что принял ее приглашение, когда на него повеяло свежим нежным ароматом фиалок.

— Вы замерзли? — спросил он, пытаясь скрыть невольно возникшую неловкость. — Может быть, вам лучше вернуться в дом?

— Интересно, куда она делась? — едва слышно пробормотала Изабель, оглядываясь вокруг.

— Кто? — спросил Джон.

Изабель не обратила внимания на его вопрос.

— Хотите послушать, как я играю? — спросила она, поднимая флейту.

Джон кивнул, невольно задумавшись о том, как изменилось ее отношение за эти шесть дней: сейчас его подопечная, казалось, даже рада была видеть его. Интересно, что вызвало такие изменения?

Изабель поднесла флейту к губам; на этот раз мелодия звучало весело и игриво.

Когда она перестала играть, чтобы передохнуть, Джон спросил ее:

— А как вам удается заставить флейту звучать на два голоса?

— Это акустический эффект, — ответила девушка с двусмысленной улыбкой.

— Черта с два! Акустика здесь ни при чем.

— Вы получаете черный камешек за грубость, — сообщила ему Изабель.

— Ничего, куплю себе индульгенцию, — ответил Джон. — Все-таки признайтесь, как вы это делаете?

— Ну, мне подыгрывает мой ангел-хранитель, — ответила девушка и подмигнула ему.

Джон усмехнулся:

— Что ж, можете пока держать ваши музыкальные секреты при себе, Белли.

Изабель отчаянно пыталась придумать следующую фразу и наконец коротко заметила:

— Осталось совсем немного до Дня избиения младенцев…

— В Шотландии его называют Детским днем, и он считается несчастливым, — сказал ей Джон. — В этот день нельзя начинать никакую работу, потому что кровь невинно убиенных обречет ее на неудачу.

— Вы суеверны?

— Я вовсе не сказал, что верю в это.

Изабель посмотрела на него долгим взглядом, потом серьезно спросила:

— Если бы вы могли получить все, что захотите, чего бы вы пожелали?

«Любящую жену и детей», — подумал Джон, но ответил только:

— У меня уже есть все, чего я хочу.

— Как вам повезло, — заметила она.

— А чего бы пожелали вы?

Взгляд девушки приобрел мечтательное выражение; она долго молчала и наконец ответила:

— Чтобы Майлз поскорее вернулся.

— Вы не об этом подумали, — возразил Джон. — Я прочел это в ваших глазах.

— Как вы проницательны, — ответила Изабель, поднимая на него глаза. — Но у леди должны быть свои секреты.

Нежное прекрасное лицо Изабель было так близко — и Джон не смог противиться зову, который прочел в ее глазах. Он обнял ее одной рукой за плечи и склонился к губам, но ощутил, что она дрожит от холода.

— Думаю, нам все же нужно поехать в Арден-Холл, — сказал он, слегка отстраняясь. — У меня есть сюрприз для вас и ваших сестер.

— Я не хочу домой.

— Почему?

— Я стараюсь избегать племянника моей мачехи, Николаса де Джуэла, — ответила Изабель. — Знаете, барон Редесдейл…

Темные глаза Джона не отрывались от лица Изабель.

— Почему же вы его избегаете?

— Де Джуэл решил жениться на мне, — сказала девушка, — а мне ненавистна сама земля, по которой он ходит.

— Не думайте о нем, — успокоил ее Джон. — Теперь я ваш опекун, и в этом качестве намереваюсь оберегать вас от нежелательных знакомств.

Изабель изумленно посмотрела на него:

— С десяти лет, когда умер мой отец, никто не защищал меня от оскорблений мачехи и сводных сестер…

Эта откровенность смутила его.

— А как же Майлз?

— Майлз защищал бы меня, — вступилась Изабель за брата, — но он был в университете…

— Ваш брат должен был лучше заботиться о вас, — проговорил Джон, вставая. — Считайте, что я ваш рыцарь в сияющих доспехах, а вы — моя прекрасная дама, — прибавил он, подавая ей руку.

— Благодарю вас, — ответила Изабель, кладя пальцы на его ладонь. — Но не судите Майлза слишком строго. Научиться самому вести свои сражения — достойное стремление.

Джон помог ей сесть в седло и сам сел позади нее. Путь до Арден-Холла был недолог, но он чрезвычайно взволновал Джона: он ощущал запах фиалок, которым веяло от Изабель, а то, как доверчиво она прильнула к нему, тронуло его до глубины души.

Во дворе Арден-Холла Джон спешился первым и помог Изабель спуститься на землю. Они вошли в холл вместе и одновременно поморщились от громких немелодичных звуков, обрушившихся на них.

— Все домочадцы собрались в салоне, — сообщил им Пебблс.

— А что это за шум? — В голосе Джона слышалось живейшее отвращение.

— Кто-то спустил с цепи адских псов…

Изабель оглянулась через плечо: за ними следом по коридору шла Гизела. Джон остановился и также оглянулся с озадаченным выражением на лице.

— Так что вы говорили? — спросила Изабель, когда они снова зашагали по коридору.

— Я спросил, что это за шум, — ответил Джон. — А вы сказали, что кто-то спустил с цепи адских псов.

Теперь настал черед Изабель остановиться. На ее нежном лице отразилось замешательство, она невольно коснулась пальцами золотого медальона.

— Вы действительно слышали эти слова — «кто-то спустил с цепи адских псов»? — спросила она.

— Но ведь вы именно так и сказали?

— Да, ваша светлость. Я действительно так сказала…

— Зовите меня Джон. Помните, мы договорились?..


Изабель улыбнулась:

— Только наедине.

Джон склонил голову, соглашаясь с ней, и, взяв ее за руку, уверенно повел к дверям в салон.

— Лобелия играет на фортепьяно, — пояснила Изабель. — А Рут поет.

Игра и пение прервались в тот же миг, как Джон и Изабель вошли в салон. Лобелия вскочила из-за фортепьяно и присела в реверансе:

— Добрый день, ваша светлость.

— Ваша светлость, добрый день. — Рут повторила движение сестры.

— Добро пожаловать снова в Арден-Холл, ваша светлость, — проговорила Дельфиния, проходя через салон, чтобы приветствовать герцога. — Позвольте представить вам моего племянника. Это Николас де Джуэл, барон Редесдейл.

Джон повернулся к Николасу и пожал протянутую руку, окинув его внимательным взглядом.

Николас де Джуэл выглядел лет на двадцать пять — похоже, он был ровесником Россу. Невысокий, щуплый, с темно-русыми волосами и маленькими блестящими карими глазками, барон Редесдейл разительно напомнил Джону хорька.

— Вы должны выпить с нами чаю, — сказала Дельфиния. — А еще лучше — оставайтесь ужинать.

— Боюсь, мне придется отказаться от вашего любезного предложения, — ответил Джон, понимая, что еще одного вечера в обществе двух беспрестанно хихикающих и взвизгивающих от избытка чувств дочек Дельфинии с их коровьими глазами он просто не выдержит. — Я приехал в Арден-Холл, чтобы пригласить вас на новогодние праздники в Эйвон-Парк. Я и мои родные хотели бы, чтобы вы провели с нами неделю или две. Лучшие портные Лондона также приедут туда; моя мать выписала их, чтобы подготовить гардероб девушек к весеннему сезону.

Лобелия и Рут буквально визжали от восторга. Джон перевел взгляд на свою подопечную, у которой был откровенно несчастный вид: девушка снова взялась за свой медальон — верный признак того, что она нервничала. Интересно, почему она так волнуется из-за этого выезда в свет? Неужели боится того, что ей не удастся найти себе мужа? Но ведь это просто глупо!..

— Ваша светлость, я правильно понимаю, что вы опекун Изабель? — заговорил де Джуэл. Джон кивнул.

— Тогда я официально прошу у вас ее руки, — объявил де Джуэл.

— Нет, я не дам согласия на этот брак, — ответил Джон и перевел взгляд полуночных глаз на свою подопечную, которая улыбнулась ему. Одна эта улыбка пробудила в нем поистине мальчишескую радость.

— Бедная девушка так неуравновешенна, — понизив голос, проговорил хорек. — Кто еще захочет взять ее в жены?

— Если это правда, — темные глаза Джона сузились, — то почему же вы хотите жениться на ней?

Барон пожал плечами:

— Наверное, мне просто жаль ее…

— Оставьте вашу сомнительную жалость для тех, кто в ней нуждается, — заговорила Изабель. — Я не пошла бы за вас замуж, даже если бы вы были последним и единственным мужчиной в Англии.

— Изабель Монтгомери!.. — Дельфиния задохнулась от возмущения. — Немедленно извинись!

— Не буду.

— Отправляйся в свою комнату и оставайся там, пока не раскаешься в своей грубости, — заявила Дельфиния.

— Спасибо, что избавляешь меня от его общества, — ответила Изабель и повернулась, чтобы выйти.

— Мисс Монтгомери, вы останетесь с нами в гостиной, — жестко сказал Джон, и, когда она снова села, объявил: — Изабель — моя подопечная. С этого момента слушаться она будет только меня. Барон, я предлагаю вам поехать со мной в Эйвон-Парк и подождать там приезда дам, — прибавил он, переводя взгляд на хорька.

— Дайте мне несколько минут, чтобы упаковать вещи, — кротко проговорил де Джуэл.

— Не проводите ли вы меня? — обратился Джон к Изабель. — Мне хотелось бы сказать вам несколько слов наедине.

Изабель ответила ему кивком; она явно испытывала желание оказаться подальше от своих дорогих родственничков.

— Благодарю вас, — шепнула она, пока они шли по коридору к холлу. — Но почему вы пригласили его в Эйвон-Парк?

— Я не доверяю ему, — ответил Джон, когда они оба оказались во дворе. — А теперь объясните мне, почему вас так пугает поездка в Лондон.

— Меня ничто не пугает, — возразила Изабель. — Я просто обеспокоена.

— Чем же?

— Я еще никогда не уезжала из Арден-Хол-ла, — призналась девушка, отводя глаза. — Я совершенно не знаю, как себя вести в обществе.

— Этим искусством легко овладеть, — заверил ее Джон. — Или, может быть, вы предпочли бы обвенчаться с де Джуэлом?

Изабель вскинула на него свои чудесные фиалковые глаза.

— Как вы могли вообразить такое?!

— Всем людям свойственно ошибаться, — пожал плечами Джон. — На этот раз я рад, что заблуждался в отношении вас и барона.

— На ошибках учатся, — проговорила Изабель.

Джон усмехнулся и собрался было ответить ей, но тут услышал, как открываются двери. Без сомнения, это был де Джуэл.

Легко коснувшись его руки, Изабель прошептала:

— Благодарю вас за то, что вы защищаете меня.

— Прекрасная дама, благодарю вас за то, что вы позволили мне защищать вас, — ответил Джон, взяв ее руку в свою. — Быть может, и для меня найдется место на небесах?

Изабель одарила его улыбкой, которая, казалось, озаряла весь дом словно ясное солнце:

— Все может быть, ваша светлость…

Загрузка...