– Вот и все. Новый год наступил, – произношу грустно, наблюдая за салютом с балкона.
– Чего ты? Все ж хорошо? Мы вместе, и это главное, – говорит Паша с улыбкой. А у меня сразу возникает закономерный вопрос – надолго ли мы вместе. – В сложившихся обстоятельствах грустить имею право только я.
Сжимаю его руку, лежащую на моем животе. Сердце вторит, печаль заполняет его.
– К–как ты? – спрашиваю, заикаясь.
– Знаешь, частично испытал облегчение, – удивленно оборачиваюсь на Павла, – серьезно! Столько лет на меня давило осознание, что я не достоин отца, не дотягиваю до него, а, оказывается, не до кого дотягиваться. Нет отца. Есть начальник. А уж с ожиданиями начальства как–нибудь справлюсь. Да и совесть меня будет меньше мучить по поводу вывода некоторых активов с фирмы Сергея.
Внимательно вглядываюсь в лицо Паши. Он как будто не пускает пыль в глаза, действительно так думает. И отца по имени назвал с легкостью. Но что–то мне не верится в такое быстрое принятие. Человеческая психика не столь проста, откат будет, я уверена.
– А что насчет… – начинаю аккуратно, но Фирсов меня перебивает.
– Нет, я не буду искать биологического папашу, – Паша качает головой, – хватило с меня одного. Оправдывать ожидания второго совсем не хочется.
– И даже маму не спросишь, почему так получилось? – тихо задаю вопрос.
– Нет, – слишком резко отвечает Фирсов, – пока, по крайней мере. Не готов я, понимаешь. Хотя не знаю, может, лучше сорвать все пластыри разом, ведь в голову мысли будут постоянно лезть об этом.
Молча киваю. Сама такая, мне лучше сразу, чем томиться в неизвестности.
– Все, кажется, деньги у людей закончились, можем заходить обратно, – вставляет Ника. – Что? Я про фейерверки! Никогда не подумаешь, что у многих зарплата не дотягивает до среднего уровня, такие салюты запускают, ничуть не хуже, чем администрация города.
И под ворчание дочери мы с Фирсовым заходим в квартиру.
– Ты бухтишь, как бабушка, а что будет, когда ты на пенсии будешь? – восклицает Паша с улыбкой.
– Логику включи, – отвечает Ника профессорским тоном. – Если сейчас я как бабушка, то, соответственно, потом буду как подросток! Не знаю, татуировку, может, себе набью. Мама–то точно не разрешит, а жить мне с ней еще долго.
– Ника! – возмущенно прерываю ее. – Это что за разговоры.
– Ой, мам, хватит, – машет она ладошкой. – У вас там, между прочим, гости еще. А я, как самая младшая, имею право закрыться в своей комнате и спать.
Ее правда. Нас ждут Анфиса и Сергей.
А если они ушли? С них станется. Обидятся, что бросили, и уедут к себе. Наверняка найдется трезвый таксист, который зарабатывает деньги в новогоднюю ночь, а не празднует с семьей.
– Да, доченька, – тяжело вздыхаю, – ты права. Может, мы тебя сначала уложим?
– И сказку почитаете? – Ника на нас смотрит со здоровым скептицизмом во взгляде. – У нас, конечно, благополучная семья, и ты мной интересуешься, но сказка на ночь? Это нонсенс.
От слов дочери краснею.
– Да что сейчас Паша обо мне подумает! – восклицаю. – Ника, ты, ты! – машу рукой. – Ай, ладно. Спокойной ночи. И с утра сама мне почитаешь, раз настаиваешь. Будем скорость чтения нарабатывать, полезным занятием займемся на каникулах. А то ляпнешь в школе, что живешь сама по себе, никто тобой не занимается, и мамой сразу заинтересуются компетентные органы.
– Ну, мам! – канючит дочь. – Я не это имела ввиду. Уже пошутить нельзя.
– А я именно это! Спокойной ночи, доченька, – смягчаю тон и целую Нику в макушку, – пусть тебе приснятся счастливые сны.
– Давай, мелкая, бывай! Я тебе на столе оставил договор, кстати. Но ты так увлеклась игрушками, что забыла про свое амплуа взрослой и самой умной, – усмехается Паша.
– Ничего я не забыла, – Ника закатывает глаза, – утром изучу. Удачи вам там.
Она указывает рукой на комнату, где все еще находятся Сергей и Анфиса, и юркает к себе. Да уж, судя по громким голосам Фирсовых старших, удача нам пригодится.