Фиктивный брак

4

Татьяна вернулась в гостиную словно в каком-то бреду. Она не могла, не в силах была признаться себе, что того Виктора, каким она встретила его двадцать лет назад, больше не существует. И нынешний совсем незнаком ей. Элегантный, обаятельный незнакомец, неожиданно ворвавшийся в ее жизнь и заполнивший все ее мысли. Как она ни старалась, не могла разжечь в своем сердце злобу против него. Наоборот, едва начинала думать о нем, как в груди у нее сладко замирало и по телу пробегала дрожь. Это было странное, непонятное чувство. Татьяна сидела в кресле, глядя перед собой, и ей казалось, что на губах еще стынет поцелуй Виктора.

— Каков нахал, а? — Совков раскрыл чемодан и, порывшись в нем, извлек бутылку коньяка. — Его гонят в шею, а он целоваться лезет! Видал я нахалов, но таких… У тебя открывалка есть?

— Что? — пробуждаясь от задумчивости, Татьяна вздрогнула, непонимающе посмотрела на него.

— Я говорю: открывалка есть?

— Есть.

— Принеси, будь добра. И чего-нибудь закусить. Вспомним, Танечка, Крым, Феодосию, ресторанчик над морем. Пусть это будет вечер приятных воспоминаний.

Татьяна встала и прошла на кухню. Открыла холодильник, достала салат, масло. Позади нее послышались осторожные шаги.

— Мама… — Дочь остановилась у стола и глядела на нее широко раскрытыми глазами. — Разве вы с Виктором Владимировичем… муж и жена?

— Ступай к себе, — нервно отрезала Татьяна. — После поговорим.

— А кто этот лупоглазый, который выставил Виктора Владимировича за дверь?

— Мой знакомый. Он проездом в Москве. Ступай к себе, говорю, и не высовывайся пока.

Катя отошла к кухонной двери. Ее глаза так и светились любопытством. Видно было, что она с трудом удерживается от очередных вопросов.

Татьяна с подносом прошла мимо нее в гостиную.

— Кстати, подслушивать под дверью нехорошо.

— Я не подслушивала. Но не могу же я заткнуть себе уши ватой! — сказала дочь, направляясь в свою комнату.

— Ну и тип, — пробормотал Совков, откупоривая коньяк. — Мало того, что поступил тогда по-свински, он и сейчас не оставляет тебя в покое! Чем он, интересно, занимается? По виду — типичный мафиозо.

— Он юрист, работает в банке. И давай оставим его в покое. Я с ним сама разберусь.

— Чувствую, от него тебе так просто не отделаться. Ничего, вдвоем мы его обработаем…

Совков достал из серванта две рюмки и наполнил одну коньяком. Едва он поднес бутылку ко второй рюмке, Татьяна запротестовала:

— Нет, я не буду.

— Таня, за нашу встречу! Отказываться в таких случаях не полагается.

— Ты же знаешь, что я не пью.

— В Крыму ты себе позволяла, а однажды вообще напилась до чертиков, помнишь? Ну, полрюмочки! — Он наполнил Татьянину рюмку до половины, потом поднял свою. — За встречу! — коротко сказал он и залпом выпил.

Татьяна едва пригубила коньяк.

— Сейчас главное — добиться от него развода, — заговорил он, энергично поедая салат. — А там и мы с тобой свадебку сыграем.

— Ты говоришь об этом так уверенно, словно между нами все уже решено.

Совков снова наполнил свою рюмку.

— А чего тут решать. Ты же хотела выйти за меня.

Губы Татьяны дрогнули в усмешке.

— У тебя как будто совсем память отшибло. Удивляюсь я тебе, Геннадий.

— Это ты об Аленке, что ли? — Он досадливо поморщился и опрокинул вторую рюмку. — Брось, ерунда. Я ее и не любил никогда.

— Тогда почему же ты женился на ней? Вопреки обещаниям, которые мне давал?

— Таня, я же тебе сто раз объяснил это в письмах. Я вынужден был жениться на ней. Понимаешь, вынужден!

— И после этого ты надеешься, что между нами все осталось по-прежнему?

Совков пожал плечами.

— Но, Танечка, мы же не дети, чтобы дуться друг на друга. Была между нами любовь? Была. Признайся. А любовь бесследно не проходит. Как там в песне поется? А любовь бессле-е-едно не проходит, не-е-ет…» — фальшивя запел он и снова наполнил рюмку. — Давай-ка выпьем за нашу любовь.

Он попытался налить и Татьяне, но она, покачав головой, отодвинула свою рюмку.

— Я больше не буду пить.

— Так то ж за любовь! — Он выпил, выдохнул.

Татьяна сидела, откинувшись в кресле, и хмуро смотрела на своего гостя.

— Конечно, ты вправе обижаться на меня, — пробормотал Совков. — Вышло с моей стороны не совсем красиво… Но, в конце концов! Ты свободна, я свободен. Катьку я удочерю. Кстати, она у тебя уже взрослая девица. Наверное, и жених есть?

— Возможно.

— Так это ж отлично! — Совков рассмеялся и хлопнул по столу. — Сперва сбагрим Катьку с плеч долой, а потом и сами оформимся. Эх, подруга, нам ли быть в печали! Давай выпьем. — Он снова наполнил рюмку.

— Не хватит ли? — встревожилась Татьяна. — Так ты до гостиницы не доберешься.

— У тебя переночую.

— Не выдумывай. Здесь моя дочь.

— Ну и что? Мы тут, а она — там.

— Хватит говорить глупости, Геннадий! — вскипела Татьяна. — И ты еще на что-то надеешься после своей подлой измены? Ты никогда не любил меня! Все твои клятвы и обещания были сплошным лицемерием!

— Таня, как ты можешь так говорить! Успокойся. Давай выпьем по рюмочке. Коньяк, по-моему, неплохой.

Она смотрела ему в глаза.

— Ты уже тогда, во время нашей близости, знал, что распишешься с Аленой! Уже тогда!

Совков, морщась, словно держал во рту дольку лимона, поднял рюмку.

— Тогда — не знал, честное слово, не знал. Черт ее знает, как с этой Аленой у меня получилось… А, тьфу на нее… — буркнул он и опрокинул в себя очередную порцию коньяка.

— Твои признания были ложью. — Татьяна прижала платок к увлажнившимся глазам. — Я вообще не понимаю, как после всего, что случилось между нами, ты осмелился заявиться ко мне.

Совков хмыкнул.

— А как заявился тот тип, который поиграл с тобой, словно с последней шлюхой, и бросил? Причем — с ребенком? А ведь заявился, а? И вы ворковали на кухне, как влюбленные голубки!

— Мы обсуждали предстоящий развод.

Ей неприятно было слушать, как Соков поливает Виктора грязью, и все же Татьяна с горечью вынуждена была признать, что он прав. Возразить ей было нечего.

Совков снова принялся за салат.

— Развод! — скептически ухмыльнулся он. — Я заметил, какими глазами он на тебя смотрел. Когда мужик так смотрит на бабу, то, уж поверь мне, дела у них могут быть только такие… — Он сделал красноречивый жест и сально подмигнул Татьяне. Совков раскраснелся от выпитого, глаза его блестели. — Танька, Танька… Не пойму я тебя… — Трясущейся рукой он в очередной раз наполнил рюмку. — Он же тебя обманул, бросил, дуру, с ребенком… А я тебя люблю… — Со страдальческим выражением он поднял рюмку, всхлипнул и залпом выпил.

— Ты слишком много пьешь, — раздраженно сказала Татьяна, вставая.

— Так это же за встречу! Или ты не рада мне?

Татьяна подошла к окну. Совков был ей противен. Она мысленно сравнила его с Виктором. Если бы между ней и Виктором не лежал этот злосчастный фиктивный брак, то он показался бы ей идеалом мужчины. Совков в сравнении с ним — просто раскисшая пьяная свинья.

За ночным окном в свете прожекторов сверкали стальные ребра шуховской телебашни. А внизу, по Шаболовке, полз трамвай. С высоты шестого этажа видно было, как вытягивается и укорачивается его тень.

Совков налил себе еще и выпил.

— Ничего у нас в жизни не получится, если мы будем порознь, — прохрипел он, осоловелыми глазами глядя в спину Татьяне. — Ты это учти. Мы созданы друг для друга.

— Тебе понадобилось шесть лет, чтобы понять это?

— Да хоть бы вся жизнь! Какое это имеет значение — сколько лет? — Совков выбрался из кресла и встал, опершись обеими руками о стол. — Ты должна стать моей. Потому что я люблю тебя.

— Это я уже слышала, — проговорила Татьяна, не отрываясь от окна.

— Ты ведь тоже любила меня! Любила, признайся!

— Между нами все кончено. Прежнего чувства больше нет.

Совков вдруг прослезился. Оторвавшись от стола, он сделал несколько неуверенных шагов и добрался до своего чемодана. Раскрыв его, он достал большой, увесистый конверт.

— Смотри, — глотая слезы, произнес он. — Смотри! Они все были моими!..

Татьяна обернулась. Совков вытаскивал из конверта фотографии, на которых он был снят с разными женщинами. Был тут и снимок, где он позировал в обнимку с Татьяной.

— Вот у меня их сколько, — бормотал он заплетающимся языком. — И всех их я бросил ради тебя…

Татьяна остолбенела. Чувствуя, как к горлу поднимается тошнотворный комок, она даже отступила на шаг, словно фотографии Совкова были ядовитыми змеями.

— Вот это, значит, Любка. Мы с ней учились, — объяснял Совков, перебирая снимки. — Теперь в Москве живет… Сперва я хотел к ней поехать, а потом, думаю, нет, поеду к Танечке… — Он затуманенными глазами уставился на другую фотографию. — А это… Как ее… Черт… Забыл… А, тоже дура была! А вот, погляди, это Алена… В свадебном платье… — Он ухмыльнулся. — Ну и гадина же она оказалась. Так… Это у нас кто?..

Татьяна наконец обрела дар речи.

— И ты еще смеешь мне это показывать? Мне? Да ты самая настоящая свинья!

— Как это, извиняюсь, свинья? — Совков мутными глазами посмотрел на нее.

— И подлец!

Он некоторое время молчал, соображая. Потом с пьяной удалью сказал:

— Да мне бабу найти — раз плюнуть. — Он сделал шаг по направлению к Татьяне, но не удержал равновесия и упал, рассыпав по полу фотографии. — А-а… Не хочешь?.. Ну и хрен с тобой… Оставайся… А я поеду к этой вот… К Юльке. — Он ткнул пальцем в один из снимков. — Или нет… К этой…

Татьяна кипела.

— Придется оставить тебя на ночь, делать нечего. В таком состоянии ты не доберешься до гостиницы. Но утром чтоб духу твоего здесь не было!

— Поеду к Юльке, — бубнил Совков. — Она баба добрая…

Татьяна похлопала его по щекам, пытаясь привести в чувство.

— Если тебе нужен туалет, то по коридору направо!

Совков, цепляясь за диванный валик, начал подниматься.

— О, да он уже успел напиться! — раздался возглас Кати. Привлеченная громкими голосами, она неслышно вошла в гостиную. — А это чьи фотографии?

— Его женщин, — в сердцах ответила Татьяна, собирая снимки и засовывая их обратно в конверт. — Выдул один почти целую бутылку! Куда теперь его прикажешь девать? Эту свинью?.. — Ее голос дрожал от сдерживаемых слез. — Ладно, пусть проспится, а завтра выпроводим его.

— Мама, он что — хочет на тебе жениться?

— Не говори глупостей!

Совков, стоявший на четвереньках посреди комнаты, поднял голову.

— Жениться? — Он тупо уставился на Катю. — Да никог… — Не договорив, он рухнул на пол.

Татьяна взяла его под мышки.

— Уложим на диван. Навязался на мою голову…

Выйдя из Татьяниной квартиры, Виктор спустился во двор и сел в свою машину. Его рука, протянувшаяся к ключу зажигания, вдруг дрогнула и безвольно упала. Виктор откинулся на сиденье. Он поймал себя на мысли, что не может думать ни о чем, кроме Татьяны.

— Бесполезно обманывать себя, — прошептал он вслух. — Я люблю ее.

От этих слов у него стеснило грудь. Перед ним мелькнул образ черноволосой женщины с глубокими синими глазами. Элеонора. Уже больше пяти лет она безраздельно царит в его жизни. Но тотчас, едва возникнув, этот образ разлетелся на тысячи осколков…

Виктор сидел, глядя перед собой невидящими глазами. С той минуты, когда он вчера в ресторане увидел Татьяну, Элеонора исчезла из его жизни. И сейчас он с поразительной отчетливостью осознал это. Чувство к ней ушло. Да и было ли оно, это чувство? Всю свою жизнь он любил только одну женщину. Все остальное — обман, наваждение, которое рассеялось, стоило лишь образу Татьяны выступить из мглы прошедших лет.

«С Элеонорой надо расстаться, — твердо сказал себе Виктор. — И сделать это немедленно. Прямо сейчас. — Он решительно завел мотор. — Но что я ей скажу? Как объясню свое внезапное охлаждение? Скажу прямо, что люблю другую. Элеонора поймет. Конечно, для нее это будет ударом, но в конечном счете так лучше для нас обоих».

Машина тронулась. Виктор выехал из арки и покатил по улице, пересеченной трамвайными рельсами.

Ко времени знакомства с Элеонорой он был уже довольно популярным адвокатом, специализирующимся по гражданским делам. Элеонора — эффектная тридцатилетняя брюнетка, судилась с сестрой из-за дачи. Он согласился встретиться с ней вне стен адвокатской конторы. Дальше все покатилось стремительно: целый вечер они танцевали в ресторане и много пили, а проснулся он наутро в ее квартире на Нагатинской набережной, где она жила с мужем, который из-за паралича передвигался в кресле-каталке.

— Я не могу его бросить, — призналась Элеонора. — У меня сердце разорвется от отчаяния, когда я подумаю, что бедный Коля останется один. Будь он здоров, я бы ни секунды не раздумывала: развелась и вышла бы за тебя! Но он же инвалид. Он пропадет без домашнего ухода…

Виктор согласился с ней. Жертвенная любовь к паралитику делала Элеонору в его глазах чуть ли не святой. Временами он даже стыдился своей связи с ней. Однажды он заговорил об этом с Элеонорой.

— Глупый, — рассмеялась она в ответ, — он ведь не способен на настоящую любовь!

— И все же мне делается не по себе, когда я подумаю, что мы тут нежимся в объятиях, а в соседней комнате сидит твой муж-инвалид…

— Не принимай это близко к сердцу, дорогой. Он смотрит по видео свои любимые мультики, и ему нет до нас никакого дела.

Тем не менее существование Николая вносило элемент душевного дискомфорта в отношения Виктора с Элеонорой. Хотя инвалид вроде бы не возражал против визитов Виктора и даже довольно приветливо общался с ним, Виктор чувствовал изначальную порочность такой ситуации. Ему было стыдно смотреть несчастному мужу в глаза.

— Мне кажется, он понимает, зачем я к тебе хожу. Может быть, мне снять квартиру, где мы могли бы встречаться без помех?

— Лишняя трата денег, — отмахнулась Элеонора. — Конечно, он понимает. Коля, между прочим, не такой дурак, каким кажется.

— И он терпит это?

— Терпит?! Он радуется нашей близости!

— Не понимаю.

— Чего тут понимать. Николай не может дать мне того, что мне нужно как женщине. Он это прекрасно знает. И потому совершенно не возражает против наших свиданий. Единственное, что ему нужно от меня, — это уход и ласка. И он их получает. Кстати, ему особенно понравилось, что ты женат. Он, бедняжка, полагает, что это обстоятельство является препятствием для нашего с тобой брака. Ему и невдомек, что, даже если бы ты был свободен, я бы все равно его не бросила… Моего бедного одинокого Коленьку…

Два раза в год Элеонора с мужем ненадолго выезжала в Бельгию, где у Николая жила тетка. Оттуда аккуратно поступали деньги, большую часть которых Элеонора проигрывала в казино. Она мечтала купить машину, но для этого надо было, хотя бы на время, воздержаться от трат, чего ей никак не удавалось. Но даже пренебрежение Элеоноры к деньгам Виктор находил замечательным и склонен был считать одной из положительных черт ее характера.

…Справа показалась гладь Москвы-реки с дробящимися отражениями фонарей. Виктор вырулил на мост.

«А может, оставить все как есть? — мелькнуло в голове. — С Татьяной ведь еще ничего не известно, она может отвергнуть меня… Стоит ли спешно рвать с Элеонорой?..».

Он выехал на набережную. В вечерней темноте бесчисленными огнями рассыпались вереницы фонарей и окна многоэтажек. Виктор подкатил к платной стоянке неподалеку от Элеонориного дома. Подбежал знакомый охранник. Виктор дал ему деньги. Потом вылез из машины и зашагал по асфальтовой дорожке.

Все зависело от того, сможет ли он завоевать расположение Татьяны. Виктор знал, что на женщин он неизменно производит самое благоприятное впечатление. В банке, где он работает, молоденькие девушки так и вьются вокруг него, сколько раз он ловил на себе их игривые взгляды. Благосклонны к нему и дамы постарше. Общаясь с ними, Виктор нередко слышал завуалированные комплименты и приглашения встретиться. Может быть, ему действительно всего лишь показалось, но в один момент во взгляде Татьяны тоже мелькнуло любопытство, граничащее с восхищением, которое он привык видеть в глазах окружающих его женщин. Так что шанс у него, по-видимому, есть. За Татьяну надо бороться. Он должен, он просто обязан сделать все, чтобы растопить лед ее застарелой ненависти к нему! А Элеонора? Как быть с Элеонорой?..

Виктор вошел в подъезд и вызвал лифт. Сейчас, наверное, у него не хватит духу сказать ей, что они должны расстаться. Это слишком ответственно и тяжело — вот так, сразу, порвать с человеком, который тебя любит.

Виктор шагнул в кабину лифта и нажал на седьмой этаж. Конечно, на ночь с ней он не останется. Лежать в постели с женщиной и при этом знать, что есть другая, которую мучительно и безмерно любишь! Может ли быть что-либо ужаснее? Сейчас он не способен даже просто поцеловать Элеонору. Между их губами встанет Татьяна…

Лифт остановился, дверцы автоматически раздвинулись. Виктор прошел по лестничной площадке и нажал на кнопку звонка. И тут же невесело усмехнулся: зачем он вообще сегодня приехал сюда? Все равно он уже не сможет общаться с Элеонорой, как прежде. Что за глупый визит…

Наверное, приехал чисто машинально. Бывает же такое. Но раз он здесь и уже звонит в дверь, то отступать поздно.

Злясь на себя и раздумывая, как бы поскорей распрощаться с любовницей, Виктор еще раз позвонил. Почему она не открывает? Может, ее нет дома? При этой мысли он облегченно перевел дыхание. Скорее всего, нет дома.

Внезапно он вспомнил, что приехал без предварительного предупреждения. Обычно он созванивался с Элеонорой за несколько часов, а то и за день до своего визита. Правда, один или два раза он наведывался к ней неожиданно, и каждый раз Элеоноры не оказывалось дома. Слава Богу, ее нет. Тем лучше для них обоих.

Для очистки совести он в третий раз нажал на кнопку и уже повернулся было, чтобы уйти, как вдруг негромко щелкнул замок и металлическая дверь подалась ему навстречу. В сумерках прихожей Виктор разглядел худощавого мужчину в инвалидном кресле-каталке.

Николай взялся руками за колеса, и кресло отъехало в сторону, пропуская гостя.

Виктор вошел в квартиру.

— Норы нет? — спросил он и тотчас понял, что мог бы и не спрашивать: в ванной горел свет, там шумела вода и в приоткрытую дверь виден был силуэт Элеоноры, вытирающейся полотенцем.

Он сокрушенно вздохнул. Придется провести вечер в обществе нелюбимой женщины. А может, все-таки сказать ей прямо сейчас? Выложить в лицо всю правду и сразу уйти?

Он уловил запах сигаретного дыма и удивился. Ни Элеонора, ни Николай не курили. Похоже, в квартире гости.

— Приветик. — Николай улыбнулся ему, как старому знакомому. — Ты вовремя подъехал.

— Разве?

— Только я тебе ничего не говорил! — Инвалид понизил голос до шепота и поднес палец к губам.

— Само собой. А в чем дело?

— Тут твой конкурент…

— Не понимаю.

Улыбка на узком лице Николая была лукавой и в то же время какой-то грустной.

— К ней этот мужик уже второй месяц ходит… — И он показал на дверь гостиной.

Из ванной выглянула Элеонора в легком серебристом халате, который был так хорошо знаком Виктору. Она всегда надевала его после ванны.

— Коля, с кем ты тут шепчешься? Кто пришел? — Она всмотрелась в полумрак прихожей и, разглядев Виктора, сдавленно ахнула: — Ты?.. А почему не предупредил?..

— Прости, я сегодня забыл.

Элеонора стояла в полосе света, и Виктор отчетливо увидел на ее лице выражение досады. Через секунду досада сменилась улыбкой. Как ему показалось, несколько натянутой.

— У меня тут продюсер, — шепотом сообщила она, кивая на полуоткрытую дверь в гостиную. — У нас важный разговор насчет съемок нового фильма. Ты знаешь, мне предлагают роль!

Николай положил руки на колеса.

— Ну, я поехал к себе, — сказал он и покатил по коридору. — У меня сегодня три новых видеокассеты, надо их посмотреть. — Оглянувшись на Виктора и жену, Николай свернул в свою комнату, и дверь за ним закрылась.

— Представляешь, какая удача? — продолжала ворковать Элеонора. — Я уже десять лет нигде не снималась, даже больше, чем десять, и вдруг такая возможность…

Виктор направился к двери в гостиную, но Элеонора, опередив его, все с той же приторной улыбкой закрыла ее перед самым его носом. Виктор все же успел заметить полного лысого мужчину, сидевшего перед столом, на котором стояли тарелки с закусками, бутылка и большой букет цветов.

Элеонора досадливо вздохнула, передернула плечами. Улыбка как будто приклеилась к ее обильно накрашенному лицу.

— Только ты не подумай что-нибудь, это не любовник, — прошептала она, оттесняя Виктора от двери. — Говорю тебе, это продюсер кинофирмы…

Ясно было, что она лжет. Об этом свидетельствовал хотя бы этот халат, под которым, как прекрасно знал Виктор, ничего не было.

— Рад за тебя, — сказал он сухо.

Она бросила на него быстрый испытующий взгляд, пытаясь понять, не скрывается ли за его словами что-то еще.

Виктор сохранял невозмутимость.

Узнай он о ее любовнике еще неделю назад, с ним случился бы нервный срыв. Неизвестно, что бы натворил он тогда. Может, избил Элеонору. Или подрался с ее мужчиной. Но сейчас он был совершенно спокоен, и это даже удивляло его самого. Выходит, не было у него любви к ней. Не было!

— Это действительно удача, поздравляю, — добавил Виктор, раздвинув губы в вежливой улыбке.

— Поэтому, дорогой, лучше подъезжай ко мне завтра. Сегодня я занята.

— Я завтра не могу.

Услышав этот холодный ответ, Элеонора насторожилась, пристально посмотрела на него. Похоже, он ей не верит.

— Извини, что так получилось, — промурлыкала она, коснувшись его руки. — Но что я могла поделать? Утром он улетает в Италию, и у нас уже не будет времени с ним…

— Это кто тут улетает в Италию? Вы? — Дверь гостиной раскрылась, и на пороге показался «продюсер». Его лицо раскраснелось от выпитого. В руке он держал дымящуюся сигарету.

«Этот тип чувствует себя здесь, как дома», — отметил Виктор, увидев на ногах толстяка те самые тапочки, которые надевал он сам, когда приезжал к Элеоноре.

— Семен, это Виктор Владимирович, адвокат. Он ведет мое дело в суде…

— Очень приятно! — улыбнулся толстяк, протянув руку. — Самойлов Семен Константинович. Предприниматель.

Мужчины обменялись рукопожатием. Толстяк улыбнулся еще шире.

— Занимаюсь автомобильным бизнесом, — доверительно сообщил он. — Если возникнут проблемы с машиной или с ГАИ, обращайтесь прямо ко мне…

— Благодарю вас.

«Продюсер!» — мысленно расхохотался Виктор и стиснул зубы, сохраняя маску вежливости.

Самойлов затянулся сигаретой, выдохнул дым.

— Вы, стало быть, в Италию? А мы с Норочкой летим в Испанию… — И он сделал плавное движение рукой с зажатой в ней сигаретой. — Проведем пару недель в Коста дель Браво, а потом махнем в Мадрид.

Покосившись на Виктора, Элеонора взяла толстяка под руку.

— Семен, пожалуйста, оставьте нас на несколько минут. Нам с адвокатом надо обсудить некоторые юридические вопросы.

За Самойловым закрылась дверь. Они остались одни в полутемной прихожей.

Виктор молчал. Элеонора прошлась, нервно прищелкивая пальцами, и вдруг беззвучно расхохоталась. В ее смехе было что-то истерическое.

— Нора, ты зря переживаешь, — сказал Виктор. — Я все понял и не имею к тебе никаких претензий.

— Что ты понял, дорогой? Что? — Смеясь, она прикрывала рот рукой.

— Что я здесь лишний. И совсем необязательно называть меня «дорогим».

— Ты, конечно, уже готов подумать бог знает что!.. А впрочем, извини, я пошутила насчет продюсера… Хочешь выпить?

— Я за рулем.

В комнате Николая работал телевизор. Оттуда доносились звуки стрельбы и рев кинобоевика.

Элеонора внезапно перестала смеяться и, подойдя вплотную к Виктору, обдала запахами духов и свежевымытого женского тела.

— Не говори ерунду, ты для меня совсем не лишний, — прошептала она и как бы невзначай отвела полу халата на груди. — А я для тебя? Я ведь для тебя тоже что-то значу, да?

— Желаю приятной поездки. — В голосе Виктора звучал металл.

Она закусила губу.

Расставаться с таким красавцем, как Виктор, ей не хотелось. В отличие от него, к Семену она вообще не испытывала никаких чувств. Ей нужны были только его деньги. За то время, что они были знакомы, он истратил на нее даже больше, чем ей прислали из Бельгии родственники Николая. Разумеется, она была бы дурой, если бы упустила такого мужчину!

«Надо же, как не повезло! — мысленно простонала она. — Если бы Виктор не пришел сегодня так неожиданно, то все продолжалось бы по-прежнему. У меня были бы и тот и другой…»

— Прошу тебя не звонить мне больше. Он шагнул к двери. — Теперь я понимаю, что наши отношения с самого начала были ошибкой.

— Я жертва обстоятельств, поверь! — произнесла она трагическим шепотом. — Неужели ты так и уйдешь? — Она протянула к нему руки, как бы стремясь удержать. — Я же люблю тебя!

— Потише, Нора, а то Семен может услышать.

При виде усмешки на его лице она внезапно успокоилась. Ей стало ясно, что надеяться не на что.

— Так ты уходишь?

— Да.

— Наверное, ты прав, — каким-то тусклым, изношенным голосом произнесла Элеонора, отодвигаясь от него и запахиваясь в халат. — Мы знакомы уже много лет и успели надоесть друг другу. Когда-нибудь нам все равно пришлось бы разойтись.

— Прощай. — Не оборачиваясь, Виктор вышел из квартиры и направился к лифту.

— Постой, ты кое-что забыл!

Он не стал ее дожидаться. К этажу подошел лифт, двери раскрылись.

Виктор спустился вниз. Выходя из подъезда, он услышал какой-то громкий резкий звук, как будто что-то ударилось об асфальт. Он оглянулся. Неподалеку белела расколотая коробка с куском провода. Приглядевшись, он узнал остатки своей электробритвы, которая постоянно находилась у Элеоноры.

Не оглядываясь на ее окно, Виктор быстро миновал дорожку между кустарниками и вышел на ночную улицу. Сердце его билось ровно. У него было чувство, будто он скинул с плеч какой-то давний тяжкий груз.

— Теперь я понимаю, почему ты никогда не говорила мне об отце.

— А зачем тебе было знать? Что бы это изменило?

Кутая плечи в сетчатую шаль, Татьяна сидела у Катиной кровати спиной к окну. Перед ней на столе горела лампа под синим колпаком. Лицо Татьяны белело в круге света. А Катя почти вся утонула в тени. Она полулежала на кровати, опершись локтем на подушку, и задумчиво смотрела на мать.

— Но почему вы все-таки расстались? — допытывалась она. — Он тебе совсем-совсем не нравился?

Татьяна пожала плечами.

— Я считала, что у нас чисто деловые отношения. Мне нужна была московская прописка, а он хотел провести со мной ночь. Разумеется, оставаться его женой не входило в мои планы, да и в его тоже…

— Почему же вы тогда сразу не развелись?

— Ему срочно пришлось куда-то уехать. Мы договорились встретиться через полгода, чтобы довести развод до конца. А после его отъезда выяснилось, что у меня будет ребенок, и мне тоже пришлось уехать из Москвы.

— Так он действительно ничего не знал?

— Откуда ему знать?

— Но почему же ты ему не сказала?

Горькая усмешка задрожала на губах Татьяны. Она вспомнила себя прежнюю — гордую и независимую, не допускавшую и мысли о том, чтобы идти на поклон, унижаться и искать сочувствия у подонка, который так гнусно обошелся с ней.

— Может быть, тогда он начал бы по-другому к тебе относиться, — предположила Катя.

Мать покачала головой.

— Я не захотела ему говорить. Не захотела и все. Уехала к себе в Тюмень и там родила тебя. Ты воспитывалась у бабушки и дедушки, а я училась в Москве и приезжала к тебе на каникулы, помнишь?

Катя дотянулась до матери и обняла ее.

— Конечно, помню. Я переехала к тебе в Москву уже почти взрослой девчонкой, когда ты закончила аспирантуру и обзавелась квартирой. Но все же, наверное, надо было сказать мне об отце правду!

— В сущности, я и сказала тебе правду. Для меня он умер. Еще в то лето, когда мы расстались, так и не доведя до конца наш развод… Увидев его вчера в ресторане, я подумала, что это привидение. Ведь за эти годы я успокоилась, привыкла к своему нелепому замужеству без мужа…

— Но он пытался тебя разыскать? Хотя бы для того, чтобы развестись с тобой? Вдруг он собирался на ком-нибудь жениться…

— Пытался. На мой тюменский адрес приходили письма от него, мне их потом пересылали в Москву. Он просил о встрече.

— А ты?

— А что я? — Татьяна раздраженно поправила шаль. — Конечно, я понимала, что надо закончить эту комедию с фиктивным браком, и не возражала против того, чтобы встретиться. Но встречи каждый раз срывались… Откровенно сказать, всегда по моей вине. Мне было тошно видеть его… — Она вдруг рассмеялась. — Если бы у нас, как на Западе, существовали адвокаты, которым можно было поручить бракоразводное дело!.. — Татьяна взяла со стола стакан с остатками джина с тоником и допила его.

Катя соскочила с кровати.

— Давай я тебе еще налью.

— Джина чуть-чуть, — попросила Татьяна, — а тоника побольше.

Катя открыла дверцы бара в стенном шкафу. В баре автоматически зажглись цветные лампочки, осветив бутылки и фужеры. Катя плеснула в два бокала джина, потом добавила тоника.

Захлопнув бар, она вернулась к матери.

— Как хочешь, но мне все еще не верится, что Виктор Владимирович — твой муж и мой отец! — Она залезла с ногами на кровать, едва не расплескав напиток в своем бокале. — Это же просто потрясно! Прямо как в мексиканском телесериале!

— Чего только не случается в жизни, — улыбнулась Татьяна. — Выходит так, что муж и отец… — Она замолчала, задумавшись.

— Ты все еще в обиде на него? — тихо спросила Катя.

Мать посмотрела ей в глаза.

— А ты бы на моем месте что чувствовала? Впрочем, кого я спрашиваю, — добавила она с оттенком иронии в голосе. — В вашей среде принято вольно относиться к таким вещам. В газетах пишут, что у вас партнеров меняют чуть ли не ежедневно…

Катя недовольно хмыкнула.

— Все вранье! Никто из моих друзей не меняет ежедневно партнеров! Да и у меня, — она понизила голос, уставившись в свой бокал, — никого, кроме Олега, не было…

— Тогда ты должна понять меня.

— Но это было так давно! Можно бы уже простить…

Татьяна покачала головой.

— На мое несчастье, он мало изменился внешне… Я сразу все вспомнила. Как будто старая рана начала кровоточить…

Они умолкли. В бокале, который держала Татьяна, отражался синий рожок настольной лампы. Сквозь приоткрытую дверь из гостиной доносился храп Совкова.

Несколько минут мать и дочь прислушивались к нему, каждая думала о своем.

— Все-таки Виктор Владимирович — очень интересный мужчина, — тихо промолвила Катя. — И он одинок.

— Он женат, — поправила ее Татьяна. — Но скоро, действительно, будет свободен.

— Свободен? Что ты имеешь в виду?

— Мы договорились возобновить бракоразводный процесс. Наше фиктивное супружество слишком затянулось. Почти двадцать лет.

— А как же мы с Олегом?

Татьяна поставила бокал на стол.

— Неужели ты еще не сообразила, что он твой брат?

Катя промолчала, откинулась спиной к стене. При взгляде на ее нахмуренный лоб и надутые губы нетрудно было догадаться, какие чувства она испытывает. Татьяне стало жаль дочь, ей захотелось ее как-то утешить. Но обстоятельства требовали твердости.

— Вчера мы с Виктором Владимировичем говорили о ваших с Олегом отношениях, — сказала она, стараясь придать своему голосу твердость. — Он согласился, что такой брак нежелателен. А сегодня, узнав о том, что ты его дочь, еще больше утвердился в этом мнении.

Катя, уткнувшись лицом в подушку, обиженно замычала. Потом подняла голову. В ее глазах блестели слезы.

— Но я не понимаю — почему? Какое имеет значение, кто чей сын и кто чья дочь? Почему мы с Олегом не можем пожениться?

— Это абсолютно исключено.

— Но почему, мама? — выкрикнула Катя, глотая слезы. — Почему?

Татьяна предпочла уклониться от ответа.

— Свет клином сошелся на твоем Олеге, — ворчливо отозвалась она. — Тебе, с твоими внешними данными, нетрудно будет подыскать другого жениха, — добавила она.

— Нет, нет и нет! — Катя молотила кулачками по подушке. — Вот увидишь, я рожу от него! Нарочно рожу и посмотрю, что ты тогда скажешь!

— Ну хватит, Екатерина! Перестань! — Татьяна повысила голос. — Ты просто капризничаешь. — Она выдержала «педагогическую» паузу. — Виктор Владимирович юрист и разбирается в таких вещах. Когда он узнал, что ты его дочь, он сразу сказал, что брак между вами невозможен. Невозможен по закону! Мы муж и жена, а вы с Олегом наши дети, штампы об этом стоят в наших паспортах.

Катя дулась и хмуро смотрела на мать. По правде сказать, Татьяна сама в точности не знала, возможен ли такой брак, но, видимо, Катя, хоть и училась в юридическом институте, разбиралась в таких вещах еще меньше.

— А если вы разведетесь, то мы сможем пожениться? — спросила она.

— Нет. И вообще тебе надо привыкнуть воспринимать Олега как брата.

— А если у меня от него будет ребенок?

Татьяна рассердилась.

— Я вижу, он основательно вскружил тебе голову! Вот что, Катерина. Отпуск у меня с первого августа, но, как видно, придется его передвинуть. В понедельник мы переселяемся на дачу.

— А как же Олег?

— При чем здесь Олег? Кстати, недавно звонил Володя, но не застал тебя дома… Ты, кажется, дружила с ним?

— Мало ли с кем я дружила, — фыркнула Катя. — А чего он звонил?

— Хотел, наверное, напомнить о себе.

— Я люблю Олега, и больше никто мне не нужен.

Татьяна поднялась.

— Ладно, давай ложиться. Завтра с утра я выпровожу этого алкаша…

Катя тоже слезла с кровати.

— На даче я умру со скуки, — пробурчала она недовольно.

— Ничего, зато успокоишься. А Виктор Владимирович серьезно поговорит с Олегом. Возможно, тоже увезет его на лето из Москвы.

Дочь скорчила упрямую гримасу.

— Все равно вам не удастся разлучить нас!

— Между прочим, — заметила Татьяна, — в Москве есть еще один юридический институт. Олегу или тебе придется перевестись туда.

— Еще чего! — Катя, всем своим видом выражая крайнюю степень недовольства, вышла из комнаты, намеренно громко хлопнув дверью.

Храп Совкова смолк. Слышно было, как он заворочался на диване, но через минуту его рулады снова наполнили квартиру.

В эту ночь Татьяна долго не могла заснуть. Перед ее мысленным взором вставали картины давнего летнего вечера, огни салюта в бледно-синем небе, фигура Виктора у парапета набережной, его странная, немного насмешливая улыбка. Потом это сменилось воспоминаниями, навеянными приездом Совкова. Всплыли звездные ночи над морем, танцы в маленьком кафе под саксофон, гостиничный номер, где они, захмелевшие от поцелуев и вина, предавались любви…

Но постепенно все эти отрывочные картины сменились видением все того же смугловатого лица с правильными резкими чертами. На нее задумчиво глядели темные глаза, в них читалась затаенная нежность. И Татьяна, как вчера в ресторане, невольно замирала под этим завораживающим взглядом…