7

Она не находила себе места в этом дачном домике, который вдруг показался ей опустевшим и скучным. Виктор мог бы сейчас быть здесь, рядом с ней. Но его нет. И в этом виновата она…

Внезапно Татьяна вспомнила о его американском контракте, и ее прошиб ледяной пот. Он может уехать на три года! Она лишится возможности даже видеть его! Татьяну вновь охватил безотчетный страх — как в ту минуту, когда он ушел.

Она попыталась успокоиться, все здраво обдумать.

«Неужели я… действительно влюбилась? — подумала Татьяна. Сначала она отогнала эту мысль, но та возвращалась снова и снова, и вскоре Татьяне стало ясно, что она уже не в состоянии бороться со своим чувством. — Значит, я влюбилась. Ну и ну! В тридцать шесть лет!» Это показалось ей настолько нелепым, что она рассмеялась. И тотчас острое чувство жалости к себе кольнуло ее в самое сердце. Смех еще играл на губах, а на глазах уже выступили слезы…

День клонился к закату, когда она собралась, заперла дачу и уехала в Москву.


В тот же вечер Татьяна позвонила Виктору, решив хотя бы в телефонном разговоре сгладить впечатление от утренней сцены на даче. Он не должен думать о ней плохо.

Трубку никто не снял. Татьяна заволновалась. Неужели он уже уехал? «Да нет же, — успокоила она себя. — Отъезд за границу — это не прогулка за город. Требуется время, чтобы выправить документы, получить визу да и мало ли что еще. Он не мог уехать так быстро».

Она пыталась дозвониться ему на следующее утро — безрезультатно.

Татьяна бесцельно слонялась по квартире, не зная, куда себя деть. Неопределенность с каждой минутой становилась все невыносимее. Виктор пропал, да тут еще Катька сбежала…

После недолгих колебаний она решила ехать к нему. Это все же лучше, чем бесцельное ожидание. До Университетского проспекта Татьяна добралась на такси. Время близилось к полудню. Только что прошел дождь. Тротуары уже успели высохнуть, лишь кое-где сверкали лужи, отражая ослепительно чистое небо.

Многоэтажный дом, в котором жил Виктор, стоял на невысоком взгорке. Склон, обращенный к проспекту, был засажен кустарниками, чья омытая дождем листва ярко зеленела на солнце. Татьяна поднялась к дому по дощатой лестнице, свернула в арку и вошла во двор. В подъезде она остановилась перед запертой дверью: код ей был не известен. Она не знала, сколько прошло времени — час, а может, всего несколько минут, когда в подъезд вошел наконец какой-то мальчик и нажал на нужные кнопки. Татьяна поднялась в лифте и некоторое время стояла перед квартирой Виктора, собираясь с духом. В голове шумело, и мысли кружились, как после выпитой бутылки шампанского.

Она позвонила и прислушалась. Тишина. Она еще раз позвонила. За дверью послышалось какое-то шевеление, приоткрылся глазок, и старушечий голос спросил:

— Кто там?

— Мне нужен Виктор Владимирович.

— А кто вы?

— Я Татьяна Сергеевна, мама Кати.

Дверь открылась, и Татьяна увидела невысокую старушку в ситцевом платье, с платком на плечах.

— Виктор Владимирович дома?

— Его нет. Да вы входите. — Старушка посторонилась, давая Татьяне пройти. — Значит, вы Катенькина мама? Рада познакомиться.

— А вы, простите, кто?

— Я у Виктора Владимировича домработница. Уже много лет, еще с той поры, как у него мать умерла и он остался один с Олегом на руках. Я с ними уже больше десяти лет, Олега вот с такого возраста знаю… — Она отмерила рукой расстояние от пола. — Меня зовут Дарья Николаевна. Да вы проходите в комнату, не стесняйтесь. Сейчас должны появиться молодые. Я и приехала сюда из-за них.

— Как это, должны появиться? — насторожилась Татьяна. — Они собираются приехать сюда?

— Катенька с Олегом живут сейчас где-то на другой квартире, — объяснила старушка. — А поскольку отец уехал, то они решили взять отсюда кое-какие вещи.

Татьяна испуганно взглянула на нее.

— Уехал? А куда, вы не знаете?

— В Америку уехал. — Дарья Николаевна сокрушенно покачала головой. — Мне вчера Олег по телефону звонил. Отец, говорит, завтра улетает за границу. Я приехала сюда час назад, здесь еще никого не было, потому что Виктор Владимирович ночевал у знакомых. Заехал домой только на полчаса. Заперся в кабинете и что-то там писал. А потом уехал. С чемоданом уже, прямо в аэропорт. Да вот, за двадцать минут перед вами… Попрощался со мной…

Татьяна почувствовала, что ноги не держат ее. Ей стало душно. Она прошла в большую полутемную комнату, куда сквозь щель в тяжелых бордовых шторах проникал солнечный луч, и присела на край дивана.

— В аэропорт? — только и смогла пролепетать она.

— Так он мне сказал. — В руках у Дарьи Николаевны появилась тряпочка. Не переставая говорить, она принялась деловито протирать пыль со спинок стульев и стекол шкафов. — Я еще удивилась: как же он уезжает, когда Олегова свадьба на носу? Но, думаю, к свадьбе он вернется… Олег мне сказал, что они вроде собираются расписываться осенью… Да вы-то, наверное, лучше меня об этом знаете. Олег с Катей все время вместе. Даже как-то неудобно, что они неженатые… Я уж сколько раз говорила об этом Виктору Владимировичу, а он только плечами пожимает. А сына-то давно пора женить! — От книжных стеллажей старушка перешла к пианино. — Это пианино Олега. — Она любовно погладила крышку инструмента и его черные глянцевые бока. — Когда он был маленький, в музыкальной школе занимался. Да, как видно, не вышло из него музыканта… В отца пошел, тоже на адвоката учится. Так, стало быть, насчет свадьбы пока неизвестно?

— А надолго он уехал? — спросила она невпопад. — Он вам ничего не сказал об этом?

Старушка вздохнула.

— Надолго… Сама не пойму, чего его туда понесло, когда сын один тут остался, и тем более неженатый. Забалуется парень без присмотра, а он — в Америку… Пойдемте теперь в кабинет, я еще там не убиралась.

Дарья Николаевна вышла из комнаты. Татьяна последовала за ней.

— А разве он не предупредил вас, что уезжает? — Старушка недоуменно посмотрела на гостью.

— Я знала об этом, — пробормотала Татьяна. — Но не ожидала, что он уедет так скоро…

— Он целый месяц собирался. — Взяв в руки веник, старушка принялась подметать. — Его не поймешь. То начнет укладывать чемоданы, то бросит… Я ему все намекаю, что, дескать, ехать сейчас не время, Олега сперва надо женить. Он вроде соглашается, а потом снова начинает собираться. Сегодня, значит, решился окончательно. — Она задвигала стульями, подметая под ними.

Татьяна присела к письменному столу. У подставки, в которую были воткнуты ручки и карандаши, лежало несколько скомканных листов бумаги. Видимо, Виктор так торопился, что не стал выбрасывать их в корзину для мусора, а попросту сдвинул в сторону.

Татьяна расправила один из листков.

«Татьяна… — прочитала она и невольно вздрогнула. — …Вчера после нашего разговора мне окончательно стало ясно, что близость между нами невозможна. Сколько бы я ни пытался убедить тебя в том, что я тебя люблю, все бесполезно…» На этом запись обрывалась. Татьяна вчитывалась в строчки, написанные торопливым размашистым почерком, и глаза ее невольно наполнялись слезами. «…убедить тебя в том, что я тебя люблю…» — С мучительным восторгом она в десятый, в двадцатый раз перечитывала эти слова. Слезы неудержимым потоком текли из глаз. «Он любит меня — билось в мозгу. — Какая же я была дура! А ведь я знала, я видела это…»

Не было никакого сомнения, что перед ней лежало письмо Виктора к ней. Почему-то незаконченное, оборванное на полуфразе. Она развернула другой листок.

«Татьяна, сегодня я уезжаю в Штаты, но перед отъездом хотел бы объясниться с тобой. Звонить не стал, потому что по телефону всего не скажешь, да и вряд ли у нас получился бы толковый разговор. Вчера, расставшись с тобой, я понял, что меня ничто больше не связывает с Москвой. Мало того — я не могу здесь оставаться. Этот мой поспешный отъезд в действительности не что иное как бегство. Я бегу от тебя. Да и от себя, от своей любви. Может быть, там, на новом месте, в новой обстановке, все забудется…»

Дальше несколько слов было вымарано, и запись на этом листке кончалась. Татьяна догадалась, что все это были черновые наброски. Испытывая сильное душевное волнение, она взяла в руки следующий листок.

«Татьяна, знай, что наши отношения — не мимолетный роман. Я люблю тебя, неужели ты до сих пор это не поняла? Я полюбил тебя с самого первого мгновения нашей встречи еще тогда, в общежитии, когда я смотрел на тебя издали, не решаясь приблизиться. Бог мой, как я тебя любил! Сам не пойму, почему я навязал тебе этот дурацкий фиктивный брак с глупым и оскорбительным для тебя условием брачной ночи, вместо того, чтобы сразу признаться тебе в любви и предложить выйти за меня замуж! Но я никак не мог ожидать, что наша близость окажется такой ужасной для тебя. Да, я поступил необдуманно и жестоко. Но поверь, я сполна расплатился за это своими нынешними страданиями! Ты прекрасно знаешь, что я тебя люблю. Люблю, дорогая моя, милая моя жена! О, как я тебя люблю! Если я останусь в Москве, то не удержусь от какого-нибудь безумства — например, заночую под дверью твоей квартиры. Бог знает, что я пишу…»

На этом запись обрывалась, а несколько последних строчек были перечеркнуты крест-накрест.

С торопливой жадностью Татьяна расправила новый листок бумаги. Текст на нем начинался со строчной буквы. Видимо, это было продолжение письма, начало которого находилось где-то среди других листков.

«…я ощущал себя наверху блаженства, мне было так хорошо, как ни с одной женщиной. В минуты нашей близости я видел в твоих глазах слезы. Ты плакала, потому что и сама испытывала наслаждение. Никогда не смогу забыть этих слез! Но утром ты словно вылила на меня ушат холодной воды. Прошлое опять встало между нами. После нашего разговора я понял: моей мечте не суждено сбыться. У меня больше нет моральных прав настаивать на продолжении нашего брака…»

Татьяну бросало то в жар, то в холод. Она даже не услышала, как в дверь позвонили и Дарья Николаевна пошла открывать.

Громкие голоса в прихожей вывели ее из оцепенения. Она не успела смахнуть с глаз слезы, как в кабинет, оживленно переговариваясь, вошли Олег и Катя.

Увидев мать с залитым слезами лицом, Катя на мгновение замерла, а потом подбежала к ней, обняла за плечи и легонько встряхнула, пытливо заглядывая в глаза.

— Мама, что случилось? Это из-за меня? Из-за того, что я уехала тогда с Олегом?

— Простите нас, Татьяна Сергеевна, — добавил смущенный Олег, остановившись за спиной Кати.

Татьяна дрожащими руками раскрыла сумочку и достала платок. Взгляд Кати упал на один из листков, лежавших на столе перед матерью. С минуту она вглядывалась в неровные строчки, затем, вспыхнув, перевела расширившиеся глаза на мать.

— Неужели… — прошептала она, — Виктор Владимирович тебя так лю… — Она не договорила, мельком посмотрев на Олега. Тот тоже подошел к столу и наклонился, чтобы взять листок, но Катя удержала его. — Не надо. Это мамины письма. Они адресованы ей одной.

Молодой человек с несколько ошеломленным видом отошел.

— Почему он уехал? Он же любит тебя! — воскликнула Катя.

— Это я виновата, — борясь с подступающими к горлу рыданиями, проговорила Татьяна.

— Послушай, мама. — Дочь взяла ее за руку. — Ведь и ты любишь его!

Татьяна опустила голову. Слезы с новой, неудержимой силой заструились по ее щекам.

Катя повернулась к Олегу.

— Между мамой и отцом что-то произошло.

— Наверное, из-за этого он так быстро собрался лететь, — предположил Олег.

— Знаешь что? — сказала Катя, осененная какой-то мыслью. — Ведь его еще можно вернуть. Во сколько вылет?

— В три.

— А сейчас полвторого. Мы успеем доехать до аэропорта!

Татьяна вытирала лицо, но слезы текли и текли. Она стыдилась их, стыдилась такого откровенного проявления своих чувств. Не меньше страдало и ее самолюбие: ведь Катя и Олег невольно проникли в самое сокровенное, что она таила в душе. И теперь ей приходится, как малому ребенку, полностью довериться им и принимать их помощь.

— Ну так что, едем? — Катя присела перед ней, заглянула в глаза. — Решайся. Машина стоит внизу.

— Да-да, едем, — кивнула Татьяна. И, прежде чем уйти, собрала со стола смятые листы, расправила их и положила в сумочку.

Попрощавшись с недоумевающей старушкой, все трое спустились вниз. Олег уселся за руль, Катя устроилась рядом с ним. Когда Татьяна захлопнула дверцу, Олег резко надавил на газ.

На остановках перед светофорами Катя стонала от нетерпения.

— И для чего придумали эти дурацкие мигалки! — ворчала она, оборачиваясь к матери. — Не волнуйся, все равно успеем. В крайнем случае — обратимся к администратору, пусть объявят по аэропорту: «Виктора Максимова ожидает жена!»

Татьяна сидела на заднем сиденье, вцепившись обеими руками в сумочку. Там лежало самое драгоценное, что было у нее сейчас: письма Виктора. Мысль о том, что он может улететь и она не увидит его три года, приводила ее в ужас. Перед мысленным взором стояло его лицо, когда они беседовали в то утро на веранде. В глазах Виктора светилась любовь. О, как она была тогда слепа!..

— А вдруг он уже подписал этот контракт? — воскликнула Катя.

— Маловероятно, — отозвался Олег, сворачивая на Ленинградское шоссе. — Скорее всего, отец подпишет его в Нью-Йорке.

Катя с минуту раздумывала.

— А если даже и подписал, то разве он не может взять с собой жену? — предположила она.

— Наверное, может.

— Впрочем, сейчас это не имеет значения. Главное, чтобы они встретились. — Катя посмотрела на свои часики. — Ой, до отлета осталось всего сорок минут!

— Успеем, — Олег прибавил газу.

Машина миновала Кольцевую магистраль и, набирая скорость, помчалась по направлению к Шереметьево.

— Быстрее, — умоляла Катя. — Если отец улетит, то он уже не скоро вернется!

— Еще бы, — сквозь сжатые зубы ответил Олег, обеими руками держась за руль. — Контракт — штука серьезная… Вообще-то, я тоже хочу, чтобы папа остался с нами…

— Ну вот! Хочешь, а не торопишься!

— Если я прибавлю скорость, то нас остановит первый же гаишник.

— Ничего, я буду смотреть, — пообещала девушка. — Как замечу впереди милицию, сразу скажу.

— Ну, тогда гляди в оба! — Олег крепче взялся за руль.

У Татьяны захватило дух, когда машина резко прибавила скорость. За окном проносились поселки, мелькнул железнодорожный переезд. Татьяна закрыла глаза. «Нет, все бесполезно, — твердила она себе. — Он улетит, и все на этом кончится…»

Катя снова взглянула на часы.

— Успеем, — сказала она. — Если так будем ехать, точно успеем!

Впереди тащился громадный автофургон. Олег стремительно его догонял, понемногу беря левее. Все произошло в считанные секунды. Ехавший перед автофургоном «Москвич» резко затормозил, давая дорогу перебегавшему шоссе человеку. Чтобы не врезаться в «Москвич», Олегу пришлось резко нажать на тормоз и крутануть руль. Машину развернуло, и она, визжа тормозами, пошла юзом, описывая дугу. Татьяна вскрикнула, взмахнула руками, импульсивно пытаясь схватиться за что-нибудь. БМВ с разгона ударился о борт автофургона, Татьяну отбросило к боковой дверце, и в тот же миг она провалилась в черноту…

Загрузка...