Филип Уален. Из сборника "Вверх по ручью Кабарга" буддийские стихотворения 1955–1986

Пост на Смотрительской горе (Кеннету Рексроту)

Я всегда говорил что не вернусь больше в горы

Я уже стар и толст и все эти тараканы и злющие мулы

И оладьи каждым каждым утром этого мира

Старый Эдвард Уимен (63 лет)

Мчится по тропе опережая нас всех

Стеная, «Ох болят мои старые ноги,

Спину ломит и хрен торчком»

Обрывая ольховые ветки под дождем

Теперь я один в остекленном дому на вершине

И вокруг мне напевно гудят колокольные горы

Непрестанно безумствует в доме полдневное солнце

И полуночных солнц целый сонм бьется в стекла окон

Ум мой бодрствует даже во сне

Утренний туман в южном ущелье

Мерцающая пена возвращает древний уровень морю

Озера цветов зеленого мыла и индиго

Верхнее озеро - арена черный полуоткрытый глаз

Куропатка ищет жучков под снегом

Медведь смотрит сквозь стену в полдень

Олень карабкается вверх поглазеть на лампу

Мышь едва не тонет в меду

Я вижу отпечатки своих ботинок вперемежку с оленьими следами

Медвежьи когти и копыта мулов на песчаной дорожке в уборную

Гораздо позже я пишу:

«неистовствует. Рассвет викингов

Пышная смерть лета на востоке»

(Влияние байроновского пейзажа

Завернутые страницы обнаруживают порочность стиля.)

Лежу на граните голый около своей сторожки

Жаркое сентябрьское горное солнце, но в голове моей

Тихая темная ночь с иными светилами

ГЕРАКЛИТ: «Проснувшись мы оказываемся в общем мире

Но сон погружает каждого

В мир собственный.»

И то что я люблю на самом деле (напоминаю я себе)

Это музыка, книги, некоторые пейзажи суши и моря

И то как свет падает на все это, преломленье

Света в гранях агата, сам свет… Мне кажется

Что я до сих пор боюсь темноты

«Запомни умник есть кое-что

поумней и побольше тебя.»

Ирландским страхом перед чужими святынями

Наполнен голос моего отца (хотя ни он

Ни прапрапрадед его Ирландии не видели)

Могила блестит позолотой надгробья

И сложены пальцы в заклятья подобье

Остальное они перевезли через Атлантику

Растеряв и разбросав по бизоньим равнинам

Среди этих деревьев и этих гор

От Дунса Скотуса [1] до этой страницы

Тысяча лет

(«…собака идущая на задних лапах –

и не то чтобы у нее хорошо получается,

просто она это делает.»)

Вот ведь дурацкое опровержение гипотезы

Что человек это что-то большее

Того что у него в штанах

ЭМПИДОКЛ: «Приходят времена, когда все части

Составляющие тело человеческое собираются

Любовью в цветущем празднике жизни; бывает и так

Что разделенные жестоким Раздором, они блуждают по отдельности

В волнах моря человеческого»

Огонь и давленье солнечного света отбрасывают

Отбрасывают сороконожью тень ветки папоротника

Гравюра на известняке – устрицы и каменные раковины

Обломок черного вулканического камня посверкивает кристаллами

Огонь и давленье Любовь и Раздор отбрасывают

Бронтозавр отводит свой взгляд

Пот мой струится по камню

ГЕРАКЛИТ: «Превращения огня порождают

в первую очередь, море; и море по сути своей

есть смесь земли и воздушного вихря…

Оно рассеивает, оно и собирает;

Оно наступает и отходит назад».

Я выбираюсь из пропотевшей выемки

(Море!)

И сажусь на скале повыше

Кажется что-то горит?

Солнце! Умирающее

Выдохшееся, утомленное

Породившее бронтозавра, Гераклита

Эту скалу, меня,

Просто так

И все-таки я скажу вам (кажется дело в любви)…

Мухи и прочие букашки собираются со всей округи

Чтобы послушать

Также я обращаюсь к камню, вереску,

Горной ели

БУДДА: «Все составляющие бытия

Мимолетны: Трудитесь усердно над своим спасением»

(И все сущее, как сказал один знаменитый последователь

этого учителя, так изнурительно запутанно).

Жила была птичка

Сидела в яичке

И силой природы чудесной

Слились молекулы белка

В клювик и в зоб

В перья и в хвост

В лапы и когти

Бабушка моя говорила:

«Посмотри-ка на этих бедняжек,

чумазых голубей!»

И вывеска на МакАлистер-стрит:

«ДАЖЕ ЕСЛИ ВАМ НЕ НУЖНО СЮДА

ПРОЙДИТЕ МИМО С УЛЫБКОЙ

С ЛЮБВЬЮ

МЯСНИК

Я разрушаю себя, вселенную (яйцо)

И время – чтобы добиться ответа:

Существуют спящий, смеющийся, и танцор

Мы все твердим свое в мерцающей темноте

Плавая во снах спящего.

Дитя говорит мне, «Ты знал это все время»

Я: «А я все забываю что смеющийся

Спит; и что спящий танцует»

Два года назад из сторожки на горе Саук

Видна была долина Скагит

До самого Паджет Саунда:

Цепь предгорий, и глубоко в лесу –

Огоньки домов ясными ночами.

Гора моего нынешнего лета

Выступает из главного хребта

Делит долину на две части и обрывается

Рекой; плотина Росс заполняет разрыв

И движет троллейбусы

По улицам туманного далекого Сиэттла.

Я окружен здесь горами

Ожерельем из 108 бусинок, в прошлом семян

Ficus religiosa

Дерева Бо

Ожерельем непрерывным, с одной бусинкой

Покрупнее и украшенной

Кисточкой (пучком волос) (человека сидевшего

под деревом)

В центре ожерелья

Пустота, пустотный образ содержащий

Все умноженное многократно;

Каждая бусина повторенье, мир

Невежества и сна.

Сегодня день когда жарятся гуси[2]

День освобожденья осыпающихся цветов

Вершин и шишек объятых пламенем

Коньяк в солнечных лучах

Которые, говорил же я вам, исчезнут

Скоро станут невидимы

Поменявшись местами со звездами

Сверкающими в моей голове сейчас

Чтобы сегодня ночью в Китае

Прорастал рис.

Магнитные бури на солнечных долинах

Делают Аврору Бореалис[3] ослепительно яркой

За грядой северных гор

Утром закрываю окна сторожки

Толстый лед наросший на ставнях

Вой койотов с соседнего хребта почти свист

Гора моя ЗДЕСЬ (меж двух озер)

Я беру с собой кусочек ее скалы

Густого темно медового цвета

С прожилками хрусталя

Запятнанного кварцем

Практически неразрушимый, он

Переливается от матовости к блеску

(Дзенбо[4] говорят «Вспышка молнии и искра кремня»)

Подобно породившим его горам

Мир перед нашими глазами есть

Выдумка ума, и ум

Хоть и запятнан ею, породив

Реки, солнце, навоз коровий, мух –

Внезапно может встрепенуться

И птичкою взъерошенной

Мгновенно

Исчезнуть

Исчезнуть

ПРАВДА, раствориться

В тиши

О МАМА!

Как говорится «Четыре раза вверх,

Три раза вниз». Я там же, на горе.

Смотрительская гора 15.VIII.55

Беркли 27-28.VIII.56