Философия науки

Глава III. ФИЛОСОФСКИЕ МОДЕЛИ ИССЛЕДОВАНИЯ НАУКИ

3.1. НЕОКАНТИАНСТВО

Главные школы неокантианства - Марбургская и Баденская - выступают с позиций философского рационализма, основным предметом их исследования является теоретический разум. В отличие от Канта, соединявшего эмпиризм и рационализм, обосновывавшего связь рассудка и чувственности, неокантианцы не считают ощущение источником, началом познания, отвергают кантовскую "вещь в себе", утверждая, впрочем, и духе Канта, что познание есть не постижение объекта, а его создание, конструирование. Если основной проблемой для Баденской школы (И Миндельбанд, Г. Риккерт и др.) является проблема ценностей, которые, по мнению баденцев, выступают принципами, определяющими человеческую деятельность и познание, в особенности в области наук о духе, то Марбургская школа (Г. Коген, П. Наторп и др.) ориентируется на точные математизированные естественные науки.

Марбургская школа весьма последовательно проводит линию идеализма, отказываясь от кантовского дуализма вещей и сознания и сводя реальность к логическим законам чистого разума. Кантовская "вещь в себе" понимается не как объективная независимая реальность, не как данное познанию, а как то, что задано познанию в виде цели. "Вещь в себе", безусловное, пограничное понятие, идея, регулятивный принцип - все эти определения получают свое трансцендентальное значение из их значения как цели, из их применения в телеологическом процессе исследования природы, — утверждал Г. Коген. Отвергнув аффинирующую роль "вещи в себе", неокантианцы понимают кантовское созерцание не как самостоятельный источник наполнения чувственным содержанием априорных форм, понятий рассудка, но как функцию мышления. Поэтому для них неприемлемо представление Канта о пространстве и времени как формах чувственности; пространство и время, с их точки зрения, есть логические категории, а чувственность включается в разум, является продуктом его спонтанности. Более того, бытие также определяется категориально; объект познания полагается категориями логического мышления, категории суть условия познания, и, следовательно, объект, бытие имманентны сознанию, порождаются, конструируются разумом. Соответственно, чувственно воспринимаемые вещи не могут быть даны познанию в качестве предмета, они ему "заданы". И познание заключается в последовательном определении посредством категорий предмета познания, его свойств и отношений. Предмет познания не может быть независим от логического мышления как нечто завершенное; он выступает как задача и цель познания. Наторп писал, что познание должно сначала осуществить определение факта из самого себя; для него не определено ничто, чего не определило бы оно само. Но со смыслом говорить о том, что определено само по себе, можно только исходя из уже достигнутого знания или чисто мысленного предвосхищения его конечных результатов, скорее даже, вечно далекой цели. И поскольку наше познание всегда остается обусловленным и ограниченным, все то, что мы могли бы высказать относительно в-себе-бытия предметов, с точки зрения нашего познания остается всегда столь же обусловленным и ограниченным в своем значении, как и наше познание вообще.

Согласно кантианцам, постижение предмета познания возможно лишь как бесконечное осуществление не завершающихся полностью его категориальных определений. "Вещь в себе" как предмет познания есть идея — предельное, пограничное, никогда окончательно не достигаемое понятие, выражающее регулятивный принцип познания. Иными словами, предмет познания может существовать только в мысли; он не вещь, а понятие о предмете. Бытие возникает, находит свое основоположение в мысли, поэтому мысль и является первоначалом самой себя и основоположением всякого бытия.

Философия трактуется неокантианцами Марбургской школы как логическое и гносеологическое учение, соответствующее современному научному познанию, выступающее логическим основанием науки. Причем философия должна служить трансцендентальным базисом наук высшего типа - математики и математического естествознания. В этом качестве философия должна быть логикой чистого познания, философией науки, трансцендентальный метод которой имеет своей целью исключительно творческое созидание объектов всякого рода, т.е. относиться только к самой деятельности, прежде всего к научной. Такого рода логика исходит из первоисточника, который в полном соответствии с неокантианской идеалистической установкой выступает необходимым началом мысли, выражением познавательного стремления за бытием найти мысленное предбытие, на котором и основано бытие; согласно этой позиции, только само мышление может произвести то, что может иметь значение в качестве бытия. Иными словами, первоисточник есть логический мыслительный принцип как для порожденного мыслью бытия, так и для познания.

Понять первоисточник можно через его отношение к тому, что он порождает, т.е. к науке; выявление первоисточника предполагает, таким образом, анализ структуры научного знания, и наоборот, анализ науки предполагает отношение к первоисточнику. Эта точка зрения утверждает, что о первоисточнике логического нельзя ничего высказать без предварительного отнесения к тому, что из него вытекает или возникает; об основании или принципе ничего нельзя сказать без отнесения к тому, что должно быть на нем основано. Именно связь, отношение науки и первоисточника образует основание прогресса в познании, в творчестве нового знания. Мышление, познание начинается с установления отношений, связей, поэтому неокантианская логика есть логика отношений.

Наиболее полным выражением такой логики, согласно неокантианству, является математика, математическое понятие. Если в обычной, аристотелевой логике объем понятия обратно пропорционален содержанию, так как с увеличением объема содержание понятия становится все более бедным, поскольку образуется посредством абстрагирования от особенностей единичных вещей, то в математике понятия, выражая отношения, связи, сохраняют и общий закон отношений, и особенности единичных экземпляров. Поэтому, исходя из общей математической формулы, скажем, формулы кривых второго порядка, мы можем получить частные геометрические образы круга, эллипса и т.д., рассматривая как переменный некоторый определенный параметр, входящий в общую формулу, и придавая ему непрерывный ряд значений. Общее понятие оказывается здесь более богатым по содержанию. Кто владеет им, тот может вывести из него все математические отношения, наблюдаемые в каком-нибудь частном случае, не изолируя в то же время этот частный случай, но рассматривая его в непрерывной связи с другими случаями, т.е. в его более глубоком, систематическом значении. Наиболее наглядный образец такого способа образования богатых по содержанию общих понятий является понятие числового ряда. В формуле, понятии ряда фиксируется закон отношения членов ряда и, соответственно, способ его построения. Тогда число, согласно неокантианцам, не является вещью или понятием о вещи, а выступает как член числового ряда и определяется законом данного ряда, а также отношением с другими членами ряда.

По сути, числовой ряд составляет последовательность значений функции, изменения которой определяются формулой, законом, поэтому число сводится к функции. Но функция есть не что иное, как выражение отношения. Поэтому определение числа связывается с установлением отношений в процессе мыслительной деятельности. Первое условие логического понимания числа - это понимание того, что тут речь идет не о данных вещах, а о чистых закономерностях мышления.

Неокантианцы подчеркивают фундаментальное значение числа, соответственно, функции, не только для математики, но и для точных естественных наук. Они опираются на логику математического понятия о функции. Но область применения этой логики можно искать не в одной лишь сфере математики. Скорее, можно утверждать, что проблема перебрасывается немедленно и в область познания природы, ибо понятие о функции содержит в себе всеобщую схему и образец, по которому создавалось современное понятие о природе в его прогрессивном историческом развитии. Иными словами, понятия естествознания суть также функциональные понятия об отношениях. Кроме того, неокантианцы подчеркивают фундаментальное значение как для математики, так и для науки о природе понятия и метода исчисления бесконечно малых, имеющих, прежде всего, логическое содержание. Понятие бесконечно малого конструируется познанием; применяя метод бесконечно малых, мы тем самым находим действительность в мысли, утверждаем идеалистический принцип: начало существующего - в нечувственном.

На основании такого подхода делается вывод: наука-де выводит физические явления из бесконечно малых атомов и молекул, из чувственно не воспринимаемого эфира, а также получает возможность формулировать законы природы и тем самым создавать научные теории. Неокантианцы отмечают, что чувственно-вещественное качество становится физическим предметом, когда оно превращается в некоторое, имеющее форму ряда, образование. Из суммы свойств "вещь" становится теперь математической совокупностью значений. Сама материя становится идеей по мере того, как ее содержание все отчетливее сводится к идеальным концепциям, созданным и испытанным математикой. Аналогично в математике осуществляется логическое конструирование предметов, для которых не следует находить эмпирических чувственно воспринимаемых коррелятов; математическое познание создает такие предметы в соответствии с логическими законами мышления. Это образует основу для объяснения эмпирического вещного мира математизированными естественными науками.

Если Марбургская школа неокантианства занималась, прежде всего, логическим обоснованием математики и точных математизированных естественных наук, если для нее научное познание есть последовательное развитие проблем, имеющих логическую природу, то Баденская школа главное внимание уделяла проблемам культуры, методологии исторических наук; неокантианцы Баденской школы являются основоположниками философской теории ценностей. Предметом философии как нормативного учения, согласно Баденской школе, являются ценности. Если частные науки изучают данное, бытие, то философия исследует не то, что есть, а то, что должно быть, т.е. должное, ценности, идеалы. Причем философия рассматривает оценки, утверждающие ценности как норму, должное в абсолютном смысле, и потому ценности не зависят от субъекта, человека, бытия; они не могут быть субъективными, хотя и переживаются, осознаются субъектом, их статус определяется ими самими и не нуждается в каком-либо внешнем определении, наоборот, все остальное, фактическое находит свое основание в них. Соответственно, всякое эмпирическое субъективное сознание также находит свое оправдание в совокупности абсолютных норм и ценностей.

Таким образом, мир состоит из существующей действительности и ценностей, царства трансцендентного смысла. Баденцы утверждали, что наряду с понятием бытия, кроме "нечто" в качестве второго обширного понятия существующего стоит понятие ценности. Ценности нельзя отнести ни к области объектов, ни к области субъектов; они находятся по ту сторону субъекта и объекта, образуя самостоятельное царство, трансцендентное по отношению к бытию. Трансцендентная природа ценностей находит свое выражение также в противостоянии данного царства сфере бытия; это противопоставление действительности и ценности проявляется в противоположности сущего и должного. Если бытие реально существует в виде эмпирических объектов, то ценности как нормы абсолютного долженствования, не существуя в эмпирической форме, имеют значение и придают значение данности, фактам, а также человеческим поступкам, в которых в силу этого проявляется индивидуальная свобода личности. Отсюда важнейшей проблемой философии, по Риккерту, является проблема противоречия между царством бытия и царством ценностей, решить которую не может не только философия, но даже религия. Смысл и бытие, ценность и действительность, трансцендентное и имманентное логически исключают друг друга. Единство обоих царств является фактом, но оно "остается вечной загадкой, чудом, которое выше всякого разумения".

Итак, ценности с точки зрения неокантианцев Баденской школы образуют принцип, основание бытия, познания, человеческой деятельности в целом; царство трансцендентного смысла, долженствования обращено своими императивами и к бытию, и к человеческому познанию. Главным предметом философского исследования являются ценности, утверждают представители Баденской школы. Предметами же специальных наук являются те или иные проблемы бытия, касающиеся только частей действительности. В этом состоит принципиальное различие философии и науки; философия направлена на познание мира как целого, в единстве сущего и должного, а специальные науки имеют в качестве познавательной задачи исследование частей бытия, получающее свое основание в сфере должного. Баденская школа, как и Марбургская, обосновывает невозможность кантовской "вещи в себе", а также утверждает принцип конструирования объектов силой познания так, что объекты, на которые направлен познавательный процесс, есть не что иное, как содержание сознания, результат его творческой деятельности; по словам Риккерта, бытие всякой действительности должно рассматриваться как бытие в сознании.

Имманентность предметов познания сознанию означает, что они не отделены от сознания ни пространственно, ни каким-либо иным способом, поэтому сознание не может быть копией, отражением познаваемых объектов. Познание не может быть отражением также в силу многообразия данного, неисчерпаемости действительности. Научные понятия представляют только некоторые стороны, свойства предмета, выделенные абстрагирующей деятельностью сознания, которая подчиняется сформированной в той или иной науке определенной точке зрения, целевой установке. В силу этого научное познание не есть отражение, копирование, а есть познание, преобразующее, упрощающее действительность. Через такого рода упрощение, преодоление многообразия действительности наука в своих понятиях фиксирует только существенные свойства и стороны предметного мира, производя отбор своих понятий с точки зрения познавательного интереса той или иной науки. Иными словами, обосновывается телеологический принцип образования научных понятий, их соответствие целям, целевым задачам науки.

Если научные понятия представляют понятия целевого отбора, то их значимость заключается в логической целесообразности, в логической организации элементов понятия, в соответствии логическим требованиям науки. Баденская школа проводит различие между науками не по предмету, а по методу, по способу образования понятий, по целям. Виндельбанд, например, выделял номотетический и идиографический типы научного исследования. Способ номотетического исследования определяется целью отыскания общего, он характерен для естественных наук, которые открывают общие законы природы. Целью идиографического метода исследования является описание единичного, исторически неповторимого, он применяется преимущественно в исторической науке. Виндельбанд отмечал, что опытные науки ищут либо общее в форме естественного закона, либо отдельное в виде исторически определенного образа; они рассматривают в одном случае всегда остающуюся себе равной форму, а в другом - однократное, в себе определенное содержание действительно происходящего. Одни из них суть науки закона, другие - науки события; первые учат о том, что всегда есть, вторые - о том, что было однажды.

Научное мышление - если только позволительно пустить в оборот новые искусственные термины - в одном случае номотетично, а в другом - идиографично. Оба типа исследования применяются во всех науках, так как противоположность между общим и единичным относительна. В принципе, все методы исследования должны быть согласованы, логически увязаны и направлены на один и тот же предмет соответствующей науки. Различие между естествознанием и историей состоит в специфике общей цели направленности познания: в естествознании она идет от частных фактов к установлению общих законов; история останавливается на изучении единичного, историк в этом похож на художника, а историческое творчество подобно эстетическому, хотя и в историческом познании, безусловно, применяются общие понятия.

Г. Риккерт, как и В. Виндельбанд, специфику наук объясняет различием методов. Целью научного познания, по Риккерту, является исследование как общих закономерностей, так и индивидуальных особенностей изучаемых предметов. Общее изучается естествознанием, индивидуальное, неповторимое - историей. Для достижения данных целей естествознание применяет генерализирующий, а история - индивидуализирующий методы. Как и Виндельбанд, Риккерт считает, что хотя оба метода логически противоположны, не имеют общего логического основания, они должны использоваться согласованно при изучении одного и того же предмета. История, например, применяет понятия об общем, естествознание, в свою очередь, изучает индивидуальные объекты. Основное различие данных наук коренится в волевой направленности, в различиях познавательного интереса: в естествознании это интерес к общему, в истории - к индивидуальному. Как уже говорилось, с точки зрения неокантианства, науки не отражают действительность, а, конструируя объекты познания, определенным образом творчески преобразуют, упрощают ее. Естествознание отвлекается от частного и особенного и тем самым получает возможность создавать суждения, выражающие законы природы, общее; в итоге создается упрощенная картина действительности, удаленная от многообразия конкретного, когда единичное подводится под закон, общее в качестве экземпляра.

История, изучая конкретное, также преобразует действительность путем отнесения индивидуального к ценностям. В этом случае преобразование, упрощение состоит в том, что из всего многообразия явлений и свойств действительности научное познание фиксирует только те элементы, которые существенны для целей исследования, отвечают познавательным интересам. Но если естествознание удаляется от действительности, оставаясь в сфере общего, абстрактного, то преобразование, производимое историческим познанием, приближает его к действительности. Индивидуализирующий метод истории дает знание индивидуального, которое как раз и составляет саму историческую действительность. История поэтому ближе к действительности, и в этом ее преимущество перед естествознанием. При этом история как индивидуализирующая наука не имеет задачи открывать исторические законы; понятие закона несовместимо с понятием истории. Наконец, определяющими и для естествознания, и для истории являются ценностные императивы; они позволяют выявлять специфику явлений культуры в сравнении с природными феноменами; посредством ценностей историческое познание бесконечное многообразие индивидуальных явлений культуры превращает в некоторую целостность, выделяя существенное из несущественного. Лишь отнесение к ценности определяет величину индивидуальных различий. Благодаря ценностям мы замечаем один процесс и отодвигаем на задний план другой. В трансцендентном характере ценностей, в сфере должного кроется возможность определения специфики объектов познания как культурных или природных; любое научное познание, в особенности теоретическое, осуществляется в границах дихотомии сущего и должного, требует обязательного отнесения к ценностям, которые и выступают абсолютным условием познания и деятельности.

3.2. ЛОГИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ

Логический позитивизм основывается на философских традициях эмпиризма и феноменализма, обосновывающих определяющую роль в процессе познания чувственного опыта и, соответственно, вторичный, инструментальный характер теоретического знания. Логический позитивизм продолжает линию первого и второго позитивизма, заменяя изучение конечных причин явлений исследованием их непреложных законов. По О. Конту, слово "почему" заменяется словом "как". Э. Мах утверждал в качестве идеала науки описание, т.е. построение фактов на основе чувственного наблюдения, тогда объяснительная, теоретическая часть науки, согласно махистскому принципу экономии мышления, становится излишней. Общая установка философского феноменализма в логическом позитивизме была реализована в положении о том, что существует эмпирическая основа, эмпирический базис науки, который представляет собой комбинацию данных непосредственного чувственного опыта и предложений, фиксирующих этот опыт.

Это положение выводилось из убежденности в абсолютной достоверности чувственного восприятия, здесь утверждалась трактовка знания как описания чувственного восприятия. Тогда истинность так называемых базисных, протокольных предложений, фиксирующих состояние переживаний познающего субъекта (например, "мне больно"), несомненна. С такого рода констатации, согласно логическому позитивизму, начинается весь процесс познания: и непосредственные данные чувственного опыта, и протокольные предложения, образуя эмпирический базис науки, сами не зависят от теорий, наоборот, теоретическое знание должно определенным образом им соответствовать, а именно представлять собой их рациональное логическое обобщение. Научное познание с этой точки зрения представляет собой кумуляцию, постепенное накопление эмпирического знания, достоверных фактов, выраженных эмпирическим протокольным языком. Теоретическое знание в этой схеме носит вторичный характер, должно доказывать свой научный статус через редукцию теоретических высказываний к эмпирическим, через сведение значений теоретических терминов к значениям терминов наблюдения.

Вторичность научного теоретического знания заключается также и в том, что эмпирическое знание, согласно логическому позитивизму, образует фундамент, базис науки и, соответственно, будучи базисом, остается по сути константным, не изменяющимся в ходе познания. Теоретическое же знание в отличие от эмпирического изменчиво; в случае необходимости на одном и том же эмпирическом базисе могут строиться разные, сменяющие друг друга теоретические конструкции.

В своем последовательном варианте логический позитивизм обосновывает фактическую ненужность теоретического знания, которое, с этой точки зрения, служит лишь для систематизации и обобщения эмпирических данных и поэтому может быть устранено из науки или редуцировано к эмпирии. Причем первоначальное требование редукции всех теоретических терминов к терминам наблюдения впоследствии было модифицировано: позитивисты стали требовать эмпирической интерпретации только некоторых терминов теоретического языка.

Редукционизм логического позитивизма выражается также в идее создания единой науки. Р. Карнап утверждал, что существует только одна сфера объектов и, следовательно, только одна наука. Такая наука способна дать описание всей действительности, используя унифицированный язык, имеющий силу для всех частных дисциплин. Унификация языка необходима, так как науки различаются между собой, по сути, не природой изучаемых объектов, а как раз специфическими языками. Например, психология использует особые понятия и предложения; тем не менее язык психологии по своему логическому синтаксису и структуре в принципе схож с языками других наук. По Карнапу, таким унифицированным языком единой науки должен быть формальный язык математической физики, поскольку он прост, интерсубъективен, универсален, имеет возможность фиксировать количественные характеристики. Предложения физикалистского языка проверяются непосредственным чувственным восприятием; их интерсубъективность выражается в том, что они используются различными субъектами, следовательно, имеют силу для всех; наконец, их универсальность означает, что любые предложения могут быть выражены в терминах физикалистского языка. Логические позитивисты высказывали надежду на то, что любой биологический, психологический или социальный процесс или явление могут быть описаны в терминах физики и, соответственно, основой единства разных наук будет язык физики.

То, что препятствует созданию единой науки, т.е. то, что не поддается переводу на язык физики, должно быть устранено из науки. Средством достижения унифицированного языка как основы, предпосылки единой науки, согласно логическому позитивизму, является логический анализ, использующий аппарат математической логики. Он имеет своей целью построение логических моделей, конструирование искусственных языков, которые сделали бы понятной структуру научного знания. Логические позитивисты подчеркивали, что задача теории науки - найти важнейшие логические методы, создать логические модели (отображения), осуществить формализацию и аксиоматизацию научных теорий и объяснить их структуры. Первоначально анализ осуществлялся на материале формальных синтаксических связей между знаками и предложениями языка в отвлечении от их содержания.

Р. Карнап в свое время утверждал, что все логические вопросы надо понимать формально и поэтому их нужно формулировать как вопросы синтаксические. Изучение языка науки с точки зрения синтаксиса предполагает выделение правил образования предложений путем сочетания знаков принятого алфавита; данные правила устанавливают, какие виды сочетания, последовательности знаков в данном языке допустимы. Правила преобразования формулируют требования перевода одних предложений языка в другие, т.е. требования формального логического вывода, ориентирующегося на хорошо различимые материальные языковые конструкции. Такого рода формализация и является средством создания логических формальных моделей языка науки. Позднее формальный анализ дополняется исследованием семантической, содержательной стороны языка. Это предполагает формулировку метаязыковых правил, устанавливающих отношение языковых выражений к тому, что они обозначают, а также выявление смысла данных выражений.

Формулировка правил обозначения и правил истинности в рамках семантического подхода приводит к необходимости устанавливать соответствие между синтаксисом и семантикой; семантический анализ выявляет содержательные основания синтаксических связей между выражениями языка, т.е. обеспечивает их содержательную интерпретацию.

Логические позитивисты, в частности, Карнап, подвергают анализу прагматический аспект языка, в котором выражается отношение между человеком, использующим язык, к самому языку как знаковой системе. Целью логического анализа во всех названных аспектах является построение идеального языка науки. Идеальный научный язык должен быть унифицированным, составлять логическую основу единой науки, включать в свой состав строгие, точные, осмысленные понятия и высказывания, образовывать прочную, проверенную логическую структуру, в которой прежде всего устанавливаются взаимоотношения эмпирического и теоретического знания.

Данная структура, как известно, имеет вид гипотетико-дедуктивной модели. В этой модели научная теория предстает как аксиоматическая система, где в качестве аксиом выступают исходные гипотезы; из них логически выводятся все остальные положения, теоремы, конечные следствия. Между полученными следствиями и эмпирическими данными, фактами устанавливается соответствие, в результате чего теоретическое знание приобретает прочный эмпирический базис, сводится к эмпирическим высказываниям. В принципе, логические требования упорядоченности, непротиворечивости, логической выводимости научного знания, его редукции к эмпирическим фактам распространяются логическими позитивистами на всю науку. В результате в языке науки выделяются: предложения теоретического уровня, использующие не сводимые к эмпирически данному научные понятия; предложения эмпирического уровня, фиксирующие результаты экспериментов и наблюдений; вспомогательные предложения, обеспечивающие логическую связь обоих уровней, в частности, сведение теоретических предложений к предложениям наблюдения. Выделение такой логической структуры науки связано с конвенционализмом, когда научная теория представляется как формальная система.

Исходные гипотезы или аксиомы данной системы принимаются конвенционально, по соглашению. Позитивисты сформулировали так называемый "принцип терпимости", по которому можно выбирать из множества систем любую непротиворечивую систему, соблюдающую правила логического синтаксиса. Иными словами, согласно логическому позитивизму, исходные понятия, принципы науки основываются на конвенциях, которые представляют собой соглашения относительно определения понятий данной системы при условии, что сами конвенции не определяются. Тем самым обосновывается возможность одну и ту же научную теорию выводить из различных наборов конвенционально принятых аксиом и, соответственно, возможность создания ее различных материальных, практических интерпретаций. В то же время конвенционализм ограничивается требованием непротиворечивости теоретической системы, требованием полноты, т.е. обязательности существования эффективного процесса, позволяющего установить, выводимо ли в данной системе любое предложение из ее аксиом. Если эти требования соблюдаются, то каждый может строить систему, как он хочет, и наоборот, если требования логического синтаксиса не выполняются, то система должна быть отвергнута.

Особое место в данной структуре занимают базисные, так называемые протокольные предложения. Протокольные предложения трактуются логическими позитивистами с позиции философского феноменализма. Вначале их предназначение, как говорят логические позитивисты, состояло в фиксации непосредственных чувственных переживаний познающего, наблюдающего субъекта. Предложения наблюдения приобретали вид: "А я в таком-то месте и в такое-то время наблюдал голубое". Такого рода фиксации, по первоначальным представлениям логических позитивистов, образовывали истинный, нейтральный по отношению к теоретическому знанию эмпирический базис, фундамент, на котором должно возводиться остальное научное знание. Однако трактовка протокольных предложений как языковой фиксации индивидуального чувственного опыта субъекта научного наблюдения требовала решения проблемы интерсубъективности науки, поскольку такой опыт соответствует только индивидуальным протокольным предложениям и не может быть общезначимым для всей науки. Поэтому в качестве общезначимого протокольного языка был предложен язык физики, фиксирующий физическое эмпирическое исследование, эксперимент, где личные имена заменялись величинами, координатами и таким образом осуществлялся переход от индивидуального опыта и индивидуальных предложений к интерсубъективным, общезначимым. Кроме того, предполагалось, как уже говорилось, языки всех наук свести к физикалистскому языку как универсальному. Наконец, в качестве базисного протокольного языка рассматривался вещный язык, описывающий свойства чувственно воспринимаемых вещей. Истинность такого языка определяется чувственным наблюдением вещей, значения его терминов соответствуют непосредственному чувственному опыту, который, в свою очередь, основывается на неизменности вещей и неизменности деятельности органов чувств познающих людей. Вещный язык вследствие этого остается основой остального знания, достоверным эмпирическим базисом науки, нейтральным, самостоятельным по отношению к теоретическому знанию. Именно с него начинается, согласно эмпирицистской установке позитивизма, познание как процесс фиксации данных наблюдения, фактов и последующая процедура обобщения данных, приводящая к формированию теоретического знания.

Выше отмечалось, что основное предназначение философии, согласно логическому позитивизму, состоит в анализе языковой формы знания. Эту задачу может выполнить отнюдь не традиционная метафизика, а только новая преобразованная философия, которая в результате неопозитивистской реорганизации становится строгой, точной, т.е. специальной дисциплиной, а именно логикой науки. Ее предметом является наука, а главной функцией - обслуживание науки. Это значит, что философия не должна содержать знания о мире, бытии; задача получения такого знания переходит к специальным наукам; тогда старая метафизика вследствие этого остается без своего предмета. Позитивисты утверждают, что в предшествующие эпохи философы верили в существование метафизики природы - области более глубокой и фундаментальной, чем любая эмпирическая наука. В связи с этим задача философии состояла в интерпретации метафизических истин. Современные философы науки не верят в существование такой метафизики. Старая философия природы была заменена философией науки.

Эта новая философия не имеет дела ни с открытием фактов и законов, ни с метафизическими рассуждениями о мире. Вместо этого она обращает внимание на саму науку, исследуя понятия и методы, которые в ней используются, их возможные результаты, формы рассуждения и типы логики, которые в ней применяются. Логический позитивизм использует для анализа языка науки средства математической логики, и целью такого анализа, как уже говорилось, является построение идеального научного языка. Идеальный научный язык должен быть унифицированным, составляющим логическую основу, структуру единой науки, включающим строгие точные осмысленные понятия и высказывания. Анализ отталкивается от принятой логическими позитивистами классификации суждений, согласно которой выделяются абсурдные высказывания, нарушающие правила грамматики и логики, например: "Цезарь есть простое число", вненаучные, лишенные научного смысла, т.е. возможности быть проверенными эмпирически и чувственным наблюдением, и научные, которым можно приписать значение "истинный" или "ложный".

Основанием классификации выступает верификация, т.е. проверка на истинность высказываний путем их сопоставления с данными непосредственного чувственного наблюдения, опыта. Иными словами, процедура верификации устанавливает осмысленность предложений и, прежде всего, их научный смысл, т.е. соответствие или несоответствие данным чувственного опыта, что позволяет определить их истинность или ложность. В результате установления осмысленности высказываний появляется возможность, согласно логическому позитивизму, разграничения науки и ненаучных форм знания. При этом имеющие научный смысл предложения должны быть сведены к протокольным предложениям, которые не нуждаются в верификации, поскольку полностью соответствуют непосредственному так называемому чистому чувственному опыту и являются достоверным базисом научного знания.

Предложения, несводимые к протокольным, бессмысленны, лишены эмпирического значения и поэтому должны быть элиминированы. Однако подобным образом организованная процедура верификации была недействительна по отношению к высказываниям о будущем и прошлом. Кроме того, узость сугубо эмпирицистского критерия верификации приводила к тому, что лишенными смысла оказывались принципы, понятия, законы, идеализированные объекты, на основе которых строятся научные теории, т.е. теоретическое знание самой науки. Поэтому логические позитивисты смягчили верификационный критерий, обосновав непосредственную и косвенную верификации и тем самым ослабив в какой-то мере требование непосредственной увязки теоретического знания с данными чувственного опыта, так что правило верификации превращается в логическую возможность, в так называемую принципиальную верифицируемость.

Исходя из данных установок логические позитивисты обосновывают отсутствие осмысленности у понятий и предложений традиционной философии или метафизики. Согласно позитивизму, вся философия в старом смысле, связана ли она с Платоном, Фомой, Кантом, Шеллингом или Гегелем, или она строит новую "метафизику бытия" либо "философию наук о духе", оказывается перед неумолимым суждением новой логики не только содержательно ложной, но логически несостоятельной и потому не имеющей смысла. Склонность к метафизике есть проявление чувства жизни и замена искусства. Но наиболее адекватно чувство жизни выражает музыка, а не метафизика, поэтому метафизики -это музыканты, лишенные способности к музыке. Метафизика ставит вопросы, не имеющие смысла, обсуждает псевдопроблемы. Поэтому необходимо элиминировать старую философию, т.е. очистить научное и философское знание. Как результат очищения философии от мнимых проблем должны остаться только логические вопросы. Таким образом, если философию очистить от всех ненаучных элементов, то согласно этой точке зрения в качестве единственного остатка остается логика науки. Иными словами, логика науки должна занять место множества неразрешимых проблем, которые обычно называют философией. Соответственно реформированная по позитивистскому образцу философия становится не знанием, а деятельностью, "посредством которой проясняются необходимые для познания понятия"; главным методом этой деятельности является, согласно логическому позитивизму, метод логического анализа, выявляющий смысл, значение языковых выражений, применяемых наукой и философией.

3.3. УЧЕНИЕ О ПАРАДИГМАХ Т. КУНА

Т. Кун был одним из создателей эволюционистского, исторического направления в философии науки. В отличие от логического позитивизма, рассматривавшего науку под углом зрения абсолютных логических и методологических критериев как систему знания, Кун обосновывал понимание науки как деятельности научных сообществ в конкретных исторических условиях. По Куну, в науке работают относительные критерии научности, относительность которых как раз и определяется этими условиями. Кун одним из первых показал роль социально-психологических и других внешних по отношению к совокупности критериев научности факторов: личных и исторических обстоятельств, эстетического чувства, веры членов научного сообщества в определенные философские и научные идеи и т.д. При этом он подчеркивает, что влияние внешних факторов может мешать успешному развитию науки.

Обосновывая связь науки и исторических условий, отрицая абсолютность критериев научности, научной рациональности, Кун тем самым отказывается от идеала абсолютно полного истинного знания как заранее установленной главной цели познания. Связь между наукой и историческими условиями, по Куну, раскрывается как соответствие между состоянием научного знания, т.е. теорий, методов, фактов и т.д., и познавательными задачами, характерными для того или иного исторического времени. Он доказывает, что любая историческая эпоха характеризуется сугубо специфическим уровнем научного знания, собственной, отличной от других эпох проблематикой. Кун не согласен с кумулятивистскими представлениями о развитии науки. В ней нет постепенного накопления знания, нет чисто количественного роста научной информации без качественного ее преобразования. Иными словами, Кун отрицает идею о том, что зародыши любого нового научного факта или теории находятся в прошлом, что наука только расширяется, не пересматривая содержания своего знания.

По Куну, прогресс в развитии науки возможен на этапах нормальной науки, когда успешная деятельность ученых ведет к решению научных проблем и совершенствуются научные теории, которые в целом становятся все более точными, все более соответствующими действительности, когда теории соприкасаются с действительностью все большим количеством точек. Общий же ход развития науки включает в себя как стадии нормальной науки, которые в основном носят кумулятивный характер, так и периоды научных революций, радикальных содержательных переворотов в философском и научном мировоззрении, в понятийном строе научных теорий.

Научные революции Кун определяет как некумулятивные периоды развития науки, во время которых старая парадигма замещается целиком или частично новой парадигмой, несовместимой со старой. Понятие научной революции Кун связывает с понятием парадигмы, которое занимает в его учении весьма важное место. Парадигма в целом понимается как совокупность научных достижений, прежде всего как совокупность принимаемых всем научным сообществом теорий, доминирующих в определенный исторический период. Имеются в виду обычно фундаментальные теории, определяющие и направляющие практически все научные исследования. Под парадигмой Кун подразумевал признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу. Парадигма объединяет ученых в научное сообщество, которое, в свою очередь, признает парадигму. Примерами парадигм выступают система Птолемея, физика Аристотеля, механика Ньютона, теория относительности Эйнштейна и др. Однако парадигма не совпадает с теорией; она нередко предшествует теории и в то же время связана с доминирующими теориями, которые, образуя ядро парадигмы, ее обосновывают, конкретизируют, представляют.

По Куну, ученых характеризует догматическая приверженность парадигме. В силу этого они отвергают все противоречащие парадигме идеи, исключают любые альтернативные теории. Научное сообщество в этой ситуации, по Куну, является закрытым обществом, главная характеристика которого - отказ от критического рассуждения. Еще одна важная характеристика парадигмы заключается в том, что она задает образцы, модели решения научных проблем. И принятые теории, и апробированные образцы решения научных проблем в виде канона входят в учебные пособия, по которым учатся будущие научные работники. Кроме того, парадигма формирует у ученых определенное видение действительности, своего рода научное мировоззрение, которое и придает смысл научному знанию и способам решения научных проблем.

Развивая понятие парадигмы, Кун конкретизирует его посредством понятия дисциплинарной матрицы, отмечая, что оно есть "совокупность убеждений, ценностей, технических средств и т.д., которая характерна для членов научного сообщества". Дисциплинарная матрица включает в себя символические обобщения, требующие соответствующего математического аппарата; метафизические, философские элементы, составляющие основу научной картины мира, т.е. онтологические и методологические положения, идеи; принятые научным сообществом ценностные установки; образцы решения научных проблем, "головоломок", по терминологии Куна. Образцы суть типичное применение учеными теорий, теоретических положений или символических обобщений в процессе исследовательской деятельности. Такого рода имплицитное "практическое" знание имеет большое значение для успешного функционирования парадигмы; образцы усваиваются в ходе подготовки молодых ученых, в практике совместных с учителями, научными руководителями научных исследований.

Разъясняя смысл этого понятия, Кун подчеркивает, что один вид элемента в этой совокупности - конкретные решения головоломок, которые, когда они используются в качестве моделей или примеров, могут заменять эксплицитные правила как основу для решения неразгаданных еще головоломок нормальной науки. Усвоение дисциплинарной матрицы основывается на усвоении образцов, которые, однако, не могут быть полностью эксплицированы и выражены совокупностью четких формальных правил; их усвоение и применение в научном исследовании носит практический характер, представляет собой искусство, приобретенное в процессе обучения и непосредственно в практике научной работы, научного познания. Кун отмечал, что овладение арсеналом образцов, так же как изучение символических генерализаций, является существенной частью того процесса, посредством которого студент получает доступ к содержательным достижениям своей профессиональной группы. Без образцов он никогда бы не изучил многое из того, что знает труппа о таких фундаментальных понятиях, как сила и поле, элемент и соединение, ядро и клетка.

Парадигма Куна включает в себя философию, метафизику, обосновывающую исходные принципы, законы, картину мира и методологические правила исследования. Метафизика, по Куну, является необходимой предпосылкой научного познания; ее идеи, положения явно или неявно присутствуют не только в содержании научных теорий, но и в получаемых эмпирических результатах, экспериментальных фактах, а также служит методологическим основанием усвоения и применения образцов решения научных проблем. Наконец, парадигма является выражением формирования, существования и функционирования научного сообщества. Без парадигмы нет научного сообщества и наоборот, научное сообщество характеризуется приверженностью к парадигме. Вера в парадигму обеспечивает сплоченность членов научного сообщества, его закрытость и соответственно неприятие тех, кто пытается разрушить данную веру, критикуя парадигму. Данные социально-психологические аспекты научной работы и организации научного сообщества, выделенные Куном, выражают особенности так называемой большой науки. Парадигма в ней определенным образом развивается, совершенствуется.

Первоначально парадигма формулирует лишь исходные, самые фундаментальные принципы, понятия, разрешает только некоторые важные проблемы, закладывает основные черты мировоззрения, общую методологию и направление исследований. Последователи родоначальников парадигмы стараются накопить и уточнить как можно больше фактов, подтверждающих парадигмальные установки. Аналогичным образом совершенствуются, уточняются научные теории, составляющие основу парадигмы. Например, механика Ньютона разрабатывалась Лaгранжем, Эйлером, Гауссом и другими. В процессе совершенствования парадигмы анализируются понятия, вводится новый математический аппарат, уточняется структура, открываются новые научные законы, причем в соответствии с традицией парадигмы в количественной форме и т.д. Большое внимание в процессе развития парадигмы уделяется проведению научных экспериментов, использующих математический аппарат и измерение. Результаты таких экспериментов не только делают более точными эмпирические факты, но и совершенствуют отношения научных теорий и фактуальной базы, что имеет немаловажное значение для укрепления, утверждения разрабатываемой парадигмы.

Понятие парадигмы связано также с понятием нормальной науки, которая понимается как обычная зрелая, подчиняющаяся парадигме и существующая между научными революциями наука. Как считает Кун, исследование в нормальной науке направлено на разработку тех явлений и теорий, существование которых парадигма заведомо предполагает. Другими словами, нормальная наука не ориентируется на открытие нового. Кун подчеркивает, что самая удивительная особенность проблем нормальной науки состоит в том, что ученые в очень малой степени ориентированы на крупные открытия, будь то открытие новых фактов или создание новой теории. Она сохраняет стабильность научного познания, хотя на ее основе, безусловно, решаются научные проблемы, головоломки, осуществляется сбор фактов, эмпирического материала, уточняются научные теории. На стадии нормальной науки у научных головоломок, как и у кроссвордов, существуют гарантированные решения на основе выработанных в рамках парадигмы средств и методов. Но ученые время от времени не могут решить определенные проблемы, тогда это расценивается не как ограниченность парадигмы, а как личная неудача того или иного исследователя. При этом такого рода деятельность в условиях нормальной науки до определенной степени не затрагивает философские и методологические основания парадигмы. Ученые в рамках нормальной науки применяют в своих исследованиях принятые образцы, модели решения проблем, основываются в этом на общепринятых методологических правилах. Вследствие этого нормальная наука является чувствительным индикатором, выявляющим всякого рода аномалии, отклонения от парадигмы. Парадигма сохраняет свой статус в научном сообществе до тех пор, пока успешно справляется с выявленными аномалиями, пока способна решать возникающие научные задачи.

Иными словами, научное познание в рамках парадигмы носит в целом кумулятивный характер, оно лишь количественно расширяет объем знания, исключая его качественное содержательное преобразование. Открытие нового, т.е. творчество в нормальной науке ограничивается процедурами применения известных теорий, отработанных правил и образцов, методов. Согласно Куну, цель нормальной науки ни в коей мере не требует предсказания новых видов фактов: явления, которые не вмещаются в эту коробку (Кун имеет в виду парадигму), часто вообще упускаются из виду. Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же нетерпимы и к созданию таких теорий другими.

Напротив, исследование в нормальной науке направлено на разработку тех явлений и теорий, существование которых парадигма заведомо предполагает. Данный недостаток, по Куну, с лихвой восполняется углублением картины мира, тщательной разработкой парадигмы, совершенствованием научных теорий. В целом нормальная наука исследует устойчивые классы проблем, расширяет сеть значительных фактов, сопоставляет факты и теории. Сфера творчества связывается в этот период с решением научных задач-головоломок. "Задачи-головоломки представляют собой особую категорию проблем, решение которых может служить пробным камнем для проверки таланта и мастерства исследователя". То есть нельзя сказать, что работа в рамках нормальной науки является исключительно рутинной, лишенной творчества деятельностью. Нормальная наука не только представляет собой нечто стабильное, завершенное, но и предполагает определенное творческое развитие, совершенствование, например, самой парадигмы, выяснение и проверку ее возможностей, тем самым подготавливая научную революцию.

В процессе развития, расширения поля своего влияния парадигма все чаще сталкивается с аномалиями, не объяснимыми на основе ее принципов и установок. Ученые предпринимают значительные усилия для преодоления этих нестыковок, для решения проблем на основе парадигмы. Если нерешенные проблемы накапливаются, это свидетельствует о несовершенстве парадигмы, о выявлении границ ее исследовательских возможностей, т.е. о ее кризисе, который, по Куну, является индикатором приближающейся научной революции. Следствием кризиса выступает потеря сплоченности научного сообщества, базирующегося на старой парадигме; ученые предпринимают различные действия по изменению парадигмы, ее дисциплинарной матрицы, совершенствованию базисных теорий и т.д. Растет количество и разнообразие теорий, которые могут вступать в противоречие друг с другом. Это вызывает недоверие к парадигме, расшатывает устоявшиеся подходы, стереотипы и тем самым подготавливает научное сообщество к принятию новых идей, а в конечном счете - новой парадигмы.

Собственно научная революция, по Куну, и представляет собой переход от старой парадигмы к новой. Это достаточно сложный процесс, он требует от членов научного сообщества принятия новой веры, как говорит Кун, т.е. смены старых философских мировоззренческих установок. Такая смена осуществляется в процессе упорных дискуссий, обсуждения противоположных дисциплинарных матриц, философских и научных картин мира. Научное сообщество раскалывается на лагери как раз из-за несогласия в основных ценностях, установках. В этих условиях невозможно найти убедительные логические, методологические или философские аргументы в пользу какой-либо парадигмы. Решающую роль в этом могут играть самые разные внелогические, зачастую случайные факторы, включая особенности личности и ее биографии, даже национальность, психологическую уверенность сторонников парадигмы в том, что она может разрешить возникшие перед учеными проблемы и др. Кун называет также сугубо индивидуальное чувство удобства, ясности и простоты. Тем более что обычно новое мировоззрение и новая парадигма в момент выдвижения не разработаны, представляют собой только первый набросок и поэтому не имеют лучших результатов по сравнению со старой. Кун указывает в этой связи, что до Кепплера теория Коперника едва ли улучшила предсказания положения планет, сделанные Птолемеем.

Иными словами, формирование основных идей новой парадигмы, по Куну, носит в общем случайный и индивидуальный характер. Новая парадигма или подходящий для нее вариант, обеспечивающий дальнейшую разработку, всегда внезапно возникает в голове человека, глубоко втянутого в водоворот кризиса. Иногда озарение приходит среди ночи. Какова природа этой конечной стадии, как индивидуум открывает (или приходит к выводу, что он открыл) новый способ упорядочивания данных, которые теперь оказываются объединенными, - этот вопрос приходится оставить за рамками данной работы, и, возможно, ответ на него не будет получен никогда. Завершается кризис и научная революция, когда подавляющее большинство членов научного сообщества принимает новое мировоззрение, новую парадигму. Признание новой парадигмы знаменует собой начало спокойного периода в развитии научного познания, начало стадии нормальной науки.

По Куну, научные революции приводят к несоизмеримости теорий, хотя новая парадигма, новая теория может вобрать в себя некоторые из элементов старой теории, например, определенные символические обобщения, формулы. Однако эти новые элементы переделываются, меняется смысл, содержание теоретических понятий. Согласно Куну физическое содержание эйнштейновских понятий никоим образом не тождественно со значением ньютоновских понятий, хотя и называются они одинаково. Ньютоновская масса сохраняется, эйнштейновская может превращаться в энергию. Только при низких относительных скоростях обе величины могут быть измерены одним и тем же способом, по даже тогда они не могут быть представлены одинаково. Несоизмеримость теорий означает, что между старыми и новыми теориями нельзя установить отношение логического следования. Иными словами, логическая преемственность в развитии научного знания ставится под вопрос, процесс развития научного познания становится сугубо дискретным. Подвергается сомнению также кумулятивистская идея о том, что новая теория включает в себя в качестве частного случая старую; так, например, интерпретировалось отношение между теориями Эйнштейна и Ньютона.

Под натиском критических замечаний Кун несколько ослабил свой тезис о несоизмеримости теорий, отмечая важность фактора преемственности для развития науки. Кун пишет, что после научной революции множество старых измерений и операций становятся нецелесообразными и заменяются, соответственно, другими. Нельзя применять одни и те же проверочные операции как к кислороду, так и к дефлогистированному воздуху. Но изменения подобного рода никогда не бывают всеобщими. Чтобы ученый после революции ни увидел, он все еще смотрит на тот же самый мир. Более того, значительная часть языкового аппарата, как и большая часть лабораторных инструментов, все еще остаются такими же, какими они были до научной революции, хотя ученый может начать использовать их по-новому. В результате наука после периода революции всегда включает множество тех же самых операций, осуществляемых теми же самыми инструментами, и описывает объекты в тех же самых терминах, как и в дореволюционный период.

3.4. КОНЦЕПЦИЯ К. ПОППЕРА

Концепция Поппера, особенно ранняя, близка неопозитивизму, хотя он сам подвергал его критике. В отличие от неопозитивизма Поп-пер в качестве основной рассматривает проблему роста знания и, прежде всего, логические вопросы формирования, проверки и смены научных теорий. "Центральной проблемой теории познания всегда была и остается проблема роста знания", - утверждает он. Кроме того, в отличие от неопозитивистского принципа верификации Поппер выдвигает идею фальсификации в качестве критерия демаркации научных и ненаучных положений. Согласно критерию фальсификации к научным положениям относятся только те, которые могут быть опровергнуты посредством критического анализа, сопоставления с другими эмпирическими или теоретическими утверждениями. Поппер подчеркивает, что теория, которую нельзя опровергнуть каким бы то ни было постижимым событием, ненаучна. Неопровержимость - не достоинство теории (как часто думают), но порок. В частности, такого рода теории формулируются метафизикой: она ненаучна, так как ее положения в сравнении с утверждениями экспериментальных наук невозможно опровергнуть опытными данными или наблюдениями. Однако в отличие от логического позитивизма Поппер не считает метафизику бессмысленной: "Ошибочно проводить демаркационную границу между наукой и метафизикой так, чтобы исключить метафизику из осмысленного языка как бессмысленную". Будучи важнейшим элементом общего процесса развития познания, метафизика не может быть отделена и противопоставлена культуре, науке. В силу этого не имеет смысла, согласно Попперу, поиск особого философского метода, направленного на создание условий для точности значений. Поппер пишет, что философы столь же свободны в использовании любого метода поиска истины, как и все другие люди. Нет метода, специфичного только для философии. Философия применяет "единый метод любой рациональной дискуссии", состоящий в критике теорий, обсуждении проблем выявлении ошибок: такая философская установка характеризуется Поппером как критический рационализм.

По Попперу, утверждения содержат информацию об эмпирическом мире только тогда, когда они способны приходить в столкновение с опытом, т.е. когда они могут систематическим образом проверяться, подвергаться испытаниям, которые могут приводить к их опровержению. В этой связи Поппер отвергает неопозитивистский критерий верификации или подтверждаемости посредством чувственных данных. Прежде всего, невозможно неопозитивистское чистое наблюдение, поскольку термины наблюдения теоретически нагружены, т.е. любое наблюдение исходит из определенных теоретических установок, положений. Кроме того, невозможна неопозитивистская редукция теоретических предложений к предложениям наблюдения. В науке не существует никаких базисных предложений — ни эмпирических, ни теоретических. Хотя на основе критерия фальсификации нельзя установить истинность научной теории, но есть возможность на основе рациональной процедуры опытных испытаний определить ее ложность. Фальсификация по сравнению с неопозитивистской верификацией лучше соответствует требованиям логики.

Если верификационное подтверждение научной теории не может быть окончательно завершено, уходит в бесконечность, то для фальсификации достаточен лишь один опровергающий теорию эксперимент, что реально осуществимо. Любая, даже достаточно проверенная, подтвержденная научная теория, в принципе, может быть опровергнута; если теория в принципе неопровержима, то она находится за пределами науки, например, в метафизике, религии и т.п. Беспощадная фальсификация научного знания, поиск и устранение через критику и опытные проверки ложных положений приближают ученых к истине так, что рост знания, по Попперу, состоит в постоянной замене одних недостоверных теорий другими, в принципе, также опровержимыми, но находящимися все же ближе к истине.

Итак, несмотря на опровержимость, теории имеют определенное истинное содержание, которое выражается совокупностью полученных из них истинных следствий. Рост научного знания заключается, по Попперу, в увеличении истинного содержания теорий, которые приходят на смену теориям с меньшей совокупностью истинных следствий. То есть теории с большим истинным содержанием, принимаемые наукой в ходе конкуренции с прежними теориями, стоят ближе к истине, более правдоподобны; степень правдоподобия, т.е. степень приближения к истине, позволяет, по Попперу, сделать правильный выбор между соперничающими теориями. Более глубокие, обладающие большим правдоподобием теории не только решают те проблемы, которые не могут решить их соперницы, но позволяют объяснить неспособность в этом плане старых теорий.

Новая теория должна также объяснять не только факты, объясненные старой теорией, но и факты, перед которыми старая теория была бессильна, кроме того, предсказывать новые факты; обладающая большими познавательными возможностями теория должна также выдерживать "новые и строгие проверки" и тем самым обеспечивать прогрессивный сдвиг проблем. Такого рода теории ближе к истине и одновременно имеют большую возможность быть фальсифицированными, создают предпосылки для формулировки новых проблем и постановки новых проверочных экспериментов, что способствует росту научного знания. Общая последовательность развития науки включает этап формулировки проблем; следующий этап предполагает выдвижение множества соперничающих между собой теорий, призванных дать решение этих проблем; затем следует этап отбора теорий через фальсификации: устанавливается их ошибочность через критический анализ, сравнение и опытные проверки; следующий этап заключается в формулировке новых проблем. Иными словами, развитие науки осуществляется проблемно, от одних проблем к формулировке новых; теории представляют собой пробные решения проблем, которые рано или поздно фальсифицируются, сменяясь новыми пробными решениями и новыми проблемами.

Попперовское описание процесса развития науки использует неодарвинистскую концепцию. Согласно этим представлениям общая органическая эволюция находит свое выражение в специфическом изменении научного познания как своем частном случае. Поппер считается одним из основоположников эволюционной эпистемологии, которая рассматривает эволюцию как познавательный процесс, как когногенез. Познание есть процесс решения проблем посредством свойственного всей живой природе, в том числе и науке, метода проб и ошибок, а конкуренция теорий приводит по аналогии с естественным отбором к элиминации нежизнеспособных и выживанию наиболее правдоподобных, приводящих к постановке новых, более глубоких проблем и теорий. Основными проблемами эволюционной эпистемологии Поппер считает эволюцию человеческого языка и роль, которую он играл и играет в увеличении человеческого знания, а также проблему истины.

Человеческая способность познавать является результатом естественного отбора и тесно связана с эволюцией языка. Попперовская эволюционная эпистемология, точнее, описание в ее рамках процесса познания представляет собой аналог эволюционных процессов изменчивости, отбора, закрепления. Аналогия проводится также между главным методом научного познания и основным методом органической эволюции, когда природа действует как бы посредством проб и ошибок: появляющийся на свет отдельный организм - это и есть проба на выживание; жизнестойкий, лучше приспособленный организм выживает, дает потомство, следовательно, способствует процветанию вида, а плохо приспособленный элиминируется естественным отбором. Подобный процесс происходит и со вновь возникшей научной теорией: наука, как и живая природа, использует метод проб и ошибок: выдвинутая теория "выживает", если лучше объясняет и предсказывает факты, более правдоподобна, а неудачные, ошибочные теории элиминируются из науки.

В итоге метод проб и ошибок является главным методом органической эволюции, познания вообще, в том числе и научного. И амеба, и Эйнштейн, по Попперу, пользуются им в своем познании, "можно сказать: от амебы до Эйнштейна всего лишь один шаг. Оба действуют методом предположительных проб и устранения ошибок". Главная разница между амебой и Эйнштейном в способе устранения ошибок. Амеба не осознает процесса избавления от ошибок, ошибки амебы устраняются элиминацией самой амебы. Эйнштейн же критикует свои теории, подвергая их осознанной, объективной проверке: он формулирует их рационально, используя письменный язык, что позволяет ему элиминировать ошибки. Поппер пишет, что нет более рациональной процедуры, чем метод проб и ошибок, метод предположений и опровержений. Наука смело выдвигает теории, но она же показывает ошибочность этих теорий и временно их признает, если критика оказывается безуспешной.

Существенно, что попперовская модель развития науки является некумулятивистской; Поппер решительно выступает против кумулятивизма, индуктивизма. т.е. против традиционной, по его словам, теории познания. Прежде всего, Поппер отвергает идею оправдания теорий наблюдениями, которую он называет обсервационизмом. Поппер пишет, что обсервационизм полагает источником нашего знания наши чувства, или наши органы чувств; что нам "даются" некоторые так называемые "чувственные данные" или некоторые восприятия и что наше знание есть результат или сводка этих чувственных данных. В действительности обоснование теорий с помощью наблюдения невозможно, поскольку "чувственных данных и тому подобных переживаний не существует", равно как и "индукции путем повторения или обобщения не существует", поэтому теории не могут быть сводкой, индуктивным обобщением чувственных данных. Поппер настаивает, что с эволюционной точки зрения теории (как и всякое знание вообще) представляют собой часть наших попыток адаптации, приспособления к окружающей среде.

Теории суть не что иное, как предвосхищения, предположения, носящие гипотетический характер, а наблюдения служат не для обоснования теорий, а для их испытания и фальсификации. Конечно, наблюдения, осуществляемые человеком в процессе приспособления к окружающей среде, используются для выдвижения теорий, предвосхищений, но сами наблюдения основываются на определенных теоретических положениях, т.е. требуют той или иной теории. Переход к теории, к общим теоретическим утверждениям совершается не от совокупности наблюдений, не путем их индуктивного обобщения; такой переход может осуществляться от одного единственного наблюдения, которое в данном случае служит лишь поводом, стимулом для выдвижения теоретической идеи. В целом процесс выдвижения новых идей, по Попперу, носит не логический, а иррациональный, психологический характер. Его изучать в этой связи должна не логика, а психология. Поппер утверждает, что если различать процедуру отыскания и процедуру оправдания, то первая не может быть представлена рациональным образом, а вторая находится вне рамок индукции.

Согласно Попперу, нет такой вещи, как логический метод получения новых идей, или логическое воспроизведение этого процесса. Его точка зрения может быть выражена словами, что всякое открытие содержит "иррациональный элемент", или "творческую интуицию" в бергсоновском смысле. Подобным же образом Эйнштейн говорит о поисках тех в высшей степени универсальных законов, из которых путем чистой дедукции может быть обретена картина мира. Но нет логического пути, ведущего к таким законам. Они могут быть достигнуты только интуицией, основанной на чем-то вроде интеллектуальной любви к объектам опыта.

В отличие от традиционной обсервационистской установки Поппер обосновывает "реалистическую" позицию в теории познания, согласно которой научное знание имеет дескриптивное значение, т.е. дает описание реальной действительности, реального положения дел. В структуре действительности Поппер выделяет три мира:

1) мир физических объектов, физических состояний, т.е. мир всех гел, сил, силовых полей, а также организмов, наших собственных тел и их частей, нашего мозга и всех физических, химических и биологических процессов, протекающих в живых телах;

2) мир состояний сознания, мир нашего разума, или духа, или сознания: мир осознанных переживаний, мыслей, чувств приподнятости или придавленности, целей, планов действия;

3) мир объективного содержания мышления, мир продуктов человеческого духа, в частности мир человеческого языка: наших рассказов, мифов, объяснительных теорий, технологий, биологических и медицинских теорий. Это также мир творений человека в живописи, в архитектуре и музыке - мир всех этих продуктов нашего духа, который никогда не возник бы без человеческого языка. Этот мир можно назвать миром культуры. Он содержит все книги, все библиотеки, все теории, включая,

83

конечно, ложные и даже противоречивые. И центральная роль в нем отводится понятиям истинности и ложности. К третьему миру относятся также проблемы, проблемные ситуации, критические аргументы.

Эти три мира связаны между собой: первый мир физических объектов и состояний порождает второй мир сознания, а второй мир нашего духа, сознания - третий мир культуры, мир объективного содержания мышления. Данные миры реальны и взаимодействуют, хотя для взаимодействия первого и третьего миров необходимо посредничество человека. Поппер утверждает таким образом, что третий мир продуктов человеческого духа является реальным и автономным, обладает самостоятельным существованием. В обоснование независимого существования третьего мира Поппер предлагает два мысленных эксперимента. Эксперимент 1: разрушены техника, технология, техническая цивилизация и система образования, но остались библиотеки и способность людей ими пользоваться. В этом случае наша цивилизация через большой промежуток времени будет восстановлена. Эксперимент 2: уничтожены техника и технология и, кроме того, разрушены библиотеки и способность людей пользоваться ими, тогда наша цивилизация не сможет возродиться. Эти аргументы, по Попперу, свидетельствуют об автономии и важности во всей структуре бытия третьего мира. Объекты третьего мира в высшей степени разнообразны, однако, утверждает Поппер, основная проблема здесь - статус высказываний и логические отношения между высказываниями, точнее - между логическими содержаниями высказываний. Все чисто логические отношения между высказываниями, такие как противоречивость, совместимость, выводимость (отношение логического следования) суть отношения третьего мира. Будучи созданным человеком, этот мир существует автономно, независимо от человека, по своим законам, это знание в объективном смысле, вне познающего субъекта. Более того, третий мир определяет дальнейшее развитие знания, поскольку в нем находятся отношения между теориями, проблемами, неожиданные, не предполагаемые человеком следствия и т.д. Например, ряд натуральных чисел 1,2,3... - человеческое изобретение. Однако не мы изобрели разницу между четными и нечетными числами - мы открыли ее в том объекте третьего мира - ряде натуральных чисел, - который мы изобрели или произвели на свет. Аналогичным образом мы открыли, что есть делимые числа и простые числа. Это факты, которых мы не создали, но которые являются непреднамеренными, непредвидимыми и неизбежными следствиями изобретения ряда натуральных чисел. Это объективные факты третьего мира.

Опираясь на концепцию трех миров, Поппер обосновывает основные положения собственной теории познания. Во-первых, он указывает, что традиционная обсервационистская гносеология изучает познание только в субъективном смысле, оставаясь в границах второго мира - мира субъекта, состояний его сознания. Во-вторых, настоящим предметом теории познания должен быть третий мир объективного знания, имея в виду, что второй мир состояний сознания субъекта определяется объективным знанием, что, с другой стороны, субъективная понижательная деятельность способствует "прогрессу в третьем мире объективного знания". В-третьих, эпистемология, исследующая мир объективного знания, "может помочь понять второй мир (субъективного сознания), и в частности мир субъективных мыслительных процессов".

3.5. ТЕОРИЯ РАЗВИТИЯ НАУКИ С. ТУЛМИНА

С. Тулмин выступает оппонентом неопозитивизма, критикуя абсолютизацию логического подхода к анализу науки и вытекающую из данного подхода упрощенную модель реального научного познания. При этом Тулмин использует идею "языковых игр" Л. Витгенштейна применительно к эволюции науки, обосновывая, что "языковые игры" имеют место в науке и что формальный подход логиков-индуктивистов, распространенный в Англии со времен Дж. С. Милля, допускает серьезные ошибки в изображении работы ученого. По Тулмину, позитивистский подход сводит рациональность науки к формальным критериям, трактуя ее как только логическую рациональность, не учитывая при этом психологические и социальные аспекты научного познания. Отталкиваясь от идеи языковых игр, Тулмин трактует теории науки как правила научного рассуждения, предназначенные для объяснения явлений через установление соответствия явлений закону. Данные рассуждения представляют собой реальную логику науки, которая не стремится подчинить доказательство в каждой отдельной области знания универсальным стандартам, а исходит из положения, что "сами стандарты зависят от конкретных областей их применения". По Тулмину, необходимо показать не то, что рациональные процедуры научного поиска обладают собственной логикой, но то, каким образом логические структуры должны обслуживать рациональную деятельность.

Рациональность научного познания состоит не в подчинении универсальным формальным стандартам, а в способе, которым ученые изменяют методы и образцы рассуждения в каждой конкретной теории, научном исследовании или дискуссии так, чтобы оптимально адаптировать их к требованиям меняющихся проблем. Другими словами, Тулмин указывает на рамки формального логического подхода к науке, не отвергая полностью его значения. По Тулмину, рациональность научного познания определяется не формально упорядоченными логическими системами; интеллектуальное содержание науки в целом можно представить в строгой "логической" форме только при совершенно исключительных условиях. Гораздо типичнее ситуация, когда наука включает в себя многочисленные сосуществующие, но логически независимые теории или концептуальные системы, которые могут даже противостоять друг другу.

Анализ научной рациональности, по Тулмину, предполагает рассмотрение: 1) различных неформальных связей между сосуществующими понятиями, объяснительными процедурами и методами различных наук; 2) способов, при помощи которых в каждой отдельной области науки концептуальные проблемы возникают и признаются в качестве таковых; 3) природы тех рациональных соображений, на основе которых в развитии науки происходит модификация и смена понятий и методов объяснения.

Тулмин, таким образом, связывает научную рациональность с практикой научного познания, деятельностью ученых и соответственно с содержательными процессами возникновения нового знания, с концептуальными изменениями и применяемыми в науке интеллектуальными процедурами. По Тулмину, ошибочно отождествлять рациональность и логичность, поскольку "рациональность - атрибут не логической или концептуальной системы как таковой, а атрибут человеческих действий или инициатив", лежащих в основе критики, формирования и смены научных понятий и процедур. Тулмин тем самым подчеркивает определяющее значение содержательного аспекта научного познания, обосновывает научное понимание как реализацию интеллектуальных инициатив, коллективного опыта ученых. По Тулмину, ученым свойственна вера в существование законов, способов, обеспечивающих объяснение, понимание событий, явлений, процессов, соответствующих их ожиданиям. Данные ожидания, в свою очередь, основываются на определенных рациональных идеях, концепциях естественного порядка природы, т.е. они опираются на исторически выработанные идеалы, стандарты научной рациональности.

Все это приводит, по Тулмину, к улучшению научного понимания и соответствии с историческими изменениями данных стандартов и процедурами их проверки и испытаний. При этом надо учитывать роль исторического контекста (рациональность науки не априорна по отношению к истории науки, но, напротив, выводится из нее), на фоне которого рациональность научного познания складывается в процессе взаимодействия научных идей, научных институтов, научных дисциплин и конкретных субъектов научной деятельности, обеспечивая тем самым эволюцию науки, концептуальные изменения ее содержания. Рациональность как свойство человеческой деятельности проявляется в функционировании и развитии научной дисциплины. Тулмин подчеркивает, что коллективная человеческая деятельность принимает форму рационально развивающейся дисциплины, если согласованные внутри определенной группы идеалы ведут к развитию самостоятельного и самоопределяющегося набора процедур и если эти процедуры открыты для дальнейших модификаций в той мере, в какой они соответствуют проблемам, возникающим из неполного достижения дисциплинарных идеалов.

Развитие научных дисциплин, по Тулмину, осуществляется таким образом, что различные стадии связаны между собой не их идентичностью или логической последовательностью, а отношениями законных предшественников и наследников. Рассматривая данную связь различных стадий эволюции научных дисциплин на примере атомной физики, Тулмин видит эту связь или непрерывность развития дисциплин в проблемах, но не единичных вопросах или группе вопросов, а в непрерывной генеалогии проблем. По Тулмину, именно проблемы образуют "диалектическую последовательность", "длительно существующее генеалогическое дерево"; он подчеркивает, что постоянство проблем обеспечивает преемственность научной дисциплины. Именно "генеалогия проблем, - указывает Тулмин, - соответственно лежит в основе всех иных генеалогий, с помощью которых можно охарактеризовать развитие науки. В последовательности теорий более поздние модели и понятия были обязаны своей законностью тому, что они решили проблемы, для которых старые модели и понятия были неадекватными".

Источником же научных проблем, как полагает Тулмин, являются тонкие исторические связи между установками ученых-профессионалов и миром природы, который они изучают. Иначе говоря, проблемы возникают там, где представления ученых о мире противоречат либо природе, либо другим представлениям, т.е. там, где они не достигают интеллектуальных идеалов, принятых исследователями (например, в атомной физике идеал полного объяснения физических свойств материи посредством понятия внутренней структуры атома). Идеалы обусловливают коллективные цели той или иной научной дисциплины, сохраняют ее связность, определяют границы, которые устанавливают круг гипотез и размышлений, совершенствуют критерии отбора, позволяющие судить о концептуальных изменениях, новообразованиях. Кроме познавательных элементов, таких как понятия, проблемы, научные идеалы и др. дисциплины включают в себя и людей и, соответственно, социальные аспекты их деятельности.

Исторически развивающиеся науки представляют собой коллективные действия, которые осуществляются поколениями исследователей; отсюда их нельзя, по Тулмину, описывать терминами только индивидуального мышления и процедур. Напротив, научные понятия по самой своей природе способны к тому, чтобы их наследовали, передавали, изучали в тех процессах, благодаря которым дисциплина продолжает существовать после смерти своих творцов. Тулмин пишет, что набор понятий, представляющих исторически развивающуюся дисциплину, образует передачу. Эти понятия образуют передачу, связывают идеи сменяющих друг друга поколений ученых в единую концептуальную генеалогию. Специфика передач в науке, по Тулмину, состоит в коллективном, или публичном, аспекте ее понятий. Содержание науки передается от одного поколения ученых другому благодаря процессу окультуривания. Этот процесс предполагает коллективные дискуссии, взаимодействие между старшим и молодым поколением ученых, между наукой и культурой своего времени. Окультуривание включает в себя обучение, благодаря которому определенные навыки объяснения передаются от старшего поколения к младшему. Это, прежде всего, совокупность интеллектуальных методик, процедур, навыков и способов изображения, применяемых в научном объяснении событий и явлений, относящихся к сфере той или иной науки. Например, начинающий физик, усваивающий понятие энергии, учится:

1) выполнять расчеты сохранения энергии;

2) понимать, для каких специфических проблем и ситуаций подходят такие расчеты;

3) идентифицировать эмпирические величины, которые соответственно входят в данные расчеты.

Тулмин выделяет три аспекта применения научных понятий:

1) язык;

2) методы изображения;

3) процедура научного применения.

Первые два аспекта составляют символическую сторону научного объяснения, третий же представляет осознание ситуаций, для которых эта деятельность предназначена. Языковой элемент охватывает технические термины (названия), предложения, будь то законы или просто обобщения. Методы изображения включают все те разнообразные процедуры, с помощью которых ученые показывают, а не доказывают дедуктивно общие отношения, открываемые в изучаемых объектах, событиях и явлениях; они предполагают не только применение математических формализмов, но и вычерчивание графиков, диаграмм, создание классификаций, программ для компьютеров и т.д. Процедуры применения используются для идентификации отдельных объектов, систем или измеряемых величин, к которым нужно применить тот или иной технический термин или название. Эти процедуры требуются, чтобы отличить те ситуации, где применимы закон или обобщение, от тех случаев, когда они неприменимы. Кроме того, нужны критерии для того, чтобы различать, в каких случаях находят адекватное научное применение математический, графический или классификационный способы изображения. Иными словами, процедуры применения предполагают умение выявлять границы области применения, в которой символы и способы, т.е. первые два элемента обладают эмпирической релевантностью.

Коллективная природа эволюционирующей науки, научных понятий, по Тулмину, хорошо выражается следующим афоризмом: "Каждое понятие - это интеллектуальный микроинститут". Разъясняя его, он подчеркивает, что ни одно единичное понятие или даже совокупность понятий не исчерпывает всей научной дисциплины, в лучшем случае они представляют собой исторический срез длительно развивающейся рациональной инициативы. Единичные понятия или семейства понятий имеют такое же отношение ко всей дисциплине в целом, какое единичные роли или социальные институты имеют к обществу в целом. Чтобы полностью понять историческую сущность дисциплины или общества, необходимо, по Тулмину, рассматривать не только современную структуру связей между составляющими ее теориями, понятиями, институтами и другими элементами, но и принятые в ней процедуры модификации этих элементов. Коллективная передача (набор правил, способов научного объяснения, отношения между поколениями ученых и др.) сама по себе институализирована таким образом, что концептуальное обучение в науке сравнимо с рациональным поведением, инициативой в социальных институтах. Далее Тулмин проводит аналогию между понятиями и социальными институтами на примере юриспруденции, политики.

Тулмин определяет содержание научной дисциплины как взаимосвязь следующих элементов: 1) современные цели научного объяснения: 2) современная совокупность научных понятий и процедур объяснения; 3) аккумулированный опыт ученых, работающих в данной дисциплине. При этом Тулмин не согласен со сведением научного опыта к чувственным восприятиям в духе сенсуализма Э. Маха или к простым фактуальным обобщениям в соответствии с установками логических эмпиристов. Опыт ученого, по Тулмину, соответствует опыту представителей других профессий, например, юристов, инженеров или летчиков. Для научного опыта определяющими являются не чувственные данные или эмпирическая корреляция, а открытия в данной научной области или релевантность какого-либо способа изображения, например, установление границы релевантности методики геометрического изображения физических лучей в других первоначально не определенных ситуациях.

Тулмин дает классификацию различных концептуальных проблем научных дисциплин:

1) проблемы возникают из распространения современных научных процедур на новые явления;

2) из совершенствования известных апробированных научных методик;

3) из междисциплинарной интеграции методов, из решения конфликтов между научными и ненаучными идеями.

Эти классы проблем Тулмин иллюстрирует примерами из практики научных исследований в области оптики, биологии, химии и др. Он разъясняет, что поскольку каждое научное понятие имеет три различных аспекта - языковой, репрезентативный (методы изображения) и прикладной (процедуры применения), то концептуальные новшества, предложенные для того, чтобы решать подобные проблемы, могут вызывать изменения в любом из этих аспектов или сразу во всех.

При этом Тулмин подчеркивает, что концептуальные проблемы не совпадают ни с эмпирическими, ни с формальными проблемами. Он хочет показать ограниченность традиционной (неопозитивистской) философии науки, которая использовала всегда и везде логическую дихотомию между эмпирическими (условными, синтетическими, фактуальными) и формальными (логическими, математическими) предложениями. Он считает, что в историческом развитии научной инициативы значение научных понятий и научных проблем нельзя показать адекватно, если ссылаться только на эмпирический предмет исследования или только на формальную структуру науки. По Тулмину, рассмотрение и научных понятий, и научных теорий, и научных дисциплин требует стирания основных разграничений традиционной философии науки, предполагает сочетания того и другого (эмпирического и формального) подходов.

Тулмин предлагает рассматривать исторический процесс концептуальных изменений в интеллектуальных дисциплинах в терминах популяционной модели. Он пишет, что надо рассматривать содержание естественной науки не как связную и последовательную логическую систему, а как концептуальный агрегат или популяцию, в котором в большинстве случаев локализованы логически систематизированные участки. Причем данные популяции исторически развиваются как следствие взаимодействия между научными новообразованиями и отбором, который постоянно осуществляется в науке и модифицирует популяции, сохраняя лучшие варианты. Тулмин отмечает, что развитие этих популяций будет рассматриваться как выражение равновесия между факторами двух видов: факторами новообразования, ответственными за возникновение изменений в соответствующей популяции, и факторами отбора, которые модифицируют ее, постоянно сохраняя варианты, имеющие определенные преимущества. Он обращает внимание на то, что нововведения в науке носят коллективный характер, как, впрочем, и процедуры совершенствования введенных научных понятий, требующие воображения и опоры на интеллектуальные идеалы.

Новое понятие должно быть коллективно воспринято в качестве возможных способов решения тех проблем, которые являются источником коллективной неудовлетворенности. Необходимо, чтобы новации были эффективными и соответствовали установившимся интеллектуальным условиям, а новые научные понятия, прежде всего, обладали возможностями решения проблем. Научные нововведения должны также соответствовать "форуму конкуренции", проходить через научные дискуссии. Кроме интеллектуальных требуются и социальные условия для осуществления научных новаций. Тулмин имеет в виду экономические, политические и институциональные факторы, "которые либо создают, либо уничтожают возможности исследований в различных областях науки".

В каждую историческую эпоху культурные навыки и социальные институты воздействуют на интеллектуальное развитие двумя противоположными способами: они обеспечивают позитивные побуждения и возможности для интеллектуальных новаций, но они же ставят преграды и налагают запреты на интеллектуальную ересь. На основе анализа различных исторических социокультурных ситуаций, воздействующих на соотношение интеллектуальных и социальных факторов, Тулмин делает вывод, что социальные факторы необходимы, но решающими являются только интеллектуальные факторы. Что касается отбора научных нововведений, то Тулмин, по сути, апеллирует к уже названным интеллектуальным факторам, а именно научным проблемам, объяснительным целям и идеалам. На основе данных факторов в процессе обсуждений, дискуссий осуществляются интеллектуальные оценки научных нововведений и их отбор.

Отбираются те научные новации, которые лучше делают объяснительную работу, более релевантны, подробны и точны вне зависимости от условий. Кроме того, Тулмин обращает внимание на побочные интеллектуальные результаты, которые зачастую гораздо лучше свидетельствуют в пользу или против нововведения, чем заранее обдуманные последствия. Неформальный характер критериев отбора подчеркивается тем обстоятельством, что они всегда множественны, а иногда даже направлены в противоположные стороны; так что предложенное теоретическое изменение может быть в высшей степени привлекательным в одном отношении и ретроградным - в другом.

Тулмин развивает свою концепцию науки, во многом отталкиваясь от критики куновской модели. В особенности критикуется кумовская идея научной революции. Недостаток куновской теории революционной смены одной парадигмы другой заключается в полном их противопоставлении, когда "новая мысль полностью изгоняет старую". Но тогда возникает полное непонимание между их сторонниками, что приводит к релятивизму, исключающему возможность рационального выбора парадигм. Тулмин пишет, что вместо революционного объяснения интеллектуальных изменений нужно создать эволюционное объяснение, которое покажет, как постепенно трансформируются концептуальные популяции. По аналогии с биологической эволюцией для объяснения научных изменений Тулмин применяет, как уже говорилось, понятия концептуальных популяций, нововведений, отбора. Наука не может быть жестко упорядоченной логической системой, она представляет собой изменяющуюся совокупность интеллектуальных популяций, внутри которых понятия обладают большей в сравнении с логической системой автономией и имеют возможность независимо от других понятий входить в ту или иную популяцию или выходить из нее. Тулмин предостерегает от крайностей абсолютизма, который связывается с программой Г. Фреге, основанной на неизменных абсолютных идеалах логики и математики, и односторонностей релятивизма, воплощенном в позиции Р. Коллингвуда, преувеличивавшего значение социокультурного контекста. Модель Куна, по Тулмину, как раз в духе релятивизма Коллингвуда отстаивает несоизмеримость концептуальных конструкций, абсолютизирует различия между парадигмами, между нормальной и революционной стадиями в развитии науки, отрицает ее преемственность.

Популяционный подход, как считает Тулмин, преодолевает односторонности абсолютизма и релятивизма, поскольку объясняет и преемственность, и изменчивость науки и возможности отбора понятий и парадигм в условиях стратегической неопределенности, когда на первый план могут выходить как субъективные (авторитет ученых, референтных групп, ценностные ориентации и др.), так и объективные (политические, экономические и др.) факторы. Наконец, популяционный подход, учитывающий интеллектуальную экологию, т.е. взаимодействие научного познания и среды его развития, превосходит, по Тулмину, как интернализм, уделяющий основное внимание внутренним факторам науки, так и экстернализм, преувеличивающий значение внешних социокультурных условий эволюции науки. История науки, по Тулмину, включает в себя и развитие научных дисциплин, популяций, и эволюцию научных сообществ, взаимодействующих со всей совокупностью социокультурных факторов.

3.6. КОНЦЕПЦИЯ И. ЛАКАТОША

Во второй половине XX столетия одним из ведущих представителей западной философии науки был И. Лакатош. Его считают учеником К. Поппера. В самом деле, многие пункты учения Лакатоша свидетельствуют о близости взглядов этого мыслителя с Поппером периода постпозитивистской направленности философского творчества знаменитого мыслителя. Оба они защищали позицию критического рационализма в трактовке научного познания. Им обоим свойственна поддержка методологии фальсификационизма, в рамках которой они проводили линию демаркации между научными и ненаучными знаниями. К области научных знаний и Поппер, и Лакатош относили те положения, которые допускают принципиальную фальсификацию (опровержение). С этой точки зрения они выступали против формалистических концепций науки, выдвинутых логическими позитивистами.

Лакатош четко высказывался по вопросу о доказательной обоснованности научного знания. Есть, конечно, скептики, и число их в последние десятилетия XX века выросло. Сам Лакатош говорил, что не являются убедительными концепции "вероятной истины" и "истины как соглашения". В науке имеются ошибки, и это неизбежный фон развития науки. Но главный упор ученые делают на устранение ошибок. Движение науки не является прямой дорогой к истине, и научное знание не обеспечивает кумуляцию вечных истин. Напротив, по Лакатошу, в науке идет процесс перманентной революции и всегда есть место рациональной критике.

Исследуя в своих ранних работах проблемы математического познания, И. Лакатош заявлял, что плодотворный подход в этой области предполагает опору на историю математического знания и включает научение механизмов математического открытия. В наибольшей степени такому подходу соответствует позиция критицизма, но не формализма. Двигаясь по пути универсализации намеченного подхода, Лакатош подчеркивал, что развитие научного познания охватывает ряд этапов. В качестве исторического примера он взял в одной из ранних своих работ продвижение геометрических знаний о соотношении числа вершин, репер и граней многогранника. Им было выявлено, что на первых этапах ученые руководствуются наивной догадкой о многогранниках как доступных восприятию простых кристаллах, но затем проводится критическое испытание выдвинутой догадки (она рассматривается теперь в качестве гипотезы). При этом используются мысленные эксперименты, приводятся разнообразные контрпримеры.

Наличие контрпримеров заставляет исследователя становиться в позицию рефлексии по отношению к создавшейся ситуации. По существу же ведется дискуссия, которая позволяет выявить большой спектр мнений в отношении решения стоящей задачи. В ходе дискуссии переосмысливаются многие базовые понятия (например, смысл термина многогранник"), уточняются границы круга явлений, в отношении которых правильной была первичная догадка. Существенно, что первоначальное предположение не отбрасывается, а уточняется; вводятся ограничивающие и конкретизирующие условия, доказывающие, что первоначальная посылка была слишком общей, неконкретной.

В итоге получается, что развитие научного знания реализуется как внутреннее единство логики открытия и логики оправдания нового знания, осуществляется как возвратно-поступательный процесс, в ходе которого снимается возникающее противоречие (устраняется значимость контрпримера). Соответственно, методология науки не может быть либо индуктивистской, либо строго дедуктивистской. Приближаясь к реальным проблемам развития науки, методология выявляет нормы, способы, приемы, циклы и этапы, содействующие конструктивному обогащению содержания научного знания.

В поздних своих работах Лакатош опирался на методологию исследовательских программ. Ее анализ проводился в работах многих отечественных авторов (В.А. Лекторский, В.Н. Садовский, В.С. Швырев и др.). Ключевым звеном в развитии научного знания, по Лакатошу, является не отдельная теория, а теории в их серии, в последовательности. Выдвижение и обоснование подобных серий теорий опирается на исследовательскую программу. В контексте таких программ в науке осуществляется смена тех или иных теорий, проходит конкуренция между теориями. Лакатош развернул широкую картину логической (рациональной) реконструкции исторического процесса познания, столкновения исследовательских программ, а также проверки и отбраковки теоретических положений науки.

Итак, исследовательская программа, по Лакатошу, представляет собой весьма общую концепцию, связывающую ряд теорий на основе общности определенных идей и принципов. Внутри программы новые теории вырастают благодаря добавлению дополнительной гипотезы к предыдущей теории. При этом фундаментальные допущения исследовательской программы остаются неопровержимыми, образуя ее ядро. Вокруг ядра складывается пояс допустимых гипотез, которые принимают на себя напор со стороны нового экспериментального знания, новых фактов, контрпримеров. Дополнительные гипотезы могут видоизменяться, адаптируясь к новым эмпирическим фактам.

Лакатош ввел различие между отрицательной и положительной эвристиками как способами существования исследовательской программы в массиве изменяющегося научного знания. Отрицательная эвристика направлена на защиту ядра программы при столкновении с контрпримерами. Положительная эвристика имеет наступательный характер. Она занята поиском способов совершенствования теории, конструированием более сложных моделей реальности, формированием гипотез, расширяющих область применения программы. Соотношение двух видов эвристик изменчиво и зависит от стадии развития исследовательской программы. В прогрессивную эпоху перевес имеет позитивная эвристика, в регрессивный период первенство принадлежит отрицательной эвристике. На стадии регресса накапливается все большее число контрпримеров, аномалий в теории. Это свидетельствует о факте отставания теории от роста числа плохо объяснимых фактов. Назревает канун отказа от старой исследовательской программы. Наступает время научной революции. Ход научной революции тоже не гладкий. Прогресс знаний может сочетаться с откатами на позиции старой программы, например, тогда, когда опровергающий эксперимент удается истолковать в пользу подтверждения идей старой программы. Откат возможен и тогда, когда молодая программа, идущая на смену старой, еще не развила в достаточной степени свои положительные эвристические возможности.

3.7. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ П. ФЕЙЕРАБЕИДА

Пауль (Пол) Фейерабенд родился в Австрии, жил и работал в Великобритании, а затем (с 1958 г.) в США. Выдвинул в области философии науки концепцию, которую назвал "эпистемологический анархизм". В ней Фейерабенд продолжил разработку идей так называемой исторической школы в философии науки, в частности, некоторых идей Т. Куна, а также К. Поппера и И. Лакатоша. Однако собственная концепция Фейерабенда вовсе не шла в русле идей Куна или Поппера. Ему свойственен мотив контркультуры, плюрализм мышления, нещадная критика в адрес неопозитивизма и критического рационализма.

Анализируя состояние науки и существующие модели науки, Фейерабенд указывал на противоречие в понимании науки. Чаще всего под наукой подразумевают возможность применения более или менее четких правил, процедур исследования, подчеркивают существование особого научного метода, управляющего научной деятельностью. Наличие подобных правил и процедур свидетельствует о рационализме науки. Вместе с тем в своих исследованиях ученый руководствуется правилами скорее интуитивно, нежели сознательно. Неявный подтекст науки не имеет строго рационального определения. К тому же нередко выявляется несоизмеримость применяемых правил исследования в разные исторические эпохи, в разных областях. Все это говорит об определенных границах научной рациональности. Главной формой развития науки Фейерабенд считал создание альтернативных теорий, несовместимых с существующими и признанными теориями. Методологическим обобщением подобного развития науки он считал принцип пролиферации (размножения) теорий. Научные концепции возникают, по Фейерабенду, хаотично, подчиняясь закону разнообразия, аналогично биологическому закону разнообразия. К тому же в теориях представлен личностный момент, позиция ученых, создававших эти теории. Отсюда вывод Фейерабенда о том, что сравнивать теоретические концепции невозможно, ибо каждая из них говорит на своем языке.

Фейерабенд поддерживал тезис о том, что все научные термины теоретически нагружены, и потому не существует нейтрального эмпирического языка в науке. При переходе термина из одной теории в другую его значение полностью изменяется. Методологически тогда оправдан вывод, что невозможно сравнивать альтернативные теории в отношении некоторого общего эмпирического базиса. Не существует также каких-либо общих логико-методологических стандартов, норм, каждая теория устанавливает собственные нормы. В такой ситуации ученый может изобретать свои теории, не обращая внимания на несообразности, противоречия и внешнюю критику. Развитие науки, по Фейерабенду, иррационально. Он добавлял, что все виды знания являются равноправными, у науки нет преимуществ перед ненаукой, наука ничем не отличается от мифа и религии, а представляет собой один из видов идеологии. Утверждение статуса науки в обществе связано с эффективной пропагандистской деятельностью ее адептов. Поэтому, говорил Фейерабенд, надо освободить общество от диктата науки, отделить науку от государства и предоставить всем формам идеологии одинаковые права в жизни общества.

Глава IV. НАУКА В КУЛЬТУРЕ ТЕХНОГЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

4.1. ЦИВИЛИЗАЦИЯ И НАУКА

Цивилизация - это особое состояние общества, преодолевшего рубеж дикости и варварства. Предпосылки перехода к цивилизации складывались в течение десятков тысяч лет и составили грандиозную по масштабам изменений эпоху, определяемую как антропосоциогенез, т.е. период возникновения человека и человеческого общества. Что касается пивилизационного периода, то он охватывает уже весьма зрелые общественные организмы, вышедшие за рамки первобытнообщинных отношений. Многие исследователи отмечают, что известные нам цивилизации сформировались в недрах производящего образа жизни. Производство суть преобразование природы и создание искусственного мира. Производство как способ жизни включает в себя: создание материальных благ с помощью искусственных орудий и средств труда, производство социальных связей и отношений, производство (формирование) человека в контексте социальных связей.

Подобный образ жизни ставит людей в практическое отношение к действительному миру. Человек превращается в практическое существо, выдвигающее цели и получающее значимые в свете поставленных целей результаты. При этом он опирается на доступные материальное ресурсы. В практике человек находит возможности для подчинения окружающей среды и самого себя поставленным целям, если к тому имеются реальные средства и условия. В области практики материальные начала и предпосылки деятельности соединяются с человеческой субъективностью, с его волей, проективными возможностями, знаниями и пониманием ситуации.

Не что иное, как производство и практика, если они достаточно эффективны, ускоряют переход людей в цивилизованное бытие. С ними же связаны разнообразные условия человеческой свободы и способы организации свободной жизнедеятельности, т.е. преодоление власти стихии над людьми, а в чем-то и преодоление природной необходимости, включение такой необходимости в сознательно организованные структуры с ожидаемыми результатами их функционирования.

В сильнейшей степени возникновение цивилизации было связано с неолитической революцией, с переходом первобытных племен от собирательства и охоты к скотоводству и земледелию, с освоением оседлого образа жизни. Здесь можно отметить регулярное выращивание злаков, содержание и выведение животных, их одомашнивание, развитие коллективных видов труда, увеличение рождаемости и рост населения, высвобождение времени для непроизводственных занятий, рост независимости от природных условий обитания, накопление опыта и знаний, совершенствование технологий изготовления орудий труда, расширение мировосприятия человека, развитие обрядовой стороны коллективной жизни. Все это формировало комплекс условий и предпосылок для возникновения первых цивилизаций и их культурных ареалов.

Конкретным рубежом возникновения цивилизации можно считать появление торговли и товарного производства, зарождение классов, государственных институтов, письменности, национальных религий. Переход к цивилизации как к устойчивому бытию людей имел одной из предпосылок реализацию механизмов воспроизводства, повторение во времени системы отношений между людьми. Фактор устойчивости превратил цивилизованное общество в социум, в организацию, способную нести все главные условия своего бытия внутри собственного организма.

Социум покоится на системном единстве объективных и субъективных факторов, на тесном взаимодействии материальных и идеальных (сознательных) начал. Он представляет собой процессуальное, деятельное единство. В него включаются различные субъекты деятельности, как индивидуальные, так и коллективные. В процессе деятельности идет преобразование вещества природы и фрагментов социальной материи, реализуется человеческое общение и поведение людей.

Социум как общественная организация включает в себя структуры управления и регуляции, опирается на информационные процессы, которые являются по своей природе отражательными, характеризуют имеющееся разнообразие в окружающем мире и могут сокращать это разнообразие, упорядочивая его. В цивилизованном обществе функционируют различные носители информации, люди вырабатывают сложные языковые средства, музыкальные системы, письменность, символику, знаковые обозначения. В то же время формируются различные нормы, правила, требования, гражданские законы, жесткие иерархические структуры, властные учреждения, которые реализуют задачи управления общественной жизнью.

Надо добавить, что с момента возникновения цивилизации человечество вовлекается в мир истории. Но что такое история? Обычно история понимается как общественная жизнь, прожитая в прошлые времена. Вместе с тем она определяется как включенность людей в события общественной жизни, несущие в себе возможность и часто на деле оказывающиеся поворотными, рубежными и знаковыми для их судьбы, иногда великими по масштабам свершенных преобразований (гибель грандиозных империй, создание промышленности и т.п.). История является также действием, от которого зависят современное и перспективное состояние общества и проживающих в нем людей. В такой истории реализуется творческая сущность людей, способных, может быть, подражать творческой мощи самого Бога.

История обнаруживает свою реальность шаг за шагом. Первоначально это только локальная история, замкнутая в узком географическом пространстве, привязанная к родовой или племенной жизни. Накопленные факты свидетельствуют, что масштабы исторической деятельности людей многократно возрастали, они осваивали новые пространства, менялся ход исторического времени, люди реализовывали себя на разных горизонтах и уровнях бытия. Соответственно шел своеобразный процесс дифференциации истории (история различных стран и народов, история орудий труда, история войн, религий и т.д.). На такой почве рождался сложнейший универсум истории. Он вбирает в себя уникальность исторических событий и их участников, но сохраняет определенную повторяемость. В истории есть место свободе воли людей, но есть также нужда и необходимость. Стихия многих человеческих воль сопряжена в истории с единством некой общей воли и подчинением многих сознательному управлению.

Цивилизационные процессы насыщены глубинными программами, которые детерминируют как ближние, так и отдаленные результаты истории. Одним из результатов стало появление нового типа существа, включенного в жизнь социума и способного в меру своей зрелости ее изменять. Другим результатом стала универсализация человека и человечества. Наш универсальный статус определяется универсальным характером нашей деятельности, которая может быть направлена на любые объекты (на самые различные природные системы, на социальные институты, на других людей и т.д.). Она универсальна и как поле выбора, как область свободы в делах, замыслах, в построении личной судьбы. Разумеется, человеческая свобода имеет исторические рамки, границы, но они непрестанно преодолеваются самой деятельностью, что обеспечивает поступательное движение свободы через всю историю людей.

Любая цивилизация несет в себе как ядро некую культуру. Цивилизованность и культурная организация жизни людей - единый, неразрывный процесс. Культура пронизывает все элементы цивилизации: труд, общение, поведение, сознание. Она одушевляет цивилизованную жизнь творческим содержанием и наполняет ее плодами творчества. Человеческий язык, градостроительство, технические инновации, религия, искусство, демократия и многие другие достижения, родившиеся когда-то в древности, стали подлинным достоянием культуры. Выступая источником творчества и инноваций, культура вместе с тем несет в себе определенные матрицы, стабилизирующие жизнедеятельность людей некой цивилизации. В ней заложены регуляторы цивилизационных процессов, которые надстраиваются над биологическими регуляторами и способны компенсировать, гасить буйство естественных начал в человеке и человеческом сообществе, возвращая их жизнь в цивилизованные рамки. В роли подобных регуляторов выступают традиции, обычаи, веровании. Культура породила разного рода ограничения на поведение и деятельность людей в обществе, запреты, правила, нормы, заповеди, предписания. Они аккумулируются в личном и социальном опыте, приобретают общественную силу и влияние на большие группы людей. Такой силой обладают, например, мифы, религия, мораль. С ними связан мощный эмоциональный потенциал. В них содержится также значительный потенциал внушения, от них идет суггестивное воздействие на людей.

В культуре заложена также информационно-отражательная составляющая, механизмы отражения действительности. Они способствуют получению объективированных знаний о природе, обществе и самом человеке. Система таких знаний сложным образом структурирована и включает знания, не только востребованные в повседневной либо традиционной деятельности, но и выходящие за эти пределы. Она открыта новым мирам и их объектам, предполагает даже возможность трансцендентных объектов, а также тайн, доступных сакральному опыту.