Финская руна

Глава девятая. ОПАСНЫЕ СВЯЗИ

На следующее утро, за Леной прибыла машина, которая ее, как оказалось, каждое утро отвозила на завод, за час до начала рабочего дня. Как понял Слава — могла и увозить вечером, но девушка на людях мудро демонстрировала свою «демократичность», в любую погоду добираясь до квартиры на «одиннадцатом маршруте» — пешком. Викторов, как то даже не предполагая других вариантов, решил составить любовнице компанию по дороге на работу. Выйдя со спутницей из подъезда, провожаемый проницательной ухмылкой дворника, он открыл дверь авто и помог сесть в машину девушке, а затем, ни секунды не колеблясь, обогнул корпус, уселся с другой стороны, уверенно скрипнув элитарной черной кожей заднего сиденья. Там, многоопытный Слава взял девушку за руку и легонько ее успокаивающе погладил. Лена ответила признательной улыбкой. Не успевший ничего сделать замешкавшийся водитель, только что вылезший из машины, постояв пару секунд, полез обратно за баранку. Там он удивленно уставился в зеркало заднего вида на непредвиденного пассажира, но так в итоге ничего и не сказав, тронул с места. Шофер настолько растерялся, что даже не заметил розовую опухлость на лбу пассажирки. Хронопопаданец смутился — он только что опять показал излишней самоуверенностью свое «не от мира сего». Не ведут себя так простые фотографы. Он должен был гордо отказаться от поездки, и еще потом восхищенно оценить вымытые блестящие бока «мотора». Вместо этого — воспринял авто чуть ли не как такси.

Первый день шестидневки у Славы прошел в запланированных еще на прошлой трудовой неделе мероприятиях — уборка, проявка, прием новой техники, проверка оборудования и опись реактивов.

Неожиданно его вызвали в «отдел по борьбе с кадрами». Там его приветливо встретила Нелли Михайловна.

— Я вижу, ты, Юрочка, уже здесь освоился? На твои фото заявки валом идут. Вот, вписываю тебе в трудовую благодарность от начальников отделов.

Кадровичка показала на раскрытый документ, лежащий на ее столе. Введенная в январе тридцать девятого, трудовая, не являлась собственной разработкой СССР, а лишь копировала опыт германских кадровых служб по работе с человеческим ресурсом. Значение этого документа для эффективности учета трудно переоценить. Масштабность можно сравнить только с «Манхэттенским проектом» по созданию атомной бомбы, хотя, честно говоря, говорят, и его мы украли, уже у американцев… Единственное нововведение, отличающее от фашистского, до чего не додумался даже Гитлер — так это вкатывать взыскания несмываемыми чернилами, в эту персональную «Книгу Судеб», дабы человек всю жизнь расплачивался за свои ошибки или, гораздо чаще, как показывает суровая прядь богинь-норн, грамотно сваленные чужие грехи. Сейчас это с успехом заменяет статья увольнения. А так, ни форматом, ни содержанием это трудовая ничем не отличалась от судьбообразующих книжек, современников Ярослава.

— Да, Нелли Михайловна, можно сказать — почти вошел в ритм работы. Мне нравится на нашем заводе!

— Нравится?!.. — Кадровичка мило и поощряющее улыбнулась. — А как тебе наши девушки? Симпатичные? Может и выбрал уже себе кого?

— Красивые девчонки, и краше на Севере нет! — пространно и с поэтическим оттенком подтвердил хронодиверсант.

— Я слышала, ты с Наташей уже и на танцы сходил? — поинтересовалась собеседница.

Вопрос, при всей его кажущейся простоте и лаконичности — вмещал в себя сразу несколько слоев смысла. Женский телеграф — вещь настолько эффективная в плане обмена информацией, что ему может позавидовать любой информационный портал.

Викторов догадывался, что кто-кто, а Нелли Михайловна уж достоверно знает, про то, что «Юра и Наташенька» на танцах не появились, но точно встречались в вечер перед выходным. По косвенным признакам «женский контролирующий комитет» мог сделать вывод, что первое свидание вполне могло случиться «более плотным» в непосредственном общении.

Поэтому Ярослав ограничился многозначительной солнечной улыбкой и легким, ни к чему не обязывающим кивком головы. Ну, вылитый кот на помойке рыбозавода.

Нелли Михайловна, внимательно отследив весь тот набор мимики, что в родном времени попаданца называлось «покерфейсом», тоже кивнула, но больше про себя, как бы подтвердив сделанные ранее выводы.

— Стал стрелять я, не сдержался, всех японцев перебил. Вот где, мама, я скитался, где прошедшей ночью был! — Викторов не удержался и влепил строку из недавно услышанной по радио «Дальневосточной песни». Кадровичка, не приняла «японцев», но с чисто женским удовлетворением отметила, что подопечный заменил «батя» на матриархальное «мама».

— Ну что ж, развеселая жизнь с японками кончилась. Тебя, Юра, отправляют в командировку. На Украину, в Винницкую армейскую группу войск. Ты, как представитель самого передового завода, будешь отслеживать качество нашей продукции в процессе эксплуатации!

— У нас военная продукция, а ее эксплуатация подразумевает боевые действия, я правильно вас понимаю, Нелли Михайловна? — хронодиверсант на всякий случай расставил все точки над «ё» Викторов из-за своего послезнания понимал что предстоит «Освободительный поход», целью которого стояло возвращение западных украинских и белорусских земель обратно в лоно русской империи. Да, эта империя сейчас называлась СССР, но геополитике глубоко плевать на географические названия — она зрит в корень всех процессов. И в отделе кадров обычно сидят не альтернативно одаренные и вроде должны осознавать, что посылают человека не в обычную командировку, а на войну. Другой вопрос, что службы по работе с человеческим ресурсом априори стоят на стороне работодателя, а не работника.

— Ну что ты, Юра! — всплеснула недовольно руками ухоженная стильная дама. — Там и так немцы уже рядом воюют. Зачем Красной Армии вступать на территорию Польши? Просто проводятся «Большие учебные сборы». Наши партия и правительство, под руководством мудрого вождя, товарища Сталина, осуществляют только миролюбивую политику! «Чужой земли мы не хотим ни пяди, Но и своей вершка не отдадим!»[2]

Слава Викторов парировал и контратаковал всю эту казенщину строками из той же песни, которую слышал вчера в кинотеатре:

Нелли Михайловна не осталась должна:

Тут Слава просто продолжил куплет самой популярной предвоенной песни:

Ситуация напоминала схоластический спор двух апологетов христианства, обменивающихся строками из священного писания. Каждый остался при своем. Хронодиверсант получил уведомление, о том, что его документы в процессе подготовки и на завтра он должен быть готов отправиться по зову руководства завода куда угодно: хоть на войну, хоть в ад, хоть в рай.

Выйдя из кабинета и закрыв дверь за собой, Викторов недовольно прошипел: «Мы наемники и нас часто наемывают!» Командировка в какую-то Винницкую армейскую группу войск на Украину у него никак в планы не входила. Настроение упало ниже точки замерзания улыбки. Понедельник тринадцатое! С гримасой горя на челе, с которой можно было делать слепок канонической греческой маски, висящей на фасаде театра драмы, он прошел в свои рабочие апартаменты. Существовали рутинные работы, следовало отдать в отделы проявленные материалы, но Слава подозревал что с него их выполнение будет спросить весьма проблематично. По факту убытия на «Большие военные сборы». А на войне, знаете ли, случается всякое.

Викторов сел за обшарпанный столик, изведавший своими плоскостями как художественные тату разноцветными чернилами так и беспощадные пытки лезвиями ножей, и принялся составлять список на его взгляд необходимого. Он уже проходил через военные сборы и примерно представлял себе бытовые трудности в преодолении этого «приключения». Кроме закрепленной за ним фототехники, требовалось учесть еще пуд макулатуры, при помощи которой он должен будет фиксировать работу техники.

В дверь тихонько заскреблись.

— Ну, кто там!? — недовольно заорал Викторов вырванный из самоуспокоительной медитации в которую он вошел от итераций подбора оптимального снаряжения.

Фотограф зло и резко распахнул створки и ему на грудь кто-то упал, обхватив руками. Надо отметить, это «нападение» было осуществлено очень женственно, эмоционально, тепло и чувственно. Поэтому принять защитную стойку хронодиверсант просто не успел.

— Наташа, ну что ты? — погладил Ярослав девушку по ее распущенным, призывно пахнущим терпким ароматом волосам. Он с трудом захлопнул за гостьей дверь и попытался поцеловать. Красавица, в явно расстроенных чувствах, всхлипнув, отвернула голову. Викторов не понимал ее поведения — если бы Наташе стало известно о его приключениях с профсоюзницей, думается, стоял бы совсем другой разговор.

— Все знают, война будет! Цены подскочили, говорят, карточки собираются вводить. Планы все опять взвинтили до небес на всех заводах. И тебя отправляют, на эти самые «Большие военные сборы», на Украину!

Как уже убедился хронодиверсант, женский беспроволочный телеграф — не только самая эффективная система обмена информации, но еще и обладающая характеристикой высокой скорости обмена данными. К сожалению, входящий-исходящий поток информации весьма чувствителен к гендерному признаку реципиентов.

Хронодиверсант принялся утешать девушку, говоря ей, что все не так и страшно, это всего лишь учения и обкатка техники. Но чуткое женское сердце не обманешь. Наташа вывернулась из объятий и принялась страстно целовать своего «Юрочку». Ее пальцы принялись торопливо расстегивать пуговицы на его одежде. У Викторова поначалу не было никакого настроения заниматься «этим», тем более еще и на рабочем месте, но бурлящий поток девичьей страсти ему остановить было не дано. Как брошенная в водоворот щепка, он уступил и поддался напору. Общее чувство накатило на обоих и поглотило без остатка. Наташа целовала своего избранника так, что казалось, это последний раз, когда последняя женщина во Вселенной целует последнего мужчину. Через двадцать минут бурной страсти, они задыхаясь, все в бисеринках пота, расцепились истощенные вспышкой эмоций.

Викторов находился в самом настоящем океане из эндорфинов, принесших ему наркотическое ощущение счастливой легкости бытия. Но жизнь потихоньку выталкивала его с мягких волн неземных удовольствий на жесткий песок действительности.

— Ты вернешься? Ты не умрешь? — взволновано спросила у него девушка.

— Даже если умру, мне все равно предстоит родиться! — ответил чистую правду хронопопаданец. И тут же задумался об «эффекте бабочки», и не сотрет ли он в текущем прошлом своими развратными действиями саму возможность собственного зачатия.

— И это все равно стоило того. Если мне предложат жизнь прожить вновь, но при этом не встретить тебя — я скажу, не надо рая, дайте девушку мою!

Нестандартный экспромт, достойный пера лучших серцеедов-куплетистов, привел к благодарному поцелую. Ярослав, видавший виды городской повеса, давно освоил науку «сюсюканья» и «сладких обещаний», что приносило зримые и чувственные плоды.

Приведя одежду и прическу в порядок, Наташа выскользнула из комнаты. Парню оставалось только удивляться такой стремительной гуннской тактике, но он догадался, что вечернего свидания можно не ждать, и девушка просто решила «прощание» провести пока есть возможность. Ведь срочное отбытие в войска назначено на завтра и можно просто не успеть «сделать что должно и будь что будет!».

Слава, наконец придя в себя после столь неожиданного для него приключения, с уже приподнятым настроением продолжил собирать инвентарь. Тут он вспомнил, что обязательно должен составить опись на специальном бланке — без этого ему не дадут вынести оборудование с завода. Пришлось, нацепив беззаботную улыбку, что впрочем получилось сейчас без труда, идти на поклон к заведующей складскими запасами за этой бумаженцией.

Репутация уже работала на Ярослава в полном соответствии с народной приметой, гласящей, что как себя поставишь и проявишь вначале — такого от тебя и будут ожидать в дальнейшим. Образ талантливого фотографа с сумасшедшинкой заставлял людей при его появлении приветливо улыбаться — причем совершенно искрение. Кладовщица, дама бальзаковского возраста, выгнав помощника, оказала гостю самый радушный прием. Дабы не развенчивать миф, Викторову пришлось сделать и ей постановочную фотографию. Всеми признанный гений от диафрагмы заставил бедную женщину накинуть синий халатик на плечи. Это показалось пресным. Быстро оглядевшись и призвав музу, он вытащил из-под стеллажей с запасами набор с инструментами и снял с полки мешок с шайбами. Черенок от одной из швабр обернул рулоном фольги, и вручил его заинтригованной женщине. Затем схватил абажур от лампы, прикрепил к нему скрепками пару сложенных листов бумаги, и заставил безвольную хранительницу подвалов с сокровищами нацепить на голову. Финальная композиция вышла более чем оригинальной. По словам хронодиверсанта, женщина в образе самой богини Афины Паллады, в шлеме, и с копьем в правой, с гордым взором победительницы, сейчас оценивает дань с персов. Персидским оброком выступил водопад шайб, низвергающийся в распахнутый зев пустого инструментального ящика. Восторг восхищенной «модели» было не описать. Начальнице, за все тридцать два года ее жизни никто и никогда не делал подобного. Опять совершив то что от него ожидали, и даже сегодня немного превзойдя себя, утешитель женщин, скромно сел у конторки заполнять положенный бланк описи, которую предстояло отдать руководству, целомудренно и последовательно отказавшись от чая, конфетки, пирожка и мармеладинки. Кладовщица, изнемогая от желания оказать ответную услугу, шепнула с доверительным подмигиванием, что списание в его случае будет стопроцентным. Викторов юмора не понял, шутку не оценил и тогда заведующая складом прямо ему сообщила, что обычно, после посещения армейских «учений» иногда фиксируется полное «расходование и исчерпание», всего того, что упоминается в описи. Кроме, конечно, самого фотографа и сделанных снимков. В это сложное время каждый крутился как умел, а качественная фототехника стоила дорого. Очень дорого. Хронодиверсант с благодарной улыбкой принял эту информацию. Конечно, пользоваться таким способом для пополнения оборотной налички он бы не стал, но чего в жизни не бывает? Слава с успехом закончил увлекательный процесс составления списков, завизировал и вновь направился в свои рабочие апартаменты. И там попал в неожиданную засаду.

Его у дверей поджидала чрезвычайно гиперактивная особа, самая оборотистая шестерня во всем огромном механизме Кировского завода.

— Агасфен! — несмотря на имевшую место интимную близость, завязка разговора не претерпела эволюций. — Куда ты, черт с объективом буржуазии, делся?! Я тебя уже час тут жду! Записку оставляла, а тебя все нет!

Девушка, судя по виду, была готова в любой момент взорваться, и осколками своей мельтешащей сущности поубивать все живое, включая истощенного приключениями и беготней Ярослава.

— Да я тебя, везде хожу, ищу! Как лось, бегаю по цехам, спрашиваю, видел ли кто Лену! — соврал на голубом глазу хронодиверсант.

— Да?! — обрадовалась такому бесполезному времяпровождению своего фотографа профсоюзница. — Так ты не лось карельский, ты просто дурак! Будь у тебя хоть капелька соображения, ты бы догадался, что девушка тебя давно дожидается! Но ты туп, как любой другой мужчина!

Обычно, после таких слов, взаимоотношения двух людей заканчиваются, и начинается беспощадная вражда, сдобренная взаимным бойкотом. Двух равных, ничего друг другу не должных личностей. Но ситуация не отличалась стандартным антуражем — Викторову требовалась любая помощь, что бы вырваться из этого времени. Пусть это сопровождается унижением, но это того стоит — так сейчас считал он. Да и не было ничего необычного и запредельного в словах Лены. Распаленные женщины часто, следуя за потоком эмоций, не следят за словами. Это придает взаимоотношениям полов определенную остроту и пикантность. И ведь кому-то нравятся такие стервы и такие страсти, но Ярослав Викторов не входил в их число. Каждому свое, и, как говорится — на любителя. Но сейчас он не мог игнорировать варианты использования связей и возможностями своей тощей белокурой любовницы.

«Спросить, может, о вероятной замене поездки? Попросить инспекцию на западный берег Ладожского озера?» — Викторов мучительно перебирал варианты, но пока не мог найти нужный. Или такой, который не вызовет подозрений. Собственное бессилие сводило с ума. Нити судьбы твердо удерживались безжалостными Норнами, и любые попытки в этой канве вырваться в свое время жестко пресекались рывком за пряди. Но вот в какие фигуры, в какое макроме они их заплетают в женском легкомыслии, или девичьей попытке развлечься за тяжелой и неблагодарной работой?

Лена, как настоящая принцесса Кировского, в смысле в полную меру капризная и всевластная, уже имела свои собственные планы на вечер, которые самым кардинальным образом расходились с должностными обязанностями их обоих. Она решила устроить прощальное романтическое свидание рыцарю, который храня у сердца знаки своей дамы, готовился отправиться во Святую землю воевать гроб Господень. И в то время, пока смена рабочих шла на обед — она поволокла своего любовника на изысканный ужин.

Удивительное дело — но правы древние римляне, в дошедшей до нас из глубин веков латинской пословице об разных уровнях доступа к чувственным удовольствиям у Юпитера и у быка. Потомки лучника Париса конечно слизали пантеон и переиначили на свой лад греческих богов, но все же, одновременно и облагородили, опустив то, что делал Зевс у ахейцев с коровами.

Лена мимоходом отметилась в профсоюзном блоке, невнятно что-то заявив о необходимости дополнительного инструктажа отбывающему в командировку работнику штатива и объектива. Заодно при всех вызвала на проходную машину. Под испытующими перекрестными взглядами мужчин и женщин, занятых «важной» профсоюзной работой Викторов почувствовал себя неуютно. Он ощущал не чувство совестливого неловкого позора, конкретно этих людей он не стыдился. Ярослав вживую видел неэффективность и тотальное просиживание штанов данной раковой опухоли на теле заводоуправления, которая называлось профсоюзным отделом. Никаких реальных дел они не решали, но как могли, вставляли палки в колеса и занимались самыми настоящими поборами с работяг, при виде которых всплывала прямая аналогия с церковной десятиной. Все серьезные проблемы персонала завода эффективно пробивали и протаскивали не через профком, эту юдоль убогих лодырей, а только при помощи истовых жрецов новой религии, коммунизма, через партком.

Например, не руководство завода, не профком — именно партком своими усилиями способствовал проведению линии энергоснабжения и канализации к новым жилым корпусам рабочих.

И причин для мотивации на подобные административные подвиги у коммунистов хватало. Вся страна жила как огромный военный лагерь в ожидании неизбежной войны, вероятно на два фронта, и пропагандой партии отводилась самая важная роль в преодолении текущих и будущих сложностей. Исключительно коммунистов оказалось налажено полноценное продовольственное снабжение сотрудников предприятия. Именно усилиями парткома, завод, если провести аналогию с живым организмом, как бы обрел вторую систему кровоснабжения — с помощью «партийных проверок», «комсомольских постов», «партсобраний» и прочих этих знаковых символов времени, проходя сквозь которые, как корабль в шхерах между створами, завод справлялся с поставленными планами.

Чем занимался, кроме междоусобных свар и интриг, этот раздутый штат бумажных тунеядцев, пригревшихся на теплых местах профкома, для хронодиверсанта осталось навсегда настоящей загадкой. Ведь с проблемами люди шли не сюда, а в партийные комитеты. А распределением всяческих редких бонусов, вроде путевок, мог заниматься и один человек. В составе отделе кадров.

Пока принцесса без короны раздавала окончательные распоряжения в своем королевстве, имея в виду свою отлучку, кстати говоря, уголовно наказуемую нынешним законодательством, придворный фотограф, припомнив это обстоятельство, тихонько кашлянул. Ленке то ничего за самоволку не будет, сейчас в преддверии возможной заварухи на Севере, человека с фамилией Тройлайсет никто не тронет, тем более если эта личность — дочь того самого Тройлайсета, вождя канадских коммунистов, личного друга Рахьи, и прочая и прочая, воспетое пропагандой начала тридцатых, во время пышного, но недолгого, как северное лето, расцвета финского влияния в Советской Карелии.

Но вот завистники и враги, запросто могут обрезать крылышки безродному фотографу, чисто чтоб этой самой Лене стало «очень приятно». Поэтому, прокашлявшись, он твердо заявил, что ему нужен пропуск с завода, дабы не уволили по статье. Лена, которая такое поведение восприняла как неприкрытую трусость, о чем громогласно заявила, тем не менее выписала своей рукой разрешение, поставила штамп и брезгливым жестом отдала тайному любовнику. Профсоюзница обычно производила впечатление весьма умной и здравомыслящей девушки, но вот безграничная власть и возможности, вкупе со взрывным характером, иногда представляли ее не в самом лучшем свете.

Хронодиверсант, стиснув зубы, сдерживаясь из последних сил, стерпел и это. Холуйская должность ручного вибратора была не по нему.

Они, загрузив вещи фотографа в багажник, сели в машину. Тут, очень довольная собой Лена сообщила, что договорившись через подругу, она организовала спецрейс для Викторова. Как понял Слава — это был очередной «статусный» поступок его эксцентричной дивы. Все откомандированные с Ленинградских заводов на «Большие военные сборы» инженеры, рабочие, наблюдатели, специалисты и фотографы — поедут на место назначения в лучшем случае на жестких плацкартных местах, а для «Юрочки-фотографа» будет организован чартерный рейс. Уже уставший удивляться чему-либо за последние две недели своей жизни, Викторов все же сейчас выпал в полный осадок. Довольная произведенным эффектом Лена увидев ошеломленное выражение лица, счастливо засмеялась и игриво помахала перед его носом серебряной фляжкой. Хронодиверсант не стал отказываться от предложения выпить и щедро приложился к узкому горлышку с резьбой.

— Ну ты мужлан! — опять с непереносимыми нотками превосходства, сопровождаемым ехидным девичьим хихиканьем начала очередной раунд словесных унижений его борзая подруга.

— Ну что ты, как животное, хлебаешь словно воду! Это же коньяк! Выдержки многолетней!

Слава очень внимательно осмотрел салон на предмет шторок или заглушки, которая могла бы хоть визуально разделить сиденье водителя и заднее пассажирское. Чтобы в спокойной обстановке придушить эту бляднокурую стерву. Он вновь поймал на себе уже знакомый холодный изучающий взгляд водителя авто, когда тот вроде как поправлял зеркало заднего вида. Славу аж передернуло от энергетики этого сканирования — на него взглянули два вороненых ствола, а не просто упал случайный взор таксиста на проходного клиента.

Собрав волю в кулак он скорчил для соглядатая-шофера милую улыбку. Но так как не мог продолжать просто сидеть, то Викторов решил опасно «пошалить». Он переложил фляжку в левую руку, демонстративно приложил к губам, а правую руку отправил в опасный поход за девичьими прелестями. Лена, тоже ощутившая на себе это сканирование со стороны водителя, от неожиданности действий Славы ойкнула, покраснела как рак, и затем, растерявшись, и не в силах предпринять что-либо, застыла в напряженной позе, закрыв глаза и закусив губу. Девушка не могла раскрыть перед водителем, что ее так нагло щупают — сам факт признания этого означало бы для нее бесповоротную «потерю лица».

Наконец, они приехали к месту назначения. Это был ресторан, видимо предназначенный для обслуживания элиты города. В не очень большом помещении несколько столиков уже оказалось занято — за ними обедали военные, люди в военных френчах, а также присутствовало определенное количество весьма стильных и ухоженных женщин. Хронодиверсант неожиданно узнал Мерецкова, сидящего за столиком в компании еще одного военного и двух дам, разодетых по последней моде. Они весело шутили и смеялись на весь зал.

Викторов застыл на месте, не сводя взгляда с этого деятеля. До сих пор он общался с обычными людьми, которые особенно яркого следа в летописях его страны не оставили. Не потому что были глупыми или неспособными — просто их судьбы перечеркнула и отправила в небытие самая страшная война двадцатого века. До сих пор все воспринималось все-таки как костюмированный спектакль в хорошо проработанном антураже и деталями того, предвоенного времени. Даже без особых проблем нашел работу, а затем вообще закрутил шашни сразу с двумя «деффками»: с одной для сердца, с другой для дела. И тут наступает шок от «пробуждения»: он прямо перед собой, на расстоянии вытянутой руки, видит реальную историческую личность.

Кирилла Афанасьевича сложно назвать положительным персонажем в истории нашей страны. Показательно, что именем этого одного из «маршалов Победы» не названа ни одна улица в Северной столице. Ни одна! Нет ни одной мемориальной доски Мерецкову. Хотя большая часть его «деятельности» связана с Севером. Пригороды и периферия все же имеют некоторое число «отметок», но весьма незначительное. Громкие «испанские» подвиги этого горе-штабиста, где тот ухитрился заработать аж два ордена, тоже на поверку, если копнуть, выходили или разгромами или ничего не значащими боями, с сомнительным участием в них фигуранта. Викторов знал, что этот человек являлся начальником и другом печально известного Власова, ставшего командиром РОА, но несмотря на все косяки и порочащие связи, всегда выходил сухим из воды. «Хитрый ярославец», как называл его Сталин, даже когда его арестовали, и когда против него собрали десятки свидетельств, сумел вернуться из застенков и вновь надеть форму военачальника. Мерецков — тот, кто виновен в кровавой мясорубке Финской компании. Тот, кто далее возглавляя Генштаб, а затем будучи зам. наркома по боевой подготовке — кто виноват в проблемах развертывания войск летом 1941 года, приведших немцев осенью под стены Москвы. Историей еще значительно недооценено значение этой личности для судеб страны.

Царедворец, искусный в интригах, шестым чувством ощутил тяжелый, наливающийся ненавистью взгляд хронодиверсанта и повернул голову в сторону вошедших. Приглушенные разговоры и грудной женский смех сменились на заинтересованную тишину. Легко встав с места и сопровождаемый двумя мило улыбающимися спутницами, командарм второго ранга подошел к вошедшим, ну прямо как радушный хозяин. Четыре выпуклых ромба в петлицах, цвета запекшейся крови, блеснули матовым светом перед сфокусировавшимися на них глазами Викторова, как отводящие стрелу амулеты воина-колдуна. Оставшийся за столом второй военный, с полным отсутствием хоть проблеска интеллекта в глазах, остался потреблять блюда, не забывая запивать, подливая себе ежеминутно из хрустального графинчика пахнущую качественной водкой жидкость. Все здесь знали, что водкой может пахнуть только водка, но притворялись что видят и пьют воду. С особым запахом и вкусом.

— Леночка! — воскликнул Кирилл Афанасьевич, всплеснув руками. — Как я рад тебя видеть!

Слава, рассматривая в упор эту волну тепла и радушия, припомнил, что все пережившие Мерецкова сослуживцы и знакомые особо отмечали харизму этого несомненного приятного в салонном общении человека. У него стало закрадываться подозрение, что те, кто остался имуннен к искусно сыгранной маске людских иллюзий, просто не сумели пережить этого фаворита Сталина, ответственного за непростой Север.

— Как здоровье твоего папеньки? — сладко и участливо поинтересовался всесильный лорд-протектор северных провинций, контролирующий все «военное» в этом регионе. Ему компанию у руля управления составлял сам Жданов, 1-й секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), который отвечал за гражданскую сторону жизни колыбели трех революций и прилегающих огромных, до Мурманска на Севере, территорий.

— Хорошо, спасибо, у него все хорошо! — приветливо улыбаясь ответила девушка. — Звонил, рассказал что встречался… с Ним.

Викторов хорошо на слух уловил что этот «Ним», о ком пошла речь, интонационно и четко выделен не с прописной, а с заглавной буквы.

— Я с «Ним», вместе с товарищем Ждановым седьмого встречался. Товарищ Жданов в Москве до сих пор — дела решает. А когда, кстати, это произошло? Я справлялся у секретаря — но в списках твой отец не отмечен. Хотел пересечься, совместно обсудить наши дела, да не никак не получилось.

Мозг у хронодиверсанта заработал как компьютер. Если бы не бытовой шум в помещении, присутствующие наверняка бы услышали тихие щелчки с бешеной скоростью переключающихся нейронных связей и жужжание раскаленных синапсов.

Хитрый интриган Мерецков, подчеркнул свою значимость и с некоторым бахвальством указал, что успел все про всех вызнать! Он даже оказался в курсе строго секретной и конфиденциальной информации о том — кто и когда зашел к Сталину, которого они все подразумевали под «Ним»! А кого еще они могли так поминать с подобным придыханием и благоговением в голосе?!

— Так мой папа официально и не ходил никогда. «Он» или сам к папе приезжает, или папа к нему «туда» едет.

Мерецков, с достоинством и пониманием кивнул. Но дернувшиеся недовольные губы его выдали — такая честь вызывала зависть. Викторов тоже эту шараду разгадал с полщелчка. Здесь «Он», это тот же Сталин, а вот «туда», выделенное особо Леной, наверное, или дача Сталина, или какая-то квартира, где проходят подобные неофициальные встречи. «Котелок» у хронопопаданца «варил» уже на полную мощность, мгновенно интерпретируя происходящее. Тут как с тестами Айзенка на измерение мифического IQ — чем больше решаешь тесты, тем быстрее проходишь задачи и лучше результат. И навык, наработанный с опытом, постепенно начинает успешно конкурировать с истинным интеллектом, выдавая правильные ответы за счет концентрации на определенной задаче.

— Значит, Туоминен из Стокгольма, Куусинен, и твой отец? — задал Мерецков Лене не до конца понятный для Викторова вопрос. Хронодиверсант припомнил, что Куусинен — вроде как секретарь Исполкома Коминтерна, потом видный деятель Карельской АССР. Слава не знал, что Арво «Poika» Туоминен, с говорящим прозвищем «мальчик» — секретарь финской компартии. И вопрос главного «по-тарелочкам» в этом регионе означал одно — кто станет новым финским «королем»? Но по контексту Слава и так догадался о чем речь.

— Ему это не нужно, это слишком большая власть и ответственность! — безапелляционно заявила Лена.

— Но люди за ним пойдут — а это главное. Он пользуется очень большим авторитетом — и здесь, и за речкой, и за морем!

Мерецков оценивающе всматривался в лицо Лены, пытаясь по ее мимике и жестам определить истинный фарватер в этой непростой ситуации.

Викторов тем временем расшифровывал непростой для непосвященного код, на котором разговаривали сейчас эти сильные мира сего и приближенные к ним. «Здесь» — это СССР, «за речкой» — это заграница, и речь точно идет о Финляндии. А вот за морем? Швеция? Англия? Отец Лены был в Канаде, и с прочими финнами приехал в СССР в конце 20-ых, начале 30-ых. А Мерецков, как выходец из простых крестьян — у него все «море». Даже если это целый океан. Получается, тут пошла крутая международная игра. И коварный царедворец пытается угадать — кто в сталинской колоде будет в козырях, а кого решат сбросить.

Пауза затянулась, ощущалось, что Мерецков колеблется перед решающей ставкой.

— О твоей мачехе, Марии, ничего не слышно? — наконец отважился на вопрос интриган. Его дамы чуть слышно, но заметно вздохнули, и непроизвольно отшатнулись. Кожа на скулах у Лены натянулась и побелела, она быстро моргнула несколько раз.

«Судя по реакции окружающих. Кирилл Афанасьевич решился на прямой зондаж!» — Викторов находился на пике мозговой активности и сейчас мог выиграть чемпионат по покеру. — «Что могли сделать с женой высокого руководителя? Известно что: воронок, обвинение, чистосердечное признание, суд, десятка лагерей. У Куусинена так бывшая жена, Айно, „уехала в Казахстан“. У Кулика — вообще бесследно исчезла. И, значит, он пытается выведать — если Тройлайсет пошел в козыри — большая вероятность, что выпустят. Пробует почву, хитрый ярославский крестьянин, как слегой на болоте. Но такта не достает. Лена, она не лягушка, сейчас как „хрюкнет“…»

Работая на опережение и стараясь предупредить совершенно не нужный ему конфликт, Викторов попытался сказать:

— А что здесь на второе сегодня?! — Но к ужасу обнаружил, что прохрипел что-то страшное, совершенно жутким, каркающим голосом. Хронодиверсант настолько увлекся процессом расшифровки разговора, и при этом заметно переволновался от своей непосредственной близости к истории, что забыл дышать. А без воздуха в легких, как ни пыжься — голосовые связки вибрировать в нужной тональности не станут.

— О боже! Юрочка, что с тобой? — тут же переключилась Лена на спутника, который с выпученными глазами медленно заливался пунцовой краской.

— Эпилептик? — бодро поинтересовался Мерецков. — Нужно нож ему в зубы вставить.

Двумя ударами кулаком в грудь, Слава успешно реактивировал процесс дыхания.

— Не надо мне нож в горло вставлять, Кирилл Афанасьевич. Давайте я вас лучше щелкну?

— Что-о-о?!

— Юрочка наш фотограф! — защебетала прыснувшая Леночка. Ей очень понравилась невольная шутка спутника над Мерецковым. — У него запись на год вперед — так талантливо фото делает!

— Ну, я тоже могу встречу устроить. Под запись… — начал куражится, старающийся немедленно отыграться Мерецков, вдавливая в речь аспидно-черные намеки полуугроз.

«Сука, — очень громко подумал Викторов. — Из-за тебя, пидор, только в моей семье трех прадедов не досчитались. Карты финских укреплений у тебя всю зимнюю войну на краю стола пролежали — никому ты их, тварь, не показал». Он полез в карман — найти хоть что-нибудь, хоть ручку — и в глаз этому упырю.

— Записи вещь хорошая! — прорвало нервно копающего в карманах хронодиверсанта. — Я считаю, это правильная привычка — все в записную книжку записывать. У меня их вообще две. И в каждой я записываю. Особенно то, где у меня карты перешейка лежат…

«А не захочет ли он узнать, как в сорок первом, когда его наконец арестуют, ему будут на голову ссать, и он всех сдаст. Этот любимый ярославский Вини-Пух товарища Сталина. Всех-всех-всех сдаст. И единственный живой из застенок выйдет».

Кровь прилила к голове, голова мелко затряслась, Слава неожиданно потерял ориентировку…

Внезапно, он обнаружил, что уже сидит за столом, вокруг снуют официанты, а Лена что-то счастливо щебечет, изредка поглаживая по руке. В ее взгляде он заметил удивление, смешанное с уважением. Накатившее состояние аффекта куда-то испарилось, будто сдернули рывком накинутую вуаль. «Очень странно» — подумал Викторов про свое состояние. — «Так и до инфаркта можно докатиться!»

— Дурачок! Ты совсем ничего не боишься?! Ты хоть знаешь кто это? Что за шутки про карты? Зачем ты так?

Слава с трудом заставил пальцы разжаться. Об тонкий, просвечивающий скатертью, английский фарфор тарелки, звякнула сталь столового ножа, неведомо каким путем оказавшегося у него в руке.

— Лена, пообещай мне, что не будешь верить ни в чем этому человеку! — неожиданно вырвалось у Славы. — Это Сатана в форме.

— Ну Юра, что с тобой?! — Девушка с изумлением посмотрела на тремор кисти хронодиверсанта. — Он ведь рассмеялся шутке, про карты, что ты. Даже похвалил тебя!

— Похвалил?! — Викторов сначала не поверил своим ушам, а затем криво усмехнулся. — Кирилл Афанасьевич очень приятный в личном общении человек.

Лена, сбитая совершенно с толку, с глазами как блюдца, лишь кивнула. Она подозвала энергичным и нервным щелчком «человека» и ткнула пальцем в пустые фужеры. Официант попытался описать ассортимент, но был отправлен за «любой но быстрой» бутылкой. Недоуменно пожав плечами, человек из сферы услуг удалился со вздернутой перекошенной мордочкой.

Славе тем временем лезли в голову всякие деструктивные мысли, навроде: «А не взять ли с кухни баллон с пропаном, да не жахнуть все здесь, все это господское добро, вместе с этой помоечной «элитой»… Почему элита именно «помоечная» и какие проблемы разрешит взрыв бытового газа — он не мог ответить даже сам себе. И тут Слава хлопнул первый бокал, нацеженный из холодной запыленной бутылки, принесенной в белоснежной салфетке из самых глубин подвала. Выпил залпом, как воду. Официант брезгливо отвел глаза. Лена же, не пытаясь вновь подначить своего любовника этой безвкусной всеядностью, сделала требовательный жест в направлении опустевшего хрусталя.

— О, хорошее вино! Красное, сухое! Испанское?! Купаж отменный. Говорят, такое великолепное вино, как это, во рту встречается с душой и это любовное свидание! — Слава выдал микс из заготовленных фраз, приуроченных к распитию ценных напитков, почти на автомате. Лена смотрела на него во все глаза. Ошарашенный официант выронил пробку и полотенце и был тут же отослан нервным взмахом тонких девичьих пальцев.

Викторов заметил, что Лена перехватила внимательный изучающий взгляд со стороны столика Мерецкова, исходящий от одной из моложавых дам, направленный на его персону. Видимо, смелые мужчины, способные бесстрашно нахамить высшему руководству здесь считались редкостью. И весьма интересной. Слабый женский пол, совершенно необъяснимо, часто влюбляется в абсолютно безбашенных отморозков, и не за красивые глаза, а именно за этот флюид бесшабашности.

— Ты такой необычный! — грудным голосом произнесла Лена. — Юра, а ты меня в правду любишь?

Хронодиверсант по этому минному полю ходил уже не раз и знал в нем все безопасные проходы. Проникновенный ответ, неоднократно успешно проверенный и испытанный в подобных ситуациях, не заставил себя ждать. У девушки покраснели щечки от удовольствия. Она нетерпеливо обхватила себя за запястья и поерзала на стуле.

— Давай, кушай быстрее и поехали! У меня дома, если что паек есть. Нам осталось так мало…