Флаги над замками

Глава 3. О науке и странных идеях

Ёситада прошел за низенькую бамбуковую ширму и с наслаждением опустился в мягкое кресло. Водителя он отпустил еще утром, а собственным автомобилем пока не обзавелся – сначала нужно получить права: международные не действительны на его родине. Поэтому, не желая толкаться лишний раз в общественном транспорте, несколько кварталов от станции до ресторанчика, в котором была назначена встреча, он прошел пешком. И понял, насколько отвык от пеших прогулок. Но ему нравилось тут – модное смешение традиционного и европейского стилей позволяло расслабиться и чувствовать себя максимально удобно.

– Что-нибудь желаете?

Ёситада вздрогнул. Он совершенно забыл о хостес, которая отвела его к столику и положила перед ним три книжечки меню в кожаных переплетах. Солидные, увесистые тома. Когда Ёситада был здесь в прошлый раз – меню было одно. И этаж – тоже один. А сейчас он насчитал их не менее трех, по крайней мере, именно на третьем и оказался забронированный им столик. Что же, это говорит только о том, что качество кухни и обслуживания как минимум осталось прежним.

– Горячий шоколад с мятным сиропом, пожалуйста. И ванильно-банановый коктейль.

Он проводил взглядом хостес и открыл меню. Голоден он особенно не был, но по местному рамену очень скучал. И темпуру[14] из морского леща следует заказать обязательно. Ёситада отметил это блюдо в меню и внезапно рассмеялся. Когда-то в доме Токугава его было запрещено подавать. Именно от него, по легенде, умер Токугава Иэясу – основатель их рода и первый сёгун династии, которая правила Японией больше двухсот лет. Из-за последних событий это показалось Ёситаде забавным вдвойне.

– Ты так голоден, что думаешь о еде больше, чем обо мне?

Ёситада поднял голову и радостно улыбнулся, показав зубы. Узнал бы он Митоко, если бы встретил на улице? Нет, скорее всего, не узнал. И дело даже не в том, что ее голова и плечи были тщательно укутаны золотисто-зеленым шелковым платком, а половину лица закрывали зеркальные очки.

Когда он уезжал, Митоко была нескладным подростком, к тому же убежденным, что она – самая некрасивая девочка в мире. И у нее имелись все основания так считать. Если ему, мальчишке, рыжую шевелюру еще хоть как-то прощали, то для девочки такое было просто верхом неприличия. Особенно девочки из его семьи. Он хорошо помнил, как вырывал из ее рук ножницы, которыми она кромсала свои волосы прямо по отросшим золотистым корням, заливаясь слезами. Ведь тогда он поклялся себе, что никому не даст в обиду свою маленькую сестренку.

Как так вышло, что ближе они стали именно тогда, когда их разделило полмира?

– Если бы ты не была моей сестрой – я бы сейчас ни о чем думать не смог. И говорить не смог, застыл бы соляным столбом от восхищения.

– Почему соляным? Почему сразу не сахарным? Я люблю сладкое!

Смех Митоко был нежный и мелодичный, даже у Ёситады по спине поползли мурашки. Очевидно, что смех, как и голос, ставили профессионалы. А она тем временем легко и небрежно сбросила с головы платок, открывая волосы, и опустилась в кресло напротив. И сняла очки. Безупречный макияж только подчеркнул зелень и глубину ее глаз. Ёситада не стал сдерживать восторженного вздоха:

– Ты самая прекрасная девушка на свете!

– Ты говорил то же самое, когда я была прыщавой, толстой и неуклюжей, как утка!

– Вот уж неправда! – возмутился Ёситада. – Никогда ты не была толстой!

– Ах, значит, прыщавой и неуклюжей была, да? – Митоко схватила меню и стукнула брата по голове.

– Нет! Тс-с, смотри, нам несут заказ. Выбери, что ты хочешь, я уже.

Митоко вернула книжку на стол и открыла ее.

Официантка принесла поднос, и улыбка на ее лице сменилась с дежурной на восторженную. Она приняла заказ и замялась, словно не решаясь уходить. Митоко в ответ тепло улыбнулась девушке и поднесла палец к губам:

– В следующий раз подойдите с открыткой – я вам подпишу. Но это будет наша тайна!

Официантка быстро кивнула, поклонилась и исчезла, прихватив поднос.

Митоко попробовала коктейль и довольно зажмурилась:

– М-м… ты еще не забыл…

– Конечно, – Ёситада придвинул к себе глубокую чашку с шоколадом, – ты думаешь, за каких-то пять лет что-то настолько изменилось?

– А мне кажется, что за эти пять лет прошла вечность… но, видя тебя сейчас, я понимаю – все самое главное осталось прежним. Ну как, дедушка уже взял тебя в оборот или тебе дали время хотя бы отдышаться?

– Время… да, дали, если можно так сказать… – Ёситада сложил руки перед собой и внимательно посмотрел на сестру. – Давай так. Ты сделаешь заказ, я расскажу тебе главную новость дня, а потом мы поговорим об остальном. Подходит?

– Конечно, – Митоко кивнула и снова открыла меню.

– Та-ак… я буду мисо-суп с креветкой и салат с тофу. – Она захлопнула книжку и нажала кнопку.

Официантка появилась спустя секунду – видимо, ждала поблизости. Разумеется, с открыткой, которую она протянула двумя руками. Митоко привычным движением достала из сумочки ручку, что-то написала на своей же фотографии и сделала заказ. А когда довольная официантка скрылась, подперла рукой подбородок и в свою очередь посмотрела на Ёситаду выжидающе:

– Ну, не томи.

– Так вот. Мы распечатали на биопринтере Токугаву Иэясу. – Он слегка наклонился, наблюдая, какое впечатление произведет на Митоко это заявление.

– Хм… – Митоко слегка хлопнула ладонями по столику. – То, что ты сказал, звучит, как… ну… – она нахмурилась, пытаясь подобрать аналог, – это звучит, как «мы распечатали на биопринтере Токугаву Иэясу». «Мы» – это кто? И что такое «биопринтер»?

– «Мы» – это наша семья, в лице дедушки, разумеется. Потому что это было сделано с его одобрения. У нас есть научно-исследовательский центр, занимающийся стволовыми клетками и…

– А биопринтер? – перебила его Митоко.

– Я об этом и говорю. Биопринтер – это такой прибор, при помощи которого можно «распечатать» человеческие органы. Любые органы. Именно этим занимается наш центр.

– Органы для пересадки, что ли? А-а-а… Любые? И можно вот просто взять и напечатать целого человека?!

– Да. Получается, что да. Наши ученые далеко продвинулись в своих исследованиях. Берешь стволовые клетки человека и из них выращиваешь орган. Любой – хоть почку, хоть сердце, хоть глаз. Потом их пересаживают, и у тебя снова твой родной глаз или печенка. Только новые.

– Ничего себе! – Митоко прижала руки ко рту и округлила глаза. – Слушай, братишка, это что, получается, ты мне подаришь новое тело, когда я состарюсь?

– Ну… да, конечно, если ты захочешь… наверное… – Ёситада неуверенно улыбнулся. Об этом он пока не задумывался.

– Ура! – подпрыгнула Митоко. – Тогда я закажу еще темпуру и… и коктейль с мороженым!

– Подожди торопиться, – рассмеялся Ёситада, – это пока экспериментальная технология. И я тебе еще не все рассказал.

– Ну да, – Митоко кивнула, – ты сказал «распечатали Токугаву Иэясу». Так что выходит? Он реально живой? И шевелится?

– Похоже на то… – задумчиво протянул Ёситада. – Был взят образец ДНК из сохранившихся волос. И живые стволовые клетки. Дедушка сам выступил донором. На основе этого материала создали образец, из которого Токугаву Иэясу и «распечатали». Целиком.

– А! Ясно. Они его клонировали. Так бы сразу и сказал.

– Не совсем. Это не эмбрион и не младенец. Это взрослый человек… который поехал по делам в Кумамото. Поэтому мне его покажут через неделю.

– Поехал по делам? – Митоко нахмурилась. – Как это? Подожди. Если он взрослый – он что, что-то помнит? Как это возможно? Ну то есть это настоящий Токугава Иэясу?

– Вот именно. Это самый главный вопрос. Дедушка сказал, что наши ученые разработали особую технологию. Называется «нейросинхронизация». Токугава Иэясу стал после смерти ками, Тосё Дайгонгэном[15]. И его душа таким образом сохранилась. И память. Вот эту душу и «вселили» в новое тело, «записав» информацию в клетки мозга. По крайней мере, я понял так.

– Звучит как полная чушь. Душа? Ками? По-моему, дедушка тебя разыграл. Или это ты разыгрываешь меня? Когда ты говорил про биопринтер и стволовые клетки, все звучало очень правдоподобно! Ёситада!

Ёситада вздохнул:

– Нет, к сожалению, я тебя не разыгрываю. И не думаю, что меня разыграл дедушка. Но с его любовью ко всем новейшим технологиям… это делает его чересчур доверчивым.

– Хм. Ты думаешь, его обманывают? И под видом «нашего предка» подсунули актера? А зачем?

– Как это зачем? Деньги, Митоко. Средства, которые выделяются на развитие именно этого направления. Ты же понимаешь – по сути, ему объявили, что раскрыли секрет бессмертия. – Он замолчал, давая время подошедшей официантке расставить на столике заказ.

– Ты… ты собираешься с этим разобраться, так? – Митоко пощелкала палочками и принялась за салат. Ёситада посмотрел вслед удаляющейся официантке.

– Ты не боишься, что она сейчас всем о тебе разболтает и через пять минут сюда налетит толпа журналистов?

– Да их здесь и так полно, – рассмеялась Митоко и тут же прикрыла ладонью рот, – они скрываются и тайно фотографируют. Ты что! Я же с мужчиной! Наедине! Да еще с таким необычным красавчиком. Будет грандиознейший скандал – они же не хотят ничего упустить.

Ёситада нахмурился:

– А у тебя не будет проблем? С продюсером и контрактами?

Митоко пожала плечами:

– Конечно, нет. Он же сам себе не враг. Скандал пойдет только на пользу: поднимется ажиотаж, фанаты будут закатывать истерики… а потом рыдать и просить прощения за то, что «посмели во мне усомниться», когда я сообщу официально, что встречалась с братом, которого не видела пять лет. – Она снова рассмеялась красивым мелодичным смехом.

Сандер поморщился и попытался задернуть штору, не открывая глаз. Это не удалось – солнечный луч не пропал, просто переместился и жарил теперь левую щеку.

– М-м… – Он помотал головой и стянул одеяло. Потом потянулся, сел и открыл глаза.

Было душно: Сандер терпеть не мог кондиционеры, поэтому в своей комнате всегда отрубал «климат-контроль». Он протянул руку в слишком широкую щель между шторами, нащупал ручку и открыл окно. Свежий утренний воздух ворвался в комнату, слегка колыхнув плотную ткань. Стало значительно легче. И, на мгновение зажмурившись, Сандер таки отодвинул штору и высунулся в открытое окно.

Сундук, дремавший на крыше своей будки, видимо, услышал его, повернул голову, приоткрыл глаза и фыркнул. И слегка заворчал. Был недоволен, что его разбудили в такую рань. Сандер улыбнулся – старый алабай радовался, как щенок, когда они с семьей на лето перебирались в Комарово. Такое раздолье: просторный двор – бегай не хочу, соседские коты, лупающие глазами с высокого кирпичного забора. Нет, Сундук на них не лаял, вот еще. Он приличный, воспитанный пес. Но ворчал и смотрел с неодобрением. Как и на наглых воробьев и синиц, пытавшихся клевать корм из его миски.

Впрочем, сейчас он уже не бегал, почти все время лежал на солнышке и грел старые кости: шестнадцать лет для собаки – весьма почтенный возраст.

А Сандер помнил еще, как мама с отцом ругались из-за щенка. Мама хотела назвать его Хосе, а отец настаивал на Гранде – так звали какую-то лошадь из фильма. А получился в результате Сундук. Смешной, неповоротливый щен, готовый «сложить в себя» все, что хоть отдаленно напоминало еду.

Стоило Сандеру только подумать про еду, как хвост мирно дремавшего Сундука застучал по крыше.

– Щас! – негромко сказал в окно Сандер, встал и пошлепал босиком на кухню. Благо его комната была напротив. Взял с полки заботливо вымытую мамой огромную миску с надписью «Happy Dog» и вытащил с нижней полки большой пакет с кормом. Насыпав еды, он открыл ногой дверь и, пройдя через бесконечную веранду, вышел, в конце концов, на крыльцо.

Сундук уже крутился у ступенек, радостно виляя хвостом. Его отменный аппетит намекал на то, что умирать от старости пес в ближайшее время не собирается. Однако отец уже заговаривал о «смене» и ждал только приезда Сандера, чтобы вместе выбрать щенка. Старик Сундук еще должен успеть воспитать «наследника».

«Бз-з-з», – сказал с подоконника телефон. Сандер потянулся и достал его, включая экран. Сообщение с «Фейсбука». Ёситада. Сандер усмехнулся. Типично японская вежливость – написать только тогда, когда видишь человека онлайн. Чтобы ненароком не разбудить. А что первым делом делает любой человек, когда просыпается? Правильно, включает телефон и смотрит время.

Ну или Ёситада просто хорошо изучил его привычки. Сандер остановился посреди двора и, прикрыв экран от солнца рукой, открыл сообщение:

Сандер от неожиданности почесал ухо. Двинулся спиной к широким качелям, висящим на четырех цепях под заплетенной плющом деревянной крышей, и, не глядя, плюхнулся на них.

Мысль, которая беспокоила Сандера несколько дней после бурного отдыха на ладожской базе, наконец оформилась окончательно. Он забежал в дом, влетел в гостиную и снял с полки над камином шкатулку с японским ножом. Тем самым, который вручил ему отец в день приезда. Вытащив, он положил нож на стол и сделал несколько фото. Потом извлек из ножен и сфотографировал еще раз. И отправил Ёситаде.

Сандер сам не заметил, как снова вышел во двор, сел на качели и стал раскачиваться. Утро было невероятно продуктивным на идеи.

…А и правда? Почему не Япония? Уехать и реализовать себя на этих загадочных островах, по сути, в другом, чужом мире! Сандер прекрасно понимал, что тут ему отец свободы все равно не даст. Даже если Сандер устроится грузчиком в «Пятерочку» – отец немедленно позвонит директору и договорится обо всем: от премий до повышения. Сандер не мог осуждать отца за это: понимал, как тяжело тот шел к успеху. И сам Сандер стал бы подвергать своих детей риску и трудностям? Когда у него будут дети? Этого он не знал. Но четко знал одно – он хотел гораздо большего. Сандер не знал, что означает это «большее» – наверное, примерно «все».

Он рассмеялся своим мыслям. Глупости. Он не маленький мальчик и понимает, чего он хочет и чего боится. Хочет он приключений и яркой жизни. А не хочет сидеть в душном офисе под фальшивым ветерком и перебирать бумажки одной рукой, держа четыре телефона в другой. Он снова глянул на экран.

Совершенно напрасно Иэясу опасался, что Киёмаса будет шуметь. Однажды, очень давно, он, еще мальчишка, проживший всю жизнь в деревне, впервые прибыл в столицу. И пораженный красотой и роскошью Киото начисто утратил дар речи. И мычал, размахивая руками, как в раннем детстве, к огромной радости братца Итимацу. Он и раньше видел замки, но даже замок Нагахама, который он считал воплощением роскоши и шедевром строительного искусства, выглядел сараем по сравнению со столичным великолепием.

И тогда он пообещал себе, что обязательно построит замок еще лучше, еще выше. Неприступный и поражающий воображение.

…Сейчас он испытывал нечто подобное. Нет, не роскошь поразила его. Величие. Величие того, что создали потомки.

Он построил замок. И не один. Грандиозный замок в Нагое, на строительство которого были собраны лучшие инженеры и где Киёмаса сам проверял каждую линию в их чертежах, осматривал едва ли не каждый камень перед укладкой. Его собственный замок, здесь, в Кумамото… он должен был стоять века – так и вышло. Да, верхние, деревянные этажи сгорели, но основа осталась нерушимой.

…И вот опять он стоял посреди улицы, смотрел вверх, захлебываясь от восторга, не в силах даже вообразить себе высоту, на которой находились окна верхних этажей. И медленно поглаживал нагретый солнцем, отполированный до зеркального блеска камень.

– Пойдем, – потянул его за рукав Иэясу, – на тебя уже смотрят люди. А это лишнее, мы говорили об этом.

– Как… как это сделано? – наконец сумел выдавить из себя Киёмаса.

– Понятия не имею, я не строитель. Пойдем же. Если ты будешь останавливаться возле каждого дома и прилипать к нему – мы никогда не дойдем до остановки. А ты ведь хотел прокатиться на самодвижущейся повозке?

Киёмаса быстро закивал и послушно побрел за Иэясу, не переставая оглядываться. Но через несколько шагов, едва не запнувшись на ровном месте, решил, что необходимо взять себя в руки. Все же он давно не тот деревенщина, каким был, и повидал в своей жизни многое – гораздо больше, чем эти странно одетые, снующие вокруг люди. Подумаешь, дома высотой с хорошую гору. И повозки, пролетающие мимо на огромной скорости. Он даже глазом не дернет, не удостоит их поворота головы! Киёмаса, придав лицу выражение отрешенности от всего мирского, гордо поднял голову и зашагал по улице.

– Бз-здзынь! – внезапно раздалось у него за спиной, будто большая куча железа рухнула на землю. Рука сама дернулась к поясу и… нащупала пустоту. Тем не менее Киёмаса, сжав кулаки, медленно и с достоинством обернулся. Прямо на него надвигалась огромная самодвижущаяся повозка. Это она издавала такой резкий пронзительный звук.

– Отойди, – громко зашептал Иэясу, – вот за эту черту отойди. Видишь рельсы? Она едет по ним.

Киёмаса отступил на пару шагов, заметив, что повозка стучит колесами по длинным стальным желобам. И нахмурился:

– Почему это я должен отходить? Почему она не остановится?!

В это время повозка замедлила ход и встала.

– Вот видишь? – рассмеялся Иэясу.

– Да! – обрадованно оскалился Киёмаса. По всей видимости, возница остановился сразу, увидев его. Просто не мог сделать это быстро на таких скользких желобах. Красивая блестящая дверь из полированного железа и стекла отъехала в сторону, и Иэясу быстро взошел по ступеням. Киёмаса последовал его примеру. И увидел, как тот достает из-под одежды маленькую лакированную пластину. На ней были нарисованы разноцветные картинки и какие-то непонятные значки. Киёмаса наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что они ему напоминают. Ну да! Точно! Это похоже на значки-буквы людей из-за моря! Датэ Масамунэ умел их рисовать и страшно этим гордился, демонстрируя свое искусство к месту и ни к месту. И в христианских книгах он видел такие же. Киёмаса с еще большим интересом уставился на пластинку. А Иэясу между тем приложил ее к желтой висящей возле двери коробке. Там что-то пискнуло. И тогда Иэясу достал еще одну такую же и протянул Киёмасе.

– Сделай так же.

Киёмаса повертел пластинку в руках, пытаясь понять, из чего она сделана. Не металл и не эмаль – это точно: слишком легкая. Лакированное дерево? Кость?

– Киёмаса…

Он помотал головой. И правда, разберется позже. Сейчас главное – понять, для чего это. Он приложил пластинку к коробочке и, услышав писк, довольно заулыбался. Похоже, что он все сделал правильно.

– Пойдем сядем, – предложил Иэясу, – или тебе удобнее стоять? Тогда держись крепче. – Он сам взялся за металлические перила.

Киёмаса тоже вцепился в них обеими руками и не пожалел. Повозка дернулась и, застучав колесами, начала набирать скорость. Киёмаса сжал зубы, быстро-быстро задышал, потом не выдержал и зажмурился.

– Проклятье, – едва слышно пробормотал он.

– Слишком быстро? Не смотри в окно пока. Привыкнешь – будет легче.

– Ну уж нет, – прошипел Киёмаса, еще плотней, до скрипа, сжал зубы и открыл глаза.

За окном на огромной скорости проносились деревья, словно влекомые ураганом. Высокие столбы, какие-то дома. Киёмаса проглотил ком тошноты, подкатывающий к горлу, и снова быстро задышал.

Ему приходилось не раз плавать на корабле. И только от большого количества сакэ он выплескивал свой обед за борт. И тут он не ударит в грязь лицом. Зажмуриться, подышать. Снова открыть глаза. Вот это скорость! Тошнота отступила на второй план, сменившись восторженной эйфорией. Он посмотрел на свои руки, лишь изредка поглядывая в окно, и ему стало гораздо легче.

– Трамвай.

– Что?

– Повозка, на которой мы едем, называется «трамвай». Тебе нужно будет запомнить это слово. И еще очень много новых слов.

– Иностранных? – криво усмехнулся Киёмаса.

– Не только. И наш язык не слишком сильно, но все же изменился. Меня долго готовили к возвращению в этот мир. Но, я уверен, ты справишься намного быстрее. Я думаю, что твоя семья тоже предоставит тебе наставника.

– Монаха? Надеюсь, он будет не из школы дзэн. Я их терпеть не могу, – Киёмаса рассмеялся, и тут «трамвай» начал замедляться и остановился.

– Нет, конечно, если это будет монах, то твоей школы. Разумеется. – Иэясу вышел из трамвая.

– Что?.. Все? – разочарованно протянул Киёмаса и пошел за ним. И тут вспомнил про пластинку, которую машинально сунул в рукав – он с детства привык так носить важные мелкие предметы. Он вышел на небольшую площадку, покрытую ровной гладкой брусчаткой, сунул руку в рукав, вытащил пластинку и поднес ее к носу Иэясу. – Это что?

– Это?.. – Иэясу наморщил лоб, потер его и поднял палец. – Это такая табличка. На ней знаки, видишь? Это буквы английского языка. Так называют хозяина этих трамваев. И не только их – у него много разных самоходных повозок, ты увидишь. Так вот. Ты покупаешь такую пластинку – и получаешь разрешение ездить на его повозках. Но только на тех, которые принадлежат ему. Это легко понять – вот такие буквы написаны или на самой повозке, или возле места, где она останавливается. Это называется «кар-та».

– О… – Киёмаса повертел пластинку, рассматривая со всех сторон. – А зачем? Можно же просто заплатить вознице.

– Киёмаса, – рассмеялся Иэясу, – ну смотри сам. Возница может украсть деньги хозяина, так? Ну и, кроме того, носить такую маленькую штуку куда удобнее, чем таскать с собой связку монет. И с картой выходит дешевле.

– Дешевле… так бы и сказал, – Киёмаса запрокинул голову и захохотал во весь голос. – Ты, небось, и пешком ходить научился, лишь бы не переплатить лишнего.

– Пешком я всегда ходить умел, – обиделся Иэясу. – Ты просто не застал времена моей юности! А сейчас – посмотри на меня. Да я с легкостью одержу над тобой победу хоть в скачках, хоть в беге. Да хоть и на копьях!

– А это мысль! Всегда мечтал помериться с тобой силами, тануки! – Киёмаса бросил руку ему на плечо. И внезапно резко зажмурил глаза: яркая вспышка ослепила его.

– Что это за хрень?.. – завопил он и, проморгавшись, открыл глаз, который пострадал меньше.

И увидел, как какой-то молодой и плохо одетый парень спешно пытается засунуть за пазуху «смартфон». Этот «смартфон» был больше, чем тот, который ему подарил Иэясу. Но Киёмаса мгновенно узнал эту вещь. Его смартфон тоже лежал в рукаве, и Киёмаса, немедленно выхватив его, кинулся за парнем.

«Этот предмет так же важен для современного человека, как меч для тебя».

Значит, эту штуку можно использовать как оружие. Почему Иэясу ему этого не сказал? Но думать времени не было. Он догнал парня, схватил за плечо и, резко развернув к себе, выхватил у него смартфон.

– Господин! – Парень молитвенно сложил перед лицом руки и попытался кланяться, настолько низко, насколько позволяла вцепившаяся в его плечо рука. – Прошу господина простить меня! Нижайше прошу! Вспышка случайно сработала! Такое ничтожное создание, как я, и в мыслях не держало вызывать гнев такого великого господина!

– Киёмаса, Киёмаса! Стой, отпусти его! – Лицо догнавшего их Иэясу было красным от гнева. – Отпусти! Мы договаривались! Много ли стоят твои слова?

– Прости… – Киёмаса смутился и отпустил парня. – Но он…

– Он извинится. И не хотел ничего плохого.

– Да! Я извинюсь еще раз! Только, пожалуйста, верните айфон!

Иэясу вздохнул:

– Встань на колени, поклонись и попроси прощения. – Он повернулся к Киёмасе и протянул руку.

Киёмаса осторожно отдал Иэясу явно очень дорогую вещь. И хотел было сказать ему, что этот бедно одетый человек не мог купить такое сам – он наверняка украл его, но в это время парень ткнулся голыми, торчащими из дыр в штанах коленками в землю и низко наклонился, опираясь на руки, и заголосил:

– Великий господин! Примите мои глубочайшие извинения! За мой ужасный поступок! – Закончив эту тираду, парень повернул голову в сторону Иэясу и снова молитвенно сложил руки. – Сфотайте нас! Очень вас прошу! Я сейчас еще раз извинюсь, а вы нас сфотайте, ладно?

Иэясу усмехнулся и поднял смартфон парня к своему лицу. Парень радостно заулыбался и опять припал лбом к гладким плитам.

И Киёмаса снова увидел молнию. Она сверкнула в верхней части смартфона, и на этот раз не ослепила его – просто перед глазами появилось яркое пятно. А парень вскочил, забрал смартфон у Иэясу и, быстро поклонившись и пробормотав «спасибо, большое спасибо», скрылся за углом дома.

– Что это все значит? Этот оборванец…

– Постой, Киёмаса… Я тебе сейчас все объясню. – Иэясу поднял руку. – Помнишь, я показывал тебе, как обращаться со смартфоном и для чего он нужен?

Киёмаса помнил. С первым подарком Иэясу он разобрался очень быстро. Там было достаточно просто тыкать пальцем в разные цифры, и от этого менялась картинка на экране. Смартфон оказался сложнее. Здесь пришлось запомнить последовательность нажатия маленьких картинок, прежде чем появлялось то, что нужно, – картинка с лицом Иэясу. И тогда, нажав на нее, можно было на любом расстоянии увидеть его самого и услышать его голос. Поэтому Киёмаса поднял свой смартфон и кивнул:

– Но ты не сказал, что его можно использовать как оружие.

– Его нельзя использовать как оружие.

– Да? А это, по-твоему, не молния была? Разве этот человек не хотел меня ослепить? А потом… я думаю, это вор, Иэясу. Он хотел ограбить меня!

– Киёмаса… – Иэясу закатил глаза, – этот человек вовсе не вор. Он хотел всего лишь сделать твою фотографию.

– Сделать мою… что?.. – Киёмаса нахмурился. – Иэясу, мне так никакой головы не хватит – вместить новые слова!

– Вот что. – Иэясу поднял повыше свой смартфон и спустя секунду повернул его экраном к Киёмасе. – Проще показать… смотри. Это ты.

Киёмаса наклонился. И правда – это был он. Такой, каким видел буквально утром себя в отличном зеркале в ванной. Картинка была такая же яркая и точная, как и те, движущиеся. Только неподвижная. Киёмаса провел по экрану пальцем. Картинка исчезла. Он удивленно поднял голову:

– Э?..

Иэясу тоже провел пальцем по экрану. Картинка вернулась назад.

– Этот человек увидел тебя и так был впечатлен встречей с тобой, что решил сохранить память о ней.

– Да?.. Иэясу, ты хочешь сказать, что этот человек меня узнал? Но как?

– Киёмаса! Очнись, это твой город! Здесь все тебя знают! Да сам посмотри! – Иэясу махнул рукой.

Киёмаса огляделся по сторонам. И заметил, что у большинства проходящих мимо людей в руках смартфоны. А некоторые, совершенно не скрываясь, поворачивают их в его сторону. И ему стало стыдно, что он так напугал горожанина. Конечно, тот настолько ошалел от радости, что забыл, как подобающе себя вести. Это простительно. Киёмаса выпрямился, улыбнулся, сжал руку в кулак и поднял над головой. Пусть все видят, что его не стоит бояться и что он не против того, чтобы они «сделали фотографии».

– …Кого я обманываю, – пробормотал у него за спиной Иэясу, – тебя нужно срочно переодеть.