Флоренс Аравийская

Глава тридцатая

– Ваше Величество, вы оказываете мне большую честь этой аудиенцией. Эмир, вы похудели! Вы замечательно выглядите!

Малик был не в настроении выслушивать все эти слащавые комплименты Делам-Нуара.

– Очень много проблем. На гоночном треке жизнь была гораздо проще.

– Ну разумеется. Однако вы должны кушать, о Великий. Так от вас совсем ничего не останется. Вспомните о своем прапрапрапрадедушке по материнской линии, прославленном шарифе Эхем аль-Гейке, который взимал ежегодную дань с племени вази-бикким жемчужинами Тарфа в количестве, равном его собственному весу.

– Да, да, да. Итак, вы хотели видеть меня…

– Я пришлю вам своего повара. Он долгие годы работал в парижском ресторане «Тайеван». Его омар в укропном соусе просто бесподобен. Не будет святотатством сказать, что, отведав его, вы постигнете вкус рая.

– Мне нельзя иметь французского повара, Доминик.

– Это почему еще?

– Я, между прочим, имам. Если вы забыли. Ну как это будет выглядеть? В самом деле…

– За свою жизнь я знавал много упитанных имамов.

– У меня через пятнадцать минут встреча с муллами. Я только этим и занимаюсь. О чем вы хотели поговорить?

– Подозреваю, что моему имаму известна тема нашего разговора.

– Я уже говорил вам, Доминик, это не в моей власти. Теперь это уже религиозный вопрос.

– Разумеется, но вы ведь имам.

– Это также вопрос государственный.

– Но вы ведь эмир.

– Это к тому же еще и вопрос межплеменных отношений, – раздраженно сказал Малик.

– Межплеменных? Это каким образом?

– Один из убитых ею людей был из племени хази-агем.

– Так. Ну и что?

– Вы же у нас историк, – фыркнул Малик.

– Склоняюсь перед вашим превосходством в этой области. Просветите меня.

– Вот уже сто лет между моим домом Бени Хариш и домом Хази Агем тянется кровная вражда. Теперь вы понимаете?

– Если честно, то нет.

– Я оказался в непростом положении. Весьма непростом.

Делам-Нуар моргнул, как охотничий сокол перед атакой, и враждебно поджал губы. Он был весьма утонченным человеком, и ему уже до чертиков надоело возиться с этим идиотом, у которого вместо мозгов в голове плескался кондитерский желатин и которого он сам в момент слабости (а быть может, гордыни) решил посадить на трон.

– Alors,[23] Малик, вы великий шариф Совета племен. Не хочу вас обидеть, но почему, скажите на милость, mon vieux, вы тратите мое время и несете всякую чушь?

Малика уже довольно долгое время никто не называл «дружок» и не говорил, что он городит чушь. Увы, но все мы быстро привыкаем к раболепству тех, кто нас окружает. И тем не менее Малик подавил в себе желание садануть француза своей церемониальной тростью. Хотя ему очень хотелось это сделать. А подавил он это желание по той простой причине, что боялся Делам-Нуара, как черт ладана. Этот Делам-Нуар в свое время отдал столько приказов о ликвидации нежелательных лиц, что тут за ним не угнались бы «Хамас» и Ким Чен Ир вместе взятые. Его прошлое было темным, как бездонный колодец. Именно он руководил операцией, в результате которой было потоплено судно «Уэйлпис». Экологи, собравшиеся на этом корабле, протестовали против французских ядерных испытаний в Полинезии. Как оказалось, напрасно. Одному Аллаху было известно, какой длины щупальца раскинул по всему Матару этот самый черный из всех супершпионов.

– Я все понял, mon vieux, – с ударением на французские слова сказал Малик. – Но если вам не хочется напрасно тратить мое или свое время, то почему бы вам не поехать в Каффу и не объяснить все это принцу Баваду? Он ведь требует от меня голову этой женщины. Судя по всему, она чем-то сильно досадила ему еще в Вашингтоне. Это как-то связано с одной из его жен. Теперь вы понимаете сложность моего положения?

– Послушайте, Малик, вы же не хотите, чтобы вас считали васабийской марионеткой?

– Как и французской, мой друг.

– Повелитель, – сказал Делам-Нуар, – чем я заслужил подобное оскорбление? Я забочусь о вас круглые сутки – начиная с первого крика муэдзина ранним утром и заканчивая призывом на вечернюю молитву.

– Я знаю, что я перед вами в долгу, Доминик, однако передать вам эту женщину не в моей власти. Оглянитесь по сторонам – мое королевство кишмя кишит васабийцами.

Делам-Нуар понял, что больше ничего не добьется, и встал.

– Хорошо, но все же пообещайте мне, что эта женщина не умрет. Вам точно не нужен мученик, известный на весь мир. Для американцев это станет прекрасным поводом, чтобы вмешаться.

– Американцы мне ничего не сделают, – усмехнулся Малик. – У них выборы на носу. Если они выступят против меня, Таллула перекроет им нефтяной кран. И потом, сегодня утром их посол прислал мне приглашение на открытие выставки, посвященной Элвису Пресли. Так что они вряд ли планируют сбросить мне на голову десантную дивизию ради какой-то лесбиянки из ЦРУ, которой впору только размешивать верблюжье говно.

– Согласен, и тем не менее эта самая лесбиянка из ЦРУ, которой впору только размешивать верблюжье говно, стала теперь всемирной знаменитостью. Ваше Министерство информации уже не может позволить себе ответы вроде: «Флоренс? В наших подвалах нет никакой вонючей Флоренс». Этому уже никто не поверит. Вы смотрите телевизор?

– У меня нет времени на телевизор.

– Надо найти, мой дорогой эмир. Потому что про вас там рассказывают очень неприятные вещи… Хорошо, я переговорю с Бавадом. Но обещайте мне, что эта женщина тем временем не умрет. Ради вашего собственного блага.

– Да жива она, жива.

– Малик.

– Я же сказал, что она жива.

– И вы не посадили ее в какую-нибудь яму с дикими зверями или со змеями?

– За кого вы меня принимаете?

– Или со скорпионами?

– А вот теперь вы меня оскорбляете.

– Ну что ж, тогда примите мои глубочайшие извинения, о Святейший. Мне следовало помнить, что, будучи имамом всего Матара, вы руководствуетесь прежде всего постулатами Священного Корана, а также истинами, открытыми Аллахом, – он сделал паузу, – милосердным пророку Мохаммеду, да будет благословенно имя его.

Малик не удержался и треснул своей тростью по полу.

– Как хотите, – буркнул он.

Делам-Нуар направился к выходу.

– И все же позвольте мне прислать вам своего повара. В знак братской любви и уважения.

– Я не могу принять столь щедрый подарок, – сказал Малик. – Мне нечем отдариться в ответ. Плох тот араб, который не способен отблагодарить своего друга за подарки.

Делам-Нуар улыбнулся:

– Очень жаль.

Как только он вышел, Малик вызвал Фетиша.

– Если он пришлет хоть что-нибудь из еды, проверяй все на наличие яда. И передай Салиму бен Джудару, чтобы установил за ним слежку. Я хочу знать обо всем, что он делает. Я хочу знать даже, когда он испражняется.

– Но, Великий Имам, разве француз не является нашим главным союзником?

– Мы все сказали, Фетиш.

– Воистину, о Величественный. Слова твои подобны жемчужинам Тарфа, сверкающим в прозрачной воде.

– Что? Не понял. Ты что, нас подслушивал?

– Нет, повелитель. Пусть Аллах поразит меня глухотой и вырвет мой грешный язык. Я просто хотел красиво выразиться…

– Соедини меня с принцем Бавадом. И пришли массажистку. У меня голова раскалывается от боли.

– Сию секунду, повелитель.

Фетиш пятясь вышел из комнаты, чувствуя, как спина его покрывается холодным потом, и вспоминая древнюю матарскую пословицу: «В закрытый рот навозный жук не залезет». Несколько веков назад один английский путешественник украл ее и перефразировал гораздо менее изящно: «Вам никогда не придется просить прощения за те слова, которых вы не произносили».

Флоренс, скорчившись, забилась в угол своей по-прежнему темной камеры, как можно дальше от мертвого тела. От сильного запаха ее мутило. Так она просидела довольно долго. Затем очень медленно подползла к мертвецу и осторожно к нему прикоснулась. То, до чего она дотронулась, заставило ее немедленно отдернуть руку. У трупа не было половины головы. Лицо тоже отсутствовало. Наконец Флоренс собралась с духом и снова протянула руку к мертвому телу, нащупав на этот раз свисавший из глазницы на тонкой ниточке глаз. Ее чуть не вырвало. И тем не менее она заставила себя продолжить это патологоанатомическое исследование. Попытавшись нащупать кисти рук, она обнаружила, что их тоже практически нет. К этому моменту Флоренс уже не могла сдерживать беззвучных рыданий.

Труп лежал на спине, и Флоренс просунула под него руку, стараясь нащупать левую лопатку. Несколько недель назад она обнаружила там широкий шрам длиной в два сантиметра, и Бобби объяснил ей, что это результат ножевого ранения, нанесенного ему когда-то «одним сирийским козлом». Шрам находился в верхней части лопатки, которая приняла на себя удар и, как сказал Бобби, спасла ему жизнь.

Флоренс не могла ничего нащупать сквозь заскорузлую от крови рубаху, поэтому запустила руку под нее. Кожа на спине покойника осталась не затронутой ранами и ожогами. В результате трупного окоченения она была холодна, как бетонный пол. Пальцы Флоренс медленно и напряженно двигались вверх. Добравшись до нижнего выступа лопатки, она затаила дыхание и двинулась выше.

Никакого шрама там не было.

– Ты перестанешь меня преследовать? – возмутился Чарльз Даккетт. – Я рассказал тебе все, что мог.

– Все, что вы мне рассказали, – ответил Джордж, неотступно продолжая идти за быстро шагавшим помощником заместителя госсекретаря по ближневосточным вопросам (ПЗГСБВВ), – я уже знал из репортажей Си-эн-эн.

– Я не уполномочен продолжать обсуждение этого вопроса.

– Чарльз, мы не на пресс-конференции в Госдепартаменте, и я не журналист.

– Повторяю – мне больше нечего добавить по этому поводу.

– Тогда ответьте, почему мне так резко понизили уровень допуска? Что происходит?

– Это я тоже не уполномочен обсуждать. И вообще, я опаздываю на заседание комитета по снабжению. На целых три минуты.

– Да мне плевать, Чарльз! Пусть хоть вся планета сойдет со своей оси – я не отстану, пока не получу ответа. Предпринимается ли хоть что-нибудь в связи с захватом, заключением в тюрьму и, возможно, пытками одного из наших сотрудников?

Даккетта уже бросало в дрожь от мысли о том, что этот донельзя заведенный и явно вышедший из подчинения подчиненный действительно не отстанет и последует за ним на предстоящее ему самое скучное в мире заседание. Он воззрился на Джорджа поверх очков и со всей авторитарностью, на какую был способен, сказал:

– Ты вне игры.

В бюрократическом мире Даккетта не существовало ничего более страшного, чем оказаться вне игры.

– Но вам-то лично хотя бы не наплевать?

– Нет, мне не наплевать. Мне не наплевать на процесс. Мне не наплевать на достижение взаимопонимания, на взаимовыгодные партнерства и долгосрочные международные отношения, направленные на создание платформы для гармоничного развития…

Именно в этот момент пружина, которая в течение последних шестнадцати лет медленно, но верно сжималась в голове Джорджа, неожиданно распрямилась. Он схватил Чарльза Даккетта и начал душить его тесемкой от пропуска в Госдепартамент, висевшего у него на шее.

– Ты что, с ума сошшшш….

Как только лицо Даккетта приобрело более-менее живой розоватый оттенок, Джордж склонился к нему и прошипел:

– Если не скажете мне правду, я вас убью. И сделаю так, чтобы это выглядело как нападение террористов.

– Э-кх-кх-кх…

– Вам больше никогда не поднести сотовый телефон к уху без мысли о том, что он может вышибить вам мозги.

Джордж слегка ослабил удавку. Лицо Даккетта приняло свой нормальный цвет застывшей манной каши.

– Какого черта, Фиш?

– Еще сам не знаю. Говорите: где она, и что делает весь ваш никчемный бюрократический аппарат по этому поводу?

– Наверху… ре-решили придерживаться политики невмешательства.

Разгласив эту священную тайну, Даккетт буквально сдулся, как проколотый надувной шар.

Джордж испепелял его взглядом. Даккетт изо всех сил старался вжаться в стену у себя за спиной. Неожиданно Джордж протянул к нему руку, и Даккетт в панике съежился. Однако Джордж просто поправил ему галстук и воротник.

– Вам надо поспешить. Вы опаздываете уже на целых восемь минут.

Даккетт нервно отпрянул от него и двинулся прочь, прижимаясь к стеночке, как альпинист, идущий по очень узкому выступу.

Через десять минут трое сотрудников охраны окружили рабочий стол Джорджа. Они отвели его в кабинет помощника заместителя заместителя помощника по вопросам кадров и внутренней безопасности. Даккетт уже сидел там с пунцовым лицом. Когда вошел Джордж, он вздрогнул.

– Это вы напали на мистера Даккетта? – спросила ПЗЗППВКИВБ.

Джордж посмотрел на Даккетта.

– О Чарльз, неужели вы в таком свете им это изложили?

– Именно в таком! Потому что это правда!

– Даже не знаю, с чего начать, – как бы нехотя сказал Джордж тоном порядочного человека, которому необходимо объяснить что-то весьма некрасивое. – Дело в том, что Чарльз, то есть мистер Даккетт, приставал ко мне в коридоре.

– Что?!! – заорал Даккетт.

– И хотя мои сексуальные предпочтения хорошо всем известны и я не делаю из них никакого секрета, мистер Даккетт не только мой непосредственный начальник, но и вообще не в моем вкусе. Я уж не говорю, что он женат и воспитывает троих детей. Я пытался ему об этом сказать, пока он щупал меня, самым, кстати, неуклюжим образом, но он не хотел слушать. А теперь вот к чему это привело. Должен сказать, Чарльз, вы меня разочаровали.

– Но… Это же нелепость!

– Я не хочу подавать в суд за сексуальное домогательство. Совсем не хочу. Давайте будем считать это минутной слабостью. Но если вы собираетесь дать ход этому делу, то я готов подать жалобу прямо сейчас. У вас имеются соответствующие бланки, мисс Попсель?

ПЗЗППВКИВБ посмотрела на Джорджа, а затем перевела взгляд на чуть не плачущего Даккетта.

– Мистер Даккетт, – сказала она, – каковы будут ваши действия? Будете подавать жалобу на мистера Фиша?

Даккетт, который мгновенно вообразил себе газетные заголовки и крах своей карьеры, выдавил жалобный стон:

– Нет. Нет…

– Мистер Фиш, а вы будете подавать жалобу на мистера Даккетта?

– Кто старое помянет, тому глаз вон. Но руки больше не распускать, Чарльз. Договорились?

– Если бы ты знал, как это было клёво! – сказал Джордж Ренарду. – Бедняга не попадал в такую передрягу с тех самых пор, как ЦРУ взорвало его Культурный центр в Эквадоре. Впрочем, это не самое важное. Теперь мы знаем, что Госдеп умыл руки. Флоренс придется рассчитывать только на себя.

– Не факт.

– Мы с тобой вообще-то не бойцы подразделения «Дельта форс», которое занимается спасением заложников.

– К черту! – ответил Рик. – Если уж нас все равно прижмут за эти деньги, то почему бы нам их не потратить с толком?

– В самом деле, – просветлел Джордж. – Почему бы и нет, черт подери!

– Значит, в Дамаск?

– Значит, в Дамаск.