Глава 6 Как российские моряки и ученые эпохи Екатерины II исследовали и осваивали южные окраинные моря европейской части Империи

Открой мне, кипучее, бурное море,

Тайник заколдованный, дай мне понять,

Что дивное скрыто в твоем разговоре.

Что буйные волны твои говорят!

Николай Некрасов. 1839г.


Мы, други, летали по бурным морям.

От родины милой летали далеко

На суше, на моpe мы бились жестоко

И море, и суша покорствуют нам!

Константин Батюшков.

Неуемная натура царя Петра I проявилась в полной мере в его стремлении защитить национальные интере­сы России на всех окраинных морях европейской части огромного Российского государства. Наряду с созданием Азовского флота и проникновением российских кораблей в Черное море он одновременно начал осуществлять «на­мерение делать корабли и навигацию на Каспийском море», выраженное еще его отцом царем Алексеем Фе­доровичем. Великий реформатор надеялся через Каспий проложить путь российской торговле в Среднюю Азию и Индию. В 1720 г. усилиями его моряков капитан-поручика Александра Бековича-Черкасского, лейтенантов Алексан­дра Кожина и князя Василия Алексеевича Урусова, и осо­бенно капитан-поручика Карла Петровича Ван-Вердена и лейтенанта Федора Ивановича Соймонова, была составле­на и впервые в истории географических исследований на­печатана сводная карта Каспия под названием «Картина плоская моря Каспийскаго от устья Ярковского протока дельты Волги до залива Астрабатскаго по меридиану воз­вышается в градусах и минутах, глубина в саженях и футах. Рисована в Астрахани и выгрыдорована на меди в Санкт Питер Бурхе. 1720 год».

Это было выдающееся достижение молодой россий­ской гидрографии и морской науки, отмеченное всеми историками российского флота и биографами его выдаю­щихся деятелей. «Первая печатная навигационная карта 1720 г., — отметил историк Л. А. Гольденберг, современный биограф Ф. И. Соймонова, — буквально перевернула все су­ществовавшие до того представления о Каспийском море и для своего времени была научной сенсацией мирового значения» [26, с. 34]

В феврале 1721 г. царь Петр отправил в Парижскую Академию наук благодарственную грамоту по случаю своего избрания в ее почетные члены. Вместе с грамотой академики получили печатную карту Каспийского моря. Петр сообщал, что «до сего времени не было еще никакой подлинной карты Каспийскому морю» и что «новая и вер­ная» карта должна заинтересовать адресатов [26, с. 34].

Действительно, во Франции карта произвела на уче­ных огромное впечатление. Ведь на этой карте впервые очертания Каспия были близки к действительным, море изображалось протянувшимся по меридиану почти на 1200 км, а в ширину до 200—400 км. Королевский гео­граф Франции Гийом Делиль сразу же оценил ее важное научное значение. Он немедленно издал карту с надписями на французском языке и поместил ее в «Грудах» Париж­ской Академии наук. В 1723 г. карту опубликовали и в Амстердаме. Первая печатная карта Каспийского моря, изготовленная в России, получила всеобщее признание в Западной Европе.

5 марта 1726 г. Адмиралтейств-коллегия предписала продолжить на Каспии описные работы по восточному берегу моря. Командиром новой экспедиции назначили капитан-лейтенанта Ф. И. Соймонова. В ходе проведения он ясных работ он не рискнул зайти в залив Кара-Богаз-Гол из-за резко меняющихся глубин у входа и наличия там «худых» грунтов (т.е. грунтов, плохо державших якорь), но описал сам вход в залив. Он первым правильно оценил схему водного баланса величайшего моря-озера, который определяется соотношением количества воды, испаряющейся с поверхности моря, и величиной речно­го стока Соймонов решительно отверг слухи о какой-то «пропасти» в Кара-Богаз-Голе, куда якобы уходит вода, поступающая в залив из моря. А ведь много позже, уже в 50—60-е гг. XVIII в. и даже позже ряд русских и многие иностранные ученые продолжали высказывать мысли о наличии в этом заливе некоей «бездны» В 1731 г. впервые в истории были изданы гидрографический атлас и лоция Каспийского моря, подготовленный Соймоновым но ре­зультатам всех выполненных российскими гидрографами, и в первую очередь им самим и его помощниками, описей побережья Каспия.

«Атлас Каспийского моря» Ф. И. Соймонова состоял из генеральной, семи общих и частных карт всего моря и отдельных наиболее сложных для плавания участков моря- взморья при устье Волги, проливов, заливов и устьев дру­гих рек. На общих и частных картах Соймонов поместил врезки и планы наиболее сложных участков фарватеров и защищенных участков заливов-гаваней.

Лоция Каспийского моря имела название «Описа­ние моря Каспийского от устья Волги реки, от протоки Ярковской до устья реки Астрабацкой, положение за­падного и восточного берегов, глубины и грунтов и виды знатных гор». Этот атлас и лоция более полувека, т.е. и в эпоху Екатерины II, служили основным справочником, источником информации для российских и иностранных моряков, плававших по Каспию.

Тем не менее описные работы на Каспии продолжи­лись и в последующие годы. В 1730—1734 гг. опись от­дельных участков побережья моря проводил лейтенант Алексей Иванович Нагаев (впоследствии адмирал, руко­водитель описных работ на Балтике и первый директор Морского шляхетного кадетского корпуса).

В 1748 г. в Санкт-Петербурге было издано «Описание моря Каспийского», составленное геодезистом Перевало­вым. В нем были учтены все новые описи участков побережья моря, выполненные российскими гидрографами после 1726 г. В 1762 г. опись южного побережья моря вновь провел штурман Панин. В 1764—1766 гг. была проведена новая опись восточного побережья Каспий­ского моря под руководством капитана 2-го ранга Ильи Васильевича Толмачева.

В 1780—1781 гг. капитан 2-го ранга Марко Иванович Войнович (впоследствии адмирал) командовал отдельной эскадрой кораблей на Каспийском море и произвел опись островов у Апшеронского полуострова, берегов у Красноводского залива, о. Челекен (впоследствии в связи с понижением уровня моря стал полуостровом) и других участков восточного побережья моря. А у Апшеронского полуострова им были открыты подводные нефтяные источники.

С самого начала знакомства с Каспием в эпоху Петра I российским ученым и морякам не давали покоя загадки Каспия, в частности, каков его уровень по отношению к уровню океанов, а в еще большей степени причины значительного колебания уровня моря на протяжении веков.

Наряду с проведением на Каспии российскими моря­ками гидрографических исследований началось изучение Прикаспийского региона натуралистами, направляе­мыми российскими властями, а затем и Петербургской Академией наук. Одним из первых натуралистов на бе­регах Каспия был доктор Готлиб Шобер(1670—1739 гг.), совершивший в 1717 г. большое путешествие по При­каспийскому Кавказу.

А начало путешествия натуралиста Иоганна Густава Гербера в 1722—1723 гг. было связано с Персидским походом Петра I. Итогом этого путешествия явилось сочинение И.Г. Гербера «Известие о находящихся с западной стороны Каспийского моря между Астраханью и рекою Курою народах и землях», напечатанное в «Сочинениях и переводах» за 1760 г. Карга этих земель, составленная И.Г. Гербером, была издана Географическим департамен­том Петербургской Академии наук в 1736 г.

В сочинении Гербера указывалось на высокий уровень Каспия в 30-е годы XVIII в. (суда подходили прямо к кре­постным стенам Баку, омываемым морем). О высоком уровне Каспия упоминает доктор Иоанн Якоб Лерхе, посетивший западные берега моря во время двухкратного путешествия в Персию в 1733—1735 гг. и 1745—1747 гг. В его «Выписках из путешествия в Персию» говорится, что нижняя часть городской стены Баку находится в воде. Он первый обратил внимание на местное предание о 30-летней периодичности колебаний уровня Каспия. Впоследствии эту точку зрения разделял известный на­туралист, академик Петербургской Академии наук Петр Симон Паллас.

Первые систематизированные научные описания Каспия и его прибрежных областей даны в трудах натура­листов — участников экспедиций, организованных Петер­бургской Академией наук в начальный период эпохи Ека­терины II в 1768—1774 гг. Эти экспедиции проводились в ходе реализации большой программы изучения России, одобренной новой императрицей Екатериной II.

В 1758 г. к руководству Географическим департамен­том Петербургской Академии наук пришел академик Михаил Васильевич Ломоносов. Именно он направил всю деятельность департамента на организацию всесторон­нею географического изучения необъятных просторов России, включая сбор сведений о фауне и флоре, реках и горах, озерах и окраинных морях, на выявление богатства недр, на изучение состояния сельского хозяйства, про­мышленности и торговли, а также всех сторон жизни и культуры населяющих ее народов.

Ломоносов ратовал за организацию целого ряда акаде­мических экспедиций, которые предполагалось направить в различные регионы страны. В 1760 г. он представил «Мнение о посылке астрономов и геодезистов в нужней­шие места России для определения долготы и широты», где изложил соображения о необходимости всестороннего географического изучения страны: «Сколько происходит пользы от географии человеческому роду, о том всяк имею­щий понятие о всенародных прибытках удобно рассудить может. Едино представление положения государств, а особливо своего отечества производит в сердце великое удовольствие. Кольми же паче оное быть должно, когда из того действительную и общую и собственную для себя пользу усмотреть можем» [27, с. 211]

Стремление Ломоносова организовать географическое изучение просторов России нашло активную поддержку в лице занявшей в 1762 г. российский престол императрицы Екатерины И. После кончины М. В. Ломоносова в 1765 г. императрица поддержала деятельность по организации экспедиции нового руководителя Географического депар­тамента Академии наук академика С. Я. Румовского.

Важнейшие результаты по изучению прикаспийских регионов России были достигнуты Оренбургским отрядом экспедиции Академии наук, который возглавлял академик Петр Симон Паллас. Во время путешествий 1769—1770, 1773 и 1793 гг. он побывал в районах Нижнего Повол­жья и Заволжья, в дельте Волги, устьях Урала и Эмбы, в Кумо-Манычской степи. Неоднократно Паллас посетил северные берега Каспия.

Он заинтересовался проблемой колебания уровня Каспия и пришел к выводу, что положение уровня моря связано с количеством приносимой реками воды, которое в свою очередь зависит от «бываемой в разные годы по­годы», в частности, от количества выпадающего снега и температуры воздуха в районах бассейнов впадающих в море рек. Им также правильно была отмечена значитель­ная роль ветровых нагонов и стонов воды в колебаниях уровня Северного Каспия.

Паллас довольно верно принимал разность уровней Каспия и Черного моря равной 10 саженям (21,3 м), хотя целый ряд позднейших авторов получал гораздо большие числа.

Паллас уделил большое внимание хозяйственному ис­пользованию Каспия. Он ознакомился с состоянием рыбо­ловства в низовьях рек Волги и Урала, тюленьего промысла, использованием соленых озер в прикаспийских регионах, отметил обилие в прикаспийских степях лечебных трав. В обширных отчетах о его путешествиях важное значение имеют страницы, посвященные описанию жизни и нравов населяющих Прикаспийский регион народов.

Академик Самуил Готлиб Гмелин путешествовал по Прикаспийскому региону в 1770—1772 гг. и 1773 г. Он побывал на значительных участках восточного, южного и западного побережья моря. При возвращении из экс­педиции недалеко от Дербента он был захвачен одним из горских князьков в плен, где и скончался в июле 1774 г.

Результаты наблюдений С. Г. Гмелина в Каспийском регионе составили заключительную четвертую часть его пятитомного «Путешествия по России для исследования трех царств естества» (имеются в виду растения, животные и минералы). Эту заключительную часть Паллас обработал и издал на немецком языке уже после смерти Гмелина. Именно в 4-ю часть сочинения вошли составленные под руководством Гмелина карта северной части Каспийского моря и дельты Волги, карты Астрабадского и Бакинского заливов. В своем сочинении С. Г. Гмелин сообщил о резуль­татах изучения, пожалуй, впервые в истории исследования Каспия, взятых им проб воды и донных осадков.

В этом сочинении имеется специальный раздел «О Ка­спийском море вообще», где правильно указано, что «при­ращение и убыль Каспийского моря зависит от погоды и ветров, да и впадающие в сие море реки к сим переменам равным образом весьма способствуют» [28, с 43].

Руководитель одного из Астраханских отрядов экспе­диции Петербургской Академии наук академик Иоганн Антон Гильденштедт в 1768—1775 гг. посетил северо- западные и западные берега Каспия, где собрал ценные исторические, этнографические и археологические сведения. Собранные им материалы после его кончины были обработаны Палласом и изданы Академией наук на немецком языке.

На русском языке изданы отдельные выдержки из его сочинений, в том числе очерк «О гаванях, лежащих при Каспийском море», напечатанный в «Историческом и географическом месяцеслове на 1777 г». В очерке кратко изложена история изучения и картографирования моря в XVIII в., а также основные сведения о развитии торгового мореплавания на Каспии. В нем также содержатся све­дения о природе Каспия, о его глубинах и характере дна, отмечена роль нагонных и сгонных ветров. И. А. Гильденштедт составил «Карту Каспийского моря из новейших Известий, собранных к 1776 г», которая была издана на русском и немецком языках.

Первые гидрографические съемки реки Дон и части северо-восточного побережья Азовского моря были про­ведены российскими моряками еще в 1699 г. во время Керченского похода вновь построенного на донских верфях флота царя Петра I. Во время плавания петров­ской эскадры по Дону заместитель генерал-адмирала боярина Федора Алексеевича Головина опытный моряк вице-адмирал Корнелий Крюйс, поступивший в 1698 г. в Голландии на русскую службу, капитан Петр Михайлов (под этим именем проходил службу на флоте царь Петр Алексеевич) и капитан Питер Памбург (капитан корабля «Крепость», построенного в Паншине — у устья р. Иловли при ее впадении в Дон) произвели первую инструментальную съемку Дона от Воронежа до впадения в Азовское море (более 1300 км). Была замерены глубины, проведена опись берегов реки и астрономически определены широ­ты нескольких приметных мест.

23 июня флот вышел в Таганрогский залив и после стоянки в Таганроге направился к турецкой крепости Керчь. В походе К. Крюйс при участии царя заснял северо- восточное побережье Азовского моря на протяжении почти 500 км и выполнил многочисленные промеры, по­казавшие глубины от 4,3 м до 19 м. Фактическое наличие таких глубин в корне противоречило представлениям гео­графов того времени и высказываниям турецких моряков. Эскадра беспрепятственно подошла к Керчи, и турки были вынуждены допустить доставку российского посольства в Стамбул по Черному морю. Корабль «Крепость» был первым кораблем созданного в 1696 г. нового российского флота, совершившего плавание по Черному морю.

На обратном пути из Стамбула плавание «Крепости» по Черному морю прошло вполне благополучно, и в начале июня 1700 г. корабль прибыл в Таганрог. В донесении Пе­тру, посланному из Стамбула 28 апреля, посол Украинцев писал, что он приказал капитану Памбургу на обратном пути зайти в Балаклаву и Кафу (Феодосию) и осмотреть подходы к этим портам.

Судя по атласу карт реки Дон, Азовского и части Черного моря, составленному Крюйсом и изданному в 1703—1704 гг., задание это было Памбургом выполнено. Более того, штурман «Крепости» поручик Христиан Отто составил пошедший в этот атлас черновой очерк Южного побережья Крыма от места расположения теперешнего Севастополя до Керченского пролива с указанием глубин моря на всем этом протяжении.

Значит, с борта «Крепости» были проведены первые в истории гидрографические исследования на Черном море с прибрежным промером глубин и описанием берегов. Плавание «Крепости» и проведенные замеры показали, что южнее Керчи есть большие глубины, а в центральной части моря нет мелей, как считалось до этого.

На протяжении всего XVIII в. Российское государство упорно добивалось свободы мореплавания по Черному и Азовскому морям и обеспечения безопасности южных областей Руси от нападения турок и татар Крымского ханства. В 1711 г. неудачный Прутский поход Петра I закончился миром с турками, по которому Россия воз­вратила им захваченный в 1696 г. Азов в устье Дона.

В 1735 г. императрица Анна Иоанновна начала новую тяжелую войну с Османской империей и Крымским ханством. В ходе боевых действий 2 июля 1737 г. рус­ские войска под командованием генерал-фельдмаршала Миниха захватили турецкую крепость Очаков в Днепро-Бугском лимане. Для продолжения успешной борьбы с турками на побережье Черного моря необходимы были суда. Миних, докладывая императрице о взятии Очакова, просил: «В Брянске[83] суда надобно достраивать и послать туда искусного и прилежного флагмана и мастеров». Выбор пал на одного из «птенцов гнезда Петрова», боевого адмирала Наума Акимовича Сеня вина, которого назначили начальником Днепровской (Брянской) флотилии.

В начале октября Сенявин встретился с командую­щим армией Минихом в Полтаве. В ходе встречи было решено, какие суда необходимо строить в Брянске и как сплавлять их к морю через Днепровские пороги. Миних доносил императрице: «На вице-адмирала крепкую на­дежду иметь можно, что он порученное ему дело исправит, от приготовления же нового надежного флота зависит возможность принудить турок к миру» [29, с. 413, 417]. Но судьба распорядилась иначе. Заболев, прославленный адмирал скончался в мае 1738 г. в Очакове, до последнего дня находясь на службе Отечеству. Только в 1739 г. с Турцией был заключен Белградский мир, по которому Россия вновь приобрела Азов, но без права строить там крепость и иметь флот на Азовском и Черном морях.

Уже в царствование Екатерины II в конце 1768 г. Тур­ция вновь объявила войну России. В 1769 г. Адмиралтейств- коллегия предписала контр-адмиралу Алексею Наумовичу Сенявину (впоследствии адмирал), сыну Наума Акимови­ча, возглавить Донскую экспедицию и начать строитель­ство на донских верфях гребно-парусных судов для веде­ния боевых действий на Азовском море. Одновременно с этим он был произведен в вице-адмиралы.

Учитывая, что новые суда строились на реках, они по конструкции и размерам отличались от всех существо­вавших тогда классов боевых кораблей и их назвали «но­воизобретенные корабли». При осадке не более 9 футов (2,75 м) эти почти плоскодонные двухмачтовые суда имели длину до 100 футов (30,5 м) и ширину до 28 футов (8,5 м). Они вооружались довольно сильной артиллерией: от 12 до 16 пушек среднего калибра.

17 мая 1771 г. вновь построенные на донских верфях суда: трехмачтовый 16-пушечный корабль, 9 двухмачто­вых 16- и 14-пушечных «новоизобретенных» кораблей, 5 20-пушечных прамов (плавучих батарей), два бомбар­дирских корабля, дубель-шлюпка и палубный бот сосредо­точились на рейде Таганрога. Вице-адмирал А. Н. Сенявин, отдав приказ о начале компании, поднял флаг на корабле «Хотин», названном в честь взятой русскими войсками крепости в верховьях Днестра. Эти корабли и составили ядро возрожденной Азовской флотилии, которая с успе­хом действовала в войне против Турции. Так что то, что не успел завершить отец вице-адмирал Н. А. Сенявин, успеш­но довел до конца его сын вице-адмирал А. Н. Сенявин.

Боевые действия флотилия начала летом 1771 г. Корабли должны были оказать поддержку русским сухопутным войскам, переправлявшимся в Крым в районе Арабата у Геническа, а затем занявшим весь Крымский полуостров. Своим внезапным появлением в Керченском проливе флотилия предотвратила прорыв большого количества турецких судов в Азовское море с целью высадки десанта в тылу у русских войск и вынудила их отойти под прикрытие пушек крепости Еникале.

В связи с тем, что значительная часть Крымской армии направилась на главный театр военных действий в Молдавию и Валахию, кораблям Азовской флотилии была поручена защита побережья. Они крейсировали вдоль южного берега Крыма, чтобы не допустить высадки турецкого десанта.

В 1772–1773 гг. строительство кораблей на верфях бассейна Дона для пополнения Азовской флотилии продолжилось. Всего за 5 лет было построено свыше 130 судов, в том числе 30 крупных. Вскоре из кораблей флотилии была создана Черноморская эскадра. Весной 1773 г. возглавлявший ее вице–адмирал А. Н. Сенявин смог вывести в море 9 гребно–парусных «новоизобретенных кораблей», 2 бомбардирских корабля, 6 фрегатов и до 16 ботов, галиотов и транспортов.

Два отряда эскадры А. Н. Сенявина под начальством капитана 1-го ранга Якова Филипповича Сухотина и капитана 2-го ранга Иоганна Генриха Кинсбергена крейсировали около берегов Крыма, чтобы не допустить высадки на них турецких десантов, а третий, под начальством самого Сенявина, охранял Керченский пролив и конвоировал транспорты, шедшие с грузами для Крымской армии.

В морских боях особо отличился И. Г. Кинсберген, голландец, в 1771 г. принятый в российский флот в чине капитан–лейтенанта. 23 июня 1773 г., находясь близ Балаклавы и возглавляя отряд из двух «новоизобретенных» кораблей, усмотрел идущие к Крымскому берегу три 52 пушечных неприятельских корабля и 25 пушечную шебеку. Несмотря на явное неравенство сил, он решительно атаковал турок и после шестичасового упорного боя заставил их отступить.

Кинсберген опять отличился, когда 23 августа с отрядом из трех «новоизобретенных» кораблей, фрегата, бота и брандера (судно, загруженное горючими материалами и предназначавшееся для сожжения неприятельских кораблей) встретил у абхазского берега близ Суджук–Кале (теперь Новороссийск) турецкую эскадру из 18 кораблей. Он атаковал 10 передовых неприятельских кораблей (3 линейных корабля, 4 фрегата, 3 шебеки), сопровождавших транспорты с десантом в 6 тысяч воинов, и после двухчасового боя заставил турок отступить. Встретив столь решительный отпор, турки отказались от попыток высадить десант.

Любопытно, что Кинсберген был не только храбрым и решительным, но и ученым моряком. Его труд «Начальные основания морской тактики», переведенный в 1791 г. на русский язык, долгие годы являлся основным учебником по тактике в Морском корпусе в Петербурге.

Не менее решительно и успешно действовал отряд кораблей Я. Ф. Сухотина, которым у устья Кубани была одержана впечатляющая победа над турецким отрядом из 6 кораблей. Черноморская эскадра решительно пресекла попытки турок прорваться в Азовское море. 24 июня 1774 г. турецкая эскадра в составе 31 корабля, стремясь прорваться в Азовское море, атаковала русскую эскадру из 11 судов (в том числе два небольших бота), стоявшую в Керченском проливе под начальством вице–адмирала А. Н. Сенявина. Энергичный и меткий огонь русских кораблей заставил турок отступить и уйти в море.

Осенью 1770 г., после того как армия фельдмаршала Петра Александровича Румянцева–Задунайского заняла Молдавию и Валахию и вышла к берегам Дуная, для работы в устьях и нижних течениях Днепра, Днестра, Дуная и их притоков были организованы из морских чинов первые промерные гидрографические партии. В то же году под руководством Ивана Ивановича Нагаткина была проведена опись устьев Днепра, Днестра и Дуная.

Строительство кораблей для создаваемой Дунайской флотилии было поручено адмиралу Чарльсу Ноульсу. Весной 1771 г. под его руководством начались работы по ремонту захваченных турецких судов и постройке новых. К лету 1771 г. Дунайская флотилия имела в своем составе 7 галер, 5 галиотов и 20 мелких судов. В 1772 г. на воду спустили несколько новых шхун. С весны 1772 г. эти корабли охраняли устье Дуная и выходили в море для несения дозора и ведения разведки в прибрежных районах моря.

В войне с Турцией русские войска одержали ряд блестящих побед, заставивших турок после упорного сопротивления согласиться на мир, заключенный в 1774 г. в Кючук–Кайнарджи. По этому договору к России перешли земли между Днепром и Южным Бугом, часть азовского побережья, Кабарда, а также крепости Керчь, Еникале, Кинбурн. Крымское ханство было признано независимым от Турции. Важнейшим результатом Русско–турецкой войны 1768–1774 гг., закрепленным в Кючук- Кайнарджийском договоре, было приобретение Россией выхода к Черному морю и право беспрепятственного прохода русских торговых кораблей через черноморские проливы Босфор и Дарданеллы.

Мелководность Дона и его притоков, где строились корабли для Азовской военной флотилии, и малые глубины Таганрогского залива не позволяли начать там постройку крупных боевых кораблей, таких как многопушечные линейные корабли и большие фрегаты. Императрице Екатерине II и ее сподвижникам было ясно, что без таких кораблей Россия не сможет прочно утвердиться на Черном море, не сможет обеспечить свободу мореплавания в нем для своих торговых судов. Только сильный черноморский флот мог обеспечить государственные интересы Российской империи эпохи Екатерины II на этом море.

В декабре 1775 г. Адмиралтейств–коллегии высочайшим указом императрицы был предписан план создания морских сил на Черном море при строительстве кораблей на новой верфи, которую необходимо было разместить в низовьях Днепра или в Днепро–Бугском лимане. Предполагалось выбрать там подходящее место и соорудить военный порт, гавань и верфь, на которой построить не менее 20 «военных больших судов» с «надобными для них мелкими». Гавань военного порта в лимане должна была обеспечить безопасную стоянку и необходимое обслуживание всех крупных и мелких судов флота.

Место для порта и верфи было выбрано в 1778 г. в 30 км выше устья Днепра близ Александровской крепости. Новый город и порт назвали Херсоном. В мае 1778 г. все намеченное строительство отдавалось на попечение крупного государственного деятеля эпохи Екатерины II Екатеринославского и Таврического губернатора князя Григория Александровича Потемкина.

Для руководства постройкой нового города, верфи и эллингов на ней Адмиралтейств–коллегия направила на новую верфь своего представителя генерал–цехмейстера (главного флотского артиллериста) и флота генерал–поручика Ивана Абрамовича Ганнибала (1730–1801), дед Александра Сергеевича Пушкина). Он приступил к сооружению эллингов под корабли, для которых уже заготавливался лес вдоль Днепра в районе Могилева. Из‑за нехватки работников, в особенности опытных плотников, к концу весны 1779 г. полностью готов был только один эллинг, в котором по повелению князя Г. А. Потемкина 26 мая заложили первый 60 пушечный корабль, названный в честь императрицы «Святая Екатерина».

Осенью того же года из Керчи в Днепровский лиман пришли пять 32 пушечных фрегатов и два бота, которые зимовали около Глубокой Пристани. Там к тому времени уже были построены дом для офицеров, несколько землянок и мазанок для матросов и сараев для хранения судового оборудования и судовых вещей.

К началу лета 1780 г. Ha Херсонской верфи закончилось сооружение еще двух эллингов, на которых 7 июля были заложены два 66 пушечных корабля. К середине 1781 г. там же были приготовлены еще 4 эллинга, где 23 июля торжественно заложили еще четыре 66 пушечных корабля.

Императрица Екатерина II внимательно следила за ходом создания судостроительной базы на юге России. На новой верфи постоянно не хватало работников. Императрица решила сама контролировать выполнение Адмиралтейств–коллегией требований И. А. Ганнибала по присылке достаточного количества работников всех необходимых специальностей. Уже в ноябре 1781 г. из Петербурга в Херсон прибыли 618 служителей. Князь Г. А. Потемкин организовал наем на работу государственных крестьян Поморья (побережье Белого моря), знакомых с плотничьим ремеслом.

Таким путем удалось направить на юг 1150 «мастеровых людей». По его же требованию Адмиралтейств–коллегия перевела из Казани в Херсон 300 рекрутов, а из Петербурга направила на постоянное поселение в Херсон 40 охтинских плотников, работавших до этого на верфях Петербурга. Для того времени это было довольно значительное количество новых работников для создаваемой верфи.

Наконец в январе 1783 г. императрица назначила «для командования заводимым флотом нашим на Черном и Азовском морях» одного из героев Чесмы — победного сражения 1770 г. с турецким флотом в Эгейском море — вице–адмирала Федота Алексеевича Клокачева. Так впервые в Российской империи была введена должность командующего Черноморским флотом.

В это же время для изучения недавно присоединенных к России обширных причерноморских территорий между реками Бугом и Днепром и ставшим независимым Крымом была отправлена научная экспедиция Петербургской Академии наук под руководством адъюнкта Василия Федоровича Зуева (1752–1794), будущего академика. 7 октября 1781 г. Зуев прибыл в Херсон, где приветливо был принят начальником крепости и гopoдa Херсoнa И. А. Ганнибалом.

B Херсоне за зиму Зуев привел в порядок собранные ранее в новых районах России зоологические, ботанические и геологические коллекции и часть ящиков с ними отправил в Москву. Деньги от Академии наук на содержание экспедиции так и не поступили. Выручил экспедицию Ганнибал. Он выплатил из местных средств членам экспедиции жалование за 1781 г. и первую треть 1782 г. и выдал Зуеву средства на обратное возвращение в Петербург.

Зуев посчитал возможным расширить район проведения исследований. На деньги, полученные от Ганнибала, и за счет своего жалования 20 ноября 1781 г. он отправился на русском фрегате в Стамбул. Обратный путь в Херсон, куда он прибыл 9 марта 1782 г., Зуев совершил по сухопутью через приморские районы Черного моря Болгарии, Валахии (теперь Румынии) и Бессарабии. Из Стамбула он привез собрание рыб черноморских и средиземноморских, гербарий и семена растений, произрастающих в прибрежных районах, раковины, кораллы, геологические образцы.

В письме в Академию наук Зуев описал условия плавания по морскому пути из Херсона в Стамбул, а также сообщил некоторые данные о погоде и характере волнения. Он обратил внимание на благоприятные условия для безопасного плавания по Черному морю: «Оно есть лучшее море для мореплавания, какое только кроме открытого океана желать должно. Оно во всем своем пространстве чисто, без мелей, без островов, без подводных каменьев, глубоко до чрезвычайности, и ветры хотя сильные, но порывистые и не вихрями» [30, с. 153].

Впоследствии Зуев опубликовал статью, в которой прозорливо указал на возможность широкого использования русских портов на Черном море для вывоза экспортных товаров, причем он утверждал, что главным путем для подвоза этих товаров к портам должен служить Днепр, на котором должны быть проведены работы по устройству судоходного фарватера в районе Днепровских порогов. Эти же черноморские порты, по его мнению, должны быть использованы для привоза турецких товаров (оливковое масло, кофе, верблюжья шерсть) не посредниками голландцами и французами «втридорога» через балтийские порты, а непосредственно из Турции.

Из Херсона Зуев с рисовальщиком Бородулиным 12 апреля 1782 г. отправился в Крым. Средствами для путешествия вновь его снабдил Ганнибал. Адъюнкт направился в Крым через Перекопский перешеек. Для современного читателя любопытно узнать, как выглядел перешеек по описанию Зуева: «Перешеек перекопан широким и глубоким рвом, внутри камнем устланным, от Черного моря до Сиваша или Гнилого моря. Со стороны Крыма над рвом сделан высокий земляной вал, также от моря до моря. Переезд через ров сделан подъемным мостом и воротами, сквозь вал проведенными» [30, с. 163]. У подъемного моста располагалась «изрядная крепость», преграждавшая дорогу в Крым.

Затем Зуев проехал крымской степью на юг до города Карасубазар (теперь Белогорск) у северного подножия Крымских гор, побывал в Крымских горах, вероятно, посетил Судак, побывал в Кафе (теперь Евпатория) — в то время административном и торговом центре полуострова.

С Горным Крымом Зуев ознакомился бегло, посетив только некоторые участки: основные сведения он обобщил со слов людей, «там бывалых», но он первый обратил внимание на асимметрию передовой части Крымских гор (так называемая куэста): «Слои главных гор соответствуют. передовым и поднимаются от севера к полудню, восставая углом от горизонта на 17 градусов». И он отметил, что большинство крымских рек берет начало на северных склонах гор, а массив Чатырдаг представляет собой водораздел: к востоку от него реки впадают в Сиваш, к западу — в Черное море [9, с. 45].

Но к середине лета он вынужден был возвратиться в Херсон через Азовское море, а затем по сухопутью южными степями и вдоль Днепра. Причиной поспешного отъезда были междоусобные волнения среди крымских татар, вызванных борьбой групп в среде феодальной верхушки Крымского ханства.

Впоследствии Зуев напечатал довольно подробный историко–географический очерк полуострова Крым, в котором многие описания изложены по личным наблюдениям. Наконец в августе 1782 г., получив опять деньги на дорогу от Ганнибала, Зуев выехал их Херсона в Петербург. Так закончилась первая отечественная академическая экспедиция по изучению Черноморского региона.

Заложенный на Херсонской верфи первый 60 пушечный корабль «Святая Екатерина» так и не был спущен на воду. На стапеле его набор успел прогнить настолько, что недостроенный корпус разобрали, а на освободившемся месте перезаложили 54 пушечный фрегат «Святой Георгий».

Кораблем, открывшим эпоху русского военного кораблестроения на Черном море, явился спущенный на воду в Херсоне 16 сентября 1783 г. 66 пушечный корабль «Слава Екатерины», начавший боевую службу в следующую Русско–турецкую войну 1787–1791 гг.

Особое значение в создании и укреплении боеспособности Черноморского флота сыграла расположенная на юго–западном берегу Крыма у развалин дpeвнeгo Херcoнeca обширная Ахтиарская бухта. Еще в 1778 г. по инициативе прославленного полководца командующего Крымским корпусом в то время еще генерал–поручика Александра Васильевича Суворова побывал там фрегат «Осторожный» под командой капитана 2-го ранга Ивана Михайловича Берсенева. Видимо, уже тогда командир фрегата рекомендовал рассмотреть вопрос о выборе Ахтиарской бухты для устройства на ее берегах главной базы Черноморского флота.

17 ноября 1782 г. в Ахтиарскую бухту прибыли фрегаты «Осторожный» и «Храбрый» под командованием капитана 1-го ранга И. М. Одинцова. Фрегаты остались в бухте на зимовку, моряки фрегатов построили для себя в одной из балок, впоследствии названной Сухарной, небольшую казарму, провели промеры и описание Южной и Северной бухт, составили карты всей Ахтиарской бухты. Тогда же по указанию А. В. Суворова на берегах бухты были возведены первые земляные укрепления.

8 апреля 1783 г. был издан манифест о присоединении Крыма к России. Это обеспечило безопасность южнорусских земель, окончательно закрепляло за Россией прочные позиции на Черноморском побережье. Вскоре, менее, чем через месяц, 2 мая в Ахтиарскую бухту вошли и стали на якорь 11 кораблей Азовской флотилии, а несколько позже — 17 кораблей, прибывших с Днепровского лимана.

3 июня на берегах бухты были заложены первые четыре каменных здвания нового города и будущего главного военного порта на Черном море. А 10 февраля 1784 г. новый город получил название Севастополь (от двух слов древнегреческого языка — «севастос» и «полис», что переводится по- разному: город славы, величественный город, высокий, священный город).

Одновременно с городскими жилыми и общественными зданиями возводились портовые сооружения, причалы, адмиралтейство, мастерские, склады и береговые укрепления. В 1787 г., когда Севастополь посетила императрица Екатерина II в сопровождении австрийского императора Иосифа II и иностранных послов, город уже настолько отстроился, что поразил и изумил приезжих. В том же году князь Г. А. Потемкин приказал составить схему застройки города, которой и руководствовались в продолжение последующих лет. До конца столетия были построены десятки домов, вырыты колодцы, проложены дороги, начато сельскохозяйственное освоение пригородных земель. Город рос вместе с молодым Черноморским флотом, который становился внушительной силой на Черном море.

После включения Крыма в состав России в 1783 г. вице–губернатором новой Таврической губернии назначили Карла Ивановича Таблица. Два года он подробно исследовал полуостров и составил его первое научное описание. Таблиц правильно различил в Крыму наличие трех различающихся между собой районов: «плоскую», горную и равнинно–холмистый Керченский полуостров с крутыми и высокими берегами. Он первый предложил трехчленное деление Крымских гор, теперь общепринятое: гряда Северная или Внешняя, Средняя или Внутренняя, и Южная или Главная. Южные склоны круче северных, между горами расположены открытые долины. Южный хребет в районе Чатырдага разобщен поперечной долиной на две части; в хребте он обнаружил следы вулканической деятельности. Он исследовал крымские реки, отметил их большие уклоны и наличие водопадов. Таблиц описал и местные полезные ископаемые, в том числе керченские железные руды.

Продолжилось и гидрографическое описание крымского побережья. В 1784 г. И. М. Берсенев, командуя четырьмя судами, описал западный и южный берега Крыма от мыса Тарханкут до Керченского пролива (500 км). В 1786 и 1787 гг. К. Таблиц опубликовал две работы о Крыме, приложив ко второй четыре карты юга Европейской России. На них очертания полуострова близки современным.

В 1793–1795 гг. Крым посетил академик П. С. Паллас. Он гораздо подробнее, чем К. Таблиц, описал Южную гряду и выделил в ней самую высокую часть — от Балаклавы до Алушты. Высшей точкой хребта он считал Чатырдаг (1527 м, теперь — Роман–Кош, 1545 м). Затем П. С. Паллас направился на Таманский полуостров и дал его первое подробное описание: «Тамань представляет разорванную местность, покрытую холмами и плоскостями. Различные рукава Кубани и множество заливов и низменностей, покрытых водой, делают из Тамани настоящий остров. Центральная[84] часть, между Кубанским и Темрюкским лиманами, более возвышена». Он описал грязевые сопки Тамани и отметил в некоторых наличие нефти [9, с. 46].

В августе 1787 г. турецкое правительство ультимативно потребовало возвращения Крыма и вслед за тем объявило войну России. 31 августа 1787 г. впервые в истории российского регулярного флота только сформированная из вновь построенных кораблей Черноморская эскадра в составе трех линейных кораблей и семи фрегатов под командой контр–адмирала Марко Ивановича Войновича направилась из Севастополя к Варне, где находились корабли турецкого флота. Но в этот раз Черное море сурово проверило российских моряков и их новые корабли на прочность.

9 сентября эскадру по пути встретил у мыса Калиакрия на западном побережье моря трехдневный жестокий шторм. Флагманским кораблем «Слава Екатерины» (переименован в 1788 г. в «Преображение Господне») командовал 24 летний капитан 2-го ранга Дмитрий Николаевич Сенявин (впоследствии адмирал и выдающийся флотоводец).

Всю ночь с 8 на 9 сентября корабли эскадры дрейфовали. Наступивший день принес «чрезвычайный шторм с дождем и превеликой мрачностью». При неимоверно сильном ветре и громадном волнении корабль «Слава Екатерины» потерял все три мачты и бушприт из‑за разрыва железных кованых вант- путенсов (детали крепления вант к корпусу) и самих вант (снасти на парусных судах, укрепляющие мачты и стеньги с боков). Потеряли часть мачт и другие корабли. Из всей эскадры только на фрегате «Легкий» после шторма остались неповрежденными все мачты.

На линейных кораблях и фрегатах из‑за чрезмерных напряжений часть корпусных конструкций получила повреждение. Детали набора корпуса выходили из своих гнезд, нарушилось крепление отдельных бимсов (балка поперечного набора корпуса, поддерживающая палубный настил). Разошлись стыки и пазы наружной обшивки корпусов, пеньковая конопатка зачастую выпадала из пазов, и вода свободно проникала внутрь корпуса. Отдельные дубовые кницы величиной в рост человека просто раскололись, сломало отдельные бимсы и пиллерсы (вертикальная стойка, поддерживающая палубный настил).

От непрерывного продольного и поперечного движения элементов набора внутри корпусов ломались и разваливались легкие переборки кают и кубриков. Обломки дерева, сорвавшиеся с места предметы судового оборудования, бочки с провизией быстро перемещались при крене на волнении, ломая все вокруг и калеча людей. Все это усугублялось темнотой во внутренних отсеках кораблей, которую нарушал кое–где слабый свет сальных свечей.

Д. Н. Сенявин вспоминал впоследствии об этих штормовых днях: «Когда течь под конец шторма прибавлялась чрезвычайно и угрожала гибелью, я сошел со шканец на палубу, чтобы покуражить людей, которые из сил почти выбивались от беспрестанной трехдневной работы».

И далее следовал рассказ, свидетельствовавший об отличном знании молодым командиром корабля психологии простых матросов, об учете им психологического фактора в самых сложных обстоятельств ах.

Ранее в записках Сенявин отметил: «В наше время, или, можно сказать, в старину в командах бывали один–два и более, назывались весельчаки, которые в свободное от работ время забавляли людей разными сказками, прибаутками, песенками и прочие. Вот и у нас на корабле был такого рода забавник — слесарь корабельный; мастерски играл на дудке с припевами, плясал чудесно, шутил забавно, а иногда и очень умно. Люди звали его «кот–бахарь»».

Теперь продолжим рассказ Сенявина о сентябрьском шторме 1787 г., о том, что он увидел, когда спустился со шканцев в палубу: «… и вижу, слесарь сидит покойно на пушке, обрезает кость солонины и кушает равнодушно. Я закричал на него: «Скотина, то ли теперь время наедаться? Брось все и работай!» Мой бахарь соскочил с пушки, вытянулся и говорит: «Я думаю, ваше высокоблагородие, теперь то и время поесть солененького! Может, доведется, пить будем!»[85] Теперь, как вы думаете, что сталося от людей, которые слышали ответ слесаря? Все захохотали, крикнули: «Ура, бахарь, ура!» Все оживились, и работа сделалась в два раза успешнее» [31, с. 274].

В своих записках Д. Н. Сенявин с обычной для него скромностью не рассказывает о своем собственном поведении во время шторма. Об этом поведал через 6 лет после кончины адмирала Д. Н. Сенявина историк Дмитрий Николаевич Бантыш–Каменский. Во время этого страшного шторма фрегат «Крым», шедший вместе с флагманским кораблем, утонул со всем экипажем. Матросы на корабле «Слава Екатерины» «ждали конца и неизбежной смерти. и не хотели ничего делать». Некоторые из них надели чистые белые рубахи, готовясь к близкому и неизбежному концу. «Сенявин, видя, что его уже не слушают, сам взял топор, влез наверх и обрубил ванты, которые держали упавшие мачты и этим увеличивали опасность гибели корабля. Пример его неустрашимости сильно подействовал на других, луч надежды блеснул в сердцах, все принялись за работу. Тогда Сенявин спустился в трюм, который был наполнен водой (вода в трюме поднялась на 3 м), а насосы не могли действовать и отливать воду; он умолял не унывать и надеяться на помощь Божию, собрал вместе с ними кадки, ушаты и всякого рода посуду, которой можно было черпать; трудился неутомимо три часа; исправил несколько насосов и привел воду в такое положение, что она начала убавляться: корабль был спасен» [32, с. 159]. Когда шторм несколько утих, экипажи кораблей эскадры (кроме погибшего фрегата и линейного корабля «Мария Магдалина», лишившегося мачт и руля, занесенного в полузатопленном состоянии к Босфору и там захваченного турками) сумели установить взамен утерянных временные мачты и бушприты, поднять запасные паруса и, несмотря на многочисленные неисправности в корпусах и рангоруте, 21 сентября возвратились в Севастополь. Черноморские моряки России достойно выдержали тяжелейшее испытание, устроенное им стихией.

В 1787–1788 гг. жестокие бои развернулись в Днепро–Бугском лимане. Турки пытались захватить крепость Кинбурн, а русские штурмовали турецкую крепость Очаков и в 1788 г. овладели ею. В боях в лимане отличилась русская галера «Десна» под командой мичмана Джулиано Ломбарда (уроженец о. Мальта). Вооружение галеры состояло из пудового единорога (орудие типа мортиры, допускающее стрельбу разрывными снарядами–бомбами весом до пуда — 16 кг) и 16 пушек небольшого калибра и фальконетов. На галере находилось 120 гренадер.

15 сентября 1787 г. «Десна» под видом брандера смело атаковалатурецкую флотилию из 38 судов и принудила турок отступить к Очакову, при этом одно турецкое судно было потоплено, а другое повреждено. Генерал–поручик А. В. Суворов, наблюдая со стен крепости Кинбурн действия Ломбарда, доносил князю Потемкину, что мичман «атаковал весь турецкий флот до линейных кораблей; бился со всеми судами из пушек и ружей два часа с половиной и по учинении варварскому флоту знатного вреда, сей герой стоит благополучно под кинбурнскими стенами».

И в последующие дни «Десна», которой командовал мичман Ломбард, охраняла подступы к Кинбурну, ежедневно обстреливала крепость Очаков и турецкие суда, сумела потопить канонерскую лодку. Не зря Суворов докладывал князю Потемкину, что «Десна» содержит их[86] в решпекте[87]» [33, с. 112].

Важную роль сыграла «Десна» во время боя на Кинбурнской косе 1 октября, когда Суворов сбросил турецкий десант в море. 30 сентября после сильного обстрела с подошедших на близкое расстояние турецких кораблей на Кинбурнскую косу было высажено до 5 тыс. десанта, из которых после боя спаслись вплавь на свои суда едва 500 человек. Уже лейтенант Ломбард решительно атаковал прикрывавший высадку отряд из 17 небольших турецких судов, заставив их отойти и тем лишив турецкий десант поддержки артиллерийским огнем.

18 мая 1788 г. в устье Днепро–Бугского лимана появилось более 50 крупных и мелких турецких судов. В связи с возможным очередным нападением на Кинбурн две находившиеся около него в дозоре дубель–шлюпки получили приказ отойти к Глубокой пристани вглубь лимана, чтобы не быть отрезанными от своих сил.

Несколько задержавшуюся с отходом дубель–шлюпку № 2, вооруженную 7 пушками с командой из 52 моряков, преследовали 30 турецких галер и других небольших судов. Во время боя при преследовании часть турецких судов отстала, но 11 наиболее быстроходных галер у устья р. Буг начали догонять дубель–шлюпку. Убедившись в невозможности уйти от преследования, командир дубель- шлюпки Рейнгольд фон Сакен отпустил находившийся у него на буксире ялик с 9 матросами, приказав им уходить самостоятельно. Приблизившиеся турецкие суда свалились на абордаж. Дав залп по врагу и видя неизбежность захвата своего судна, Сакен взорвал его. При этом потонуло 4 турецких галеры. При взрыве погиб он сам и 43 члена экипажа. После этого турки уже не рисковали сваливаться с русскими судами на абордаж, даже располагая численным превосходством.

Уместно именно тут привести слова беспристрастного наблюдателя — иностранца, принца Нассау- Зигена, контр–адмирала и командующего русской гребной флотилией в Днепро–Бугском лимане. Он после ожесточенных сражений 7 и 17 июня 1788 г. принудил турецкую эскадру отступить к Очакову, а на следующий день атаковал ее у Кинбурнской косы и одержал убедительную победу. Под его командованием 1 июля того же года был уничтожен турецкий отряд под Очаковым. Так вот принц в марте 1788 г. писал жене: «Нет большего удовольствия, как содействовать успеху сражения, но с русскими я часто буду иметь это удовольствие. Офицеры, солдаты, матросы — все они дрались героями. Нет никого храбрее русского» [34, с. 171].

Непросто проходило мужание экипажей линейных кораблей и фрегатов эскадры Черноморского флота и овладение ими сперва азами, а затем и мастерством в морском деле. Именно тогда взошла звезда славы адмирала Федора Федоровича Ушакова (1744–1817), создавшего новую тактику морского боя, новую школу подготовки, обучения и отработки навыков моряков в использовании парусного вооружения и корабельной артиллерии. Особое внимание Ушаков уделял обучению приемам устранения повреждений, полученных в бою.

После страшного шторма в сентябре 1787 г. экипажи кораблей Черноморской эскадры сумели устранить все повреждения корпусов и парусного вооружения. Эскадра пополнилась вновь построенными кораблями. В первом победоносном сражении Севастопольской корабельной эскадры с турками капитан бригадирского ранга Ф. Ф. Ушаков командовал авангардом. Эскадра под командованием контр–адмирала М. И. Войновича в составе линейных кораблей «Преображение Господне» и «Святой Павел», 10 фрегатов: «Андрей Первозванный», «Георгий Победоносец», «Берислав», «Стрела», «Кинбурн», «Легкий», «Таганрог», «Перун», «Победа», «Скорый» и 24 малых судов встретила 28 июня у Тендры в северо–западной части моря турецкий флот под командой капудан–паши Эски–Гасана, состявший из 17 линейных кораблей, 8 фрегатов, 3 бомбардирских кораблей и 21 малого судна.

Трое суток эскадры держались ввиду друг друга, не всупая в бой, а 3 июля у о. Фидониси в два часа дня турецкий командующий, видя, что его эскадра превосходит в силах русскую эскадру и находится на ветре, стал спускаться на русских, пытаясь обойти с наветренной стороны авангард (передовой отряд эскадры), которым командовал Ушаков. Но бригадир упредил противника, и фрегаты, за которыми следовала вся русская эскадра, сорвали атаку турок.

Когда флоты сблизились на дистанцию пушечного выстрела, Ушаков вновь упредил турок и решительно контратаковал турецкий авангард с капудан–пашой во главе. Под метким огнем русских кораблей головные корабли турок вынуждены были выйти из боя. В результате нескольких продольных залпов турецкий флагманский корабль получил значительные повреждения в корпусе и рангоуте и также вышел из боя.

Через три часа после начала сражения турки, потеряв одно судно и пользуясь преимуществом в скорости хода, вышли из боя и ушли на юг.

Участвовавшие в этом неравном бою турецкие корабли имели по сравнению с русскими гораздо более сильную артиллерию, и потому корабли русской эскадры получили немало повреждений корпуса и рангоута. Так, например, фрегат «Берислав», кроме сильных повреждений в рангоуте, получил несколько опасных пробоин от попаданий крупных каменных стофунтовых ядер.

Тем не менее, несмотря на все повреждения и потери, русские моряки в ходе боя сумели сохранить боеспособность своих кораблей. О натренированности и слаженности действий своих подчиненных в бою Ушаков писал князю Потемкину, которому был подчинен Черноморский флот: «Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей. Они стреляли в неприятельские корабли не часто и с такой сноровкой, что, казалось, каждый учится стрелять по цели, сноравливаясь, чтобы не потерять свой выстрел» [33, с. 115].

В 1790 г. Ф. Ф. Ушаков был произведен в контр–адмиралы и назначен командующим Черноморским корабельным флотом. 2 июля он вышел из Севастополя на корабле «Рождество Христово» с эскадрой из 10 линейных кораблей (5 больших и 5 малых), 6 фрегатов, бомбардирского корабля, двух брандеров и 14 малых судов. Он ожидал появление турецкой эскадры со стороны крепости Анапа и поэтому направился к Керченскому проливу.

Утром 8 июля показался неприятельский флот, шедший под всеми парусами от Анапского берега. Он состоял из 10 линейных кораблей (в том числе 4 флагманских и 4 «отменной величины»), 8 фрегатов и 36 малых судов и состоял под командованием капудан–паши Гуссейна.

К полудню обе эскадры сблизились и начался бой. Неприятель направил главную атаку на русский авангард, который возглавлял капитан бригадирского ранга Гавриил Кузьмич Голенкин, командир корабля «Святая Мария Магдалина». Корабли авангарда стойко выдержали первый натиск, отразили турецкую атаку и нанесли атакующим кораблям существенный урон.

Турки усилили натиск, но Ушаков с кораблями кордебаталии (главного центрального отряда) поспешил Голенкину на подмогу, приблизившись к турецким кораблям на картечный выстрел. Турки не выдержали огня и стали поворачивать всею плотной колонной, подставив себя под жестокий огонь кораблей «Преображение Господне» и русского флагмана. Многим турецким кораблям, включая флагманский корабль, был нанесен серьезный урон. С некоторых турецких кораблей были сбиты флаги, из которых один взят на шлюпку и доставлен на корабль «Георгий Победоносец».

На турецких кораблях было убито и ранено множество людей. Турки обратились в бегство. Те корабли, которые имели больше повреждений, устремились к Синопу и к устью Дуная, чтобы там провести ремонтные работы, несколько малых судов утонуло в пути. Наступившая ночь не позволила Ушакову настичь неприятельские суда. Пятичасовое упорное сражение закончилось разгромом турецкой эскадры. На русских кораблях в бою было убито 29 моряков и 68 ранены.

На Севастопольском рейде корабли устранили полученные в бою повреждения, и 25 августа эскадра Ушакова вновь вышла на поиск неприятельских судов. В этот раз в ее состав входили 10 линейных кораблей, 6 фрегатов и 21 малое судно.

Ушаков решил соединиться с кораблями русской эскадры, находившейся в Днепровском лимане, а затем направиться к устью Дуная, где по сведениям разведки должен был находиться турецкий флот, готовившийся к нападению на берега Крыма.

23 августа с флагманского корабля был увиден турецкий флот, стоявший на якоре между Тендрой и берегом в 40 верстах от последнего. Турецкую эскадру из 14 больших линейных кораблей, 8 больших фрегатов и 23 малых судов возглавлял капудан–паша Гуссейн, его помощником являлся опытный капитан–бей (адмирал) Сайт–Бей.

Ушаков приказал под всеми парусами идти прямо на неприятеля. Турки, увидев приближавшиеся русские корабли, обрубили якорные канаты и, подняв паруса, поплыли к устью Дуная. Ушаков преследовал их, оставив свои корабли в прежнем ордере трех колонн. К 15 часам эскадры, построившись в боевые линии, вступили в бой.

Через два часа турецкая боевая линия пришла в расстройство, турки не выдержали жестокого огня русских кораблей и стали выходить из боя. Флагман Ушакова «Рождество Христово», а за ним и все авангардные русские корабли стали приближаться к передовым турецким судам, среди которых находились флагманские. Русский флагман одно время сражался с тремя турецкими кораблями и заставил их выйти из линии.

К вечеру вся турецкая линия была окончательно разбита и турецкие корабли устремились к югу. Ушаков повторил сигнал: «Гнаться за неприятелем под всеми возможными парусами и вступить в бой на самом близком расстоянии». Погоня продолжалась до полной темноты. С рассветом Ушаков обнаружил, что турецкие корабли находятся невдалеке, однако капудан–паша с несколькими кораблями вскоре сумел уйти на юг, оставив у русской линии два свои сильно поврежденные корабля: 74 пушечный «Капитание» под флагом адмирала Сайт–Бея и 68 пушечный «Мелеки Бахри» («Владыка морей») с 600 моряками экипажа. Последний вскоре сдался, потеряв капитана Кара–Али, убитого ядром, и до 90 моряков. «Капитание» же направился к мелководью. В погоню за ним был послан капитан Голенкин с двумя кораблями и двумя фрегатами.

Сайт–Бей храбро защищался. На «Капитании» были сбиты все три мачты, корпус имел множество подводных пробоин, и к 15 часам турки сдались. С загоревшегося корабля успели вывезти адмирала, капитана и еще некоторых моряков, после чего он взорвался. Из 800 моряков экипажа спаслось только около 100.

Турецкий флот бежал в Стамбул. По пути утонули поврежденные 74 пушечный корабль и несколько малых судов. Малыми русскими судами были захвачены несколько турецких разведывательных и транспортных судов. Плененный «Мелеки–Бахри» был отремонтирован и продолжил службу в русском флоте с новым именем «Иоанн Предтеча».

В 1791 г. турки пополнили свой черноморский флот за счет кораблей вассальных владений султана в Северной Африке. Ушаков вышел из Севастополя 28 июля с эскадрой из 16 линейных кораблей, 2 фрегатов и 21 малого судна. К полудню 31 июля русские обнаружили стоявшую на якоре у мыса Калиакрия на западном побережье моря под прикрытием построенных на берегу батарей турецкую эскадру из 18 линейных кораблей, 10 больших линейных фрегатов и 30 малых судов. Турецкой эскадрой командовал капудан–паша Гуссейн и 8 других адмиралов, в числе которых был алжирский паша Сейит–Али, прославившийся своими победами на море.

Ушаков принял смелое неординарное решение. В 15 часов он с эскадрой прошел под огнем береговых батарей под самым берегом и, оказавшись на ветре, смело атаковал неприятеля. Турки, обрубив якорные канаты, стали спешно поднимать паруса. При этом в спешке некоторые суда навалились на находившиеся рядом и получили повреждения. В этот день часть турецких моряков отмечала на берегу праздник рамазан–байрам и их отсутствие на кораблях крайне затруднило положение турок.

Турецкий флот сумел построиться в боевую линию, ив 17 часов началось жестокое сражение. Первым Ушаков атаковал и заставил выйти из линии флагманский корабль Сейит–Али, на котором были сбиты фор–стеньга, грот–марсель, повреждены паруса и корпус. Место Сейит–Али заступил турецкий вице–адмирал, но и его корабль был жестоко избит и с большими повреждениями отошел. При этом русский флагманский корабль «Рождество Христово» временами вел бой одновременно с четырьмя турецкими кораблями.

До Ушакова дошел слух, что Сейит–Али обещал султану привезти его пленным в столицу. Когда русский флагман подошел близко к кораблю Сейит–Али под корму, то Ушаков крикнул с юта по- русски: «Сейит–бездельник! Я отучу тебя давать такие обещания!»

А сам Сейит–Али, решившись драться до последнего, велел прибить флаг к флагштоку, чтобы никто не смог спустить его в бою. Несмотря на все усилия турок, русские корабли сумели жестоким огнем окончательно расстроить турецкие боевые порядки. Турецкие корабли имели многочисленные повреждения в парусном вооружении и множество пробоин в корпусе.

О завершающем этапе боя Ушаков доносил князю Потемкину: «Наш же флот всею линиею передовыми и задними кораблями совсем его[88] окружил и производил с такой отличной живостию жестокий огонь, что, повредя многих в мачтах, стеньгах, реях и парусах, не считая великого множества пробоин в корпусах, принудил укрываться многие корабли один за другой, и флот неприятельский при начале ночной темноты был совершенно уже разбит до крайности, бежал от стесняющих его безпрестанно, стесненной кучею под ветр, обратясь к нам кормами, а наш флот, сомкнув дистанцию, гнал, и беспрерывным огнем бил его носовыми пушками, а которые способно и всеми лагами[89]. Особо ж разбиты и повреждены более всех пашинские[90] корабли. При такой… совершенной победе несомненно надеялись мы несколько кораблей взять в плен, но от сего спасла их перемена ветра и темнота ночи, увеличившаяся от густого дыма» [33, с. 123].

Всю ночь Ушаков преследовал турецкие корабли, но на рассвете 1 августа неприятель был виден весьма далеко, плывущим под всеми парусами к Босфору. Ветер, непрестанно усиливаясь, развел большое волнение. Ушаков прекратил преследование и стал с эскадрой на якорь под берегом, чтобы исправить повреждения в рангоуте и парусах, полученные кораблями в бою. Потери русских в сражении были значительно меньшими, чем турок. Убито было 17 моряков, а ранено 28. Через трое суток моряки устранили все повреждения и эскадра была готова к дальнейшим боевым действиям.

После этого сражения русские моряки стали безраздельными хозяевами в Черном море. Свобода мореплавания по нему и защита от нападения на российские прибрежные владения были завоеваны в жестоких сражениях с турецким флотом.

В 1791 г. был заключен мирный договор в Яссах, по которому границы Российской империи были продвинуты до Днестра. Договор подтверждал присоединение к России Крыма и Кубани, еще более ослаблял власть Турции над Молдавией и Валахией, предоставлял известные льготы русской черноморской торговле. Турция отказалась от прятязаний на Грузию и обязалась не предпринимать каких‑либо враждебных действий против грузинских земель (об этом очевидном факте защиты интересов грузинского народа почему‑то напрочь забыли современные власти Грузии).

Загрузка...