Форс-мажор

4.

Около подъезда дома, где жил Игорь, я встретил его двоюродного брата Лешку и бывшего напарника, с которым Игорь когда-то начинал - Ефимова Виктора. Мы тепло поздоровались, хотя знакомы не очень близко. Несчастье сближает. Они стояли, курили и у обоих были весьма довольные физиономии, что выглядело странным если учесть, что в доме покойник.

- Тебя, я слышал, забирали, - сказал Ефимов.

- Было дело. Я заезжал к Игорю за несколько минут до убийства, - неохотно объяснил я.

- Что-нибудь видел?

- Нет.

- Подозревали?

- Угу.

Мне нравился Виктор. Невысокий, но крепкий, в очках, но с цепким взглядом. Он держал в центре города три продуктовых магазина, часто бывал у Игоря, и, несмотря на разрыв, который произошел у них года три назад, остался ему другом. Он всегда стильно одевался и даже сегодня его наряд был не лишен форса. Я сталкивался с ним раза четыре на днях рождения и рыбалке, и во всех случаях он поражал меня невероятным спокойствием и рассудительностью. Иногда, слушая Игоря, я находил в его голосе интонации Витька и не без основания считал, что многому в своей жизни Игорь был обязан именно ему.

- Мы пробили Игорю место на Покровском кладбище, в самом центре, - сказал Леха. - Только что приехали оттуда, причем не забашляли ни копейки. Директор кладбища когда-то лечился у дяди Вали - отца Игоря.

- Наша страна - одно большое недоразумение. Вместо того, чтобы скорбеть о друге, мы радуемся тому, что сможем похоронить его достойно, - продолжил мысль Ефимов. - Хотя, гробов нормальных нет. Все - говно. Горбыль. Цена зависит от материала обивки… Ничего, что-нибудь придумаем. Наверное придется покупать в салоне, но там средние с позолоченными ручками кончились. Остались только VIP с шелковой обивкой и окошком.

- Ребята, вы меня тоже привлекайте к хлопотам, - сказал я. - Нелька дома?

- Нам может понадобиться твой фургон, съездить за гробом, - сказал Виктор. - А Нелька дома, где ж ей быть, бедняжке. Вообще, ты поговори с ней, может она тебе персонально какое-нибудь задание даст.

- Как она?

- Ревет.

- Тело еще не привезли?

- Вроде должны были сегодня. Толком не знаем. Этими делами заведует Нелькин отец, - сказал Леха, смачно плюнув в урну.

Я поднялся в квартиру. Дверь, разумеется, была не заперта. Мне навстречу вышла какая-то незнакомая тетка в черном платке с красным носом. Я сказал, что друг Игоря, она позвала Нелю. Нелька явно находилась под действием таблеток, она сильно опухла, но к моему приходу слез уже не осталось. Она посмотрела на меня с неприязнью и сказала:

- Я рада, что ты оказался вне подозрений.

«Значит, ты, сука, не исключала такую возможность», - с горечью подумал я.

Когда я обнял ее, она заплакала без слез и без звука, просто трясла плечами и корчила рожи. Я подумал о том, что она отдала бы очень многое за то, чтобы на месте Игоря оказался я или кто-нибудь другой из его друзей. Что ж, осудить ее за это почти невозможно. Еще я подумал, что она, несомненно, уже просчитала все финансовые убытки, которые принесла ей смерть мужа, и, наверняка уже приняла какое-то решение.

- Я хотела сказать, что рада тому, что тебя отпустили. Ты не думай, я не верила ни секунды. Просто неправильно сказала, - стала оправдываться она, сумев проследить логику моих мыслей.

Я ей не поверил. Она это поняла. Нам обоим стало неловко.

Чтобы скрыть неловкость, я стал говорить разные красивые слова. Чем больше я говорил, тем сильнее Неля рыдала. Под конец я стал сам себе верить, растрогался и даже пустил слезу. Вообще-то я говорил искренне то, что думал, но мысли лишены красок, поэтому они не действуют так убийственно, как слова. Слова могут толкнуть на что угодно, даже если они звучат из своих собственных уст.

Мы прошли в комнаты. Там были люди, большинства из которых я не знал. Родителей Игоря еще не пришли. Нелька вцепилась мне в рукав и не отставала ни на шаг. Зеркала и окна были завешаны, поэтому в комнатах горел свет. На кухне Неля прогнала из-за стола каких-то бабулек, усадила меня на стул и налила чаю.

- Я хочу, чтобы ты был здесь, когда его привезут, - сказала Неля.

- Я буду здесь столько, сколько будет необходимо. Когда похороны?

- Завтра, - сказала Неля и опять затрясла плечами. - Он тебя очень любил. Ты даже не знаешь как.

- Знаю. Я его - тоже.

Она внимательно посмотрела на меня и возразила, как пьяная:

- Нет, не знаешь. Его никто не знал. Он был очень хороший. О!

На кухню зашел их сынок Пашка. Он спал у соседей и, видимо, поддавшись всеобщему настроению, тоже плакал. Но, разумеется, его детская душа еще не могла понять всей глубины постигшего их горя. Он попил с нами чаю и попросился погулять. Я вызвался сходить с ним на улицу.

- Заодно купите колбасы, - попросила Неля, протянув мне деньги.

Деньги я не взял.

Вид прыгающего по лужам Пашки навел меня на невеселые мысли о своей жизни. Все-таки после Игоря остался сын, жена, дом. А умри я сегодня, заплачет ли кто-нибудь по мне? Мать? Ха-ха! Кому ты нужен, Коля Чебоксаров?

Потом я стал думать о том, что будет с Нелькой и Пашкой. В том, что Нелька недолго будет вдовствовать, я не сомневался. Но вряд ли она теперь сможет выйти замуж за простого работягу. Я подумал о том, смог бы я взять ее в жены и усыновить Паню. В принципе, она не такая уж плохая баба. Кончилось все тем, что я стал представлять ее в постели, и мне стало стыдно и противно за самого себя, уж очень эти влажные видения были похотливы и не соответствовали трагизму момента.

В магазине я купил Пашке леденец и связку бананов. Он сказал: «Спасибо». Потом, когда мы уже подходили к дому, он выбрал момент, притянул меня к себе, так что мне пришлось сесть на корточки, и сказал:

- Дядя, Коля, ты знаешь, что у меня папа умер?

- Да, малыш.

Он с видом заговорщика, шепотом сказал мне на ухо:

- Теперь мама обязательно купит мне собачку.

- Какую собачку, малыш?

- Ну, собачку, щенка. Папа не разрешал нам с мамой покупать собачку. А теперь, когда он умер и ушел на небо к богу, мама обязательно купит мне собачку, - он немного помолчал, потом продолжил: - Маленькую белую собачку вместо папы.

Он внимательно посмотрел на меня и спросил:

- Ты, что плачешь?

- Нет, - сказал я, но почему-то всхлипнул.

- Большие дяди не плачут. Да?

- Да…. Пошли.

Когда мы вернулись, в квартире людей прибавилось. На лестничной площадке было густо накурено. Все разговаривали, хоть и негромко, но разом и из-за этого в нависшем гуле было неуютно. Я хотел отвести Пашку к соседям, но он не согласился, вырвал руку и убежал к маме. Я потолкался по комнатам, надеясь найти смысл в происходящем и стать кому-нибудь полезным, но вместо этого наткнулся на родителей Игоря. Я их не узнал, а когда понял, кто передо мной, испугался. На них страшно было смотреть. Отец - дядя Валя - сидел на табурете белый, как снег, и смотрел в одну точку. Мать - тетя Галя - блуждала безумными глазами по залу. Увидев меня, она вскочила, схватила меня за руку и поволокла на лестничную площадку. Не дав мне сказать ни слова, она затащила меня выше на один лестничный пролет, огляделась и срывающимся голосом сказала:

- Она никогда не даст нам Павлушку.

- Кто? - удивился я.

- Нелька. Игорек ее кормил, поил, одевал, а теперь, когда его не стало, она никогда не даст нам внука.

- Это она сама вам сказала?

- Что ты! Она не скажет. Просто выйдет замуж и даже не расскажет, кто на самом деле его папа. А нас не пустит, не пустит!

Вся ее речь была слишком похожа на истерику, чтобы воспринимать ее серьезно. Я обнял ее за плечи и сказал как можно тверже:

- Скорее, все будет наоборот. Кому сейчас нужна дама с ребенком. Лишняя обуза. Наверное, они постараются избавиться от Пашки и отдадут его вам навсегда, чтобы не мешал строить Нельке личное счастье.

Мои слова произвели на нее сильное впечатление. С минуту она не могла вымолвить ни слова.

- Ты так думаешь? - подозрительно спросила она. - Или говоришь так только, чтобы успокоить?

- Рассуждайте логически. Кому он нужен, кроме родных бабки и деда?

- А те?

- А у тех будут другие внуки.

Она опять помолчала, затем вдруг разрыдалась в голос и сквозь слезы простонала:

- Господи! Какую чушь я несу! Мой сынок умер! Скажи, Коля, зачем теперь жить?

- Тетя Галя, скажите, а зачем вообще жить?

- Дурак, - рассердилась она. - Ты еще молодой. Ради детей.

- А вам - ради внука.

- О! Я не знаю, что мне делать, мне кажется, я умру, - снова заплакала она. - Коленька, будь, пожалуйста, здесь, когда его привезут.

Она схватилась рукой за сердце и прислонилась спиной к мусоропроводу.

- Пойдемте, тетя Галя, нам здесь не место.

Мы спустились. Со мной здоровались какие-то незнакомые люди, кто-то из них даже улыбался. Тусовка по поводу смерти всеобщего друга была в самом разгаре. Я довел тетю Галю до ее табуретки и принялся искать Ефимова. Вместо Виктора я наткнулся на Нелькиного отца, который ввел меня в курс дела. Он рассказал, что тело должны привести сегодня после обеда, часа в три. За ним, в морг, поедут он, Ефимов и Леха. Временно будут использовать дешевый гроб из ритуальной конторы, а перед похоронами привезут специальный, который завтра утром изготовят на заказ из сухого отборного дуба. Мой фургон не понадобился, потому что доски все равно бы не влезли в будку. Тем более что, несмотря на воскресенье, смогли отыскать водителя ГАЗели, принадлежащей Игоревой фирме, и он в полном распоряжении комиссии по организации похорон. На вопрос, кто возглавляет комиссию, он похлопал себя по груди. Моя помощь им не нужна. Но, на всякий случай, когда привезут тело, лучше, если я буду рядом. И еще, было бы неплохо, если бы я смог привести какого-нибудь доктора с аптечкой. В выходной они не смогли найти главного врача станции скорой помощи, чтобы вызвать дежурную бригаду. Есть большие опасения, что кому-нибудь может стать плохо. Я сказал, что постараюсь что-нибудь придумать.

До трех у меня была еще уйма времени. Я позвонил Сергею. Его, разумеется, дома не было. Его жена Ольга пригласила меня обедать. Я с радостью согласился, во-первых, она шикарно готовила, во-вторых, она - врач. Покинув скорбящих, я купил в магазине апельсины для Маришки, Серегиной дочурки, конфеты для Ольги, сел в десятку и поехал в гости.

Если существуют на белом свете идеальные жены, то одна из них, несомненно, Ольга Тихонова. Полная дура во всем, что касается Серегиных проделок, она была абсолютной умницей во всех остальных семейных делах. Симпатичная блондинка с детским лицом, и волнующими женскими формами, она была настолько открыта и искренна, что мне иногда хотелось погладить ее по голове, просто так, только для того, чтобы почувствовать легкость ее волос. Никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не смог бы усомниться в ее целомудрии. В этом смысле я понимал Серегу. Тяжело жить с ангелом.

Когда я приехал, Маришка спала. Мы с Олей закрылись на кухне, и я громким шепотом начал ей рассказывать обо всем, что со мной приключилось за эти два дня, в ожидании того момента, когда из печки на свет божий появится курник, аромат которого я почувствовал еще на лестничной площадке. Мой рассказ сопровождался Олиными причитаниями и гневными комментариями, которые, в конце концов, разбудили дочь.

При Маринке разговора не получилось, трехлетняя девочка должна быть центром внимания. Так положено.

Обед был «пальчики оближешь». За чаем я спросил Олю, сможет ли она присутствовать в качестве врача, когда привезут тело. Она согласилась и принялась рыться в шкафу в поисках лекарств.

После того, как аптечка была собрана, Оля отвела Маринку к соседям, у которых был мальчик такого же возраста и ушла в спальню переодеваться. Я налил себе еще один стакан чая, взял телефон позвонил Сереге, сказав, что забираю его жену на похороны в качестве медработника, что ребенок в квартире номер сорок восемь, чтобы он не волновался, все, что забрал, верну вовремя, в том же виде.

Когда мы подъехали, четверо молодых парней выносили гроб из автобуса. Мы обогнали их на лифте, Ольга по пути надела белый халат, чтобы всем было понятно, кто она такая. По моей просьбе она встала рядом с родителями Игоря, а я - рядом с Нелькой.

Ничего особенного не случилось. Плакать сил ни у кого не было. Все немного постонали. Тетя Галя впала в прострацию, Ольга дала ей понюхать нашатырь и выпить сердечных капель. Дядя Валя зло оглядел окружающих, поцеловал безжизненное тело, а какой-то дамочке, все время причитавшей: «Как живой», сказал: «Идиотка». Неля сидела на табурете около гроба и тихо всхлипывала. Громче всех плакала теща, и, как мне показалось, вполне искренне.

Появился подполковник Спарыкин. Он поздоровался за руку со всеми мужчинами, в том числе и со мной. Тетю Галю и Нелю обнял, постоял над телом минут пять, перекрестился, потом взял Нелю под локоть и увел на кухню. Мы с Ольгой подождали еще полчаса, но ничего не произошло. Я прошел на кухню, извинился перед Спарыкиным за вторжение, сказал Неле, что ухожу. Пообещал вернуться. Потом отвез Ольгу, поставил машину на стоянку, пришел домой и лег спать.

Я проснулся в одиннадцать вечера в той же позе, в которой уснул. Тяжесть в голове помешала мне сразу подняться. Минут пятнадцать я щурился на злополучный фонарь в окне. Какой дурак устанавливает фонари, свет которых теряется в ветвях деревьев и окнах квартир?

Просыпаться нужно утром. Сон на закате - сплошная головная боль и изжога. Я выпил стакан кефира и сходил в душ. От кефира случился понос, после которого пришлось мыться снова. Хотелось испытать чувство полной свежести. В ожидании, пока высохнет голова, я тупо смотрел в телевизор, но ничего не понимал, не мог сосредоточиться. От нетерпения я нашел фен и пару раз обжег им корни волос. Волосы казались сухими, но я знал, что весенний ветер одним порывом обеспечит мне долгую нудную и сопливую простуду, поэтому еще полчаса потратил на поиски кожаной кепки с опускающимися ушами.

Одевшись во все черное, от носков до рубашки, я спустился в ночь. На углу, в баре, я выпил чашку растворимого кофе с трюфелем, чем поверг свой желудок в полное недоумение. Минуты две он возмущался, а я - пукал. Пока шел до остановки, все кончилось. В трамвае напротив меня сидела симпатичная девушка лет двадцати. Я бросил в нее улыбку, на которую она ответила холодным презрением. Ночь превратила окна трамвая в зеркала, и вместо пейзажа за стеклом подсовывала мне мое собственное отражение. Небритый субъект в черной кожаной куртке и в кепке с опущенными ушами. Слишком противный, чтобы тратить на него свое хорошее настроение. И слишком нищий, если ездит по ночам в одноглазых трамваях. Перед нужной мне остановкой, проходя мимо девушки, я остановился, слегка наклонился, и негромко сказал:

- Я вас очень хорошо понимаю!

- Дурак, - со страхом ответила она.

Квартира Игоря не была заперта. Не разуваясь, я прошел прямо в зал. Посреди зала стоял гроб с телом. На диване сидела женщина с красным носом, которая утром открывала мне дверь. Пахло формалином и кровью. На столе горела тонкая свеча.

- Все уснули, - сказала женщина. - А покойника нельзя оставлять одного в такую ночь. Его душа рядом, - она посмотрела на меня осоловевшими глазами и заплетающимся языком продолжила: - Неле и родителям мы дали успокоительного. Пусть поспят. А в три меня должен сменить Иван.

Я не знал, кто такой Иван. Я не знал, кто эта пьяная, самоотверженная женщина.

- Вы идите, я посижу, - сказал я. Она ушла.

Я заглянул в спальню, а затем в детскую комнату. Везде спали люди. На кухне, на холодильнике я обнаружил десять восковых церковных свечей, которых вполне хватит до завтрашнего дня. В туалете на стиральной машинке лежала наполовину пустая пачка сигарет. Я вытащил одну и попробовал закурить. Закашлялся и выбросил в унитаз. Завершив обход, я вернулся в зал, сел на диван и принялся смотреть на то, что когда-то было моим товарищем.

Я думал о том, что не стоит плакать и убиваться по этому огромному куску костей и мяса, обтянутому кожей. То, что лежало передо мной, не было Игорем, оно даже отдаленно не напоминало моего друга. Тело - всего лишь символ. А Игорь… Он теперь лучше нас знает, что такое бесконечность.

В детстве я закрывал глаза и пытался представить себе бесконечность и не мог. У меня просто не хватало фантазии. Но и конец вселенной, который представлялся мне в виде стены, тоже не был настоящим концом, ведь всегда за любой стеной опять начинается нечто. С возрастом эта загадка перестала меня волновать, и лишь сегодня я понял, что ответ приходит вместе со смертью.

Я не любил слово «душа», но свято верил - то главное, что есть в человеке, не исчезает вместе со смертью его тела, а продолжает существовать. А иначе, скажите на милость, какой во всем смысл?

Я попробовал выстроить диалог с Игорем. Сам спрашивал и сам же за него отвечал.

- Ты знал, что тебя убьют? - спрашивал я.

- Нет, - отвечал я сам себе.

- Но ты догадывался, что тебе грозит опасность?

- Нам всем грозит опасность.

- Ты знал убийцу?

- Это не важно. Ты ведь его видел.

- Я видел только его машину. Я его знал?

- Это не важно.

- А что важно?

- Важно, чтобы он за это ответил.

Игра была довольно рискованной, а диалог - сомнительным. Естественно, я был совсем один, но, разговаривая таким образом, старался почему-то выглядеть лучше, чем я есть на самом деле, как ведут себя при разговоре с человеком, которому хотят понравиться. Я очень много чего пообещал покойному в порыве откровения - позаботиться о его семье, ходить на его могилу, но, самое главное, я пообещал рассказать ментам про светлую девятку.

- А что я скажу, если меня спросят, почему я сразу обо всем не рассказал? - спросил я.

- Скажи, как есть, - посоветовал мне Игорь.

- Тяжело признаваться в собственной трусости.

- Тогда скажи, что забыл.

- А почему вспомнил?

- Скажи, что я тебе напомнил.

- Дурдом.

Я еще очень долго заигрывал с пустотой и менял свечки. В три часа ночи меня никто не сменил. В семь утра пришла Игорешкина теща. Она, сладко зевнув, с удивлением посмотрела на меня и спросила:

- Ты откуда взялся?

- Я пришел еще вчера.

- А кого ты сменил?

- Я ее не знаю.

- Ты хоть спал?

- Ну…

Она растрогалась.

- Ты настоящий друг.

Она забыла, как меня зовут, какое-то время пыталась вспомнить, но не смогла.

- Пойду заварю чай, - сказала она и ушла.

Чая я не дождался. Появление живого человека подействовало на меня расслабляюще. Я вначале поднял ноги на диван, потом вытянул их, а потом уронил голову и уснул с чувством выполненного долга параллельно телу Игоря в той же позе, на спине лицом вверх.

В спальню меня перетащили, когда окончательно рассвело. Кому принадлежали руки, взявшие меня под мышки, я не догадался. Я даже не открыл глаза, позволил снять с себя рубашку и сразу же провалился в черноту, как только коснулся потной кожей прохладной простыни.

Вынос тела был назначен на двенадцать и я бы обязательно проспал этот торжественный момент, если бы не Неля. Она растолкала меня за плечо.

- Коля, вставай, пора. Скоро приедут за Игорем, - сказала она.

- Угу, - ответил я.

- Просыпайся. Спасибо тебе, что не оставил его одного. А я …

- Да, да, да, - ответил я и сел.

Ее глаза по-прежнему были на мокром месте. Если честно, то всей этой грусти было с меня более чем достаточно. Я накинул рубашку и вышел в зал. Там сидела куча народу. Я почувствовал на себе осуждающие взгляды. Как будто все вели себя прилично, а я один вчера напился. Я все понял в ванной, когда посмотрел в зеркало. Неля дала мне «Жилетт» и полотенце, чтобы я смог привести себя в порядок. Я попросил чистую сорочку. Она принесла, разумеется, Игорешкину. Я не удержался и посмотрел лейбл. Сорочка оказалась французская.

Когда приехали катафалк и оркестр, я ни в чем не участвовал. Я не помогал выносить гроб, венки и цветы. Я скромно стоял в стороне и пытался до конца проснуться. Чтобы добраться до кладбища, мне пришлось напроситься в пассажиры к Ефимову, в его белоснежный «Лексус».

На кладбище мы минут двадцать бродили между могил в ожидании какого-то начальника. Все это время приглашенный поп размахивал кадилом и тянул заунывную молитву. Я встретил несколько ребят с нашего курса. Оказывается, Игорь со многими из наших поддерживал отношения. Мы поболтали. Все присутствующие говорили о нем, как о благодетеле. Я сразу представил себе Игорька, читающего им всем лекцию о правильной жизни.

Прибыл подполковник Спарыкин. Впереди него шагал пузатый тип, которого как раз все ждали. Он оказался заместителем главы администрации и от лица государства открыл траурный митинг. Его пафосная речь сводилась к тому, что на таких предприимчивых и честных коммерсантов, каким был Игорь, должна возлагать свои надежды новая Россия. Подполковник Спарыкин пообещал найти убийц. Остальные говорили бессвязно и в основном плакали. Я слова не брал потому, что не знал, что сказать. Пока могилу закапывали, я несколько раз прошелся от главной дороги до могилы, туда и обратно, чтобы запомнить тропинку. Я ведь давал обещание приходить сюда. Правда, кому я его давал, себе или Игорю, разобрать теперь невозможно. Как и все, я бросил горсть земли в яму, потом грязными руками скушал кусок колбасы, но от водки отказался.

Те же самые слова, что на кладбище, люди повторяли и на поминках, но речи их, разгоряченные водкой, были длиннее и витиеватее. Поминки проходили в простой столовой. У Нели хватило чувства такта не арендовать для столь скорбного события престижный ресторан. Блины, мед, компот, суп-лапша, гречка и котлеты. Я ел с аппетитом и еле сдержался, чтоб не попросить добавки.

Тарелки опустели. Всем раздали платочки. Тесть поднялся и сказал:

- Спасибо всем, кто пришел. До свидания, товарищи.

Люди встали из-за столов, вышли на улицу, но еще долго не расходились. Толпа разбилась на небольшие группы. То там, то здесь слышался смех.

Я подошел к Неле, взял ее за локоть и отвел в сторону.

- Слушай, - сказал я. - Пусть Пашка хотя бы до девяти дней поживет у деда с бабкой.

- С какой стати? - удивилась она.

- А ты подумай.

Она думала всего две секунды.

- Ты прав, - сказала она. - Не бойся, я всегда буду помнить, что это - их внук. Можно я выдам эту мысль за свою?

- Не можно, а нужно. И еще… Мы с Серегой должны Игорю сто тысяч. Дай нам пару дней, и мы отдадим.

- Деньги вы должны не мне, а фирме. Имей в виду, что предприятие никто закрывать не собирается. Туда и отдадите. Новому директору.

- Хорошо, - я предвидел такой вариант развития событий. - А кто будет новым директором?

- Ты.

Я усмехнулся неуместной шутке.

- Не болтай ерунды. И знай, что при покупке памятника ты должна учитывать и мою долю. Я должен участвовать деньгами. А то обижусь.

- Это не ерунда. Дождись меня. Не уезжай, мне нужно с тобой серьезно поговорить, - сказала она и пошла к родителям Игоря.

Я нашел подполковника Спарыкина.

- Мне нужно вам кое-что рассказать, - сказал я.

Он вышел из своей кучки и я негромко поведал ему о светлой девятке.

- Почему сразу не рассказал? - маска вежливости моментально слетела с его лица.

- Забыл с перепугу.

- Не ври! Хотя теперь это уже не важно.

Он помолчал секунд пять, потом сказал с неприязнью такие же слова, что и Нелька:

- Не уезжай. Дождись меня. Мне нужно с тобой поговорить.

Он пошел туда, где Нелька разговаривала с родителями Игоря, лица которых посветлели.

Мимо меня проходил Ефимов. Я окликнул его. Он собирался уезжать. Я опять напросился к нему в попутчики. Он согласился подкинуть меня до дома.

В машине, закурив «парламент», Виктор сказал:

- Вчера краем уха слышал, что Нелька с ментом хотят поручить тебе фирму.

- Чушь. Я не потяну. И не было такого разговора.

- Якобы это пожелания самого Игорька.

- Ему что, угрожали?

- Не знаю, - он картинно затянулся. - А ты точно ничего не видел в тот вечер?

- Даже если и видел, то все без толку. А на фирму лучше поставить тебя. И опыт больше и масштабы. Я так - мелочь. Тем более, ты с ним начинал.

- Мне это на хрен не нужно. Своих дел по горло. А ты сразу не отказывайся, если что, помогу.

- Исключено, - сказал я твердо.

- А мент тебя не любит, - усмехнулся он. - Не очень лестно о тебе отзывался.

- Взаимно. Тупой, самодовольный тип.

От нечего делать я рассматривал внутреннее убранство машины. «Лексус» - и есть «Лексус». Машина была почти новой. Большинство кнопок, мне, владельцу десятки, были незнакомы. Когда мой взгляд остановился на сотовом телефоне в держателе, тот зазвонил высоко и противно. Я вздрогнул. Новый коммуникатор стоил никак не меньше штуки баксов. Этой дорогой игрушкой Витек воспользовался привычно и без всякого понта.

- Привет, - сказал он в трубку. - Да. Как договаривались. Начнем с «Вечерних огней». Дальше видно будет. В одиннадцать.

- Не желаешь отдохнуть? - спросил он меня, положив трубку. - Мы с приятелем собираемся сегодня зависнуть в ночном клубе. Присоединяйся. Возьмем блядей…

- Мне бы выспаться, - отказался я.

- Ну, смотри, - не стал настаивать Виктор.

Я попросил его, чтоб он высадил меня на противоположной стороне проспекта, около подземного перехода, за квартал до моего дома. Мне хотелось пройтись. Грубо нарушив правила, Виктор перестроился к обочине и долго ехал вдоль бордюра в поисках сухого места. В результате мы остановились метров на тридцать дальше. Поблагодарив Ефима, я перемахнул через красное ограждение и пошел вдоль аллеи в сторону аквариума остановки.

Впереди меня шел прохожий в демисезонном пальто мышиного цвета, в белой с черными пятнами собачьей шапке. Я ходил в такой шапке до четвертого курса института. Прохожий слегка сутулился и был явно не в себе. Кто весной ходит в собачьей шапке? Да и кто вообще в наше время ходит в таких шапках? Он очень медленно стал спускаться в подземный переход. Я бы мог давным-давно его обогнать. Но, обгоняя, я бы не удержался и посмотрел ему в лицо. А мне не хотелось.

На лестнице из перехода послышались звуки музыки. Попав в свет неоновых ламп, я увидел девчонку с короткой стрижкой со скрипкой и лохматого парня с гитарой. Девчонка приготовилась петь, ее лицо исказила гримаса вдохновения, рот приоткрылся. В тот момент, когда из ее уст послышались первые звуки, в поле моего зрения опять попал мужик в собачьей шапке. Мужик, девчонка и кафельная плитка стен перехода слились в одну картину. На долю секунды я переместился на пятнадцать лет назад. Это не было дежа вю, я просто поймал ощущение того времени, даже почувствовал запахи. От кайфа у меня подкосились ноги. Я прислонился к столбу и попытался закрепить в себе это чувство, но оно быстро улетучилось, и я снова очутился там, где стою, в настоящем времени. И только сладкая ностальгия растеклась по всему телу.

- Зеленый червяк электрички, Раздавленный солнечным светом, Подох между лесом и городом, Уткнувшись в красный фонарь.

В вагоне напротив девочка, В окошко выставив личико, Забавно корчила рожицы, Ловила губами январь, - пела некрасивая девчонка.

- Ту ду, ту ду, - подтягивал длинноволосый парень.

Я лелеял в себе ностальгию. Я стоял, слушал музыку и пытался разобраться, почему мне так радостно от обрывков воспоминаний. Неужели я был так счастлив десять лет назад? Вряд ли.

Музыканты обратили на меня внимание. Видимо, решив, что я - клиент перспективный, они стали петь особенно старательно. Я бросил им в футляр из-под скрипки тридцать рублей. Девчонка послала мне воздушный поцелуй. Их собственный репертуар быстро иссяк. Они спели по моей просьбе «Дождь», «Свечу», «Ночную птицу». Когда зрителей прибавилось, я превратился в отработанный материал, и менестрели стали выполнять пожелания тех, кто еще не раскошелился.

Пели они хорошо. Но в переходе было холодно и сыро. Нужно было идти. Когда они замолчали, чтобы перекурить, я зачем-то подошел к ним и сказал:

- Ребята, что вы тут мерзнете? Пошли ко мне, я тут рядом живу. У меня тепло. Попоем.

- Ты один? - подозрительно спросила девчонка, выдохнув мне в лицо табачный дым.

- Один, - ответил я. - Выпивка есть.

- Хавчик имеется? - спросил парень.

- Найдем.

Они переглянулись и стали собирать инструменты.

Познакомились мы в гастрономе, куда зашли по пути, чтобы купить хлеба и кока-колы. Девчонку звали Жанна, ей было двадцать лет, парня - Стасик, на год старше. Студенты. Фенечки, джинсы, челки. У Жанны по три серьги в ухе. Оба довольно чистые для музыкантов и хорошо одетые для студентов. Стасик с юношескими угрями. Никаких признаков вежливости по отношению ко мне, легкая снисходительность. На сегодняшний вечер я должен был заменить им подъезд.

Кроме хлеба и газировки я купил еще палку колбасы и бутылку водки на всякий случай, хотя дома у меня ее должно было быть немерено.

В квартире они вели себя очень прилично. Помыли руки, Жанна помогла мне накрыть на стол. Мы сели на кухне. Ели, пили и пели. Я быстро захмелел. После третьей рюмки Жанна попросила разрешения позвонить какому-то Антону и пригласить его сюда, дескать, они сегодня должны были с ним встретиться, он сидит и ждет звонка. Я великодушно согласился и попросил спеть «Поворот». «Поворот» они не знали. Молодежь…

Через две песни в дверь позвонили. Я высказался на тему, что их Антон очень шустрый, но это оказался не Антон. На пороге стояли подполковник Спарыкин и Неля.

- Я ведь просил тебя не уезжать, - сказал Спарыкин и вошел в квартиру, слегка толкнув меня в глубь коридора.

Следом за ним вошла Неля.

- Нам нужно поговорить, - сказала она.

- У меня гости, - возразил я.

В подтверждении моих слов в дверном проеме возник Стасик. Не поздоровавшись, он протиснулся между мной и Спарыкиным и прошел в туалет.

- Он что такой лохматый? - очень громко спросил подполковник. - Гомик, что ли?

- Музыкант, - сказал я.

Спарыкин прямо в обуви прошел на кухню, посмотрел на Жанну, на гитару и на стол. Зрелище не доставило ему удовольствия.

- Ну-ка спой что-нибудь, - сказал он Жанне, затем оглянулся на меня. - Может, я желаю присоединиться.

- Я про «Катюшу» песен не пою, дедушка, - сказала Жанна.

- Алексей Лукьянович, не надо, - сказала Неля. - Пусть они сидят здесь, а мы поговорим в комнате.

- Ладно, - сказал подполковник, глядя в сторону Жанны и вернувшегося Стасика. - Дети, двадцать минут, чтобы я вас не видел. Сидите на кухне тише воды, ниже травы.

Спарыкин и Неля сели в комнате на диван, я напротив них в кресло.

- Коль, я как жена Игоря, - сказала Неля, - прошу тебя, чтобы ты согласился стать директором фирмы «Дисконт».

- Это глупость, - сказал я.

- Так хотел сам Игорь.

- При каких обстоятельствах он тебе это сказал?

- Он тебя любил. Он всегда хотел работать с тобой. Он всегда говорил, что ты - умница и порядочный, несмотря на все твои недостатки.

- Так прямо и говорил?

- Так прямо и говорил. А в последние два месяца пару раз, как бы в шутку, сказал, что если с ним что-нибудь случится, фирму нужно доверить тебе.

- Ему что, угрожали? - спросил я.

- Вроде бы нет. Я не придала этому значения. Я думала, что это - шутка.

- Мы с этим разберемся, - сказал подполковник. - В этой конторе тридцать процентов активов принадлежат мне. И я против тебя. Но… Игорь.… И Неля.… Настаивают…

- Не знал, что работникам милиции разрешено участвовать в коммерческих проектах.

- Остряк, - сказал Спарыкин. - Слушай, педофил, тебя принимают с испытательным сроком, и я обрадуюсь, если ты не справишься.

- А если я откажусь?

- Не откажешься.

- У меня же есть другая работа.

- Она у тебя есть, пока я не против. Да и доллары опять же…

- Какие доллары?

- Твои.

- Неля, вы мне угрожаете?

- Лично я - нет, я - очень прошу, - холодно сказала Неля. - Но, у Алексея Лукьяновича тоже есть право голоса, он - акционер. У него свое мнение. Я пытаюсь его переубедить.

- Какие условия? - спросил я.

- Если удержишь фирму на плаву и не потеряешь клиентов, войдешь в долю. Пока - зарплата, - сказал подполковник.

- Какова моя предполагаемая доля?

- Не хами, - сказал Спарыкин. - Ты лучше выгоняй этих детишек и садись думать о том, как спасти наши деньги. Ты должен засыпать и просыпаться с мыслью об этом. Триста семьдесят тысяч украдено, да и в бухгалтерии не все чисто.

- Я подумаю, - сказал я, хотя чувствовалось, что выбора у меня не было.

- Думать не надо. Завтра - вторник, тебе нужно идти на работу, на новое место.

- Дайте мне два дня.

- Зачем? - спросил Спарыкин.

- Нужно съездить к матери в деревню. Потом я дам ответ.

На кухне не выдержали и запели. Подполковник сказал:

- Хорошо. Два дня. И не забудь завтра явиться в отделение и дать показания насчет светлой девятки.

Они встали и ушли. Я их даже не проводил.

Когда я вернулся на кухню, ребята допивали вторую бутылку. Ни кто из них не стал задавать вопросов. Мы снова стали петь и пить.

Мои новые знакомые откровенно смеялись надо мной, когда я взял в руки гитару и попытался вспомнить студенческие времена, выстроив давно забытые аккорды. Я врал и фальшивил и больше орал, чем пел, и мне было наплевать на то, что они думают. Я с наслаждением вытаскивал из небытия забытые образы юности и вместо утерянных фраз свистел или пел: «ла - ла - ла». Мне было хорошо.

- По какому поводу траур? - спросил Стасик, когда я закончил концерт.

- Что, очень заметно?

- Ну, да, - подтвердила Жанна. - Попусту никто душу рвать не будет.

- Я сегодня друга похоронил, - сказал я.

- Настоящего? - спросил Стасик.

- Оказалось, что - да. Вернее, он думал, что он мне настоящий друг, а я - ему.

- А ты?

- А я не знал.

- Что вы настоящие друзья? - спросила Жанна.

- Ну да. Я думал, что это просто слова.

- А теперь узнал? - ехидно спросил Стасик.

- Ну, да.

- Разве так бывает?

- Наверное, не бывает, - с сомнением сказал я.

Стасик предложил выпить за дружбу. Мы выпили, закусили, потом я выкурил целую сигарету и отключился.

Ночью я проснулся на диване, попробовал встать и наступил на тело. Меня обуял липкий ужас, видимо, мне снился какой-то кошмар. Я отдернул ногу, снова лег и свесил с дивана голову и руку. На ощупь тело на полу оказалось живым и теплым, оно дышало и при ближайшем рассмотрении оказалось Стасиком. Он спал в очень неудобной позе.

Из-под кухонной двери пробивалась полоска света. Мучимый жаждой я встал и мотыльком потянулся на свет. Жанна сидела на коленях у какого-то парня. Они взасос целовались. Я поискал кока-колу, но нашел лишь пустую бутылку. Холодильник тоже меня ни чем не обрадовал. Пришлось пить сырую воду из-под крана. Напившись, я опять посмотрел на парочку. Они оторвались друг от друга и обратили на меня внимание.

- Познакомься, это - Антон, - сказала Жанна.

- Очень приятно, и главное, вовремя, - сказал я Антону, который походил скорее на гопника, чем на музыканта.

Часы показывали три часа ночи.

- Сто грамм будешь? - спросил Антон.

- Нет.

- Ты бы нам, земляк, диван освободил, а сам лег на кресло, - сказал Антон.

- Перебьетесь, - с трудом рассердился я, сходил в туалет и лег поперек дивана, чтобы у тех двоих на кухне не возникло желания подложить мне под бок спящего Стасика.

Я долго не мог уснуть под свистящий шепот с кухни, звон рюмок и сопение пьяного паренька на полу. Я силился вспомнить, какой кошмар мне снился перед этим, потом решил, что последние три дня пострашнее любого кошмара и поспешил спрятаться от действительности, телепортировавшись в ночь.