Франсия

От переводчика

Имя французской писательницы Ж. Санд, 200-летний юбилей которой широко отмечался в 2004 г., давно и хорошо известно отечественному читателю. Многократно большими тиражами публиковались отдельные ее произведения: «Индиана», «Лелия», «Мопра», «Консуэло», «Орас» и др., в советское время дважды издавались собрания сочинений; творчеству писательницы посвящались научные исследования и популярные книги.

«Русская» история Ж. Санд началась в 1833 г., когда появился перевод ее первого романа «Индиана», а уже к началу 40-х гг. популярность ее произведений у русской публики приобрела невиданный масштаб. Позднее, вспоминая это время, Ф. М. Достоевский свидетельствовал: «Мы набросились на одного Жорж-Занда и — Боже, — как мы тогда зачитались!» Русские журналы печатали переводы ее романов почти одновременно с их выходом во Франции, и они вызывали бурную полемику, в которой участвовали представители всех общественно-политических группировок тех лет. В письмах, дневниках, мемуарах русских людей 30–60-х гг. XIX в. постоянно встречаются ссылки на имя и произведения французской писательницы. И. С. Тургенев в январе 1848 г. восторженно приветствовал выход в свет понести «Франсуа-найденыш», отмечая, что она написана превосходно: просто, правдиво, захватывающе.

Популярность Жорж Санд объясняется прежде всего идеями и темами, с которыми она пришла в литературу: они были чрезвычайно актуальны для русской действительности того времени. Французская писательница, создавая образы свободолюбивых, сильных духом, мятежных героинь, утверждала мысль о необходимости изменения общественных законов, обрекающих женщину в семье на экономическое и духовное рабство. Она выступала против лицемерия современного ей института брака, отстаивала мысль, что женщина вправе сама решать свою судьбу. Критикуя пороки общества, Ж. Санд подняла голос в защиту обездоленных и предложила программу, пусть и утопическую, переустройства мира на началах добра и справедливости.

Высоко оценивая демократический и гуманистический пафос произведений Ж. Санд, В. Г. Белинский назвал ее «вдохновенной пророчицей великого будущего, энергическим адвокатом прав женщины, без сомнения, первым поэтом и первым романистом нашего времени». Свое уважение к личности писательницы, восхищение ее талантом неоднократно выказывали И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, А. И. Герцен, М. Е. Салтыков-Щедрин, Н. Г. Чернышевский, А. В. Дружинин и др. Они же признавались в том, что Ж. Санд оказала влияние на их творчество.

Весьма показателен живой интерес, который проявляла Ж. Санд к России и ее культуре. Вполне вероятно, что его пробуждению немало способствовали супруги Виардо, ее многолетние и близкие друзья. Луи, известный литературный критик и переводчик, и Полина Гарсиа, певица с мировым именем, дважды (осень — зима 1843–1844 и 1844–1845 гг.) побывали в России с гастролями Парижской Итальянской оперы. В письмах к Ж. Санд они делились впечатлениями от увиденного, рассказывали о новых русских знакомых, сообщали о широкой известности ее произведений у русских читателей.

Однако исключительная роль в приобщении Ж. Санд к русской культуре, бесспорно, принадлежит И. С. Тургеневу. С этим писателем она впервые встретилась в 1845 г. в своем поместье Ноан и после длительного перерыва возобновила с ним личные и творческие контакты в 70-е гг. Именно Тургенев познакомил писательницу с произведениями русской литературы, которые в ту пору интенсивно переводили на французский язык. В личной библиотеке Ж. Санд были книги Герцена, Пушкина, Гоголя и самого Тургенева. В своих дневниках и письмах Ж. Санд давала им высокую оценку. «Наконец смогла прочитать вчера вашего Пушкина. Это великолепно, в особенности «Скупой рыцарь»… это заслуживает быть переведенным и существовать далее, поскольку по-настоящему прекрасно», — сообщала она Луи Виардо, который совместно с Тургеневым перевел эту пушкинскую трагедию.

Свое понимание творчества Тургенева и значения «Записок охотника» для французского читателя Ж. Санд наиболее полно выразила в предисловии к очерку «Пьер Боннен» (1872): «Ни один исторический памятник не сможет раскрыть нам Россию лучше, чем эти образы, столь хорошо вами изученные, и этот быт, так хорошо увиденный вами… Вам присуща жалость и глубокое уважение ко всякому человеческому существу, какими бы лохмотьями оно ни прикрывалось и под каким бы ярмом оно ни влачило свое существование… Вы — реалист, умеющий все видеть, поэт — чтобы все украсить, и великое сердце, чтобы всех пожалеть и все понять». В 1872–1873 гг. русский писатель трижды посетил Ноан, и в своем дневнике Ж. Санд подробно описывает каждый день этих визитов, часто повторяя фразу: «Тургенев рассказывал нам интересные истории. Мы слушали его жадно». Тогда же началась их переписка, продолжавшаяся до самой смерти Ж. Санд в 1876 г.

Повесть Ж. Санд «Франсия», созданная в момент самой интенсивной творческой близости писателей (1872), обнаруживает явные признаки тургеневского влияния: это и русская тема, и отдельные персонажи, и имя главного героя Диомида Мурзакина (вспомним Константина Диомидовича Панделевского в «Рудине»). Все это могло быть подсказано Тургеневым. Сама писательница в весьма примечательной сноске указывает на один из возможных источников своей повести: «Тургенев, хорошо знающий Францию, мастерски создал образ русского интеллигента, который чувствует себя в России лишним, так как по натуре своей он француз. Перечитайте последние страницы восхитительного романа «Дмитрий Рудин».

По жанру «Франсия» — историческая повесть. Ж. Санд, тяжело пережившая поражение Франции во франко-прусской войне, Парижскую коммуну и стремившаяся противопоставить героическое прошлое бесславному настоящему, вполне закономерно обратилось в этой повести к эпохе Наполеона. Писательница воспроизводит яркую картину разгрома и бегства Наполеона из России; обозначает места, по которым пролегал путь отступающей французской армии (Плещеницы, Студенка, Березина). Соблюдая историческую достоверность, Ж. Санд описывает вторжение союзных войск во главе с Александром I в Париж 31 марта 1814 года, реставрацию Бурбонов, возвращение Бонапарта в столицу в августе 1815 г.; называет подлинных исторических деятелей того времени (князь Шварценберг, генерал Удино, Талейран, граф д’Артуа, Платов и др.); упоминает спектакли, которые шли тогда в парижских театрах.

На таком историческом фоне разворачивается трагическая история любви молодой француженки к русскому офицеру. И в этой повести писательница осталась верна главной теме своего творчества — судьбе женщины (не случайно произведение названо именем героини), ее способности и готовности к самопожертвованию во имя любви. Именно в женских образах чаще всего выражен нравственный идеал писательницы, ее позитивная программа. Эту особенность творчества Ж. Санд отмечал Золя в статье, посвященной ее памяти: «У Жорж Санд есть свой, очень типичный для нее идеал женщины — разумной и страстной, благородной и осмотрительной. Она, видимо, мечтала обновить общество через женщину; вот почему она создала образы своих воинствующих героинь, таких бесстрашных — и неизменно прекрасных».

Такова Франсия, парижская работница, потерявшая в России мать, вынужденная зарабатывать на жизнь себе и брату. Верная требованию романтической эстетики «изображать человека таким, как мне хочется, каким, по моему мнению, он должен быть», Жорж Санд идеализировала свою героиню: она умна, независима, мужественна, способна к сильному, всепоглощающему чувству. Став свидетельницей и участницей больших исторических событий, Франсия сохранила нравственную чистоту, душевную чуткость, благородство, присущие, по мысли писательницы, людям из народа. В любви она ищет прежде всего духовной близости со своим избранником, мечтает о новой, наполненной смыслом жизни.

Поначалу кажется, что все разделяет Франсию и Диомида Мурзакина: национальность, положение в обществе, ненависть патриотки к оккупанту, однако любовь способна, как считает Жорж Санд, преодолеть религиозные, сословные, имущественные и другие различия между людьми, построить мир на началах добра и справедливости. И Франсия готова пожертвовать всем ради такой любви: репутацией, уважением родных и знакомых, душевным спокойствием, будущим. «…я совершаю подлость, полюбив врага моей страны! Я знаю, что заслуживаю презрения всех честных людей… но я перенесу этот позор, если вы любите меня, потому что ваша любовь для меня — все», — говорит она Мурзакину. После его измены, отчаявшаяся, оскорбленная, с сердцем, полным ненависти к русским, которые желали унизить ее, Франсия в порыве безумия убивает Мурзакина кинжалом и через год умирает от чахотки, потому что для нее без любви жить невозможно.

В повести «Франсия» Ж. Санд стремилась передать свое видение России и нарисовать тип русского человека, каким его себе представляла. Россия в ее изображении — могучий исполин, которого еще не коснулась цивилизация, страна, чей народ порабощен деспотической властью, где «царь всесилен», «у правительства есть глаза и на затылке», где «помнят все», и малейшее неповиновение грозит изгнанием, разорением, ссылкой в Сибирь. Интересно, что в тексте оригинала встречается фраза, которую дословно можно перевести как пушкинскую «Во глубине сибирских руд» (Au fond des mines Siber). Чтобы приспособиться к таким условиям, русские, по словам Ж. Санд, выработали целую науку жизни, суть которой состоит в раболепстве перед сильными мира сего и в унижении самых слабых, науку, несовместимую с французским характером и привычками.

Интересны, хотя и небесспорны размышления писательницы о природе патриотического чувства у русских и французов, обусловленного спецификой их исторического развития и особенностями национального менталитета. Так, по мнению Ж. Санд, патриотизм русских, который она не отрицает, связан с их несвободой, страхом перед деспотической властью: «Они героичны поневоле и потому не имеют основания гордиться своими жертвами». Патриотизм более свободных французов, напротив, рождается из понимания своей значимости в историческом процессе. Чтобы придать своим рассуждениям большую убедительность, писательница приводит конкретные проявления патриотического чувства двух народов: сожжение русскими Москвы из-за ненависти к чужеземцам — «дикая, но возвышенная самоотверженность» — и сдачу французами Парижа, который «пожертвовал честью во имя человечества, поскольку видел свой долг в спасении цивилизации, оплотом которой он являлся». Такой патриотизм писательница считает истинным и достойным уважения.

На страницах повести перед читателем предстает целая галерея образов русских людей — от царя до денщика. В их обрисовке явно ощущается двойственность авторской позиции. С одной стороны, солдаты русской армии красивы, величественны, дисциплинированны, любезно обходятся с жителями, которые «с удивлением и восхищением» взирают на них. С другой — Ж. Санд не раз говорит о суровости, подозрительности, лицемерии всемогущего русского царя, желавшего играть роль «великодушного победителя», «ангела-хранителя народов» в «этой великой и жестокой комедии», предназначенной для жадных до зрелищ парижан.

Резко сатирически изображает Ж. Санд и ближайшее окружение царя, в частности, образ адъютанта Александра I, графа Огоцкого, имевшего «крестов на груди больше, чем волос на голове». Умный, образованный, храбрый, но без состояния, он своим блестящим положением при дворе обязан прежде всего поддержке женщин, ибо «в ту пору в России протекция для бедного дворянина была необходимым условием всякой карьеры». Необходимость подчиняться власти, лицемерить, плести интриги душевно состарили его, сделали злобным и мстительным. Именно он сыграл зловещую роль в трагедии Франсии.

Для Ж. Санд главный герой повести — Диомид Мурзакин, «этот прекрасный северный варвар» — истинно русский уже потому, что душой и телом предан царю, «навсегда прикован к ярму, которое в России зовется цивилизацией — к культу абсолютной власти». Он не может, полагает писательница, понять подлинные чувства французов и считает себя вправе презирать их. Побежденный Париж для Мурзакина — великолепный трофей, добыча, сулящая победителю множество наслаждений и удовольствий. Изумление и негодование вызывает у него дерзость Теодора, брата Франсии, ненавидящего русских и не желающего ничем быть им обязанным: «В России он приказал бы догнать, арестовать и жестоко выпороть простолюдина, нанесшего ему подобное оскорбление».

Полнее всего его характер раскрывается в любви. Красавец Диомид Мурзакин всегда пользовался успехом у женщин всех сословий и национальностей, но в «делах любви не руководствовался ни сердцем, ни умом» и потому не сумел по достоинству оценить силу и глубину чувств Франсии. Впервые встретив ее, умирающую от голода и ран, в белорусском местечке Плещеницы в декабре 1812 г. при отступлении наполеоновских войск, он вновь увидел ее в Париже, и ему показалось, что «никакая другая женщина не может более интересовать его. Три дня он любил исключительно ее». Но пустое тщеславие и жажда удовольствий толкают Мурзакина в объятия эгоистической и легкомысленной аристократки Флоры де Тьевр, что заставляет страдать Франсию.

Тем не менее во внешнем и внутреннем облике своего героя писательница постоянно подчеркивает первозданную мощь и силу «дикаря, которого лишь коснулась цивилизация». Грузин по происхождению, а может быть, курд или перс, как пишет Жорж Санд, он вполне мог «окунуться в полную героических приключений жизнь своих вольнолюбивых предков», но случилась война, Мурзакин отличился в сражении под Москвой и был замечен царем. О себе он говорит: «Я осторожен и смел, таков характер моего народа». Весьма любопытно оценил образ Мурзакина Г. Флобер: «Русский, естественный, натуральный человек, то, что нелегко сделать».

Проникнута глубоким лиризмом сцена смерти героя, когда его меркнущее сознание возвращается к тому, что так дорого любому человеку независимо от его национальной принадлежности — к родине, дому, матери: «…к маленькому домику на берегу полноводной реки. Он увидел луга с пасущимися стадами, узнал лошадь, на которую в детстве впервые сел верхом, услышал чей-то голос, который кричал ему: «Осторожней, дитя!» Это был голос его матери. Но вот лошадь упала, видение рассеялось… Князь ничего больше не видел и не слышал: он был мертв».

Несмотря на отдельные удачные детали, Ж. Санд в целом не удалось создать живой и убедительный характер русского человека. Возможно, не в последнюю очередь и потому, что, создавая его, она руководствовалась политическим моментом (поражение во франко-прусской войне актуализировало патриотическую тему, включающую и негативный образ врага), личными антипатиями (у нее еще в 40-е гг. под влиянием книги известного французского путешественника маркиза А. де Кюстина «Россия в 1839 году» сложилось мнение о «варварской России», «стране рабов»), литературной традицией в большей степени, чем реальными жизненными впечатлениями. Думается, Тургенев был скорее любезен, чем искренен, уверяя, что «Жорж Санд понимала нас так, как если бы родилась русскою…».

Справедливости ради необходимо отметить, что писательница не пощадила в повести и своих соотечественников, сатирически изобразив высшее парижское общество и его представителей. Так, маркизу Флору де Тьевр отличают бедность духовного мира, нравственный нигилизм, неспособность к искренним чувствам. Она «привыкла чувствовать себя влюбленной во всех мужчин, способных нравиться, не отдавая предпочтения ни одному из них, чтобы не связывать себя обязательством любить исключительно его». Бездушная кокетка, честолюбивая и алчная, маркиза более всего озабочена тем, чтобы «приятно проводить время, жить на широкую ногу, свободно делать долги, наконец занять место при каком-нибудь дворе и тем самым обрести возможность… вознести свою красоту на пьедестал».

Так же художественно убедительно выписан в повести гротескный образ «жадного до званий и должностей» маркиза де Тьевра. «Это был непривлекательный человек лет пятидесяти, невысокий, худой, подвижный, с необыкновенно черными глазами и мертвенно-бледным лицом, в парике неправдоподобно черного цвета, в черной облегающей одежде, панталонах и черных чулках, и в белоснежном жабо. В его неприметной особе поражал контраст белого и черного: настоящая сорока по оперению, трескотне и резвости».

Мастерски используя реалистический портрет, описание интерьера, язык персонажей, писательница сумела передать внутреннюю опустошенность, отсутствие убеждений и нравственных принципов, скуку существования парижского бомонда, занятого только интригами и сплетнями. На приеме, устроенном маркизом де Тьевром, Мурзакин имел шумный успех, поскольку вместо монстра, питавшегося исключительно сальными свечами (а именно так представляли себе казаков светские дамы), они увидели «офицера, который был красив, ласков, надушен, хорошо одет. Его хотелось потрогать, дать ему конфету, увезти в своей карете, показать друзьям».

Известный демократизм Ж. Санд, ее непоколебимая уверенность в том, что «в народе сила, энтузиазм, фермент будущего», позволили ей создать в повести выразительные, запоминающиеся, согретые авторской симпатией образы простых людей: парижских рабочих, ремесленников, торговцев (Антуан, папаша Муане, Теодор и др.). Именно они истинные патриоты, готовые жертвовать жизнью во имя родины. Для них появление русских в Париже — и это вполне естественно — унижение национального достоинства, трагедия народа, которому, по мнению Ж. Санд, «отказали в праве и средствах самому себя защищать», «отдали на милость победителей». Писательница увидела различие в отношении к происходящему жителей парижских предместий и аристократических кварталов. Если первые встречали союзные войска криками ненависти и гнева, угрозами, то вторые «с благодарностью и безумной радостью аплодировали падению Франции». Ж. Санд убеждена, что именно героизм народа спас страну тогда и спасет ее сейчас.

И все же, хотя в повести нашли отражение реальные исторические события и социальные конфликты времени, это прежде всего произведение о большой и трагической любви, что потребовало от писательницы и соответствующих художественных средств. Стиль романтического повествования особенно наглядно проявляется в портретах главных героев. Рисуя их внешний облик, Ж. Санд стремится полнее раскрыть духовный мир своих романтических персонажей, передать общее впечатление, которое они производят на окружающих, вызвать у читателя определенные эмоции.

Портрет Франсии свидетельствует о благородстве, искренности, серьезности ее натуры: «Бледное, тонкое, с мелкими чертами ее лицо не было образцом возвышенной классической красоты, но оставляло впечатление изящества, благородства и совершенной прелести».

Во внешнем облике Мурзакина постоянно подчеркивается «что-то странное и завораживающее, что привлекало и останавливало взгляды». Писательница также широко использует приемы романтической литературы (метафорические эпитеты, синтаксический параллелизм, повторы, глаголы, сходные по значению, но отличающиеся стилистически, риторические вопросы и восклицания) в речи своих положительных героев, особенно в момент наивысшего душевного подъема, когда она приобретает торжественный, возвышенный, патетический характер.

Таким образом, повесть «Франсия» с ее ярким историческим колоритом, захватывающим сюжетом, психологически убедительными образами опровергала мнение некоторых современных Ж. Санд критиков об упадке ее таланта в романах 60–70-х гг.

Повесть «Франсия» увидела свет в июне 1872 г. в издательстве Мишеля Леви. Впервые на русском языке под названием «Казаки в Париже» она была опубликована в 1876 г. Это был скорее ее свободный пересказ, нежели перевод, к тому же он содержал множество фактических и стилистических ошибок. В 1898 г. уже под названием «Франсия» повесть вошла в четырнадцатый том Собрания сочинений Ж. Санд, изданного в Санкт-Петербурге. Переводчик М. В. Подлесская стремилась как можно точнее передать оригинал, сохранив особенности романтического стиля Ж. Санд. Вместе с тем, видимо, по цензурным соображениям из текста перевода были исключены наиболее резкие выпады писательницы против русского самодержавия и его развращающего воздействия на нацию.

В настоящем издании повесть дается в новом переводе.

Т. Ковалева