GA 283. Сущность музыкального переживания тона в человеке

Первая лекция

Музыкальное для тех, которые размышляли о нем, всегда заключало в себе нечто загадочное в отношении эстетического подхода к нему. Музыка с одной стороны есть искусство самое понятное для души, для непосредственно–ощущающей человеческой души; с другой же стороны она доставляет трудности для тех, кто хочет понять оказываемую ею воздействие. Если мы хотим сравнить музыку с другими искусствами, то можно, пожалуй сказать следующее. Все другие искусства, собственно создает ста имеет свой прообраз в физическом мире. Например, когда скульптор создает статую Аполлона или Зевса, он тогда работает, следуя идеализированной действительности мира людей. То же относится и к живописи. Ныне в живописи хотят даже признавать только то, что непосредственно передает впечатления от окружающей действительности. Равным образом и в поэзии стараются создать отражение действительности. Но кто хотел бы приложить эту теорию к музыке, тот едва ли пришел бы к какому–либо результату. Человек должен спросить себя: — откуда же собственно, происходит образование художественного тона? к чему в мире он имеет отношение?

Тем умом XIX столетия, который в отношении искусства привнес ясные и меткие представления, был Шопенгауэр (1788-1860). Он отводит музыке совсем особое место среди всех искусств, а именно, место такого искусства, которое имеет совершенно особенную ценность в жизни людей. Шопенгауэр взял за лейтмотив своей философии следующее положение: жизнь есть злосчастье, и я стараюсь сделать её выносимой тем, что я размышляю о ней. — Во всем мире господствует — согласно представлению Шопенгауэра — бессознательная слепая воля. Она создает камень, а затем из камня — растение и т. д. и т. д., потому, что она всегда испытывает неудовлетворенность. Таким образом во всем живет тоска по чему–то высшему.

Сами люди переживают это, но весьма по–разному: дикарь, живущий со смутным сознанием, гораздо меньше чувствует неудовлетворенность воли бытием, чем человек, выше стоящий по своему развитию, последний может гораздо яснее ощутить боль существования. Тут Шопенгауэр говорит: есть еще нечто другое, что человек знает помимо воли; это — представление. Оно есть некая фата–моргана[1]; оно подобно облачному образованию или пене на гребнях волн, где находят свои отображения смутные устремления воли. В человеке воля возвышается до создания таких мнимых образов. Но когда он взирает через них на действующую в нем волю, то становится еще более неудовлетворенным чем прежде. Однако, существует средства, посредством которых человек может придти к своего рода освобождению от слепого давления воли. Одним из этих средств является искусство. Благодаря нему человек в состоянии ускользнуть от неудовлетворенности воли бытием.

Когда человек создает художественное произведение, то он творит, исходя из свого представления. Но в то время как другие представления суть просто отображения, с произведениями искусства дело обстоит иначе. Например, Зевс Фидия не возник путем изображения какого–то действительного человека. Художник тут дал сочетание многих впечатлений, из которых он удержал в своей памяти все достоинства и отбросил все недостатки. Из наблюдений над многими людьми он образовал себе некий прообраз, который нигде не осуществлен в мире природы, но разбит, рассеян в своих чертах среди многих отдельных личностей. Шопенгауэр говорит, что истинный художник в своих произведениях передает прообразы, а не те представления, которые в иных случаях имеет человек, — передает не отображение, но прообразы. Благодаря тому, что человек таким образом словно погружается в глубины творящей природы, он творит себе некое освобождение [от её давления].

Так обстоит со всеми искусствами кроме музыки. Другие искусства должны прокладывать себе путь через представление, то есть давать образы воли. А музыкальный тон есть непосредственное выражение самой воли — без вклинивания представления. Когда человек художественно творит в музыкальных тонах, он как бы приникает своим ухом к сердцу самой природы; он воспринимает волю природы и передает её в той или иной последовательности музыкальных тонов. Итак [говорит Шопенгауэр], человек тогда находится в интимном отношении к «вещам в себе», — он проникает в самую внутреннюю сущность вещеё. Как раз потому, что человек в музыке чувствует себя близким к самой сущности вещей, он и переживает глубокое удовлетворение от музыки.

Вот таким образом Шопенгауэр, исходя из своего рода инстинктивного познания, приписал музыке роль, способную непосредственно передавать сущность Космоса. Он имел своего рода инстинктивное предчувствие о действительном положении вещей. Почему музыкальное искусство может гласить всем людям, почему музыкальное искусство оказывает свое воздействие на человека, начиная с его самого раннего детства, — это становится ясным нам в том царстве бытия, где музыка имеет её действительные прообразы.

Когда музыкант сочиняет свои композиции, то он не может подражать чему–либо. Из своей души должен он извлекать мотивы музыкальных творений. Откуда он черпает эти мотивы, — это открывается в нам, если мы направим наше внимание на те миры, которые недоступны восприятиям внешних чувств. Тут нам надлежит узреть, как, собственно, устроены эти высшие миры. Дело в том, что человек в состоянии развить в себе высшие способности, заключенные в его душе и пока мест дремлющие. Подобно тому, как слепорожденному после операции становится видимым физический мир, так и у человека могут быть отверзнуты те внутренние органы, которые позволяют обрести познания высших духовных миров.

Когда человек начинает развивать такие способности, которые иначе в нем дремлют, — когда он начинает при помощи медитации и концентрации и т. д. развивать свою душу, то он ступень за ступенью продвигается вперед. И первое, что он тогда переживает, — это есть особенное преобразование его мира сновидений. Когда человек научается при медитации полностью исключать все воспоминания о мире внешних чувств и связанные с ним переживания, и если он при этом все же имеет в душе некое содержание, тогда его мир сновидений начинает приобретать все большую и большую упорядоченность. Тогда человек при пробуждении чувствует себя так, как если бы он вынырнул из некоего волнующегося космического моря. Он знает, что он теперь переживает нечто новое, — при пробуждении он как бы вышел из такого моря, образованного светом и красками, чего он еще никогда не знал в физическом мире. Все больше и больше отчетливости приобретает его сновидения. Проснувшись он вспоминает, что в этом мире света и красок были некие вещи и существа, которые отличались от предметов физического мира тем, что сквозь них можно было проходить и что они при этом не оказывали никакого сопротивления. Он научается познанию многих таких существ, стихией которых, телесность которых является краски. Это суть такие существа, которые открываются в красках, воплощаются в них. Постепенно сознание человека в отношении этого мира расширяется и он уже может при пробуждении вспомнить о том, что и сам он там как–то действовал. Дальнейшим шагом будет переживание этого мира и днем. Тогда человек постепенно научается лицезрению того, что называют астральным телом человека. Он переживает некий мир, который гораздо реальнее, чем обычный физический мир. Физический мир есть своего рода уплотнение, выкристаллизовавшееся из астрального мира. Таким способом человек обретает две ступени сознания: повседневное бодрствуюшее сознание и сновидческое сознание.

Еще более высокий ступени достигает человек тогда, когда он оказывается в состоянии преобразовать полностью бессознательное состояние глубокого сна сновидения в состояние сознательное. «Чела» или ученик научается простирать непрерывность сознания на ту часть ночи, на те части ночного сна, где отсутствует жизнь сновидений, и человек совсем ничего не сознает. Тогда он научается обретать сознание в отношении некоего мира, о котором он до того ничего не знал. Этот новый мир не есть мир света и красок, но он возвещает о себе, прежде всего, как мир музыкальных тонов. В этом состоянии сознания человек достигает способности духовного слуха, — способности воспринимать такие сочетания тонов, такие многообразия музыкальных тонов, которые неслышимы для физического уха. Этот мир называют миром Девахана.

Но не следует думать, что когда человек возвышается до слышания духовно звучащего мира, то он не сохраняет восприятия мира света и красок. Также и мир музыкальных тонов пронизан светом и красками, но они принадлежат астральному миру. Однако, исконной стихией мира Девахана является волнуюшее море музыкальных тонов. Также из этого мира непрерывности сознания человек может взять себе звучания, перенести их в физический мир и услышать их там. В основе всего что есть в физическом мире лежит тот или иной музыкальный тон. Каждое человеческое лицо представляет собой определенную совокупность деваханических тонов. Все предметы имеют в основе их существа тот или иной духовный тон, и сам человек в своей глубочайшей сущности есть такой духовный тон. На этом основании Парацельс (1493-1541) сказал: Царства природы суть буквы, и человек есть слово, составленное из этих букв.

Каждый раз, когда человек засыпает, утрачивая сознание, он сам своим астральным телом выходит из физического тела. Тогда человек пусть бессознательно, но тем не менее живет в духовном мире. На душу производят то или иное впечатление духовные звучания. А каждое утро просыпаясь человек возвращается из мира музыки сфер и, расставаясь с его благозвучием, вступает в физический мир. Как истинно то, что душа человека между двумя воплощениями имеет своим миром Девехан, так можно сказать, что душа ночью парит и живет в потоках музыкальных тонов; они суть та стихия, из которой, собственно, сотворена она сама; там, собственно находится её духовная родина.

Музыкант–творец лишь переводит в физические музыкальные тона тот ритм, те гармонии и мелодии, которые во время ночного сна были напечатлены его эфирному телу. Из духовного мира бессознательно черпает его музыкант прообразы и переводит их в физические музыкальные тона. Есть таинственная связь между музыкой, которая звучит здесь на земле и слушанием духовной музыки ночью. Когда человек освещен падающим на него светом, тогда на сиене получается его тень. Она не есть действительный человек. Так и музыка, которая создается с физическом мире, есть некая тень, некая реальная тень гораздо более возвышенной музыки Девахана Праобраз, основа музыки находится в Девахане; физическая музыка есть всего лишь отображение духовной действительности.

После того, как мы это уяснили себе, постараемся понять воздействие музыки на человека. Состав человеческого существа, согласно оккультным изысканиям, следующий: физическое тело, эфирное тело, астральное тело и Я. Эфирное тело есть эфирный прообраз физического тела. Еще более тонкое тело, которое родственно эфирному телу и вместе с тем тяготеет к астральному, есть тело ощущений. Заключенной внутри этих трех степеней телесности видим мы душу. Она связанна, прежде всего, с телом ощущений.

В теле ощущений как бы включена душа ощущающая. Она находится внутри него. Подобно тому как меч вместе с ножнами, в которые он вложен, образует некое целое, также и тело ощущений вместе с душой ощущающей составляет некое целое. Кроме того человек имеет еще душу характера или душу рассудочную, а затем, как еще более высокий член своего существа, душу сознательную; эта последняя связана с Самодухом или Манасом. Когда человек спит, он покоится в постели своим физическим телом и эфирным телом вместе с телом ощущений; более высокие члены его существа, а значит и его душа ощущающая, находятся тогда в мире Девахана.

В то время, когда человек так живет и действует в мире потоков музыкальных тонов, он сам пронизывается этими тонами. Когда он затем возвращается обратно из этого Деваханического мире, тогда его собственные душа сознательная, душа рассудочная и душа ощущающая оказываются пронизанными вибрациями деваханического мира; он имеет их в себе. Вместе с ними вступает он в физический мир. Если он принял эти вибрации, тогда они действуют так, что он может из своей души ощущений внести их в теле ощущений и в эфирное тело. Благодаря тому, что он принес с собой эти вибрации из Девахана, человек может перенести их на свое эфирное тело. Тогда начинает вибрировать его собственное эфирное тело. Само существо эфирного тела и тела ощущений основывается на духовных музыкальных тонах и на духовных вибрациях. Эфирное тело ниже чем астральное тело, но та деятельность, которую развивает эфирное тело, стоит выше чем деятельность астрального тела. Развитие человека состоит в том, что он все то, что у него есть, преобразует, исходя из своего Я: он сперва преобразует астральное тело в Манас, затем эфирное тело в Будхи, потом физическое тело в Атма. Поскольку астральное тело тоньше других, постольку требуется меньше силы для его переработки.

Сила, которая нужна для переработки эфирного тела, берется из мира Девахана, а сила для преобразования физического тела — из мира вышнего Девахана. На астральное тело можно действовать при помощи сил самого астрального мира, а на эфирное тело — только при помощи сил мира Девахана. На физическое тело можно действовать только при помощи сил вышнего Девахана.

Во время ночи человек черпает себе силу из мира потоков музыкальных тонов, — ту силу, которую он потом может перенести на тело ощущений и эфирное тело. Когда человек творит музыку или же воспринимает её, то это происходит потому, что он уже имеет её звучание в теле ощущений. При своем пробуждении утром, человек не имеет сознания того, что он ночью получил восприятия музыкальных тонов, однако, он чувствует, когда он слушает музыку, что эти впечатления духовного мира в нем есть. Когда человек слушает музыку, ясновидящий может узреть, как притекают музыкальные тона, как они вторгаются в более плотное эфирное тело и заставляют его вибрировать вместе с собой; вот почему человек имеет тогда чувство блаженства. Это происходит потому, что человек чувствует себя тогда победителем над эфирным телом, посредством своего тела ощущений. Это бывает сильнее всего тогда, когда человеку удается преодолеть то, что уже есть в эфирном теле. Оно всегда звучит снизу вверх — в астральное тело. Когда человек слушает музыку, тогда он сперва имеет впечатление в астральном теле. Затем он из своего сознания посылает услышанные музыкальные тона в эфирное тело и преодолевает те тона, которые уже есть в эфирном теле. Отсюда проистекает чувство блаженства возникающее при слушании музыки, а также и при сочинений музыки. При определенных музыкальных звучаниях нечто переходит из астрального тела в тело ощущений, которое теперь получает новые тона. Возникает своего рода борьба между телом ощущений т эфирным телом. Если эти тона настолько сильны, что они преодолевают собственные тона эфирного тела, тогда возникает радостная музыка мажорной тональности. Когда оказывает свое действие музыка мажорной тональности, тогда можно проследить как тело ощущений становится победителем над эфирным телом. При минорной тональности эфирное тело одерживает победу над телом ощущений. Эфирное тело противится вибрациям тела ощущений.

Когда человек живет в музыкальном, тогда живет он в некоем отображении своей духовной родины. В этом, подобном тени, отображении Духовного находит себе души высокий подъем — самое внутреннее отношение к первозданной стихии человека. Вот почему музыка так глубоко действует и на самые простые души. Самая простая душа чувствует в музыке отзвук того, что она пережила в Девахане. Она чувствует себя там на своей родине. Каждый раз человек чувствует тогда: да, ты происходишь из некоего другого мира.

Исходя из инстинктивного интуитивного познания, Шопенгауэр приписал музыке центральное место среди всех искусств и сказал, что человек в музыке воспринимает биение воли Вселенной.

Человек чувствует в музыке отзвуки того, что творит и живет в самом внутреннем всех вещей, — что так родственно ему самому, ибо чувственная суть самая внутренняя стихия души; иьо душа имеет в музыкальных тонах свою стихию, в которой она, собственно, и движется; так живет она в некоем мире, где больше не наличествуют телесные посредники чувствований. Праобраз музыки — в Духовном. Когда человек слушает музыку, он чувствует блаженство потому, что её звуки гармонируют с тем, что он пережил в мире своей духовной родины.

Вторая лекция

Вы видите, как весь мир, вся природа вокруг нас, делается понятным при духовно–научном способе наблюдения, и тогда нам становится все более и более ясным то, как внешние факты нашего окружения могут иметь более и менее глубокое значение для внутреннего существа человека. Сегодня мы собираемся коснуться темы: почему музыка действует на человеческую душу совершенно определенным особенным образом? — При этом мы сможем глубже заглянуть в основы души.

В качестве исходного пункта мы поставим вопрос о том, как можно объяснить случаи столь примечательного наследования определенных способностей, как это мы наблюдаем, например, в роду Бахов, где в промежутке около 250 лет появилось около тридцати членов этого рода с выдающимися музыкальными способностями. Или, вот, другой факт: в роде Бернулли сходным образом наследовались математические способности, и восемь членов этого рода стали более или менее великими математиками. Перед нами два явления, которые можно объяснить наследственностью; но тем не менее тут перед нами совершенно различные вещи.

Музыка издавна казалась тем умам, которые стремились несколько глубже проникнуть в сущность вещей, чем–то совсем особенным. Для них музыка постоянно занимала особенное положение внутри мира искусств. Попробуем стать на точку зрения Шопенгауэра. В своем сочинении «Мир как воля и представление» он говорит об искусствах, как о некоем роде познания, которое более непосредственно вводит человека в Божественное, чем это возможно для познания рассудком. Этот взгляд Шопенгауэра связан с его воззрением на мир, на все, что нас окружает, как на всего лишь человеческое представление, некое отражение чего–то. Это отражение появляется только потому, что вещи окружающего мира вызывают во внешних чувствах человека представления, и через это человек встречает во взаимоотношения с вещами внешнего мира. О том, что не может произвести никакого впечатления на внешние чувства человека, он не в состоянии знать ничего. В переводе на язык физиологии Шопенгауэр говорит о специфичности ощущений внешних чувств. Глаз может воспринимать только световые ощущения, ко всем же прочим впечатлениям он остается нечувствительным; он может воспринимать только то, что есть свет; и равным образом слух может воспринимать только ощущения звуков и т. д. Все, что человек наблюдает вокруг себя как свой мир, оказывается _ согласно воззрению Шопенгауэра _ своего рода Фата—Морганой, неким отражением окружения человека, вызываемым самой человеческой душой.

Однако, говорит Шопенгауэр, существует возможность проникнуть за эти представления. Есть одна вещь, для восприятия которой человек не нуждается ни в каком воздействии извне, и это есть сам человек. Все внешнее есть для человека всегда изменчивая, непосредственная Фата—Моргана. Только одно наблюдаем мы как неизменное и всегда остающееся тем же самим в нас, — это мы сами. Это есть наша воля; в ней мы воспринимаем самих себя и не требуется никакого окольного пути извне для того, что бы воспринять её воздействия на нас. Когда мы совершаем какое–либо действие во внешнем мире, оказываем на него свое воздействие, тогда мы ощущаем волю, — мы сами суть эта воля; потому мы знаем, что воля действительно есть. Мы знаем это из собственного внутреннего опыта и по аналогии можем заключить, что эта, действующая в нас, воля наличествует и действует также вне нас, — что вне нас должны быть силы, подобные той силе, которая действует внутри нас как воля. И эти силы Шопенгауэр называет мировой волей.

Поставим теперь вопрос: каково происхождение искусства? — Ответ на этот вопрос, данный еще в смысле Шопенгауера, гласит: искусство возникает посредством сочетания той Фата—Морганы, что вне нас, и той, что — в нас; оно возникает благодаря сочетанию их обоих. Когда художник, например, скульптор, хочет создать идеальный образ, скажем, Зевса, и озирается в поисках прообразов, то он не находит ни одного человека, который мог бы быть этим прообразом; но скульптор может охватить своим взором многих людей. Он берет немногое у одного человека, еще немногое у другого и т. д. Он запечатлевает все то могучее, возвышенное, выдающееся, что есть в них, и отсюда образует себе типичный образ Зевса подобный тому, что он несет в себе как идею Зевса. Это есть идея, возникающая в человека, и она может быть достигнута только таким путем, что то, что нам предлагает внешний мир, что к нам подступает извне, в частностях, в раздробленности, сочетается в человеке вместе.

Сопоставим эту мысль Шопенгауэра с той мыслью Гёте, которая находит свое выражение в словах: в мире природы большее значение имеют намерения. Оба, и Шопенгауэр и Гёте, полагают, что в природе существуют намерения, осуществления которых она полностью достигнуть не может, — не может полностью достичь их, по меньшей мере, в отдельных существах и вещах. Художник в своем творчестве стремится постичь эти намерения природы, схватить их и передать в образ. Отсюда становится понятным, когда Гёте говорит, что искусство есть откровение тайных намерений природы, и что художник в своем творчестве являет продолжение творчества природы. Художник воспринимает в себе мир природы, он дает ей воскреснуть в себе и затем выступить из него(в произведениях искусства). Дело обстоит так, как если бы мир природы остался незавершенным, и человеку было дарована возможность довести до конца творение природы. Она находит в нем свое завершение, свое увенчание, — она, так сказать, ликует в нем и в его произведениях.

Таким образом, в человеческой душе заключена способность додумывать до конца то, что было в намерении природы и затем выражать это вовне. Гёте видит в природе великую художницу, которая только не может полностью достичь осуществления её творческих намерений, и они поэтому встают перед нами как некие загадки. Художник, однако, разрешает эти загадки: он есть великий их разгадчик благодаря тому, что он додумывается до конца намерения природы и, исходя изнутри себя, выражает их в своих произведениях.

Это касается всех искусств, — так говорит Шопенгауэр, — но только не музыки. Она стоит на более высокой ступени, чем все другие искусства. Почему? — Шопенгауэр находит такой ответ, говоря: все другие искусства, скульптура, живопись — они должны сводить воедино различные представления прежде, чем они смогут разгадать тайные намерения природы; наоборот, музыка, мелодии, гармонии музыкальных тонов, — они суть непосредственное выражение самой природы. Музыкант непосредственно слушает биение пульса божественной Воли, пронизывающей мир; он воспринимает то, как эта Воля выражается в музыкальных тонах. Таким образом, музыкант стоит ближе к сердцу мира, чем все остальные художники; в нем живет способность передавать, выражать волю. Музыка есть выражение воли природы в то время, как все другие искусства суть выражения идей природы. Как раз потому, что музыка подступает ближе к сердцу природы, становясь непосредственным выражением валетов и падений её волн, — она и оказывает столь непосредственное воздействие на человеческую душу. Она втекает в эту душу как нечто Божественное в его различных образах. Так объясняется то, что музыка обнаруживает себя столь непосредственное, столь могущественной, столь стихийной в своих воздействиях на человеческую душу.

Теперь перейдем от этой точки зрения на возвышенное искусство музыки, какой придерживались такие значительные умы, как Шопенгауэр и Гёте, к той точке зрения, с какой освщает этот вопрос оккультизм. Тогда мы примечательным образом найдем, что исходя из того, что есть сам человек, нам становится понятным и постижимым, почему музыкальные тона, гармонии и мелодии, так действуют на него. Тут мы возвращаемся к известным нам трем состояниям сознания, которые возможны для человека, и к его связи с теми тремя мирами, к которым он принадлежит во время этих трех состояний сознания.

Итак, есть три состояния сознания, однако, только одно из них полностью знакомо обыкновенному человеку, во время же двух других он ничего не знает о себе, переживает их без того, чтобы у него осталось какое–либо воспоминание, то есть сознательное их вступление в первое, единственно ему знакомое состояние сознания. Это последнее есть то состояние сознания, которая мы обозначаем, как бодрствующее дневное сознание. Второе состояние сознания обыкновенному человеку частично знакомо; это — сон, исполненный сновидений, — тот сон, который в символической форме часто проводит перед человеком его повседневные переживания. Третье состояние сознания — это сон без сновидений, который для обыкновенного человека означает состояние пустоты.

Так, вот, Посвящение производит преобразование этих трех состояний сознания. Прежде всего изменяется жизнь сновидений. Она перестает быть хаотической, не является больше передачей повседневных переживаний в символической форме — часто сбивчивой, запутанной; но теперь человеку в сновидческом состоянии открывается некий новый мир, — мир потоков постоянно изменчивых красок; мерцающих и блистающих световых существ окружает его тогда. Это — астральный мир. Он вовсе не является каким–то новым, заново создаваемым миром; он является новым только для того человека, который доселе не мог подняться над более низким состоянием сознания, над повседневным сознанием, — на мог выйти за его пределы. Этот астральный мир есть всегда вокруг человека, постоянно окружает его. Он есть столь же действительный мир, как и окружающий нас мир внешних чувств, который является для нас действительностью. Как только человек получает Посвящение, он научается познанию этого чудесного мира. Он научается быть в нем с полным сознанием столь же ясным, как его дневное сознание — нет, даже более ясным. Он научается также познанию своего собственного астрального тела и научается жить в нем сознательно. То, что он переживает в этом новом мире, который тогда встает перед ним, есть некая жизнь и творчество по преимуществу в красочных и световых образованиях. Человек после Посвящения начинает переживать пробуждение своего сознания во время сновидческого состояния; дело обстоит так, как если бы он чувствовал себя возникшим в некоем волнующемся море потоков света и красок. И этот мерцающий свет, и эти изменчивые краски суть живые существа. Их переживание в ставшем сознательным сновидческим состоянии переносится затем во всю дневную жизнь человека с его бодрствующим сознанием; тогда он научается лицезреть эти существа также во время своей повседневной жизни.

Третьего состояния сознания человек достигает тогда, когда он оказывается в состоянии свой глубокий, лишенный сновидений, сон преобразовать в сознательное состояние. Также и теперь, тот мир, в который человек научается тогда вступить, открывается ему сначала только отчасти, но затем — все больше и больше. Если человек все дальше и дальше живет в этом мире и живет в нем все сознательнее, тогда он переживает в нем нечто очень значительное.

Видите ли, человек может придти к восприятию второго — астрального — мира только тогда, если он проходит через так называемый «великий покой». Он должен стать в себе совершенно покойным. Достижение великого внутреннего покоя, великого молчания есть предпосылка пробуждения в астральном мире. И этот глубочайший внутренний покой, внутреннее безмолвие становится все могущественнее, когда человек начинает приближаться к третьему состоянию сознания, — к тому состоянию, когда он сознательно переживает глубокий сон, лишенный сновидений. Тогда краски астрального мира становятся все прозрачнее, свет — все яснее, словно одухотвореннее. Человек тогда получает ощущение, как если бы он сам жил в той краске, в том свете, а они не были его внешним окружением. Он чувствует себя самого астральным существом внутри этого астрального мира, как бы плавая в нем и находясь сам в состоянии великого глубокого покоя, безмолвия. И вот тогда эта глубокая тишина начинает постепенно звучать, она начинает духовно звучать — начала слегка, а потом все громче и громче. Мир света и красок пронизывается звучащими музыкальными тонами. Это третье состояние сознания, в которое человек таким образом постепенно вступает, состоит в том, что красочный мир, в котором он жил как в астральном мире, начинает звучать. Это и есть Девахан, или так называемый ментальный план, который теперь выступает перед человеком. И человек вступает в тот чудесный мир через Врата великого покоя, великого молчания; из великой тишины звучат человеку музыкальные тона этого иного мира. Так он действительно встречается с деваханическим миром.

Некоторые теософические книги дают иные описания Девахана; но они основываются не на собственном опыте автора, не на их собственном переживании действительности этого мира. Например, Чарльз Ледбитер (1847-1934) дает соответствующее действительности описание астрального плана и его переживания человеком; однако, его описание плана Девахана не является верным. Это его описание есть всего лишь некая конструкция из понятий и образов, сделанная им по образу астрального плана; своих переживаний Девахана он не имел. Все описания Девахана, которые не показывают того, как из потустороннего мира начинает звучать музыкальные тона, не являются истинными и не проистекают из собственных восприятий. Деваханическому миру в особенности свойственно то, что это есть звучащий мир прежде всего. Само собой разумеется, не следует представлять себе, что деваханический мир лишен сияющих красок. Ибо астральное пронизивает собой также и деваханическое. Однако, собственно деваханическое заключается в музыкальных тонах. То, что переживалось человеком в состоянии великого безмолвия как свет, начинает теперь звучать.

На неком, еще более высоком, плане Девахана из музыкального тона возникает нечто подобное произносимому слову. Оттуда происходит всякая действительная инспирация, и в этой области бывали те авторы, которые были инспирированными. Они переживали там действительное звучание вступавших в них истин высших миров. Это вполне возможный феномен.

Так вот, мы должны себе представлять, что не только Посвященный живет в этих мирах. Разница только в том, что Посвященный переживает в сознании эти различные состояния и их изменения. В нем только вступает в сознание то, что обыкновенный человек опять и опять переживает бессознательно. Ибо также и обыкновенный человек фактически все снова и снова проходит через эти три мира, но только он нечего не знает об этом, ибо он не имеет сознания ни о самом себе, ни о своих переживаниях, когда он находится там. Тем не менее он приносит с собой нечто от воздействий, вызываемых в нем эти переживания. Когда он утром пробуждается от сна, тогда он приносит с собой из тех миров не только свежесть для своей телесности, но также и искусство. Ибо ничем иным, как бессознательным воспоминанием о переживаниях астрального мира, является то, когда, например, живописец в своих красочных тонах, красочных гармониях, которые он дает на своей картине, далеко выходит за пределы существующих красок физического мира. Где он видел эти блистающие краски, где он их пережил? Они суть плоды его астральных переживаний ночью. Лишь то волнующееся море света и красок поразительной красоты и сияющей, излучающей глубины, в котором он жил во время своего сна, дает живописцу возможность как–то передать те краски, в которых он сам жил ночью, — передать их хотя бы посредством тяжелых земных красок нашего физического мира, едва приближающихся к тому идеалу, который в нем живет, как пережитый им самим.

Итак, мы усматриваем в живописи некий отпечаток, некую тень образов астрального мира в мире физическом; и мы видим сколь величественно, сколь удивительно это может изживаться в человеке.

В мире искусства можно наблюдать удивительные вещи, которые делаются для оккультиста понятным совсем по другому, чем для обыкновенных людей, ибо он прозревает их происхождение. Я приведу тут в качестве примера две картины Леонардо де Винчи, которые висят в парижском Лувре. Одна из них изображает Вакха, а другая — Иоанна Крестителя. Обе эти картины являют зрителю одно и то же лицо; следовательно, художником для обоих картин была использована одна и та же натура. Тем не менее эти картины совершенно различны между собой, но не по внешнему сюжетному признаку, а в силу своей мистерии света, осуществляемой в них; почти исключительно на действии, передачей света. В картине, изображающей Вакха — своеобразный, переходящий в красноватое мерцание, свет, как бы изливаемый телом. Создается впечатление, как если бы тело сначала впитало в себя свет, и это гласит об изобильной телесности, знаменательной для натуры Вакха. А затем, после того как его тело как бы впитало в себя свет, оно словно изливает его обратно окрашенным плотским изобилием Вакха. Наоборот, картина, изображающая Иоанна Крестителя, отличается чистым желтоватым красочным тоном. Создается впечатление, как если бы краска только касалась тела, как если бы оно не впитывало в себя свет, позволяя ему только обрисовать формы тела, но не желая ничего принять в себя извне. Это есть совершенно бессмертная телесность, совершенно чистая, совершенно целомудренная, которая является зрителю на этой картине.

Все это понимает окультист. Но только не нужно думать, что художнику всегда более или менее понятно то, что так таинственно вложено в его произведения. Следы его астральных визионерских переживаний не нуждается в проникновении вплоть до физического сознания художника для того, чтобы жить в его произведениях. Леонардо да Винчи, верно, не знал тех оккультных законов, по которым он создавал свои картины (до этого он не доходил своим сознанием), но он следовал этим законам, исходя из своего инстинктивного ощущения.

Итак, мы видим в живописи тень, след, отпечаток астрального мира в нашем физическом мире. Наоборот, музыкант наколдовывает душу более высокий мир, он наколдовывает деваханический мир — вносит его в мир физический. Если мы где–либо оказываемся в состоянии воспринять своего рода тень, иметь предвкушение деваханического мира, то это имеет место в мелодиях и гармониях музыки, в их воздействии на человеческую душу.

Тут нам еще раз надо вернутся к существу человека. Мы находим в нем прежде всего физическое тело, затем — эфирное тело, потом — астральное, наконец — Я, которое человек впервые стал сознавать к концу атлантического периода.

Когда человек спит, тогда его астральное тело с душой ощущающей отделяется от низшего существа человека. В постели лежит физический человек, связаный со своим эфирным телом. Все другие части его существа отделяются и живут в астральном и деваханическом мире, душа воспринимает в себя мир музыкальных тонов. При своем пробуждении от ночного сна человек каждое утро фактически оказывается пронзенным музыкальным, можно сказать, морем музыкальных тонов. И если человек имеет свою физическую натуру так расчлененную, что он может следовать этим впечатлениям, полученным в состоянии сна (причем вовсе не требуется, чтобы сам он знал об этом), тогда, значит, у него — музыкальная натура. Музыкальное чувство удовлетворенности покоится ни на чем ином, как на верной согласованности тех гармоний, которые человек принес из потустороннего мира, с музыкальными тонами и мелодиями здешнего мира. Если музыкальные тона этого внешнего мира соответствуют музыкальным тонам того внутреннего мира, тогда мы получим музыкальное чувство удовлетворенности. Для искусства музыка особенно большое значение имеет взаимодействие души ощущающей и тела ощущений.

Надо вспомнить, что все сознание возникает из своего рода преодоления внешнего мира. То, что вступает в сознание человека как наслаждение, как радость, означает победу духовного над просто телесно–живым, означает победу души ощущений над телом ощущений. Для человека, пробуждающегося от сна с внутренними музыкальными вибрациями, есть возможность дать сильнее зазвучать этим тонам и таким образом смочь ощутить победу души ощущающей над телом ощущений, так что душа оказывается в состоянии почувствовать себя сильнее тела. Всегда при воздействии, оказываемом минором, можно воспринять, как вибрациях тела ощущений оказываются сильнее, тогда как при мажорном тональности сильнее вибрирует душа ощущающая и берет верх над телом ощущений. Как только вступает малая терция чувствуется печаль души, свидетельствуя о том, что тело ощущений берет верх над ней; когда же звучит большая терция, то она возвещает о победе души.

Мы можем теперь также понять то, на чем основывается глубокое значение музыки, — почему все те умы, которые знали о внутренней связи вещей, издавна отводили музыке самое высокое место среди искусств; можем понять почему и неученые люди признавали особенное положение музыки, и почему она может затронуть и заставить звучать глубочайшие струны в нашей душе.

Когда человек в океане сна и бодрствования совершает переход от физического мира к астральному миру и отсюда — к деваханическому миру, то мы усматриваем в этом отображение его перевоплощений. Когда человек, умирая оставляет свое физическое тело, то он через астральный мир восходит в Девахан. Там он находит свою собственную родину; там — его место упокоения. Потом за этим торжественным временем покоя следует обратное нисхождение человека в физический мир и, таким образом, он все снова и снова проделывает переход из одного мира в другой.

Но как свое самое собственное, ибо оно самое родное ему, человек слушает то, что принадлежит деваханическому миру. Вибрации, которые пронизывает этот мир, человек чувствует в самых глубинах своего существа, тогда как астральное и физическое он ощущает в известной мере только как оболочки. В деваханическом мире находится его прародина, и отзвуки, доходящие из этой духовной родины человека, звучат ему в гармонии и мелодиях физического мира. Они вносят в этот низший мир предощущение некоего светлого чудесного бытия; они проникают в самые глубины существа человека и вызывают в нем трепет чистейшей радости, возвышенной духовности, которые не могут быть достигнуты человеком в земном мире. Живопись обращается к астральной телесности человека, мир же музыкальных тонов гласит наивнутреннему существу человека. И поскольку человек не является еще ни в какой мере Посвященным, постольку деваханический мир — мир его духовной родины — бывает дан в музыкальном. Отсюда высокая оценка музыки всеми теми, кто предощущает это. Также и Шопенгауэр предощущает это благодаря своего рода инстинктивной интуиции, которую он выразил в своих философских формулировках.

Итак, весь мир, а прежде всего искусства становится понятным благодаря оккультизму. «В верху — все как внизу, и внизу — все как вверху». Кто понимает это изречение в высшем смысле, тот научается в вещах мира познавать ценное, а потом еще более ценное, и так постепенно научается ощущать в том, что им признано как ценное, отображение все более и более высоких миров. Тогда он ощущает также и в музыкальном отражение некоего более высокого мира.

Произведение архитектуры создается из камня, который может противостоять столетиям; оно воплощено в материи, и таким же образом, дело обстоит также с произведениями скульптуры и живописи. Они существуют во внешнем мире, они приняли внешнюю форму.

А произведения музыки должны всегда создавать заново и заново. Они приходят и уходят в волнах их гармоний и мелодий, являя образ души, которая в своих воплошениях все снова и снова должна переживать себя в непрестанном потоке уходящего времени. Глубокое воздействие, оказываемое музыкой, покоится на этом сродстве. Человеческая душа нисходит вниз из своей духовной родины, из Девахана; затем она вздымается обратно туда ввысь, — и то же происходит, — как с её тенями, — с музыкальными тонами, с гармониями. Отсюда — интимное воздействие музыки на душу. Из музыки гласят душе доходящие до нее отзвуки из её духовной родины в самом глубоком смысле этого слова. Из её прародины, из духовного мира, из этого родного мира души звучат нам свыше музыкальные тона, принося нам утешение и возвышая нас своими волнами мелодий и гармоний.

Пропуск в тексте

человек, она ничего не значит, если он не обладает музыкальным ухом; оно должно иметь особенное устройство для осуществления этой одаренности. И, вот, эта чисто телесная основа для осуществления музыкального таланта, как раз есть то, что передается по наследству от поколения к поколению. Если мы встречаем музыкальных сына и отца, и деда — это значит, что все они имели музыкальные уши. Подобно тому, как передаются по наследству от поколения к поколению физической формы человеческого тела (например, форма носа), то же происходит и со структурой уха.

Представьте себе целый ряд идивидуальностей, которые находятся в духовном мире и принесли туда с собой из предшествующего воплощения наклонность, способность к музыке, которая стремится изжить себя на физическом плане. Но что значит эта способность, если такие индивидуальности не смогут воплотиться в подходящих телах, имеющих музыкальное ухо? Им тогда пришлось бы воплотившись пройти через земную жизнь музыкально немыми, не развив, не осуществив свою музыкальную способность. Отсюда само собой разумеется, что эти индивидуальности будут чувствовать себя привлеченными к такой фамилии, члены которой наследуют музыкальное ухо. Эта фамилия внизу, на физическом плане обладает некой силой притяжения в отношении тех индивидуальностей вверху, в Девахане. Одной из них, может быть, надлежало бы пробыть в Девахане еще два столетия или даже дольше; может быть, её деваханическое время еще не истекло. Но потому, что на физическом плане находится подходящее физическое тело, эта индивидуальность воплошается уже теперь, хотя она могла бы еще пробыть в Девахане столетия два; и тогда может быть уже при следующем прохождении через Девахан, ей будет позволено возместить утраченное и пробыть в этом духовном мире соответственно дольше. Такие закономерности лежат в основе воплощения. Оно зависит не только от того, что сама индивидуальность стремится к воплощению, но также и от некой силы притяжения, которая действует на нее снизу из земного мира. Когда немецкой земле понадобился Бисмарк, подходящая индивидуальность должна была воплотиться, ибо её притягивали отношения, сложившиеся на физическом плане.

Итак, время, проводимое человеком в духовном мире, может быть сокращено или же продлено в зависимости от тех отношений, которые существуют внизу на земле и которые способствуют воплощению или же наоборот.

Теперь нам надо уяснить себе, как устроен человек, и тогда мы сможем глубоко заглянуть в его натуру. Человек имеет физическое тело, эфирное тело и астральное тело. Физическое тело является у него общим со всеми теми существами, которых называют безжизненными, а эфирное тело — общим со всеми растениями. Затем следует астральное тело, уже более сложное в своем существе, а потом Я.

Если мы точнее рассмотрим астральное тело, тогда мы встретимся с так называемыми телом ощущений. Оно является у человека общим со всеми животным миром, так что все животные подобно человеку, имеют внизу на физическом плане физическое тело, эфирное тело и тело ощущений.

В здешнем мире, внизу, человек имеет индивидуальную душу; животные же, наоборот, имеют групповую душу. Множество животных одного вида совместно имеют одну групповую душу, и если мы хотим наблюдать эту душу животных, то нам надлежит подняться в астральный план. А у человека душа находится внизу на физическом плане. У человека тело ощущений есть только часть его астрального тела. Четвертый член существа человека Я, есть то, что работает в его существе в направлении изнутри наружу.

Перенесемся теперь в далекое прошлое, в лемурийский период. Тогда произошло нечто весьма значительное. Наши предки, которые в то давнее время вели свое существование на земле, были совсем другими, чем нынешние люди. Тогда в физическом земном мире вели свое существование своего рода высшие животные, — животные, от которых ныне ничего не осталось на земле, ибо давным–давно они вымерли. У них было совсем особенное строение. Те, кого мы ныне называем высшими животными, являются их потомками, но — выродившимися потомками. И, вот, эти лемурийские существа были предками нынешних физических людей. Они имели только физическое тело, эфирное тело и тело ощущений. В то время с их существом постепенно вступало в связь Я; оно нисходило из высших миров. Животная же натура росла навстречу человеческой душе, которая спускалась к ней свыше. Итак, в направлении снизу вверх развивалось животное, а сверху вниз — спускалась душа.

Это можно сравнить со смерчем из пыли и песчинок, крутящимся на земле, а из облаков, сверху спускается навстречу ему водно–воздушный вихрь, — подобным образом соединяются животное тело и человеческая душа. Тело ощущений этого живущего внизу на земле животного постепенно развивалось настолько, что сей предок человека смог принять в себя Я.

Это Я также состояло из нескольких членов, а именно, из души ощущающей, души рассудочной и души сознательной. Это невоспринимаемое для внешних чувств тело, тело Я, спустилось вниз. Навстречу ему развивались тело физическое, тело эфирное и тело ощущений.

Когда давным–давно на земле жили существа, обладавшие физическим телом, эфирным телом и телом ощущений, то они могли бы чувствовать эти, парящие над ними Я. Но они тогда должны были бы сказать, что соеденение с Я невозможно, так как эти парящие вверху души, являбтся еще настолько тонкими духовно, что они не могут соединиться с земными грубыми телами. Однако, затем эти души вверху уплотнились, огрубели, а тела ощущений внизу сделались тоньше. Благодаря этому теперь между ними возникло своего рода сродство, и душа смогла погрузиться в земное тело. Фактически произошло то, что случается, когда саблю вкладывают в ножны: так душа ощущающая вошла в тело ощущений. В этом смысле следует понимать слова Библии: «Бог вдунул в человека дыхание, и он стал живою душою».

Но если хотят вполне понять эти слова Библии, тогда нужно сначала уяснить себе, — какие различные рода субстанции есть на Земле. Мы имеем здесь сперва твердое состояние вещества; его оккультное наименование — «земля». Затем идет второе состояние — жидкости; его оккультное наименование «вода». «Водой» называется все текучее например, также и кровь. В третьих, есть газообразное состояние; его оккультное наименование «воздух».

Потом оккультист восходит к более высоким, к более тонким телесностям. Если мы хотим это уяснить себе, то можно прибегнуть к такому опыту. Возьмем кусок какого–либо металла, например, свинца. Оккультно он есть «земля». При сильном нагревании он расплавится, потечет и станет в оккультном смысле «водой». При дальнейшем нагревании он станет испаряться и превратится в оккультном смысле в «воздух». Итак, «воздух» есть то, во что может превратиться каждое твердое тело. При дальнейшем расширении «воздуха» он делается все тоньше и тоньше и, наконец, вступает в новое состояние, оккультное наименование которого — «огонь». Это есть первое эфирное состояние. «Огонь» или «тепловой эфир» относится к «воздуху», так как «вода» относится а «земле». То состояние, которое еще тоньше состояния «огня» оккультист называет «световым эфиром». Поднявшийся еще выше, мы приходим к тому, что в оккультизме называют «химическим эфиром».

Та сила, которая может соединить, например, кислород и водород в воду, есть «химический эфир». Еще тоньше чем «химический эфир» — «жизненный эфир». Итак, согласно оккультизму мы имеем эти семь различных состояний, в которых находится субстанции. Если в какой либо субстанции есть жизнь, то она восходит к жизненному эфиру. То, что есть в физическом теле, состоит из «земли», «воды» и «воздуха» (выражаясь на языке оккультизма). А то, что есть в эфирном теле состоит из жизненного эфира. Мы имеем физическое тело и эфирное тело одновременно и соединенными и разъединенными. Эфирное тело проникает собой физическое тело; подобным же образом астральное тело проникает собой эфирное тело. Астральное может спускаться вниз вплоть до огня, но оно не может пронизать собой воздух, воду, землю. Наоборот, фиэическое тело может вознестись вплоть до огня. Это можно наблюдать при образовании пара[2], или в оккультных терминах — «воздух». В паре находится в рассеянном состоянии «огонь». Итак физическое восходит вверх вплоть до того же состояния огня; посередине находится эфирное тело.

И, вот, в лемурийское время, задолго до того, как эти семь частей человеческого существа соединились между собой, на земле были существа, которые не могли еще подняться в своем физическом теле до состояния «огня». Они не могли еще развить в себе теплую кровь. И лишь тогда, когда физическое тело оказывается в состоянии развить в себе теплую кровь, может оно присоединить к себе душу. Когда эти существа продвинулись в своем развитии настолько, что могли включить в себя с таким физическим теплом. Все те животные, которые остались потомками — последышами — тех давнишних существ, являются холоднокровными животными, как амфибии.

Это был момент величайшей важности, когда во время лемурийского периода существо, состоящее из физического тела, эфирного тела и тела ощущений, обрело теплую кровь и благодаря этому могло быть оплодотворено человеческой душой.

Затем, в ходе дальнейшего развития лемурийского перида душа и тело соприкоснулись между собой только в элементе тепла. С началом атлантического периода наступило нечто новое. Душевный элемент проник глубже в физическое тело, спустившись вплоть до «воздуха». В лемурийский период он смог дойти только до «огня», а в атлантический период Уже и до «воздуха». Это продвижение было очень важным для человеческого развития, так как отсюда берет свое начало способность человека жить, действовать в стихии воздуха. Поскольку в лемурийский период сначала существовали только холоднокровные животные, постольку тогда были только немые безголосные существа. И они должны были сперва овладеть стихией воздуха, прежде чем могли начать издавать из себя звуки. Только тогда могли появиться самые первые, самые примитивные зачатки пения и речи.

Следующая ступень развития принесет с собой то, что душа спустится и в жидкое состояние вещества. Тогда она сможет, например, сознательно управлять кровообращением в своем физическом теле. Эта ступень развития еще предстоит нам в будущем.

Тут можно возразить, что холоднокровные насекомые, ведь, тоже издают звуки; однако в отношении них не может быть речи о том, что издаваемые насекомыми _ внешней физической природы. Стрекотание сверчков, жужжание жуков суть внешние тона, — в них не звучит душа. В отношении же звуков человеческой речи дело идет о выражении в них самой души.

Как раз в атлантический период человек впервые оказался в состоянии выражать вовне, изливать свою душу в звуках. Теперь он мог отвечать изнутри себя на то, что вступало в него извне. Звуки человек воспринимает извне посредством уха и затем сам издает звуки, отправляет их в окружающий мир. Таким образом, ухо, как таковое, есть более древний по своему происхождению орган, чем гортань. Ухо и гортань находится в своем ином взаимоотношении друг к другу, чем все остальные органы. Ухо само испытывает вибрации подобно своего рода клавишному инструменту. В нем есть определенное число волокон, каждое из которых настроено на один определенный тон. То, что входит в ухо извне, оно(ухо) не изменяет или же изменяет совсем немного. Все другие органы чувств, например, глаз, видоизменяет впечатления от окружающего мира. И все другие органы чувств человека смогут только в будущем развиться до той ступени, на которой уже органический орган, стоящий ныне на самой высокой ступени развития.

Ухо находится в тесной связи с еще одним органом внешних чувств, который является еще более древним по своему происхождению, чем оно. Это, есть внешнее чувство ориентации в пространстве, то есть, способность ощущать три направления пространства. Человек больше не имеет сознания того, что это внешнее чувство заключено в нем. Это внешнее чувство находится во внутренней связи с ухом. Там, во внутреннем ухе есть три замечательных дуги, три полукруглых канала, расположенных под прямым углом друг к другу. Если они повреждены, человек утрачивает способность ориентации в пространстве. Этот орган есть последыш чувства пространства, которое является более древним, чем чувство слуха. Прежде человек воспринимал пространство так, как мы ныне воспринимаем звуки. А ныне это чувство пространства стало у человека совсем внутренним и больше не сознаваемым им. Чувство пространства дает восприятия пространства, а ухо воспринимает звуки, иначе говоря, то, что переходит из пространства во время. Отсюда можно понять, что существует некоторое сродство между способностями к музыке и к математике. Математическая способность связана с этими тремя полукружиями. Музыкально одаренная фамилия являет как свой отличительный признак, музыкальное ухо, а математически одаренная фамилия — особенное развитие трех полукружий в ухе, с чем связан талант разбираться в пространстве. Они и были, особенно развиты у фамилии Бернулли и наследовались от одного поколения к другому подобно тому, как музыкальное ухо — в фамилии Бах. И те индивидуальности, которым надлежало воплотиться, должны были для развития свойственных им способностей искать те или иные фамилии с подходящей наследственностью.

Таковы истинные взаимоотношения, существующие между физической наследственностью и душой.

Четвертая лекция

О музыке можно говорить, подходя к ней с самых разных сторон, ибо мы вступаем тут в весьма обширную область. Сегодня я хочу ограничиться тем, что скажу, какую роль играет музыка в человеческом развитии с духовной точки зрения, а также какое место она занимает в мире и где ее происхождение.

Существует много самых разнообразных воззрений на музыку, и некоторые из них имеют достаточно определенное значение. Так, например, Шопенгауэр видит в искусствах нечто такое, благодаря чему человек может придти от преходящего к вечному. Согласно его воззрению, в искусстве осуществляются прообразы, но музыка гласит человеку совсем особенным образом. Шопенгауэр вообще усматривал в мире двоякое: представление и Волю. Волю он обозначает как «вещь в себе», а представление, как отображение этой воли. Человек не может воспринимать волю непосредственно; ему доступны лишь образы, зa которыми она находится. Но эти образы не равноценны. Одни сообщают много, другие — мало. Согласно Шопенгауэру художник творит исходя из идей. Когда мы наблюдаем человека, то мы можем встретить человека безобразного, прекрасного, отталкивающего, привлекательного. Гениальный художник не передает образ какого–либо единичного человека; он извлекает из многих людей особенности и из их сочетания создает идеальный образ человека. Художник проникает вплоть до идей, и, исходя из них, творит свои образы, которые тогда особенно характерны. Так обстоит дело со всеми искусствами кроме музыки. В этой последней Шопенгауэр не усматривал никаких идей, но находит, что тут гласит нам сама «Вещь в себе». Для Шопенгауэра музыкальный тон, т. е. сформированный тон, не есть какое–либо представление, но — выражение «вещи в себе»; её непосредственной речью является музыка. Она для Шопенгауэра самым интимным образом как бы возвещает его душе наивысшее.

Воззрение Шопенгауэра оказало влияние на Рихарда Вагнера. Душа Вагнера на свой лад искала познания смысла мировой загадки. Гении ищут не понятий, — они ищут того места, где они могли бы прислушаться и верно услышать то, что гласят им Боги. Рихард Вагнер был единомышленником Гете, который рассматривал искусство, как продолжение творчества природы. В наше материалистическое время смотрят иначе. Гете прозревал в вещах и между ними то, что, стремиться выразить природа. Гете писал из Италии: Когда я так стою перед художественными произведениями, в которых живёт великое искусство, тогда я вижу, что из них гласит нечто как бы Бог. — И в 1805 году он пишет в своей книге о Винкельмане: Когда природа собирает воедино все свои силы, согласованность, пропорцию и гармонию, тогда только мы получаем переживание искусства. — Еще в другой раз он говорит: Вещи в мире природы, не вполне завершены, — дело обстоит так, как если бы за ними скрывалась некая тайна. В великом мире природы — достойны восхищения как раз намерения природы.

Их и должен явить, сотворить художник. Так, в общем чувствовал и Рихард Вагнер. Он хотел проникнуть, к прообразам вещей. Замыслы, намерения должны были у него шагать по сцене, и поэтому он нуждался также в иной, чем обыкновенная, речи для этих сверхчеловеческих образов. Поэтому Вагнер обращается к музыке, как к средству выражения.

Что же лежит в основе воззрения Шопенгауэра и оказало свое влияние на Рихарда Вагнера? Чтобы понять, что жило в этом последнем, мы должны глубоко заглянуть в существо мира, чем это мог сделать Шопенгауэр, ибо он был всего лишь философ и никак не оккультист. Мы должны попытаться понять основное положение великого Гермеса Трисмегиста[3]: «Вверху — все, как внизу». — Так Великий Посвященный повсюду усматривал, распознавая физиономическое выражение духовной сущности. За физиономией, за жестами человека, находится его душа, которая просвечивает сквозь них. Все, что есть в душе, есть и в теле. Гермес видел в душе высшее. Природа есть всего лишь некая физиономия Духа. Он усматривал в музыке художественно сформированный тон.

Слова «вверху — все, как внизу» образуют начало изречения, которое как «Tabula Smaraguina» играло выдающуюся роль в литературе, посвященной учениям Гермеса. См, книгу: Sulius «Tabula Smaragdina, ein Beitrag zur geschirhte der hermetischen literatur», Heidelburg, 1926. См. также публичную Лекцию Р. Штайнера. 16 февраля 1911 года, напечатанную в сборнике его публичных лекций в Берлине — 1910-1911 гг.

Искусство пластики считается со сходством с прообразом, также и живопись. Герои, которые расхаживают по сцене, — имеют свои прообразы. О музыке этого не скажешь. Шум водопада, чириканье птиц, не могут быть натурально переданы в музыке.

Шеллинг и Шлегель, а также и другие придерживались воззрения: архитектура есть окаменевшая музыка. Если б ее образы можно было сделать текучими, то они стали бы подобны музыке. Они не имеют никакого сходства с какими–либо прообразами. Но есть и различия: музыка гласит человеку гораздо более стихийным и непосредственным образом. Она захватывает человека и увлекает его за собой, — все равно, хочет ли он этого или же нет. От произведений других искусств можно отвратить свое внимание, — в Отношении же музыки это сделать не так легко.

Значит, прообразы музыки находятся в духовном мире? Тут нам следует опять заняться рассмотрением человеческого развития в оккультном смысле. О том, как оно протекает, я уже говорил прежде и не буду повторять сегодня, а сразу поставлю вопрос: В чем выражаются достижения того человека, который проникает, поднимается в высшие миры? Он вступает в астральный мир. Когда, он начинает лицезреть астральный мир и стоит, например, перед растением, взирая на него в целом, не входя в частности, то тогда, если ему ясно, что его физические органы больше не участвуют в восприятии этого растения, — тогда видит он как бы некое пламя, которое отделяется от растения и вздымается над ним. Так может видеть человек в астральном мире то, что словно отделяется от вещей, как их свойства. Продвинувшийся, достаточно внимательный ученик замечает теперь, когда он находится в состоянии сна, что он словно пробуждается в некоем, совсем поразительном сновидческом мире. Несутся, текут краски, пронизывая друг друга, и из этого моря красок всплывает человек.

Под руководством своего учителя, он наблюдает там, как образуются некие формы, происхождение которых не от мира сего. Впоследствии, он научается воспринимать эти красочные образования и совместно с другими вещами (земной) действительности. Для такого человека, какая–то часть ночи становится чем–то совсем другим по сравнению с прежним переживанием сна; это есть промежуточное состояние между бодрствованием и сновидением. Это есть астральный мир.

Однако, существует еще нечто высшее. Внутри этих красочных образований возникает нечто особенное. Из того или иного красочного образования звучит определенный музыкальный тон, — ученик воспринимает его пронизанность музыкальным тоном. Это значит, что человек вступил в Девахан, находится в собственно духовном мире. Если же он пребывает в астральном мире, то он не слышит никаких звучаний. Здесь царит великое безмолвие, — все возвещает о себе только через краски и свет.

А потом из этого мира красок становится слышным — сначала одна, а затем все громче и громче — некий мир, звучаний. Если человек вступил туда, тогда он переживает мир Духа. Теперь он учится пониманию того, что подразумевали великие духовные представители человечества, когда они говорили, как например, Пифагор, о «музыке сфер». Это выражение «музыка сфер», музыка свершающего свой кругооборот Солнца, — позднее пытались истолковать символически, но это — неверное толкование. Звучащее в космическом пространстве Солнце есть реальность.

Есть оккультный образ, — лицезреть Солнце в полночь. В тот миг, когда «чела» или ученик становится действительно ясновидящим он взирает сквозь землю, он лицезреет Солнце в полночь. Но еще более великим достижением является то, если он слышит как звучит Солнце. Слова Гете в прологе к «Фаусту» — Солнце звучит издревле» — не пустая фраза. «Трубы», о которых упоминает Иоанн в своем «Откровении» («Апокалипсисе»), каждый оккультист знает как некую реальность.

В теософических сочинениях встречаются ошибки, заблуждения. Например, Ледбитер верно описывает увиденный им астральный план, но его же описание плана Девахана является собственным измышлением. Правда, он описывает его, как более «тонкий» по сравнению с астральным планом, но тем не менее совсем неверно.

За нашим миром внешних чувств и за астральным миром мы имеем некий мир звучаний, деваханический мир. Все человеческие органы были созданы из этого духовного мира. У нас никогда не было бы сердца, не было бы селезенки, если бы мы не имели эфирного тела. Представьте себе сосуд с водой: вы приводите ее в круговращение и, если б вы могли сразу привести, ее тогда в твердое состояние, то вы получили бы некое формообразование. Подобным образом из астрального организма человека произошли, например, печень и мозг. Здесь опять вы находите вышний мир и нижний мир. Вещи, кажущиеся весьма отдаленными друг от друга, замечательным образом связаны между собой. Вот, пример: сердце есть непроизвольно действующий мускул, и мы, как физики, думаем, что это сердце гонит кровь. Другие же мускулы, например, мускулы руки подвластны нашей воле. И, вот оккультист никогда не скажет, что сердце есть, мол, некий мотор, который гонит кровь. Наоборот, он усматривает в самом кровообращении причину движений сердца. И он смотрит на сердце, как на такой орган, который только в будущем достигнет своего совершенства. В будущем движение крови станет подвластным произволу человека. Поэтому–то мускул сердца и выглядит так, имея строение такое же, как у произвольных мускулов. Только позднее, в будущем станет человек по своему произволу управлять деятельностью сердца, как теперь — мускулами рук. Сердце находится на особенном пути развития, что отметил однажды уже Гегель[4] (I770-I83I).

Все это связано с человеческим развитием. Возьмем три основных члена человеческого существа и его Я. Сначала человек работает бессознательно в своем астральном, эфирном и физическом телах и вчленяет в них нечто от Манаса, Будхи и Атма[5]… Все в этом мире есть как бы отпечаток духовного. Также обстоит дело и с каждым явлением культуры. То, что человек имеет вокруг себя, как духовное (сверхчувственное), он не может воспринять, но художник имеет некое переживание этого отпечатка астрального мира. Я хочу привести вам один пример того, как духовная истина может быть начарована на холсте. В парижском Лувре висят две картины Леонардо да Винчи. Одна из них изображает Иоанна Крестителя, а другая — Диониса (Вакха). При написании обоих картин, очевидно, послужила одна и та же модель. Но Вакху придан своеобразный красновато–синеватый тон человеческого тела, в то время как от тела Иоанна словно излучается золотисто–желтый тон. Так видел это художник. Дионис явлен как бы всасывающим в себя свет и затем отдающим его обратно, придав ему свой собственный красочный оттенок. Свет подступает также и к Иоанну, но он отбрасывается его телом, — отбрасывается целомудренно; он не смешивается с телом, оставаясь в своей эфирной чистоте. Все это художник только предощущал.

Художник передает, живописует астральные краски. У музыканта же в его произведениях звучит деваханический мир, проникая в наш земной мир. В гармониях сфер шествует в действительности некий деваханический Дух. Только там нет никакого чувственно воспринимаемого музыкального тона, — там есть только его прообраз. В эфирном теле человека образуется отображение этого деваханического тона. Это эфирное тело, которое человек образовал себе, пронизано вибрациями деваханического мира.

Это подвергшееся преобразованию эфирное тело человека включено в низшее тело. И это обновленное эфирное тело вибрирует и вибрирует; возникает чувство победы высшей части эфирного тела над его низшей частью. Когда возникает это чувство победы высшего эфиного тела над низшим, тогда звучит мажор. Если же высшее эфирное тело не может стать владыкой над неочищенной низшей его частью, тогда возникает такое чувство, которое вовне звучит в миноре. Благодаря мажору человек сознает, что он переживает чувство своего господства. Если же он чувствует, что более возвышенные вибрации не могут проникнуть в него, тогда он ощущает минор. Если стихию музыки захотеть включить в космический мир, тогда можно сказать, что с того момента, как в действие вступает элемент Будхи, человек может впервые сформировать художественные музыкальные тона в гармонии. В музыке заключен зачаток нового развития. В других искусствах это не вполне достижимо. В музыке заключено нечто пророческое в отношении будущего развития. Благодаря музыке обновленное эфирное тело приходит в вибрации и затем начинает вибрировать также внешнее эфирное тело.

В произведениях Моцарта, а в особенности в произведениях Россини, эти вибрации хотя и проникают в необновленное эфирное тело, но в незначительной мере. Но если вы сможете ясновидчески наблюдать слушателей «Лоэнгрина», то вы увидите, что воздействие этого произведения совсем другое. Вагнеровская музыка, возбуждает эфирное Будхи–тело настолько сильно, что имеет место его прямое воздействие на эфирное тело в целом. Таким образом, вагнеровская музыка нацелена на преобразование темперамента и его склонностей; и отсюда вы можете понять, что предвидел Вагнер и что находит свое выражение также в его сочинениях о музыке. Оккультист скажет: если человек проделал надлежащее духовное развитие и слышит «музыку сфер», то он слышит небесную музыку. Но обыкновенный человек не может туда проникнуть. Так перед человеком возникает задача напечатлеть вышний мир в физическом мире. В том, что человек создает как произведение искусства, он творит некий отпечаток духовного мира. Это ощущали Шопенгауэр и Вагнер и потому они приписывали музыке столь важную роль.

Для духовной науки настало время помочь людям придти к художественному творчеству, осуществляемому не в сновидческом состоянии, но сознательно. Я хотел попытаться разъяснить вам, почему музыка оказывает такое стихийное воздействие. В Девахане — наша духовная родина; там живет Вечное. И, если человеку здесь внизу дается нечто, происходящее из этой его Прародины, тогда он бывает захвачен этим. Вот почему так велико влияние музыки, — влияние, оказываемое ею даже на самых простых людей, которые ничего не знают о том, что именно гласит им в музыкальных тонах: «Я есмь ты, и ты — одного происхождения со мной».

(Тут был задан вопрос, запись которого не сохранилась).

Искусством создается русло для астрального и деваханического влияния на человека. Особенностью Вагнера является то, что его музыка оказывает могучее влияние на эфирное тело. Это даже немузыкальные люди. Бах был гораздо отвлеченнее; у него не было непосредственности Вагнера. Великие музыканты, собственно, все музыканты, приобрели свое дарование в прошлых воплощениях. Но тут нужно принять во внимание, что если человек далеко продвинулся в музыкальном отношении, то это вовсе не значит, что он таков же и в других отношениях, например, в моральном отношении. Человек, ведь, так многообразен. О нем нужно судить на основании того, что у него есть, а не осуждать его за то, чего у него нет. С этим последним мне так часто приходится встречаться при моих лекциях о Гете, когда убеждаешься, что люди столь охотно стараются отыскать отрицательное вместо положительного, — заметить то, чего у человека нет, а не то, что у него есть. Меня сотни раз спрашивали об отношениях Гете с фрау фон Щтеин и прочем. Я мог всегда сказать только следующее: благодаря этим отношениям появилось так много высокохудожественного, и это единственное, что меня тут интересует.

— Я держусь подобно собирателю драгоценных камней, который ищет их среди разных камешков. Он берет только драгоценные камни, а прочие оставляет без всякого внимания.