Галактика Интернет

Эпоха Интернета была провозглашена концом географии. В действительности же Интернет имеет свою собственную географию, географию, представляющую собой сети и узлы, обрабатывающие информационные потоки, генерируемые и направляемые из различных мест. Единицей является сеть, и поэтому архитектура и динамика сложных сетей являются источниками смысла и функции для каждого такого места. Получающееся в результате пространство информационных потоков — это новая разновидность пространства, характерного для информационной эры, но не являющегося не имеющим места: оно связывает между собой различные места посредством телекоммуникационных компьютерных сетей и компьютеризированных транспортных сетей. Оно переопределяет расстояния, но не отменяет географию. Новые территориальные конфигурации появляются в результате одновременно протекающих процессов пространственной концентрации, децентрализации и объединения, постоянно испытывающих воздействие со стороны меняющейся геометрии глобальных информационных потоков.

Я исследую контуры этого пространства, для начала сосредоточив внимание на географии самого Интернета. Затем я проанализирую влияние информационных и коммуникационных технологий на пространственную трансформацию отдельных городов и регионов мира. Я также остановлюсь на одном из мифов нашего времени: исчезновении рабочего места как такового, обусловленного телекомыотингом[59], обсудив ряд современных разработок, касающихся мобильности мегаполисов. Я рассмотрю некоторые возможные изменения, вносимые Интернетом в наше домашнее окружение и в наши отношения с публичным пространством. В заключение я рассмотрю социальную дифференциацию, порождаемую подобной сетевой географией.

География Интернета

Географическое измерение Интернета можно анализировать, исходя из следующих трех точек зрения: техническая география Интернета, пространствеинное распределение его пользователей и экономическая география Интернет-производства. Техническая география соотносится с телекоммуникационной инфраструктурой Интернета, межкомпьютерными соединениями, организующими Интернет-трафик (маршрутизаторами), и распределением широкополосного доступа к Сети, то есть телекоммуникационными линиями, предназначенными для передачи пакетов данных. Ряд исследователей-новаторов работают над составлением географических карт Интернета, из которых особого упоминания заслуживают Джон Квотермен, глава MIDS.com, а также работа, проводимая консалтииговой фирмой Telegeography (2000), основанной Джоном Стейплом. Чизик и Берч (2000), сотрудники Bell Laboratories, создали замечательную эволюционирующую базу данных по топографии соединений между узлами Интернета. Мартин Додж (1998—2001) (Cybergeography.com) и Таунсенд (2001) также внесли свой вклад в картографирование инфраструктуры Интернета, в то время как другие исследователи, включая Кукье (1999) и Абрамсона (2000), анализировали смысл такой пространственной конфигурации. Диаграмма на обложке оригинального издания этой книги, полученная Чизиком и Берчем, отражает топографию Интернета, базирующуюся на трассировках по состоянию на январь 2000 года. Я возьму на себя смелость отослать читателя к сайтам, перечисляемым в конце этой главы, с тем чтобы он смог при помощи прекрасных изображений получить наглядное представление о структуре и эволюции технической сети Интернета.

Эти исследования демонстрируют сложность, всепроницаемость и глобальную степень охвата инфраструктуры Интернета. Каждый из этих узлов соединяется с другим посредством ми- риада возможных маршрутов. Однако поскольку Соединенные Штаты располагают гораздо большими пропускными мощностями по отношению ко всему остальному миру, они играют главную роль в деле обеспечения связи между отдельными странами. Согласно Кукье, в 1999 году техническая структура Интернета «напоминала звезду с Соединенными Штатами в ее центральной части» (1999:53). Часто бывает так, что соединения между двумя европейскими или азиатскими городами (не говоря уже об африканских или латиноамериканских) первоначально осуществляются через какой-нибудь американский узел. Однако, согласно Telegeography, данное положение вещей постепенно изменяется по мере увеличения пропускной способности в других регионах мира, в частности в Европе. Большая часть трафика по-прежнему направляется через США, однако теперь появляются новые узлы в качестве главных маршрутизаторов. Таунсенд (2001) замечает, что зоны основных мегаполисов зависят от инфраструктуры, состоящей из сети объединенных в сети городов. В общем, если говорить техническим языком, инфраструктура Интернета является глобальной по своему охвату, однако территориально неоднородной в том, что касается пропускной способности. По мере того как межрегиональные различия идут на убыль, зависимость от Соединенных Штатов постепенно заменяется технической зависимостью от соединения с крупной широкополосной сетью сетей, связывающей между собой основные мегаполисы земного шара, при этом главные узлы по-прежнему в основной своей массе продолжают располагаться в Соединенных Штатах.

Что касается географии пользователей, то диаграммы 8.1 и 8.2, составленные Мэтью Зуком на основании обследований NUA, демонстрируют крайне неоднородное территориальное распределение Интернета в сентябре 2000 года как по числу пользователей, так и по степени проникновения в отношении численности населения каждой из стран. Так, Северная Америка с ее 161 миллионом пользователей являлась доминирующим регионом мира, а вместе с 105 миллионами европейских пользователей она концентрировала основную массу из общего числа — 378 миллионов — пользователей Интернета, что резко контрастировало с картиной распределения населения по планете. К примеру, на азиатско-тихоокеанским регион, где сосредоточено свыше двух третей населения земного шара, приходилось только 90 миллионов пользователей, или примерно 23,6% от общего их числа; Латинская Америка имела лишь около 15 миллионов пользователей; Средний Восток - 2,4 миллиона; Африка — 3,1 миллиона, большинство из которых приходилось на Южную Африку. Что же касается плотности использования Интернета, то здесь Скандинавия, Северная Америка, Австралия и, что представляется довольно любопытным, Южная Корея явно опережали все остальные страны. За ними шли Великобритания, Нидерланды, Германия, Япония, Сингапур, Тайвань, Гонконг и страны Южной Европы. Со значительным разрывом от них следовали остальные государства Азии, Латинской Америки, Среднего Востока, а в самом конце, Африка.

Диаграмма 8.1. Распределение пользователей Интернета и уровень «подключенное™» но странам мира (по состоянию на сентябрь 2000 года) Источник информации: Zook (2001 а)

Диаграмма 8.2. Распределение пользователей Интернета и уровень «подключенное™» по странам Европы (по состоянию на сентябрь 2000 года) Источник информации: Zook (2001а)

В девятой главе я подробно останавливаюсь на причинах такого дифференцированного распространения Интернета. Однако при изучении его географии необходимо подчеркнуть, что использование Интернета сильно дифференцировано в территориальном отношении вследствие неоднородного распределения технической инфраструктуры, богатств и образования по планете. Эта географическая схема с течением времени претерпевает изменения. Так, например, согласно данным NUA, при первых глобальных исследованиях использования Интернета в конце 1996 года оказалось, что из общего числа в 45 миллионов пользователей на Северную Америку приходилось 30 миллионов, еще 9 миллионов — на Европу, а на весь остальной мир — оставшиеся 6 миллионов (большинство из них — в Австралии, Японии и Восточной Азии). Использование Интернета распространяется быстрыми темпами, однако подобное распространение происходит согласно пространственной схеме, которая ведет к фрагментации его географии в соответствии с богатством, технологическим уровнем и властью: это новая география развития.

Внутри отдельных стран также имеют место значительные пространственные различия в распределении использования Интернета. Первыми идут городские регионы (как в развитых,так и в развивающихся странах), в то время как аграрные области и небольшие города существенно отстают в том, что касается доступа к этой новой среде, — факт, ставящий под серьезное сомнение футурологический образ «электронного коттеджа», о работе и проживании в сельской местности. Запаздывание в распространении Интернета в аграрных зонах было отмечено в Соединенных Штатах, в Европе и еще в большей степени — в развивающихся странах, К примеру, в Китае на три крупнейших города — Пекин, Шанхай и Гуанчжоу, согласно данным исследования NUA, проведенного в сентябре 2000 года, — приходилось около 60% пользователей Интернета. Напротив, степень проникновения для всей страны в целом оставалась на уровне менее 2% от численности населения. Что касается городских регионов, то там крупные мегаполисы, и в частности наиболее важные города — осваивают Интернет самыми быстрыми темпами и в наиболее широких масштабах. Однако встречаются и исключения из правила в тех странах, где городская структура носит децентрализованный характер, таких как Германия, где Мюнхен, Берлин и Гамбург осваивают Интернет быстрее, или США, где такие динамичные районы, как Остин и Сиэтл, на ранней стадии являлись более активными пользователями Сети, нежели более старые промышленные центры типа Чикаго или Филадельфии. Тем не менее в целом существует строгая корреляция между доминированием мегаполисов и ранним освоением Интернета. Таким образом, распространение Интернета во времени и пространстве происходит неравномерно, посредством последовательно присоединяемых слоев, что может найти свое отражение в разнообразии социальной географии в будущем.

Однако, в то время как использование Интернета, согласно ожиданиям, в ближайшие годы будет и дальше расширяться (по крайней мере, в наиболее развитых странах и в мегаполисах развивающихся стран), сейчас появляется более избирательная экономическая география, связанная с производством Интернета. При этом, естественно, подразумевается производство Интернет-оборудования и разработка соответствующих технологий. Силиконовая долина и ее глобальные сети вместе со всемирной сетью Ericsson с центром в Швеции, всемирной сетью Nokia с центром в Финляндии, всемирной сетью NEC с центром в Японии и, возможно, еще несколькими сетями, организованными вокруг могучих корпораций доинтернетовской эпохи (ATT, IBM, Microsoft, Motorola, Phillips, Siemens, Hitachi), продолжают концентрироваться в немногих инновационных средах, на технологическом ноу- хау которых большей частью и основывается Интернет. В самом деле, компания Cisco Systems, контролирующая свыше 80% рынка сетевых маршрутизаторов, планировала к концу 2000 года построить огромный кампус в Долине койотов вблизи от Сан-Хосе (район Силиконовой долины), способный обеспечить жильем 20 тысяч работников в дополнение к уже работающим на Cisco в этом районе нескольким тысячам человек, в результате чего большая часть ее глобальной рабочей силы окажется сконцентрированной на участке размером лишь в несколько миль.

На фоне быстрого роста новых центров, ориентированных на Интернет технологических инноваций (например, Остина и Денвера-Боулдера), вся география связанных с Интернетом аппаратных средств в целом строго следует модели, идентифицированной несколько лет назад Питером Холлом и мною в нашем исследовании мировых технополисов (Castells and Hall, 1994): плотная пространственная концентрация крупных компаний и передовых инновативных старт-апов, а также их поставщиков, происходящая в нескольких технологических узлах (как правило, на периферии больших мегаполисов), поддерживающих связь друг с другом посредством телекоммуникаций и воздушного транспорта. Высокоселективная концентрация в мегаполисах плюс глобальная сеть вместо недифференцированного пространственного распределения. Аналогичной пространственной модели, по-видимому, следуют производители программного обеспечения Интернета, медиаслужбы Сети и Интернет-провайдеры. Однако зоны мегаполисов, давшие приют ведущим фирмам, являются отражением различий в происхождении таких компаний (к примеру, Вашингтон, ставший «домом» для AOL, или Сиэтл — колыбель Amazon). Yahoo!, е-Вау, e-Trade и еще Целый ряд лидеров индустрии раннего Интернета появились в результате отпочкования от предпринимательских сред Силиконовой долины и Сан-Франциско.

Тем не менее, как я это подчеркивал в третьей главе, посвященной электронному бизнесу, представление об индустрии Интернета как о состоящей исключительно из Интернет-производителей, компаний-разработчиков программного обеспечения, Интернет-провайдеров и Интернет-порталов было бы слишком ограниченным. Коммерческий Интернет — это не только компании Всемирной паутины, это и компании во Всемирной паутине. Следовательно, нам необходимо произвести оценку географии контент-провайдеров Интернета в целом, то есть доменов Интернета любого вида, которые производят, обрабатывают и распространяют информацию. Поскольку информация представляет собой главный продукт информационной эпохи, а Интернет является основным средством получения и распространения такой информации, экономическая география Интернета в целом—-это география контент-провайдеров Интернета.

Мэтью Зуком была проведена наиболее скрупулезная (на сегодняшний день) аналитическая работа по картографированию контент-провайдеров Интернета и определению их пространственного распределения по земному шару для отдельных стран, областей и городов с 1996 по 2000 год (Zook, 2000а, 2000b; 2001а, 2001b). В ходе этой работы он создал базу данных, определяющую местонахождение случайной выборки Интернет-доменов на основе их регистрационных почтовых адресов согласно методике, с которой можно ознакомиться на его сайте (см. Приложение в конце этой главы). Он также составил карту первой тысячи наиболее популярных сайтов (ранжированных Alexa.com), определенных по числу обращений (хитов) пользователей, и распределил их по числу web-страниц, к которым обращались за справкой. На диаграммах 8.3—8.6 показано распределение контент-провайдеров Интернета, определенное по местонахождению доменных адресов, во всем мире в целом, в Европе, в Соединенных Штатах и в городе Нью-Йорке по состоянию на июль 2000 года. Зук под считал количество доменов в мире и в каждой стране, а также плотность доменов путем нормирования по населению для каждой страны и по числу предприятий для коммерческого Интернета в Соединенных Штатах. Используя данные таблиц, полученных им на основании своей выборки за июль 2000 года (которые, простоты ради, здесь не приводятся), он установил, что на Соединенные Штаты приходится львиная доля Интернет-доменов, составляющая порядка 50% от общего их числа, после чего идут Германия (8,6%) и Великобритания (8,5%). Посредине списка располагаются Канада (3,6%), Южная Корея (2,5%) и Франция (2,1%); все остальные страны имеют показатели меньше 2%.

В результате нормирования по численности населения доминирование развитых стран мира становится еще более впечатляющим: 25,2 домена на 1000 человек в США и 0,5 — в Бразилии, 0,2 — в Китае и 0,1 — в Индии. Что касается Европы, то она демонстрирует значительную внутреннюю разнородность: на самом верху находятся Швейцария, Дания, Финляндия и Нидерланды с более чем 15,0 доменов на 1000 жителей, внизу — страны Южной Европы (к примеру, у Испании это отношение равняется 3,4, и на нее приходится лишь 1% от общего числа мировых доменов). Показательным здесь является пример Японии с всего лишь 1,6% от общего количества мировых доменов и отношением домены/численность населения только лишь 1,7 на 1000 человек, однако ситуация тут, по-видимому, будет быстро меняться по мере расширения масштабов деятельности компании Do-Co-Mo.

Представленные данные показывают, что имеет место ярко выраженная концентрация доменов по отдельным странам с явным доминированием здесь Соединенных Штатов. Эта концентрация намного превышает концентрацию пользователей Интернета, что свидетельствует о все увеличивающейся асимметрии между производством и потреблением Интернет-контента. При этом США производят его как для себя, так и для других, а развитые страны — для всего остального мира, если не принимать во внимание Японию, которая потребляет много больше, чем производит. Интересный случай — Южная Корея, поскольку она демонстрирует одну из самых высоких в мире степеней распространения как по части производства, так и по части потребления Интернет-контента. И хотя каких-либо удовлетворительных объяснений этого корейского феномена пока что нет, южно- корейскую аномалию следует рассматривать в качестве примера, предостерегающего от поспешной, необдуманной интерпретации причин, объясняющих отставание Японии в поставках онлайновой информации.

Полученные результаты следует интерпретировать во временной перспективе. В 1997 году, по данным Квотермана, 83% всех доменов фирм-дот-комов располагались в США, при этом на Соединенные Штаты, Канаду и Великобританию приходилось 90% таких доменов. В январе 2000 года эти показатели уменьшились до 67 и 74% соответственно (не забывайте, что база данных Зука относится ко всем доменам, а не только к дот-комам). Таким образом, налицо тенденция к более широкому распространению коммерческого обеспечения Интернет-контента. Правда, такое географическое распространение начинается при весьма высоком уровне пространственной концентрации в нескольких странах, чье доминирование в области производства и распределения контента будет ощущаться в течение продолжительного периода времени. Кроме того, многие из контент-провайдеров проникли на иностранные рынки вместе со своим профессиональным опытом и капиталом (к примеру, Yahoo! в 2000 году являлся наиболее широко используемым порталом в Европе).

Диаграмма 8.3. Общее число доменов com, org, net и доменов стран по городам мира (по состоянию на июль 2000 года) Источник информации: Zook (2001а)

Диаграмма 8.4. Общее число доменов com, org, net и доменов стран по городам Европы (по состоянию на июль 2000 года) Источник информации: Zook (2001а)

Диаграмма 8.5. Общее число доменов com, org, net и доменов стран по городам США (по состоянию на июль 2000 года)Источник информации: Zook (200la)

Диаграмма 8.6. Распределение доменов com согласно почтовым индексам о мегаполисе Нью-Йорка (по состоянию на июль 2000 года) Источник информации: Zook (2001a)

Доминирование США становится еще более впечатляющим, будучи измеренным количеством наиболее популярных сайтов и просмотренных страниц. В 2000 году на Соединенные Штаты приходилось 65% из первой тысячи наиболее популярных web- сайтов и 83% от общего числа страниц, просмотренных пользователями Интернета. И здесь снова проявился удивительный феномен Южной Кореи, занявшей второе место после США по доле просмотренных страниц, — дань высокому уровню использования корейского Интернета корейцами. На Южную Корею приходится всего лишь 5,6% от общего числа просмотренных страниц, однако этот показатель намного превышает уровень в 2,9% в Великобритании или 1,1% в Германии. А поскольку Япония также больше преуспела по части наиболее популярных web-сайтов и просмотренных страниц, нежели в поставках контента, можно сделать вывод, что наличие языкового барьера в обеспечении доступа к англоязычным сайтам благоприятствует использованию национального Интернет-контента.

Полученные Зуком результаты позволяют также провести анализ местонахождения Интернет-доменов по отдельным городам при помощи базы данных для 2500 городов мира. Результаты этого исследования оказались весьма показательными. В январе 2000 года на первые пять городов, в которых проживает 1% населения мира, приходилось 20,4% Интернет-доменов. Первые пятьдесят городов всего лишь с 4% жителей нашей планеты представляли 48,2% доменов, а на первые 500 городов с 12,4% населения приходилось 70% Интернет-доменов. При этом в период с 1998 по 2000 год концентрация доменов для первых пяти городов возросла на 2,7%, а для первых десяти — на 1,3%. Данное явление оказывается прямо противоположным феномену распространения Интернета из его первоначального источника. Другими словами, обеспечение Интернет-контента во все большей степени становится явлением мегаполисов.

Где же располагаются такие концентрированные сгустки Интернета? Согласно данным Зука, в январе 2000 года семнадцать из первых двадцати городов из рейтинга Интернет-доменов находились в Соединенных Штатах. Наибольшая их концентрация имела место в районе Большого Нью-Йорка (CMSA)!, за которым следовали Большой Лос-Анджелес (CMSA) и Сан-Франциско — Окленд — Сан-Хосе. Лондон в этой классификации шел четвертым, Сеул — седьмым и Гонконг -— девятнадцатым. Внутри отдельных стран действует общее правило мегаполисной концентрации Интернет-доменов, в частности в зонах крупнейших метрополий. Так, например, на Лондон приходится 29% всех британских доменов, что представляет собой максимальную плотность для Великобритании в сравнении с числом ее жителей. Доминирование Лондона в производстве Интернет-контента было также подтверждено проведенным Доджем и Шиодэ (2000) исследованием «недвижимости» Интернета в Великобритании, основанном на определении пространственного распределения 1Р-адресов, При этом в верхний слой географии британского Интернета входили также Бирмингем, Кембридж, Оксфорд и Ноттингем. Во Франции на Париж приходилось 26,5% Интернет-доменов. В Испании Мадрид и Барселона представляли свыше 50% доменов Сети. Стокгольм сконцентрировал большую часть поставок Интернет-контента в Швеции, равно как и Хельсинки в Финляндии и Копенгаген в Дании. Лишь Германия имела децентрализованную систему поставок контента, при этом на Берлин, Мюнхен и Гамбург, опережавшие другие области, приходились сравнительно низкие процентные доли такой концентрации. Данный факт является отражением плоской иерархии германской городской системы, наводя на мысль, что производство Интернет-контента приспосабливается к ранее существовавшей мегаполисной структуре, а не меняет ее. Однако, когда размещение доменов было соотнесено с численностью населения, на самом верху европейской классификации оказались Цюрих и Мюнхен, что является отражением роли Цюриха в финансовой сфере и роли Мюнхена в области высоких технологий и медиа-индустрии. В Соединенных Штатах имеет место подавляющее превосходство мегаполисов в поставках Интернет-контента при наличии весьма концентрированной структуры в верхней части такой классификации. С точки зрения количества Интернет-доменов Нью- Йорк, Лос-Анджелес и Сан-Франциско/Силиконовая долина намного опережают остальные города. С добавлением к ним четвертой и пятой по величине областей (Сиэтла и Вашингтона) оказывается, что на эти регионы приходится 18,7% всех мировых доменов и 38,1 % из первой тысячи самых популярных в мире сайтов, а также 64,6% просмотренных страниц первой тысячи сайтов. В противоположность этому все остальные города США представляли лишь 27% топ-сайтов мира и 16,9% просмотренных страниц. Другими словами, концентрация контент-провайдеров Интернета в Соединенных Штатах фактически отражает их концентрацию в нескольких мегаполисных зонах, и в частности на самом верху этой иерархии метрополий, образуемой Нью-Йорком, Лос-Анджелесом, Сан-Франциско, Сиэтлом и Вашингтоном.

Определив специализацию этих регионов в обеспечении Интернет-контента с нормированием по численности населения и количеству предприятий, мы получаем новую иерархию, в которой район залива Сан-Франциско находится на первом месте,Лос- Анджелес — на третьем, а Нью-Йорк — на четырнадцатом, при этом высокое положение в данном списке занимают менее крупные регионы, отличающиеся высокой активностью в обеспечении услугами Интернета. Это касается Прово-Орема (штат Юта), Сан-Диего и, разумеется, Лас-Вегаса (азартные игры, порнопродукция, туристическая информация). Важным моментом в таком анализе представляется то обстоятельство, что иерархия доменов на самом деле не повторяет картину распределения населения Соединенных Штатов. К примеру, район залива Сан-Франциско намного превосходит Чикаго и по абсолютному количеству доменов, и в том, что касается специализации. Сан-Франциско характеризуется вдвое большим числом доменных имен на одну фирму, нежели Чикаго, Филадельфия, Даллас или Хьюстон.

Наконец, обращаясь к внутренней структуре мегаполисных зон, Зук обнаруживает высокий уровень концентрации Интернет-доменов в отдельных районах. Так, например, в Саи-Фран- циско чрезвычайно высока концентрация контент-провайдеров в районе Саут-оф-Маркет. Что касается Нью-Йорка, то диаграмма 8.6 демонстрирует наличие высочайшей концентрации на Манхэттене и внутри Манхэтгена в нескольких из его районов: в так называемой Силиконовой аллее, находящейся на краю Манхэттена, и в южной части Центрального парка, в Ист-Сайде. В Лос- Анджелесе также имеет место пространственное сосредоточение контент-провайдеров в нескольких зонах, в частности вокруг Санта-Моники, в коридоре Вентура-Фривей и долине Сан-Габриэль.

Таким образом, как показывает проведенное исследование, обеспечение Интернет-контента, идентифицированное по доменным адресам, осуществляется согласно модели высокой пространственной концентрации. Этот предположительно ничем не ограниченный вид деятельности отличает более высокий показатель местоположения по сравнению с большинством других отраслей промышленности. Такая деятельность концентрируется в нескольких странах; она в подавляющем числе случаев имеет место в зонах мегаполисов, и в частности в ряде богатейших метрополий мира; обычно (но не всегда) она сосредоточивается в крупнейших мегаполисах каждой из стран; она концентрируется в немногих ведущих мегаполисах каждой из стран, отличающихся высокими уровнями специализации в тех областях, которые послужили основой для коммерческого Интернета; наконец, она сосредоточивается в определенных областях и районах внутри мегаполисных зон. География контент-провайдеров Интернета характеризуется тем, что виртуальное пространство занимает очень небольшое физическое место. Почему это происходит?

Зук занимался изучением данного вопроса в Соединенных Штатах, прибегнув как к статистическому анализу, так и к исследованию конкретных ситуаций. Можно говорить о трех гланных причинах. Первая имеет отношение к мегаполисной структуре информационной экономики. Интернет-домены связаны с организациями, производящими информацию. Крупные пространственные скопления таких организаций, специализирующихся в области передовых сервисных услуг, финансов, медиа, развлечений, образования, здравоохранения, техники и т. п., располагаются преимущественно в зонах мегаполисов, и в частности в таких городах, как Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Вашингтон. Таким образом, пространственное распространение Интернета следует не схеме распределения населения, а концентрации мегаполисов информационной экономики. Однако такой ответ является не единственным, поскольку основные производящие информацию центры, например район Чикаго, в иерархии контент-провайдеров Интернета занимают довольно скромные места.

Вторая причина имеет отношение к связи с уже существующей средой технических инноваций, служащей источником ноу- хау новых технологий, и с сетью поставщиков, которые способны оказать поддержку новым предпринимательским инициативам. Сказанное справедливо для района залива Сан-Франциско, Сиэтла, Сан-Диего, Денвера-Боулдера, а также для целого ряда центров высоких технологий, относящихся к новой волне революции в области информационных технологий. Однако такой ответ лишь частично объясняет феномен Нью-Йорка — крупнейшего средоточия контент-провайдеров Интернета в 2000 году. Нью-Йорк был построен на опыте проектирования, накопленного в сфере медиа, рекламы и искусства, однако его собственная технологическая база весьма незначительна. Зук установил, что главным недостающим звеном, способным объяснить заметную роль и Нью-Йорка, и Сан-Франциско в деле поставок Интернет-кон- тента, является пространственная структура индустрии венчурного капитала, включая и местную версию «инвесторов-ангелов» (Zook, 2001а).

Венчурный капитал играет весьма существенную роль в финансировании инноваций и предпринимательства в экономике Интернета, как я продемонстрировал это в третьей главе. Венчурные капиталисты поддерживают весьма тесные связи с начинающими Интернет-компаниями. Они сотрудничают с этими компаниями на еженедельной основе, они опекают и консультируют их, они являются частью того же самого рабочего процесса (Gupta, 2000) . Другими словами, венчурный капитал — это неотъемлемый компонент индустрии Интернета. И география венчурного капитала отличается высоким уровнем концентрации. В конце 1950-х годов, на первом этапе революции в микроэлектронике, он был сосредоточен в районах Сан-Франциско и Бостона, хотя базирующиеся в Нью-Йорке инвестиционные банки всегда и везде являлись основным источником капитала (к примеру, микроэлектронная компания, символическая для Силиконовой долины, — Fairchild Semiconductors — была основана с привлечением капитала нью-йоркских инвесторов). А в 1990-х годах Нью-Йорк стал главным действующим лицом в индустрии поставок Интернет-контента (вместе с Лос-Анджелесом; и тот и другой финансировались венчурным капиталом). Такое пространственное распределение венчурных фондов объясняется двумя разными причинами, Значительная часть венчурного капитала была обязана своим происхождением промышленности высоких технологий и инвесторам, которые благодаря этой промышленности заработали немалые деньги, хорошо знали ее и были готовы рискнуть, полагаясь на инсайдерскую информацию (при этом нередко здесь имела место финансовая поддержка за счет внешних инвестиций, в частности из Нью-Йорка). Тем не менее инсайдерская информация оказалась весьма важным элементом в деле развития динамичного и богатого сектора венчурного капитала в районе залива Сан-Франциско.

Совсем иной характер имел процесс, в результате которого Нью-Йорк стал центром обеспечения Интернет-контента. Фирмы Уолл-стрита на примере Силиконовой долины узнали, сколь выгодны могут оказаться инвестиции в новые технологии. Из их состава были выделены специализированные подразделения для изучения имеющихся возможностей в то время, когда лавинообразно развивавшаяся предпринимательская культура Нью- Йорка раскрывала потенциал Интернета в его культурном и коммерческом измерении. Конвергенция нью-йоркской информационной экономики, нью-йоркских денег, нью-йоркских медиа, нью-йоркского искусства и нью-йоркской деловой смекалки дали начало Силиконовой аллее и т. п., тем самым как бы заново создавая нью-йоркскую экономику. География Интернет-производства — это география культурного новаторства. География, которая, как показал Питер Холл (1998), исторически базировалась в главных городских центрах мира и которая основывается на них и поныне.

Эпоха Интернета: урбанизированный мир беспорядочно растущих мегаполисов

Один из основных мифов футурологии в отношении эпохи Интернета — это миф об отмирании городов. Зачем сохранять эти нескладные, перенаселенные, отвратительные создания из нашего прошлого, когда мы располагаем технической возможностью работать, жить, общаться друг с другом и весело проводить время на вершинах наших гор, в нашем тропическом рае или в нашем маленьком домике в прерии? И все же, когда вы будете читать настоящую книгу, наша голубая планета, возможно, перейдет порог, за которым 50% населения мира будут проживать в городах (в сравнении с 37% в 1970 году) и, согласно прогнозам, около двух третей жителей Земли к 2005 году полностью урбанизируются. Африка южнее Сахары, наименее урбанизированный регион мира, демонстрирует самую высокую скорость роста городов (5,2% в год па протяжении 1975—1995 годов), так что к 2020 году 63% ее жителей, вероятно, будут проживать в городах В 1998—1999 годах Западная Европа была урбанизирована на 82%, Россия — на 75% и США — на 77%. В 1996 году Япония и Корейский полуостров были урбанизированы на 78%, Бразилия — на 80%, Юго-Восточная Азия — на 37% и Пакистан — на 35%. Китай с его 30% в 1996 году и Индия с 28% — в 1998 году все еще в целом оставались аграрными странами; на них приходится свыше трети населения мира. Однако, согласно прогнозам, городское население Индии с 1996 по 2020 год должно чуть ли не удвоиться, увеличившись с 256 до 499 миллионов человек.

А городское население Китая, как ожидается, будет расти еще быстрее, увеличившись с 377 миллионов в 1996 году до 712 миллионов в 2020 году, что составит более половины прогнозируемой общей численности населения Китая. По всей вероятности, XXI век увидит уже в основном урбанизированную планету, жители которой во все большей степени будут концентрироваться в крупнейших мегаполисах, оставляя остальную территорию Земли малонаселенной.

На исходе тысячелетия в богатых странах доля проживавших в районах, насчитывавших свыше одного миллиона человек, составляла 30%, в таких же крупных метрополиях проживала треть всех латиноамериканцев. Более того, статистические категории здесь способны ввести в заблуждение, ибо функциональные пространственные поселения, где проживают люди, охватывают гораздо большее число жителей, связанных между собой посредством скоростных транспортных систем, которые сокращают расстояния и предоставляют нам возможность пребывать в каком-нибудь важном узле экономической и общественной жизни, не находясь вблизи от какого-то из ее центров. Вся планета сейчас перестраивается вокруг гигантских мегапо- лисных узлов, которые поглощают все возрастающую долю городского населения, представляющего большую часть населения планеты.

Но каким образом все это связано с Интернетом? Во-первых, то, о чем я вам только что рассказал, прямо противоположно официальной теории футурологов Интернета. В середине 2000 года я ознакомился с высказываниями одного из весьма авторитетных представителей торговли, который в очередной раз предсказал отмирание городов, заявив при этом, что Интернет дает превосходный шанс для аграрных регионов мира, например Южной Америки (которая, естественно, уже была к тому моменту процентов на 80 урбанизирована). Таким образом, действительные данные по пространственному распределению поселений — полезное напоминание о реальностях нашего мира при попытке определить пространственное измерение Интернета... Однако, во-вторых (и это представляется более важным), Интернет фактически является технологической средой, допускающей возможность одновременного протекания процессов концентрации мегаполисов и организации глобальной сети. Сетевая экономика, использующая в качестве своего инструмента Интернет, — это экономика, основывающаяся на весьма крупных, связанных друг с другом мегаполисных регионах. И я сейчас это объясню.

В то время как наша экономика и общество строятся на децентрализованных сетях взаимодействия, пространственная модель поселений характеризуется беспрецедентной территориальной концентрацией населения и видов деятельности (Borja and Castells, 1997). Почему так происходит? Почему зоны городов и мегаполисов продолжают увеличиваться в размерах с одновременным усложнением своей структуры,несмотря на расширение технических возможностей работы и дистанционного взаимодействия? Основная причина этого — пространственная концентрация работы, приносящих доход видов деятельности, сферы услуг и возможностей для развития личности в городах, и в частности в крупнейших мегаполисах. То есть, с одной стороны, поскольку рост производительности труда в передовых секторах экономики и кризис в сельскохозяйственной и добывающей промышленности обусловливают сокращение числа рабочих мест в аграрных областях и экономически отсталых регионах, тем самым становясь причиной новых волн миграции из села в город. С другой стороны, мегаполисы становятся средоточием видов деятельности, создающих более высокую стоимость как в производстве, так и в сфере услуг, а поскольку они являются источниками богатства, они обеспечивают работой (как напрямую, так и косвенно). А ввиду того что для этих регионов характерен более высокий уровень доходов, они обеспечивают лучшие возможности для предоставления весьма важных услуг, например в сфере образования и здравоохранения. Далее, даже для таких мигрантов, находящихся на самом дне сообщества городских жителей, обилие имеющихся возможностей дает лучшие шансы для первоначального выживания и последующей поддержки их будущих поколений, чем те, что они смогли бы получить во все более становящихся маргинальными аграрных областях и экономически отсталых регионах. Пока мегаполисы будут оставаться культурными центрами инноваций, их обитатели будут иметь доступ к уникальным возможностям для культурного роста и получении удовольствий,тем самым способствуя повышению качества и расширению масштабов своего потребления.

Однако почему же все-таки новая система производства и управления информационной эры благоприятствует концентрации мегаполисов? Генерация знаний и обработка данных в эпоху информации становятся источниками материальных ценностей и власти. Обе они находятся в зависимости от новаторства и от способности распространять инновации по сетям, которые вызывают синергетический эффект в результате совместного использования такой информации и знаний. Двадцатилетняя традиция городских и региональных исследований продемонстрировала важность территориальных комплексов инноваций в повышении синергетического эффекта. То, что Филипп Айдало, Питер Холл и я ранее назвали «средами инноваций», по-видимо- му, лежит в основе способности городов, и в частности больших городов, превращаться в источники богатства в информационную эпоху. Сказанное, разумеется, справедливо для Силиконовой долины (и вообще всего района залива Сан-Франциско) — общепризнанной колыбели революции в области информационных технологий (Saxenian, 1994). Однако, как это было показано Питером Холлом и мной в нашем глобальном исследовании технополисов, данный аргумент может быть распространен на все общества. Все основные центры технического новаторства возникли внутри крупных мегаполисных зон или на их основе. ЭтоТокио — Иокогама, Лондон, Париж, Мюнхен (сменивший Берлин после Второй мировой войны), Милан, Стокгольм, Хельсинки, Москва, Пекин, Шанхай, Сеул — Инчхон, Тайбэй — Синьчжу, Бангалор, Бомбей, Сан-Паулу — Кампинас, а в США — район залива Сан- Франциско, технополис Лос-Анджелес/Южная Калифорния, Большой Бостон и в последнее время Сиэтл, хотя существуют и вторичные среды инноваций в таких местах, как Остин, научно- исследовательский треугольник в Северной Каролине, «принстонский коридор» и Денвер. Основным исключением из этого ряда является Нью-Йорк (что объясняется историческими причинами), однако это в значительной степени компенсируется той ведущей ролью, которую он играет в области финансов, бизнес- услуг, медиа и культуры. Тем не менее его умение использовать предоставляемые Интернет-экономикой возможности выдвинуло Нью-Йорк на передний край инновационной деятельности. Более того, Питер Холл полагает, что взаимосвязь между городами и инновациями имеет отношение ко всей западной истории культурного творчества и инновационной предпринимательской деятельности (Hall, 1998). Если это имеет под собой основания, то отсюда следует, что, когда мы достигнем информационной эпохи и культурное творчество станет производительной силой, крупные города смогут использовать свои конкурентные преимущества в качестве источников богатства в большей степени, чем когда бы то ни было раньше.

Однако инновационный потенциал городов не ограничивается одной лишь индустрией информационных технологий. Он распространяется на весь диапазон видов деятельности, имеющих дело с информацией и коммуникациями, и таким образом основывается на сетевой организации и Интернете. Новаторство является необходимым в сфере передовых бизнес-услуг, которые формируют главный по части доходности сектор нашей экономики. Такие услуги, как финансирование, страхование, консультирование, юридическая помощь, бухгалтерский учет, реклама и маркетинг, образуют нервный центр экономики XXI века. При этом они сконцентрированы в крупных мегаполисах, наиболее известными из которых в Соединенных Штатах являются Нью-Йорк — Нью-Джерси и Лос-Анджелес — Орандж-Каунти. Поставщики передовых услуг весьма неравномерно распределены между центральным деловым районом и новыми центрами в пригородах, что обусловливается историческими причинами и пространственной динамикой каждого из мегаполисов. К числу определяющих моментов здесь относится то, что эти центры передовых услуг сосредоточены на определенных территориях, построены на основе межличностных сетей процессов принятия решений, организованы вокруг какой-либо территориальной сети поставщиков и заказчиков и во все больших масштабах становятся связаны друг с другом посредством Интернета.

Третья группа создающих стоимость видов деятельности, сосредоточенных в зонах мегаполисов, — это отдельные отрасли индустрии культуры: медиа во всем многообразии их форм, сфера развлечений, искусство, мода, издательское дело, музеи; вся культурная индустрия в целом. Указанные отрасли принадлежат к числу наиболее быстро развивающихся и создающих максимальную стоимость видов деятельности во всех передовых обществах. Они также основываются на пространственной логике сконцентрированных территориально сред инноваций со множеством взаимодействий и личных контактов в ходе инновационного процесса, не отрицаемого, но дополняемого онлайновым взаимодействием.

В-четвертых, во всем диапазоне видов деятельности, относящихся к появлению новой экономики, высокообразованные работники и предприниматели являются главным источником инноваций и создания стоимости. Эти творцы знаний связаны с полными жизни и энергии городскими конгломератами, с такими городами, как Сан-Франциско, Нью-Йорк, Лондон, Париж и Барселона. И они создают свои сети и среды, которые привлекают новые и новые таланты. Таков аргумент Коткина (2000), выдвинутый им для объяснения дифференцированной динамики американских городов в конце 1990-х годов.

Давайте теперь свяжем эти тенденции с эмпирическими данными Зука, свидетельствующими об увеличении концентрации Интернет-доменов в крупнейших мегаполисах мира. Поскольку Интернет осуществляет обработку информации, его узлы располагаются в основных информационных системах, которые являются базисом экономики и институтов мегаполисных регионов. Однако это не означает, что Интернет представляет собой феномен только лишь мегаполисов. Напротив, он является сетью узлов мегаполисов. И следует говорить не о центральности, но о нодальности[60], основанной на сетевой геометрии.

Только благодаря наличию телекоммуникационных и компьютерных сетей эти среды инноваций и эти высокоуровневые сети принятия решений могут существовать в немногих узлах страны или планеты, осуществляя связь со всем остальным миром из нескольких кварталов на Манхэ1тене, на бульваре Уилшир, в графстве Санта-Клара, в Саут-оф-Маркет в Сан-Франциско, в Лондоне, в парижском квартале Опера, в токийском районе Си- буя или в Нова Фариа Лима в Сан-Паулу. Концентрируя значительную часть возможностей производства и потребления из обширных внутренних районов, такие территориальные комплексы генерации знаний и обработки информации связываются друг с другом, тем самым становясь предвестинками новой глобальной географии, основанной на узлах и сетях.

Где бы и когда бы ни образовался крупный узел такой глобальной сети, он расширяется и образует новую пространственную форму — мегаполисный регион, который характеризуется наличием функциональных связей между видами деятельности, рассредоточенными на огромной территории, обычно определяемой посредством рынка рабочей силы, потребительского рынка и рынка медиа (например, телевидения). Мегаполисный регион —- это не только очень большая городская зона. Это также и специфическая пространственная форма, близкая к тому, что блестящий журналист Жоэль Гарро обозначил как Edge City[61] после того как он описал новые пространственные образования в целом ряде крупнейших американских мегаполисов (Garreau, 1991). В большинстве случаев мегаполисный регион даже не имеет названия, не говоря уже о политическом единстве или институциональных органах. Когда мы говорим о «районе залива» (что в данном случае означает район залива Сан-Франциско), мы имеем в виду крупное «созвездие» городов и округов, простирающееся как минимум от Санта-Розы на севере залива до Санта-Круз на юге и от Западных скал Сан-Франциско до пригородов на востоке залива в направлении Ливермора. На этой территории длиной около 60 миль и шириной 40 миль проживают почти 7 миллионов человек. На самом деле крупнейшим городом в районе залива является не Сан-Франциско, а Сан-Хосе, население которого в 2000 году приближалось к одному миллиону человек. Фактически поселение уже давно вышло за пределы этой зоны, соединившись с Центральной долиной и вобрав в себя (минуя границу штата Невада) окрестности озера Тахо, а также Монтерей и Кармель на юге в качестве дополнительной территории проживания для обитателей района залива.

Еще более удивительный пример — район мегаполиса Южной Калифорнии, объединяющий в виде широко интегрированного пространства территорию, раскинувшуюся от Вентуры на севере до южной оконечности графства Орандж, с населением в 17 миллионов человек, которые живут, работают, потребляют товары и услуги и перемещаются по этой территории, не имеющей никаких границ, названия и определения, кроме потребительского рынка и рынка труда. Кроме того, скоростная автострада связывает графство Орандж с Сан-Диего и — минуя границу — с Тихуаной, что превращает этот регион в двунациональный поли- культурный мегаполис, не имеющий названия. В качестве аналогичных примеров новых пространственных агломераций за пределами Калифорнии могут служить Нью-Джерси — Нью-Йорк — Лонг-Айленд — Род-Айленд — Коннектикут, конурбация Вашингтон — Мэриленд — Вирджиния и мегарегион Новой Англии.

В Азии в настоящее время формируется несколько самых больших в мире мегаполисных регионов, например находящаяся в процессе объединения территория между Гонконгом — Шэньчжэнем — Кантоном — Макао — Цзухаем и дельтой Жемчужной реки с населением порядка 60 миллионов человек. Или регион Токио — Иокогама — Нагоя, простирающийся благодаря «Син-кансен» до Осаки — Кобе и Киото, в пределах которого время нахождения в пути не превышает 3—4 часов (Lo and Yeung, 1996). Сеул — Инчхон, Шанхай — Пудон, метрополия Бангкока, мегаполисы Джакарты, Калькутты, Бомбел (Мумбай), Большого Мехико, Большого Сан-Паулу, Большого Буэнос-Айреса, Большого Рио-де-Жанейро, Парижа — Иль-де-Франс, Большого Лондона и Большой Москвы представляют собой крупные регионы, большинство из которых не имеют четких границ и определения, кроме смутных представлений о том, какой город является у них главным. И я даже не вспоминаю тут о городах с более чем 7-миллионным населением, таких как Лима, Богота или Манила, которые продолжают расти, выступая в роли своеобразных магнитов по отношению к испытывающим кризис внутренним областям, а также в качестве источников развития и выживания благодаря их связи с глобальными сетями.

Строящаяся в Западной Европе 1устая высокоскоростная железнодорожная сеть соединит Лондон с Парижем, Париж с Лионом, Марселем и севером Италии, Париж — Лилль — Брюссель с Нидерландами, а Франкфурт и Кельн — с французской сетью железных дорог. На юге, согласно разработанному плану, Лиссабон — Севилья — Мадрид — Барселона — Бильбао в 2004 году должны будут объединиться с европейской сетью. В общем характерная для Центральной и Западной Европы высочайшая концентрация населения, производства, управления, рынков и городских служб сочетается с транспортной системой, способной сократить время пребывания в пути тремя часами, не говоря уже о регулярном воздушном сообщении с плотным расписанием авиарейсов продолжительностью от 40 минут до 2 часов, которое позволяет объединить между собой большинство западноевропейских городов. Таким образом, образующаяся в самом сердце Западной Европы новая пространственная структура представляет собой совокупность взаимосвязанных мегаполисных регионов, каждый из которых объединяет несколько конурбаций и имеет многомиллионное население, и эти регионы совместно используют весьма значительную долю мировых богатств и информации (Hall, 1997).

Подобные поселения размывают традиционные различия между городом и деревней и между городом и пригородами. Они включают в себя — в виде разрывов в пространственной непрерывности — застроенные участки, свободные пространства, сельскохозяйственные угодья, нетронутую природу, жилые районы, а также предприятия сферы услуг и промышленные производства, разбросанные вдоль транспортных сетей — скоростных автомагистралей и систем массовых перевозок. При этом какое-либо реальное зонирование отсутствует, поскольку места работы, жилые районы и торговые комплексы рассеяны по разным направлениям. Более того, в то время как такие регионы обычно концентрируются вокруг какого-то главного города, более мелкие городские центры постепенно поглощаются внутримегаполис- ными сетями. Постоянно появляются новые узлы — по мере того как в отдельных областях происходит сосредоточение деловой и индустриальной активности, децентрализованной по отношению к тем местам, где она осуществлялась ранее. Повышается роль других районов в качестве поставщиков услуг для всех жителей мегаполиса в целом. Такая региональная мегаполисная структура целиком зависит от транспорта и коммуникаций. А коммуникационные и информационные системы организуются посредством Интернета и вокруг него. Широкое распространение получает работа на расстоянии (из дома или между пространственно разделенными местами), однако ее характер оказывается отличным от того, что предсказывался футурологами. Вместо телекомьютинга мы наблюдаем развитие мультимодальной мобильности в мегаполисе. И я сейчас специально остановлюсь на этом важном вопросе.

Телеработа, тележизнь и новые модели мобильности в мегаполисе

Предполагалось, что работа в электронном коттедже предвещает появление поселений нового типа, с постепенным исчезновением рабочих мест и превращением жилых домов в центры многофункциональной деятельности. На самом деле телекомьютинг не находит широкого распространения, и работа дома лишь частично связана с Интернетом. Так, в США, которые вроде бы являются наиболее передовым регионом мира в том, что касается гибкости моделей трудового процесса, в 1997 году только около 6,43% работающих, согласно оценкам, работали дома на регулярной основе, при этом 47% из них трудились в среднем 15 часов в неделю, а остальные — около 23 часов (согласно данным американского Бюро статистики труда, дополненным Zayas, 2000). Более того, только часть таких работников трудились именно дома, и многие из них вообще не использовали компьютеры. В ряде исследований, проведенных Мохктарианом и Ганди в 1990-х годах (Mohktarian, 1991, 1992; Mohktarian, Handy, and Salomon, 1995), было показано, что доля работников, которые в момент исследования трудились в Калифорнии дома, в среднем оказалась менее 2%. Как было установлено в ходе национального исследования 1991 года по вопросам надомной работы в США, фактически менее 0,5% надомных работников использовали компьютер: рабочими инструментами остальных были телефон, ручка и бумага (Mohktarian, 1992: 12). Согласно результатам исследования, проведенного Link Resources в США в 1993 году, доля работников, трудившихся дома, составила 6,1%, однако в среднем они занимались надомной работой только один-два дня в неделю. А обследование Pratt Associates 1999 года позволило оценить долю надомных работников в США примерно в 10%, однако работа в домашних условиях в среднем ограничивалась девятью днями в месяц (по данным Zayas, 2000).

В одном из наиболее полных обзоров, посвященных этому вопросу, Гиллеспи и Ричардсон (2000) проанализировали данные по телекомьютингу, рабочим местам, телеуслугам и поездкам по мегаполисам в сравнительной перспективе, сравнив Великобританию с остальными европейскими странами и Соединенными Штатами. По аналогии с подходами других исследователей надомной работы, они начали с дифференцирования различных видов работы на расстоянии, после чего проанализировали данные по каждому виду деятельности. Было установлено, что электронная надомная работа имеет ограничения во всех контекстах; как правило, это была работа неполный рабочий день, один или два дня в неделю. Большинству «электронных» надомных работников по- прежнему приходится ездить в свои офисы большую часть дня. Результаты ряда исследований позволяют сделать вывод, что поездки, не состоявшиеся благодаря надомной работе, — это «сэкономленные» поездки на общественном транспорте, но не на автомобиле. Действительно, данные других исследований похоже указывают на то, что работа на дому способствует более интенсивному использованию автомобильного транспорта, поскольку она делает автомобиль доступным другим членам домохозяйства и позволяет укоротить «цепь поездок», то есть поездки, в ходе которых детей подвозят до школы либо заезжаютв магазины по пути на работу. Возможность трудиться дома неполный рабочий день (в частности, для профессиональных работников) имеет своим результатом отдаление места проживания от места работы, что ведет к увеличению расстояния для тех поездок, которые все еще являются необходимыми. Так, исследование, проведенное Мохк- тарианом, Ганди и Саломоном (1991), показало, что для американских надомников, работающих дома в среднем один-два дня в неделю, сокращение расстояния, пройденного их транспортными средствами, оказалось менее 0,51%. Согласно оценке Гиллеспи и Ричардсона (2000), в Великобритании это сокращение, по всей видимости, оказывается еще меньшим.

Однако существуют и другие виды работ на расстоянии с использованием Интернета, характеризующиеся важными последствиями в отношении пространства. В качестве примера здесь может служить развитие удаленных офисов, или call-центров, располагающихся на периферии мегаполисных зон. Вместо того чтобы доставлять сложное телекоммуникационное оборудование к жилищам своих работников, компании предпочитают строить call-центры и центры обработки информации, которые сосредоточивают работающих в одном месте, но распределяют их вызовы по всей стране и по всему миру. Многие из таких центров (например, в Великобритании) располагаются в недорогих районах и, как правило, обслуживаются женщинами, проживающими в пригородах или небольших городках, находящихся в зоне влияния крупных городов (таких, как Эдинбург, Глазго, Лидс, которые привлекают специалистов по дистанционному банковскому обслуживанию). Причины концентрации работы в таких удаленных центрах связаны, главным образом, с процедурами управления, однако отнюдь не обязательно с контролем за работниками. Фактически в полностью компьютеризованной системе было бы весьма просто осуществлять постоянный контроль за деятельностью работающего. Однако управление информацией требует в действительности прямо противоположного: предоставления работникам такой свободы инициативы, какой они только могут воспользоваться, на условиях, определенных и обеспеченных руководством. Неофициальная передача информации, неявное знание компании, групповая динамика и эффект масштаба для передового телекоммуникационного оборудования, по-видимому, являются ключевыми элементами, определяющими развитие этих «предприятий электронной коммуникации», которые превращаются в новую разновидность рабочего места в условиях Интернет-экономики.

Замечательным примером новой пространственной концентрации деятельности в сфере телекоммуникационного бизнеса явился бум с «телекоммуникационными отелями» в деловой части Лос-Анджелеса в конце 1990-х годов. Используя свободные офисные помещения (результат кризиса экономики Лос-Анджелеса 1990—1994 годов), свыше 150 фирм, специализировавшихся в области телекоммуникаций и связанных с Интернетом коммутационных операций, занимали торговые и исторические здания и предоставили телекоммуникационную аппаратуру в распоряжение нескольких десятков компаний. Это привело к образованию так называемых (по терминологии ряда обозревателей) «телекоммуникационных предприятий», которые привели к перемещению населения жителей, бизнеса и культуры (Ногап, 2000: 4).

Другой важной инновацией является мобильная работа на расстоянии, которая находится на пороге бума в связи с быстрым распространением беспроводного доступа к Интернету (WAP) и мобильного доступа к Сети. Профессиональные работники все больше и больше времени проводят «в поле», контактируя со своими клиентами и партнерами, перемещаясь по мегаполису, по стране и по всему миру и при этом поддерживая связь со своим офисом посредством Интернета и мобильных телефонов (Коротоа, 2000). Сейчас компании сокращают объемы офисной работы для своих сотрудников, так что последние используют нужное им помещение только тогда, когда оно действительно им требуется, Таким образом, в основе модели трудовой деятельности находится не надомный работник, а кочующий работник и «передвижной офис».

Интернет делает возможной разнообразную конфигурацию рабочих мест. Подавляющее большинство людей действительно имеют свое рабочее место, которое они регулярно посещают. Однако многие трудятся также и дома (не вместо, а в дополнение к своему обычному рабочему месту), они работают в своих автомобилях, поездах и самолетах, аэропортах и отелях, во время отпуска и по ночам — они постоянно находятся в ожидании вызова, ибо их пейджеры и мобильные телефоны никогда не перестают звонить. Индивидуализация схем работы, отрыв деятельности от определенного места и способность объединять сетью все эти виды деятельности вокруг отдельного работника являются предвестниками возникновения нового урбанизированного пространства — пространства безграничной мобильности, пространства, состоящего из информационных и коммуникационных потоков, в конечном итоге управляемых посредством Интернета.

Эта картина окажется еще более сложной, если мы, в дополнение к реализации профессиональных задач, введем в нее управление повседневной жизнью — от получения услуг банка до осуществления покупок на расстоянии. Соответствующие места никуда не исчезают, люди по-прежнему ходят за покупками в торговые центры — после ознакомления с вариантами выбора и прейскурантами по Интернету (или же каким-либо другим образом). Это, в свою очередь, способствует повышению уровня мобильности и возрастанию потребности в транспортных средствах. Обобщая полученные ими данные, Гиллеспи и Робертсон (2000: 242) пишут следующее: «...сценарий “снижения потребностей во время поездок”, возможно, окончательно заводит в тупик... Технологии связи не только расширяют “пространство деятельности”, в котором протекает трудовой процесс, что ведет к увеличению преодолеваемых расстояний; вдобавок к этому схемы поездок, связанных с новыми способами работы,становятся более“размытыми” и менее “нодальными”, а значит, и более труднореализуемыми при помощи общественного транспорта. Этот эффект усиливается благодаря компаниям, которые манипулируют своим фондом недвижимости для более успешной адаптации к новым методам работы, что ведет к уменьшению потребности в традиционных офисах в центре города и повышению спроса на офисные помещения в конторских зонах с высоким уровнем доступности к системе автомагистралей. В то же самое время замена межличностных банковских и прочих услуг соответствующими дистанционными услугами чревата дальнейшим снижением роли городских центров и главных городских улиц, поскольку при этом отделения компаний закрываются, а заказчики обслуживаются крупными центрами дистанционных услуг, которые сами обычно располагаются в бизнес-парках... В этом случае дистанционная работа и дистанционные виды деятельности, возможно, лучше всего воспринимать не в качестве инноваций, подавляющих потребность в мобильности, а, скорее, в качестве разновидностей того, что, вероятно, лучше всего передается термином “гипермобильность”».

Таким образом, мегаполисные регионы в эпоху Интернета характеризуются одновременно и пространственным расползанием, и пространственной концентрацией, смешением схем землепользования, гипермобильностью и зависимостью от коммуникаций и транспорта, как внутри мегаполисов, так и между коммуникационными и транспортными узлами. В результате образуется некое гибридное пространство, состоящее из отдельных мест и потоков, — пространство сетевых мест.

Места обитания в пространстве потоков: э-топия Уильяма Митчелла

Ненадолго я нарушу главное правило, которому я следую в своих работах: попробуем разобраться с будущими последствиями информационных технологий для нашей среды обитания в процессе их развития. Сделаем это, основываясь на концепции Уильяма Митчелла. Обычно я с недоверием отношусь к картинам будущего. Однако знание Митчеллом данного предмета так глубоко и он столь осторожен в формулировках технологических прогнозов с учетом сложности социального и культурного

взаимодействия, что, сообщив о результатах его исследования, мне, надеюсь, удастся добавить новое измерение в понимание трансформаций пространства, связанных с возникновением Интернета и его будущим распространением в качестве коммуникационной среды (Mitchell, 1999; частная переписка, 2001). Тенденции взаимоотношений между архитектурой, проектированием и техникой, по-видимому, смещаются в направлении «интеллектуальных сред». Работа, проводимая в Media Lab Массачусетского технологического института (в частности, Джо Якобсоном), связана с материалами, чувствительными к электрическому воздействию, так что наша повседневная среда может быть образована из датчиков, окружающих нас, подобно краске на стене. Естественно, сказанное распространяется и на нашу одежду, наши автомобили, наши вещи, нашу рабочую обстановку. Сетевые технологии типа Jini позволят таким объектам связываться друт с другом и с нами по нашему требованию в условиях гибкого информационного окружения. Я хотел бы здесь добавить, что технология «Blue Tooth», внедренная компаниями Nokia и Ericsson в 2000 году, может усилить эту сеть постоянной взаимосвязи наших повседневных вещей. Постоянное подключение к широкополосному Интернетуи мобильный доступ к нему способны обеспечить нас постоянной связью с нашим домашним окружением и со всем миром в целом. Подключение нашего дома к Сети может оказаться необходимым для того, чтобы справиться с разнообразными задачами и проблемами, которые, вероятно, будут внутри него возникать. Но дом не превращается в рабочее место, наоборот, в большинстве случаев именно рабочее место может восприниматься в качестве дома одинокими и недовольными своей жизнью профессиональными работниками, как это показала Арлен Хохшилд (1997) в своем исследовании, касавшемся сотрудников одной крупной корпорации. Однако жилье становится многомерным, оно требует поддержки разнообразных возможностей, функций и проектов, связанных с домохозяйством, члены которого отличаются растущим разнообразием их интересов. Вот что пишет по этому поводу Митчелл (1999: 22—23): «Это вовсе не означает, что большинство из нас превратятся в занятых полный рабочий день домоседов-надомников и что традиционные рабочие места (в частности, офисы в деловой части города) попросту исчезнут. Несмотря на десятилетие интереса к возможностям телекомьютинга, почти не существует подтверждений того, что он способен возобладать до такой степени. Однако мы, несомненно, увидим становящиеся все более гибкими рабочие планы и пространственные модели, и многие люди будут распределять свое время — в различных пропорциях — между традиционными типами рабочих мест,рабочей обстановкой, подходящей для данного случая, когда мы находимся в дороге, и оснащенными электроникой рабочими местами дома... У нас не будет мира там, где ничего нет. Фактически все наоборот. Мы во все возрастающих масштабах используем технологии цифровой коммуникации, чтобы оказаться ближе к тем местам, которые особенно важны для нас, когда мы путешествуем. При этом всегда остается одно место, которое мы называем “домом”».

И этот дом будет иметь свой гений места — связанные интранетом устройства, оснащенные сенсорами и мощным программным обеспечением, способные удовлетворить потребности проживающих в данном месте, «сосредоточивая глобальные ресурсы для достижения локальных целей». Строительство будет способствовать развитию электронных сетевых систем, соединяющихся друг с другом и с каждым элементом внутри здания. Существуют весьма серьезные предпосылки для планирования и районирования, начиная с прекращения разделения между функциями, связанными с проживанием и работой в данной пространственной области. В самом деле, Саут-оф-Маркет в Сан-Франциско и Саут-оф-Хьюстон в Нью-Йорке характеризуются наличием рабочих/жилых пространств, которые воссоздают единство опыта доиндустриальной эры, при этом соединяясь с миром через Интернет. Проектировщиков городов особенно вдохновляет потенциально богатая структура такого пространства смешанных областей использования и многомерной активности.

В самом деле, задача, стоящая перед архитекторами и проектировщиками, заключается в том, как избежать изоляции, как реинтегрировать функциональную независимость индивидуализированных пространств с коллективным опытом общих мест, на которых будет продолжать базироваться городская жизнь. Вот что пишет Митчелл (2000: 82): «Дополнительная задача для архитекторов и городских дизайнеров состоит в создании ткани города, обеспечивающей общественным группам возможность взаимодействовать, а не оставаться разделенными расстоянием или оборонительными стенами: лэптоп на столике кафе вместо ПК в закрытой квартире».

Города сталкиваются со следующей проблемой. На протяжении всей истории они представляли собой социально-пространственные формы, способные сопрягать синхронное и асинхронное общение — весьма важный процесс переработки информации в принятии решений. Интернет заменяет собой эту функцию. Таким образом, привязанные к месту виды деятельности, на которых основаны города, должны конкурировать путем добавления стоимости к личному опыту, который только и может иметь место в городах. Из этого следует, что публичное пространство и монументальная архитектура (музеи, культурные центры, публичное искусство и архитектурные объекты) будут играть ключевую роль в разметке пространства и облегчении значимого взаимодействия. Каким образом компромиссы между электронными потоками и городскими зонами переводятся в пространственные формы — это в значительной степени случайный вопрос, зависящий от истории, культуры и общества: «Чрезмерное обобщение является ошибкой, которая была характерна для футуристских пророков. Разнообразные архитектурные и урбанистические формы будущего, несомненно, отражают балансы и комбинации способов взаимодействия, которые, как оказывается, лучше всего “работают” на определенных людей, в определенное время и в определенном месте, сопрягая свои собственные специфические обстоятельства с новой экономикой присутствия» (Mitchell, 1999: 144).

Томас Хоран, основываясь на теории Митчелла, говорит о разработке новых форм архитектурного, городского и мегаполисно- го проектирования, которые функционально и символически угрожают специфичности таких новых «текучих мест». При этом он ссылается на «необходимость того, чтобы дизайн места принимал во внимание беспрецедентную пространственную текучесть, которую мы сейчас наблюдаем, с тем чтобы можно было осуществлять повседневную деятельность в любом месте и в любое время» (Ногап,2000:13). Он рассматривает ряд примеров проектирования в Соединенных Штатах и в Европе, от жилых домов до публичных библиотек и общественных сетей, которые свидетельствуют о появлении некоего гибридного пространства городских зон и электронных сетей, понимание сути которого и его исследование представляет собой новую среду деятельности для архитекторов и проектировщиков городов.

И действительно, Митчелл (2000: 155) делает следующий вывод: «Власть места по-прежнему будет превалировать... Физическое окружение и виртуальное место для встреч будут находиться во взаимной зависимости и в большинстве случаев дополнять друг друга в рамках видоизмененных моделей городской жизни, а не заменять друг друга в рамках существующих моделей. Время от времени мы будем использовать сети, чтобы не ездить в соответствующие места. Однако порой мы по-прежнему будем добираться до этих мест с целью организации сетей». Однако отнюдь не всех, похоже, привлекает это новое многозначное пространство, обещаемое эпохой Интернета, поскольку современные города во все большей степени дробятся логикой обособляющих сетей.

Двойные города и глокальные узлы: обособляющие сети

Сетевая логика, внедренная в основанную на Интернете инфраструктуру, характеризуется тем, что места (и люди) могут разъединяться столь же легко, как они соединяются. География сетей— это география включения и исключения, в зависимости от того значения, которое доминирующие в обществе интересы придают соответствующему месту. В своем пионерском исследовании Стивен Грэхем и Симон Марвин (2001) показали, что сети городской инфраструктуры расщепляют городские зоны во всем мире как в развитых, так и в развивающихся странах. Городская инфраструктура, построенная на основе принципа универсальной услуги, явилась краеугольным камнем современной урбанизации, положив начало образованию промышленных городов в качестве интегрированных функциональных и социальных систем. На протяжении 1990-х годов либерализация, приватизация и дерегулирование в сочетании с научно-техническим прогрессом и глобализацией инвестиций способствовали резкому изменению исторической тенденции, диверсифицировав городскую инфраструктуру в соответствии с емкостью рынка, функциональными приоритетами, социальными привилегиями и политическим выбором. Грэхем и Марвин (2001) документально свидетельствуют о расширении специализации и углублении сегментации инфраструктуры в водном хозяйстве, энергетике, транспорте (автострады, железные дороги, аэропорты, массовые перевозки) и в телекоммуникациях.

Области использования Интернета определяются не только возможностью соединения, но и качеством связи. Для доставки и распределения потенциала обеспечиваемой посредством Интернета коммуникации стандартных телефонных линий оказывается уже недостаточно. Рыночная конкуренция и дерегулирование привели к возникновению глубоких различий между городами и внутри отдельных городов по всему миру в способности эффективно организовывать сети. Волоконно-оптические сети и передовые телекоммуникационные системы стали необходимой предпосылкой для конкуренции городов в условиях глобальной экономики. Поэтому ключевые деловые регионы мира оборудуются самыми современными средствами телекоммуникации с образованием того, что Грэхем и Марвин называют «глокальными узлами». Они представляют собой определенные зоны, которые соединяются в глобальных масштабах со всеми остальными аналогичными зонами, сами будучи слабо интегрированными или вообще не интегрированными с окружающими их внутренними районами. Эти исследователи ссылаются на строительные анклавы Яновых городов в городе» в Бангкоке, а также на мультимедийный суперкоридор в Малайзии. Я бы мог их дополнить примерами развития зоны Нова Фариа Лима на окраине Сан-Паулу, воспринимающейся в качестве глобального узла — «наследника» приходящей в упадок деловой части города и средоточия старых коммерческих предприятий вдоль Авенида Паулиста. Или же примером Пудонга, расположенного по ту сторону реки от центра Шанхая, гигантского бизнес-комплекса, организованного на основе передовых телекоммуникационных систем и в значительной степени изолированного от остальных объектов экономической деятельности в этом суетливом китайском мегаполисе.

Однако эта глокальность не ограничивается одним лишь индустриальным миром. Грэхем и Марвин сообщают, что лондонский Сити в последние годы создает самую передовую телекоммуникационную инфраструктуру в Европе, имеющую в своем составе как минимум шесть пересекающихся волоконно-оптических систем, наложенных на Сити. Другой пример — новый глобальный бизнес центр Лимы в районе Сан-Андрес, чья определяющая роль и сегрегирующее воздействие на рост мегаполиса Лимы были документально доказаны Мириам Чион (2000). Что касается Грэхема и Марвина (2001), то их анализ одной из таких телекоммуникационных сетей в лондонском Сити, управляемой компанией COLT, демонстрирует, как, сконцентрировав свои основные каналы в финансовом районе, она расширяется до Уэст-Энда и новых бизнес-кварталов в районе лондонских доков. Другая лондонская сеть, созданная компанией WorldCom и располагающая только в пределах Сити волоконно-оптической линией длиной 180 километров, к 1998 году уже обеспечивала 20% всего объема международного телекоммуникационного трафика Великобритании. Шиллер (1999) предоставляет документальные свидетельства аналогичных разработок в Великобритании и в США, а Киселева и Кастельс (2000) обнаруживают схожую картину в реструктуризации российских телекоммуникаций в 1990-х годах.

Итак, имеет место глобальная тенденция к построению специализированных телекоммуникационных инфраструктур, которые идут в обход общей телефонной системы и напрямую соединяются с главными бизнес-центрами, производящими и потребляющими львиную долю Интернет-трафика. Сети Интернет также способствуют разделению городов в том, что касается покупательной способности, определяемой дня каждой области на основании исследования возможностей рынка. В Соединенных Штатах к середине 1999 года около 86% пропускной способности Интернета было сосредоточено в богатых пригородах и бизнесцентрах двадцати самых крупных городов.

Обособляющие сети усиливают глобальные тенденции к углублению социально-пространственной сегрегации в городах и по всему миру, крайним проявлением которой становится быстрый рост изолированных сообществ во многих странах мира, от Калифорнии до Каира и от Йоханнесбурга до Боготы (Blakely and Snyder, 1997). Действительно, как показал Дуглас Масси (1996), усиление пространственной изоляции в 1990-х годах обусловлено, главным образом, пространственным отделением богатых слоев населения, покидающих город, которого они боятся. В этом смысле Интернет позволяет сегрегированным анклавом богачей находится в контакте друг с другом и со всем остальным миром, в то же время ограничивая свои связи с окружающей их неконтролируемой средой. Отсталость «девальвированных» пространств по части их телекоммуникационной инфраструктуры усугубляет их изоляцию, упрочивая их существование привязкой к месту. Новый вид городского дуализма возникает ныне из противостояния пространства потоков и пространства мест: пространства потоков, соединяющего отдельные места на расстоянии на основании их рыночной стоимости, социального отбора и превосходства в отношении инфраструктуры; пространства мест, которое изолирует людей на занимаемых ими территориях в результате того, что у них немного шансов перебраться в более подходящий населенный пункт (из-за ценовых барьеров), а также вследствие глобализации (из-за отсутствия адекватной возможности для подключения). Однако это всего лишь структурная тенденция, поскольку люди все же противодействуют их сегрегации, отстаивают свои права и свою систему ценностей, нередко используя Интернет в качестве орудия своего сопротивления и в поддержку своих альтернативных проектов, как я показал это в шестой главе. Тем не менее в отсутствие социальной мобилизации и стратегий, определяемых общественными интересами, обособляющие сети, являющиеся результатом неограниченного дерегулирования телекоммуникаций и Интернета, грозят внести свой вклад в образование нового и весьма серьезного общественного раскола — глобального цифрового разрыва.

Приложение: методология и источники построения карт Интернет-Доменов и пользователей Интернета