Галина Волчек как правило вне правил

1956 {МОСКВА. ДОМ НА ПОЛЯНКЕ}

В квартире тихо, хотя все дома – отец, его вторая жена. Галя с Женей в маленькой комнатке. Не работает даже радио. С кухни доносится грохот кастрюль – сигнал того, что нянька Таня сегодня в скверном настроении. Судя по ее лицу, она явно не в духе. Она гремит посудой и беззвучно шевелит губами, сердито шепчет про себя:

– Наша Галька… Мы думали…

Крестится и осторожно выглядывает в пустой полутемный коридор – двери всех комнат плотно прикрыты.

Хоть волком вой – такая атмосфера сложилась в ее любимой квартире на Полянке, как только Женя переехал к ней в комнату. Отец и его вторая жена занимали комнату большую, а молодым выделили крохотную, которую в свое время переделали из кухни.

– А они как-то показывали Евстигнееву свою неприязнь?

При виде будущего мужа единственной дочери родители испытали шок. Перед ними предстало нечто в костюме, рукава которого закрывали ладонь до ногтей. Тип картинно принимал позу, по его мнению, соответствующую положению ведущего артиста из Владимирского драмтеатра, – корпус чуть выгнут вперед, нога в третьей балетной позиции, одна рука в кармане, другая небрежно гуляет в воздухе и совершает хватательные движения при приближении особ женского пола. Их он непременно называл всех без разбору «розочками», раскатисто напирая на «р».

Борис Израилевич Волчек, человек в высшей степени интеллигентный, мягкий, не выносил его плебейских манер, не понимая, что таким образом провинциал Евстигнеев прикрывает перед новыми столичными родственниками комплексы человека неблагородного происхождения. А мать, Вера Исааковна, жившая отдельно от мужа и дочери, даже не считала нужным скрывать от зятя своей антипатии.

На крыльце Школы-студии МХАТ. У дверей Михаил Козаков

Евстигнеева не приняла и женщина из народа – няня Таня. Именно она запросто озвучивала мысли, которые другие не произносили в силу деликатности.

– Наша Галька… Мы думали, она выйдет за какого самостоятельного, а она вон что привела. Как ему не стыдно лысому ходить? Хоть бы какую шапчонку надел.

Подобно чеховскому Фирсу, она сокрушалась о непутевости своей воспитанницы, выдавая настроение кухонным шумом.

Галя не могла вынести тягостной атмосферы всеобщего неприятия возлюбленного и сама предприняла радикальные шаги – она собрала вещи и сообщила мужу, что надо уходить. Женя не сопротивлялся, потому что и ему было трудно выносить двойственность своего положения – любимый муж, не принятый родителями супруги.

Когда Галина объявила, что уходит из дома, Таня сказала:

– Если родишь сына и хочешь, чтобы я его любила (хотя ребенка не было и в проекте), то назови его Борис Израилевич.

Так простая деревенская женщина строила в семье Волчек дипломатические отношения, искренне любя всех и не желая ни с кем ссориться. Но Галину с ее крутым нравом и максималистскими замашками было не остановить.

Я представляю, как молодая пара взяла единственный фибровый чемодан, скорее всего коричневого цвета, шагнула за порог. За дверью остались надежная крыша, налаженный быт, любимый отец, с которым совсем испортились отношения, и его новая супруга.

Когда прошло время и возрастной максимализм не испарился, а вошел в берега, Галина смогла иначе оценить поведение отца. Борис Волчек после развода с первой супругой не мог позволить себе до совершеннолетия дочери приводить в дом женщину. И вот, когда, казалось бы, пробил час и отец готовился легализовать свою личную жизнь, в доме появился Женя, который не хотел ничего дурного. Однако размеренная жизнь семейства Волчек разладилась.

– Куда же вы отправились с единственным чемоданом? Квартиру сняли? – спрашиваю я ее.

Вера Исааковна хоть и была женщиной твердых правил, но от неприкаянности единственной дочери ее сердце дрогнуло. Няня, как верный оруженосец, таскалась за «своей девкой». У нее были своеобразная речь и свой особый взгляд на мир. Ее высказывания Галина пересказывала друзьям, и с их легкой руки фразочки «от Тани» гуляли по всей Москве.

Пока молодые не обосновались на Кутузовском, Таня жила у матери Галиного приятеля Алика Вартанова. Она прошла с воспитанницей по всем съемным квартирам, опускаясь в дешевые сырые подвалы или взлетая в лифте в престижных домах. Когда у Гали с Женей, ведущих широкую жизнь не по средствам, кончались деньги, она ссужала им из своих скудных запасов.

Итак, Волчек и Евстигнеев в 1956 году начали самостоятельную жизнь, которая длилась семь лет и была наполнена счастьем. Так, во всяком случае, ей тогда казалось.

После первого спектакля «Вечно живые», 15 апреля 1956 года

Я прошу Волчек реконструировать события того времени.

– Какой характер носили ваши отношения с Евстигнеевым?

Она пытается найти слова, более подходящие к тем давним своим ощущениям. Вот они молодые стоят на мхатовской лестнице – два странных человека: тощий, лысоватый молодой мужчина со смеющимися глазами и девушка, особенная, странная, которая не проходит по списку первых и даже вторых красавиц курса.

Роман их был сильный, но, как она теперь понимает, основанный больше на дружеской природе.

Именно дружеское сосуществование не позволило ей запомнить такую милую деталь, как предложение руки и сердца. Их отношения были лишены показной нежности и, скорее, соответствовали суровой и жизненной прозе Хемингуэя и Ремарка. Под стиль входивших в моду писателей вполне подходил день, когда Евстигнеев и Волчек регистрировали свой первый в жизни брак.