Галопом по космоворотам

1

Будь ты пиратом, мозгом корабля или Создателем, а может даже вселенных в УниТаз смывателем — здесь к этому относятся наплевательски. Здесь правил много, но главное одно: «Возлюби очередь и будет дано», — что дано? Для Дока это вопрос второго толка, ведь первым делом надо добраться до кнопки.

Два Д и нано Х попали в очередь, когда добрались до Ободка унитаза и подошли к окошку кассы, где жабка в очках уставилась на них, как на трёх редкостных идиотов: без костюмов, а один так вообще голый! «Да эти парни идиоты! Наивно полагающие, что, не будучи клерками до мозга костей у них получится отсюда выбраться!», — квакала она про себя, смотря через плечо Дока на космическую пустоту, занимаемую перечеркнутыми бланками. Она сама не помнила, чем, но ей так нравилась «космическая бланкость». Изучать ее снова и снова помешала дебильная гримаса Дока.

— Че-го уста-вился, кос-тля-вый!? — со злобой проквакала она.

Все бюрократы в представлении Дока чем-то похожи на жаб. А эта ещё и в бабушкиных очках. Он поморщился, вспомнив бабулю Кубовски на чьем глазу красовалась такая же внушительная бородавка.

— Простите, а как нам вернуться в нашу вселенную?

— Ва-шу все-ленную? — сложно сказать: дразнится жабка или уточняет принадлежит ли вселенная Доку?

Ища поддержки, Кубовски посмотрел на Хьюго, чей взгляд не отрывался от бородавки. Затем на Джонни, по задумчивому виду которого сложно сказать наверняка, чем тот увлечен: своим отражением или бланкостью? Жабка постучала по стеклу, чтобы вернуть внимание Дока. Она смотрела на него так, будто перед ней самое мерзкое создание, виданное за сегодня. Док рад бы поразмыслить о природе своеобразного очарования, подействовавшего на жабку таким образом, что её перекосило, но он не мог думать ни о чем кроме слова «простите» и куда оно его заведёт?

— За-пол-ни-те бла-а-анк «И9-Д1-НА-Х-Игрек», и тог-да-а, В-а-а-ш, з-а-апр-ос ра-а-а-смо-тря-тря-т в те-че-ни-и-и нескольк-и-и-их тысяча-а-а-летий, а теп-ерь прости-и-те, мне звон-и-ит, ма-маа!

Троица слышала лишь «ква-ква-ква». Джонни и Н. Хьюго растерянно посмотрели на Дока, тот недоуменно пялился на опущенные жалюзи. Усмехнувшись местным нравам, молодой старик постучал по стеклу. Жабка квакнула что-то нехорошее в ответ, а после высунула лапку из окошка и отбила пять с какой-то надписью на неизвестном языке.

— Не могу прочесть, здесь что-то на жабьем… — с глазами засратого котенка Док посмотрел на Н. Хьюго.

Тот развел руками, скорчил лицо, словно вычисляет квадратный корень из двенадцати, а после с улыбкой будущего маньяка проговорил: «Для начала нужно разжиться одежкой». Хьюго указал руками на свою наготу, и двум Д ничего не оставалось, кроме, как согласиться.

— Затем, стоит перекусить, ведь теперь мне знакомо чувство голода! — два Д переглянулись и синхронно кивнули. — А после заняться вопросами: бланков, формуляров, и прочих прелестей этой вселенной.

Н. Хьюго хотел что-то ещё добавить, но Джонни перебил его: «И переводчиком!».

— Да… и переводчиком, — обреченно произнес Док.

Мысль о том, что мозг Дока теперь не самый резвый оказалась непривычной. «Наконец-то можно выдохнуть», — с улыбкой произнес Док, и никто не понял, о чем он? Н. Хьюго ткнул пальцем в сторону вывески «кротовые норы», а после поплелся туда, поигрывая рукой с новым коннектором, который оказался у него между ног. Новоиспеченный человек решил, что, держа коннектор в руках — самой лучшей идеей, будет подойти к первой встречной землянке и задать вопрос на счёт его использования. «Почему она упала в обморок? Она что никогда не видела человека, который только осознал, что он теперь человек? И делает ли коннектор между ног меня человеком, и если да, то почему?», — рассуждал Н. Хьюго, пока Джонни демонстрировал набор всевозможных улыбок, чтобы успокоить офицеров бюрократической полиции.

— Мать моя вселенная, прикрой свой срам! — сквозь зубы процедил Док, протянув валявшуюся в ногах газету «Бюрократический вестник».

— Я не могу восполнить знание из своей библиотеки по поводу слова «срам».

— Прикройся, кому говорят? — рявкнул Док, смотря на Джонни, который демонстрировал фирменное обаяние офицерам.

— И тогда та леди сорвала с парня одежку, да-да, своими зубами, — похлопывал по плечу офицера Джонни. — После этого мы решили, что больше в «Оле-на-ноге», мы не сунемся и ногой, если понимаете, о чем я, офицер?

Офицер с видом знающего человека едва заметно кивнул, чтобы у его напарницы не возникли вопросы. Друзья говорили ему, что работать вместе со своей женой — чревато, но он уверял их: «С этим не будет никаких проблем». Взгляд, которым можно испепелить какой-нибудь якобы умный народец, типа унийцев — говорил о наличии проблем, которые никто не будет выяснять на глазах голенького идиота и симпатичного ублюдка. Даже чересчур симпатичного ублюдка. Напарница офицера строила глазки Джонни, а офицер выглядел так, будто у искателей вот-вот появятся проблемы.

— Полундра! — по-пиратски протянул Джонни.

Искателям не надо повторять два раза, а уж тем более тащить за локти так, словно они хотят понаблюдать за тем, как офицеру влетает по первое число. Этого не требовалось. Весь Ободок слышал, как девушка вспоминает материнское: «Ты не его бланка галочка, говорила мне мать!».

— Что-то никогда не меняется, — сухо изрек Док. — Заметили, что скафандры есть только у нас?

Н. Хьюго хотел приподнять газету, чтобы показать коннектор и заверить Дока, что на нём нет никакого скафандра, но Джонни, потянув его за локоток, предостерег очередную впечатлительную дамочку от обморока.

— Угу, ты прав, я бы снял шлем, тут жарковато, — ответил Джонни.

Хьюго снова предпринял неудачную попытку продемонстрировать коннектор, чтобы два Д убедились сами, что тут не жарко, а до неприличия зябко.

Заприметив магазин с одежкой, Док потащил за собой новоиспеченного человека и человека, который прятал глаза от дамочек, зная, как на тех влияют жалобные истории о потере любимой. Джонни до сих пор помнил солоноватый вкус слезы, которую слизнул, когда Кейт пропала в неизвестности космоворота. Ещё и чертов брат с ней! Тот вечно на неё заглядывался так, как все заглядываются на Кейт… Джонни отогнал от себя дурные мысли и вошел следом за парочкой в магазин.

В магазине полно одежды из двадцать первого века. Он так и назывался: «21 век, одежда, человек». Чудаковатые шляпы, национальные костюмы и огромные плакаты с пояснениями «что есть что» заполоняли собой всё, как те бланки. Очарованный Н. Хью бросил газету на пол и затерялся где-то между мексиканским и перуанским рядом. Из глубины магазина раздался знакомый любому землянину волнообразный голос пришельца с планеты Лоу-П. Док никогда не забывал, как выходцы Лоу-П любят торговать и богатеть, и не исключал, что этот малый приходится далеким родственником Лууиду, если тот существует в бюрократической вселенной.

— Туристы! Туристы! — танцуя, как желе волнообразно протянул пришелец.

— Ага, нам нужна одежка для нашего друга, — кивнул куда-то в сторону национальных русских костюмов Джонни.

— Это дело несложное, у меня тут целый магазин!

Док ещё держал себя в руках, но его глаз нервно подергивался. Он уже ненавидел эту вселенную, а ведь не пробыл здесь и трёх часов. Хьюго выбрал себе роскошное сомбреро, но не взял национальный костюм, вместо этого, как подобает бюрократу — остановился на костюме тройке, словно что-то из глубины подсознания шептало ему: «Тебе это пригодится, парень». Пришелец уже ждал на кассе. Его щупальце поглаживало надпись на непонятном для искателей языке. Другое щупальце держало на уровне лица Н. Хьюго портативный переводчик, напоминающий допотопный планшет: «Талон за единицу одежды» (гласила надпись на бюрократическом). Глаз Дока отчеканил какое-то неприличное слово морзянкой. Улыбнувшись Джонни отчеканил в ответ.

— Ты точно не обойдешься без вещей? — спросил Док.

— Мне так понравилась эта шляпа! — канючил Хьюго и Док с трудом уложил на полку мысль о том, что это не настоящий Хью, который снова стал ребенком.

Пришелец улыбнулся Доку, тот саркастически приподнял уголки губ, походя на человека, который смирился с положением дел. Но не надо быть Лууидом или его дальним родственником, чтобы увидеть, когда человек выходит из себя. Глаза Дока искрились от ненависти, как и у любого другого существа, выкинутого в бюрократическую вселенную обидчивым космоворотом.

— Талоны можно получить у жабки в кассе, но, чтобы его получить…

Док не выдержал и перебил пришельца.

— Нужно заполнить какой-нибудь бланк!?

— Нет! Фор-р-муляр! — магазин наводнил океан смеха, в котором тонул Док. Он искал спасательный круг в лице Джонни, но пират слишком увлекся каким-то нарядом, представляя, как бы тот смотрелся на Кейт.

— Хо-ро-шо, — выдавил из себя Док. — Любезный пришелец с планеты Лоу-П, вы можете ввести нас в курс дела, что нам нужно сделать, чтобы разжиться талонами? — Джонни перебил Дока, тот покосился на него.

— И переводчиком?

— Угу-угу, — бубнил Хьюго, вертя шляпу и так, и эдак, словно это баранка руля.

Бильярдные шары пришельца заблестели. Мало кто в этой вселенной знает о такой чудесной планете, как Лоу-П. Он взметнул щупальце вверх, словно это указательный палец, а пока троица смотрела за этим движением, он с помощью других щупалец прилепил к шлемам скафандров переводчики и один из них аккуратно повесил на ухо Хьюго, чтобы не отвлечь того от игрищ со шляпой. Док решил не морщиться, а оттереться от жижи потом. Однако, Джонни бесцеремонно смахнул липкую мерзость на прилавок, словно она заляпала его любимую куртку, а не скафандр.

— Талоны на еду, на проход в кротовую нору, — Док замычал, — выдают ежедневно, нужно лишь заполнить… — Хьюго вертя шляпу произнес: «Формуляр». — Нет, бланк! — с издевкой ответил пришелец.

— На одежду полагаю тоже? — пришелец утвердительно качнулся, а после смахнул щупальцем жижу обратно в сторону Джонни, тот потянулся к мозговышибателю, но вспомнив, что в жителях Лоу-П патроны застревают как в баллистическом геле — решил обаятельно улыбнуться.

— Хорошо! Мы поняли! Спасибо! — радостно чеканил Хьюго, но два Д не разделяли его радости.

— Как выбраться из этой чёртовой вселенной? — одновременно обронили два Д.

— Для начала нужно получить бланк. Его можно получить на Земле, — Док тяжело вдохнул. — Потом нужно с этим бланком отправиться в Систему Зетта. В Системе Зетта нужно скопировать этот бланк, потому что там находится единственный принтер и сканер, а после отправиться с ним обратно на Землю, где после предъявления бланков, вам выдадут новый, дополнительный, а именно А1. В нём нужно будет указать причины, почему вы хотите покинуть нашу прекрасную вселенную, а после этого передать его курьеру, — пришелец задумался. — Но на вашем месте, я бы отправился доставить документы сам. После доставки в Офис Печатей на нем нужно поставить печать, а, чтобы поставить печать, вначале нужно заиметь разрешение… потом поставить печать на планете Лоу-П, это особенный бланк с водяным знаком системы… а после… и тогда… и возможно… но я бы рекомендовал… и непременно…

2

Пока пришелец пересказывал Илиаду бланкового масштаба, Док успел покадрово воспроизвести приключение от порога гаража до Ободка УниТаза. Отчеканить глазной морзянкой все ругательства какие знал, и даже придумать парочку новых. Поразмышлять о том, где их родная вселенная? Куда попали его друзья? Марта? Наивно полагать, что она получила его последние сообщение? Но Док не сдавался. И с упорством, которому сам бы позавидовал в лучшее время — перебирал варианты: как, когда и в какой момент она могла получить сообщение? И что она хотела на него ответить? Многострадальное: «Ох, Саймон», — или же разъярённое, будто он снова разбросал носки по всему дому: «КУБОВСКИ!», — оставалось лишь гадать, но это всяко лучше, чем слушать эту волнообразную речь, которая не собиралась заканчивалась.

Джонни же представлял с каким щенячьим восторгом Кейт внимала бы каждому слову пришельца. Ей так нравилось заполнять бумажки своим размашистым крючковатым почерком, что иной раз Джонни казалось, будто она пиратствует только ради момента, когда корабль прилетит в космопорт. И если идентификационный номер двигателя не будет (а он не будет) светиться в базе синем цветом, то ей придётся заполнять бумажки. Будучи пиратом «светить номер синим цветом» могли себе позволить только старики вроде Уолли или те, кто уверены, что через месяц останутся в живых, поэтому раз за разом Кейт бралась за ручку, а Джонни затаив дыхание смотрел за крючкотворной магией. К тому же он совсем не ладил с письмом, а потому всё, что говорил пришелец не имело для него и малейшего смысла. Другое дело фантазировать сколько бы смысла это имело для Кейт? Как бы она неоднозначно посмотрела на него ставя в графе «семейное положение» прочерк, когда дело дойдет до данных членов экипажа. Он скучал по ней, но старался держаться как обычно, чтобы его описывала фраза «обаятельный сукин сын с мозговышибателем».

Несмотря на то, что шляпа очень приятная на ощупь и даже классно сидит на голове придавая некий загадочный колорит голому Н. Хьюго, он единственный, кто слушал инструкцию, но делал это лишь потому, что два Д обязательно зададутся вопросом: «Как выбраться из этой сраной вселенной?». Тогда-то он протараторит им Илиаду бланкового масштаба! Да так, что они захлопают в ладоши, и быть может возведут ему храм половины Хьюго? — он решил не забегать так далеко, мысленно соглашаясь, что ему хватит обычного «спасибо».

— Запомнили?

— Ага, да, да, да, — хитрые улыбки двух Д, слишком ярко блестели для тех, кто дослушал это до конца, ведь обычно на лицах пришельцев вырисовывалось выражение понятное на всех языках: «Это какая-то шутка?».

— Что ж тогда жду вас с талонами, и не забудьте взять талоны на еду, а то помрете в очередях!

Сомневаться на счёт очередей не приходилось никому, кто находился в этой вселенной чуть больше положенных «никогда и ни за что минут». Из горла Дока вырвалось жалкое подобие крика. Он уверял себя и искателей, будто не отчаялся настолько, чтобы орать от бессилия. Внутри него кто-то разогревал звезду перед тем, как та сколлапсирует и оставит после себя черную дыру. Он сбросил шлем, радуясь тому, что на нем не скафандр от перегрузок и мысль, что Хьюго оказался прав — заставила его глубоко вдохнуть и тут же пожалеть об этом. Аромат чернил и бумаги пьянил так же, как запах дурмана в барах на Венере. Очередь показалась не такой большой, да и вид у Дока стал деловито-бюрократический. Ему захотелось нацепить костюм тройку, заиметь папку с документами, чтобы прийти в какое-нибудь кафе и деловито заполнять их, раздраженно поглядывая на официантку, словно та должна со скоростью мысли поставлять к столу миндальный кофе и менять пепельницу. Джонни потянулся руками к шлему, словно не мог скомандовать «снять», но неведомыми усилиями, которые прикладывают атланты, держа на себе небосводы — Док вцепился ему в руки, чтобы удержать те подальше от головы.

— Не делай этого, Джонни! — взмолился Док.

— Какого чёрта!?

Н. Хьюго не понимал, почему Кубовски изображает, будто из его рта идет пена? Глаза перекосились и встретились на переносице?

— Мерзкий бюрократический воздух, Джонни… не снимай шлем!

Джонни кивнул, и только поэтому увидел, как Н. Хьюго снова тянется к своему коннектору.

— А ну! Фу! Кому говорят! — вдарил он ему по рукам.

Вечность спустя, а именно десять минут, они добрались до кассы, где жабка выдавала талоны. Та устала посмотрела на человека, чьё дебильное выражение лица будет сниться ей в кошмарах, а после квакнула, в знак разрешения говорить.

— Талоны на одежду, пожалуйста, — деловито сказал Хьюго.

— Кар-точка туриста!

Проквакала жабка, а после протянула несколько листов, которые нужно заполнить, чтобы заиметь оную. Разжившись картой туриста можно получать ежедневные талоны и менять их на миску риса или любую другую еду.

— Талоны на кротовую нору и еду, будьте любезны!

Жабка недовольно затарахтела, смотря на Дока. «Возможно, она единственное существо на кого не действует мое своеобразное очарование», — заключил Док. Натянув жабью улыбку, она проквакала тоже самое, что и Н. Хьюго несколько секунд назад.

Даже жабка в очках не могла оказаться равнодушной к улыбке Джонни. Он хотел попросить ручку, но жабке позвонила мать, а когда звонит мать, то нужно обязательно поквакать, предварительно повесив табличку «отошла на десять минут». Что для бюрократа десять минут, то для любого другого приблизительно час, и чтобы глазенки восхищающихся работницей года не выжигали жабе бородавки она скрылась за жалюзи.

Новоиспеченный человек и обновленный старый резво чиркали что-то на листах бумаги, вызывая у Джонни чувство фрустрации. Обычно за него писала Кейт, а сейчас что? Не будет же гроза космоса просить: «Заполнить бумафки»? Обычно у него получается всё за что бы он не брался, но писать от руки? Он что какой-то там миллениал? Но и сверлить взглядом листы бумаги, пытаясь понять, чего от него хотят бюрократы — тоже сомнительное удовольствие. Док исподлобья глянул на пирата заметив, что улыбка того потеряла всяческое очарование. Джонни выглядел так, будто идет на плаху. Взвешивая перспективы навечно остаться здесь или показать слабину, он закатил глаза, тяжело вдохнул и произнес: «Я не умею писать».

— Повтори? — прервав письмо медленно выдавил Док.

— Я не умею писать от руки, Кубовски! — произнес пират так, словно гордился этим.

Если провести опрос среди тех, кого унесло в космоворот и тех, кто нырнули туда, пытаясь удовлетворить жажду приключений: «Слышали ли вы в своей жизни более протяжной крик?», — то все они, как один ответят: «Нет». Док уподобился боевым медведям и мог бы состязаться с Чивесру за звание короля Леса, ведь не отходя от Ободка здесь всё вертелось вокруг бумажек и их заполнения, а дальше, предполагал он, будет только хуже и с «умением» Джонни они не выберутся отсюда даже спустя две вечности. Когда он перестал претендовать на титул короля, то начал ругаться, как старый Хьюго, а тот ругался будь здоров. И планеты приплетал, и родителей, и живых и мертвых и род, и рот, да всё, куда только можно сунуть детородный орган. Н. Хьюго молча смотрел и запоминал самые изощренные ругательства, а Джонни даже не повёл бровью. Всю истерию Дока он пристально смотрел сквозь горящие пламенем глаза омолодившегося старика, пока тот не распознал что-то неуловимое для пирата. Может, потому что скучал по Марте, и фантазии, где они обзавелись потомством произвели на него такой эффект? А быть может, потому что Джонни напомнил засратого котёнка, а не грозу космоса? — но Док примерил на себя роль будущего отца для тридцатилетнего парня, чьё выживание в суровой бюрократической вселенной зависело только от него. Ещё он не исключал варианта, что помогает Джонни, потому что тот походит на засратого котёнка с чертовски обаятельной улыбкой.

— Ладно, чёрт с тобой, Джонни, но только в этот раз. В другой будешь заполнять сам…

Н. Хьюго посмотрел на него, как на существо не самое рациональное, ведь куда проще обучить Джонни, чем делать это каждый раз за него, если только не…

— Заполни, Хьюго!

— Создатель… — обращался тот к Доку, но тот лишь ехидно улыбнулся.

— Со мной это не пройдет, — Док приклеил к груди лист, словно Н. Хьюго стена, а не складно сложенный мужчина. — Никаких «создателей», «творцов», знаем, проходили.

Хьюго и Джонни переглянулись, но решили не узнавать кого Док стряпал в своём подвале.

— Мне не нравится имя Хьюго!

Тяжесть свалившаяся с плеч Дока снова вернулась на излюбленное место. Этот новоиспеченный парень годится в подмётки разве что трёхлетке. Соображает он резво, но в какую степь его клонит и как заунывно выглядят его попытки соскочить с крючка, чтобы не заполнять бумажку за Джонни? Это выражение лица не давало Доку покоя. Потерянный в космовороте Хьюго надевал его только когда по-настоящему недоволен.

— И что ты мне прикажешь делать? — уставился на него Док.

— Даруй мне другое имя!

— Даруй, — усмехнулся Джонни, парочка на него злобно зыркнула, но он лишь повторил. — Даруй.

— И какое имя, чтоб меня, я должен тебе даровать?! — передразнивал Док, понимая, что родитель из него будет мягко говоря «так себе».

— Откуда мне знать!? Ты же Создатель!

Док пробурчал едва различимое, обреченное, словно привязанный камень на шее тащит его на космоворотское дно: «Понасоздавал проблем на свою голову».

— Тогда назову тебя сраной жестянкой, которая мешает размышлять!

Н. Хьюго гордо поднял голову к парящем в космосе перечеркнутым бланкам. Вдохнул бюрократический воздух, прочувствовав каждой клеточкой легких запах чернил. Приложил руку к груди, а другую торжественно поднял вверх.

— Теперь мое имя: Сраная-Жестянка-Которая-Мешает-Размышлять!

На этом торжественная часть окончилась. Он скрестил руки на груди и пристально уставился на Дока, словно играл роль в каком-нибудь дешевом ситкоме.

— По контексту, полагаю, моя основная функция, — нелепая гримаса актера из ситкома не забавляла Дока, — мешать размышлять! А раз моя функция — мешать размышлять, то я…

— Ладно, мать твою, только закройся! — Док мысленно чертыхался про себя, понимая, почему Марта постоянно ему говорила: «Из тебя выйдет дерьмовый отец, Кубовски».

— У меня нет матери, технически у меня два отца, если посмотреть… — Док рявкнул: «Довольно».

— У тебя есть база имён? — спросил Джонни так, будто Хьюго по-прежнему корабль.

— Два месяца назад хозяйка загружала новую базу, но не думаю, что это работает с человеческим мозгом, хотя, секундочку! Да, я знаю много имён. Кажется, так много, сколько не способен запомнить ни один человеческий мозг, я… — Док щелкнул пальцами перед носом Н. Хьюго, тот подскочил, что позабавило Джонни.

— Так выбери любое имя оттуда, — устало приподнял плечи Док.

— Нет, ТЫ должен дать мне новое имя!

— Мать моя Удача, да выбери ему уже имя, Кубовски! — закатил глаза Джонни, подумав о том, что перенял от Кейт слишком многое.

— Чёрт с тобой, называй понравившиеся имена, а я выберу подходящее? Только заполни бумажки… — воодушевленный такой идеей Н. Хьюго сразу же принялся за дело.

— Виктор?

— Ага, Франкенштейн, даже не думай, а лучше заполняй.

Расстроенный Хьюго воскрешал из памяти данные, которые слышал, будучи кораблем про Джонни. Параллельно с этим его мысли упорхнули к облаку имен. Молодой человек не ожидал, что способен думать о двух вещах одновременно, поэтому попробовал подумать о трех. Когда он понял, что думает лишь об одной, то снова расстроился и спросил:

— Диоген?

— А знаешь, если тебе обзавестись греческим горшком?

— Пифосом, — Док недоуменно посмотрел на пирата, который не умел писать, но знал название чертового обиталища Диогена.

— Другое имя, — прошипел Док.

Раздобыв карточку туриста и получив порцию ежедневных талонов, искатели вернулись в магазин, где новоиспеченный человек приобрел роскошное сомбреро и костюм тройку. Н. Хьюго полагал, что костюм поможет ему открыть все канцелярии, ещё он полагал, что имя Дюк звучит очень убедительно, но Джонни обидно прозвал его в рифму, и запомнив ругательство, он решил, что имя ему в действительности не подходит. Нужное другое. Особое. Которое подчеркнет утонченную натуру некогда прекрасного интеллекта, отныне запертого в теле, которое рано или поздно превратится в звёздную пыль.

— Эй, пришелец с Лоу-П, — обратился Джонни.

— Да-а?

— С нас же не снимут наши скафандры? — пришелец указал на табличку на бюрократическом.

— Любые предметы из других вселенных формирующие другие предметы должны быть сданы на хранение, иначе вы не покинете Ободок.

— Чертовы бюрократы, со своими чертовыми формулировками, чтоб вашу мать-перемать!

— Кубовски, ты омолодился, а внутри все такой же старый брюзга, пожалуйста, замолчи и не мешай уточнять: мозговышибатель же не относится к «предметам формирующие другие предметы»? Ведь он делает ровно наоборот?

— Если не указано, что «расформировывает другие предметы», то значит не относится! — ответил пришелец.

— Чертовы бюрократы, со своими чертовыми формулировками, — улыбался Кубовски. — Есть тут место, где можно спрятать наши устройства?

— И что-нибудь, чтобы не провонять бюрократизмом? — обводя рукой помещение магазина, намекал на воздух Джонни, вспоминая, что недавно изображал Док.

Пришелец потрясся как желе, щупальцами пустил волну, словно находится на дискотеке, а после подмигнул шестью бильярдными шарами парочке людей, задающих интересные вопросы. Пока Н. Хьюго смотрелся в зеркало и сравнивал себя с запечатанным почтовым конвертом, которому требуется пёстрый галстук, чтобы действительно на него не походить, троица прошла за прилавок, затем в подсобку, оттуда в другую, и ещё в одну.

— Аренда ячеек — талон в сутки, — Док и Джонни кивнули в знак согласия.

— А на счёт кислородных фильтров, то с ними всегда напряженка, поэтому попробуйте поискать на Земле, там вроде с этим попроще?

— Джонни, приготовься стать бюрократом, — предостерегал Док, боясь, как бы у пирата мозги не пошли набекрень.

Указательный палец Джонни аккуратно стукнул по скафандру и нано-боты решили спрятаться в свою «любимую коробочку». Бюрократический воздух не произвел никакого эффекта на Джонни. Док хотел спросить почему, но решил, что всему виной неумение писать. К тому же Н. Хьюго закончил с документами, и никто из троицы не собирался задерживаться в этой вселенной больше, чем нужно.

— Может быть Антон?

— А может быть Джозеф? — переспросил Джонни.

Док снова зыркнул на него так, как смотрят на людей, от которых неизвестно чего ещё можно ожидать? На прощанье пират отдал честь непониманию, отпечатанному на лице Дока, и шагнул в кротовую нору. Губы Дока поджались, он хотел что-то объяснить Хьюго, но осознание мысли, что этот молодой человек отныне будет вечной головной болью — продиктовало шагнуть следом за Джонни. Н. Хьюго запомнил новое слово, занеся в раздел «ругательства», он не мог представить, когда представится случай ими воспользоваться, поэтому шагнул следом за Доком.

— Того вселенную! Что за сборище… — Док перебил молодого человека.

— Прибереги ругательства для подходящего случая. И запомни, что это попросту некрасиво, — ответил Док.

— И вправду, — вклинился Джонни, но на этом не закончил. — Каждый первый житель вселенной способен сыпать ругательствами, как Уолли соль в суп, — Док изобразил на лице гримасу, будто снова попробовал тот суп. — Но это не значит, что это нужно делать при первом представившимся случае.

— Но разве сейчас не подходящий случай? — обводил руками мир вокруг Н. Хьюго.

— Определенно, — Хьюго опять начал повторять фразу про сборище, но Док добавил: — Нет.

3

— После характерного звука зажеванной пленки и перемотки сообщение воспроизводилось заново.

Доку доводилось видеть видеозаписи с хиппи, оцепленными полицейскими кордонами, но даже те любители астероида не могли состязаться с этой межвселенской тусовкой. То, что их так много — ещё пол беды, к огромному количеству пришельцев так или иначе привыкаешь, когда частенько бываешь в космопортах Луны. Но это записанное убогонько синтезированным голосом сообщение — вынуждало паниковать, ведь: «Время в ожидании составляет: неизвестно». Зато Джонни известно два неоспоримых факта. Первый: он ненавидит такие сборища, где нужно передвигаться так медленно, что сжатая от злобы челюсть быстрее сотрет зубы в порошок, чем пойдешь в привычном темпе. Второй: с помощью мозговышибателя он сможет убрать всего четыре путающихся под ногами пришельца. «Дерьмо! Этого не хватит даже для того, чтобы прорваться к палаткам, где можно свободно дышать!», — сокрушался Джонни, разглядывая палатки и шатры разных форм. Н. Хьюго же горделиво улыбался, потому что метко подметил увиденное с помощью ругательства. Однако это приятное ощущение расползающееся по всему телу застряло в области затылка. Что-то холодное и железное уперлось туда. На лбу прорисовались испарины. Он чувствовал себя пойманным в ловушку. Когда ты корабль, у которого много пушек — для тебя не существует ловушек, но здесь, в лагере, где металлический голос звучит до боли знакомо — молодой человек жалеет, что не может улететь. Ему одиноко без голоса капитана Сары, командующего: «Хьюго! Вытащи нас поскорей отсюда!», — и в следующий миг, его мозг, сверившись с навигационными картами, радарами и локаторами — знал, что делать. Здесь же у него есть Док и Джонни, но помогут ли эти двое отделаться от чувства, которому Н. Хьюго не смог подобрать определение? Стало слишком зябко. Чтобы не окоченеть и отвлечься от железки, приставленной к затылку, он нашел в себе силы сказать:

— Мы прибыли на Землю, теперь нам нужно встать в очередь на получение бланка «И9-Д1-НА-Х-Игрек»!

— И где по-твоему начало этой чёртовой очереди? — брюзжал Док.

Джонни ткнул пальцем в сторону парящего в воздухе указателя, гласящего: «Очередь, начинается тут».

— Может что-нибудь придумаешь?

— Дай мне время, Джонни.

Н. Хьюго сумел вернуть контроль над разрастающимся чувством паники, а раз ситуация взята под контроль, то самое время заняться важнейшим вопросом:

— Может быть Герман?

— Нет! Подожди, не мешай! — отмахнулся Док.

Джонни посмотрел на Н. Хьюго и прошептал: «Нет», — чтобы тот не отвлекал Дока, который судя по танцу бровей спорил о чем-то сам с собой. На самом деле, он слушал скулящий шепот паники, заполонивший все пространство, которое недавно занимал великий ум: «Только не говори, мне, Саймон Кубовски, что мы будем жить до конца своих дней в палаточном городке со сраными межгалактическими хиппи!?», — навзрыд произносила она, голосом Марты. «Отстань, пожалуйста, не мешай думать», — лениво отбивался Док. Шагая вглубь лагеря и наблюдая за симпатичной девушкой, Док сделал единственный верный вывод: «Представители одних видов из разных вселенных кучкуются друг с другом». И судя по количеству этих самых видов — этот лагерь огромен так же, как смытая в УниТаз вселенная. Ещё Док заметил смелые попытки отчаянных новичков кидаться на полицейские кордоны. Он сразу откинул эту идею, ведь офицеры не гнушались использовать паралитическое оружие.

— Мы по уши в дерьме, — обреченным полушепотом простонал Док.

— Может быть Оливер? — парочка уставилась на него так, словно он предложил назваться Адольфом, но оказалось дело вовсе не в выборе имени.

Два Д, обернувшись на Н. Хьюго увидели, что находится за кротовой норой. Никаких очередей. Пришельцы выглядели так непринужденно и счастливо, словно быть бюрократом не так уж и плохо. Док не верил глазам. Ведь надо быть умалишёнными или на каком-нибудь допинге, чтобы жить здесь! К тому же их охраняло такое количество стражей порядка, что можно начать войну с унийцами и даже её выиграть.

— Да ты издеваешься!?

— Не знаю, Создатель, имя Оливер не кажется мне издевательством, но раз ты против, — обиженно проговорил Н. Хьюго.

К троице подполз огромный ящер, чья чешуя походила на каменную броню. Рука Джонни потянулась к мозговышибателю, но Н. Хьюго его остановил.

— Туристы-с, — язвительно шипел ящер. — И всем-с нужен-с бланк-с? Приходите-с к в гости-с к нам-с, у нас завалялась пара штук-с!

Ящер вильнул хвостом в сторону палаточного городка, шпили которого едва-едва достигали головы Джонни. Около центрального шатра, который принадлежал влиятельнейшему из ящеров стоял вертел с огромным угольком, напоминающим тучного человека. Док хотел что-то ответить, но Серебряный не лез за словом в карман.

— Шел бы ты отсюда нахер? Со своими «парой штук бланков», пока я не всадил «пару штук пуль» тебе под хвост, — проговорил он и прицелился ящеру в область хвоста.

— Я, Прохвост-с I из рода-с Прохвостов-с каменистых-с, у меня-с очень-с богатая-с родословная-с, а ещё… — Док сам потянулся за мозговышибателем, но вмешался Н. Хьюго.

— Простите, сэр, Прохвост I, что вы хотели? — ящер довольно облизнулся.

— Подсказать-с, где-с взять-с палатку-с, еду и все-с, мы одна-с большая-с коммуна-с, — Док перебил его.

— А тот толстый человек тоже часть «большой коммуны», сраные людоеды!?

— Кто-с такие-с людоеды-с? — недоуменно шипел ящер. — И о каком-с толстом-с человеке-с идет-с речь?

— Тот, который на вертеле у вашего красивого шатра? — указал мозговышибателем Серебряный.

— Ах это-с? Это-с же «питательный-с жировик-с» из магазина-с, это не человек-с, лишь похож-с по форме-с, — обиженно шипел ящер, смотря огромными глазами на мозговышибатель.

— Ладно, хорошо, — Джонни убрал пистолет в кобуру. — Прохвост I, сколько вы уже в этой очереди?

— Около-с трёх лет-с, а если-с быть-с точным-с…

— У нас нет трёх лет, — взмахнул рукой Док.

— А тут ни у кого-с их нет-с. Вот там, — ящер вильнул куда-то в сторону полицейского кордона, — приобретете-с палатку-с, да еду на сегодня-с, а потом-с приходите-с к нам. И поверьте-с это лучше, чем к людя́м-с!

— С? Спасибо-с, — произнес Док тем самым заставив Джонни быстро моргать, словно пытаясь сопоставить это поведение и «великий ум».

— Может быть Ящер? — ящер и два Д недоуменно посмотрели на Хьюго, тот поджал нижнюю губу и отвел взгляд куда-то в сторону вертела.

— Иди с Прохвостом, Хьюго, он выглядит дружелюбным, — с пугающе беспристрастной интонацией проговорил Док. — А мы пока с Джонни сходим и приобретем палатку и еду на сегодня.

— Кубовски, — разочарованно произнес пират, словно Док не поверил не единому слову Прохвоста и хочет избавиться от молодого человека.

— Что? Я серьезно, пусть идет! Мы скоро будем, Хью, а ты пока у ящеров про имена поспрашивай?

Прохвост I пополз рядом с одухотворенным Хьюго, а два Д поплелись в сторону кордона на который указал ящер. Док продирался через разношерстных пришельцев, стараясь не вдыхать носом межвселенскую вонь. До этого момента, он думал, что так способны вонять лишь носки Уолли, да космопорты с рынками, но привыкать к вони лагеря «Центральная Очередь» он не собирался не за какие коврижки. Джонни едва поспевал за ним, понимая, что Кубовски убегает не сколько от себя, сколько от вопроса: «Ты серьезно считаешь, что оставлять Н. Хьюго с первым встречным ящером — хорошая идея?». И чем ближе они приближались к кордону, на который хвостом указал ящер, тем больше им казалось, что Прохвост не зря носит своё имя. Их обдурили. Никакого магазина нет. Лишь офицеры и полчища пришельцев из-за которых невозможно ничего разглядеть. «Простите, офицер?», — обратился Док к парнишке, лицо которого казалось до того простодушным, что он невольно улыбнулся. Улыбка стала шире, когда он вытащил палец из носа и вытер остатки соплей о модную броню. Парень смирил Дока взглядом человека, который устал ждать, когда его наконец-то сменят.

— Чьёй надбдновна? Говори? А?

Док вопрошающе посмотрел на Джонни, словно тот обязан понимать любой говор. Пират улыбнулся своей знаменитой улыбкой.

— Ейто самова, земеля? Где нам разжиться палаткой, да жратвой, а?

Земеля улыбнулся своим наполовину беззубым ртом.

— Ну, ейто самова, гляди, — земеля взял дубинку в руки, чтобы использовать как указку. — Тут ходить прямо буш, потом значит вправо поворачивать, дойдешь до упора, а потом, влево поворачивать буш. Получишь там его? Как там его? Ну там, как его? — напарник выдохнул устало и произнес: «Разрешение». — Разрушение! — земеля дебильно хихикнул. — Разрешение на размещение получишь, печатку поставишь, и усе!

— А магазин-то где?

— Ай, да там недалеко, главное, прямо ходи, потом вправо поворачивай…

— Понял-понял, тебе захватить чего в магазине?

— Не, смена ща кончится, сам ужо дойду, но спасибо тебе на добром слове.

Док несколько секунд хлопал глазами, пока не прохлопал Джонни. Убегая он обронил: «Покедова!», — земеля ответил тем же.

4

По дороге в указанное место Док пристал с расспросами к Джонни, но тот на всё ответил лишь одной фразой: «Вырос в деревне». Из этого Док сделал вывод, что, не смотря на технологический прогресс, всё же на Земле есть места, куда не добралась цивилизация. И будь он проклят, если отыщет свою вселенную и не увезёт Марту в подобную деревушку! Правда такие романтические мечты быстро бы разбились о суровую реальность, но прочитав в мечтательных глазах Дока надежду, Джонни решил не спускать его с небес. К тому же это сделала какая-то бабка в очереди, которая тянулась к магазину.

— Куда прёте, не видите, я стою!

Джонни улыбнулся старушке так, что та почувствовала себя снова молодой. Её фантазия сотворила с ним всё то, что запрещает церковь, в которую она ходит по выходным, чтобы посмотреть на богомерзкого пони. Несмотря на отпугивающий внешний вид он своими речами мастерски играет на струнах каждого пришедшего.

— Простите, леди, — галантно поклонился Джонни.

Старушка раскраснелась, а после начала интенсивный рассказ, украшенный тысячей и одним эпитетом в адрес соседки, которая по заверениям очарованной «та ещё сука». Искатели делали вид, что слушают и изредка говорили «ага-угу». Док думал над тем, не вёл ли он себя подобным образом, будучи стариком? А намётанный взгляд Джонни увидел нечто прекрасное. Торговец нелегальным. Тот украдкой приоткрывал подол пальто, а после звонко цокал, словно делает одолжение, что показывает всякую чушь, которую хочет толкнуть втридорога. Но прекрасно в торговце не то, что он карикатурен, а то, что на таких торговцах и держатся вселенные. У них можно узнать много полезных сведений. Раздобыть что-нибудь этакое, да ещё и к тому же нехило налакаться за их счёт (пообещав провернуть завтра сделочку, но так и не явившись).

— Как она могла отравить моего мальчика!? — возмущалась старушка.

— Отравить? — история приобрела интерес в глазах Дока.

— И что, что это пришелец с планеты 111?! И что, что он сожрал её мужа!? Он же такой пусечка, а она тварь… — Док кивал, поддакивая, что соседка та ещё тварь.

— Как она посмела отравить такую красоту!? — произнес Джонни так, словно отдал бы мозговышибатель, чтобы забыть эту «красоту».

На их фоне 111-ых адские гончие — лапочки, которых хочется кормить с рук, а эти твари: пышут огнем из носа, как паровозы, глазенки бездушные, а тело похоже на один большой огненный шар в который кто-то воткнул длинные спицы, которые они криво-накриво сгибают, когда передвигаются. И как только эта милая старушка уживалась с тварью, что сжигает и сжирает всё, что попадается на глаза? К сведению, это единственные в старой вселенной существа, убийство которых не карается, а щедро вознаграждается. Именно так Джонни познакомился с выходцем этой злосчастной планеты. То произошло задолго до Кейт. После встречи с пришельцем Джонни потерял: свой любимый корабль, свою любимую команду (он жалел, что не позвал Гарри), и свою поистине обаятельную улыбку, какой помнил её сам. Он так и не сумел убить ту тварь и простить себе смерть друзей, а потому планировал коротать дальнейшую жизнь за стойкой бара, наматывая сопли на кулак и ныряя на дно стакана. Удача слишком сильно любит Джонни, а потому в один из сумрачных дней, она подсадила за соседний стул воплощение грации, которому пытался присесть на уши Гарри. Вглядевшись в потухшие глаза Джонни, Кейт улыбнулась так, что все произошедшее показалось дурным сном, который своей заботой и нежностью она поможет забыть.

Док поглядывал на Джонни, видя, что глаза пирата блекнут, словно в них некогда потух огонёк надежды, который он искусно разжигал с помощью кого-то потерянного в космовороте.

— Всё в порядке, парень?

— А? — отвлекся от собственных мыслей Джонни, а после встрепенулся. — Да, всё хорошо, Саймон. Я отойду?

Док не привык, что его называют по имени, но опомнившись, он решил, что не стоит мучать паренька раз тому нужно побыть одному. Ему и самому хочется побыть наедине, но эта старая кляча будто не собиралась замолкать. Зудящее чувство тревоги подсказало, что нужно всё-таки спросить, куда направляется Джонни. Тот словно прочитав мысли Дока обернулся.

— У меня чутьё, Саймон.

— Это тебе будет дорого стоить, Джонни, я не выдержу же с этим Хьюго, ящерами и вселенная знает, чем ещё!

— И старой сукой! — проговорила старушка, намекая на соседку.

— Да! И той старой отравительницей! А она здесь причем!? — старушка захихикала.

Джонни пожал плечами, а после зашагал в сторону торговца. Заприметив обаятельного покупателя, тот прогнал какого-то мерзкого пришельца, который просочился в слив канализации, оставив после себя на асфальте лишь фиолетовую слизь.

— Могу достать, всё, что пожелаешь, но мне не нужны талоны, парень, — подмигнул торгаш.

Его лицо с этим накладным носом выглядело нелепо, а огромные очки выдавали в нём идиота или гения, который не смыслит ничего в маскировке или знает про неё всё. Джонни решил не смеяться, по крайней мере пока не отойдет от него подальше и не выведает, чего может предложить торговец.

— И что тебе нужно? — улыбнулся пират.

Торговца так не очаровывала даже улыбка собственной жены. На секунду он задумался как выудить какую-нибудь историю-другую из уст Серебряного, но вовремя спохватился. Вспомнив что где-то далеко его ждёт жена и четверо детей, поэтому решил не испытывать судьбу. Снова. К тому же после последнего очарования жена всадила нож ему в ногу, промахнувшись на считанные сантиметры от самого сокровенного и проклятого, по мнению торговца.

— Да так, припугнуть одного ублюдка, — подмигнул торговец.

— Пугать ублюдков всяко лучше, чем стоять в очереди. Что за ублюдок?

— Встретимся в конце улицы Мейбл через двадцать часов, — торговец призадумался. — В том конце, что около Пятой авеню.

— Туда столько добираться? — торговец лениво кивнул.

— Плюс-минус час, двадцать — это с запасом или недобором, как повезёт, — таинственно улыбался он.

— И какой мой интерес?

— А ты приходи и узнаешь, — торговец поправил накладной нос и пошел в другую сторону от Джонни. — Двадцать часов.

Примерно через час после возвращения к человеку, который собирался научиться шипеть на ящерином, только чтобы выбрать подходящее имя — искатели бланка сытно пообедали, перекурили, и задумались о своем: «Девятнадцать часов с такими очередями, и какого хера я рассиживаюсь здесь?», — размышлял Джонни, смотря на то, как Хьюго зеленеет и откашливается после каждой затяжки. «Я до сих пор не привык к новой молодости. Нужно бы выяснить есть ли я в этой вселенной и разжиться анигилятроном, ну или на крайний случай сделать его», — Док тоже не понимал на кой ляд Н. Хьюго давится дымом, но эта мука молодого человека почему-то веселила его. «Интересно, если я возьму имя Мальборо и буду постоянно курить Сара будет меня любить? Ого, я такой прозаичный!», — размышлял Хьюго.

— Может Мальборо?

— Брось бяку, — Джонни ударил Хьюго по руке, тот обиженно поджал губы.

— Команннда! — ящеры, Док и Хьюго посмотрели на Джонни так, как смотрят на настоящих капитанов, но он сменил тембр голоса с «геройской бравады» до «делового». — Предлагаю сделать лагерь почтеннейших ящеров местом встречи, а пока заняться поиском альтернативных способов покинуть эту вселенную.

— К чему ты клонишь? — Док знал к чему, но хотел, чтобы Джонни объяснил это для Хьюго.

— Вот у Хьюго цель — найти себе имя. Ему нужно остаться в этом лагере, чтобы искать его, или я не прав? — все кивнули. — У меня чутье на сомнительные сделки и добираться до Пятой авеню… — Прохвост и ящеры недовольно закачали головами. — По меньшей мере девятнадцать часов. Тебе есть чем заняться Док или ты отправишься со мной?

— Нет смысла отправляться всем в одно место, ты верно сказал: Хьюго нужно имя, пусть ищет его, а я поищу свой дом и анигилятрон…

Мальчишка запертый внутри обаятельного пирата озарил всех светом своих голубых прожекторов: «Ты же дашь мне из него пострелять?», — Док как-то обомлел и кокетливо кивнул.

— Тогда решено. Прохвост? Присмотри за Хьюго. — Прохвост вильнул хвостом прошипев что-то на ящерином, Хьюго засмеялся.

— Может Джонни? — на прощанье спросил молодой человек у Дока.

— О, поверь, тебе не стоит брать себе второе имя по типу Джонни, а то будет путаница. Кейт мне рассказывала, что в её классе учились двадцать Александров на разный манер: Алехандро, Сандро, Саня, Шурик, и прочие, поэтому подумай ещё раз.

— Ну и ладно…

Из-за жалобного вида Хьюго внутри Дока что-то сжалось. Он и Джонни знали, что как только молодой человек выберет себе имя, то ему захочется выбрать что-то ещё, а потом ещё. Человеческая природа возьмет верх над остатками того, что осталось от блестящего компьютерного чипа. Поэтому они постарались, как можно скорее унести ноги.

— Может быть Рудольф? — Хьюго улыбался так, как улыбается ребенок, которого оставили одного дома.

— Пойдем-с поищем-с тебе-с более-с подходящее-с имя-с, чем у оленя-с, — прошипел Прохвост и резво засеменил лапами, оставляя Хьюго с догадками о том откуда ящер знает, как зовут оленя у Санты?

5

— Я совсем не умею заполнять бумажки, — с неслыханной таксисткой грустью произнес пират. За годы работы она никогда не видела, чтобы улыбка человека выглядела настолько жалко.

— Может у тебя есть что-нибудь на обмен? — её брови подпрыгнули два раза намекая на мозговышибатель.

— Могу дать один патрон.

Таксистка с сомнением посмотрела на вымученную улыбку. Затем заглянула в глаза Джонни. В них пряталось что-то неуловимое. Недоступное пониманию. Не оставляющее ничего, кроме как согласиться. То с каким выражением лица он потянул за откидной рычаг крепления барабана и вытащил оттуда одинокого друга — напоминало таксистке расставание отца и сына. Пират старался держаться как можно мужественнее, когда отдавал патрон.

— Спасибо? — как-то неуверенно проговорила таксистка, не видев ничего более странного за последние пару лет.

Пират ничего не ответил, занимая голову мыслями о том, где разжиться патронами, а потом устало махнул рукой. «Три штуки — тоже сносно», — произнес Джонни и плюхнулся поудобнее на заднее сидение.

Машинка поднялась на высоту второго этажа и тут же влетела в пробку. Облететь её не представлялось возможным: по правую и левую руку тянулись дома и гостиницы, где останавливались смирившиеся с положением дел; сверху виднелась едва заметная голубая рябь, чье надоедливое жужжание ничем не отличалось от любого другого энергетического поля. Слушай завывания таксистки в такт электронной долбежки, Джонни спасся, провалившись в сон. Очнулся он где-то недалеко от лагеря «Восточная очередь». Четыре часа в чертовой пробке, а улица Шекли ещё даже не показалась на горизонте! Таксистка энергично рассказывала о том, что добраться до улицы Шекли нельзя по воздуху, поэтому пирату придется взять повозку. Он не стал вдаваться в подробности, потому что хотел поскорее вдохнуть свежего воздуха.

Запах свежескошенной травы пробудил воспоминания о далеком доме. Когда ты растешь в деревне, где нет никакой валюты, только старый-добрый бартер — ты знаешь, что при должном рвении всегда можно что-нибудь да выменять. Иногда настолько роскошное, как первые «поистине умные часы». Отцу Джонни они пришлись по душе, ведь хранили в себе всю библиотеку вселенной. Он читал перед сном сыну многочисленные истории о приключениях, пиратах и всем остальном. Увидев, как две блестяшки Джонни поблескивают от слова «приключение», а с лица мальчонки не сходит мечтательная улыбка — отец сделал то на что не решился сам: отправил сына к родственникам в столицу. И сейчас, стоя перед огромными железными воротами, скрывающими лагерь «Восточная очередь», сын жалеет, что отец давно предан земле. Старику бы понравились эти зеленые луга, пестрые цветы и нимфы всех рас и размеров. Прежде, чем войти Джонни запустил руку в карман, чтобы найти что-нибудь подходящее для обмена. Пачка сигарет, несколько российских дореволюционных монет, колода карт и от конфеты фант. Вряд ли такое выменяешь на что-нибудь сносное. В другом кармане ютились: грецкий орех, заколка Кейт и зажигалка. Ещё на нем одета куртка, которую ему подарил друг, умерший от пришельца со 111 планеты и часы, показывающее в этой вселенной лишь надпись «нет сигнала». Задумавшийся Джонни не заметил, как к нему подкрался извозчик.

— Вам в какой-то конкретно палаточный уголок или… сэр? — учтивая манера старика располагала, но Джонни знал, что водители любого транспортного средства, вне зависимости от габаритов — обдерут тебя до нитки, поэтому недоверчиво ответил: «В конец улицы Шекли».

— Пятая авеню или пересечение с улицей Адамса, сэр?

— Пятая.

— Двести талонов и домчу за шесть часов, сэр!

Серебряному хотелось расчехлить мозговышибатель и отправить вымогателя к праотцам, но стоявшие неподалеку офицеры жадно облизывающиеся при взгляде на распознанный помысел — отбили это желание. Если мозговышибатель достанется кому-либо как трофей, то точно не двум тучным бюрократам.

Вымогатель снял шляпу, провел рукой по прилизанным седым волосам и улыбнулся так, будто у Серебряного нет иного выбора, кроме, как обнищать ещё на один патрон.

— Ладно, сто пятьдесят, если найдешь их за час, — без капельки прежней учтивости произнес старик.

— В карты не играете? — обратился к офицерам Серебряный. Те самодовольно кивнули. — Запрягай лошадей!

— Да ты самоуверен, парниша!

Все, кто знали Серебряного — не играли с ним в карты из-за ловкости рук, которой позавидовал бы даже сам маэстро Мудини, показывающий фокусы со своими мудями, но зато какие! «Пропажа яйца», «летающий хер», «хер за воротник», и многие-многие другие, которые и в подметки не годятся тому, как Джонни меняет карты на глазах офицерья. Один из них подметил что-то необычное и попросил показать, что у Джонни спрятано в руке, тот раскрыл ладонь и показал тому орех. Другие игроки засмеялись над ним, а пока смех разносился по уютной улочке с межвселенскими кафе на стол запрыгнула белка. Видок у нее отчаянный. Повязка на глазу, как у пирата, несколько шрамов украшающих брюшко и два вставных, золотых зуба. Она с замиранием хвоста смотрела на орех. Джонни понимал, что если не даст взятку, то та, как на духу выложит все трюки обладателя ловких рук, которым уже вряд ли бы позавидовал знаменитый Мудини.

— Достопочтенные офицеры, — почтительно трещала белка. — Меня зовут Рарм, и я ветеран второй совиной… — один из офицеров взоржал.

— Ветеран!

— Да закройся ты, Эрик! — рявкнул старший.

— Спасибо, вам, полковник, — белка учтиво поклонилась. Джонни кивнул всем остальным, чтобы они, последовав его примеру положили карты. — Сидя на своем посту, я увидел это чудо, которое не видел со времен, как попал в эту вселенную… Ох, если бы хозяин ореха дал бы мне это великолепие… Я бы рассказал ему о том, кто скрывается под кронами деревьев! — все за исключением пирата посмотрели на деревья за забором лагеря, пытаясь рассмотреть какой-нибудь силуэт.

Пухлый офицер, почесал щетину и пожал плечами, старший офицер вскинул брови и кивнул Джонни. Тот наиграно закатив глаза легонько кивнул и протянул белке орех.

— Возьми, Рарм, но прежде, расскажи, кто скрывается под кронами?

— Как вас зовут, о, щедрый спаситель?

— Джонни, — обаятельно улыбнулся пират.

Если бы сейчас офицеры уличили его в жульничестве, то простили бы всё из-за улыбки, от вида которой у официантки подкосились ноги. Споткнувшись она уронила поднос с едой на голову свиножиров с планеты Свиней, которым плевать уронила ли она еду или нет — они будут мерзко слизывать её друг с друга, да даже если бы она упала на кафельный пол в бюрократическом туалете.

— СОВЫ, СРАНЫЕ СОВЫ, ОНИ НА ДЕРЕВЬЯХ, ДЖОННИ! — наигранно паниковала белка. — СЕРЖАНТ ОБЕЩАЛ МНЕ, ЧТО МЫ ВЕРНЕМСЯ ВМЕСТЕ ДОМОЙ! У НЕГО ДУПЛО НЕДАЛЕКО ОТ ТОГО, ГДЕ ЖИЛА МОЯ СЕМЬЯ! МЫ ХОТЕЛИ ДРУЖИТЬ СЕМЬЯМИ И ДОБЫВАТЬ ОРЕШКИ, НО СРАНЫЕ СОВЫ… ОНИ ПОДЛЕТЕЛИ, КАК БЛИЗКО, ЧТО МЫ НЫРНУЛИ В КОСМОВОРОТ…

— Белки добрались до кнопки? — недоверчиво спросил Серебряный.

Все посмотрели на белку, та нарочито затряслась, указывая трясущейся лапкой на деревья:

— НА ДЕРЕВЬЯХ, МАТЬ ТВОЮ, ДЖОННИ!

Рарм вырвал орех и рванул в противоположную сторону от лагеря «Восточная очередь», через несколько метров к нему прибились другие белки, которые прыгали через друг друга и весело трещали о том, как ловко одурачили человека. Джонни улыбался от мысли о том, что подобные кадры есть не только в его вселенной. Однако радостное настроение не распространялось на остальных сидящих за столом. Офицеры со злобой смотрели друг на друга, не понимая, как проиграли все, кроме собственных трусов. Джонни спешил, поэтому оставил им обмундирование, удостоверения, да в общем-то всё, кроме талонов. Он даже сделал то чего не делал, когда оставлял дураков с носом — заплатил за заказанные напитки и блюда.

6

Офицеры стоявшее чуть поодаль от кротовой норы указали Доку на табличку с надписью: «Для будущих бюрократов», — он с недоверием посмотрел на неё, ведь в отличии от Джонни у него нет мозговышибателя. Он чувствовал себя практически беззащитным. Местечко, через которое нужно пройти являлось подворотней, куда не проникал свет из-за того, что крыши домов упираются друг в друга. Лишь тусклые оранжевые лампочки подсвечивали путь, пролегающий через полчища крыс. Одна из них остановилась, привстала на задние лапки и спросила: «Свернул не туда?», — Док не совсем понял к чему она, ведь единственный указатель вёл в подворотню.

— Посмотрите на человечка? — каркало откуда-то из-под крыши существо силуэтом напоминающее горгулью. — Хочет стать бюрократом, а жизнь прожигать в лагере не хочет?

— Да, точно-точно, свернул не туда? — пищала крыса.

— Заткнитесь, — замогильным голосом проговорило существо из тени. — Лучше бы ты в другую сторону шел, человечек.

Не имея под рукой никакого оружия, кроме собственного интеллекта, Док решил разузнать подробнее, почему над ним подтрунивают создания, прячущиеся в тени?

— И почему же мне лучше не идти туда? — стараясь не истечь сарказмом спросил он у всех обитателей подворотни.

— Оттуда не возвращаются, — зловеще прохрипел пришелец, по-прежнему прятавшийся в тени.

— Все идут туда, и такие: «Жаль не все поймут, какой я хитрый, вот стану бюрократом и выберусь из этой сраной вселенной!» А потом такие: покупают костюм тройку, портфельчик для бланков, натягивают улыбку и ходят туда-сюда, пока не забывают зачем её натянули. Потом глядишь, уже и документы все заполнены. «Да и вселенная не такая плохая, да?» — проговорил какой-то человек, выглянувший на пол головы из подъезда.

— А сами-то чего здесь сидите?

— Это лучшее место во всей этой вселенной! — слишком громко прокричало существо в тени, увидев испуганные глаза Дока, оно решило говорить на полтона тише. — Офицерье рядом и постоянно орет, куда отправляется и зачем. Считай — все новости растекаются по городу отсюда, и, если кто-то найдет способ выбраться без бланков — мы узнаем самыми первыми.

— То есть вы просто ждете в подворотне? — Док мысленно выругался за что с помощью кнопки не убавил у себя сарказма.

— Глупый! Ещё мы фильтруем слухи! — пропищала крыса.

— Ладно, дайте пройти, а то я нихера не понимаю, чего вы хотите? Предупредить? Неубедительно! Попросить что-то? Да у меня нихера нет!

— Послушай, человек, — существо из тени положило лапу на плечо Доку, и он почувствовал умиротворение, какое испытывал лишь сидя в своём гараже. — Пойдя туда, ты станешь бюрократом и потеряешь себя, а пойдя в нашу церк… — Док отпихнул лапу.

— Дайте пройти, мать вашу!

— Проходи-проходи, бюрократ сраный, — кто-то плюнул сверху на Дока.

Док издал рёв загнанного в угол зверя и рванул вперед. Его встретили два близнеца, одетых как типичные агенты какой-нибудь вселенской организации, коих Док повидал столько, что его не смущали выцветшие пиджаки, некогда бывшие синими и смешные галстуки с непонятной символикой организации внизу. Близнецам за сорок лет. Ни одной эмоции на лице нет. Но есть нечто забавляющее любого — их усы, которыми они почему-то гордились, иначе сложно объяснить зачем после того, как они остановили Дока — принялись их наглаживать.

— Обычно в город пытаются проникнуть окольными путями! — говорил правый.

— Как-то раз, мы видели такого же молодого парня, как ты, торчащего из жопы ринобраза, — блестел аномально бесящей улыбкой левый.

— Потешно вспоминать. Что ж, молодой? Раз прошел через подворотню соблазнов, то имеешь право погулять по городу и даже посмотреть окрестности.

— Соблазнов? — спросил Док, разглядывая придурковатые усы то одного, то второго близнеца. Кто в здравом уме носит две тоненькие линии разделяющее лицо пополам?

— Конечно, обычно там ещё шлюхи водятся, но сегодня не завезли, — они рассмеялись под стать своим идиотским усам «ха-хаха-ха», добавив в конце «потешно». — Ладно, Кубовски, хватит ломать комедию, ты знаешь, что нам нужно.

В грудь Дока уперлись два сердцевышибателя, щекочущие ребра. Его дыхание стало скованным, будто во вселенной осталось кислорода на несколько вдохов. Через несколько секунд обменов неоднозначными взглядами, он сумел произнести: «Парни, вы ошиблись, я не тот Кубовски…». Один из близнецов полез в карман, извлек оттуда выцветшую фотографию, где запечатлен молодой Кубовски. И если он не может отличить самого себя от Дока с фото, то чего уж говорить о двух близнецах с придурковатыми усами?

— Ещё раз говорю, я не тот Кубовски!

Один из близнецов посмотрел через плечо, словно спрашивая разрешения, а после приложился прикладом сердцевышибателя по лбу Дока. Он вскрикнул и зажмурился от боли.

— Офицеры, уважаемые! Говорю же! Я не тот КУБОВСКИ! — скулил Док.

— Митя, можно я ему прострелю ногу?

— Витя, в прошлый раз ты немого промахнулся и отстрелил, сука, как вспоминаю, самому тошно… Кем надо быть, чтоб хер отстрелить? — Витя обиженно отвел взгляд. — Вот и я том же! А ты, Кубовски…

Митю прервал на полуслове крик доносившейся откуда-то с крыши: «КАК ЖЕ Я НЕНАВИЖУ ЭТУ СРАНУЮ ВСЕЛЕННУЮ!», — начался дождь из монет и следом за ними, не дожидаясь, когда разойдутся бюрократы полетел пришелец. Троица разбежалась в разные стороны. Витя и Митя с особым наслаждением смотрели, как пришелец вляпался в асфальт, разбрызгав свою желтую кровь и раскидав мозги на прохожих. Какой-то молодой бюрократ начал что-то бурчать себе под нос, как старик, а после достал из портфеля «СУПЕРСАЛФЕТКИ» припасенные для этого случая.

— Как же я ненавижу сраные понедельники, — начал он говорить Мите и Вите, оттирая лицо. — Передавали же в прогнозе падений на сегодня: «Понедельник, возможны пришельцопады, не ходите там-то, там-то»! И что, мать вашу? Нет бы прыгнуть, как все с небоскреба, нет надо было… — Митя прервал его.

— Кубовски сбежал.

— И куда он по-твоему сбежит отсюда? — самодовольно скалился Витя.

Митя посмотрел на бюрократа, который выглядел чище, чем до пришельцопада. Тот кинул на прощание: «Пока!», — а Митя на прощанье плюнул ему в спину.

7

Н. Хьюго понравился первый сон. Он видел Сару. В её глазах горел костерок у которого хотелось согреться. Он подглядывал за тем, как она переодевается и внутри него затарахтел двигатель. Решив испытать все прелести человеческой жизни, он вломился к ней в каюту, схватил за талию и страстно прильнул к губам. Н. Хьюго не знал, почему она так реагирует? Но то, что она лижет лицо своим шершавым языком — разве это плохо? От удовольствия он открыл глаза и увидел перед собой Прохвоста. Их крик слышал весь палаточный городок ящеров, которые хотели лишь одного — спать, поэтому Хьюго и Прохвоста выставили до вечера, или навсегда. Они не уточняли.

— И надо было тебе лизать мое лицо?

— Я спал-с! — непонятно то ли возмущался, то ли наслаждался Прохвост.

— И что нам теперь делать? И мы не узнали приходил ли Джонни или Док?

Ящер облизался, а после вперил взгляд в молодого человека, будто не слышал вопроса. Он подпрыгнул и сказал: «Я же забыл покормить своих малышей», — о каких малышах речь? — не знал даже сам Прохвост, но он быстро ретировался, что Хьюго не успел ничего спросить. Разочарованный тем, что не знает всех предлогов, чтобы кинуть молодого человека на произвол судьбы Хьюго решил встать в очередь, где много людей. С ними он не будет чувствовать себя одиноко. И если при виде Сары во сне у него затарахтел двигатель, то при виде миловидной девушки он с силой пнул его в ребра и ненадолго заглох. Ему хотелось записать что-нибудь в бортовой журнал, но только никакого бортового журнала-то нет! А будь тот, то он попросту не знал бы, что записать? «Красивая красота?», — ему казались смешны собственные мысли. Молодой человек жалел, что больше не является кораблем и не может в любой момент посмотреть в базе данных, что делать, когда на тебя пялится красотка? Не найдя ничего лучше, он решил спросить:

— Мне подходит имя Саймон? — девушка изменилась в лице, заглянула в душу Хьюго и ответила: «Нет».

— Тебе подходит имя Замбурт, — напоминающий огромный волосатый ком, проговорил пришелец, стоявшей спереди. — Это классное имя. Так звали моего прадеда, а прадед у меня был что надо.

— Замбурт? А что значит это имя?

— Замбурт имя великого полководца. Мой прадед, — горделиво пробасил пришелец. — Он выиграл две войны, а после бесследно исчез, хотя до этого говорил, что не выйдет на пенсию, но кто его знает?

— Мне не нравится исчезать бесследно, — призадумался Хьюго.

— Так и не надо, но имя это великое, как моя раса!

Вмешался какой-то пришелец, стоящий перед волосатым комом, который явно знал больше, чем бывший компьютерный чип.

— Ага, расскажи, как вы просрали свою планету маленькому рою управляемому бешеной маткой, — усмехнулся пришелец.

— Слышишь ты, мтур, я твою планету харбм, как только выберусь отсюда!

Волосы на коме вздыбились, напоминая шипы. Они обрели металлический блеск, и что-что, но Хьюго и девушка не хотели оставаться рядом с выходящим из-под контроля пришельцем. Они осторожно пятились назад.

— О, демонстрируешь свои колючки? А как тебе это?

Откусив себе палец и дунув в образовавшуюся дыру, напоминающую кровавую трубку — пришелец раздулся в два или три раза, как надувной шар. Предвкушая кровавую драку, толпа разбежалась. Кто-то, как обычно, начал принимать ставки. Хьюго заворожил вид острых игл. Он не обращал внимания, как его все дальше и дальше оттаскивает девушка.

— Ты такой блаженный!

— Блаженный? Не совсем понимаю, о чем речь?

Тем временем в великана влетел металлический ком. Те, кто не отошли попали под дождь из плоти и крови, и черт возьми им это нравилось. Металлический ком приземлился на ноги, которые сложно рассмотреть за рядом шипов, прокрутился, обдав особо кровожадных кровью. Они наградили его щедрыми аплодисментами, а после буднично обошли труп. Очередь сместилась на несколько метров влево к уже давно засохшему кровавому следу. Хьюго не понимал, чему они восхищаются? Насилию? Он повидал насилие будучи кораблем, неспособным как-то помочь Саре, разве что бить током её обидчиков; хотя он рассматривал вариант отключить подачу кислорода, но слишком уж переживал за хозяйку.

— Пойдем, я знаю одно местечко, где поспокойней, — подцепила девушка Хьюго под локоток.

— Но как же очередь? Док и Джонни прибьют меня, когда вернутся!

Девушка улыбнулась, как улыбаются всем блаженным во вселенных космоворота. Будь Хьюго человеком чуть дольше, то сумел бы распознать в ее глазах жалостливое: «Боже, что за наивное создание?».

— Ты думаешь, если они догадались покинуть очередь, то они вернутся? — она наигранно засмеялась. — Нет, они бросили тебя, а я спасла!

— Они вернутся! Они, как и я хотят покинуть эту вселенную!

Спор молодых людей привлек пришельцев, которые надеялись, что будет ещё одна кровавая сцена.

— Покинуть!?

— Да, — ответил Хьюго так, будто это само собой разумеющееся.

— Отсюда нельзя выбраться! — она призадумалась, в её зеленых глазах разгорался какой-то безумный огонек, который что-то колыхнул внутри новоиспеченного человека. — Практически…

Возможно он бы протестовал тому, что она уводит его от очереди и места, где его будет искать Прохвост и Два Д, но от нее так приятно пахло! Запах опьянял, отвлекая от навязчивых мыслей о Саре. Ведь, когда Хьюго стал человеком с ним никто не говорил про любовь. Он убежден, что любит Сару. Он воскресил значение слова «любовь», вспомнив, как Сара репетировала раз за разом перед зеркалом, как скажет это тому самому Хьюго. Он знал, что она любит его не меньше, если не больше, ведь Сара нанимала мойщиков, чтобы те намывали его шлюз. На языке кораблей — это что-то, да значит! А уж когда он обрел плоть, то сама мысль о том, что она намоет ему шлюз — пускала по телу предвкушающий блаженство разряд, непонятный ни одному человеку.

— Что с твоим лицом? — спросила девушка.

— Кажется, я понял, что такое любовь!

Зрачки девушки расширились. Хьюго был заворожен своим отражением. Такой смешной и изогнутый. Ему было интересно: красавица тоже думает об этом? Уголки ее губ насмешливо приподнялись, потому что он смешной? Или изогнутый? И почему она приближается!? И тянется губами к щеке?

— Это только начало, — звонко поцеловала она щеку. У Хьюго зазвенело в ухе.

Будучи кораблем Хьюго любил баловаться с проводкой. О, это ощущение, когда тебя немного замыкает, бац! От человека бы завоняло жареным, а члены экипажа выкинули останки вакуум, но Хьюго практиковался так долго, что знал, как доставить себе удовольствие. Поэтому ощущение от поцелуя повергло его в шок. Это было нечто невероятное и немыслимое, ведь до этой секунды он и не догадывался, что людей тоже может замыкать. Он не был кораблем, но не растерял старые привычки. Смотря на эту красавицу, Н. Хьюго чувствовал, что хочет доверить ей свой шлюз.

8

Извозчик остановился за несколько сот метров от указателя «улица Шекли». Джонни едва успел распрощаться со стариком и конями, а повозка уже мчалась назад во весь опор, будто впереди их поджидает нечто ужасное. Дойдя до указателя, Джонни заметил другой. Сквозь перечеркнутую черным надпись легко читалось: «Улица последней очереди». Рядом с ней, красным цветом, похожим на кровь выведено: «Здесь начинается улица Шекли». Останки людей и пришельцев разлагались справа в овраге. Большая часть мертвецов давно лишились кожи и мяса. Хватит и дуновения ветра, чтобы трухлявые кости разлетелись как песок по асфальтовому пляжу. Группы людей и пришельцев ничем не похожих на бюрократов шли по тротуару, обходя заросшие грязью экипажи и такси, которые не смог бы оживить даже самый искусный механик. Какое бы название эта улица не носила: «Улица последней очереди» или «Шекли», ей бы больше подошло «мертвая улица» или «улица стервятников», ведь никто не гнушался позаимствовать у мертвецов талоны.

Джонни выругался, осознав, что лагерь «Восточная очередь» и все пришельцы неподалеку — жулики, которые наживаются на новичках, таких как он сам. Но почему они боятся брать талоны?

— А, осознал, что в городке тебя разводили на талоны? — явно получая нездоровое удовольствие проговорил незнакомец.

— Угу, — ответил Джонни.

— Это часть игры в этой вселенной, но раз ты здесь, то дальше — узнаешь больше, поэтому: добро пожаловать!

Не дожидаясь, когда Джонни что-нибудь ответит, незнакомец вырвал талоны из рук обветшалой старушки, и, насвистывая развеселую мелодию, отправился по своим делам.

Собирая талоны тут и там в таком количестве, что можно купить всю эту сраную вселенную, Джонни перекинулся парой слов с незнакомкой, которая с особым наслаждением оторвала конечность тому, кто похож на арахнида. Девушка буднично разломила ее пополам. Ее глаза блестели также, как у ребенка при виде торта. Девушка вгрызлась в мясо замычав от наслаждения, по губам струился зеленоватый сок, от вида которого Джонни передернуло.

— Это улица, куда должны все прийти с бланками? — он с трудом оторвал взгляд от девушки и вперил его в линию горизонта.

— Угу, на том здании до сих пор написано: «Ушли на обед, скоро вернемся», как видишь — вернулись! Да и бланков столько, что можно чемпионат по нырянию в космоворот устраивать! — она утерла рукавом сок с губ.

— И как же выбраться из этой вселенной?

— Не знаю, красавчик, но будет время заглядывай к нам в бар?

— В какой?

— Лучше в «Круг», там всегда есть чем заняться! — она игриво подмигнула Джонни, он никак не отреагировал.

Каждый курильщик чувствует момент, когда нужно поставить мир на паузу и просто дебильно уставиться в одну точку, ни о чем не думая. Джонни прикурил и вместе с дымом вдохнул сотни отравляющих рассудок мыслей: почему они не покинули эту очередь? Может вначале улицы стоял кордон, блокирующий этих «удачливых»? Как отсюда выбраться? Как найти Кейт? Слишком много «как», плодящих новые «как»… Он выбросил сигарету, не докурив и до половины, и побежал в сторону Пятой авеню.

Пришельцы торопились куда-то, говоря по сотовым телефонам, которые в этой вселенной пользуются особым спросом: «Бланки, суки, бланки!», — поток орущих про бланки проплывал мимо завсегдатаев баров, которые мерились силами и делились сигаретами с дамами, чьи улыбки блестели, но не так, как когда мимо проходил Серебряный. Дамочки кокетливо улыбались Джонни. Их полупьяные кавалеры опускали колкости, на которые пират никак не реагировал, хотя мозговышибатель и не прочь накормить того зеленоголового урода свинцом. Толстозадая девка, которую можно использовать вместо баррикад перегородила дорогу. Она наматывала сальные кудри на пухлые пальцы, которыми можно прокормить всех тех падальщиков, что питаются останками в овраге: «Красавчик, не хочешь поразвлечься?», — глухо отбили ее губы, донеся до Серебряного лишь: «вуб-буб-буб». Пират жалел, что не владеет рыбьим, чтобы доходчиво объяснить, куда ей следует отправиться со своим предложением, а потому сказал: «Через полчасика, крошка, мне нужно уладить одно дельце». Завсегдатаи улыбнулись мужской шифровке, и на возражения девки — отвлекли её какой-то чушью.

Под указателем «здесь кончается Пятая авеню» стоял торговец, который выглядел не так карикатурно, как в прошлый раз. Маска серьезности ему шла, что тому медведю парик. Он крепко обнял Джонни, тот не понял в чём причина такого панибратства, но не стал возникать. Торговец повел его в сторону парка, через который тянулись мертвецкие очереди.

— На Пятой авеню — другая жизнь, — задумчиво сказал торговец.

И вправду. Эти птички, тянущие жилы из тушки большого медведя — поистине олицетворяют собой красоту этого места. Джонни хотелось разделить этот момент с Кейт. У неё бывает настроение полюбоваться бессмысленной жестокостью. Не спеша. Покуривая сигарету и медленно выдыхая дым, будто никогда больше ничего удивительного не произойдет.

Торговец сел на лавку, постучав по ней ладонью несколько раз, чтобы рядом уселся Джонни.

— Я не твоя собачка, — улыбнулся пират, и тогда торговец протянул ему сигару. Хитрые глаза торговца горели так, будто он знал наверняка, что этот сорт понравится Джонни. Он сел рядом.

— Тот, кто это придумал — больной ублюдок, — начал торговец. — Он просчитал всё на века, зная, что никто никогда не выберется с этой планеты, а если им хватит фантазии не стоять в очереди, то не выберется со следующей, и так далее….

— Прекрасно, — улыбнулся Джонни.

— На счёт моей просьбы? — призадумался торговец. — Я дам тебе карту. Этот ублюдок располагается там. По лицу вижу, ты знаешь, что с ним сделать? Если всё получится, то у всех нас будет шанс выбраться отсюда.

— У всех нас? — задумчиво произнес Джонни. Ему никогда не нравились такие прохладные истории, к тому же здесь не стояли на кону деньги или стрельба из линкора, добывшего победу в последней войне.

Торговец разглядел сомнение в глазах пирата, но не стал ничего говорить, чтобы переубедить. Он знал, что любой, кто обладает хотя бы одной жалкой извилиной приходит к тому, что любое занятие лучше, чем стоять в очереди.

— Почему ты сам не сделаешь это?

— У меня семья, парень, к тому же я редкостный трус.

— Достаточно смело, как для лжеца. Предположим, я поверю в эту чушь? Что я получу взамен?

Торговец хитро улыбнулся. Широко раскрыл подол пальто, чтобы Джонни рассмотрел знаменитый бланк.

— Это тот самый бланк, правда я понятия не имею, что ты с ним будешь делать, ведь принтер не работает уже бог знает сколько лет, — пожал плечами торговец. — К тому же конторка, принимающая бланки — ушла пять лет назад на обед, а когда вернется…

— Ты же сказал про шанс выбраться, я не совсем понимаю? — перебил торговца Джонни.

— Ты не ослышался — шанс выбраться, но для этого, нужно чтобы ты сделал то, о чем я тебя прошу!

— Хер с тобой, и только потому что ты принес мой любимый сорт сигар.

— Прежде, чем сделаешь это скажи ему, что тебя прислал Жен Мерсен, я хочу, чтобы он знал почему умирает.

Джонни сразу показалось, что дело неладное, но превратится в прах перспектива сомнительная. Лучше уж поймать пулю или луч бластера, а ещё лучше обзавестись таким бланком и вместе с Доком разобраться, что делать дальше? Он задумался над тем почему бы не закончить всё сейчас и здесь? Торговец кивнул, а после на Джонни появилось столько красненьких точек от лазерных прицелов, что впору стало зваться «Красным», а не Серебряным.

— Идёт, где тебя искать?

— В том же переулке.

Торговец вскочил с лавки и направился в сторону выхода из парка. Джонни достал револьвер пересчитал патроны и призадумался над тем, где бы пополнить запас. Благо в парке так много трупов, что у них можно найти практически всё, что угодно. Он нашёл ключи от квартиры, миллиарды кредитов из неизвестных вселенных, но ничего отдаленно напоминающего патроны.

— Нужно бы сказать Доку, куда я собираюсь, — смотря во впадины глаз мертвеца, сказал Джонни.

— Не знаю, думаю это дерьмовая идея! Двадцать часов, парень! Ну его! — ответил мертвец.

Джонни дал себе пощечину, а после мертвец прекратил говорить.

— Ладно, обрадую его потом, надо бы взглянуть на карту…

Отправиться в другой город всяко лучше, чем стоять в очереди — успокаивал себя Джонни. Правда, чтобы выбраться за черты полумертвого города пришлось постараться. Во-первых, проблема в том, что все дороги встали в одну затяжную пробку. Во-вторых, ни в одной из этих машин нет бензина, а кораблей нет топлива. А у пирата нет желания стоять за ним в очереди. Существовала ещё одна проблема вселенского масштаба.

На пересечении улиц Шекли и Адамса стоял блокпост. Джонни пожалел, что не видно никого отдаленно напоминающего земелю. Только до отупения бесчувственные бюрократы, которые обрисовали вполне ожидаемый расклад.

— Чтобы покинуть город нужно заполнить эту бумажку, где сказано, что ты смирился со всеми вытекающими вселенной и готов в ней жить, — Джонни почесал затылок.

— А как мне потом вернуться в очередь? У меня там друзья…

— Заполнишь эту бумажку, эту и эту, плюс если приведешь друзей, чтобы они заполнили бумажки, то получишь квартиру, пожизненное пособие, и конечно же атласную бабцу!

— Насколько атласную? — насмехался Джонни, но офицер не понял. Тот описал руками силуэт подобной бабцы и стоит признаться предложение в ту секунду казалось заманчивым.

— Атласная бабца — это хорошо, когда твоё сердце не занято Кейт, — проговорил Джонни, офицеры понимающе закивали головами, ведь у каждого из них есть своя Кейт.

Если бы Джонни не вспомнил, что не умеет писать, то возможно согласился бы на их предложение, ведь это гарантировало, что он покинет этот город. Но принимать предложение от людей, которых нельзя назвать земелями в отличии от того обаятельного копателя носовых тоннелей? Извольте.

— Не, спасибо, парни, я ещё не смирился.

Они устало посмотрели на него, как на очередного говорящего эту дежурную фразу. На прощанье они сунули ему комплект бумажек, которые нужно заполнить, когда тот нагуляет осознание, что иного пути нет.

9

Преследователи с придурковатыми усами смотрели через стекло на Дока или они любовались своими отражениями? Поезд помчался вперед, и если подземка работает здесь так же, как и в старой вселенной, то у него будет небольшая фора. Правда для этого нужно дожить, потому что подземка ничем не отличается от старой: невозможно протолкнуться и катастрофическая вонь. Не все пришельцы переносят запах болотной твари, которой не помешал бы скафандр, чего уж говорить о людях жадно хватающих воздух ртом? Доку стало тошно, пусть телом он и помолодел, но всё же под этим слоем эластичной кожи находился тот же ворчливый старик. В очарование, которого молодость вдохнула новую жизнь, усилив всеобщее раздражение до отметки «хочется придушить Кубовски».

— Мерзкое, болотное, гнилостное отродье! Тебя не учили мыться? Надевать скафандр? Здесь же не продохнешь!?

— Закрой пасть, молодой, он же не виноват, что родился таким болотным уродцем! — встал на защиту пришельца какой-то старик.

— Я сейчас устрою здесь резню, если вы все нахер не позатыкаетесь! Тише-тише, Миша, дыши-дыши, — урчал сам с собой ббм.

— Щпа-щибо… — из пасти существа вырвалось концентрированное зловоние, от которого у старика-защитника потекли слезы.

— МЕРЗКОЕ, ГНИЛОСТНОЕ, ОТРОДЬЕ! — заверещал он, а после Миша, как и обещал устроил резню.

Если бы не остановка, то кто знает сколько бы жертв на свой счет записал медведь? Смешавшись с толпой, Док заметил близнецов, которые тоже заметили его: «Тебе некуда бежать!», — перекричал шум и гам Витя, подле которого остановилось существо похожее на огромного страуса, которому пришлось изловчиться, чтобы заглянуть тому в глаза.

— Это почему мне некуда бежать?

— Простите, я это не вам, а тому Саймону, — Витя обращался к Мите. — А ГДЕ ОН, МАТЬ ТВОЮ?

— Мою мать? Зря-зря, — рассвирепело существо, а после начало отбивать какой-то развеселый мотив на голове Вити.

Если бы не яростный рык Миши, который вошел в кураж, и, стражи порядка прикладывали неимоверные усилия, чтобы утихомирить его, а не убить, иначе профсоюз медведей сожрет их заживо, то Док и остальные бегущие услышали бы, как Витя молит о пощаде.

— Как мне попасть за город? — спрашивал на бегу Док у какой-то городской работницы, надпись на спине которой гласила: «Знаю о вселенной всё».

— Нужно взять талоны на бензин, на машину или на летное средство, если подтвердите квалификацию, конечно, ещё можно доехать на метро, но, полагаю, после увиденного — машина для вас оптимальный вариант. Вы уже бюрократ или ещё не смирились? — протараторила она с такой скоростью, что Док услышал лишь только: «Талоны, бензин, машина, конечно, доехать, полагаю, оптимальный вариант, вы бюрократ!».

— Сами вы бюрократ! — оскорбился он, а после добавил. — Простите, спасибо!

Продираясь через толпу, коллекционируя ругательства, Док вырвался наружу, оглянулся посмотреть не увязалась ли за ним парочка с идиотическими усами, а после побежал в противоположную сторону от толпы. Он бежал без оглядки, пока его не остановили офицеры на блокпосте, напомнив о том, что без бумажки — ты букашка.

— Достопочтенные офицеры, вы хотите сказать, что я должен подписать все эти бумаги, чтобы выехать из города всего на сутки!?

Офицеры кивнули и улыбнулись так же простодушно, как тот парень, с которым Джонни говорил на придуманном языке.

— Подписать — это ещё ладно. После бумаг нужно будет получить туристическую визу, а для этого нужно взять талон на кротовую нору, смотаться на Венеру, отстоять в очереди на регистрацию, при этом получив справку о получении первого пособия, которое можно получить лишь тогда, когда вы откроете счет в банке, а, чтобы открыть счет в банке нужно… — Док перебил его.

— А как-то иначе можно попасть за город?

Офицер машинальным жестом приспустил очки на кончик носа, слегка наклонился к Доку, чтобы тот почувствовал аромат его обеда. Бургер и кола, он всё-таки бюрократический офицер.

— Боюсь, что это просто невозможно если у вас нет никаких родственников.

Невозможно слишком громкое слово для Дока, который решил убедиться существует ли такой же как он Саймон Кубовски в этой проклятой вселенной.

— У меня есть родственник… Саймон Кубовски.

Офицер посмотрел на коллегу, тот посмотрел на Дока, а после достал какой-то сканер. Просканировав Дока, он кивнул напарнику, который устало закатил глаза.

— Ладно, гостевое посещение, — устало от бюрократии простонал офицер. — Я заполню свою часть бланка, а вы свою. Потом поставлю печать и у вас будут сутки, чтобы вернуться! В противном случае… — Док перебил его.

— Уверяю, я не доставлю никаких неудобств, офицер!

После обменов недружелюбными взглядами из-за бумажной волокиты, Док стал букашкой с бумажкой. Он выдохнул, но не так, как выдыхает человек, почувствовавший облегчение, ведь в этой вселенной существует другой Саймон Кубовски. Вряд ли настолько дружелюбный, что встретит его с распростертыми объятиями? Проверить это — всяко лучше, чем стоять в очереди, поэтому спустя пару чашек кофе по талонам, которое на вкус оказалось удивительно качественным, ведь бюрократ без чашки кофе, тоже самое, что владелец фермы без сигары в зубах; Док разжился старым, как он сам авто. Два близнеца не собирались отставать и зашли в «Аренда у Денда». Денда, хоть и говорливая жительница Лоу-П, но сделки проворачивала с такой скоростью, что ей бы позавидовал сам Лууид. Док не собирался терять имевшуюся фору, любуясь, как эти двое сядут в подобную таратайку, а потому вжал педаль в пол и помчался вперед.

10

У Джонни есть: три патрона в мозговышибателе, куча бумажек, которые он не сумел бы заполнить даже к тому моменту, когда (если) те ублюдки вернутся с обеда; и горсти талонов, которые срочно нужно во что-нибудь инвестировать. Единственное чего нет у Джонни — желания возвращаться назад через мертвецкую очередь потратив на это сутки, только для того, чтобы найти Кубовски и вернуться с ним обратно сюда, потратив ещё столько же, чтобы потом? Что потом? Собственный голос нервировал Джонни. Будь рядом Кейт, он бы попросил её говорить без умолку, и она бы говорила, приплетая все на свете, во тьме, и быть может уже даже в космовороте, но за неимением её оставалось обратиться только к одному средству: выпивке. И если кто-то в этой сраной бюрократической вселенной скажет, что он надирается из-за страха, то Джонни пожмет плечами и скажет: «Да», — потому что в мозговышибателе обычно шесть сраных патронов! С полным барабаном можно совершить, да практически, что угодно: от государственного переворота до смыва вселенной в УниТаз, но три? Извольте. Джонни необходимо выпить, чтобы заткнуть голос, молящий вернуться за Доком. Серебряный не помнил, когда ходил на дело один? Обычно с ним добрая дюжина пиратов, ну или Кейт, и хер бы с ним Гарри! Но один? С тремя сраными патронами? Он всё-таки живой человек, а не герой литературного романчика, про старика, робота и пирата, попавшего в бюрократическую вселенную!

По долгу жизни пирата, наёмника и самого очарования, ему частенько приходилось пускать в ход оное, чтобы получить желаемое. Чаще это делалось на благо команды, например, когда их арестовали на захудалой станции, где правила старая карга с которой пришлось уединиться столько раз, что последующие три месяца Джонни младший вставал в стойку только после горсти таблеток, выпив которую пахари своими приборами в штанах смогли бы вспахать поле размером с Луну. Это произошло задолго до Кейт, но не на столько, чтобы та не задавалась вопросами: «Без таблеток никак?». Реже пират пусках в ход очарование для своих целей. И то в исключительных случаях, когда его никто не мог подстраховать. По итогу у Джонни имеется: три жалких пульки в мозговышибателе, куча бумажек с которыми ему не совладать, но оно и не надо. У него есть план по поиску и соблазнению девушки, которая заполнит их. Осталось только найти такую и настроить свой внутренний компас на «придется затерпеть», ведь не смотря на все слухи, что Серебряный бабник — он таковым не являлся. Джонни — классический однолюб, поэтому от мысли, что придется вертеться с какой-то девкой, а не Кейт ему становилось тошно, но если выпить…

Джонни натянул фирменную улыбку и отправился бродить по Пятой авеню. После неудачной попытки уговорить дородную девушку заполнить документы за талоны, он принял тот факт, что с талонами дела не так просты, как могут показаться на первый взгляд. Но где именно зарыта писина с планеты Псина, он даже не хотел знать. В этой вселенной возможно всё. Сменив улыбку на «соблазнительную» в набор которой входили пританцовывающие брови, Джонни продолжил поиски своей спасительницы. Пришельцы, женщины, маленькие леди, все за редким исключением посматривали на него с опаской, ведь мало кто доверяет обаятельному типу с допотопным кольтом, спрятанным в кобуре? Ещё и эта улыбка с танцем бровей, брр! От такого передергивает даже ббм, а их очень и очень сложно впечатлить. И действительно, одному Джонни известно сколько он безуспешно расхаживал по улице взад-вперед. Отчаявшись, он пнул ногой жухлую листву, прикурил и пошел искать место, где можно выпить, хотя опыт подсказывал, что это место само найдет его.

Зазывал не поворачивался язык назвать зазывалами, либо потому что у них вот-вот закончится смена и кто-то более активно-жестикулирующий придет на их место приглашать испробовать: «ТАКОГО ВЫ ЕЩЁ НЕ ПРОБОВАЛИ!», — либо их тоже доконала хандра от того, что на этой вшивой улице ни одно заведение не просит зайти? Все как-то скучно и безлико. И снова Джонни затосковал по Кейт, чье жизнелюбие и изобретательность превращали обыденность в небольшое приключение.

«Смотри, милый? Там точно проводят черепашьи бои!», — она всего лишь увидела вывеску обещающую черепаший суп.

«Это клуб твоих друзей?», — под друзьями она имела ввиду «магазин Кольтов», где пираты, слышавшие про Серебряного, облизывались при взгляде на мозговышибатель.

«Чтобы добыть это мясо им пришлось отправиться в ад. Интересно, как выглядят эти смельчаки?», — вывеска обещала самые вкусные мельмени, мясо для которых добывалось трудом стольких наемников, что иной раз Серебряный подумывал подзарабатывать этим, но пиратство увлекало его куда больше.

Не сумев придумать ничего изобретательного у вывесок «БУХЛО» и «ДОМИНО», Джонни махнул рукой и случайно испугал существо похожее на ходячую водоросль. Пират устало поднял голову к небу, чтобы задать вопрос: «Почему?».

— Что почему? — остановился рядом с ним человек, похожий на того, кто явно знает, где надраться.

— Почему здесь нет и одного сносного бара?

Незнакомец недоуменно посмотрел на Джонни, бары по правую и левую руку, на мозговышибатель, а после покачав головой из стороны в сторону, словно проведя торги с собой изрек:

— Ты верно подметил, здесь нет и одного сносного бара, где искушенному человеку можно надраться или испытать Удачу, или и то и другое! — Джонни медленно кивнул. — Тебе хочется чего-то ос…

— Хватит ссать в уши, будто я жеманная девка, веди уже.

— Не, дружок, я уже испытал свою Удачу! А ты сходи, поучаствуй в Бухлотоне, и может тоже выберешься из этого вшивого места, — парень с оглядкой на мозговышибатель показал карточку похожую на заправочную.

— И как называется это место?

Мало у каких баров вывеска круглая, да ещё и постоянно крутится, напоминая то, что выблевал единорог, когда налакомился радугой. «Круг» — название, конечно, на пол кредита, но это лучше, чем соседний бар с названием «Вне очереди», будто там в свободное время от очередей клепают детей, которые будут презирать тех, кто не стремится стать бюрократом. Охрана на входе тоже прекрасно дает понять всё о местной публике. Если «Вне очереди» охраняет, какой-то коренастый карлан, похожий на гнома, то «Круг» охраняет существо на груди которого красовался бейджик с именем Зуб. Существо, похожее на крокодила, чья чешуя, как и кольчуга состоит из мелких звеньев, только вместо железа у него зубы, которые двигаются вверх и вниз, изредка сменяя друг друга, словно медленно подбираясь к своей жертве. Зубы существа напоминали острые шпили, но не это внушало страх даже такому опытному искусителю смерти, как Серебряный. Эти глаза походили на маленькие пасти с человеческими зубами, которые кажется, как и зубная чешуя жили своей жизнью, а может быть просто моргали? Когда пират подошел к двери Зуб подался к нему, остановившись преступно близко.

— Ты? На Бухлотон? — с насмешкой проскрежетал металлический голос.

— Да, — успокоившись от мысли о том, что три патрона в мозговышибателе способны разобраться и с подобным уродством, вернув уверенность, произнес Джонни.

— Хм, Бус, иди-ка сюда! — из-за неожиданного крика охранник соседнего бара подскочил и пробурчал себе под нос что-то нехорошее.

Дверь распахнулась так, будто Бус хотел её вырвать, выглядел он взъерошено, будто кто-то недавно потрепал его по голове. Внешность часто обманчива, а потому Джонни никак не комментировал бейджик с надписью «пупс», несколько розовых бигуди, болтающихся на черных прядках, как украшение и сигарету размером с предплечье какой-нибудь гориллы. Шкет десяти лет изучал Джонни взглядом человека, повидавшего несколько вселенных смытых в космоворот, куда отправились все его любимые, которые должно быть умерли, потому что более безжизненного взгляда Джонни не видел даже когда изучал в зеркале отражение собственного отчаяния.

— Пират? — не у каждого взрослого такой басистый голос, Джонни поперхнулся и откашлялся прежде, чем ответить: «Да». — Я видел много пиратов в этой дыре. Все они оказались бестолковыми для игры в Бухлотон, а главное, — шкет смачно плюнул на асфальт. — Им всегда не хватало терпения для победы, поэтому, если ты нетерпеливый, то ищи другое место, где уронишь кости.

Джонни не слышал выражение «уронишь кости» с детства, когда отец читал ему книги про старых пиратов, бороздящих моря на шхунах, пьющих ром, и любящих разноцветных шлюх. «Возможно этот шкет старик, запертый в молодом теле, как Док», — Бус посмотрел на Джонни, словно читая его мысли, а после лениво сказал: «Ну?».

— Да того планету вращал, ты заинтриговал меня! — Зуб перемялся с ноги на ногу, готовясь к прыжку, но Бус лениво от него отмахнулся. — Рассказывай правила?

Судя по смеху шкета, гнома, Зуба, прохожего, бабки с третьего этажа (технически первого этажа), сидящей на балконе и записывающей разговоры местной публики, чтобы использовать их потом в своих унылых любовных романчиках — Джонни сказал что-то исключительно смешное. Бус стряхнул пепел сделал несколько длинных затяжек, выпустил дым, протянул сигарету забавному пирату, который решил не отказываться, зная, что, когда подобные «боссы» предлагают курево — лучше его брать, ведь он сам делает так.

— Чем меньше ты знаешь про Бухлотон, тем больше у тебя шансов на победу, а значит у меня срубить денег на ставках, — по-бухгалтерски произнес Бус. — А награда будет такая, какая тебе дураку и не снилась: канистра бензина и карта с местом, где можно выбраться за город.

— К… канистра?

— Ну знаешь? Тара, если хочешь, куда наливают жидкость, — похрюкивал Бус.

— Я знаю, что такое, мать твою, канистра! — вышеперечисленные снова заржали.

Джонни чувствовал себя не Серебряным, а каким-то Джонни Переходный Возраст, где мальчишки над ним насмехаются из-за пушка над верхней губой, который он не удосужился сбрить, думая, что это сделает его взрослее и круче.

— Видишь, ты знаешь что-то про канистру, но поверь, тебе не надо знать ничего про Бухлотон, — выпускал дым Бус. — Соглашайся! И может даже выиграешь, и уедешь куда-нибудь? А куда тебе вообще надо? Здесь же не бродят новички? — Зуб хрустя наклонился, словно подтверждая сказанное.

Подул ветер и качнул розовые бигуди, запутавшиеся в волосах проницательного Буса, который смотрел на Джонни, размышляя на предмет того прикидывается ли тот идиотом или от природы является таковым? Зуб скрипел всеми зубами, поглядывая на Джонни помышляя о том, чтобы пополнить свою коллекцию. Гном положил локти на ограду и подпер руками лицо, разглядывая Джонни и думая о том, почему у него в кобуре какая-то идиотская железяка? «Бабулька страстных романов писулька» (это её псевдоним) навострив карандаш ждала что ответит пират? Ей нужна завязка для истории, персонажи уже есть: пират, говорящий пес, и конечно же красивая Розалия (прообраз ее самой в молодости).

— Мне нужно туда, — Джонни с недоверием протянул карту, но Бус не обратил на его кислую мину никакого внимания, но когда увидел куда ведет дорога, то присвистнул так, будто увидел красотку.

— Тебе не добраться до Коллекционера без машины, парень, а корабль ты не получишь пока не станешь бюрократом, поэтому, давай, играй в Бухлотон, и сможешь доехать хер знает зачем к нему, только не говори за бланком? — Джонни глянул на Зуба, тот подался вперед, словно дал разрешение кивнуть. — Знаешь, будь ты чемпионом по Бухлотону, то, я думаю, он бы дал тебе бланк, и может даже еще отсосал, но реальность такова, что Мерсен — собиратель говен, не зря зовущийся Коллекционером. В любом случае — тебе не добраться до него без машины, так что…

— Я же смогу выпить прежде, чем играть?

— Если ты из тех пиратов, которых не перепьют сами смурблы, то да, а если нет…

Кто такие смурблы Джонни знать не знал, зато знал в старой вселенной создание, которое по преданиям невозможно перепить. По физической форме Серебряного и не скажешь, что он пьет, курит или использует допинги, когда те искусно синтезированы маэстро химических наук, поэтому Бйр из расы элусов с высоты своего исполинского роста недооценил крепенького пирата. Мало кто видел элусов пьяных, а уж тем более пускающих слюнявые ручейки по столу. Бйр оказался хозяином станции Олимпия. С того дня Джонни всегда обслуживал корабли только у него и всякий раз Бйр пытался разузнать как у пирата получилось перепить его? Сейчас у Джонни нет под рукой никакого химика. Допинга. Кейт ради которой можно нужно держаться на ногах. У него есть желание покинуть бюрократическую вселенную, и он готов потратить оставшиеся три патрона в мозговышибателе на того, кто скажет, что этого мало.

11

Идя под руку с дамой от которой не только престранно работало сердце, но и речевой аппарат, потому что на все её: «На этой улице нет ничего особенного, а вот на этой…», — Н. Хьюго лишь невнятно мычал, он заметил, что всё-таки «особенное» есть. На лицах пришельцев отражалось блаженство, доступное только тем, чье сердце тронуло нечто красивое, как незнакомка держащая его за руку. Их трогал вид великолепного собора, чей золотой купол походил на лампочку, заменяющую солнце, которое с трудом продиралось через облака бланков. Казалось, что вылепленные сотни рук на оконных карнизах тянутся к Хьюго, но по задумке они тянулись к узору внутри собора, где изображен принтер. Принтер был повсюду. Он вырезан на огромных дверях, говорящих: «За нами найдётся место каждому нуждающемуся», — и если внешнее великолепие собора можно изучать так долго, что с каждой секундой подмечаешь все новые и новые детали: таинственные фигуры, спрятанные под самой крышей, странные узоры перетекающее в принтеры всевозможных размеров, то внутри все как-то скучно. Будто архитектор решил оставить все интересное за стенами. Стены внутри расписаны каким-то фанатом принтера, потому что тот выполнен во всех цветах в стиле поп-арт, где под каждым принтером красовалась надпись на бюрократическом языке, которую не сумел бы разобрать даже самый фанатичный крючкотворец. Скамейки сделаны из редкого дерева, которое невозможно опознать, как и невозможно определить значения узоров на их спинках. На алтаре стояла священна книга, возможно, очередная выдумка какого-то хитреца, но Хьюго решил не рубить сплеча, пока не поймет зачем эта обаятельная незнакомка притащила его сюда?

Священник, как и любые другие выходцы планеты Окум — редкий шарлатан. Его хитроватые глаза горели дьявольским обманом, а самодовольная ухмылка походила на ту, которая способна заставить толпу прыгнуть в жерло вулкана. Само по себе создание примечательно лишь тем, что похоже на пони. Адского пони с которого содрали заживо кожу. Увидевшего это в первый раз — непременно скрутит. Увидь такое человек в церкви на Земле, то непременно бы перекрестился, святой водой и крестом вооружился и попытался бы низвергнуть существо обратно в ад. Но здесь он священник. Заметив свою помощницу с новым послушником, он бросил телефонный разговор и поскакал в их сторону.

— Наша добытчица! — он смачно поцеловал её в щёку, Хьюго едва не вывернуло наружу.

— Падре! — очень уж наиграно произнесла она.

— Что за заблудшую овечку ты привела к нам? — он поднял копыто и ткнул в грудь Хьюго, тот поправил свалившуюся на нос шляпу.

— У меня нет имени, я пришел, чтобы найти его, — процитировал Хьюго фильм, который постоянно смотрела Сара.

Прихожане, услышавшие этот короткий диалог, пришли в неописуемый восторг. Они начали падать на колени, а после воздавать хвалу принтеру. Другие же верили в пророчество с трудом, но, когда хитрый пони пал перед Хьюго, тот понял, что здесь всяко веселее, чем в очереди.

— И не было у него имени, и пришел он сюда, чтобы его найти! — обыграл фразу пони так, что в ней прямо-таки чувствовалось, нечто мифически-грандиозное. Остальные повторяли за ним.

— И благодаря знамению, приобрел я больше, чем имя, а именно веру! — подыграл Хьюго, снова процитировав какой-то фильм.

Переглянувшись Хьюго и пони кивнули друг другу. Молодой человек не мог понять почему окумянец подыгрывает ему?

— И поднявшись на крышу небоскреба, он увидел свою паству и обрел истинную цель…

На языке пони это означало беседу тет-а-тет, но Хьюго мог ошибаться. Ему ещё с трудом давались призрачные намеки. Толпа повторила слова, поднялась с колен, чтобы взять под руки Хьюго, и повела его прочь из собора, в сторону небоскреба.

— Я обыскался-с тебя-с! — разбрызгивая слюну произнес Прохвост.

— Безымянный, это твой друг? — спросил какой-то из послушников.

— Угу-угу, — подмигнул Прохвосту Хьюго.

— Без… безымянный?

Адский пони показал глазами, что испепелит болтливого ящера, если тот не заткнется. Прохвост имел каменистую броню, которая способна выдержать куда больше давления, чем способен оказать убогий пони, но эта толпа? Прохвост довольно облизнулся и пристроился рядом с Хьюго. К толпе прибивались всё новые и новые послушники, по крайней мере пони рисовал это именно так. На самом же деле, уставшая от очередей толпа побрела за другой толпой в надежде, что там произойдет что-то интересное. В их глазах тлел огонек надежды, такой крохотный, что любая массовая ходьба в сторону от очереди распаляла его. Ведь, если не пытаться выбраться из этой вселенной, то, наверное, можно смириться и жить, как остальные? Или можно пойти дальше? За безымянным человеком окутанным ореолом загадочности? Тем более, что толпа и пони без устали твердит: «Безымянный, небоскреб», — а когда толпа повторяет такую несуразицу, то лучше увязаться за ней следом, чем стоять в очереди.

12

В большинстве своем попавшие сюда либо не знали, куда хотят попасть, либо чем-то взбесили космоворот. Любой заложник бюрократической вселенной вначале её ненавидит, ведь достаточно быстро осознает, что выбраться отсюда практически невозможно. Остается лишь с положением дел. Когда приходит смирение, то выходец планеты Лоу-П решает не медлить и делать то, что умеет лучше всего: богатеть. Став богатой, Денда станцевала танец желе и озадачилась поисками ученого, потому что вещи, приносящие удовольствие — веют скукой. Никакие шоковые терапии, выстрелы из бластеров, виртуальные реальности, центрифуги не приносят удовольствия, как сигареты. Обычные сигареты, сигары и еже оные — быстро приедаются, поэтому без химика не обойтись. Перед тем, как житель Лоу-П покидает родную планету он смотрит на надпись, оставленную Нудидом Искателем недалеко от входа в кротовую нору: «Нужно химика найти», — и Денда нашла не просто химика, а мастера на все руки: Саймона Кубовски. Он смешивал для нее такие гадости, что она никак не отреагировала, когда он попросил её любимую машинку, чтобы проехаться за молоком. «И на кой хер этому старику молоко посреди ночи?», — задумалась бы Денда не танцуй она как желе, но танцуя в такт рёву мотора, уезжающему «шелби», она не могла помыслить, что видит Кубовски в последний, а машину в предпоследний раз. Эта машина стала для нее особенной, потому что принесла первый миллион талонов, а ещё эта машина нравилась главе налоговой службы. Конечно она могла бы подарить ему другую, но казалось, что тот знает каждую царапинку и вмятину на этой, а потому заметив подмену может выйти из себя и разглядеть неуплату налогов бюрократического масштаба. В большинстве своём жители планеты Лоу-П не мстительные создания, однако, когда «шелби» нашлась, казалось, что её сдавили прессом и она похожа на куб. «Кубовски», — волнообразно кричала Денда раз за разом, забыв зачем кричит, когда начала по привычке пританцовывать, но вспомнив, она впервые остановила танец желе. С того дня прошли годы. Долгие годы без танцев. Без той самой «шелби», которая нравилась налоговику, и без Кубовски, который обманул её, и даже не оставил забористого курева… Поиски химика, и по совместительству оружейных дел мастера — оказались сложны, она так и не нашла никого похожего на этого сумасброда. Ей нравилось, что в глазах престарелого человека светится жажда жизни с такой яркостью, что казалось, Денда живет как-то неполноценно, занимаясь разнообразной торговлей, в отличии от него — узника гаража. Зато за годы ожидания — она разработала план мести. Такой простой и гениальный, что ей хотелось с кем-нибудь поделиться, но она предпочла не распространяться с учетом того сколько существ ищет Кубовски, пока несколько часов назад к ней не пришли два близнеца.

— Какого ч…

Расфокусированный взгляд Дока навелся на примитивный дротик, который так престранно торчал из груди. На него напала зевота. Дебильно раскрыв рот, словно замерев от испуга, он увидел, что к нему медленно приближаются два близнеца. Последняя мысль, принадлежавшая ему: «идиотические усы».

— Не соврала Денда… И на кой ляд ему потребовалось сигналить? — спрашивал Витя у Мити.

— Смотри!

Впереди красовался билборд с надписью: «Просигналь, если ненавидишь бюрократов».

— Дела… Перекидывай его назад, и поехали.

Запихнув обмякшее тело на заднее сидение в машину Кубовски Митя уселся рядом. Витя уселся за руль, а после принялся настраивать: сидение так, чтобы стало удобно, зеркало заднего вида, чтобы не отсвечивал лоб брата и радио, чтобы играла отборнейшая электронная долбежка. Закончив, он произнес: «Денда подождет, вначале заберем то, что нам нужно».

— Ты думаешь, у него все ещё это есть?

— Вот и узнаем, — с раздражением старшего на целую минуту брата, ответил Витя.

13

Незнакомка, ящер, и бывший мозг корабля зашли в лифт. Прежде, чем девушка нажала на кнопку, пони высунул голову из дверей и закричал, что есть мочи: «По лестнице пойдете и счастье на крыше найдете!». Искать счастье на крыше — всяко лучше, чем стоять в очереди. Лифт начал медленно подниматься. Пони три раза стукнул по полу копытцем. Из сумки, висевшей на плече девушка извлекла священную книгу с надписью на обложке «священная книга», чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что это за книга, и чем она является. Дрожащими руками Хьюго принял ее и осторожно открыл, но увидел лишь пустые страницы.

— Я придумал легенду, о безымянном ровно тогда, когда Кубовски обещал, что его план по извлечению бланка из церкви удастся! — Хьюго не подал вида, что знает какого-то там Кубовски.

— Не знаю, что с тобой сделал Кубовски, но раз ты здесь, то план в силе.

— План? — переглянулись Прохвост и Хьюго.

— Джалинда, — кивнул пони. — Ты таким его и нашла?

— Да, — с досадой произнесла девушка, а после начала объяснять план. — Мы разыграем спектакль перед этими жалкими созданиями, которые хотят мириться с мертвецкими очередями, бюрократией и всей безумной херней, придуманной Создателем, и направим их туда, куда надо!

«Джалинда», — произнес голос в голове Хьюго, затем ещё раз и ещё.

— И куда им надо? — спросил Хьюго, когда понял, что от него ждут ответа, а не попыток понять, что же такого чарующего в имени Джалинда?

— Им нужно стать жертвами, ведь иначе я не знаю, как накормить то чудовище, что сторожит стеклянный гробик, где спрятан бланк, — буднично произнес пони.

— А вы не пробовали… — пони перебил молодого человека.

— Кубовски пробовал все и даже яд, но там четко сказано «жертвоприношение», поэтому, думаю, что на этот раз всё получится! — радостно проговорило богомерзкое создание.

— А договориться? Вы не пробовали с ним договориться? — нервничал Хьюго.

— Понимаешь ли, все не так просто, пресвятая святых принтера находится за городом. Чтобы туда попасть, нужно иметь духовный сан, который у меня есть. Нужна живая легенда, как безымянный, которая потом станет каноном. У меня же есть безымянный? — Хьюго пожал плечами. — И толпа, которую не жалко скормить чудовищу. Плюс, мы обвиним церковь в том, что она не хочется делиться счастьем, или чем-нибудь таким? Дорогой к раю? В общем любой чушью, и стравим оставшихся пришельцев, что не сожрет чудовище им. Пока они будут умирать за немыслимое счастье, — пони облизнул губы на манер Прохвоста. — Мы стащим бланк.

План звучал убедительно за исключением того, что небольшую часть живого населения этого города, который состоял в основном из туристов придется подписать на верную смерть. Для Хьюго сама мысль о том, что он пустит в расход столько жизней оказалась отвратительна. Он решил, что будет подыгрывать ублюдочному пони и очаровательной девчонке, которой после услышанного он бы уже не предоставил шлюз; а когда созреет план, то он непременно сохранит жизни ни в чем неповинных созданий, и отправит в пасть чудовищу пони и эту красавицу с таким необычным именем. «Джалинда», — или не отправит? Нельзя же отправлять такую красоту на верную смерть? Хьюго жалел, что рядом нет Кубовски, который непременно бы ответил на этот вопрос: «Можно».

С крыши небоскреба невозможно разглядеть и третью часть Бюрограда, казалось ему нет конца и края, и единственное, что радует смотрящих с такой высоты, что они не видят очередей. Самые быстрые из последователей смастерили небольшую сцену, на которую поднялась компания во главе с Хьюго. Пришельцам нравилось, что он смотрит задумчиво вдаль, думая о чем-то великом, ведь в противном случае говорил бы со сцены сам, а не пони, который судя по блестящим от счастья глазам — опьянен близостью исполнения мечты.

«И узрев саму суть этого мира, он понял, как его спасти».

Пришельцы, сменившие несколько очередей, чтобы подняться на крышу и посмотреть на него, озиралась по сторонам, пытаясь найти ответ: «Что он такого узрел, чтобы понять, как спасти этот мир?». Их вопросы превратились несносный гул. Хьюго забрав слово у пони, поднял руки высоко в небо, требуя тишины. Благодаря некогда обширной базе данных, отпечатанной на подкорке молодого мозга, он знал, как подчинить себе толпу.

— И дарует Создатель всем бланки, вечную жизнь, и розовых пони!

Он решил, чем абсурднее это будет звучать, тем охотнее в это поверит толпа, и не прогадал. Богомерзкий пони посмотрел на него, как на какого-то идиота, словно пони бывают розовыми? — но слово сейчас у Хьюго, поэтому пони вперил взгляд в толпу, выискивая озаренных мудростью и обещаниями, чтобы те стали их движущей силой.

— И что же нам делать, чтобы получить бланки!? — спрашивала часть толпы.

— И вечную жизнь!? — не верила своему счастью другая.

— И розовых пони!? — возмущались оставшаяся, стоявшая на лестничных задворках, всерьез подумывая над тем, что в очереди намного лучше, чем здесь.

Хьюго посмотрел на Прохвоста, который перевел взгляд на пони, тот кивнул Джалинде, отбив что-то бесшумно губешками. Тогда-то Хьюго понял, что эта крыша выбрана неспроста: Джалинда спустилась в гущу толпы и прошла к небольшой коморке, где хранилась бормотуха с планеты Пьянь, носящая звучащее название «бухлотон». Та обладала редким свойством — подавлять весь негатив и настраивать на позитив. Благодаря ей на планете Пьянь прошли первые и последние выборы, где все единогласно проголосовали за владельца заводов по производству бормотухи. Мифичность этого пойла привлекла пони, который прознав про него закупил такое количество, что по заверению продававшего желе с планеты Лоу-П: «Выпив столько, пришельцы точно выполнят любые абсурдные просьбы», — а что может быть абсурдней, чем просьба безропотно прыгнуть в пасть к чудовищу, охраняющему бланк? Так началась крышесносная попойка.

14

— Возьми себя в руки Митя, никуда он не денется, — успокаивал старший брат младшего.

— Здесь-то да, а там? Не знаю. Как вспоминаю, что говорят про Кубовски…

Док претворялся спящим, хотя Митя давно увидел, как тот украдкой подсматривает правым глазом то на него, то на затылок брата, то в окно, пытаясь угадать место на родной улице?

— Да-да, помню! «Целый арсенал, и в жопе одуванчик».

— В жопе одуванчик, — многозначительно произнес Митя.

— Не хочу показаться бестактным, но раз уж вы обсуждаете меня в момент моего забытья, то потрудитесь ответить почему одуванчик… — Витя перебил его.

— Откуда нам знать почему у тебя там одуванчик, Кубовски? Приехали, — механически проговорил Витя. — На выход!

Митя уронил взгляд на пистолет, который держал в правой руке, прошептав: «Без глупостей, Кубовски», — губы Дока сжались, он медленно кивнул и вышел из машины, совершив первую глупость: громко хлопнул дверью. Витя хотел его задушить, но сделав несколько глубоких вдохов, сдержал гнев, дав Доку надежду, что пока он им нужен с ним точно ничего не произойдет. Вторая глупость: нарочито наивно, по-киношному произнести: «Дом, милый дом!». Третья: окинуть взглядом некогда любимое место, надеясь, что оно не навеет тоску. Внешне, все выглядело также, как во вселенной смытой в УниТаз. Однако, лужайка нуждалась в тщательнейшем уходе, но не в таком, как дом, принадлежащий Хьюго, тот проще снести и отстроить заново: его перекосило набок; стены покрывал слой мха, решивший, что ему мало места на крыше; разбитые окна почернели от пыли и грязи, олицетворяя собой самые темные чувства. Это не дом, а экспонат в музее ужасов. Сделав несколько осторожных шагов, боясь увидеть что-то страшнее увиденного, Док остановился у почтового ящика, и совершил четвертую глупость: прочитал надпись, выведенную скрупулёзным почерком Марты: «Кубовски Саймон и Марта». Сердце защемило так же по-стариковски, словно ему опять семьдесят. Митя подтолкнул сердцевышибателем в спину, и сквозь зубы процедил: «Вперед, давай-давай». На втором «давай» Док обратил внимание, что кто-то подглядывает за ними из-за штор, а когда он заметил непонятный силуэт, то незнакомец отскочил, оставив после себя лишь покачивающуюся ткань, которая никак не интересовала близнецов. Их волновал лишь один вопрос: «Как попасть в этот чёртов дом?!». Скривив гримасу человека на которого летит булыжник, Док указал на дверь, однако ему не хватало смелости постучать или позвонить в звонок. Док не знал, кто находится за ней. Быть может Марта? Как он объяснит чужой Марте, что смыл свою в УниТаз? От одной мысли об этом по телу Дока пробежала неприятная дрожь, казалось, что ледяной ветер сковал все движения, надув в ухо слово «Марта», которое закружилось в голове, как вселенная в космовороте. Думать об этом оказалось пятой глупостью.

— Хватит стоять перед дверью, будто тебя мучает совесть, Кубовски! — прикрикнул Витя.

— Будто вернуться за женкой спустя пять лет, какое-то особое достижение? Постучал, открыл, сказал: «Ну был дураком, вернулся вот за тобой, любимая», — брат посмотрел на брата, как смотрят только братья на братьев, когда сомневаются являются ли они родными?

— Любишь ты эти воссоединения, а я вот уже изрядно утомился. Открывай, давай! — замахнулся Витя.

— К чёрту! — произнес на манер Лихого Уолли Док, совершив шестую глупость — вспомнив о друге, который канул в неизвестности.

Осторожно, будто дверной молоточек сделан из хрусталя, Док положил на него руку, а после оттянул, чтобы нанести удар. БАМ! Прошло несколько томительных мгновений прежде, чем два сканера высунулись из-под деревянной крыши крыльца. Они сканировали три удивленных лица. Закончив процедуру идентификации голос отдаленно похожий на Н. Хьюго произнес: «Личность установлена, Саймон Кубовски. Обнаружены два неопознанных человека, сверяюсь с базой. Подождите, — Док перемялся с ноги на ногу. — Личности не установлены, подтверждаете ли вы, что они с вами?» — Док рад произнести «нет», но сердцевышибатель упершийся в позвоночник намекал, что оно того не стоит. Кубовски посмотрел на камеру под сканерами и легонько кивнул головой. Переступая порог, он рассчитывал на то, что за ними подглядывал другой Кубовски, который разберется с двумя близнецами с дебильными усами.

— Есть кто дома? — осторожно спросил Док, надеясь, что другому Кубовски, Марте или тому, кто прячется за шторой — хватит ума не отвечать: «Да, есть, минуточку, я на кухне!».

— Слышите? — прошептал Митя.

Витя и Док затаили дыхание, чтобы прислушаться. Что-то медленно ползло со стороны гостиной, шумя листьями, как обдуваемый ветрами лес. Близнецы приготовились к худшему, один из них, произнес: «Одуванчик?», — не распознав пришельца с планеты Флор.

— Одуванчик? — презренно прошелестел Флор, а после вперил взгляд в Дока. — Кубовски?

— Кубовски? — переспросил Док у пришельца.

Цветок медленно перебирал лозами, похожими на распутывающийся змеиный клубок, приближаясь к близнецам, которые в отличии от Дока не читали энциклопедии, а потому знать не знали, что представители планеты Флор меняют окрас листьев в зависимости от настроения, которое не предвещало ничего хорошего. Листья окрасились в багряный, а после Флор истошно запищал: «ААААААААА!», — братья запищали в ответ. Док отпрыгнул, будто цветок не распылил споры, а бросил старую-добрую лимонку. Закрыв нос, подглядывая в щелочку между пальцами Док наблюдал, как цветок медленно приближается, меняя окрас на нейтрально-зеленый. Едва он оторвал ладонь от лица ему прилетел хлесткий удар листьями по щеке. Кожу обжигало, как после огненной крапивы, и с каждым ударом — боль лишь усиливалась. Впав в ярость в какую впадет человек, валяющийся на полу и отбивающийся от цветка — Док пнул Флора. Тот пролетел несколько метров, в воздухе сделав сальто, а после приземления выпустил из бутона тонкую струйку адской боли. Иначе Док не знал, как назвать желание выцарапать глаза пальцами, лишь бы ничего не чувствовать.

— КАКОГО ЧЁРТА ТЫ НА МЕНЯ НАКИНУЛСЯ!?

— КАКОГО ЧЁРТА ТЫ МЕНЯ БРОСИЛ, САЙМОН!? ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ БРОСИЛ ЗДЕСЬ!? В ЭТОМ УРОДЛИВОМ ОБЛИЧИИ!?

Док не понимал о чём идёт речь, но не успел задать и вопроса, чтобы прояснить в чём дело. Цветок готовился снова на него наброситься. Цвет листьев сменился на чёрный, что согласно энциклопедии, предвещало смерть.

— ИЗВИНИ, ЦВЕТОЧЕК, ПОЖАЛУЙСТА!

Цветок остановился. Перекрасился в цвет хаки, говорящий о готовности к диалогу. Изучил лицо Дока на предмет морщин, и задал тот же самый вопрос, как несколько минут назад: «Какого чёрта ты меня бросил, Саймон? В этом уродливом обличии?». Перенервничав, и действительно не зная ответа, Док совершил ещё одну глупость и ответил: «Не знаю».

15

Бус распахнул перед Джонни двери, сказав, что скоро присоединится, а пока тот на свой страх и риск может развлечься с какой-нибудь девкой или заказать авторский коктейль у изобретательного бармена. Пройдя через темный коридор, освещенный тусклой желтой лампой, болтающейся на проводе, Серебряный оказался внутри бара. В ноздри вгрызся аромат спиртного, смешанного с межгалактическим потом и чем-то сладковатым, напоминающий запах богинь в красных платьях. Нос не ошибся. На сцене действительно находилась такая, но не для Джонни. Какой-нибудь Чивесру, Азазель, и быть может даже предательская Лапа — заурчали бы при виде медведицы в белом платье. Свет софитов превращал белизну в радужный витраж зачаровывающий своей красотой толпу, которая покачивалась в такт медвежьему рычанью. Рычание в какой-то момент превращалось в нечто неописуемое, находящееся между песнями сирен и серенадами эф-су, трогающих что-то запрятанное в душе. Такое хрупкое и нежное, что пришельцам приходилось заливаться алкоголем, дабы не утонуть во вселенской печали. Джонни тоже хотел этого.

Продираясь к стойке бара, он коллекционировал надменные взгляды тех, кто собирается участвовать в Бухлотоне. В отличии от качающихся в разные стороны, они стояли практически неподвижно, лениво кивая головами в такт и понемногу отхлебывая из своих стаканов. По одному внешнему виду Серебряного они угадали, кто его подписал на Бухлотон. Какой-то здоровяк, похожий на огромную лягушку черного цвета, растянул губы до ушей то ли улыбаясь, то ли насмехаясь, а после приложил пальцы к черной фланелевой шляпе.

— А сейчас, я исполню вашу любимую песню! Давайте, красавцы, все сюда?! — прорычала медведица, напоминая космо-цыган. Мухи облепившие бар полетели на танцпол, освобождая место игрокам в Бухлотон, желающим обновить напитки.

Бармен напоминающий модель, сошедшую с подиума, поправил упавшую на щеку прядку, загадочно улыбнулся Серебряному, а после принялся обслуживать игроков. Содовая, томатный сок, минералка, «ко-ко-ко-кола», и для черной лягушки отборнейшая грязь, будто он мерзкая жаба. Никто не заказывал выпивку. Серебряный решил, что это неспроста, но решил на всякий случай убедиться.

— А тебе чего, красавик? — «красавик», — Джонни сдержал смешок.

— Односолодовый с содовой, и три капельки премиум водки на свой вкус.

Услышав про три капли водки, кто-то поперхнулся. Он хотел спросить на кой хер изгаляться над выпивкой, но медведица начала рычать «бухлотон» на манер детской кричалки.

— БУ! — толпа выкрикивала следом за ней, вскидывая кулаки к небу.

— ХЛО! — руки толпы согнулись, они напоминали детей, требующих машиниста погудеть.

— ТОН! — ди-джей, стоящий за пультом нажал на кнопку. Из динамиков раздался рев бензопилы, которому подрожала толпа, а после на сцене, оттолкнув басиста появился Бус.

— Здорова, межвселенские букашки! — толпа тепло встретила Буса, некоторые даже рыдали, тыкая пальцами в сторону сцены и говоря: «Такой маленький, а уже большой босс». С ними трудно поспорить. Никто в этом заведении не оспаривал авторитет Буса, несмотря на то, что он шкет и такому хватило бы даже не целой, а трети пули. — Сегодня, мы собр-брр-бррр-рались, — подражал он звуку бензопилы на кнопку которого нещадно жал ди-джей, ещё больше заводя толпу. — Чтобы провести юбилейный 999-ый Бухлотон!

Толпа, не дожидаясь окончания речи Буса начала обливать себя бухлом. Игроки смотрели на Джонни, но тот улыбнулся своей обаятельной улыбкой, поднял руки вверх, будто сдается, и попросил у бармена грейпфрутовый сок.

— Зря. Стало бы на одного игрока меньше, — донеслось из динамика на груди рыбешки, плавающая в аквариуме, напоминающим допотопный круглый плафон от лампы, который крепился к корпусу жесткого водолазного скафандра.

— Разве тебе бы это помогло? — усмехнулся арахнид, облаченный в ковбойский костюм. Его жало собиралось пробить аквариум, но улыбчивая черная лягушка, похожая на законника среди игроков в Бухлотон — поймала жало налету.

— При-бе-ре-ги это для-я игры-ы, — устало проквакал он, поправил шляпу и улыбнулся Джонни.

— Лейте выпивку себе в глотки, несите букмекерам талоны, и готовьтесь! А теперь!? Мина? Нарычи для меня гимн Бухлотона! — толпа начала верещать, как девчонки на концерте космо-бэнда.

Услышав про гимн, зрители прекратили обливаться и заливаться. Они положили свои руки, щупальца, и другие конечности на грудь. Задрали головы, бутоны и все остальное к потолку.

Мина начала петь гимн Бухлотона:

«Крутись, стреляй, „бухлотон“ выпивай, обгоняй», — толпа шепотом повторяла за ней.

«Карты скрывай, выпивай, убивай-убивай!», — толпа подхватила: «Убивай-убивай!».

«Беги, плыви, прыгай, лети, „бухлотон“ выпивай и крути!»

— Что крути? — с должным артистизмом произнес Бус.

«Колесо крути, судьбу вороти, побеждай иль от Зуба убегай», — толпа снова принялась распевать «убивай-убивай».

«„Бухлотон“ выпивай, а потом…», — Мина направила к толпе микрофон, которая с остервенением кричала: «Убивай-убивай!».

Гитарист вдарил по струнам. Когда звук из динамиков утих, он начал елозить по рифу, качая головой, словно на концерте хардкорной музыки. С каждым ударом медиатора напряжение толпы нарастало. Вступили бас и барабаны. Начался добротный слэм. Увлеченный этим зрелищем Серебряный не заметил, как игроки рассосались, а на барной стойке перед ним во всем своем великолепии стоял Бус, попивающий кровавую Мэри.

— Ты точно победишь, потому что даже не идешь готовиться! — сквозь изнасилование инструментов сумел прокричать он так разборчиво, что Джонни несколько секунд моргал глазами, словно проморгавшись он поймет издевается ли над ним шкет или нет?

— Пойдем со мной! — крикнул Бус.

В баре каждый знал в лицо Буса, и старался обменяться с ним рукопожатием и какой-нибудь фразой: «Твой новый игрок, босс?», — тот лениво кивал, и зеваки начинали перешептываться между собой, а после выискивать глазами принимающего ставки. Второй по популярности фраза: «Босс-то подрос, вон как задрал нос!», — Бус пояснил для Джонни, что те, кто ходят в соседний бар, слышат про это там, потому что он поднял цены на самое паршивое пиво на какой-то жалкий талон. Поэтому при первом удобном случае посетители повторяют про нос, чтобы быть в тренде. Однако это им не мешает приходить в «Круг» ради Мины или других певичек, которых никогда не будет в «Вне очереди».

— Они просто говорящие головы, которым хочется быть к чему-то причастными, понимаешь? — Бус предложил Джонни допинг, но тот отказался, сославшись на игру. Тогда шкет проехался ноздрями по дорожке, состряпанной на тыльной стороне ладони, а после задрав голову к потолку сделал несколько жадных вдохов ртом, протер глаза и продолжил. — Им просто хочется чувствовать себя частью чего-то большего, чем являются они сами, понимаешь? И вот этот собачий сын, выйдет из моего бара со своей безгрудой девкой, и будет ей причесывать, мол: «Пиво-то лучше во „Вне очереди“», — и какой-нибудь другой, услышав его, конечно же поддержит. И вот они идут уже вместе все к кому-нибудь из них домой. Девка им неинтересна, ведь она по-прежнему безгрудая, зато… — Бус потерял мысль, а потому занялся приготовлением ещё одной дорожки от которой Джонни тоже отказался, а лифт все спускался и спускался, казалось, что они едут к центру Земли. — На чем я остановился?

— Девка им неинтересна. — напомнил Джонни, а после прикурил себе сигарету. Бус протянул к нему обе руки, как маленький ребенок и посмотрел глазами засратого котенка на «никотиновую палочку». Джонни отдал ему сигарету, прикурил новую, и повторил: — Девка им неинтересна.

— Конечно, девка им неинтересна, мать твою! Им хочется посидеть на кухне, пообсуждать цены на пиво. И вот сидят они, обсудив её, а после начинают обсуждать что-нибудь другое? Вселенную. Спящую девку. Других девок. И сука! Даже спасибо, ублюдки не скажут, что им есть о чем поговорить! — Джонни насмешливо посмотрел на Буса.

— И ты распинался про это сорок этажей только потому что они не купили дешманское пиво?

— Вначале ты не покупаешь дешманское пиво в баре! А потом сам не замечаешь, как девка, — Бус дебильно ухмыльнулся. — И что с того, что безгрудая? Она же не виновата, что родилась такой?

— Угу, угу.

— И вот эта девка тебе уже не кажется привлекательной, Джонни. Зато корешок, обсирающий пиво… Да, тьфу! — Бус утер глаза от подступающих из-за внутреннего смеха слез. — Вот у тебя, какая девка Джонни?

Называть Кейт словом «девка», конечно можно, но по мнению Джонни — она истинная леди среди пиратского отребья. С другой стороны, объяснять это такому мелкому, упоротому шкету, как Бус — имело столько же смысла сколько стоять в очереди.

— Моя девка мертва… — произнес Джонни так, что им бы гордились все выпускники театральных кружков.

— Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! — Бус снова полез в карман за допингом, но лифт остановился. Словно боясь, что его увидят родители, он спрятал табакерку в карман, пригладил волосы, а после послюнявил палец, чтобы расчесать густые, как для десятилетки брови. — Сейчас начнется суета, ты иди на старт, и Джонни? Мы найдем тебе девку… и в отличии от тех жадных ублюдков, она будет с грудяяями, — мечтательно потрогал воздух перед собой Бус.

Он не обманул на счет суеты. За дверями ждала толпа тех, кто хотел сделать ставку лично у Буса. Может для того, чтобы ткнуть его потом в это мордой, а может, чтобы припомнить, что помимо обещаний, которыми он одаривал толпу, говоря: «Да этот парень точно выиграет», — этот шкет перешел все рамки разумного и повысил цены на дешманское пиво!? По внешнему виду трудно сказать. Они походили на обычных бюрократов, но что-то изысканное мелькало в том, как они держатся и разглядывают Джонни, который спешил пройти через всю эту шоблу, чтобы добраться до старта. Его встретила помощница Буса по имени Саманта. В ту секунду Серебряный подумал, что это всё затянувшаяся шутка, а увиденное транслирует обиженный космоворот. Малышка чуть старше босса, на вид ей лет двенадцать. Одета как секретарь старой школы: юбка до колена, черный пиджак, под ним белая блузка, на лице небольшой боевой макияж из красной помады и нежно-розовых румян. Единственное, что в ней от двенадцатилетней девчонки — прическа, а именно придурковатые хвостики, торчащие на макушке, напоминающие всем на этом стадионе о том, что ей абсолютно фиолетово что о ней говорят, как минимум, потому что постоянно говорила она:

— Ты не слушаешь, Джонни? — он не слушал. — Я же говорю, этот проект разработан специально для «бухлотона», а ты разглядываешь мои волосы? Ты нормальный? Мне двенадцать лет! — она извлекла из маленького кармашка на груди табакерку. — Неоновой радости?

— Нет, спасибо, Саманта, может после игры? — Саманта прыснула смехом, а после продолжила тараторить.

— Зря, у нас такой классный химик, мы искали его по всей это сраной вселенной, и вуаля, гляди, — она обвела стадион свободной рукой от планшета с документами. — Отстроили стадион, устраиваем свои игры, да мать твою, это и не снилось тем убогим гномам из соседней дыры!

— Название у них дерьмовое, — подметил Джонни.

— Конечно, дерьмовое, да и выпивка у них дерьмовая, и охранник у них дерьмовый!

— Простите, Саманта, у нас на старте опять… — она отмахнулась от назойливой мухи — своего помощника.

— Сэм, нууу почемууу ты всегда приносишь дерьмовые новости. Может хоть ты хочешь стать немного счастливее, я не знаю? Радостнее? — она вырастит настоящей искусительницей.

— Это правда срочно, Саманта… — Сэм выглядел чуть старше деловитой девчонки, худее, и судя по лицу — тупее. — Игрок на старте убил другого…

— Опять? — Саманта начала бухтеть себе под нос что-то на испанском: «Malditos animales que no pueden esperar al pitido inicial, ¡al carajo!», — и после «к черту!», Саманта убрала табакерку и велела Сэму довести Джонни до старта, пока она думает, что сказать тем, кто поставил на убитого? И успеет ли она объявить по стадиону, что их ставка не будет возвращена, а переставлена на Джонни?

— Никогда не понимал, почему Саманта всех называет жеванными животными… — очень мягонько сказал Сэм.

— Таким, как Саманта нравится держать все под контролем, чтобы упустить, а после начать всех костерить. Кем она тебе приходится?

— Что значит кем? Боссом…

Джонни махнул рукой на всю эту детскую шайку-лейку, прейдя к выводу, что они омолодились через космоворот, и оказались запертыми здесь. А когда ты заперт в таком унылом местечке, то чего только не придумаешь, чтобы не сойти с ума? Например, стадион размером с пять Олимпийских в Риме. Народу на трибунах столько, что, чем ближе приближался момент начала игр — тем чаще Джонни слышал у себя в голове вместо законченного предложения какие-то отдельные слова или буквы. Из которых сложилось «joder». Пират заулыбался от мысли о том, что вместо ругательства Сэм сказал бы «шманать» или «манать», но никакого другого слова кроме «joder» Джонни не хотел говорить, потому что в подтрибунном помещении скопилось так много игроков, что убей одного или еще сотню-другую — все равно их будет слишком много.

Сэм взял Джонни за рукав и потащил сквозь толпу, которая перед ним расступалась, явно зная, что он работает на боссов. Так или иначе они дошли до регистратора, выдающего манишки игрокам. Сэм что-то шепнул ему на ухо, и тот оглядев пирата с головы до ног выдал ему розовенькую с тремя девятками на спине.

— Счастливчик! — проговорила, а не проквакала лягушка в фланелевой шляпе, нервничающая перед началом Бухлотона.

— Мне пора, удачи! — заверещал Сэм, а после побежал на звук голоса Саманты. Орала она в свои двенадцать так, что без труда перекрикивала весь стадион. Из неё получился бы неплохой космо-футбольный тренер.

Диктор попросил минуточку тишины, чтобы сделать объявление:

«Просьба ко всем игрокам — пройти на линию старта. Повторяю, просьба к игрокам — пройти на линию старта».

— Я никогда не участвовал в Бухлотоне, — замогильным голосом произносил какой-то великан, склонившись над Джонни.

— Юбилейный, 999-ый! — радовалось существо, похожее на маленькое тоненько деревце.

— А почему сраный 999-ый — юбилейный, а не тысячный? — спросил кто-то вместо Джонни.

— Технически, первый прошел, но не выявил победителя, а потому его прозвали нулевым, — ответил кто-то громкий, способный посоревноваться с Самантой.

— Но технически же он прошел, а потому? Я хер знает, Бус сказал: «999-ый — юбилейный», — и все с ним согласились, поэтому не задавай вопросов, букашка! — прогремел великан, явно собираясь еще кого-нибудь убить.

Обрывки разговоров складывались в нескончаемый рассказ о доблести первых игроков. О смерти последних. О том, что в этот раз Бухлотон точно выявит победителя. Джонни вспомнил того парня, которого встретил на улице и осознал, что это всего лишь трюк. Он заманивает пришельцев, которым некуда идти, а потому они соглашаются поучаствовать в чем-то, что определенно лучше, чем очередь.

Игроки в количестве девятьсот девяносто девяти пришельцев стояли на линии старта. Снова заиграл гимн, где радостная толпа подхватывала: «Убивай-убивай!». На экранах появился Бус. С того момента, когда его последний раз видел Джонни — тот уделался в слюни. Взгляд размазан, язык заплетался, а тело держалось только потому что Саманта стояла рядом, придерживая его.

— Сегод… бухло и тон, ха, ты слышала, С? Бухло и тон? Господи, да я же гениален, я не понимаю, почему еще эти идиоты не падают ниц и не целуют маленькие ножки? Кстати, на счет маленьких ножек? Где та девка, как её?

— За сим, начнем же юбилейный Бухлотон! — вырвав микрофон прокричал Сэм.

Сквозь аплодисменты игрокам слышно, как трибуны благодарят Буса за то, что тот не кидается в них фекалиями бизосов, как в прошлый раз. Какой-то из многочисленных помощников оказался у микрофона, и начал повторять слова гимна. Игроки выполняли то, что он просит:

— Крутись!

Девятьсот девяносто девять шестеренок закрутились, как единый механизм. Откуда-то сверху посыпались маленькие устройства и бластеры. Каждый их отчаянно ловил, понимая, что от них зависит жизнь. Джонни оказался таким же прозорливым, как черная лягушка, потому что они не постеснялись прыгать по головам, дабы получить желаемое. Те, кто падали — с трудом поднимались. Им приходилось продираться сквозь океан рук, ног и прочих конечностей, желающих одного: выжить. Включив костюм и проверив бластер Серебряный отлетел с помощью ускорителей на безопасное расстояние. Отсюда казалось, что устраивать подобное безумство ради канистры с бензином да карты — бред, но вспомнив, что другие прозябают в очередях и будут прозябать там до конца времен, он решил не думать, а просто действовать исходя из ситуации.

— Стреляй!

Стадион зажужжал. Зрителей закрыло энергетическими барьерами, а после игроки получившие бластеры и костюмы — выстрелили вверх. Джонни пытался выстрелить в какого-то бедолагу, лежащего в куче, но невидимая сила — увела его руку. «Конечно», — сказал он, смотря как луч бластера поглощается щитом.

— «Бухлотон» выпивай!

Те, кто запоздали с бластерами, костюмами — уже даже не пытались отыскать их среди кучи лежащих друг на друге неповоротливых тел. Они метались по стадиону. Бились друг с другом насмерть, прячась за огромными телами, надеясь, что, когда последует команда «убивай» — им повезет. Из-под трибун вылетели сотни дронов с огромными чашами, заполненными до краев знаменитым «бухлотоном». С боевых костюмов сползали нано-боты, формирующие шлема, и каждый игрок хотел того или нет пробовал напиток. На вкус он как коньяк, смешанный с протухшей рыбой и какой-то едкой химией, от которой на несколько секунд каждому казалось, что он ослеп. В головах стало безмятежно и пусто. Пустоту заполнил собой голос ведущего требуя одного: убивать. Трибуны подхватили и с особым наслаждением завопили: «Убивай-убивай!». Игроки хотели того или нет направили бластеры на тех, кто не успели спрятаться. Началась стрельба. Они чувствовали себя марионетками в руках Буса, и только у редкого из них проскакивала мысль, что Бус тоже марионетка. Но правда ли это? Они не знали. Игроки моргали на каждый выстрел, достигший цели, будто стараясь запечатлеть то мгновение, когда луч лазера прожигает в теле или какой-нибудь конечности дырку размером с голову Буса. Стадион заполнился стонами наслаждения и кровожадными радостными воплями. Кошмар длился так долго, что даже самый упертый из игроков оставил попытки прекратить стрелять, осознав, что не контролирует костюм, бластер и «бухлотон». Тройное смертоносное комбо в игре, где не будет победителей. Из транса сеятелей смерти их вывел голос ведущего, который рявкнул:

— Обгоняй!

Трупы не имели никакого значения, ведь они остались где-то там позади, недалеко от трибун, которым отключили щиты, чтобы те могли вдоволь поплеваться в неудачников. Туловища, облаченные в костюмы, неслись через импровизированную полосу препятствий к покерным столикам, где их ожидали крупье. Всю дорогу до стола, Джонни замечал, что рядом с ним та черная лягушка в шляпе, и с её морды не сползает эта, как теперь уже казалось — вымученная ухмылка. Они оказались за одним столом на восемь персон, где их ждали заранее разложенные карты, которые голос, звучащий из каждого динамика на стадион, велел: «Скрывай!», — игроки ознакомились с картами, а после снова по стадиону разлетелась стая дронов. Стулья на которых сидели крупье — опустились под стадион. Снова полился мерзостный «бухлотон». Какие там карты — уже неважно. Важно лишь то, что после дождя, ведущий, как и зрители требовали одного: «Убивай-убивай!».

Лягушка сделала акробатический прыжок с несколькими сальто и зависнув в воздухе на ускорителях — начала сеять смерть. Серебряный почувствовал то, что «бухлотон» — помогает вырываться на волю тому, что он скрывает за обаятельной маской Джонни, а потому по зову сердца, которому он внимал — объединился с лягушкой. Толпа встретила дуэт оглушительными аплодисментами. Скажи Серебряному кто-то недавно, что ббм будет беззащитной тушкой перед лицом этой парочки — он бы плюнул тому в лицо. Но сейчас от их рук гибли всевозможные твари, а сами они неуловимы для лучей лазеров, и в унисон толпе повторяют: «Убивай».

Второй акт Бухлотона закончился. Трупы разбросанные по всему стадиону сгребали огромные роботы-уборщики. Они их складывали у трибун, чтобы те вдоволь насмотрелись и наплевались на решивших легко отделаться, чтобы не увеселять публику. Каждый из игроков, глядя на это — надеялся, что не окажется там. Кровожадный экстаз прервал голос ведущего:

— Беги!

Кто-то отключил костюмы и теперь все упиралось в антропометрические данные. Быть человеком во время стадионного забега не так плохо, если ты на Земле двести-триста лет назад, но здесь — Серебряному пришлось воскресить чувство, дарованное «бухлотоном», чтобы, обгоняя всех, лязгая зубами, кидаясь ругательствами, и обещая провернуть нахеру — добраться до бассейна.

— Плыви!

Лягушка, которая отставала на пол корпуса вырвалась вперед. Другие создания переплывали Джонни с легкостью с какой Бус тянулся к своей табакерке, указывая пальцем на пирата и говоря Саманте:

— Смотри, какой юркий, подлец!

— ¡Pedazo de mierda, no me llames perra!

— А ты не называй меня куском дерьма, сука!

Если бы Сэм не вклинился между ними, то собравшиеся не без удовольствия смотрели как уделанные малолетки рвут друг друга на куски, но вопль ведущего: «Лети!», — переключил их внимание на смельчаков, забравшихся так высоко, что прыжок с трапецией уже не кажется безумием. Зрители ещё не забыли ту радость от затонувших бедолаг на дно бассейна которых унесли непослушные костюмы, а аттракцион утоления кровожадности — не перестает их радовать. Хотя, капель крови при падении до уныния мало и не хватит, чтобы умыться. Зато отчетливо слышны глухие удары и хруст костей. Ммм. Каждый шмяк сопровождался аплодисментами и радостными криками: «Гляди как шмякнулся, просто отвал башки!». Были и другие, жалобные вопли, оповещающие соседей о том, что их ставка прогорела. Серебряный едва сам не стал причиной проигравшей ставки. Он чуть не соскользнул с трапеции, когда перепрыгивал на другую, но его хранил управляющий костюмом и его жизнью. И в ту секунду, единственную секунду, когда Смерть близка за — он благодарил Удачу за то, что сделала его марионеткой. Правда где-то там то ли под ребрами, то ли в месте, где мысли тонули в желудочном соке (из-за бухлотона невозможно разобрать) у Серебряного созревал вопрос: «А чем закончится эта игра?», — ведь, как он расслышал — победителей не бывает. Пролетев через зал следом за лягушкой в шляпе, боевым медведем средних размеров, бизосом и несколькими оставшихся в живых людьми, Джонни приземлился на расстеленные маты. Нескольких секунд хватило, чтобы отдышаться. Ведущий заверещал:

— «Бухлотон» выпивай!

К игрокам подошли официантки в соответствии с их видовой принадлежностью. Богини мурчали, требуя лишь одного — пить. И Серебряный пил. Ничего не видел, ни чувствовал, но пил, прося добавки, ведь со временем вкус «бухлотона» кажется чем-то волшебным.

Оставшаяся горстка участников едва держалось на ногах и каждый из них накачался «бухлотоном», казалось бы, под самую завязку. Оркестр заиграл «марш гладиаторов» и под эту развеселую мелодию, игроки плелись к центру стадиона, где бассейн сменился огромным колесом фортуны. Даже будучи трезвым сложно сфокусироваться на количестве вариантов, которые под допингом придумал Бус. А в состоянии игроков на грани изнеможения, когда адреналин сходит на нет, а «бухлотон» жжет внутренности — сложно разобрать что за чертовщина написана на малюсеньких секциях, и невозможно догадаться, что это обозначает?!

— Колесо крути!

Первым к колесу пошел человек средних лет, уставший настолько, что еле стоял на ногах.

— Колесо крути! Судьбу вороти! — скандировал ведущий на пару со зрителями.

Человек робко посмотрел на непонятные названия, а после с силой крутанул колесо, едва не навернувшись, что конечно же повеселило публику. На экранах показывали колесо фортуны, которое ускорял тот, кто играл с игроками, как с марионетками. Зал и ведущий умолкли. С VIP-трибуны слышно, как Бус кричит: «Прокручивайся быстрее, кому говорят!». Человек бубнил себе под нос молитвы, надеясь, что колесо остановится на секторе «приз». Вместо этого оно остановилось на секторе «бум».

— Что за?..

Где-то под трибунами прогремел выстрел. Голова человека разлетелась, как праздничное конфетти. Стадион в экстазе. Игроки в ужасе.

— Иногда, лучше не спрашивать, что за «бум», — надменно проговорил ведущий, и никто из игроков не сомневался, что эту идиотскую остроту зрители не оставят без аплодисментов.

Следующим на очереди ббм, который очень долго приветствовал толпу. Он кланялся им так и этак, словно работал цирковой зверюшкой. Затем он долго. Очень долго, передавал приветы медведям, сидящим на трибунах, маме, смотрящей трансляцию в интернете, и своей любимой дочке, которая будет гордиться тем, что медведь даровал ей билет в счастливую жизнь.

— Колесо крути, судьбу вороти! — скандировал стадион.

И медведь крутанул. Но как-то неуверенно, словно побаиваясь, что выпадет «бум». Выпало «побеждай», а это значило, что он проходит в следующий этап. Его радость разделяла толпа, которой просто необходимо за кого-то болеть, ведь финал стремительно приближался, точно так же, как Зуб за неудачливым существом, похожим на огромного моржа. Если бы не «бухлотон», то от зрелища, как Зуб разделывается с этим нелепым созданием, растаскивая того на лоскуты — игроков бы стошнило, но на трибунах все аплодировали, выкрикивая: «Зубу на зуб!».

— Колесо крути, судьбу вороти! — скандировал зал лягушке в шляпе, и каждый из игроков слышал, как дети кричат родителям, что хотят такую же шляпу.

— Почему мы не продаем эти чертовы шляпы!? — спрашивал у Саманты Бус.

— Мы их продаем, мать твою, — шипела двенадцатилетняя змея.

Оркестр играл, колесо крутилось. Джонни хотелось курить. Он попросил скафандр отключиться, чтобы достать сигареты — и скафандр его послушал. Игроки, стоявшие рядом заверещали, и тогда кукловод отключил скафандры и им. Колесо все крутилось. Заплетающимися языками игроки обсуждали происходящие сумасшествия. Колесо все крутилось. Какой-то фанат вывалился с трибуны и смешал свои мозги с теми, что разбросаны под трибунами, а колесо всё крутилось и крутилось.

— Оно там сломалось что ли? — спрашивал, забыв отключить микрофон ведущий.

— Нет, просто стильному парню с такой шляпой нужно что-нибудь особенное, — отвечал неизвестный голос.

— Да ты гонишь, Михуил! Оно сломалось!

— Сломалось и сломалось, чего ты орешь-то?

Стадион недовольно загудел. Ведущий осознав, что все слышали этот диалог, произнес: «Ой, у нас тут техническая неполадочка, скоро все заработает, а пока для вас споет Мина». Колесо со скрипом уехало под стадион. На его месте появилась сцена. Мина держала в руках позолоченный кубок изображение которого режиссер трансляции вывел на все экраны. Впервые в жизни Бус умолял прекратить съемку, ведь на кубке была выгравирована надпись: «С победой 999-ый в 999-ом». Сидевшие рядом с Бусом большие боссы и любители пощекотать нервы ставками на Бухлотоне хотели разорвать его на части. Только благодаря Саманте они остановились, ведь она произнесла таинственное: «Коллекционер». Мало кто хотел связываться с самым влиятельным человеком после Создателя в этой системе. И если на VIP-ложе можно запугать имением, то внизу у Джонни не хватает времени даже перекинуться парой слов с вышедшими из себя игроками. Они ругались последними словами, потому что скафандры и бластеры их не слушались.

— Михуил, кем бы ты там не был! Дай мне контроль над костюмом! Живо! — кричал Джонни, но Михуил занят ссорой с ведущим.

— Да шел бы ты нахер, собачий сын! Попробуй? Нажми кнопку на пульте? Чего-то изменится?

Ведущий надув губы подошел к пульту потыкал кнопки, а после сухо улыбнулся Михуилу, включил микрофон и сказал: «Сегодня мог быть победитель, но Бус, как обычно сжульничал!».

— Я не жульничаю, парни, вы же знаете. Скажи им Саманта?

Бус выглядел, как жалкая десятилетка, с которой Саманте больше не хотелось играть. К тому же, что она противопоставит толпе? Ничего. Ей всего двенадцать лет. У неё впереди безбедная жизнь, если, конечно возьмет себя в руки и слезет с радости, но нужно ли это делать в день юбилейной игры?

— Он жулик, вор, обманщик и держит в заложниках мою маму.

— С… Саманта, ты мерзкая… почему всё опять повторяется? З-у-у-у-б!

Саманта знала, что радость не принесет ей столько радости, сколько это зрелище. Она никогда не любила брата. Джонни же не любили все, кто находились на стадионе, считая, что он в сговоре с Бусом. Слушая, и наблюдая за междоусобицами игроки потеряли его из виду. Пират ехал в лифте наверх, моля Михуила прекратить играться с костюмом, потому что все эти включения и выключения — утомляют. В идеале лучше бы тот передал ему полный контроль над этими игрушками. Иначе рано или поздно луч лазера причешет Серебряного, сделав его «Подпаленным», а ведь ему ещё нужно найти Кейт.

— Понимаешь, девятьсот девяносто девятый? Я обычный работяга, жмущий на кнопки, и знать не знаю, как починить это? Или сделать так, чтобы все работало? Понимаешь? Но если ты убежишь далеко от сигнала, то оно отключится само. Наверное, — неуверенно добавил он.

— Просто прекрасно, как мне убежать из этого сраного города?

— Да просто беги в сторону КПП по указателю, слева будет лаз в заборе. Ах да, захвати канистру под барной стойкой, может у тебя получит… — на заднем фоне звучали причитания ведущего, и судя по вздоху Михуил устал слушать его нытье. — Пойду, заткну пасть ублюдку, удачи!

Джонни в баре встретили обвинениями в жульничестве, проклятиями и угрозами снять скальп, которые не воплощались в жизнь из-за бластера, зажатого в его руке. Серебряный обратил внимание на картинку, которая запаздывала примерно на пять минут, видимо, чтобы мухлевать со ставками, а это значило, что у него есть чуть меньше минуты, чтобы взять канистру и свалить. Ткнув бармену в слащавую морду бластером, он потребовал канистру. Сквозь музыку сложно разобрать, что тот доподлинно сказал. Серебряный услышал лишь одно слово «разочарован». Времени для разочарований нет, как и нет времени узнавать у входящих в «Круг», куда подевался Зуб?

Вывалившись из бара, Серебряный нашел нужный указатель и рванул в ту сторону. Толпа в баре, увидев, что произошло за время запаздывающей картинки спохватилась и побежала следом за ним. Те, кто остались внизу и насладились хит-парадом кровавых расправ имени Зуба — набивались в лифты, бежали по лестницам, чтобы схватить виновника всех бед, ведь Бус сумел убедить толпу в двух вещах:

«Все подстроила Саманта!», — и после этих слов толпа решила бросить её вниз, туда к тем, кто проиграли в Бухлотон. Саманта сломала ногу и пару ребер, и судя по тому, что все покидали стадион — она скорее умрет, чем дождется помощи. И все же в той области души, где не бывала радость, она надеялась, что дверь в которой сидит Михуил распахнется и оттуда выйдет он или ведущий, и услышит её крик, если к тому моменту останется сил кричать.

«Мерзкий девятьсот девяносто девятый — оказался с ней в сговоре и тот, кто принесет его голову получит столько талонов, что даже сможет выкупить в том ломбарде настоящий бланк!», — бланк, лежащий в ломбарде недалеко от центральной очереди стоил всего каких-то квинтиллион талонов, хотя куплен всего за четыреста тысяч, которых тогда продавшему хватило, чтобы покинуть бюрократическую вселенную. Услышав про тот бланк, толпа завелась, ведь у Буса есть столько талонов, чтобы заплатить.

Рев возглавившего толпу чудовища заставил Серебряного ускориться, а он ненавидел бег. Его философия проста, как три патрона в мозговышибателе: «Зачем убегать, если можно стрелять?», — и почувствовав, что Удача отвернулась, оставив после себя лишь боль от укола в правом боку — он потянулся к кобуре, но запыхавшись забыл, что чертов костюм нельзя снять. Драгоценные секунды он потратил на то, чтобы найти куда юркнуть, хотя и сомневался в целесообразности бега от Зуба, ведь тот рано или поздно его настигнет. Намалеванная черной краской надпись на билборде «Стоять в очереди за бланком, чтобы покинуть вселенную — смерть» — внушила оптимизм, потому что рядом нарисована стрелка, указывающая на дырку в заборе, куда и нырнул пират. Скатившись кубарем вниз, слегка помяв канистру, Джонни увидел кладбище раритетных авто. Прыгая от машины к машине и ища то ключ, то ту, которая заведется — ему удалось найти нужную, да ещё и в таком месте, что он сумеет сразу уехать. По реву слышно, что Зуб слишком близко подобрался к дыре в заборе. Как врач полевого госпиталя Серебряный провел переливание бензина, а после прыгнул за руль и помчался в сторону заката, оставив стражей порядка на КПП лишь наблюдать за тем, как очередной «откуда-то узнавший про лаз пришелец» уехал в закат.

Серебряный то нервно трогал костюм, то проверял бластер, надеясь, что они выехали за радиус действия сигнала. Ему хотелось добраться до сигарет и погладить мозговышибатель, чья шершавость всегда внушала покой. Усталость присела не только к нему на плечи, но и на голову, которая уткнулась в руль. Последствия «бухлотона». И если раньше впереди виднелось персиково-оранжевое зарево от которого хотелось укрыться рукой, то теперь краски смешались и выплюнули наружу ядрено-зеленый цвет. Струя такого же цвета вырвалась изо рта Серебряного. Он рад, что сумел найти в себе сил приоткрыть окно. Утерев рот, он перевел взгляд на зеркало заднего вида. Его пугал не Зуб, который мелькал где-то на линии горизонта, а видневшаяся на пассажирском сидении серебряная макушка. Джонни ещё раз начертил зеленую линию на асфальте прежде, чем посмотреть туда. Решив, что непонятная макушка — плод раздраженного «бухлотоном» воображения, он, подражая Уолли сказал: «К чвоьорту!», — что в любой другой момент звучало бы как «к чёрту!», а после обернулся и увидел её. Серебряный мираж с блестящей улыбкой. Называть её Фортуной можно, но ей нравится, когда обладатели обаятельных улыбок, привлекающих её, как Джонни, говорят: «Моя Удача», — и она смотрела на него двумя серо-прозрачными вечностями в которых хотелось раствориться, как в утреннем тумане, наслаждаясь щекочущим кожу чувством прохлады. Она держалась непринужденно, словно они давние друзья, изредка наклоняя голову к окну, чтобы посмотреть в боковое зеркало.

— Ы… Удача? — она медленно кивнула. Джонни казалось, что её подбородок вырезал какой-то искусный мастер, от его блеска хотелось плакать.

— Ы… ольнула мня в бок? — она захихикала и провела рукой по щеке Джонни, который дернулся из-за обжигающего кожу холода, а после, осознав, что это пусть больно, но так приятно — вытянул шею, чтобы она погладила его снова. И снова.

— Дача… у тя есть сига?

— Милый, тебе бы отдохнуть, — с участием заботливой матери произнесла она. — Как только меня не называли, но Дачей? Джонни, малыш, ты очень устал!

Несколько секунд пират думал, что прозвучала мелодия из глубин космоса, где разумная планета, пытается привлечь к себе внимание, чтоб не сойти от одиночества с ума. По его щекам струились слезы, которые она осторожно замораживала своими нежными прикосновениями.

— Как думаешь, догонит ли тебя тот зверь, Серебряный?

Ему не хотелось отводить взгляда от свечения её кожи, которым можно любоваться столько, что взявшееся из ниоткуда воодушевление объяснится, само собой. Серебряному стоило титанического труда перевести взгляд на зеркало заднего вида. Зуб мчался во весь опор. При взгляде на это страшенное существо казалось, что реальность по обыкновению уродлива и не способна таить в себе такую красоту, как Удача. Потрогав рукой костюм и произнеся команду «снять» — не произошло ничего, а потому Серебряный решил посмотреть на прощанье на Удачу ещё хоть несколько секунд. Он перевел на неё взгляд, но в этот раз она казалась не серебряной, а неуловимой, эфемерной, едва различимой на фоне окна. Она по-особенному улыбнулась. Кончики её пальцев уперлись Джонни в грудь, а после они, как маленькие человечки побежали до низа живота, щекоча нано-ботов. Серебряному хотелось сказать что-то особенное богине, но что она не слышала на своем веку? Он подбирал слова, боковым зрением поглядывая то на дорогу, то в зеркало заднего вида. Что-то тяжелое грохнулось на крышу, немного примяв её. Удача, как героиня старых фильмов ужасов приложила ладони к щекам. Она застыла, изображая крик. Серебряный же в попытках избавиться от Зуба начал мотать машину из стороны в сторону. В эти секунды действие бухлотона сошло на нет. Фантазия больше не имела ничего общего с реальностью, и такая красивая и робкая богиня со своими блестящими серебром локонами больше не сидела на пассажирском сидении.

— Спасибо, — пробормотал Серебряный креслу, завидев, как пропал марионеточный костюм.

Зуб пробил стекло водительского сидения и едва не снес Джонни голову, но тот подался к пассажирскому креслу, вдохнув прохладу, которую Удача оставила после себя. Немедля и сотой секунды Серебряный извлек из кобуры мозговышибатель и произвел выстрел в потолок. Зуб зарычал подобно раненному зверю, а после с остервенением начал долбить по крыше, отрывая от неё куски. Когда они встретились взглядами Серебряный понял, что существо жалеет о том, что заигралось. Второй выстрел прогремел для Зуба, как взрыв атомного энергоблока. Вдавив педаль газа в пол, Серебряный с удовольствием смотрел за тем, как тварь кувыркается по асфальту, рыча с такой злобой способной повергнуть целую вселенную в ужас. Он включил радио, чтобы заглушить вопли. Закурив и уставившись вперед, Джонни рассматривал прячущийся диск солнца, который бессовестно грызла космическая бланкость. Ему казалось, что отныне на фоне улыбки Удачи все будет тусклым. Эта меланхолия вызвала на его лице улыбку, которую поистине можно назвать обаятельной.

Погоня будет продолжаться. По реву слышно, что Зуб и преследователи не собираются пускать всё на самотек. Сделав радио ещё громче Джонни вспомнил улыбку Удачи. Потом вспомнил Кейт. Впервые за долгие годы её улыбка казалась блеклой. Может виной тому остатки «бухлотона». Может подсознание подшучивало над ним, чтобы заставить быстрее выбраться отсюда прежде, чем произойдет непоправимое? В космовороте так много событий, что можно ожидать чего угодно. И все же, это чего угодно — по-прежнему лучше, чем стоять в очереди. Джонни мчался вперед, барабаня пальцами по рулю и напевая:

16

Если бы не крышесносная попойка, то собравшиеся восхитились предусмотрительностью пони. Тот отправил помощников на склад, где хранились серые рясы в таком количестве, что ими можно заменить надоевшую бланкость. Когда те вернулись, он прошептал что-то на ухо Хьюго, а после произнес мистически-грандиозное:

«И облачил он всех в серые рясы».

Толпа не понимала зачем это нужно? Ведь пить бормотуху всяко лучше, чем облачаться в какие-то рясы.

«И облаченные имели доступ к божественной амброзии».

Толпа никак не отреагировала. Хьюго насмешливо смотрел на пони, который цокнул два раза языком, сказал: «Сейчас, малыш».

«Одевшись в серые рясы они получили „бухлотон“».

— Почему в серые? Это потому что безымянный ассоциируется с серым? Я правильно понимаю? Хотя… — зануду трезвенника перебил алкоголик элус.

— Серые так серые, мы правильно понимаем? Чтобы дальше пить бормотуху, надо переодеться? — пони кивнул. — Да без проблем, а где еще бормотуха!?

— Вот-вот, угощайтесь…

Незнакомец вырвал графин из рук Джалинды и жадно присосался к горлышку, будто там эликсир вечной жизни, а не напиток, делающий его податливым животным, потому что после трех глотков даже самый стойкий пришелец с планеты Аврелий мог лишь мычать и идти туда, куда указывает рука, надеясь, что там божественный нектар. Хьюго едва не поддался искушению попробовать его, и придаться увеселенью вместе с толпой, но пони стукнул копытом по его ступне так, что тот взвыл.

— Поить, не пить, — как дилер произнес пони. Хьюго не удалось найти поддержку в глазах Джалинды, и тогда он наконец-то созрел, чтобы направить свою паству, да и паства тоже созрела, потому что бормотухи оставалось на несколько минут, а что будет потом? — ему не хотелось знать.

— И отправились они в паломничество в древний город, чтобы узреть воочию чудо за семью цепями! — заверещал Хьюго так, что казалось затихла вся вселенная, чтобы узнать, как будет развиваться эта история дальше? «За семью цепями», — прокричала толпа, как тост, приподняв графины и бутылки к небу, а после ритуально отхлебнув, они слегка покачнулись. Тогда-то подручные пони начали раздавать серые рясы, которые с огромным трудом подняли на такую высоту, не раздав все тем бедолагам, что стояли у лестницы, так до конца, не определившимся: здесь лучше, чем в очереди или нет?

— А почему они, всё-таки, серые? А не фиолетовые там? Или не знаю зеленые? — перебил Хьюго тот же трезвенник, пока остальные развлекались ужасной мини-игрой от которой хотелось разрыдаться: как надеть рясу?

Когда «священный акт переодевания» достиг средины (все скинули с себя одежды), и толпа на крыше оказалась голой, за редким исключением, ведь трезвенник единственный, кто сумел пропихнуть голову в прорезь — Хьюго велел им спускаться вниз: «И спустились они с крыши вниз, чтобы единым строем выдвинуться…», — его перебил пони из чьих ноздрей вырывался пар, потому что он закипал из-за глупости молодого человека.

— ТЫ С ЛУНЫ СВАЛИЛСЯ, МАТЬ ТВОЮ, ХЬЮГО!? ОНИ ЖЕ БУДУТ ПРЫГАЮТ С КР…

— Минуточку! Минуточку! «Мать твою, Хьюго?!», — минуточку! — с особым энтузиазмом трезвенника произносил единственный, облаченный в рясу. — У него есть имя!?

Те, кто стояли на краю крыши не хотели больше жить в лживом мире, где у безымянных есть имена, и обещают, что бормотуха будет течь рекой, а та заканчивается на самом интересном месте! Никто из них не верил, что обаятельная Джалинда вернется, пополнив запасы, ведь она хилый человечек, который не сможет поднять все на крышу для продолжения крышесносной попойки. Стоявшие на краю крыши устроили пришельцопад.

Джалинда в отличии от пони по имени Карлан-Карл сумела выменять талоны на «бухлотон», который подвезут на фурах к небоскребу. И не нужно быть с планеты Пьянь, чтобы распознать ту самую бормотуху, делающую с двух глотков податливыми даже ббм. Бормотуха же, которую выменял на талоны КК внешне похожа на «бухлотон», но за знаменитой этикеткой синего цвета таилась жалкая пародия с названием «бормотуха-ля-пивнуха» и голубой этикеткой. Чтобы быть податливым, безропотным и не попадать головой в рясу, восхищаясь каким-то безымянным, обещающим бланки и розовых пони — «бормотуха-ля-пивнуха» нужно практически не выпускать из губ, потому что её эффект пропадает всего за несколько минут. Как раз столько перешептывались те, кто оказались на крыше, пока трезвенник распалял толпу, выкрикивая обвинения в адрес обманщиков, недавно стоявших на импровизированной сцене. Закончив перешептываться, толпа собралась линчевать «богомерзкого пони, этого шарлатана Хьюго, и убогого ящера», правда пока они собирались, то потеряли тех из виду, но трезвенник сделал верный вывод, что они смылись на грузовом лифте.

— МЫ ПОЙМАЕМ ЭТИХ УБЛЮДКОВ… — кричал трезвенник, ещё больше распаляя толпу.

— МЫ ЧЕТВЕРТУЕМ ЭТИХ ТВАРЕЙ! — кричало голое создание похожее на вздутый прыщ.

— И МЫ НАЙДЕМ «БУХЛОТОН»! — прогремел голос элуса.

Толпа завелась, как тысячи двигателей, которым требовалось бухлотопливо. Если простить обман они бы еще сумели, ведь за годы, проведенные в очередях сколько случалось подобных историй? Может даже на этой крыше? Но простить, что бормотуха кончилась, да ещё оказалась не с планеты Пьянь? Выше их сил и не соответствует духу крышесносной попойки. Теперь, они не сумевшие попасть головами в дырки из-под ряс, атакованные ветром, сбрасывающим одежду на головы, стоящих в очередях — хотят одного: мести.

— Я РАЗОРВУ ЭТОГО БОГОМЕРЗКОГО ПОНИ НА ЛОСКУТЫ! — кто-то сильный раздвинул железные двери лифта, скрывающее шахту, чтобы крикнуть это вдогонку обманщикам.

— Технически — это будет очень сложно, — оглянув с ног до головы бескожее создание, успокаивающим тоном проговорил Хьюго.

— Ничего-с, страшного-с, мы убежим-с, — облизываясь говорил Прохвост, которому явно нравились подобные забеги.

КК паник. Он уткнулся мордой в зеркало, разглядывая отражение своих глаз, которое удручало, как избитый сюжет: гениальный план, где учтены мельчайшие детали и едва приступив к задуманному, оказывается, что все детали невозможно учесть, и все идет не так, как надо. КК горько взоржал, а после жалобно прохрипел, чтобы Хьюго достал ему из подсумка сигару.

— Я слышал, что капля никотина убивает лошадь, — занудно произнес бывший компьютерный чип.

— Он-с, адский-с, пони-с, Хьюго-с! Ему-с только-с власть-с.

— Прохвост? Может Апони? — доставав сигару и прикурив спросил Хьюго.

— Может-с, Афоня? — Прохвост прикусил себе язык, чтобы не сказать в конце «с», потому что «Афоня-с» очень похоже на ящерное ругательство, приблизительный перевод которого «УЕ-puta-lo».

— Да закройтесь вы нахер, я думаю! — выпустив клуб дыма прохрипел КК, а после вдарил Хьюго копытом еще раз по ступне, тот сжал зубы вместо того, чтобы обрушить на его голову единственное проклятие выученные за столь короткую жизнь. — Вы не смотрите на меня, будто я расклеился, ничего подобного! — без пяти минут человек понимал, что КК расклеивается, но решил смотреть на того иначе, ведь тот всё-таки попросил об этом. — Нам нужна Джалинда, мы не побежим без Джалинды.

— А что у вас с Джалиндой? — Хьюго глянул на пони, с сигарой в зубах, а после перевел взгляд на свое отражение, словно удивляясь тому, что произнес это вслух.

— Хью, ответь? Ты серьезно? Или Кубовски стер тебе память? Что с тобой нахер происходит? Кто такая Джалинда? Что у нас с ней? Я думал ты просто решился явиться и разыграть нашу идею с церквушкой и подземной заварушкой, и все ведь походило на это? Я чего-то не понимаю? — Хьюго неуверенно кивнул. — Каждый раз, когда я смотрю в твои глаза, то вижу не того парня, которого знал и которого знала Джей, а какого-то потерянного идиота, который не понимает, что он делает и главное зачем?

— Дела-с…

— КК, послушай, — выдавил из себя Хьюго после долгой паузы. — Вообще-то я не тот Хьюго…

— Что значит не тот Хьюго? — недоумевал КК. — Не неси чушь!

— Приехали-с!

Даже будучи без пяти минут человеком — Хьюго понимал, что перед ним нечто величественное, вызывающее восхищение даже у существ другого вида. За открывшимися дверями их ждала Афродита. Фойе позади нее устлано телами. Но были и те чьи головы ещё не прильнули к полу из-за единственного желания — жадно смотреть на величественную статую, опоившую их своей красотой. Им ненужно ничего: не гнева, который хочется обрушить на головы обманщиков, не лестницы, по которым можно бежать в попытках их догнать. Им всего-то нужен ещё один взгляд таивший в себе царство грез. Им хотелось верить, что это царство никогда не перестанет пленить. Что там будет она и «бухлотон».

— Хоть кто-то из нас не лажает, — взоржал КК, как все богомерзкие пони с планеты Окум.

— О чем ты, Карл? — спросила Джалинда, смотря как тот зубами пытается снять подсумок, который во время бега будет стачивать лямкой кость.

— Ладно, запрыгивайте…

— Что случилось?! Почему ты меня тащишь под локоток Хьюго?

— Задумка-с не удала-с…

Броня много раз спасала Прохвоста от разгневанных женщин в очередях и этот случай не стал исключением. Он отскочил к Хьюго, который хотел что-то сказать Джалинде, но та шикнула, как змея, заставив Прохвоста издать какой-то брачный звук. От второго удара его спас Хьюго, заметив, как Джалинда переменилась: как для него странно-шифровано, но ужасающе для КК — ее глаз начал отбивать морзянку, челюсть съехала направо, а ноздри раздулись будто хотят втянуть весь воздух, чтобы богомерзкий пони задохнулся. Непонятно откуда из её носа или приоткрытого рта вырвался звук «ха», а после она начала ронять на голову КК проклятье за проклятьем, которые Хьюго запоминал, чтобы сказать те Доку и Джонни, когда они вернутся.

— Слышите-с?

Где-то на шестидесятом лестничном пролете, что эквивалентно тридцатому этажу, расталкивая всех пришельцев несется бизос, существо похожее на бизона, но худее его в два раза, и быстрее в четыре. На его спине сидит единственный трезвенник. Единственный, кто справился с рясой. Не умолкающий ни на минуту, ведь всю жизнь ждал момента, когда сможет не прослыть занудой, а вдохновителем: «Дамы и господа, пришельцы и пришельки, чудовища и красавицы, не валитесь с ног! Внизу есть „бухлотон“!», — и всё же голые пришельцы считали его занудой, ведь он слишком долго подводил к тому, что есть бормотуха.

— Потолок затрясся… — неуверенно проговорила Джалинда.

— По наши души, — довольно заржал КК. — Прыгайте, живо!

Первым на пони прыгнул Хьюго, тот издал тяжелый вздох, но стоял так, как подобает жеребцу подобного калибра — с высокоподнятой головой. Следом за ним взгромоздился Прохвост, который на просьбу скинуть свою каменную броню лишь презабавно начал цедить сквозь зубы растянутый звук «с». КК по-прежнему стоял с высокоподнятой головой, но его ноги с непривычки подрагивали. Когда на него взгромоздилась Джалинда, он прокричал, что ненавидит её.

На улице картина оказалась такой же, как в фойе. Она устлана пьяными туловищами, заметив которые у Хьюго появилась идея, как задержать преследователей.

— Нужно разбить все бутылки!

— И как ты, мать твою, предлагаешь это сделать? — кряхтел КК.

— У меня нет матери, только два отца, — он выпустил носом воздух и глянул через плечо на Джалинду, которой шутка показалась примитивной.

— Прохвост, ты не мог бы… — тот перебил Хьюго.

— Я думал-с, что-с ты-с не попросишь-с, но… — Прохвост замолчал.

— Не тяни за хвост!? Говори!? — шипел КК, уменьшая скорость на случай, если ящер созреет для прыжка или что тот собирался сделать?

— Не упоминай-с мою-с бабушку-с Захвост всуе, богомерзкий-с пони-с! Я в завязке-с с бормотухой-с, и боюсь-с, что если-с влечу-с туда-с…

— Мама говорила: «Джалинда, милая, нужна тебе эта художественная академия? Будь бюрократом!», — по тону КК распознал начало истерики, которая всегда начиналась одинаково, поэтому сбавил темп, чтобы сбросить Джей, ведь когда та становится неконтролируемой, то лучше держаться от нее подальше. А раз он убегает, то точно не остановится, когда та завопит что-нибудь грубое. — «Хотя можно стать инженером и взорвать сраный космоворот и всех его обитателей, а?».

Мать Джалинды та ещё советчица, но сейчас, сидя на КК, который остановился, чтобы её скинуть — она понимает, что взорвать сраный космоворот — единственная мудрая мысль, принадлежавшая матери, и, если ей представится возможность его взорвать — она её не упустит.

— Пожалуйста, Прохвост! Ведь это же лучше, чем стоять в очереди?

Любой проведший в очереди сколько Прохвост, услышав «очередь» вспоминает о драгоценных минутах, которые никогда не вернуть. К тому же этот жалобный взгляд засратого котенка, пыхтящий богомерзкий пони и дамочка, походившая на звезду, которая вот-вот сколлапсирует вынуждали согласится с голосом звучащем в голове: «Лучше-с прыгнуть-с сейчас-с, чем-с помереть-с с ними-с». Сделав жест языком, а после высунув тот так, чтобы узнать направление ветра, словно для его задумки — это требовалось, он попросил КК остановиться.

Время растянулось, как центральная очередь. Казалось, что первую из бессчетного числа бесконечностей Прохвост переглядывался с Хьюго, пытаясь разглядеть ответ в глазах нового друга: увидит ли он его снова? Вторую бесконечность он с презрением смотрел на открытый контейнер фуры, и будь у него на одну бесконечность побольше, он непременно бы кинул несколько колкостей КК, который жевал нижнюю губу, размышляя о чем-то далеком. Жадно облизнувшись Прохвост кинулся в сторону фур. КК начал набирать ход.

— Мы не можем бросить его! — как мальчишка возмущался Хьюго.

— Прохвост пожертвовал собой, чтобы…

Джалинда прервалась на полуслове. Толпа разъяренных голых пришельцев остановилась в фойе, увидев, как из фуры вытекает ценная амброзия. Как она смешивается с кровью, внутренностями, мозгами тех, кто упал с крыши. И неизвестно кому приходилось трудней: толпе, увидевшей это, или Прохвосту, который под сотней разъяренных взглядов полз ко второй фуре, чтобы повторить свой кувырок. Часть толпы оцепенела из-за того, что ящеру с каменистой броней хватило сил и гибкости сложиться колесом и прокатиться по второй фуре. Оттуда он не вышел. Зато пришельцы, что бежали за троицей, уже вывалились из фойе, обогнав трезвенника и занырнули в сладкую бормотуху, даровавшую им забытье. Правда повезло не всем, а потому возглавляемые трезвенником, голые пришельцы — всё-таки бежали за троицей.

К голой толпе присоединялись другие пришельцы, сбрасывая с себя одежды, ведь бежать голышом вместе с какой-то разъяренной толпой — всяко лучше, чем стоять в очереди. Быть может они убегают от какой-то вселенской опасности? Или бегут в сторону бланков? Никто не знал, но не исключал, что все куда проще: старое-доброе линчевание. Их это устраивало.

— Ты говорил, что бормотуха сработает! — верещала Джалинда.

— Технически она сработала, — в защиту КК сказал Хьюго.

— Ты вечно его покрываешь, Хью! Вечно ты на его стороне!

— Да я даже не тот Хьюго…

— Хватит нести этот вздор! Тот не тот! — фыркнул КК.

Обернувшись назад Джалинда увидела лавину пришельцев, к которым присоединялись стражи порядка, получивших приказ сверху: «Сбрасывать одежды, бежать, не задавать вопросов», — ведь начальству проще сказать, что это «первый ежегодный голый марафон», чем пытаться объяснить вышестоящему начальству почему пришельцы, стоявшие веками в центральной очереди — сбрасывают с себя одежды и бегут за каким-то богомерзким пони? К тому же «забег» снимет вопросы на счет того, почему не удалось сдержать толпу, бегущую за Серебряным, имея столько стражей порядка? А потому, поняв, что забег — узаконен самой бюрократической вселенной толпа из лавины постепенно начала превращаться в рой, заполонивший всё собой.

17

— Цветочек…

— Ты издеваешься!? Какой я тебе цветочек, Саймон!?

Разъяренный шелест и занесенные лозы, походившие на кнуты, побудили Дока посмотреть на Флора под другим углом. Даже слегка склонив голову налево тот по-прежнему оставался цветочком. Док медленно отползал в сторону входной двери, обползая Митю и Витю.

— Давай проясним? Почему ты пытаешься меня убить?

Из неприятельского шелест превратился в зловещий, повторяющий раз за разом фамилию Кубовски. Флор почернел, что согласно энциклопедии означало, что любое прикосновение теперь смертельно, а потому корчиться на полу больше нет времени. Док заелозил руками и ногами по полу, как родственник Прохвоста, а после юркнул туда, где в старой вселенной находилась комната, надеясь, что оттуда удастся спастись через окно. Доли секунды хватило, чтобы понять — он загнал себя в кладовую и выбраться из этой ловушки возможно не удастся. Док не собирался сдаваться, а потому прильнул к двери и хватал с полки все, что плохо лежит, швыряя в лозы и листья Флора, которые тот совал в приоткрытую дверь.

— Делаешь вид, что ничего не было!? — замогильно шелестел цветок.

— Только не говори, что мы с тобой весело провели время, а потом я оставил тебе номер и не брал трубку? — истерично хихикал Док.

Цветок не сумел оценить юмор. Он издал шелест многовекового леса, где теряются туристы и куда-то пополз.

— Цветочек? Флор? Или как там тебя, мать твою!? Я не могу взять в толк чего ты хочешь от меня!? Ты можешь сказ… — Док вспомнил, как представители планеты Флор обижаются на слово «сказать» вместо «шелестеть», а потому осекся на полуслове, чтобы хоть как-то попытаться наладить контакт с раздраженным цветком.

— Приправы, консервы, банки небольшой запас талонов на черный день, — перечислял вслух Док, пытаясь придумать, чтобы из этого могло его выручить в битве с ополоумевшим цветком?

Док задержал дыхание прислушиваясь, как Флор волочит что-то металлическое по полу, шелестя на манер леса перед дождём, чтобы Док не услышал свист… БАМ! В дверь врезался топор. Полетели щепки.

— Да мать моя, вселенная! Объясни уже что-нибудь!?

Ещё удар. Острие топора зловеще улыбалось. Док улыбался в ответ. На короткое мгновение Док отдался целиком и полностью мысли о том, что не так представлял свою смерть. Быть растерзанным медведями? — запросто. Попасть в какую-нибудь черную дыру и бесславно погибнуть подобно прадеду? — с учетом количества нырков в кротовые норы такую вероятность нельзя исключать. Те варианты, где в его смерти виновна Марта, Сара, Хьюго и Уолли, а теперь еще гипотетически и Джонни и Н. Хьюго — он прогнал, чтобы не впасть в яму отчаяния, где из-за собственного идиотизма он отправил всех, кого любил в космоворот УниТаза. «Мало кто вообще представляет свою смерть», — заключил он, смотря на острие топора, которое расчертило воздух в считанных сантиметрах от шеи, и будь это не цветок, а какой-нибудь проворный человек, то всё уже давно закончилось, поэтому Док решил не дожидаться конца, а попытаться ещё раз выведать у цветка почему тот жаждет его смерти?

— Пожалуйста, Флор, объясни мне прежде, чем убивать!

— Я всегда знал, что ты подлый человечишка, Кубовски! Жалкий, маленький, трусливый человечишка, и сейчас твоя натура хочет вытянуть еще времени? — Флору больше не нужен топор. В щели протиснулись лозы, похожие на омерзительные склизкие щупальца.

— НУ ДАВАЙ, УБЛЮДОЧНЫЙ ЦВЕТОК! УБЕЙ МЕНЯ! У МЕНЯ ЖЕ НЕТ НИКАКИХ ДЕЛ, КРОМЕ КАК СДОХНУТЬ В ЭТОЙ ПАРОДИИ НА ДОМ! КТО-НИБУДЬ ДРУГОЙ НАЙДЕТ ВСЕЛЕННУЮ, КОТОРУЮ Я СМЫЛ В УНИТАЗ, МАРТУ И МОИХ ДРУЗЕЙ! А Я ВОТ ПОМРУ ЗДЕСЬ… — отчаянно орал Док.

Эти жалобные крики ввели Флора в замешательство. Чёрный цвет сменился на неопределенный серый, похожий на утреннюю дымку: «Повтори, что ты сказал?», — заинтересованно прошелестел он и Док слово-в-слово повторил, но на полтона тише, чтобы настроение цветка вновь не окрасилось в чёрный.

— То есть ты хочешь сказать, что ты Саймон Кубовски из другой вселенной?

— Бинго!

Когда у людей заезжают шарики за ролики, то всегда есть что-нибудь оповещающее, как сигнал тревоги о том, что нужно бежать: истеричный смех, крокодильи слезы, сорокаэтажная матерная конструкция. Дом заполнился едва различимым писком, Флор смешал в себе все краски и снова схватился за топор, а после рванулся рубить мебель, стены, фотографии, всё, куда мог дотянуться его гнев. Док немо наблюдал, подыскивая момент, чтобы сбежать.

— Я думал этот ублюдок явился, чтобы вернуть мне мой облик! — удар топором по фотографии, где Док и Марта обнимаются на фоне луны. — Мой бланк! — удар по воздуху. — Мою жизнь…

Писк стал напоминать ультразвук. Чувствительные барабанные перепонки молодого Дока готовы взорваться, он закрыл ладонями уши, но все казалось бесполезно. Рухнув на пол, он заворочался, поглядывая то на Витю, то на Митю, которые спали безмятежным сном. И где-то среди этого насилующего мозг и душу звука, прорезались ироничные мысли Дока: «Только представь, что ты валяешься из-за писка какого-то цветка, словно в сраном комиксе про парней в трико?», — это развеселило его, что звучащий смех через боль показался Флору симфонией агонии, которую они делят пополам. Флор погладил листом топор, напомнив себе, что тот по-прежнему острый.

— Ты же Кубовски? — Док испуганно моргнул глазами. — Тогда ты вернешь мне мою жизнь и облик!

— Я не совсем понимаю, — Флор погладил листом топор, чтобы напомнить Доку о том, как понимать. — Ты не цветок с планеты Флор?

— Ты точно Кубовски!? Да! — раздраженно шелестел он.

У Дока много догадок кем может являться Флор. Он не мог понять голова болит от их количества или от звона в ушах, поэтому самым простым и верным оказалось спросить: «Кто ты?». Цветок перемялся с лозы на лозу, окрасился в цвет летней травы и прошелестел «Уолли». Док дебильно оттопырил нижнюю челюсть, словно ему только что сказали: «Вселенные смываются в УниТазы, понимаешь, дружочек?». Он уселся на пятую точку, а после принялся изучать Флора то с одного, то с другого ракурса, пытаясь найти хоть что-то напоминающее о старом друге. Голова болела от количества вопросов, которые Док сумел скомпоновать в один:

— Может, ты расскажешь, что случилось, а я попробую, ну знаешь? — они оба сомневались сможет ли он помочь.

— Хорошо, Кубовски, я расскажу тебе свою историю, — прошелестел с весенней усталостью Флор, словно этот лучик общения отогреет после холодной, одинокой зимы.

— А сколько проспят эти? — Док прекрасно знал, что около пяти часов, но решил установить более прочный контакт.

— Около пяти часов.

— И пожалуйста? Опусти топор…

Флор как-то забавно пискнул, а после топор воткнулся в пол.

18

— Мы выпивали с Кубовски, изредка добывая талоны, чтобы обменять их на что-нибудь интересное… на том и держалась наша дружба, — с необычайной тоской, как для зеленого цветка шелестел Флор.

Доку сложно удержаться от проведения параллелей со своей вселенной, где они пираты, а не обычные собутыльники, выменивающие талоны на что-нибудь интересное. Хотя он не исключал, что будь они в этой вселенной — им бы не оставалось ничего другого.

— Мечта сбежать отсюда записана на подкорке у каждого коренного бюрократа, и она не гасла в нас до того момента, пока Кубовски не сыграл свадьбу с этой Шмартой! «Всё, что мне нужно находится здесь, под носом», — цитировал Флор. — Это якобы я, Хьюго и Алина.

Флор смешно пискнул и почесал лозой листья на бутоне.

— Ты хотел сказать Сара?

— О какой Саре идет речь?

— О… а, наверное, это не так важно? — дал отмашку Док, чтобы Флор продолжал.

Флор разглядывал по-стариковски озадаченного Дока, копошившегося в собственных воспоминаниях, пытаясь найти те обрывки памяти об Алине. Единственное, что удалось откопать, да и то не целиком, а всего-навсего ощущение — фамилию. Он не помнил, как она звучит. Но вспоминал скрежет зубов с каким её обычно произносил Хьюго, и чувство обиды от того что тот никогда не рассказывает об этом. Хьюго называл это маленькой тайной, а после прикуривал сигарету и безжизненным взглядом пытался рассмотреть прореху в мироздании. Док всегда списывал это на войну, но сейчас, впервые за долгие годы — ему хочется найти Хьюго и разузнать все подробности этой истории.

— Их идиллия длилась недолго, Хьюго распирала энергия и мечта вырваться из этой вселенной, в другую ничем не похожую, без чёртовых бланков и очередей? — Док кивнул. — Я придерживался такой же политики, чего не скажешь про Алину. Она проела плешь на голове парня, прежде, чем согласилась на поиски бланка. Десять лет мы потратили на всевозможные слухи, мифы, легенды и очереди. На обмены талонов и попытки сохранить костерок безумия, что наша авантюра увенчается успехом. Алина выдохлась, и мы помышляли, чтобы вернуться домой и смириться с положением дел. Когда по чистой случайности или волей злого принтера нам подвернулся сомнительный делец, которого зовут Коллекционером. Это одержимый безумием сукин сын…

В Космовороте полно безумцев. Док сомневался, что этот Коллекционер уступает какому-нибудь древнему паразитирующему на Ободке народу или медведям, мечтающем о собственной вселенной. Он даже сомневался, что тот уступает ему самому, не умеющему извиняться, но это уже в прошлом… Посетившая Дока во время сравнений мысль внушала оптимизм: если взять в расчёт то, что в космовороте бесконечное количество вселенных, то не хватит никакой переписи безумцев, чтобы узнать, чья почва для того, чтобы шарики заехали за ролики, более способствовала этому? А те, кто не свихнулись на какой-нибудь почве, не сделали это почему? Не хотели? Док не верил в это, считая, что скорее всего у них просто примитивный уровень развития, но как только прогресс пойдет семимильными шагами, они обязательно отчебучат что-нибудь в духе вселенской жизни: геноцид, войну, найдут кнопку, попытаются создать белую дыру, отыскать отрицательную вселенную, состряпать из тёмной материи колыбель для рукотворного божества из подвала. Флор внимательно смотрел за тем, как глаза Дока бегают из стороны в сторону прикидывая всевозможные вариации.

— Ты здесь? — Док кивнул. — Коллекционер обладал знанием, где достать бланк. Конечно он мог поделиться и тем, что в его коллекции, но, чтобы он рассказывал туристам? Ничего! И мы отправились в смертельно утомительное путешествие. Договариваться с великим принтером, чтобы тот великодушно дал подсказку. Мы, конечно знали, что тот выключен столько лет… но это уже другая, менее забавная история, чем та, что спустя десять лет поисков мы узнали: нужно искать на Луне.

— Полагаю, что Кубовски из бюрократической вселенной на вопрос: «Где?», — отвечает: «На Луне»? — Флор почернел и прошелестел: «Угу».

— В итоге после тысячи очередей, заполнения документов на раскопки, получения патентов, грантов и прочего — мы разжились бланком. Правда к тому моменту я находился одной ногой в могиле, поэтому уступил бланк Хьюго с Алиной. Мы вернулись на Землю, а после произошло то, что произошло…

Шелест Флора тревожный. Напоминающий трясущиеся деревья перед насмехающейся бурей, чей ужасающий вид обещает вырвать их корнями из земли. Будь Док экспертом по этому виду, а не бегло читал про него в энциклопедии, то держался бы подальше, ведь в любой момент, тот прыснет из бутона ядом. Но не смотря на закипающую злость, Флор держал себя в листьях.

— Кубовски и Шмарта узнав об успехе закатили празднество. Мы мало общались за эти десять с половиной лет поисков, но всё-таки в них что-то переменилось, и будь я внимательнее… — Флор закричал: — Отойди!

Док отпрыгнул насколько позволяло молодое тело. Флор спрыснул немного яда, который прожег дыру в полу, а после попросил дом включить вентиляцию. Док представлял худшее, и судя по тому, как дрожал цветок — худшее произошло, но ему не хватало смелости задать тот самый вопрос.

— Саймон Кубовски хладнокровно убил Хьюго и Алину…

— Нет…

Флор качнулся взад-вперед, словно на нем скафандр. Док устремил взор куда-то сквозь листья, будто за ними таится понимание того, как жить с мыслью о том, что такой же Кубовски убил малыша Хьюго. Помня об Алине лишь то, что та вызывала у Хьюго скрежет зубов — он все равно скорбел по ней, будто она его дочь. Не важно проела она плешь Хьюго или нет. Она находилась рядом с ним до последнего вздоха. Речь Дока напоминала игру, где нужно подставить пропущенные фразы в предложения, и Флор видя его реакцию шелестел, но про себя, чтобы дать Кубовски ужиться с этой мыслью.

— Как можно такое сделать… с мальчишкой, который проводил столько… мечтая о чем-то… разглядывая безделушки в моем гараже… зная его с детства…

Губы Дока задрожали. В глазах застряли огромные капли, которым мешало вывалиться наружу лишь бесконечно долгое житие. Дабы не превратиться в кляксу, он попросил у Флора закурить. Пожав листьями, тот извлек откуда-то пачку сигарет вместе с зажигалкой.

Компьютерный голос возразил, когда прикуривал Док, но тот рявкнул: «Я сотру твои мозги, сраная жестянка, если ты сейчас же не замолчишь!», — и этот гнев своей похожестью на другого Кубовски напугал Флора. Он решил продолжить рассказ, не дожидаясь пока жалость к существу, потерявшему друга сменится желанием его задушить.

— Меня же в силу старой дружбы он решил превратить в цветок с планеты Флор. Ирония в том, что я подарил ему точно такой же на свадьбу, а видимо лучше бы талоны. Лежал бы себе на той тумбе, ничего не понимая. Никаких страданий из-за смерти друзей, никакого плена у этого умного дома…

— Давай-ка проясним, Уолли? — от неожиданности Флор вскинул лозы и окрасился в нежно-розовый, застеснявшись от того, что кто-то кроме умного дома называет его по имени. — Этот Кубовски убил Хьюго и Алину с труднопроизносимой фамилией, а тебя сделал цветком с планеты Флор? Ради чертового бланка? Я все правильно понял?

— Да, поэтому, когда ты заявился в молодом обличии, я подумал, что ты он…

Док слишком себялюбив для самоубийства, но ведь убить себя, из другой вселенной технически не считается оным? Он помышлял об убийстве бюрократического, предательского, мерзкого Кубовски. Вспомнив юридическое «намеренье не равно действию», он задумался над целесообразностью этого мероприятия? Ведь для того, чтобы удовлетворить существо, лелеющего мечту отомстить за Хьюго, пусть и из другой вселенной, нужно найти его убийцу. И что-то разумное внутри Дока взяло верх, ведь ему по-прежнему нужно спасти своих друзей. Найти свою вселенную, извиниться перед Шмартой (ему понравилось, как Флор называет её) и уже потом как-нибудь…

Флор терпеливо ждал пока Док снова заговорит, но тот лишь чмокал, поднося к губам сигарету, выдувая дым в сторону вытяжки.

— А как ты попал в эту вселенную? — не выдержав, прошелестел Флор.

«Кубовски хотят того или нет — не сильно отличаются», — думал цветок, смотря за тем, как челюсть Дока нервно сжалась, а брови станцевали непонятный танец. На самом деле любой Кубовски так взвешивает информацию, словно брови воображаемая чаша весов. На одной из которых лежит: «Я не умел извиняться, а потому нажал на кнопку, которая смыла вселенную в УниТаз». На другой же чаше лежало: «Я противостоял древней расе уродцев, состряпанных наспех в подвале», — Док задумался над тем, что на обоих чашах впервые за долгую жизнь лежит одна и та же история.

— То были давние времена, сама ткань мироздания…

Он не упускал малейшей детали в надежде, что упоминания о своем друге Уолли сгладят то, что он смыл вселенную в УниТаз; потерял близких людей и возможно никогда их не найдет.

— Из твоего рассказа я понял только одно… Все Кубовски безответственны к своим близким и пойдут на всё, чтобы нажать на кнопку и смыться из своих вселенных! Мне кажется, что я сделаю одолжение всем ничего не подозревающим будущим жертвам ваших безумств, убив тебя, и какого-нибудь другого Кубовски! — Флор снова окрасился в чёрный.

— Но ты не убьешь все мои вариации, а это значит, что ровным счётом не изменишь ничего. В то время, как я стал другим человеком, который жаждет исправить сделанное.

Флор посерел, покраснел, порозовел, снова почернел и только после разноцветной демонстрации махнул листьями и приобрел нейтрально зеленый окрас.

— Предположим. Я тебе верю, Саймон Кубовски, который смыл вселенную в унитаз из-за самой идиотской из возможных причин. Что дальше?

— Всё просто, мы найдем этого Коллекционера, а после заберём бланк…

Флор отчаянно запищал, будто микроволновка, которая вот-вот взорвется, а после рухнул на пол и завился в истерике. Он не мог прошелестеть о том, что эта затея обречена на провал. Писк становился громче и громче. Док оставил цветок пищать в гостиной, а сам пошел искать что-нибудь полезное, например, анигилятрон. Вот будь у Дока анигилятрон он бы добыл бланк быстрее, чем проснулись Витя с Митей. Он ещё раз посмотрел на их идиотические усы, думая, что это самое нелепое, что он видел после унийцев.

— А что мы ищем? — спросил Флор, когда закончил изображать микроволновку.

Пусть история из уст Уолли оказалось ужасной и тронула Дока, но у него до сих пор красные из-за ожогов щеки, перед глазами сцена в коморке, поэтому он предпочел пожать плечами. Его внимание привлекла фотография на полке, с которой он стер рукавом пыль. Похожее фото есть и в старой вселенной. Шмарта на съезде правления ОПЗ. Правда в этой вселенной фотография сделана не на Марсе, а на Земле, и возможно это не правительство, а какая-то незнакомая ему шайка бюрократов. Она выглядела все так же, старость её лишь украшала, да и морщинки шли ей куда больше, чем ему, любителю ходить хмурым.

— Шмарта… — с презрением прошелестел Флор.

Док посмотрел на него искоса и хмыкнул себе под нос, потом ещё раз он хмыкнул, когда представил, как другой Кубовски, вся эта вселенная с этими бесящими-весящими в воздухе бланками — смывается в УниТаз. Расплывшись в блаженной улыбке, он произнес: «Эх, сейчас бы пушечку!».

— Эээ… Саймон!? — отшатнулся от выехавшего из-под потолка экрана Флор.

Док протер пыльный экран, но не рукавом, а лежащей рядом анти-пыльной тряпкой, словно кто-то заранее подумал об этом. На экране появилась надпись: «Подтвердите, что хотите воспроизвести запись?», — Док переглянулся с Флором, листья которого окрасились в таинственно фиолетовый никак не описанный в энциклопедии.

— Подтверждаю, — пожал плечами он. — И да, называй меня просто Док.

Пафос киногероя пришелся по вкусу Флору, который снова пищал, как микроволновка, поднимая в воздух лозы, собираясь размозжить ими появившегося на экране Кубовски.

«Нет времени на лишние сантименты, Кубовски. Тебе нужно отыскать один из оставшихся в этой вселенной бланков. На момент, когда мы с Мартой нашли свой — их оставалось, вроде бы три, не уверен на счет четвертого, но не суть, три. Один из них в церкви великого принтера, но не той, что недалеко от центральной очереди. Та в сектантском городе, и охраняет бланк чудовище за семью цепями. С таким же успехом можно захватить вселенную, но не знаю, вдруг ты Док из божественной вселенной и для тебя это не проблема? Смотри сам. Второй находится у Коллекционера. У него свой небольшой город, но без секты, так сказать рай на земле, что де факто секта, у него не зря прозвище Коллекционер. Рекомендую держаться от него подальше. Третий… понятия не имею где третий, мы искали его на случай, если что-то случиться с нашим, но все попытки оказались тщетны. Поэтому я бы все-таки рекомендовал попытаться достать тот, что у Коллекционера. Что ж, Кубовски, удачи тебе в поисках бланка, и небольшой подарок от меня: в подвале сделай дубликат ключей от конторы, ушедшей на обед, иначе даже найдя бланк, ты не выберешься отсюда. И пожалуйста, прежде, чем уйти — нажми на вот эту кнопку, ага, эту. Чтобы протокол „встреча Кубовски“ запустился заново. Не забудь поставить Флора на солнышко, иначе он становится опасным. Чао!»

«Чао» произнесла Марта, таким нежным голоском, что Док обомлел. Он запустил сообщение ещё раз, перематывая на это «чао», затем ещё раз. Ещё. В какой-то момент он просто закольцевал концовку и слушал прощание столько, что Флор снова почернел.

— Достаточно! — вдарил лозой по кнопке выключения цветок.

Док хотел на него наброситься и разорвать на куски, но опомнился, когда вспомнил, что это Уолли. Он уже потерял одного Уолли, и не хотел терять ещё одного, пусть и в обличии Флора.

— Хорошо, и как нам попасть к этому Коллекционеру?

— До него можно доехать на машине, — поймав недовольный взгляд Дока, он продолжил. — Если выйдем сейчас, то будем там максимум к утру.

— Ты же житель этой вселенной, у тебя нет корабля?

— Мой металлолом брошен где-то на орбите Венеры, так что у меня нет корабля, — передразнивая шелестел Флор, приобретая туманно-серую краску утра понедельника.

— Ладно, хорошо, пойдем кое-что проверим, иди на улицу я сейчас подойду.

Док хотел снова нажать на запись, чтобы услышать, как Шмарта произносит «чао», но чувство ускользающего времени вцепилось острыми когтями в горло так, что стало трудно дышать. Задыхаясь Док слышал собственный голос, умоляющий остановиться и поспешить на помощь к друзьям, ведь слушая «чао» от которого любой нормальных человек сошел бы с ума — он не добьется ничего. Разве, что дождётся, когда проснутся близнецы?

— Уолли, прости, ты ещё не ушел? Ты не знаешь, кто эти парни?

— В первый раз их вижу, но выглядят они как какие-то секретные агенты…

— Ладно, пойдем в подвал.

Цветок окрасился в недоверчивый желтый, что Док трактовал, как немой вопрос «зачем», на который он не постеснялся ответить.

— В доме вряд ли есть что-то способное нам помочь добыть бланк, но в подвале, да и тот ключ? Что за контора?

— Они ушли на обед, и есть мнение, что когда вернутся — то все наладится, — туманно объяснил Флор. — А что с этими?

— Я сбрею им по усу, когда вернемся.

— Все Кубовски сумасшедшие ублюдки, — довольно прошелестел Флор.

19

Убежденность о содержимом в подвале перенесенная из другой вселенной оказалась пыльным силуэтом, оставшимся на месте хранения анигилятрона. Силуэт допотопного скафандра, который принадлежал Хьюго. Интересно, где Роберто сейчас? Силуэт «крошки», бомбы способной поделить Луну на два. Здесь нет ничего, что способно помочь. Писк отвлек Дока от разочарований, ведь устройства, которое сделало Уолли Флором тоже нет, лишь ветхая записка с собственным почерком «НЕ НАГЛЕЙ». Впервые Док прочувствовал, что другие вкладывают, говоря о его «очаровании». Это ненависть неспособная вместиться ни в одно человеческое понятие, зато «уд ила» из системы Рыбохвостов похоже на то, что Док бубнил, занимаясь ключами. Конечно, название «контора, ушедшая на обед» мало, о чем говорит среднестатистическому человеку, но сопоставив бюрократическую вселенную и это, Док вывел, что местечко может быть важнее даже, чем сам Создатель. А быть может подвальная тоска проникла настолько глубоко в подкорку, что ему хотелось выдавать желаемое за действительное? Флор проникся скверным настроением Кубовски, и единственное, что способно вернуть им оптимизм — бритье усов.

Вооружившись опасной бритвой и улыбкой маньяка, подготовившего все для ритуального убийства Док переглянулся с Флором, словно ища одобрения, но как оказалось он ждал сигнала. Этот писк походил на навязчивую просьбу: «Сбрей эти идиотические усы, Саймон», — словно лишив близнецов их главного атрибута, что-то в этой бюрократической вселенной изменится. И оно изменилось. Дело сделано. Межвселенские друзья почувствовали, что за их спинами выросли крылья, способные пронести через земли, обставленные очередями до Коллекционера так быстро, что они не стали откладывать поездку.

— Флор не может покинуть этот дом, — оповестил компьютерный голос.

— Я разрешаю, чертова жестянка! — жестянка не стала возражать.

Док аккуратно распахнул перед Флором дверь. Осторожно лоза за лозой, подтаскивая свое тельце, он выполз наружу. Безразмерная радость. Невозможно объяснить буйство красок в какие окрашивался цветок. Он рухнул на траву, которую грешно причесывать газонокосилкой, ведь в ней так приятно затеряться и ощущать, как она щекочет цветы и бутон. Ребёнок, живший внутри Уолли или Флора пищал от радости, и смотря на него у Дока теплело на душе. Он сел на крыльцо и несколько минут молча смотрел за узником, вырвавшимся на свободу. Казалось, что радости не будет конца и края, но в какой-то момент дом ужасов Хьюго отбросил зловещую тень на траву и цветок играющей с ней.

— Пойдем, Уолли, — громко сглотнув проговорил Док.

— Вначале попрощаемся с Хьюго, — прошелестела трава или Флор.

— О чём ты?! — недоумевал Док.

В энциклопедии никак не упоминалась проворность Флоров, но то, как умело передвигался Уолли на своих лозах внушало уважение. Он остановился на заднем дворе, меж деревьев, где в другой вселенной натянут гамак. Разобравшись с зарослями, словно несколько минут назад те не служили отдушиной он окрасился в траурно-белый. Здесь прикопаны Алина и Хьюго. Взяв горсть земли в лист, Флор дождался, когда тоже самое сделает Док.

— Алина, Хьюго, пусть вселенная и Создатель меня услышат! Я отомщу за вас! — поднялся ветер, предающий шелесту Флора пафос, который Уолли не утратил бы будучи в заточении даже двести лет. — Чего бы мне это не стоило, я найду Кубовски и убью его. Этот мерзкий старикашка со своей мерзкой Шмартой… Простите, что не защитил вас…

Цветок бережно посыпал место землей, а после подгоняемый ветром отправился в сторону машины, оставив Дока наедине с единственной мыслью: он не хочет, чтобы подобное случилось с его Хьюго и Алиной, чью фамилию он никак не мог вспомнить.

Док жал педаль в пол, периодически поглядывая в зеркало заднего вида на Флора, который листьями поигрывал с ветерком.

— Расскажи подробнее про Коллекционера?

— Я уж думал, что ты всю дорогу будешь молчать, — прошелестел Флор, а после замялся. Окрас листьев сменился на ослепляющий оранжевый.

— Убавь яркости, и не нервничай, Уолли?

Растроганный ласковостью тона Дока, Флор протянул лозу к кнопке радио, включил электронную долбежку и начал шелестеть ей в ритм. Услышав этот шелест ди-джей местной заунывной музыки сделал бы обязательно ремикс, который стал бюрократическим хитом, ведь нет ничего лучшего, чем в пятницу дрыгаться на танцполе под шелест цветка.

— Человек опасный и влиятельный, дел с ним лучше не иметь, но бланк у него точно есть! Ехать к нему дурацкая затея, но это всяко лучше, чем быть запертым в доме…

Док не уверен, что нить дружбы, протянутая через вселенные космоворота связывает всех Уолли и Саймонов, но с этим Флором-Уолли — они связаны. Они оба заложники вселенной, которую способен любить лишь псих, прервавший электронную долбежку репортажем.

— Балехандро не выходит в эфир в это время, — как-то недоверчиво прошелестел Флор.

— Это хорошо или плохо? — Док решил, что надо дать цветку насладиться свободой, ведь впереди долгая дорога, за время которой он точно разузнает про Коллекционера.

20

— Балехандро, если руководство сказало: «Озвучь рекламу», — то пусть наша примадонна озвучивает её! Нет, не надо смотреть на меня, как на какого-то ублюдка из очереди. Не вздумай причмокивать сигаретой, будто ешь сраное мороженое!

— Сорок секунд! — прокричал гример.

— Не надо воротить морду, делая вид, что не слышишь меня, Балехандро! Нет, вы посмотрите на него? Смотрит сквозь меня! Ты исключительный ведущий! Но пойми, — человек с бумажкой хотел разрыдаться. — Просят оттуда, сверху, приказ! А кто я такой… да, кто мы все такие, чтобы перечить им?

— Сколько до эфира? — спросил Балехандро настолько безразличным голосом, что человек с бумажкой нервно прыснул смехом, приковав к себе на секунду взгляды собравшихся в студии.

— Тридцать секунд!

— Гарри ты что, писал это сидя на толчке?

— Это писал шеф! — Балехандро брезгливо, кончиками пальцев взял бумажку, затянулся сигаретой и лишь спустя несколько томительных секунд ожидания развернул её и озвучил текст.

— Если бы у каждого бюрократа был бы загон, то в нем бы стоял вкусненький «бухлотон».

— Двадцать секунд!

— Это точно писал шеф? — недоверчиво посмотрел Балехандро.

— Да-а… — отвечает чуть ли не вся студия.

— Выглядит так, будто это написал какой-то выродок, который ничего не смыслит в рекламе, — никто не посмеялся над шуткой.

— Ещё раз назовешь меня выродком, Балехандро, и я… — задыхался от злобы подоспевший шеф.

— Будешь вести эфир? Выродок.

Балехандро встал из-за стола, выдохнул дым и собирался потушить окурок об стол, как делает обычно перед тем, как уйти из студии. Гример дребезжит: «Де… десять секунд», — шеф, смирившись с тем, что как не старайся — от клейма «выродок» не избавиться, поэтому засунув гордость, как можно глубже подбежал к Балехандро и протянул листок с какими-то закорючками. «ЗАСТАВКА», — прокричал режиссер трансляции, решивший, что сам сядет на знаменитый стул, если там не уместится Балехандро.

— После того раза, моей жене невозможно находиться на улице, не услышав… — шеф наиграно тупил глаза в пол, словно это тоже его задевает.

— Чёрт с вами! Пусть моя бедная жена несет эту пургу, а то, что ты написал на листе — отправь нам домой, да поживей, — шеф улыбается, как улыбаются людям, которым показывают бойню, заверяя, что их тут не убьют.

— И мы в эфире!

«В эфире последний сначала — Первый Бюрократический. С вами я, ваш покорный слуга, Балехандро Кюроб, и мы будем говорить о главном. Главное к этому часу ежегодный голый марафон. Внимательный зритель спросит: „О каком ежегодном марафоне идет речь, если в прошлом году не было никаких марафонов?“, — но увидев репортаж нашей любимицы Анигиляши — таких вопросов не останется не у кого, — Балехандро прикладывает ладонь ко рту, словно шепчет персонально каждому зрителю. — С учетом количества бегунов, правительству не останется ничего, кроме того, как учредить подобный забег в следующем году. — Балехандро улыбается своей знаменитой улыбкой, и убирает руку, возвращая себе официоз ведущего новостей. — Трансляция вот-вот начнется, а пока несколько интересных фактов, которые подготовила наша редакция: можно бежать абсолютно голым, и это не будет преследоваться по закону! Никаких „возьмем на карандаш“ и прочих знаменитых в нашей вселенной фраз! Тот, кто поймает человека верхом на пони — получит годовой запас талонов и секретный приз-сюрприз от спонсоров о которых расскажет Анигиляша. Для тех, кому этого мало, чтобы участвовать в марафоне — правительство выдаст победителю тот самый бланк! Да-да, вы не ослышались! После этого, мне впору собираться на марафон самому, но прежде важное объявление: жители Бюроградской области, шоссе Забюро будет занято бегунами до конца проведения мероприятия. Разрешено ездить по обочинам, без всяких „намотаем на ус“, „возьмем на карандаш“, в общем, вы понимаете. Моя жена, красивая Анигиляша — прелесть наша, готова выйти в эфир, чтобы освещать забег в режиме онлайн. С вами был Балехандро Кюроб, и завтра с вами буду тоже я».

На экранах появляется блондинка, с которой хочется сдувать пылинки, в ней естественно все, кроме одного — правый уголок рта. Тот медленно сползает. Балехандро, как никто другой знает, что лучше отвлечь жену от мрачных мыслей, навеянных текстом, который способен написать только один выродок.

«Анигиляша, красавица наша, повторяю, ты в эфире», — помощник Балехандро в ту секунду, как босс пропал с экранов подбежал к нему с прикуренной сигаретой и пепельницей.

— У малышки ломка, — жадно выдыхает дым Балехандро иронично улыбаясь сигарете.

— Она же слезла с радости? — испуганно спрашивает Гарри.

Балехандро несколько секунд испытывает взглядом Гарри, задаваясь вопросом: «Всегда ли он был таким тупым и жирным куском дерьма?». Этот тройной подбородок, капли пота бегущие со лба спешащие встретиться на груди, чтобы образовать узор потного сердца, дабы подчеркнуть ожирение Гарри подсказывают, что непременно всегда.

— Мы работаем над этим, и о Мать-Бюрократия, прошла неделя! Нужно чем-то порадовать женку. Семен, где тот список…

«Лучшая радость для меня — твое доверие, Балехандро».

Кто-то из работников студии указывает пальцем на табличку «в эфире», помощник отключает микрофон, а после ловит звонкий подзатыльник и включает снова.

«Знаешь, я мог бы жадно отгрызать время твоего эфира, но Гарри смотрит на меня таким взглядом, будто я съедаю последний помидуз[2], как тогда на корпоративе, помнишь?» — Анигиляша, а вместе с ней вся вселенная хихикнула.

— Смеется надо мной в студии — хер с ним, смеяться надо мной на всю вселенную? Я убью тебя, сукин сын!

«У нас помехи в студии, и так к марафо…», — помощник снова захотел отключить микрофон, но Балехандро врезал тому по ладони и притянул микрофон близко ко рту.

— Король свиней хочет меня съесть, передаю слово своей любимой женке, запомни меня, рядовой бюрократ…

«Господи, опять они за своё. Мы вернемся через минуточку, простите», — устало проговорила Анигиляша.

— Тебе действительно нравится это слушать?

Флор довольно пропищал: «Даааааааааа». Док убавил звук радио, где вместо перепалки в студии заиграла бюрократическая попса, бесящая и прилипающая также, как и любая другая. Он барабанил по рулю в такт, напевая: «Бла-а-а-а-нк», — и это «а-а-а» звучало так фальшиво, что Флору оставалось лишь пищать, моля о спасении, которое не заставило себя долго ждать. В эфир вернулась Анигиляша.

«Во время этой технической заминки мне удалось поговорить с участником марафона. Димитрий?»

«Меня зовут Димитрий, и я люблю бегать голым».

«Простите, Димитрий, вы же сказали, что расскажите…»

«Да, конечно, я расскажу: я люблю бегать голым».

«Мы вернемся через минуточку, простите».

«Это снова я, ваша Анигиляша. Димитрий?»

«Как помню, этот Хьюго сказал на крыше: „Будут вам бабы за семью цепями, голые бланки и чудо“».

«Спасибо Димитрий! Ого, да это же сам Бус? Владелец бара „Круг“. Сейчас узнаю у него почему он не голый, но участвует в марафоне?»

«Девятьсот девяносто девятый — обманул не только крошку Саманту, которая поплатилась за обман своей жизнью. Он обманул всех нас. Слышишь ты, Джонни Серебряный!? Тебе не избежать правосудия, и да, пейте нашу бормотуху — будет хер, как колотуха, или как там говорится, Анигиляша? Ты кстати, не хочешь немного?»

«Нет, я завязала с радостью, но если бы у каждого бюрократа был бы загон, то в нем бы стоял вкусненький „бухлотон“!»

«Да-да, ладно, „бухлотон“, бормотуха, колотуха? Срать! Я хочу выиграть в марафо-о-оне, и поймать ублюдка Джонни! Кто принесет его голову мне получит не только талоны, годовой запас бормотухи, но и бланк!»

За годы, проведенные взаперти Флор успел позабыть, как его раздражал этот скрипучий смех, появившийся у Дока из-за прожитых лет и тысяч выкуренных сигарет, но сейчас, когда он мешает слушать Анигиляшу — ему хочется удавить его, как тогда, когда он помнил. Флор знать не знал, кто такой этот «Джонни», которого упоминал, хихикая Док? Но он уже ненавидел его всеми фибрами своей цветочно-человеческой души. Ему хотелось кричать о том, чтобы молодой старик прибавил звука, но закричала машина. Ей не оставалось ничего другого, ведь толпа голых созданий перегородила дорогу, казалось, что машина едет медленнее, чем та огромная улитка, участвующая в марафоне, и проще бросить машину, чем плестись с такой скоростью.

— Вряд ли мне выпишут штраф за езду по тротуару? — сказал Док так, будто является носителем идиотических усов в фильме 1980-ых годов.

Единственное за что можно любить бюрократов — за их предсказуемое повиновение. Несмотря на то, что в марафоне участвовало не мало тех, кому опостыли очереди — они подчинялись общему правилу проведения массовых мероприятий спортивного характера в Бюрограде: в черте города бежали по центральной улице, оставляя тротуары для водителей. Стражи порядка охотливо махали жезлами, словно машины их отвлекают от вернувшегося в эфир Балехандро.

«Пока Анигиляша ищет оператора, ведь брат Гарри снова пришел пьяным вдрызг, я расскажу вам о том, что происходит в нашей студии: шеф смотрит за тем, как Гарри носится за мной вокруг стола, у него отдышка и потная подмышка, и за этот вокругстоловый марафон нам никто не дает „бухлотон“. Ах, как бы хорошо найти оператора, не пьющего „бухлотон“, и найти руководство, что уберет Гарри с должности ассистента-наблюдателя-за-любимцем-бюрократии! Кстати, о руководстве? С вами был Балехандро Кюроб, передаю слово Анигиляше».

«Профессионализм — слово, которому соответствует Первый Бюрократический. Эта инсценировка студийного марафона нужна всего лишь для того, чтобы напомнить, как в этой жизни мало „бухлотона“, и как мне нужен оператор».

— Более навязчивой рекламы сложно представить, — фыркнул Док, а после начал фантазировать, что из себя может представлять «бухлотон».

— Я хоть и цветок, но мне захотелось «бухлотона», — обижено прошелестел Флор.

— И чем же он так хорош?

Первая центральная сменилась десятой. На каждой из улиц Флор добавлял напитку чудесные свойства, где-то на двадцатой казалось, что это амброзия, выпив которую сумеешь понять, что значит слово «блаженство».

«Мы вернемся в эфир через минуту с репортажем от Анигиляши», — проговорил Балехандро, намекнув слушателям и зрителям, что оператора не удалось найти.

Пока Анигиляша проклинала тот день, когда решила снова работать в поле, Бус обгонял всех сидя верхом на каком-то волкоподобном существе, стараясь нагнать Зуба, чтобы не пропустить расправу над Джонни. Док ехал по обочине, выкрикивая ругательства водителям, приехавшим специально, чтобы поглазеть на голый марафон. От этих воплей Флор окрашивался в боязливо-желтый, но лишь до того момента, пока перед ними не возникала большая машина, которую невозможно объехать, тогда он чернел, хотев задушить каждого, кто восхищается смелостью голых бегунов. На его радость улыбки на лицах марафонцев и зевак сменялись древней, как бюрократия злобой, которой заразил их Бус. Чтобы не свариться в ней марафонцам приходилось набегу выпускать пар, вначале скандируя, а затем распевая:

«Девятьсот девяносто девятый — обманщик проклятый, я тебя поймаю и на бланк обменяю!»

Средь этого гула, Н. Хьюго уловил знакомые ноты дребезжащего голоса, обещающего спустить эту вселенную в УниТаз, если ему не удастся докричаться до «парнишки на мерзком пони». Вращая головой, как перепуганный птенец, вывалившийся из гнезда — он нашел папу-Дока, чьи брови насмешливо подпрыгивали в такт скачущему пони, который успевал отбиваться от марафонцев копытцами, прыгая так высоко, будто исполнил мечту стать кенгуру. Встретившись взглядами Н. Хьюго и Доку казалось, что марафонский темп сменился трусцой, чтобы у них появилась возможность внимательно всмотреться в лица друг в друга и прочитать по губам единственную фразу, которую удалось уместить в образовавшуюся паузу:

— Может Роберт? — спрашивал Хьюго, считая, что имя Роберт ему подойдет.

— Вас подбросить? — спрашивал Док, считая, что ехать по обочине, всяко быстрее, чем продираться через толпу, бегущую за Джонни.

Н. Хьюго кивнул, словно разрешая одним марафонцам снова бежать с прежней скоростью, а другим марафонцам распевать про девятьсот девяносто девятого.

— КК, там Док! Там Док! КК! Док! Говорю тебе, там Док! — склонившись к уху КК кричал Хьюго.

— Кубовски… — прошипел пони, когда обернулся разглядеть идиота водителя, дирижировавшего своей трясущейся ручонкой.

Док нажал на руль и под знаменитую кукарачу, которая служила сигналом для Флора, пристегнувшегося вторым ремнем — начал втискиваться меж голыми и одетыми марафонцами.

«С вами Балехандро Кюроб, и у нас небольшие изменения. К Анигиляше летит корабль, несущий оператора, а пока мы ответим на звонок в нашу студию! Говорите?»

«Меня зовут Кхтон, и я бюрократ».

«Здравствуй, Кхтон», — Док руками что-то показывал Флору, который отбивался от него лозами.

— Протяни лучше лозы им, Уолли! — цветок протянул лозу, чтобы сделать чуть громче, прошелестев: «Подожди-подожди».

«Я бы хотел утончить на счет предложения Буса: он даст бланк тому, кто принесет голову Серебряного?»

«Именно! И того победителей может быть два, быть может наше руководство найдет третий бланк? Кто знает? Если это все, Кхтон, то я…»

«Нет, Балехандро, я, как и другие, хотел бы знать, чем закончилась история с Гарри?»

«Гарри больше нет с нами, он вышел…»

— За «бухлотоном», протяни лозу, мать твою! — свирепел Док.

Флор почернел, когда услышал из динамиков: «Он вышел за бухлотоном». Гневно шелестя листьями, цветок разочарованно пискнул, а после из всех щелей машины полезли лозы. Машина-осьминог имела не восемь, а тысячи ног, которые раскидывали всех, кто пытался добраться до Хьюго. В какой-то момент машина начала набирать высоту, и Доку оставалось лишь молча наблюдать, гадая почему привычный шелест сменился шуршанием февральского снега? Что именно таким образом проклинает Флор? Постановочное шоу? Бюрократическую вселенную? А может быть Кубовски и все остальное? Отбив троицу от преследователей и расфасовав по машине: девушку на переднее, Хьюго к себе, а смешную лошадку в багажник — он обиженно укутался листьями, плевав на то, что машина не умеет летать. Та обрушилась на зануду-трезвенника, скачущего верхом на бизосе. Марафонская симфония прервалась на миг из-за лязгающего звука похожий на разбившийся с большой высоты помидуз. Шайка голодных падальщиков тут же бросилась выгрызать мясо из-под колес уезжающей машины, и те, кто бежали мимо боялись их кровожадных взглядов. Мясо зануды не ел никто, лишь какой-то восьминог посасывал кусочек его мозга, словно конфету, которая кажется гадкой и через секунду-другую не останется ничего, кроме как выплюнуть её.

— Может кто-то мне расскажет почему за вами бежит голая толпа? — спросил Док, проверяя в зеркале заднего вида не закончили ли падальщики с мясом, чтобы вновь присоединиться к марафону.

— Если бы какой-то идиот все не испортил, — КК начинал выходить из себя.

— Хватит, Карл, — буркнула Джалинда, а после развалилась в кресле, высунула ноги в окно и закурила.

— Держитесь!

Возвращение на обочину ознаменовалось успехом, но только лишь потому, что слоноподобное существо пнуло машинку вместо того, чтобы раздавить. Марафонцы по-прежнему бежали по дороге, машины ехали по обочине, а искатели бланка — орали на Дока, осознав, что слоноподобное существо едва их не отправило к праотцам. «Быть раздавленными всяко лучше, чем шум и гам, что здесь, что там», — заключил Док, а после рявкнул, как пират старой закалки: «МОЛЧАААТЬ», — и даже на улице, марафонцы близ машины решили заткнуться.

— На кой ляд вам потребовалась такая толпа?

— Для штурма одного местечка, Кубовски, хватит делать вид, что мы незнакомы! — отчеканил КК.

— Может Энакин?! — с осторожной ухмылкой человека, решившего разрядить обстановку прокричал Хьюго.

— Не думаю, что имя Энакин подходит тебе, Хьюго, — с нежностью матери проговорила Джалинда, и после этих слов в машине воцарилась тишина.

Из-под зеленых листьев показалась черная точка, напоминающая камешек, вставленный ребенком в снеговика. Уолли медленно моргнул, тряхнул бутоном на голове сбросив немного безвредной пыльцы, от которой все закашлялись, а после, словно несколько минут назад не размазал по асфальту зануду-трезвенника и бизоса, протянул лозу к радио, выкрутив на полную.

«В эфире Анигиляша с планеты Дестрой! Наконец-то руководство нашло трезвого оператора и небольшой корабль на котором мы подлетаем к лидеру забега, обманщику девятьсот девяносто девятому, едущему на авто…»

— Нужно нагнать Джонни и чем-нибудь помочь парню, — обращался к Хьюго Док.

— А причем здесь Джонни? — спросил Хьюго, не отрывая взгляда от отражения лба Джалинды, где появилась вопросительная складочка.

— И кто такой этот Джонни? — с пренебрежением к очередному компаньону Кубовски выкрикивал КК.

— И почему ты делаешь вид, что не знаешь нас? — превращалась в фурию Джалинда.

— Может объяснишь им? — убавив громкость прошелестел Флор.

Док выругался на нескольких языках, закурил, нервно погладил себя по волосам, а после начал свой рассказ со слов:

— То были давние времена, сама ткань мироздания…

21

Джонни выжал из машины все соки. Бедняжка устала, дважды стукнулась об воздух, прокашлялась и встала намертво. Преследователи затерялись в вечерних сумерках, и Серебряный тоже не прочь затаиться где-нибудь за большими кустами на обочине, но над головой навис розовый кораблик предательски подсвечивая его прожекторами. Главный герой репортажа прикрыл ладонью-козырьком глаза, чтобы, зажмурившись поглядывать на кораблик через щелку меж указательного и среднего пальца. «Обычно такие корабли дарят двенадцатилетним девчуркам, чтобы те учились летать на заднем дворе, но этот мерзостного вида пилот так и просит расчехлить мозговышибатель», — проблема по мнению Серебряного в том, что в мозговышибателе всего-навсего оставался один патрон. И по правде говоря он не уверен, что одного выстрела хватит, чтобы сбить назойливую муху. Впервые за долгие годы Серебряный жалел о том, что у него в кобуре старый-верный друг, а не какой-нибудь «БДСК», которым при должном навыке можно разделаться с кораблем, Зубом, преследователями, бюрократической вселенной.

«Обманщик, вор, и просто подлец, участвующий в марафоне на машине девятьсот девяносто девятый, прикрывает свое стыдливое лицо. Кажется, у него закончился бензин, и он не знает, что делать дальше? Бежать ли по полям в попытках скрыться от преследователей, которые скоро настигнут его или сдаться в руки возглавляющему марафон Зубу?»

Жизнь в который раз по счету обрела предсмертное очарование, когда все предстает таким, каким есть: безразличным, скучным и простым. Серебряный убрал ладонь с глаз и улыбнулся обворожительной улыбкой, покорившей сердца всех бюрократов. Даже в свой первый репортаж Анигиляша так не мямлила в микрофон, как сейчас, смотря на человека, слышащего зубастый скрежет смерти. «Кто же ты такой Джонни Серебряный?», — её голос звучал в голове каждого, и каждому, как и ей, за исключением Балехандро хотелось разгадать эту тайну, ведь он знал, что этот голос нельзя охарактеризовать иначе, как «сраженный чем-то великим». Он слышал такой же, когда она впервые встретила его.

Серебряный закурил, как герой, которого заслуживал голый марафон, и в ту же секунду рейтинги Первого Бюрократического взлетели до небес. Сервера служб доставки сигарет обрушились, не выдержав наплыва жаждущих походить на нового кумира. Руководство о чем-то шепталось, впервые не обращая внимание на капризного Балехандро, уверяющего в бессмысленности затеи договориться с Бусом и его шестеркой. Руководству нужен Джонни в прайм-тайме, ведущий какую-нибудь авторскую программу «курение под прожекторами» или вечерние, а может быть вообще все бюрократические новости? Услышав это Балехандро нервно засмеялся, и этот надоевший руководству смех пришелся некстати. После отмашки его впервые вывели из студии охранники.

— Наши дни сочтены? — спрашивал Гарри, утирая салфетками капли пота со лба.

Балехандро полез в карман, достать сигареты, которые оставил в студии. Гарри по привычке протянул ему пачку с зажигалкой.

— Спасибо, Гарри, может…

— Объединим усилия? Ты же это хотел сказать!?

Именно это и хотел сказать Балехандро, ведь когда-то они с Гарри дружили пока между ними не встала работа.

— Да, Гарри, и кажется, я знаю, как решить эту проблему.

В такие секунды Гарри побаивался зловещей интонации Балехандро. Выбирать не приходилось, если Серебряный попадет в студию, то они оба останутся без работы, но если помочь с ним разобраться, то Балехандро, как обычно, сжалится над ним. Однако, Гарри после унижения на всю бюрократическую вселенную не нужна жалость. Ему нужно возмездие. Правда он не знал, как его осуществить, но имел эту возможность ввиду.

— Тогда чего же мы ждем?! — Балехандро не обратил внимание на наигранный энтузиазм, думая о том, как бы Анигиляша не сошла вместе вселенной с ума из-за одной паршивой улыбки.

Анигиляша слушала указания из студии, что ей сделать, как и зачем, но все слова походили на невнятное бормотание, среди которого лишь одно слово вернуло её из царства грез: «Интервью!».

«Почему обладатель чарующей улыбки стоит, как вкопанный, когда за его голову обещан бланк? Ваша покорная слуга Анигиляша постарается это выяснить!», — пилот, оператор, собравшиеся у экранов и слушатели радиотрансляции, как один кивали, требуя, чтобы она это скорей сделала.

С грацией присущей девушкам с планеты Дестрой, Анигиляша спрыгнула с трапа, чтобы эффектно приземлиться подле Джонни, который даже не удосужился поднять голову, чтобы заглянуть ей под юбку. Часть прикованных к экранам восхищались его стойкости, другие же не понимали, чем фонарный столб сумел увлечь Серебряного?

— Семнадцать, — сказал в протянутый микрофон Джонни.

— Что значит семнадцать?

— Уже шестнадцать, — Джонни посмотрел на хлопающую ресницами Анигиляшу. — Столбов осталось до того, как Зуб разорвет меня на куски. Слышите?

Анигиляша прислушалась. Ужасающий гортанный крик невозможно спутать с другим.

— И что же ты будешь делать? — голосом всех переживающих зрителей спросила она.

— Испытывать любовь Удачи на прочность, — буднично, без тени пафоса проговорил Серебряный и окончательно укоренился у бюрократов, как народный любимец.

Впервые за свою карьеру Анигиляша не знала, что сказать. Она вытащила передатчик из уха, чтобы больше не отвлекаться на гул голосов, ведь перед её глазами разворачивалось захватывающее представление, полностью овладевшее ей, как и зрителями и слушателями. Серебряный с ловкостью небезызвестного фокусника достал из кобуры мозговышибатель, прокрутил барабан, пересчитывая патроны, словно их могло прибавиться. Вторым любимым занятием Джонни после чтения книг отцом — просмотр вестернов. Рисуя в детстве драматическую смерть, он представлял себе всё примерно так: переживающая за него красотка, двенадцать ударов часов и присвистывающее от своей наглости вмешаться в перестрелку перекати поле. И если красотка стояла рядом, а за место ударов часов Серебряный собирался выкрикивать «БАМ!» по мере того, как Зуб будет пробегать мимо разделяющих их фонарных столбов, то с отсутствием перекати поле приходилось мириться. Ведь идеально кинематографические смерти, к сожалению, бывают только в кино.

— БАМ! — от неожиданности Анигиляша подскочила, не отрывая взгляда от человека, ожидавшего рандеву со смертью. Приземлившись, она смогла лишь произнести восхищенное: «Ах!».

— БАМ! — в детстве Серебряный представлял, как со вторым ударов часов рой мыслей разлетится, оставив единственную, о самом главном, «Чёртова детская наивность», — подумал он, когда на поверку оказалось, что этот рой способна разогнать только пуля, загнанная в мозжечок.

— БАМ! — и тогда отомрут мечты, которые не сбылись, где есть он и Кейт маленькие ДжоКе (он решил, что нет времени заморачиваться с названием, потому что нужно произносить).

— БАМ! — под томным взглядом завороженной человеком-часами красотки особо остро чувствовалось, что не хочется умирать, не сделав бесконечно-многое.

— БАМ! — он не построил дерево, не вырастил дом, не посадил сына… из-за этого отсчета, неизбежно приближающего встречу с Зубом у него путались мысли.

— БАМ! — в эту путаницу врезался таран, на котором кто-то вырезал надпись «заунывная смерть».

— БАМ! — и вправду, за годы приключений можно было умереть столько раз, да ещё так, чтобы слагали бы легенды! Но здесь?

— БАМ! — в самой унылой вселенной, где пришельцы развлекаются Бухлотоном, очередями, да талоном?

— БАМ! — деньги, талоны, все это дерьмо, почему он думает об этом вместо того, чтобы думать лишь о Кейт? Её всепрощающем взгляде, который возвращал желание жить?

— БАМ! — может, потому что это дерьмо как обычно, привело туда, где ледяное дыхание Смерти ласкает слух фразой: «Сдайся Джонни»?

— БАМ! — «Ты мог сохранить столько жизней, но как обычно все умерли из-за тебя, как и твоя любовь прямо сейчас погибает в объятиях Гарри!».

Сучья Смерть. У Серебряного не остается времени, чтобы в очередной раз пообещать себе, ей, или Удаче, что он не будет вышибать мозговышибателем мозги на палубе, подписывать безумцев на приключения сулящие миллиарды. Ему принадлежал короткий миг, чтобы вместо «БАМ!» сказать, что обычно говорят перед смертью легенды:

— УДАЧА, СЛЫШИШЬ!?

Серебряный кричал это в морду, зависшему в прыжке Зубу, не успев договорить: «НЕ ДАЙ МОЕМУ СРАНОМУ БРАТУ ПРИКОСНУТЬСЯ И К ВОЛОСУ НА ГОЛОВЕ КЕЙТ», — что и сделало его легендой.

22

— Какого хера прекратилась трансляция!? — кричал Балехандро на Гарри, Док на Флора, шеф на режиссера.

Утерев салфеткой пот над верхней губой Гарри медленно стер сухой стороной слюни Балехандро с пиджака, и произнес: «Да сто процентов этот дебил в студии опять пролил кофе…», — Балехандро посмотрел в бесхитростные глазенки Гарри, и начал кивать как игрушка-болванчик на приборной панели: «Ага-ага-да-да-точно-точно».

— Можно быстрее Ларри!? — рявкнул Балехандро на пилота, чья рука медленно обвела пространство перед кораблем, а после указала на часы, которые тускло-зеленым цветом показывали «21:21», и каждый бюрократ знал — это время вечерней, перетекающей в ночную пробку.

— И почему я не продлил лицензию на работу в поле…

— Действительно? — ухмылялся пилот, который тоже не продлил её.

— Я попробую кое-что сделать, — промямлил Гарри. Под насмешливым взглядом Балехандро, обливаясь потом и кряхтя так, словно у старушки, поднимающейся по лестнице прихватило сердце — он втиснулся в кресло второго пилота.

— Браво, — произнес Балехандро так, что Гарри оставалось лишь шикнуть на него и попросить помолчать.

— Я кое с кем свяжусь! — все эти «кое-что» и «кое с кем» всегда приносили пользу, поэтому Балехандро оставалось терпеливо ждать.

Н. Хьюго, Джалинда, КК с ужасом смотрели на черный цветок, писк которого растянулся на несколько километров, и никто не знал, что произойдет, когда тот стихнет.

— Ты подписал нам смертный приговор, Кубовски, — с отвращением, которое можно испытывать только к Доку бросил КК.

— Определенно, — проговорила Джалинда, выдохнув струйку дыма в окошко, а после принялась крутить радио, надеясь, что на другой радиостанции говорят про местную звездочку Анигиляшу.

— Может Мак?

— Нет, Хьюго, тебе не подойдет имя Мак, — Хьюго поверил Джалинде, считая, что у неё красивое имя и кто-кто, а она должна понимать в этом толк.

— ЗАТКНИТЕСЬ! — прогремел кто-то отдаленно похожий на Флора, и если остальные не предали этому значения, то Док узнал знаменитый раскатистый крик Лихого Уолли, который внушал страх.

— Хорошо, Уолли, только потом объясни нам пожалуйста, какого хера ты пищишь?

И если эти двое смогли охладить пыл кричащих и пищащих, то режиссеру-трансляции приходилось тяжко из-за врожденного чувства иронии и сарказма, подбивающих ответить начальнику: «Выстрел — эффектное завершение трансляции, жизни, и всего остального», — эта фраза вызывала у него довольную ухмылку, увидев которую шеф схватил его за шкирку и собирался разбить её об стол, и бить до тех пор, пока не получит ответа, либо голова горе-режиссера не разлетится, как помидуз. Поэтому ему пришлось сделать то, что делает любой режиссер, когда чувствует приближение падальщиков: «Аманда, какого хера прекратилась трансляция!?», — и внимание шефа, всего персонала переключилось на помощницу режиссера, работающую первый день. Бедняжка испуганно закрутилась на месте, ища ответ на вопрос в лицах коллег, но поняв, что его попросту нет, а многие скалятся как гиены она сделала то, что делают помощницы, которые далеко пойдут — упала в обморок.

— Чего стоите, помогите девочке?! — отпустил режиссера шеф, а после сделав несколько глубоких вдохов снова схватил того, и со злобой человека у которого ломка по радости прорычал что-то нечленораздельное.

— Конечно-конечно, босс, будет сделано!

Пообещав старому знакомому ужин с Анигиляшей, Гарри удалось получить в сопровождение стражей порядка, которые и так собирались лететь, чтобы посмотреть, чем закончилась история Серебряного?

— Да-да, я вижу, что ты кипишь от злости, Балехандро, но иначе никак!

— Зато ща, как без пробочек! — радовался Ларри.

Если бы не бюрократическое танцевальное радио, то скрежет зубов Балехандро свел бы Гарри и Ларри с ума. И только благодаря электронной долбежке они не слышали, как тот пыхтит, переполняясь злобой. Он качал головой в такт, жадно облизывая губы, что Гарри интерпретировал как предвкушение. И казалось вот-вот Балехандро разразится криком человека привыкшему к тому, что все вращается вокруг него: студия, мухи в студии, Гарри, Анигиляша, да даже сама Мать-Бюрократия… но этого не произошло. Вместо этого, он впервые за долгие месяцы рабочей вражды положил руку на плечо Гарри и тихонько, что Ларри показалось, будто бы послышалось, проговорил: «Спасибо, друг» — и в тот момент, помощник с пилотом переглянулись так, словно Балехандро не такой уж и невыносимый тип.

— Если ты и дальше будешь пищать, я сожгу тебя ко всем чертям! — демонстрировал своё знаменитое очарование Док.

— Ещё раз, скажи, что сожжешь меня ко всем чертям, — преспокойно прошелестел Флор.

— Не надо, Кубовски! — побаивался цветочного спокойствия КК.

— Если Мак не нравится, то может быть Чарли?

— Нет, Хьюго, тебе не подойдет имя Чарли, и кстати цветок явно добивается того, чтобы ты это сказал Док!

— Ну раз он добивается, то почему бы и нет? — и что-то в этом пренебрежении Джалинде показалось очаровательным.

«Почему бы и нет?» звучало эхом по всей студии. Вопрос быстренько пробежался по коридору, покрутился в лифте, попрыгал с одной ноги на другую на парковке. Он звучал в корабле, между разговорами с пилотом и инструктажем правительства, которое впервые за долгие годы не просто ласково просило, оно требовало, чтобы всё подали под привычным бюрократическим соусом. Без упоминания всей этой кутерьмы с Создателем и их спором с Коллекционером.

— Ты слышал? Придумай пока, как всё обставить, так, чтобы каждый поверил в это! — по привычке схватив за шкирку режиссера прошипел шеф.

— А можно меня просто уволить?

Переборов желание впечатать лицо режиссера в приборную панель, шеф трясущимися руками достал пачку сигарет, извлек оттуда три штуки, протянул одну пилоту, другую режиссеру, третью своему охраннику, который отказался, как и все остальные.

— Лучше бы вам начать курить, потому что, если этот «гений» не придумает, как все обставить — этот полет будет последним полетом в наших сраных, мать ваших, жизнях! — шипел шеф так, что мог влюбить в себя любую змею.

Проживая подобные сцены в тактильном костюме, режиссер всегда с насмешкой говорил жене: «Никто никогда не будет „лучше думать“ с бластером у виска!», — однако, когда охранник приставил бластер к виску «гения», тот расплылся в широкой улыбке, которая нервировала шефа.

— Надеюсь эта дебильная улыбка обозначает, что ты что-то придумал?

В бюрократической вселенной из-за бланков практически невидно звезд, но те, что мелькают на экране освещают рутинные будни бюрократов. Смирившимся с бюрократией пришельцам нравится смотреть на них, и из глубины души наскребать веру на то, что во все блестяще, как улыбки на экране. Однако, когда они увидели улыбку Джонни Серебряного, то осознали, что годами обманывали себя, ведь поистине, блестяща только она. Никто не мог себе позволить остаться дома, так и не узнав, что с ним стало? Впервые жители бюрократической вселенной заболели звездной болезнью. Они наплевали на установленные своды правил, законы о полетах, и всех тех чертовых ограничениях, которые сдерживали их долгие годы. Кто-то отключил все энергетические барьеры в городе, запрещающие взлетать выше стандартизированной высоты. Начался хаос.

Рою летающих машин и кораблей плевать на мигалки, объявления, если те не касались Джонни, и любые требования соблюдать предписания. Они хотели и летели посмотреть на развязку истории. И чем ближе становилось место прогремевшего выстрела, тем больше становилось кораблей, образующих собой живую металлическую стену, скрывающую сцену. Никто доподлинно не знал, что происходит? На радиочастотах играла электронная долбежка, но корабли, видевшие нечто, покидали железный строй, стараясь спикировать вниз, где пилоты казалось просто решили присоединиться к марафону. Только бежали они в противоположную сторону, и многие марафонцы присоединялись к ним. В бреши стальных рядов протискивались стражи порядка, повторяя по радио раз за разом сообщение про первоочередное право пролета, но бюрократы знали, что те выдумали это на ходу. Тогда звучали угрозы расстрела, и если те не работали, то стражам приходилось выжигать себе путь плазмой. Только поэтому Балехандро, Гарри и Ларри смогли разглядеть воочию кошмар садовника. Никто, зная миролюбивый нрав цветов с планет Флор не думал, что один из них станет олицетворением апокалипсиса.

— ТЫ РАНЬШЕ НЕ МОГ ЭТОГО СДЕЛАТЬ?! — кричал куда-то Док, которому не нравилось быть марионеткой в лозе цветка, но выбирать, как и другим не приходилось. Искатели бланка болтались в воздухе, наблюдая с высоты за трагедией первого ежегодного голого марафона.

Огромный, как великан на плечах которого стоит другой великан на чьих плечах тоже стоит великан… с сотней тысяч щупалец-лоз, танцующих смертельный танец, оставляющий после себя лишь груду обломков.

— ЧТО ЭТО ЗА ХЕРНЯ!? — верещал шеф, как обычно верещит его жена, когда он приползает домой на рогах.

— Flos[3], который почему-то все именуют «Флор», наверное, потому что он с планеты Флор. — беспристрастно ответил режиссер.

— Я САМ ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ЦВЕТОК С ПЛАНЕТЫ ФЛОР, НО КАКОГО ЛЯДА…

Пилотам приходилось вилять кораблями, надеясь, что их пронесет, потому что никто до конца не знал какого размера лозы? И когда серия маневров удавалась, те кто не пролетали к эпицентру — получали заряд земельной дроби от Матушки-Бюрократии, которая прошибала игрушечные кораблики насквозь. Каждый бюрократ, стоявший всю свою вшивую жизнь в очередях, не мог понять: почему до сих пор нет военных? Почему стражи порядка не стреляют в обезумивший цветок? Где тот знаменитый орбитальный удар, который принес бюрократический мир несколько веков назад?

— ЛАРРИ, ТЫ МОЖЕШЬ ДОСТАВИТЬ НАС К АНИГИЛЯШЕ?!

Ларри на мгновение повернул голову через плечо, чтобы заглянуть в глаза Балехандро, который до жути боялся смерти, хоть и маскировал это за суровым видом. В глазах Ларри он увидел лишь желание отпустить штурвал и сказать: «Если ты, сама Мать-Бюрократия, Коллекционер, Создатель, да кто угодно будет мешать мне пилотировать сраный корабль, я просто подставлюсь под лозу», — но не произнес и звука, а лишь молча повернул голову и тут же заложил корабль влево, слушая, как Гарри визжит, как свинья на бюрократических горках в воскресенье.

По мнению искателей бланка, самое страшное не стоны ужаса, доносящиеся со всех сторон; не скрежет металла и даже не шелест древнего зла, пробудившегося спустя пять лет заточения. Их страшил звонкий смех Дока, который олицетворял собой всю ненависть какую только можно испытывать к бюрократам.

— ФЛОР, ОПУСТИ НАС К ДЖОННИ! — верещал Н. Хьюго, но его крик утонул втуне.

— ЦВЕТУЛЕК! — выкрикнул КК, но увидев сколько лоз поднято в небо побоялся обрушится с ними, а потому прикусил язык.

— Пожалуйста, — со всей нежностью на какую способна обладательница чуткой женской натуры пролепетала Джалинда.

Флор прошелестел что-то неразборчивое, а после поднятые в небо лозы сплелись в венок, который он плел слой за слоем, пока не укрыл от взоров бюрократов, не успевших проскочить, то, к чему они стремились. И чтобы любопытные глаза остались в неведении Флор сплел крышу, спрятавшую заунывные бланки и те редкие, проклевывающиеся через них звёзды. После пережитого искатели бланка и остальные не боялись кромешной тьмы, сколько тишины. И то, и то просуществовало недостаточно, чтобы соскучиться, однако, Н. Хьюго успел полюбить темноту, а потому громко спросил:

— Может Tenebrae?

— Нет, Хьюго, тебе следует выбрать что-то более светлое, — ласково произнесла Джалинда.

«Если вернусь в свою вселенную, то обязательно внесу запись в энциклопедию о том, что цветы с планеты Флор очень любят нежный тон», — размышлял Док, смотря, как распускаются тысячи цветков похожих на вечерние анемоны. На импровизированной крыше зацвели тысячи фиолетовых и синих цветков, средь которых загорались, как подружки звезды нежно-былые цветы, чаруя каждого, кто оказался по эту сторону живой изгороди. По всей длине стебля распустились маленькие тускло-желтенькие лампочки, а сама изгородь с одной стороны тускнела бордовым, а с другой фиолетово-розовым. Никто не мог остаться равнодушным, но лучше всех выразила изумление Джалинда, произнеся: «Это просто волшебно!», — от которого Флор довольно зашелестел. Запахло последними днями мая, когда впереди целое лето, и кажется, что только-только по-настоящему можно будет зажить, но жить всегда лучше настоящим, а в настоящем Флор медленно опускал искателей бланков, марафонцев и игрушечные кораблики во тьму, которую по мере спуска выжигал свет цветочных лампочек.

23

Если в старой вселенной Уолли пират-капиталист с прозвищем «Лихой», то здесь вне всякого сомнения он талантливый светооператор и постановщик, хотевший показать спектакль своей мечты. Иначе невозможно объяснить почему в последний момент, когда до клубка силуэтов оставалось несколько сот метров он фанатично обнял лозами корабли и пришельцев, чтобы те не шевелились, а молча терялись в догадках, что же светит там на дне, если не цветы? И когда подобный вопрос слишком громко прозвучал в чьей-то голове — пространство наполнилось металлическим скрежетом, свидетельствующим о том, что под цветочным куполом всё будет по правилам Флора.

Кромешную тьму разрезали тусклые лучи цветов-прожекторов, демонстрируя убранство сцены: посреди лежал бездыханный зверь с броней из тысячи зубов по правую руку от которого стоял забавный кораблик, на котором учатся летать девчушки; по левую — смятая лозами танковая дивизия меж, которой разбросаны трупики трутней-дронов так и не дождавшихся команды «уничтожить». Между этих декораций расставлены актеры-марионетки, неспособные шевельнуться без дозволения Уолли, однако, имелось три исключения: Серебряный, Анигиляша и то ли какой-то святой, то ли диктатор, то ли святой диктатор. Троица безучастно смотрела вверх, но не на снизошедших полюбоваться пришельцев, а на звездочки под куполом, казавшиеся также далеко, как дом. Также безучастно они смотрели, когда отдавший себя полностью процессу Флор, сплел небольшую трибуну куда усадил марионеток. Цветочная хватка нервировала всех, ведь неизвестно чего ожидать от цветка, которого допек Саймон Кубовски.

— Продолжай репортаж, с момента выстрела, — прозвучал любовный шелест.

Анигиляша захлопала глазками, переглянулась с Серебряным, потом с человеком, о котором многие слышали, но никто никогда не видел его за стенами собственного города. Она несколько секунд вкрадчиво смотрела на трибуну, выискивая очертание головы Балехандро, которую она никогда не спутает из-за его взбаламученной прически. Она потратила еще несколько мгновений на поиски. Выражая утомление публики прозвучал менее ласковый шелест: «Репортаж».

— С вами Анигиляша с планеты Дестрой, — повисла небольшая пауза из-за шуршания лозы, которая ставила оператора на нужный по мнению Флора ракурс. — Мы находимся на сцене цветочного театра, где по левую руку от меня стоит Джонни Серебряный, новый любимец публики, а по правую руку — Коллекционер. Перед тем, как прервался эфир прогремел выстрел…

— БАМ! — все, кто могли подпрыгнули из-за выкрика Серебряного.

— А потом появился он…

Анигиляша слегка поклонилась публике, обеими руками показывала Коллекционера. Он блеснул улыбкой, которой можно смело спорить за звание самой обаятельной. Он выглядел, как человек с настолько прямой спиной, что, тщеславно поклонившись, пробудил в каждом вопрос: «И как он вообще сгибается?», — с таким высоким ростом это казалось чем-то из ряда вон. В то время, как для прозвища Коллекционер — забавные два маленьких усика, и блестящее пенсне казались самим собой разумеющимся. Несколько секунд он пронзал взглядом темноту, выискивая своего слушателя, а после заговорил так, будто открывает торги.

— Многим я известен под имением Коллекционер, и мне бы не хотелось этого менять, — он подмигнул камере. — Тем не менее, если мы и дальше будем изолированы этим чудесным цветком с планеты Флор, то он пойдет на крайние меры.

— Кто он? — осторожно, как актриса цветочной сцены спросила Анигиляша.

— Создатель, — с тоской какой вспоминают о старых друзьях проговорил он, а после окликнул Джонни. — Серебряный? Ты можешь не верить мне, но у тебя нет выбора.

Серебряный мерял сцену длинными шагами, не говоря и слова. По его виду невозможно определить: хочет он вышибить кому-нибудь мозги или прошло несколько бесконечностей за время которых он узнал, что бюрократическая вселенная больная фантазия идиотов, решивших поспорить, о чем спорят Создатели?

— Будь в моем мозговышибателе ещё один патрон, я бы обязательно им сейчас воспользовался! — обращался к публике пират.

Слушающие терялись в догадках, но Флор по-прежнему держал их в лозовых рукавицах, однако, заложники консервных банок, преодолев места, напоминавшие гармошки сумели добраться до трапов. Шеф ничего не говорил, молча покуривая сигарету и шикая всякий раз, когда кто-то из экипажа хотел раззявить рот. Балехандро же, как только выбрался, то сразу окликнул Анигиляшу, пообещав спуститься к ней, как придумает подходящий способ. Он не уверен можно ли просить цветок, удерживающий всех против воли протянуть лозу дружбы. Гарри подумывал столкнуть его, и даже нашел в глазах Ларри одобрение, ведь Балехандро с завидной периодичностью был той еще сволочью, но что-то спрятанное под слоями жировой брони мешало это сделать. Ему стало тошно от того, что этому сукиному сыну, в который раз удалось вытащить его из студии, и если бы не он, то сейчас Гарри стоял в какой-нибудь унылой очереди на парковку. И завтра бы он стоял в ней. И послезавтра. Что-то необычайно горячее растапливало слой за слоем брони. Гарри чувствовал, что находиться здесь всяко лучше, чем в очереди.

— Может кто-нибудь объяснит, что здесь происходит!? — озвучил вторую в списке популярных мыслей Балехандро, но ему никто не ответил.

— Мне нужен Док, — обращаясь то ли к публике, то ли к Коллекционеру театрально проговорил Серебряный.

— Знать не знаю, кто такой Док, но…

Пространство под куполом наполнилось шелестом, прервавшим на полуслове Коллекционера и просившим всего-навсего подождать. Сидевшие рядом не без интереса наблюдали за тем, как лоза бережно потащила какого-то парня с трибуны. Оператор стоял в выгодном положении, чтобы запечатлеть крепкие, но короткие объятия двух друзей.

— Полагаю теперь, когда у тебя есть Док, тебе нужно посовещаться с ним? — Серебряный дебильно ухмыльнулся Коллекционеру. — Но знаешь, что Джонни Серебряный? Раз у нас полная изоляция от внешнего мира и сотни наблюдателей, то может объяснишь заодно и им?

— А какого хера я должен объяснять эти бредни? — по-пиратски с презрением бросил Серебряный, оглянув трибуну, где сотни глаз готовы испепелить любого, кто и дальше будет тянуть бюрократа за пиджак.

— Бредни? Отнюдь! Это чистейшая правда, и то, что ты отказываешься в это поверить, не делает это ложью или чем-то другим.

Анигиляша хотела что-то сказать, но вмешался Док, которого ни к чему не обязывала цветочная сцена, ведь в глубине его души нет никакой требухи, связанной с актерством или развлечением народа. Он глубоко вдохнул, прежде, чем заговорить и если до этого вдоха Доку хотелось на правах старого брюзги брюзжать, то теперь он чувствовал какое-то дебильное ликование от того, что сможет произнести со сцены:

— Вы, суки, передышали спорами и потому говорите загадками?! Объясните уже кто-нибудь, какого ляда здесь происходит, иначе я… — если бы сидящие на трибуне могли похлопать талантливой игре Дока, то обязательно это сделали. — И Уолли, твою через плечо, спусти сюда Хьюго и Джалинду, и того богомерзкого пони!

— И нас. — как типичный шеф произнес шеф.

— И нас! — подхватил Балехандро.

Уолли бережливо спускал марионеток. Серебряный взял Дока и Коллекционера под локотки, чтобы что-то обсудить пока на сцене творится кавардак. Одни обнимались, как Анигиляша и Балехандро. Другие, как шеф еле держались на ногах, смотря на спину Коллекционера. Третьи же еле держались на ногах перед спиной Джонни, который чувствуя на себе восторженные взгляды украдкой повернул голову, чтобы доказать — его улыбка первая в этой вселенной, и заметив её, шеф так и видел её в эфире Первого Бюрократического. Но вначале нужно уладить другие дела. Удовлетворить интерес большинства, требующих ответа на вопрос: какого ляда происходит?

— Пока не появился цветок, Уолли, — Серебряный скривил лицо, будто только осознал, что за цветок Уолли, но решив, что есть дела поважнее, продолжил. — Коллекционер рассказал о том, как появилась эта вселенная и предложил варианты.

— Варианты? — спросил Док, нелепо улыбнувшись толпе, которая и без этой вымученной улыбки не восторге от шушуканья троицы.

Приподняв ладонь, словно прося подождать, Коллекционер попросил направить все освещение на него, приглушив над остальными, чтобы его разглядел каждый.

— Дамы и господа, я буду максимально краток, и постараюсь донести всю суть не только нашего положения, в котором мы оказались по редкому стечению обстоятельств: я покинул стены своего города или как вы его зовете «Прибежище для лишенных», огромный цветок держит нас в заложниках, и с вероятностью в 90 % мы умрем. — Уолли ослабил хватку услышав про смерть от самого Коллекционера, толпа недовольно загудела. — У нас нет времени на это, — отмахнулся от гула Коллекционер, но тот лишь усилился.

— Тогда используй время с большей пользой, чем описывая обстоятельства! — донеслось с трибун.

— Да! А то стоит, распинается! — подливал масло в огонь Док.

— Коллекционер? И что ты коллекционируешь, херовые обстоятельства? — в правое ухо прокричал Серебряный, но Коллекционер не повел и бровью.

— Вижу вам не терпится отправиться к праотцам? — недовольный гул утих, но взгляды казались такими острыми, что ими можно заколоть какого-нибудь ббм. — Хорошо, без проблем. Сейчас, пока мы заключены здесь, верные псы Создателя облепливают этот цветок со всех сторон, и кто-то, наверное, даже из того отдела уже находится здесь. Подтверди, если чувствуешь это цветок по имени Уолли? С минуты на минуту они закончат наши бюрократические страдания, чтобы он выиграл спор…

— Да, — суховато по-осеннему прошелестел Флор.

Одна часть толпы гудела, другая шипела, третья кричала, четвертая молчала. Последних так мало, что не слышно, как Коллекционер спрашивал у цветка: «Вокруг тебя скапливаются вооруженные силы Бюрократии?», — однако, стоявший рядом Серебряный ещё не забыл, каково быть самым опасным пиратом, а потому выкрикнул тот же вопрос так, что Флор от страха захотел иссохнуть, но вместо этого он тревожно, как перед дождем прошелестел: «Да», — и тогда толпа, которая не занята лобызаниями, как Анигиляша и Алехандро захотела выслушать, что же хочет предложить Коллекционер.

— Есть два путя: ждать смерти, — толпа нервно засмеялась. — Или вы все подпишете доку…

Коллекционер так долго сидел в стенах своего городишки, что успел позабыть, как искусно управлять толпой, чтобы та от смеха тут же не переходила к гневным обещаниям выпотрошить всю его семью, ведь просить подписать документы перед лицом смерти мог не коллекционер, а самый закостенелый бюрократ. Переглядываясь меж собой все понимали, что собрались под цветочным куполом не потому, что они бюрократы до мозга костей, которым только сунь бумажку, так они её подпишут. Не потому что Серебряный и Анигиляша очаровательны, а потому что этот забег — бегство от реальности, а в реальности всё, что угодно лучше, чем стоять в очереди!

— Прежде, чем продолжать слушать этот бред, мне бы хотелось прояснить, — начал Балехандро с оглядкой на шефа, который выпустил дым, как обычно выпускает, когда хочет показать всем своим видом, что ему плевать. — Мы умрем из-за того, что ты покинул свой город, чтобы полюбоваться Серебряным?

Толпа вонзила свои взгляды вначале в Джонни, который знаменито улыбнулся, сыграв на гневных струнах душ мелодию любви, от чего у них не осталось и толики теплоты, когда улыбнулся Коллекционер. Его улыбка выглядела так, будто он издевается, а толпы на грани смерти такого не любят.

— Вы умрете, потому что Создатель сделает всё, чтобы я не выиграл наш спор.

— Да кто ты нахер такой, чтобы спорить с Создателем!? — прозвучало откуда-то с трибун.

— Смотри, как разгоняет, сука! Отстроил город для изгоев, ну махнули сверху рукой: «Живете себе, юродивые», — а он смотри, как загнул!

— Может быть Гомер? — все посмотрели на человека неумело пытающегося разрядить обстановку, потом на красавицу рядом с ним, которой даже не нужно улыбаться, чтобы сыграть на их бомбардах[4], ведь при виде нее им хотелось гудеть.

— Нет, Хьюго, ты ещё не скоро научишься гомерически смеяться… — Док улыбнулся Джалинде, та улыбнулась Хьюго, Хьюго надул губы, ведь имя Гомер ему так понравилось.

— Ладно, давай перестанем ходить вокруг да около, ты можешь уже сказать им тоже самое, что сказал мне? — поглаживая мозговышибатель, словно там по волшебству материализовался патрон устало проговорил Серебряный.

Прохлада цветочного купола сменилась жаром бурлящего котла, где из-за насмешливой улыбки Коллекционера толпа близка, чтобы дойти до кипения. Древняя злоба превращала их не понимающие взгляды в горящие звезды, которые после коллапса разорвут ткань мироздания, чего уж говорить про какого-то человечка на сцене? Однако никто не решался преступить к задуманному. Благодаря этим взглядом Коллекционер вспомнил, как управляться с толпой. Жестами он прогнал всех со сцены, разрешив остаться лишь оператору, Анигиляше и Серебряному, ведь тот одним своим видом успокаивал публику. Пират настоял, чтобы рядом с ним остался Док. Коллекционер пожал плечами, а после на правах звезды цветочной сцены начал щелчками пальцев обозначать для Флора, какое нужно освещение. Досчитав от трёх до единицы и произнеся в конце: «Мотор», — Коллекционер начал свой рассказ.

— Мы заключили пари с Создателем: «Если ты найдешь все бланки, Коллекционер», — то я создам вселенную, какую пожелаешь! Хочешь розовых пони? Будут розовые пони! И всё в таком духе. Мы, как полагается бюрократам закрепили все документально и с того дня я ищу бланки. С каждым бланком нападки от Создателя становились всё грубее и грубее, а в какой-то миг, если вы помните он разрушил мой старый город «случайно упавшим метеоритом», да Анигиляша? — Анигиляша, ведущая тот репортаж стыдливо опустила глаза.

— Это по-прежнему не объясняет почему тебе нужны подписи! — выкрикнул как-то из толпы.

— Чтобы получить последний бланк мне нужно передать триста тысяч душ церковникам, они считают это справедливой ценой за бланк, и тогда всё изменится!

Что может быть более пугающим для бюрократа, чем церковник, который получит их душу, если подписать бумажку? Никто под куполом доподлинно не знал ответа, ведь бюрократы делятся на два типа: те, которые знают наверняка, что подписями делают вселенную лучше, и те, которые подписывая очередную бумажку знают, что ей можно подтереться, как и заверениям человека, уверяющего с цветочной сцены: «И тогда всё изменится!». Мнение толпы делилось и дробилась от самого популярного до самого неочевидного, и каждый мог найти себе сторонников по вкусу.

— Нужно забрать бланки у Коллекционера и просто покинуть вселенную! — кричали первые.

— Нужно подписать документы, и настоять на том, чтобы Создатель создал Эдем! — кричали вторые.

— Никакой Эдем не будет создан, будет создана очередная бюрократия… — зверели другие.

— Нужно закончить марафон, получить бланки и потом уже думать! — наивно выкрикивали те, которые не расслышали слова Коллекционера о том, что последний бланк находится в лоне церкви.

— Вы идиоты, нет никаких бланков! — поправляли их те, кто считали, что имя «Одиссей» не подойдет для Хьюго.

Однако, самой многочисленной группой оказались те, кто считали, что не существует: бланков, Создателей, УниТазов, коллекционеров, цветочных сцен; есть только истощенный «бухлотоном» мозг, который в горячке придумал всю эту цветочную историю, чтобы дотянуть до утра, где если по волшебству не появится вселенский запас минералки, то само небо сжалится над их похмельем. И голос этой многочисленной, изнывающей от жажды группы взывал к другой части толпы, которая жалела, что не налакалась «бухлотоном». В момент, когда градус всеобщего безумия дошел до максимальной отметки, откуда-то, за куполом прогремел голос, который слышал любой, кто просыпался под стойкой бара «Круг».

— На правах поставщика «бухлотона» и человека, обещавшему награду за Серебряного, меня избрали на роль переговорщика. Пустите меня в свою… — Бус замялся, пытаясь придумать, как бы выразиться поизящнее и без ругательства. — Цветочную, чтоб меня, обитель!

Толпа смотрела на Коллекционера, который повернулся к оператору, заглянул в объектив камеры и несколько секунд медленно хлопал глазами, нагоняя драматизма, как полагалось любому, кто находился на цветочной сцене. Насмешливое выражение сменилось решимостью человека, чьи молнии, сверкающие под пенсне способны испепелить любого, кто издаст хоть малейший звук. «Пусти его, пожалуйста, Флор по имени Уолли», — произнес Коллекционер так, что каждый прочувствовал, как магия под цветочным куполом иссякла, настало время торгов за их души. Смешок, скачущий от осознания, что переговоры будут с Бусом вернул толпе настроение истощенных от «бухлотона», а потому, усевшись поудобнее они с нетерпением ждали, чем всё закончится.

— Пожалуйста, можно побыстрее!? А то по одному виду этой двенадцатилетней гарпии, усевшейся на шее какого-то… монтажера? Инженера? Пустите меня!

— Интересно, если Саманта доберется до Буса, то кого они пошлют на переговоры?

Шеф громко прокашлялся, чтобы Уолли также навелся лучом прожектора на него, а после, несколько раз сказав: «Меня слышно?», — и услышав затяжное «даааа» от толпы, достал из кармана удостоверение. И нет в бюрократической вселенной ничего пугающей, чем надпись, гласящая: «Отдел по работе с общественностью», — ведь после встречи с ними — никто никогда возвращается.

24

Любители быть где угодно, кроме очереди в экстазе от калейдоскопа эмоций. Никто не мог предположить, размахивая своим хозяйством или гонясь за вознаграждением, обещанным за голову Серебряного, что увидят воочию: легендарного Коллекционера; кумиров — Анигиляшу и Балехандро, нежно обнимающих друг друга, что даже не веря — поверишь в любовь; шефа того самого отдела, который согласно бюрократической иронии возглавлял «Первый Бюрократический», отвечающий за мнение рядового бюрократа; нового любимца публики Джонни Серебряного, чья улыбка способна осветить собой все очереди, и конечно же Буса, чьё появление в «Круге» всегда эффектно; поэтому ожидая его под цветочным куполом толпа предвкушала что-то особенное. Так оно и оказалось: цветочная изгородь выключала свои чарующие лампочки, а после расплелась так же быстро, как прорезался свет тысячи прожекторов. В центре появилась фигура знаменитой десятилетки. Земля задрожала от басов, а после заиграла электронная долбежка, знаменующая начало шоу Буса.

Прожектора военной техники мерцали, как в припадочную пятницу, когда бюрократы заполняют собой клубы, чтобы выпустить пар. Световое шоу и заводной мотив пришелся толпе по вкусу. Они только и успевали моргать и удивляться тому, как за Бусом возникают новые и новые фигуры над головами, которых ящики с «бухлотоном».

— Будь я проклят, если ещё раз усомнюсь в Бусе! — выкрикнул кто-то, кто слышал от кого-то, но никогда воочию не видел, как проходят игры Бухлотона.

Изнывающих по «бухлотону» можно понять — они бы продали родную мать, но другие смотрели на это представление так, что на лице каждого от пришельца с планеты Колосс до обычного бюрократа отражалось вселенское пренебрежение к этому простому, но эффективному методу управления толпой.

— Нельзя давать им пить, — проговорил Хьюго на ухо Джалинде, вспоминая, как начался голый марафон.

— И что ты предлагаешь делать? — он как жеманная девушка заерзал, когда её дыхание защекотало ухо.

Из дыры в изгороди прекратил бить свет. Светомузыка сменилась тревожным шелестом цветка, который смирился с тем, что не при каких обстоятельствах не справится с армией бюрократов, а потому всецело доверился тому, что происходило на сцене. Изнывающая по «бухлотону» толпа ждала, когда Бус и его помощники начнут бросать бутылки в зал, но те лишь заняли авангард сцены терпеливо ожидая отмашки. Выдержав на себе суровые взгляды всех искателей бланков, Бус обратился к толпе: «У вас от этого цветочной вони голова не идет кругом?!» — со злобой цветка, который считает, что он благоухает Флор прошелестел: «Нет». Никто с ним не стал спорить, ведь даже самый прожженный запивка до сих пор не мог понять его мутит от бухлотона или от цветочного аромата.

— Ближе к делу, — утомленно проговорил Коллекционер.

Закурив сигарету, чтобы не задохнуться от цветочного аромата, Бус начал расхаживать вдоль стройных рядов помощников, стоявших друг от друга на расстоянии одного шага так, что он сумел разглядеть Джонни и прошипеть в знак приветствия, разбрызгивая яд: «Серебряный». Серебряный давно привыкший к подобного рода любезностям погладил мозговышибатель и безразлично произнес имя маленькой змеи. Если бы не переговоры, то Бус рассвирепел подобно десятилетке и укусил пирата за пятку.

— Я не понимаю, Гарри? Слухи про «ОПРСО» не врут? Шеф работает на Создателя?

— Да, Балехандро, и полагаю сейчас они будут решать, что делать с нами. Смотри!

Шеф и режиссер — ненавистный им стажер — тоже поднялись и направились в сторону сцены. Балехандро посмотрел на Гарри, который не хотел вставать с места, ведь только-только привык к цветочной прохладе, но взгляд Балехандро пугал настолько, что он достал платок, не чтобы закрыться от сверлящего взгляда, а, чтобы утереть по дороге на сцену пот.

— Может Марк?

— Не знаю, Хьюго, пойдем, спросим у Дока?

— Не пойдем, а поскачем! — пока стены цветочного купола отбивались от богомерзкого «иго-го» пони, тот уже доставил парочку на сцену, которая переглядывалась так многозначительно, что Балехандро и Анигиляше захотелось передать титул «любимой пары Бюрократии» этим двоим.

— Может Марк? — прошептал Хьюго, как и другие ожидая, когда заговорит Бус.

— Тсс-с! — поднял руку, как рок-звезда Бус.

Флор трактовал этот жест, как просьбу о персональном прожекторе. Выверенными шагами десятилетки поведавшего внутренности космоворота Бус дошел до края сцены и скорчил гримаску, словно ему тоже приходится мириться с происходящим: «Создателю так понравился голый марафон, что он попросил поскорее его возобновить, поэтому отдайте мне некоего Саймона Кубовски, и все смогут продолжить пить „бухлотон“, марафон, а может какой-нибудь ещё „он“?», — ненасытные алкогольные демоны, пьющие соки жизни из печени заурчали. Те, кто держал демонов на привязи слушали глас рассудка, который требовал пояснений, ведь совсем недавно со сцены Коллекционер сказал, что Создатель их убьет?

— А что будет с нами, если мы отдадим его? — выкрикнул кто-то с последнего ряда.

Бус сделал несколько шагов. Остановился у оператора, чтобы показать объективу камеры язык, а после издевательски выкрикнул тому в лицо, что сигнал трансляции глушат. Оператор посмотрел на Анигиляшу, та на шефа, тот на помощника, который смирился с обязанностью громоотвода и виновато сказал: «Да».

— Это мог быть мой лучший репортаж!..

— Что-то мне подсказывает, что это наш последний репортаж, — крепко обняв Анигиляшу проговорил Балехандро.

— Если говорят отдать Кубовски, значит — отдать Кубовски, — преспокойно сказал шеф и медленно направился к Бусу. Так ходят только те, кто знают, что каждый удар каблука отмеряет оставшиеся секунды до начала судного дня. Шеф расчесал большим и указательным пальцем усы, этими же пальцами взял себя за подбородок сдвинув его в правую сторону, словно проверяя способна ли челюсть перемолоть всех, кто возникнет?

— Бюрократы, марафонцы и все те, кто оказался здесь, думая, что тут лучше, чем в очереди, — ещё более безжизненно шеф мог произнести это лишь, будучи мертвым. — Вы сделаете огромное одолжение вселенной, если просто отдадите Кубовски и Коллекционера.

— О Коллекционере речи не шло! — выкрикнул кто-то с передних рядов.

— И почему мы вам должны что-то отдавать? Надо — забирайте, будто нам не плевать!

— Ага-ага! Точно-точно! — подтверждала толпа.

— Этот le float simple — пугает своим видом, — Флор зловеще зашелестел. — Утихомирьте свой цветок, отдайте нам этих двоих, и мы продолжим марафон, поставим «бухлотон», и даже вручим победителям обещанные бланки!

— Ну нихера одолжение! — недовольные безжизненной интонацией шефа кричали переднее ряды.

— А Коллекционер говорит, что все бланки, кроме последнего у него! — кричали со средних рядов.

— Ага, а последний «в лоне церкви», чтобы это не значило! — кричали с задних.

— Кажется, я знаю, что это значит…

— Шёл бы ты нахер! Безымянный Хьюго, чтоб твою! — кричал неопределившийся за кем бежал в марафоне человек одетый лишь в одну футболку.

Перебранки между зрителями и находящимися на цветочной сцене напоминали начало старой-доброй резни. Шеф сделал настолько громкую затяжку, что на секунду повисла тишина. Этой секунды хватило, чтобы он, поднял удостоверение вверх на манер Буса, и рявкнул: «Тихо!», — и щёлкнул пальцами, будто это по волшебству выключит толпу. Флор, привыкший к капризам ходивших по цветочной сцене погасил все освещение, и тогда-то Шеф понял, что совершил ошибку. Зал освещали горящие глаза зрителей, которым больше не нужно скрывать желание накачаться бухлотоном.

— Свет! Свет! Свет! — кричали со сцены, но Флор его не включал. У него есть дела поважней.

25

Ещё в момент, когда бюрократические силы облепили Уолли со всех сторон — он понял, что лучше быть самым миролюбивым цветком. Это окупилось. Те, кто находились под куполом задним числом думали, что на верхушке, как на рождественской ёлке красуется Флор, но нет. Увидев огромный корабль, похожий на фрисби нависший над бутоном он дружелюбно махнул лозой.

— Достопочтенный Флор, у тебя под куполом все, кто участвовал в репортаже и немножко марафонцев? — прозвучал внушающий уважение голос из динамиков.

— Да… — неуверенно прошелестел из-за обращения «достопочтенный» Флор.

— Насколько мне известно le float simple способны расти до любых размеров, а слышать с помощью вибраций?

— Да? — недоуменно прошелестел Флор, узнавший об этом опытным путем полчаса назад.

— Тогда оставь построенную тобой конструкцию и поднимайся ко мне?

То, что военным нет никакого дела до переговоров — внушало оптимизм, ведь они не светили своими надоедливыми прожекторами. Незнакомец, заметив сомнения Флора предложил ему угостится на корабле кристально чистой водой с планеты Ламость. Оставив сплетенный театр и разворачивающийся на сцене спектакль, он поднялся на корабль.

— Ты правда Создатель? — прошелестел Уолли так, словно перед ним шеф «Первого Бюрократического» пообещавшего работу молоденькой секретарше.

— Да, — пренебрежительно ответил Создатель, а после протянул открытую бутылку с водой.

— Я представлял тебя другим…

Уолли, как и многие, представлял Создателя огромным мужиком с белой бородой, который по обыкновению не помещается в кадр, а потому его лицо невозможно разглядеть, однако перед ним находился мужчина сорока лет, с аскетичным лицом, длинноватым носом, широким лбом и самой обычной прической, человека на чьей прорезавшейся лысине скоро будут показывать балет «Лебединое озеро». Он казался настолько заурядным, что даже в его глазах не пряталось ничего напоминающего о величии или могуществе, а только обычная усталость от рутины будней. Какими же будние дни у Создателя? Уолли хотел спрятаться в кокон от стыда, потому что спросил это вслух. Ведь не такие вопросы задают Создателям, когда пять лет являются цветком.

— Обычно я встаю в дикую срань, заливаюсь до отказа кофе и по дороге на работу перехватываю сэндвич у Мэнни, — Флор держал бутылку над бутоном, помышляя над тем, чтобы утопиться. — У меня небольшой офис в самом центре Бюрограда, где я работаю с агентами.

— Агентами?

— Да, те кто решили прислуживать Бюрократии, потому что вселенная, будь Коллекционер не ладен называется «бюрократическая»! — Флор дебильно лил воду себе на бутон, параллельно слушая, о чем спорят в цветочном театре.

Вода действительно оказалась кристально чистой, напоминая утреннюю росу, но лучше бы ночной убаюкивающий ливень, ведь с каждой секундой проведенной на этом корабле Уолли становилось так скучно, что участь запертого наедине с «умным домом» начинала казаться завидной. И всё же ему хватило мудрости прожитых лет, чтобы перебороть сонливость и зацепиться за упоминание Коллекционера.

— И почему же он не ладен?

— Потому что в этот раз я пошел на его поводу, и все затянулось…

— В этот раз?

— Да, в этот раз подошла моя очередь создавать вселенную и в отличии от тех молодых Создателей мы пошли дальше, а именно договорились с Космоворотом о том, что он будет присылать сюда всех неугодных, а поверь мне, этой сущности неугодны многие, хотя он и кажется дружелюбным. — Уолли протянул лозу, требуя еще одну бутылку, Создатель протянул ему её. — Мы горели идеей о бюрократической вселенной, где все работает, как часики, пришельцы ходят в дурацких костюмах, заполняют бумажки, ставят печати, стоят в очередях, в общем живут по расписанию согласно планам, которые действительно сбываются, а не рушатся о суровый ритм жизни. И первое время всё работало. А потом пришельцев и неугодных стало ощутимо больше, появились первые очереди и не те, где ты стоишь по десять минут. Затем космоворот выплевывал и выплевывал новых пришельцев и тогда пришлось придумать способ, как их вернуть обратно без права на возврат. Мы придумали бланки и сконструировали великий принтер, который их печатает. Баланс пришельцев вернулся к прежним показателям, и я наивно полагал, что мы наигрались с этой вселенной, но нет. Дело о закрытии вселенной проиграно. Из-за чертового документа, который подписал Коллекционер, гарантируя, что вселенная бесперебойно будет принимать неугодных. Я был не против, чтобы она существовала дальше, ведь мы задали тренд — помогать Космовороту, однако, другие Создатели что-то имели с этой сделки, а мы — были заложниками созданной вселенной. Никаких тебе магий, щелчков пальцами, чтобы стереть всё и начать заново. Ничего. Только бессмертие да уныние.

— И что дальше? — пытаясь осознать масштаб происходящего простилающийся далеко за УниТаз, прошелестел Флор.

— После веков судебных тяжб мы пришли к некоему компромиссу, который устраивает Космоворот и тех, кто наверху. — Он задумался не сказал ли чего лишнего? — Хотя на самом деле это форменное издевательство. Ты видел те перечеркнутые бланки? Конечно же видел — их сложно не заметить. Он настоял на том, чтобы мы отыскали все бланки, которые любезно разбросал по всей вселенной принтер. Бланков казалось так много. Да и сучий принтер, хоть и создан нами — не собирался останавливался. По итогу по всей вселенной разбросаны бланки, где нужных — ничтожно мало, но это хоть как-то мотивировало пришельцев не стоять в очередях.

— Но кто-то же бунтовал?

— Да, но мы создали поистине прекрасную бюрократическую машину. Так или иначе наша дружба с Коллекционером сошла на нет. Он слетел с катушек, когда осознал, что за глупость совершил. Тогда он решил начать строительство своего города для таких же смирившихся с тем, что не покинут эту вселенную. Правда, он им не говорил, кто виновник всех их бед. И говоря о деле — это пошло нам обоим на пользу. Искатели бланков поделились на два лагеря: одни ищут их и отдают в музей Коллекционера (мы не можем согласно настройкам вселенной трогать или как-то иначе взаимодействовать с бланками) и получают за это место под солнцем вне бюрократических рамок, другие же покидают вселенную скорее приближая момент, когда мы сами сможем её покинуть.

— И когда такой момент настанет?

— Насколько мне известно некий Саймон Кубовски, сделавший с тобой это — покинул вселенную вместе со своей женой, а это значит, что все бланки находятся у Коллекционера.

— Он шелестит о том, что последний бланк в лоне церкви!?

— Тот поддельный, и он прекрасно знает об этом. А теперь перейдем к моей просьбе? Ты же поможешь Создателю? — произнес Создатель так буднично, что несколько секунд озирался по сторонам пытаясь разглядеть убранство собственного кабинета в центре Бюрограда, но кругом лишь металлическая обшивка.

— И что мне нужно сделать?

— Достань мне со сцены Серебряного.

— А Дока? — удивленно шелестел Флор не до конца понимая зачем Создателю может пригодится пират.

— Кубовски из вселенной «В26МЛПТУ»? Не уверен, что ему здесь место. Для его же сохранности, и чтобы все получилось — достань Серебряного.

Уолли не стал задаваться вопросом почему Создатель достал из ящика, стоявшего под креслом коробку, поставил её на стол и что-то усердно искал.

— Доставай Серебряного!

Завернувшись в кокон, он сосредоточился на вибрациях и лозах, в особенности той, которая ближе к Серебряному. Он обхватил его за талию, как хватают красавиц похитители в старых фильмах. «Какого хера, Уолли?», — неприятно вибрировал пират, который по ощущениям потолстел примерно на сорок килограмм, а потому пришлось намотать вторую лозу поверх первой. Выбравшись из кокона, он смахнул с бутона пыльцу и хотел закурить, чтобы отпраздновать успех, но вспомнив, что в прошлый раз едва не завял решил к этому не прибегать, ведь завянуть можно и из-за ругательств, звучащих в соседнем помещении.

— Сраный шкет, ты укусил меня за ногу! — возмущался Джонни.

— Ты сломал мою работающую, как часики систему с Бухлотоном! Сын потасканной шлюхи! — Бус зарычал, как сторожевой пёс, а после снова укусил Серебряного.

— Я не бью детей, но тебя, сутулая псина, я как сейчас!..

— ДОВОЛЬНО! — спас Буса от неминуемой гибели Создатель. Уолли начинал сомневаться так ли тот прост, как хочет казаться, потому что так громогласно могут кричать только боги и те, у кого прозвище Лихой.

— Ты? — усмехнулся Джонни поглядывая на Уолли, который разыгрывал какую-то непонятную пантомиму листьями и лозами.

— СОЗДАТЕЛЬ! — отделавшись от ниток, застрявших в зубах, пал ниц Бус.

— Верно, — сбросив эффектно маску, которую недавно надел сказал Создатель, чей взгляд несколько секунд выдерживал испытующий взгляд Серебряного.

— Вам не кажется, что здесь воняет… как там? — громко шмыгал носом Бус.

— Тише, дитя. Серебряный, ты помнишь мою просьбу?

— Да, но только теперь, ты мне объяснишь, какого хера здесь происходит!

— Да, в этот раз подошла моя очередь создавать вселенную… — начал издалека Создатель.

— Срать мне, как ты создал это и зачем, объясни: какого хера здесь происходит?

— Сейчас или вообще?

Серебряный потянулся к мозговышибателю, который несмотря на отсутствие патронов увесист и приложись таким по голове — мало не покажется.

— Хорошо-хорошо, но у нас чертовски мало времени!

Серебряный хотел сказать что-то в духе: «А его разве бывает много?», — но это сделал Бус, и звучало это до того уныло, что нелепая усмешка Создателя и презренный шелест Флора заставили кусачего шкета устыдиться.

26

Любой, кто пил «бухлотон» скажет: «Мне не нужен свет, чтобы испить этот божественный нектар!», — и окажется прав. Началась вечеринка после премьеры спектакля. Со всех уголков доносились звуки глотков, бьющихся бутылок, рыганий, рыданий и крепких обниманий. Трезвенники гневно умоляли цветок выпустить их, потому что дышать всем этим смрадом становилось невыносимо, но он этого не делал. Толпа возненавидела цветочный театр. Кто-то бросился к изгороди, чтобы попытаться разорвать её, но вместо этого рвал лишь кожу на ладонях, орошая и без того багряные цветы кровью. В этой сумятице группа пришельцев, вспомнившая о том, что до того, как увязнуть в очередях работали наёмниками решили добраться до сцены, чтобы схватить Коллекционера и Кубовски. В темноте они перепутали второго с шефом, который произнес лишь одно слово: «Разобраться», — и все те, кто кинули толпе ящики с «бухлотоном» принялись методично отвешивать тумаки темноте. Если бы не светящиеся нашивки на руках и спинах с надписью: «ОПРСО», — то они бы на потеху Доку избивали друг друга, но агенты работали, как слаженный бюрократический механизм, который вместо печатей использует подошвы ботинок, отпечатывающиеся на лицах, решивших посягнуть на шефа. Возня на цветочной сцене тянулась уже несколько вечностей то открывая, то закрывая второе, пятое и десятое дыхание у отбивающихся. Силы бюрократии за изгородью не вмешались лишь потому что не получили приказ сверху, да и к тому же Бус если что-то пойдет не так — подал бы сигнал. Для любителей «бухлотона» сигналом послужило то, что бутылочный перезвон перестал заискивать с их желанием утолить жажду. Отчаяние овладело толпой, чьи волнообразные атаки перестали разбиваться об сцену. Несколько секунд они мешкали, а после кинулись на пол, рыскать в поисках бутылок, где может быть заветная амброзия сохранилась донышке? Зловещий шелест заглушил собой звуки выплевываемых легких шефом, который, не успев отдышаться снова закурил. Шелест нарастал пока не заглушил собой всё, и когда казалось, что головы вот-вот лопнут, Флор врубил цветочные прожектора на полную. Те, кто сложились от тумаков или знаменитого напитка жалобно молили прекратить эту пытку. Цветок неумолим. Самые стойкие нашли силы заглянуть в крохотную щелку меж пальцев, чтобы увидеть существо настолько медленно спускающиеся из-под купола, что казалось, будто всеобщая боль доставляет ему извращенное удовольствие. Лозы подчинялись ему, как любому существу собственные конечности, одна из них обмотана, как повязка вокруг головы закрывая глаза и плотно прилегая к ушам. Чем ближе приближался повелитель лоз, тем отчетливее узнавался в нём любимец Джонни Серебряный. Никто не знал наверняка прозвище это или фамилия, но каждый, как бюрона[5] очарован блеском мозговышибателя, служившим продолжением руки, чей указательный палец метил в лоб самому высокому из людей, ведь все высокие пришельцы первыми добрались до «бухлотона», а потому валялись без сознания. Даже если бы они увидели Серебряного, то в таком состоянии они бы максимум попросили приглушить свет. Коллекционер же ни о чем не просил, он не гримасничал из-за цветочной пытки, как остальные, а его прищуренные глаза молили о том, что задумал Серебряный и именно это смущало Джонни. В последние секунды перед смертью люди, пришельцы и все остальные — снимают маску, чтобы наконец-то избавиться от страха, однако есть те, кто этого не делают: идеалисты и безумцы. К кому именно относил себя Коллекционер, чьи губы произнесли единственное слово: «Давай», — перед тем, как холодное дуло уткнулось в его лоб? Серебряный несмотря на овладевающий им интерес никогда не узнает. В последний миг освещение выключилось, шелест стих, но только для того, чтобы выстрел услышали все. И те, кто смотрели в щелку пальцев увидели: ослепительную вспышку, брызг крови и падение Коллекционера на шуршащие лозы. Теперь затянувшееся представление на цветочной сцене наконец-то подошло к концу. Никто, кроме Уолли, Джонни и Создателя не знали, что будет дальше?

Прозвучал голос бюрократический вселенной, похожий на диктора, объявляющего на пассажирском корабле: «Не забывайте свои вещи», — только этот повторил три раза подряд:

«Создатель мертв».

«Создатель мертв».

«Создатель мертв».

Толпу под куполом охватила паника, но не из-за неизвестности, а потому что в мгновение ока они все оглохли. Те, кто находились под действием «бухлотона» думали, что это всего лишь побочный эффект и к утру, как обычно бывает, все пройдет. Другие же, Док, Анигиляша, Балехандро, Гарри, Ларри, Шеф, помощник, КК, Джалинда, Н. Хьюго — смотрели на Серебряного, губы которого повторяли одну фразу: «Не бойтесь», — что в какой-то момент превратилось в «бойтесь», и им ничего не оставалось кроме того, как обняться и бояться. Над ними возвышался человек, убивший Создателя, из-за которого их лишила слуха сама бюрократическая вселенная! Ткнув мозговышибателем в Дока из-под купола опустилась лоза, которая ласково обняла того, и парочка оставила зрителей наедине с обретенной глухотой и непомерным чувством отчаяния.

27

Не всякий к кому вернется слух будет рад слышать голоса Вити и Мити. Близнецы по очереди высказывали недовольство третьему человеку, который на них никак не реагировал. Несколько секунд глаза Дока вымаливали у Джонни объяснения, но тот лишь протянул другу сигарету и любезно прикурил.

— Ты не имел права так поступать! — верещал Митя.

— Ты… сукин сын… ты всё подстроил! — давился от злобы Витя.

— Убить его, чтобы получить всю власть над кнопкой… — выходил из себя Митя.

— Чтобы добиться чего? Чего ты добиваешься!? — взрывался Витя.

Док посмотрел на Джонни, который прошептал лишь: «У этого сукиного сына далеко идущие планы на эту вселенную, а быть может на все остальные? Плевать, главное, что мы отсюда выберемся».

— Что ты наделал Джонни? — спрашивал Док, как разочарованный отец, увидевший, как сын разбил любимую вазу бабушки.

— Спас тебя от этих двоих, — Док тут же перебил его.

— Я не понимаю?

В ту же секунду из помещения прогремел крик близнецов лишенных усов: «КУБОВСКИ!», — Джонни улыбнулся Доку, положил руку на его плечо и по-дружески кивнул в сторону двери откуда доносились голоса. Смешанные чувства отпечатались на лице Кубовски, он улыбнулся так словно за улыбки расстреливают, а после шагнул вперед.

Скромность Создателя куда-то улетучилась, он выглядел, как человек, который выковал свое счастье, о котором доподлинно никто ничего не знал, но этого и не требовалось. В его глазах взрывались сверхновые, поэтому напускные пугающие взгляды близнецов с забавно нахмуренными бровями проигрывали ему по всем параметрам. Док не обратил на них никакого внимания, ведь напротив него сидел Уолли. Его трансформация в человека занимала куда больше из-за того, что он пробыл цветком слишком много лет. Его конечности по-прежнему походили на лозы, и возможно только благодаря этому цветочный театр ещё не пал. Межвселенские друзья друг другу застенчиво улыбались. Док, сам не зная почему хотел разреветься, но ему мешал дебильно лыбящийся Бус, сидевший рядом с Уолли, и орущие близнецы, говорящие слова друг за другом:

— Мы бы поняли все, Кубовски, но сбрить нам по одному усу!?

— Мне кажется так вам идет больше, — сдерживая смех произнес Док.

У Создателя в руках блестело портативное устройство, напоминающее древний КПК в котором он что-то строчил изредка отвлекаясь, чтобы обменяться с кем-нибудь многозначительными взглядами.

— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь, мать вашу, происходит?!

— И ты что, заткнул Буса? — Создатель ухмыльнулся.

— Почему все Кубовски говорят «мать вашу»? — спросил Митя у Вити.

— Почему? — устало спросил Док.

— Потому что у них два отца! — дебильно оскалился Митя.

— Юмор у вас такой же, как и усы? — спросил Док, Создатель дебильно хихикнул, спрятал КПК в карман и заглянул в глаза Кубовски.

— Эта парочка пришла за тобой, Кубовски из вселенной «В26МЛПТУ».

— И на кой ляд я им… — близнецы не дали ему договорить.

— А как ты, думаешь?! — Митя поглаживал по плечам Витю, чтобы тот не начал орать так, что даже если оставить его в какой-нибудь заброшенной системе на единственном астероиде — того будет слышно во всех вселенных Космоворота.

Док посмотрел на Уолли, чья слабость не позволяла пожать плечами, поэтому он поджал губы, будто нашкодивший мальчишка. Потом перевел взгляд на Буса, которому судя по гримасе не нравилось, что Создатель заткнул его. Затем на Джонни, который задумчиво смотрел на какую-то вмятину на полу. Создатель хотел что-то сказать, но явно решил повеселится или у него всегда в глазах взрываются сверхновые, Док не знал наверняка. У него так много вариантов, что эта затянувшаяся пауза могла длиться до скончания времен, но под стать происходящему он выбрал самый очевидно-идиотский вариант, приведший его в эту вселенную.

— Потому что я не умею извиняться?

— БА! — дрожал от смеха Митя.

— Вот это ты, Кубовски, угадал! — повеселел Витя, но потом, как актер, которому место на цветочной сцене сменил доброжелательность злобой голодного ббм. — Довольно. Создатель, делай, что должно, мы забираем его.

— Простите, парни из ОППСККНК, но у меня договоренность с тем молодым человеком, — Серебряный помахал рукой и обезоруживающе улыбнулся.

— Витя? Это же очередной Создатель, который считает, что выше правил?

— Интересно, что с ним будет, когда узнают парни сверху? — представляя расправу Витя повеселел.

— Парни сверху? Да что здесь нахер происходит!? — зарычал Док так, что вполне себе заслужил прозвище Лихой, иначе нельзя объяснить восторг в глазах Джонни.

Создатель поднял вверх указательный палец, а другой рукой извлек КПК из кармана и так молниеносно что-то напечатал, что близнецы ничего не успели с этим сделать. Вновь подняв палец, он подошел к Вите, осторожно потрогал оставшийся ус, подозвал к себе Джонни и Дока, чтобы те проделали тоже самое, потому что это веселее, чем любое объяснение.

— Хорошо, но после вы уже наконец-то объясните, какого ляда!?

Создатель посмотрел на Джонни, словно тот сумел бы объяснить за несколько минут то, что он втолковывал ему полчаса, а после произнес: «Без проблем». Потрогав по очереди смешной ус и похрюкивая так, что Уолли стало обидно быть в таком бессильном состоянии, Создатель залез во внутренний карман пиджака Вити и достал оттуда сложенный квадратиком лист.

— Читай вслух, Кубовски, — с издевкой произнес Создатель.

Док хотел задать вопрос: «Что тебя так веселит?», — но по насмешливому взгляду Джонни понял, что того это веселит не меньше, и даже Уолли приободрился.

— Должно быть там что-нибудь охеренно веселое раз вы так лыбитесь!

— У меня много дел, Кубовски. Давай покончим со всем этим, вы отправитесь в ту вселенную.

— Ту вселенную? — непонимающе посмотрел Док на Создателя.

— Читай, — засунул руку в карман с КПК Создатель.

— Ладно-ладно!

— Я догадывался, что эти двое не простая парочка бюрократов, те не настолько смелы, чтобы носить такие идиотические усы! — тянул время Док, пытаясь свыкнуться с мыслью, что существует шкала безумия, названная в его честь.

— Давненько я не видел руководство, раз они придумали шкалу безумия Кубовски, — усмехнулся Создатель.

— Насколько давненько? — осторожно спросил Док.

— «В26МЛПТУ» — название вашей вселенной, где «М» = миллиард, «Л» = лет, П = правления, «Т» = я понятия не имею, «У» = это может быть что угодно.

— Тупые унийцы?

— Полагаю ты прав, Джонни, — улыбался Создатель. — Видите ли название нашей вселенной: «В82МЛПТББ», — где «Т», «Б» и «Б» — «тупых безумных братьев».

— К… Коллекционер был твоим братом? — спросил Джонни подумав о Гарри.

— Любой брат надоест за 82 миллиарда лет, — никто не стал с этим спорить.

— Так ту чушь, что он нёс со сцены? — Док осторожно отходил от Создателя.

— Да они два брехла, Док! — Создатель улыбнулся Джонни.

— Вижу к чему вы клоните, и я бы рад ответить на ваши вопросы, но меня правда ждут дела. — Создатель достал КПК, но Док успел схватить его за руку.

— Подожди! Стой! Мы же оказали тебе услугу, дай хоть какие-то объяснения!

— Я вряд ли смогу сказать что-то больше, чем эта бумага, а из этих парней нельзя вытянуть и слова. — по лицу Создателя видно, что он хотел что-то добавить, но замолчал, будто пытался решить уравнение с миллиардом переменных.

— Хорошо-хорошо, предположим, что за «та вселенная»? — глаз Дока начинал подергиваться при слове «вселенная».

— Третья вселенная? Вселенная мюзиклов.

— А ты можешь отправить нас в нашу, как её там, — Док посмотрел на бумажку. — «В26МЛПТУ»?

— Насколько могу судить ты же спустил её в УниТаз? — Док взревел. — Правила пока что устанавливаю не я, поэтому: 3, 33, 66, 99, и так далее… таковы причуды Космоворота, и всем приходится с ними мириться.

— Ты не объяснил, а что будет, если это вторая вселенная? — спросил Уолли.

— Да-да, у нас есть друг — компьютерный чип! — перестал пародировать волка Док.

— Зависит от его желания попасть в конкретное место, находится ли та вселенная во всеобщем сливе или же… — Док перебил его.

— А что с «магией космоворота»? Она тоже, мать его, пропадет?

— Раньше пропадала, поэтому придется заново задавать параметры.

— То есть Хьюго превратится в чип? — уточнил Джонни, а после потянулся к мозговышибателю.

— Да, а Кубовски постареет, но за то, что мне удалось избежать некоторых трудностей, я поколдую, однако, в следующей вселенной — придется договариваться самим. Закончили?

Джонни смотрел на Дока, как на сущность с серыми глазами, которая заблудилась в хитросплетении пространства и понятия не имеет, о чем ещё можно спросить, чтобы окончательно утратить надежду найти любимую? Уолли медленно моргал, пытаясь привыкнуть к конечностям и к мозговой деятельности будучи человеком, ведь когда ты Флор, то все так просто, а теперь вся эта информация… у него болела голова. Единственный, кто оставался невозмутимым — Создатель, чей взгляд вперился в ус Вити, словно тот способен ответить на вопрос, что с ними делать?

— Тогда настало время для отправки марафонцев в космоворот, — улыбнулся Создатель.

— Стой! Пожалуйста! А как-то можно сделать так, чтобы Хьюго не превращался в чип?

Создатель явно забавлялся нездоровой отцовской привязанностью Дока. Несколько секунд он размышлял над тем, как это провернуть так, чтобы близнецы ничего не поняли. Ещё несколько секунд он жалел, что нельзя от них попросту избавиться, ведь как только это произойдет — появятся другие из отдела ГБДЛС (головная боль для любого Создателя). Если проверку в связи со смертью брата он ещё выдержит, когда вести дойдут до них (он должен сам заявить об этом), то заставлять парней из ГБДЛС выяснять обстоятельства смерти агентов при исполнении — обойдётся ему слишком дорого, если не расстроит целиком планы.

— Это сложно, но возможно. Мне нужна полная тишина.

После этих слов Создатель заткнул всех в радиусе нескольких километров (попутно сковав движения всех, кто на корабле на всякий случай) и принялся подчищать следы, чтобы бюрократы, как обычно сделали вид, будто ничегошеньки не произошло. Ведь для них нет ничего лучше, чем стоять в очередях, заполнять бумажки и ставить печати.

28

Всеобщий испуг только-только сошел с лиц пришельцев, сменившись смирением перед лицом неизбежного, как издевательство возобновилось: театр под цветочным куполом в мгновение ока превратился в прах, который несколько секунд кружился в воздухе, напоминая космоворот, а после разлетелся на все четыре бюрократии. Смирение сменилось досадой. Так всегда случается, когда на глазах погибает красота.

На глазах красоты Балехандро лишь застывшие слезы, которые не решались пролиться. Анигиляша вспоминала родную вселенную и её малехонькую планету Дестрой, где уничтожение чего-либо праздник. Но не все такие красивые и стойкие, как она. Другим, как Гарри и Ларри, казалось, что их лишили чего-то такого, чего они не видели ни в одной из очередей. КК задумчиво смотрел на то место, где раньше красовались под куполом звезды, а ныне висел унылый звездолет. Он и Джалинда курили сигареты, изредка посматривая на Хьюго, сверлящего ткань мироздания в поисках ответа на единственно волнующий его вопрос: какое же имя выбрать?

Шеф и помощник считали, что сделали все верно — защитили интересы Создателя. Если бы они знали, что все эти годы Создатель дурил им голову, не говоря о том, кем на самом деле является Коллекционер, то два из трех — без промедлений покончили с собой.

Бус же надоев бурить Создателя взглядом очутился в цепких объятиях своей сестры, тут же принявшейся душить своего идиота-братца, и приговаривающей: «В другой вселенной братец, в другой вселенной», — будто он её слышит. Им никто не мешал, ведь быть задушенным всяко лучше, чем быть глухим. Но этот познавший что-то сакральное взгляд брата вынудил её опустить руки. Она единственная, кто видела, как внутри брата горит запал, который не смогла бы потушить сама смерть, а теперь? Они что, сломали Буса!?

Один за другим, как ангелы марафонцы возносились к небесам, где появилась кротовая нора на другом конце которой виднелся УниТаз. Слёзы счастья катились по щекам. «Больше никаких очередей, бумажек, засаленных талонов, печатей!», — это мысль пронеслась от первого до последнего, кто оказался на Ободке. Здесь нет привычных касс, магазинов, жабок в очках, ничего. Одни подумали, что это иллюзия. Другие, что действие бухлотона. Третьи хотели прыгнуть сами, но собственные тела их не слушались, только в отличии от прошлого раза они оказались марионетками в руках Создателя, и знай об этом на их лицах не отпечаталась бы усталость от игрищ сильных мира сего.

— Я думал это займет куда больше времени. — сказал Доку Создатель, а после вернул тем, кто на корабле возможность говорить и передвигаться.

— И всё? Так просто? Никаких очередей?

— Я уже выписал всем бланки, получил разрешения, заверил, поставил печати и вложил в карманы, чтобы вселенная вас выпустила, но раз ты просишь, Кубовски. Для тебя сделаю исключение, — Док не успел возразить и испарился, как по волшебству.

— Ты ради него откроешь ту конторку? — усмехаясь спросил Джонни.

— Да, они выйдут с обеда для баланса вселенной, а Кубовски уже на Ободке.

29

Создатель решил не спускаться к тем, кто на Ободке, а вывести картинку перед ними, чтобы дать последнюю инструкцию перед прыжком в Космоворот:

— Держите в уме место в которое хотите попасть и, если оно существует, а оно непременно существует — вы окажитесь там. Для других, чья это вселенная будет третьей или тридцать третьей — полюбите петь. Прощайте.

Ободок взорвался радостными криками, начался пришельцопад, которым Анигиляша и Балехандро любовались обнявшись, посмеиваясь, как бы рассказывая об этом по Первому Бюрократическому.

— Это зрелище напоминает соревнования по нырянию в «бухлотон». Все так же радостно и каждому интересно, что ждёт его на обратной стороне?

— Мне хочется верить, что там что-то такое… волшебное? — неуверенно произнес Гарри, утирая пот от фантазии двенадцатилетней девочки, мечтавшей покататься на единороге.

— Главное, чтобы без очередей! — сказал Ларри, а после нырнул вниз.

Шеф, как и его помощник отдали честь звездолету Создателя, который улетел, не дожидаясь окончания пришельцопада. Они не знали, куда попадут, ведь всю свою жизнь служили Бюрократии. Следом за ним прыгнули Саманта и Бус, наверняка знающие, что попадут в свою любимую вселенную.

Один за другим, как костяшки домино, падающего в УниТаз, пришельцы скрывались в Космовороте, оставляя на Ободке только тех, кто не торопился ввиду каких-то особенных причин. Звучащие комбинации слов «куда», «зачем», «что» и «будет», были не так интересны, как «может?».

— Может мне оставить имя Хьюго?

— А что будем делать, когда вернется наш Хьюго? — не теряя веры в то, что они обязательно найдутся, проговорил Док так, что Н. Хьюго посмотрел на Джалинду, словно судьбу его имени решить должна она.

— Простите, вы не можете выбрать имя? — спросила Анигиляша.

— Угу, — ответили все.

— ИГО-ГО, ПЕВЦЫ! — устав стоять без дела произнес КК и прыгнул с Ободка.

— На нашей планете тех, кто не знают, кем хотят быть Анигиляшей или Балехандро называют Неанеб, но в народе это звучит, как Бенеан. Мне кажется, что вам подойдет…

— БЕНЕАН!

Бенеан вырвал из объятий Балехандро Анигиляшу и смачно поцеловал её в лоб, потом он прыгнул к Доку, схватил его за руки и начал танцевать. Джонни же, решивший, что в этой вселенной посмотрел на всё, произнес лишь: «До встречи», — и нырнул в космоворот, держась за самое дорогое — мозговышибатель.

— А вы из этой вселенной или? — спросил Уолли у парочки знаменитостей.

— По контракту мы всегда говорили, что из другой, словно мы рядовые жители Бюрограда и достигли всего сами, а почему вы спрашиваете? — с уважением к возрасту ответил Балехандро.

— Если вам некуда податься, то может объединимся? Вам же нравятся интересные сюжеты? У меня есть один в загашнике…

Несколько секунд парочка переглядывалась так, как переглядываются все парочки, а после кивнула Уолли, который пожав плечами улыбнулся Доку и подошел, чтобы обняться на прощанье.

— Чтобы там не было, ты не самый худший Кубовски!

— А ты такой же славный, Уолли!

Возможно их объятия продлились бы дольше, но Анигиляша рванула вперед, потянув за собой Балехандро и он, игриво схватил старика за ногу, словно тому двадцать лет и может понравится кружится в ритм спирали Космоворота. И ему понравилось.

Док понимал, что мешает единственным оставшимся Бенеану и Джалинде, а потому крепко обнял мальца на прощанье.

— Осторожней, Хью!

Он хотел поправить Дока, но Джалинда нахмурила брови.

— До встречи, Создатель!

Док радовался, что нет обломков кораблей, боевых медведей, а лишь космоворот таящий тысячи причуд. Он медленно вращался, чтобы иметь возможность приглядывать за тем, как человек, которого хочется назвать сыном делает первые успехи с девушкой. Космоворот. Объятия. Космоворот. Поцелуй. Космоворот…

30

Космоворот в хорошем настроении или все знали куда хотели попасть, а быть может виноват номер вселенной? Звучало бесконечное объявление: «Группа, прибывшая из бюрократической вселенной, оставайтесь на месте, дождитесь гида. Группа из…».

Группа из бюрократической вселенной постепенно пополнялась знакомыми лицами, очарованными огромной сценой на которой оказались.

— Серебряный! — воскликнул сорокалетний человек, в котором Джонни отдаленно узнал Буса.

— Мать честная, и тебя зовут Бусом? — оглядывая ходячую рекламу тренажерного зала, всевозможных допингов и солярия проговорил Серебряный, а после погладил мозговышибатель.

— Интересно, что будет, когда наберется наша группа? — спрашивала шепотом Джалинда у Дока.

— Наверное, начнется шоу? — неуверенно проговорил Док.

САМАНТА:

БУС:

КУБОВСКИ:

Док не уверен виновата ли в его пении вселенная или сцена? Может то, что он всегда отрицал саму возможность петь — ошибка, которую в шутку удалил Космоворот или Создатель?

— Какой ты мерзкий, Саймон! — в сердцах проговорила Джалинда, озираясь в поисках Бенеана.

СЕРЕБРЯНЫЙ:

— На кого он указывает? — спрашивала Саманта у Буса, которая в отличии от брата осталась двенадцатилеткой.

БЕНЕАН:

— О чем он толкует, не возьму в толк? — спрашивал Док у Джонни.

— Не знаю, но чувствуешь, как влияет эта сцена?

— Ага, несколько реплик и… это что, богомерзкий пони?

— Где? Где Карл? — перешёптывались Джалинда и Бенеан.

ГИД:

— Дамы, господа, Бус, Саманта, добро пожаловать в вселенную МЮЗИКЛОВ! Приготовьтесь к приключению, где вас ждут: музыкальные битвы, пирушки и литры, и конечно же костюмы, да Бус?

— ДА! — неожиданно развеселился Бус.

— УРА! — очаровывала своей простотой Джалинда.

— ПИРУШКИ! — радовался Джонни.

— Сколько у тебя патронов, Джонни? — скулил Док.

СЕРЕБРЯНЫЙ:

И как не знать? Осталось пять!

КУБОВСКИ:

ТВОЮ ЖЕ МАТЬ!

КК:

ТВОЮ ЖЕ МАТЬ!

ВСЕ:

ТВОЮ ЖЕ М-А-А-А-ТЬ!