— Их здесь куча, мастер участка. Я что, повезу свой товар обратно?
Суперкарго покачивался, положив руки на бедра, и в глазах его светилось презрение. По сравнению с покупателем он был тонок, как проволоками выглядел мальчишкой.
— И вы привезли такое барахло, чтобы они жгли лес к работали на полях? — сказал покупатель. Он тоже был полон презрения — как к космонавту, так и к его товару.
— Люди, у которых есть, что продать, не вербуются в рабочие, как вам известно, мастер участка. Это уже чудо, что мы вообще кого-то привезли.
Поселенец резко отличался от жалкой компании, которая стояла перед ним. Большинство мужчин земного происхождения, как бы они ни были далеки от родной планеты и даже от своего племени, бреют волосы на лице, этот же неуклюжий гигант возвращался в первобытное состояние. Густая борода веером расстилалась по его бочкообразной груди и закрывала лицо, захлестывая скулы. Длинные волосы покрывали тыльную сторону широких рук. Все остальное было серым: грубая одежда, сапоги из шкур, шапка, надвинутая на копну волос. Он говорил гортанно, с новыми интонациями, ходил тяжело, будто давил невидимые препятствия. Высокий, массивный, он и сам напоминал дерево, на которое он и весь его род обрушивали угрюмую ненависть. И люди, находившиеся перед ним, казались пигмеями слабой породы. Их было десять. Их все еще трясло после оживления, и никто из них физически не мог быть парой мастеру участка. Завербованные были, как указывал суперкарго, людьми без надежды, людьми почти конченными, как физически, так и умственно. Поселенец сердито осмотрел каждого. Его глаза снимали с несчастных то, что на них еще оставалось, отмечая недостатки тощих тел.
— Я — Калло Козберг с Опушки. Мне нужно расчистить сорок просек до первого снега. А кого вы мне предлагаете? Если они как следует поработают час — и то слава богу! И просить за таких груз коры — просто грех!
Выражение лица суперкарго стало сердитым.
— Грех, говорите? Не хотите ли вы обвинить меня в этом перед Спикером? Если так, то я приведу доказательства: сколько кредитов заплачено завербованным, что стоило замораживание и перевозка. Я думаю, вы поймете, что цена вполне в дозволенных пределах. Вы все еще говорите «грех», мистер Козберг?
Тот пожал плечами.
— Это просто манера говорить. Нет, я не собираюсь обвинять вас. Не сомневаюсь, что вы можете привести доказательства, если я это сделаю. Но человеку нужны помощники для расчистки, даже если они еле двигаются. Я возьму этого… этого… и этого… — его палец указал на троих рабочих. — И тебя тоже, — он в первый раз взглянул рабочему в лицо. — Да, ты — третий с конца. Сколько тебе лет?
Нейл Ренфо понял, что вопрос относится к нему. Его голова все еще кружилась, желудок сжимался от варева, которое в него влили, и он с трудом ответил:
— Не знаю…
— Как не знаешь? Ну и пустая же башка у парня, коли он не знает даже, сколько ему лет! Много глупостей я слышал от инопланетников, но такого не приходилось!
— Он сказал правду, мастер. По собранным сведениям, он родился в космосе, Планетные годы на таких не распространяются.
Борода Козберга задвигалась, словно он жевал слова, прежде чем их выплюнуть.
— Рожденный в космосе… так… ладно, он выглядит достаточно молодым, чтобы научиться работать руками. Я его тоже возьму. Они все на полный срок?
Суперкарго ухмыльнулся.
— Для такого пробега — на Янус — разве мы можем тратиться на меньшее? У вас есть готовая кора для груза, мастер?
— Кора есть. Мы сложим ее на погрузочную площадку, чтобы скорее отправиться в путь — мы ведь едем к Опушке! — Надо разгрузиться, хотя, если посмотреть на вас, вы много не наработаете.
Космопорт был группой сборных домов вокруг выжженного бетона посадочного поля, имевших странный вид времянок без фундамента, безобразных, схожих с бесплодным оцепенением Дипила. Понукаемые непрерывным грохотом приказов, рабочие Торопились к линии повозок. Их груз — громоздкие связки серебристой коры — складывались вручную в большую кипу под внимательным надзором корабельного приемщика.
— Эй, идите сюда, — Козберг махнул рукой, указывая на повозку и связки коры. Нейл посмотрел на человека, стоящего в ближайшей повозке. B его опущенной руке качалась связка коры. Это было младшее издание Козберга. Можно было безошибочно сказать, что это отец и сын. Борода на его выдающемся вперед квадратном подбородке была еще шелковистой, и губы заметно выступали над ней. Как и отец, он был одет в тяжелую серую, скверно сшитую одежду. Люди, работавшие вдоль этой линии и быстро разгружавшие повозки, представляли собой серо-коричневое однообразие — не то армейское, не то служебное одеяние. Но Нейлу не пришлось долго разглядывать их, потому что перед ним оказалась связка коры и нужно было скорее хватать ее. Так было легче, чем можно было ожидать, хотя объем связки очень затруднял переноску. Нейл осторожно положил ее в стог. Ноги еще плохо слушались его. В три захода повозка была опустошена, и Нейл стоял, оглядываясь вокруг. В каждую повозку было запряжено два тяжеловесных фыркающих животных. Широкие задние ноги и зад не соответствовали слабым передним ногам, — совершенно не похожим на задние. Животные сидели на задах и старательно чесали задними ногами густой мех на брюхе. Шкурка их была сланцево-голубой, гривы — пыльно-серые, начинающиеся на круглых, как у грызунов, головах и спускающиеся до крайней точки хребта. Хвоста не было и следа. Широкие ошейники на их плечах крепились к передку повозки паутиной сбруи, но поводьев Нейл не видел.
— Туда! — волосатая рука Козберга махнула перед его носом. И Нейл взобрался в пустую теперь повозку и сел там на куче грубых мешков, от которых шел сильный, но не противный запах коры. Двое его товарищей-иммигрантов последовали за ним. В задней части повозки было отгорожено место для мастера. Сын, не произнесший во время выгрузки ни слова, занял единственное приподнятое сиденье впереди, поднял шест и резко стукнул по обоим запряженным чесальщикам. Те глухо зафыркали, но сошли с полосы порта и двинулись то шагом, а то прыжками, отчего повозка дергалась, причиняя неудобства пассажирам. Одного из людей стало тошнить, и он едва успел перегнуться через борт. Нейл бесстрастно изучал своих спутников. Один был очень крупным человеком с зеленовато-коричневой кожей бывшего члена команды космического корабля, с пустыми глазами, вдребезги пьяного. Он сидел, прислонившись к стенке повозки и опустив руки между коленями — выгоревший корпус. Тот, кого тошнило, все еще висел над бортом, вцепившись пальцами в край. Редкие черные волосы на круглом черепе, кожа белая, как тесто. Нейл видел таких и раньше. Какой-нибудь портовый лодырь, завербовавшийся из страха перед законом, а может быть, всерьез решил надуть начальство.
— Эй, мальчик! — человек, за которым наблюдал Нейл, повернул голову. — Ты что-нибудь знаешь об этой планете?
Нейл покачал головой.
— Вербовщик сказал: Янус, сельское хозяйство.
Несмотря на скачки повозки, ему удалось встать, чтобы по возможности увидеть окрестности. Они ехали по неровной голой земле между изгородями полей. Первым впечатлением Нейла была мрачность. Ландшафт был лишен красок и жизни, как кварталы Дипила. На полях росли низкие кусты, посаженные перекрестными рядами. Изгороди, защищавшие их, состояли из ободранных кольев, переплетенных лианами. Такие поля тянулись миля за милей, но вдалеке темнело что-то, что, вероятно, было холмами или лесом.
— Что там? — мужчина отошел от заднего борта и по краю добрался до Нейла.
— Не знаю, — пожал плечами Нейл. Они были товарищами по ссылке, но этот человек ему не нравился. Маленькие блестящие и умные глаза пристально смотрели на Нейла. — Ты из Дипила, друг? Меня зовут Сэм Тэйлос.
— Нейл Ренфо. Да, я из Дипила.
Тэйлос заржал.
— И ты решил сбежать оттуда и начать новую жизнь в другом мире, желторотый? Напрасно. Ты просто сел в другую такую же дыру.
— Может быть, — ответил Нейл. Он смотрел на темное пятно в этом случном однообразии несчастной страны с зеленоватым небом, и ему вдруг захотелось подойти к темной линии, узнать о ней побольше.
Животные, то прыгая, то раскачиваясь, быстро тащили повозку, и пять повозок держались все время на одном расстоянии друг от друга. Сэм Тэйлос указал пальцем на кучера:
— Может, он чуток расскажет?
— Спроси.
Нейл пропустил Тэйлоса мимо себя, но не пошел за ним. Тэйлос остановился за сиденьем водителя и заговорил умиротворяюще-плаксивым голосом:
— Джентльхомо, не будете ли вы…
— Чего тебе?
Говор Козберга младшего был еще более гортанным, чем у отца.
— Просто немного информации, джентльхомо… — начал Тэйлос.
— Вроде того, куда ты едешь и что ты будешь делать, работяга? — прервал его Козберг-младший. — Ты едешь прямиком к концу полей на Опушку, где, возможно, увидишь чудовищ. А делать ты будешь тяжелую работу, если не хочешь, чтобы Спикер заставил тебя отвечать за твои тяжкие грехи. Понятно? — он показал концом своего поощряющего шеста на кусты на полях. — Это наш наличный урожай — латтамус. Его нельзя высадить, пока поле не будет чистым от всяких корней и побегов — голое поле. А получить на Опушке голое поле непросто — надо рубить, и выкорчевывать, и резать. Мы собираемся получить несколько хороших латтамусовых полей, прежде чем вы рассчитаетесь за свои грехи. — Козберг-младший наклонился и взглянул прямо в глаза Тэйлосу. — Есть такие грешники, что не хотят помогать в работе Чистого Неба, да, не хотят. Так их выучат — хорошо выучат. Мой отец — хороший учитель. Спикер послал ему Слово, чтобы он сводил счеты с настоящими грешниками. Мы, Небесный Народ, не убиваем инопланетных грешников, но некоторые уроки тяжело ложатся на закоренелого грешника.
Слова его были темными, но смысл их был вполне ясен. Козберг с удовольствием произносил их. Тэйлос попятился и бочком отошёл от сиденья кучера. Козберг засмеялся и повернулся к рабочему спиной. Тэйлос стоял, насколько это позволяла тряска повозки, и смотрел на окружающую местность, а затем обратился к Нейлу почти шепотом:
— Дрянная участь — на кое-как не проедешь. Работать тут, похоже, надо без дураков, до смерти. Это пограничная планета, тут, видимо, всего один космопорт.
Нейл решил, что маленький человек скорее думает вслух, чём разговаривает с ним.
— Когда играют, не ставят звезду, если нет уверенности, что она будет на одной линии с хвостом кометы. Никакой поспешности! А тут — малоприятный разговор о выучке. Они что же, так сразу и зажмут нас? Подумать только!
У Нейла болела голова, и подскакивание повозки начало вызывать тошноту. Он сел напротив все еще застывшего экс-космонавта и попытался думать. Договор, который он подписывал в вербовочной конторе, был очень детализирован. Большой аванс — память Нейла испуганно отшатнулась от мысли, как этот аванс истрачен, — большие издержки по переезду в этот мир. Нейл не имел представления о стоимости коры, которой Козберг расплатился за него, Нейла, но это можно узнать. По договору он имел право возместить эту сумму и стать свободным человеком. Но когда это будет? Самое лучшее — это сидеть здесь и узнавать, что можно, держа глаза и уши открытыми. Дипил был статичным видом смерти, здесь же был какой-то шанс… Нейл снова начал надеяться, сам не зная, на что. Дон Ренфо был Свободным Торговцем, его предки также были исследователями и беспечными космическими скитальцами. Хотя Нейл едва помнил отца, интуиция и способности этого неустроенного и неугомонного человека были наследственными качествами. Мелани Ренфо была из пограничного мира, хотя и отличного от Януса, как осень и весна. Она была из третьего поколения первого корабля, и ее народ все еще был скорее исследователями, чем поселенцами. Наблюдать, учиться, экспериментировать — вот желания и нужды, которые спали в Нейле, живущем в тисках Дипила. Теперь эти нужды проснулись и зашевелились. Когда повозки остановились и люди поели грубого хлеба и сушеных ягод, Нейл присмотрелся к животным, жующим корм. Кучер второй повозки, маленький и тощий, со шрамом от старого ожога бластером на голове, явно был инопланетным рабочим.
— Как вы их называете? — спросил его Нейл.
— Фэзы, — односложно ответил тот.
— Здешнего происхождения? — продолжал спрашивать Нейл.
Нет. Их привезли с Первым Кораблем, — он указал подбородком на Козбергов.
Первый Корабль. Нейл был поражен. Он пытался вспомнить скудную информацию о Янусе. Конечно, поселенцы обосновались здесь более одного поколения назад.
— Приехали двадцать лет назад. Эти Возлюбленные Неба получили поселение прямо от Угольного Синдиката и двинули сюда. Пока только до дверей в свободную страну.
— Свободная страна?
— Свободная для иноземцев. Все остальное — владения Возлюбленных Неба — семейные участки, понемногу расширяющиеся с каждым годом, — он снова указал подбородком, на этот раз на темную линию на горизонте. — Следи за этими фэзами: выглядят они мирно, но не всегда такие с чужаками. Их зубы могут, коли захотят, грызть не только орехи.
Зубы были длинные, белые и устрашающе выделялись на покрытой темным мехом морде животного. Но сами фэзы казались совершенно поглощенными едой и не обращали внимания на людей.
— Хулла! — заорал Козберг-старший, злясь даже на фэзов. — Готовьте животных в путь! Эй, ты! — он указал Нейлу на задок своей повозки. — Полезай!
Когда наступило послеобеденное время, кусты латтамуса на придорожных полях поредели. Там и тут виднелись полосы хлебов и овощей. Изгороди вокруг них были светлых цветов, будто поставленные на короткое время. А перед повозками по-прежнему ползла темная тень, а может, Нейлу просто казалось, что тень ползет к людям и повозкам, а не наоборот. Теперь уже было ясно, что это темный лес, стена деревьев, и так же ясно, что отогнать ее нелегко. На полях стояли широкие пни, некоторые были обуглены, словно обглоданы огнем. Нейл представил себе, какую работу нужно провести, чтобы вырвать из девственного леса такое поле, и глубоко вздохнул. Он попытался объединить то, о чем догадывался и что знал, насчет участков и людей, которые на них работали. Одежда, повозки, намеки обоих Козбергов и слова рабочего-кучера показали Нейлу, что это был поселок сектантов. Таких было немало на протяжении столетий после путешествия первых землян в глубокий космос и колонизации других миров. Группы, объединенные одной религией, находили необитаемые миры и, не тревожимые «мирскими» оккупантами, основывали свои собственные утопии. Некоторые становились столь эксцентричными, что поворачивали свою жизнь в цивилизацию, полностью чуждую прошлому первопоселенцев. Другие же освободились или утратили, забыли прежние мечты, и только развалины и могилы указывали на прошлое. Нейл встревожился. Фермерская работа могла оказаться непосильно тяжелой — похоже на то. И фанатичная вера также была угрозой, казавшейся ему хуже, чем любая естественная опасность на любой планете. У Свободных Торговцев и верования были свободными. Их космополитическое происхождение и работа привели к большой терпимости к людям и идеям. «Ведущий Дух» родной планеты Мелани, сгоревшей во время войны, признавался его поклонниками, как добрая и Снисходительная Сила. Узкие жесткие рамки, в которые некоторые люди заключали свою религию, делали ее Силой, стоящей далеко от человеческой борьбы, и это было так же опасно для чужаков, попавших в их среду, как бластер в руках врагов. И это зловещее напоминание Козберга-младшего о «выучке» больно поразило Нейла. Он страстно хотел получить возможность спрашивать. Но вопросы могли привлечь к нему внимание, а этого он не хотел. Вопросы относительно религии и целей чаще всего были запретными даже для своих внутри фанатичной общины. Нет, лучше смотреть, слушать и пытаться соединять обрывки сведений. Повозка свернула с дороги и прошла через ворота в стене из кольев, бывшей значительно выше полевых изгородей и, по всей вероятности, воздвигнутой для защиты, а не просто для отделения одного участка от другого. Их появление было встречено лаем. Собаки, достаточно похожие на земных, чтобы их можно было так назвать, в количестве пяти или шести бегали и прыгали за более низким забором и изо всех сил старались привлечь внимание прибывших. Нейл смотрел на это зрелище и думал, какая угроза заставила жителей участков, находящихся в тени видимого теперь леса, держать такую свору. Может быть — по спине Нейла пробежал холодок — они караулили рабочих? Повозка въехала на пустую площадь, окруженную домами, и Нейл мигом забыл о собаках, с удивлением уставившись на главный дом участка. Этот… эта штука была такой вышины, как двухэтажные дома Дипила, но это был просто ствол дерева, положенный набок, с прорубленными в нем двумя рядами окон и широкой дверью, сохранившей еще остатки коры. Его удивили пни на полях, но то были остатки молодых деревьев по сравнению с этим чудовищем! Вот, значит, из каких деревьев состоит лес Януса!