Гаури

6

Было раннее утро, когда Адам Сингх и Лакшми отыскали в Хошиарпуре лавку ростовщика Джайрама Даса. Ночной сторож зажигал благовония перед медной статуей богини изобилия, стоявшей возле прилавка.

— Ну, чего явились в такую рань? — грубо сказал он. — Лавка еще закрыта.

Лицом он напоминал горца, и пришельцы подивились тому, как мог этот человек стать сторожевым псом ростовщика.

Они устало опустились на доски, лежавшие возле застекленной витрины. Снова взглянув на сторожа, Адам Сингх втайне позавидовал самоуверенности, написанной на его гладком, сытом лице. «Сперва, наверное, крестьянствовал, потом в армии служил, а теперь вон как пристроился», — подумал он.

— Когда же выйдет сетх-джи? — спросила Лакшми.

— Как поест, так и выйдет. Но вам придется долго ждать. Я еще должен совершить омовение, а потом принести ему завтрак из харчевни…

— Откуда? Из харчевни? — тревожно переспросила Лакшми. — А разве жена не готовит ему?

— У него нет жены, — отрезал сторож.

— А моя дочь, Гаури? Ведь я выдала ее за сетха только месяц назад!

От неожиданности сторож выронил курительную палочку, да так и застыл с открытым ртом.

— Почему ты молчишь? Говори, мошенник, что случилось! Не выгнал же он ее! Или выгнал?

Сторож опустил голову, как бы давая этим понять, что ему не хочется разглашать неприятную тайну.

— Отвечай же! — не выдержал Адам Сингх.

— Я не знаю. Я не вмешиваюсь в дела сетха-джи, — сказал сторож и снова принялся зажигать благовонные палочки.

— Но ведь ты сказал, что приносишь ему еду из харчевни, — не успокаивалась Лакшми. — Ты приносишь одну порцию или две?

Сторож не ответил, но на лице его отразилось смущение.

— О горе! — закричала Лакшми. — Что случилось с моей дочерью? Уж не умерла ли она?

Как ни боялась Лакшми этого слова, ей все же пришлось произнести его.

— Не поднимайте шума! Еще так рано… — пытаясь придать твердость голосу, сказал сторож.

Но Лакшми не успокаивалась:

— Иди и позови своего хозяина, дармоед! Или ты хочешь уморить меня? Иди!

В голосе ее звучал такой гнев, что сторож не выдержал и направился к лестнице. Лакшми глядела на него глазами, полными слез. На минуту он остановился, окинул взглядом лавку — не могут ли эти люди что-нибудь стащить? — и стал подниматься вверх по ступенькам, в квартиру хозяина.

Через несколько минут сторож спустился и боязливо проговорил:

— Сетх-джи совершает молитву, я не могу тревожить его.

— Ах ты, дармоед! — закричала Лакшми. — Пусть воры растащат его добро! Я умираю от горя, а он там молитвы читает! А ну пойдем к нему, и пусть только он попробует не отдать мне дочь!

Она кинулась к лестнице, но сторож загородил ей дорогу. В бешенстве она ударила его по рукам своими тяжелыми серебряными запястьями и зашипела:

— Мучители! Чтоб вы все подохли! Как он может запретить мне видеться с дочерью!

Но сторож не поддавался, и она вцепилась ногтями в его лицо.

— Я сожру тебя живьем, если ты не пустишь меня к дочери! Ратуйте, люди добрые!

Владельцы соседних лавок, привлеченные шумом, уже выглядывали из дверей. Джайрам Дас не выдержал, он прервал молитву и вышел на лестницу, заняв безопасную позицию за спиной сторожа.

— Добрая женщина, — спросил он, — чего ты хочешь?

— Я не добрая женщина, — выпалила Лакшми. — Я отдала тебе свою дочь и теперь хочу взять ее обратно!

Лицо ростовщика помрачнело.

— Пусти меня наверх, — продолжала Лакшми. — Я хочу забрать свою дочь. Не то полиция арестует всех нас: и тебя, и меня, и Амру.

При упоминании о полиции на лице ростовщика мелькнул испуг.

— Сетх Джайрам Дас, — сказал Адам Сингх, — отдай нам девушку, и мы спокойно уйдем к себе в Пиплан… Мы не хотим скандала.

— Но, люди добрые, — забормотал ростовщик, — девушки здесь нет. Она убежала… Она болела… Она ушла в лечебницу к доктору, который лечил ее.

— Где же она теперь? — воскликнула Лакшми. — Раз уж ты купил ее, то мог бы присмотреть за ней.

— Так-то оно так, только девушка не стала слушаться меня. Я только зря выкинул свои деньги… И мое имя треплют по всему городу… Вам, людям незнатным, не понять, что это для меня означает!..

— Если ты не скажешь, где моя Гаури, тебе придется еще хуже, — пригрозила Лакшми.

— Сестра, я же говорю тебе, что сам не знаю, где она. Когда я хотел забрать ее из лечебницы, она отказалась вернуться ко мне, хоть я и заплатил доктору за ее лечение. Я слышал, она работает там сиделкой. Твоя дочь такая же… — Он запнулся, боясь снова вызвать гнев Лакшми.

— Почему ты не написал нам обо всем этом, прокаженный?! — в ярости закричала Лакшми. — О моя дочь! Меня посадят в тюрьму, если я не вызволю ее!

— А сетха-джи посадят в тюрьму за то, что он купил ее, — заметил Адам Сингх.

— Этот бесчестный ростовщик может откупиться, а я, бедная женщина…

— Не такая уж бедная, — прервал ее Джайрам Дас, — слава богу, я немало заплатил тебе…

— Ах ты, дрянь! В шестьдесят лет купил себе молодую девушку и еще толкует о деньгах! Такой греховодник, а все утро молитвы читает. А ну, спускайся вниз и веди меня в лечебницу!

— Мне нет дела ни до тебя, ни до твоей дочери! — рассердился ростовщик. — Проваливай отсюда! Иди сама к доктору Махендре и разыскивай ее. Боюсь я твоей полиции, старая шлюха!

— Ах, вот как! — Лакшми резко оттолкнула сторожа и влепила ростовщику пощечину. — Негодяй! Сначала уморил свою первую жену, а теперь довел до болезни мою Гаури! Ну, погоди у меня!..

Она так бесновалась, что Адам Сингх встревожился: на шум может явиться полиция, и кто знает, чем тогда кончится дело. Он схватил Лакшми за руку.

— Идем, идем отсюда. Мы сами найдем эту лечебницу. Может, это все к лучшему, и Гаури давно уже здорова.

И он потащил Лакшми прочь, несмотря на то, что она, упираясь, продолжала на всю улицу поносить ростовщика.

В таких маленьких городках, как Хошиарпур, все слишком хорошо знают друг друга, поэтому Лакшми и Адам Сингх без особого труда отыскали лечебницу доктора Махендры. Однако вышедший им навстречу слуга сказал:

— Махендра-сахиб больше здесь не лечит, Батра-сахиб уехал в Амритсар, а Гаури тоже уехала после того, как разрушила всю лечебницу.

Лакшми так и набросилась на него:

— Как же это Гаури разрушила вашу лечебницу? Молотком, что ли?

— Она красивая девушка, — лаконично ответил слуга.

— И вы все лезли к ней?

Слуга смущенно опустил голову, но Лакшми не успокаивалась.

— Ах вы, лицемеры! Сначала вы без стыда хватаете женщину, а потом делаете вид, что она совратила вас!

— Я тут ни при чем, — защищался слуга. — Это все доктор Батра… Он поссорился с женой… А потом…

— Я не спрашиваю, кто хотел соблазнить Гаури — ты или твой доктор Батра! Все вы одинаковы и всегда валите вину на женщину! Я хочу знать, куда делась моя дочь!

— Подожди, Лакшми, — прервал ее Адам Сингх и повернулся к слуге: — Куда она ушла отсюда?

— В дом к Махендре-сахибу.

— Тогда мы пойдем к нему.

— Так-то оно так, только в последние дни он никого не принимает, — сказал слуга. — Ему не везет. Его враги распустили слух, что он живет с вашей дочерью…

— А он действительно живет с ней?

— Нет, он хороший человек.

— Ой ли? — усомнилась Лакшми.

— Он действительно очень хороший человек, потому они все и ополчились на него. Но они ничего не смогли доказать, и тогда они пошли на подлость. Доктора Махендру как-то вызвали в большую больницу посмотреть одну больную, дочь богатого человека. У доктора в этот день было много больных, и он приехал слишком поздно — девушка умерла. Вот теперь они и говорят, что он убил ее.

— Эти сыновья шайтана способны на все, — решительно высказалась Лакшми. — Но, судя по тому, что ты говоришь, твой доктор может нам помочь.

— Он удивительный человек, далекий от мирской суеты, — сказал слуга.

— Скажи нам, как найти доктора Махендру, — попросил Адам Сингх. — Если он из тех, кто почитает бога, он поможет нам найти Гаури…

— Да, да, — подхватила Лакшми с иронической улыбкой, — покажи нам путь к тому храму, где обитает твой великий бог.

Слуга вышел на дорогу и показал на маленький кирпичный домик, видневшийся за базаром.

— Вот на этой пустоши он собирается строить вою собственную больницу. Вон там, где палатки.

Они подошли к домику, и Адам Сингх постучал в дверь. Им открыл Дхани Рам, повар доктора Махендры.

— Мне сказали, что моя дочь у вас, — обратилась к нему Лакшми.

Приняв их за обычных посетителей, пришедших навестить кого-нибудь из больных, Дхани Рам спросил:

— Ваша дочь больна?

— Нет, моя дочь не больна, но нам сказали, что она здесь.

Сообразительный Дхани Рам понял, что перед ним мать Гаури.

— Сахиб вряд ли сможет принять вас до полудня, он осматривает больных в хирургической палатке. — Дхани Рам указал на большую брезентовую палатку, рядом с которой каменщики-сикхи возводили стены новой больницы. — Идите и ждите там.

После того как больные, ожидавшие в тени на деревянных скамьях, были приняты доктором, Лакшми и Адам Сингх смогли наконец зайти в палатку. От тревожного ожидания и изнуряющей жары Лакшми так ослабла, что едва держалась на ногах. И когда она неожиданно увидела Гаури, которая провожала к дверям молодую пациентку, Лакшми застыла на месте с широко раскрытыми глазами, испустила стон и упала в обморок.

Доктор Махендра вместе с Гаури и слугой подняли ее и положили на стол для осмотра пациентов. Слуга принялся энергично обмахивать ее веером, а доктор дал ей холодной воды.

— Нервная натура! — сказал он Адаму Сингху. — А тут еще потрясение от встречи с дочерью!

— Это с ней случилось от стыда, сахиб доктор, — ответил Адам Сингх.

— Я думаю, она чувствует себя не столько пристыженной, сколько виноватой, — сказал Махендра.

— Да, да, сахиб доктор, это я и хотел сказать, — охотно согласился Адам Сингх.

Лакшми открыла глаза. Доктор подошел к ней, пощупал пульс и сказал:

— Сильное переутомление. И больное сердце…

Лакшми с благодарностью взглянула на него, спустилась с хирургического стола и с раскрытыми объятиями направилась к дочери. Но Гаури, сама не понимая, что с ней происходит, вдруг отпрянула назад с побледневшим лицом. Тогда Лакшми, опустив голову, присела рядом с Адамом Сингхом у ног Махендры.

Воцарилась долгая тишина. Адаму Сингху каждое мгновение казалось вечностью. Наконец, преодолев смущение, которое он чувствовал в присутствии доктора, старый крестьянин сказал:

— Сахиб доктор, прости эту старую женщину и отпусти с ней ее дочь…

— Мне не за что ее прощать, — резко сказал Махендра.

— Я ошибся, сахиб доктор, прости меня… — поспешил поправиться Адам Сингх.

— Опять? — перебил его Махендра. — Непонятно, при чем тут прощение!

— Сахиб доктор, я хотел сказать…

— Я знаю, что ты хотел сказать. Я вовсе не собирался пугать ни тебя, ни эту старую женщину. Я говорю то, что думаю. Ваша дочь пришла к нам изнуренная лихорадкой. В ее глазах можно было прочесть боль тайного горя. С тех пор многое произошло с ней и со всеми нами… Теперь к ней возвращается жизнь. Она избавилась от своих страхов. Гаури любит свою работу и полностью отдается ей.

Адам Сингх смотрел на доктора с открытым ртом, очень мало понимая из того, что он говорит. Доктор Махендра почувствовал это и попытался выражаться попроще.

— У жителей гор есть поговорка: «Смотри на солнце утром и на звезды ночью, а в промежутке работай, веселись, ешь, спи, люби и не бойся бога». А что мы делаем вместо этого? Без конца копим золото и серебро, стараемся накупить как можно больше скота и даже продаем своих дочерей!..

— Но, господин, — вдруг осмелела Лакшми, — какое у бедняка лекарство против бедности?

— Я не осуждаю тебя, старая женщина. Я только хочу сказать, что ростовщики, которые все покупают и продают, принесли в деревню ложь. В результате ваш Амру становится мошенником, а ты продаешь свою дочь. А разве мало женщин не могут вскормить своих младенцев только потому, что им нечего есть и у них пропадает молоко?..

— Я поступила нехороша, сахиб доктор, — сказала Лакшми, пряча лицо под покрывалом. — Но ведь иначе наш ростовщик забрал бы мою корову.

— Да я о другом говорю! — воскликнул Махендра. — Я не осуждаю тебя. Я осуждаю вашу веру. Ведь что получается? Ростовщик считает тебя грешницей, если ты не заплатишь ему процентов с долга. И рядом с этим лицемером всегда негодяй брахман. В нашей деревне, в Гургаоне, «чистые» индусы прогнали всех «неприкасаемых»! Вот до чего они дошли.

Адам Сингх попытался возразить:

— Сахиб доктор, вы, конечно, можете все это говорить, но как нам решиться на такое…

Но Махендра не слушал его.

— Наша вера, — продолжал он, — способствует обогащению брахманов и ростовщиков. Вы, простые люди, слишком часто склоняетесь в приветствии перед теми, кто лишь стремится к наживе.

— Да, сахиб доктор, — сказал Адам Сингх, — все это правда, и вы — святой человек. В старину мудрецы говорили: «Один святой приходится на миллион грешников». Так было, так будет.

— Так не должно быть, — возразил Махендра. — Мы теперь обладаем большими познаниями. Мы можем заставить растения расти быстрее, можем подчинить себе солнечный свет! Подобно богам, мы научились управлять силами вселенной. Только надо избавиться от слабости, трусости, ограниченности. Мы должны преобразовать всю нашу страну, каждый ее уголок. И нам надо научиться предвидеть будущее… Сейчас мне приходится принимать больных здесь, в этой палатке, потому что узколобые люди, думающие лишь о своей собственности, привилегиях и религии, уничтожили лечебницу, где я работал. Но им не удалось добиться своего. Пациенты по-прежнему идут ко мне. И, возможно, все это только к лучшему. Я теперь построю такую больницу, о которой давно мечтал. В ней будет место не только для больных, но и для их родственников, которые будут приезжать и подбодрять больных.

Он помолчал с минуту и задумчиво продолжал:

— Нам надо покончить с бедностью, научиться бороться со смертью. Мир уже умирал несколько раз из-за того, что люди не желали думать об угрожавшей им опасности. Надо разумно использовать созданные нами машины. Народ наш, который так долго угнетали чужеземцы, сейчас свободен, и мы должны посвятить себя служению родине и человечеству. Надо бороться, чтобы построить новую жизнь, и работать, работать так, чтобы у каждого было что есть. И эту новую жизнь мы должны построить здесь, на этой земле, а не на небесах!..

— Сахиб доктор, я плохо понимаю все это, — сказала Лакшми.

— Я хочу, чтобы вы могли прямо смотреть в глаза людям, когда вернетесь в свою деревню. Конечно, вы не должны были продавать вашу дочь за деньги… Но ведь вы сделали это лишь из-за бедности. Любовь к деньгам пересилила в вас любовь к дочери.

— Так я могу забрать ее собой? — спросила Лакшми.

— Если возвратите ее мужу.

— Для этого мы и пришли сюда, ваше сиятельство, — сказал Адам Сингх.

— Не ваше сиятельство, а просто доктор!

— Будь благословен, исцеляющий сердца и тела, — проговорил с поклоном Адам Сингх. — Пусть боги вознаградят тебя за твою доброту.

— Не знаю, умею ли я чинить разбитые сердца. Тела — возможно, — тихо сказал Махендра.

— Я никогда не забуду ваших слов, — сказал Адам Сингх. — Вы должны приехать к нам и разбудить мертвые сердца, доктор-джи.

— А вы не боитесь, что вашим односельчанам я покажусь безнравственным безбожником? — иронически улыбнулся Махендра. — Не думайте, что они так легко откажутся от преклонения перед новым богом — деньгами. Они изменятся лишь со временем, когда великий переворот потрясет их жизнь и обновит землю. Ведь мы сейчас на верном пути. Только помните, что вы, народ, должны держать ухо востро, не поддаваться заблуждениям и не бросать таких девушек, как Гаури, на съедение волкам…

Лакшми заплакала.

— Ну, вот уж и слезы, — сказал Махендра и закурил сигарету, чтобы скрыть смущение. — Ладно, поплачьте хорошенько, чтобы потом почаще улыбаться.

— Ах, сахиб доктор, если мне удастся возвратить дочь ее мужу, я умру счастливой.

Махендра позвал Гаури и мягко подтолкнул ее к матери.

— Забирайте ее, — сказал он, улыбнувшись, — а то я, чего доброго, и сам женюсь на ней.

— Так мы взаправду можем забрать ее? — переспросила Лакшми, не веря своему счастью.

— Ну, конечно. Пусть она только уложит свои вещи да получит заработную плату. А теперь подождите на улице, пока она поможет мне принять остальных больных.

Лакшми упала Махендре в ноги, но Гаури подняла ее и проводила до дверей. Адам Сингх следовал за ними, сложив руки в знак смиренной благодарности. Разве можно было сразу излечить этих людей от укоренившегося раболепства?

Махендра пригасил наполовину выкуренную сигарету в черепе, служившем ему пепельницей, и позвонил в колокольчик, вызывая слугу.