Гавайская история

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Перемена ворвалась в опустевший класс после пронзительного звонка громкоголосым смехом, визгом, криками и тем ни с чем не сравнимым шумом, какой бывает только в школах и в тех местах, где собираются дети и подростки.

Светлана Николаевна Королева, молодая симпатичная учительница английского языка, закрыла учебный журнал, поправила прическу, раздосадованно ахнула и, обреченно склонив голову, повернулась к доске. Собственная реакция на сущую мелочь ее удивила — дежурные по классу сорвались, едва зазвенел звонок на перемену, и были таковы. И конечно, забыли стереть с доски коряво выписанные неправильные глаголы.

«Как мне все надоело!» — думала она, стирая мокрой тряпкой никому не нужные be, was, were, been.

Дверь в класс приоткрылась, и взлохмаченная голова Феди Петрова, ученика пятого «А», на секунду появилась в дверном проеме и исчезла. Потом, через минуту, он снова ворвался, словно чертик из табакерки, и, схватившись по-обезьяньи за ручки дверей, стал крутиться и, завывая во весь голос, продекламировал с варварским акцентом:

— Ту би ор нот ту би, э вот зет квестчен?.. — потом засмеялся, сверкнув крупными неровными зубами, и убежал.

— Будет тебе «ту би», на контрольной! — ехидно улыбнулась Светлана, хотя, конечно, не испытывала никакой злости на смешного безобидного рыжего мальчишку. Она любила своих учеников и стремилась быть хорошей современной учительницей, правда, без профессионального педагогического фанатизма, который порой так назойливо проявлялся у ее коллег по школе. Естественно, никто не умрет от незнания иностранного языка. Главное, чтобы экзамены сдали благополучно!

Шесть лет назад Светлана окончила с отличием педагогический институт, английское отделение, московской прописки у нее не было, как не было и стремления во что бы то ни стало зацепиться в столице, поэтому она спокойно вернулась домой в Рязань. Родители обрадовались возвращению дочери, не могут же все жить в громадной перенаселенной Москве. Со своим свеженьким дипломом Светлана устроилась на работу в школу — в Рязани особого выбора не было. Да и кому нужен английский язык в провинциальном городке! Учительской зарплаты едва хватало на покупку пары сапог, да и за теми приходилось выстаивать в очереди. Новые колготки уже не вписывались в скромный бюджет, позволявший лишь самое необходимое. Школьный коллектив состоял в основном из педагогинь просоветской ориентации, неодобрительно взиравших на «москвичку». Единственное существо мужского пола — учитель труда пребывал под надежным контролем завуча. Личной жизнью тут и не пахло. Коллеги по школе и соседки по дому подтрунивали над ней: «Где уж нам уж выйти замуж. Мы и так уж как-нибудь!» Да и сказать по правде, Светлана со своими столичными запросами (аукнулись пять лет, проведенных в Москве), с модельной внешностью на западный манер, на фоне крепких, кровь с молоком, девиц, высоко ценимых местными рязанскими джентльменами, выглядела худовато-неказистой. Где уж тут конкурировать с провинциальными красотками. Они бы очень удивились, узнав, что у чахлой учительницы фигурка мировых стандартов — хоть печатай ее фото в модных журналах. Да и откуда им было знать, если самым модным журналом здесь считалась «Работница». Подписаться на это дефицитное издание можно было, лишь получив в придачу журнал «Молодой коммунист» или «Блокнот агитатора». К тому же ей уже стукнуло двадцать девять лет (старовата, однако, для устройства гнезда, по рязанским меркам), а тот факт, что она недавно развелась с мужем, и вовсе не оставлял ей шансов обрести семейное счастье. Вот так! Молодая женщина пребывала в полной растерянности, отрешенно размышляя о том, что ей просто не хочется жить. Но ничего не поделаешь, по утрам, в любую погоду, приходилось вставать, завтракать, приводить себя в порядок. Втиснувшись в вечно переполненный автобус, она кое-как добиралась до центра города, где находилась школа. В выходные Светлана старалась не выходить из своей комнаты: отсыпалась за целую неделю, читала, если удавалось раздобыть что-нибудь интересное, готовилась к урокам. Родители в такие дни ходили на цыпочках, они очень жалели и любили ее.

Так проходила молодая жизнь.

Собрав учебники и тетрадки с контрольными, Светлана невольно охнула, отрывая от стола неподъемную тяжесть. Ну ничего себе! Портфель килограммов семь потянет!

Светлана Николаевна вышла из класса. Посмотрела на огромные настенные часы — без четверти двенадцать. Красота! Свободна весь день. Однако радость вскоре потухла. Она не знала куда податься. Домой не тянуло. Что делать в до боли знакомой маленькой родительской квартире? Может, сходить в кино? В центральном кинотеатре запустили новый американский фильм. Алла Георгиевна, «географичка», уверяла, что закручено неплохо.

Тишина коридора была пугающе непривычной. Настроившись на поход в кино, Светлана Николаевна зашла в учительскую и положила в свой шкафчик книги и тетради. Не тащить же такую тяжесть с собой в кинотеатр! Кабинет был пуст — уже прозвенел звонок на урок, и учителя разошлись по классам.

«Слава богу, не надо ни с кем поддерживать разговор о школьных проблемах!» — подумала она, бросив взгляд в открытое окно. Оказывается, проклюнулись первые листочки, еще клейкие, с желтизной, это радовало глаз. Конец учебного года подмигнул солнечным лучиком, отразившись в старом потемневшем зеркале, и Светлана Николаевна впервые за долгое время вдруг почувствовала, что жизнь, где-то там, вдалеке, продолжается и, может быть, у нее еще все впереди. Вот-вот наступят летние каникулы! Неясное предчувствие кольнуло под сердцем.

Она не спеша пошла по улице Свободы, подальше от школы. Солнце обволакивало успокоительной негой. Светлана сняла куртку (надо же, совсем по-летнему тепло!) и, словно сбросив вместе с ней скопившуюся усталость, свернула на улицу Ленина, где находился центральный кинотеатр. Впереди был длинный солнечный день.

В суматохе годовых контрольных и выпускных экзаменов Светлана не заметила, как отшумел буйной зеленью июнь, плавно перейдя в спокойную июльскую жару. Родители с середины мая пропадали на даче; вначале вывезли наконец помидорную рассаду, заполонившую квартиру, а вскоре и вовсе перебрались в деревню, наезжая в Рязань лишь по субботам, чтобы помыться.

Приунывшая от одиночества Ветка (так с детства прозвали худенькую как тростинка Светлану) позвонила в Москву своей самой близкой подруге, та давно зазывала ее к себе.

Ира Худякова была коренной москвичкой, в большой двухкомнатной квартире она теперь жила в полном одиночестве. Вначале скончался отец от инфаркта, а год спустя мать, так и не смирившаяся с внезапной потерей спутника жизни, просто угасла в одночасье. «Следую за ним добровольно, словно жена декабриста в Сибирь», — сказала она дочери незадолго до смерти.

Вот так Ирка, с детства привыкшая, что родители не могут на нее надышаться, осталась совсем одна. Замуж она так и не вышла. Правда, пару раз что-то наклевывалось, но до свадьбы дело так и не дошло. Потенциальные женихи линяли в преддверии этого торжественного события. Может, она казалась им по-старомодному привязчивой и верной, а добродетель не всегда притягивает мужчин?

— Иришка, ты как, замуж еще не вышла? Игорек не объявлялся? — шутливо бросила Света и, выслушав не слишком радостный ответ, проговорила: — Понятно. Тогда я нагряну к тебе?

Девушки дружили с самого детства. Они познакомились во время летних каникул, когда Ирка гостила у бабушки в Рязани. А ее дачный участок был расположен рядом с садовыми угодьями родителей Ветки. Ни братьев, ни сестер у них не было, поэтому, едва взглянув друг на друга, они взялись за руки и уже не расставались до конца лета.

Девчонки-погодки были совершенно разными внешне и по характеру.

Ира — невысокая, пухленькая, с большими светлыми глазами и темными косичками, энергичная, темпераментная оптимистка. Словно по контрасту, худенькая кареглазая блондинка Светлана, немного меланхоличная и неуверенная в себе, рядом со столичной подружкой казалась еще выше. Они прекрасно дополняли друг друга, будто это был целостный организм. Сбои начинались, стоило им расстаться.

Много лет назад подружки, оставленные на попечение бабушек, которые с утра до вечера, согнувшись в три погибели, торчали в огороде, пропадали в компании таких же дачных «дикарей». Шумная ватага целыми днями носилась по окрестным деревням.

С каждым летом дачные дети подрастали наперегонки с посаженными деревьями и кустами, пока однажды осенью, накануне школы не обнаружилось, что детство прошло. Девчонки из худышек, толстушек, дурнушек вдруг превратились в длинноногих стройных красоток, а неуклюжие, с ободранными локтями и коленками, задиристые несносные мальчишки вытянулись и заговорили басом. Верзилы оказались романтичными ухажерами. Один из них — Толик, высокий, застенчивый мальчик, влюбился не на шутку в неприступную Вету. Отбрасывая длинную челку назад, он хрипло шептал с горячечным блеском в глазах:

— Ветка, давай бросим все и поедем в деревню! Бабка умерла, дом мне оставила — живи себе на свободе, никаких предков.

Она отшучивалась:

— Толечка, да я лошадь от коровы не отличу! Какая уж тут деревня!

После школы Ветка отправилась в Москву поступать в институт. Поскольку Ира подала документы в педагогический, Вета последовала за ней. Куда она без любимой подруги? Отличница, она легко прошла по конкурсу. А вот Ирка нелепо провалилась.

Пока Ветка прикидывала, что делать: устраиваться в общежитие или снимать комнату, родители Иры, любившие Светлану как дочь, предложили поселиться у них. «Ну что ты будешь мотаться по углам, квартира у нас большая — всем места хватит!»

Так Ветка стала практически полноправным членом семьи Худяковых. Ее родители привозили из Рязани мешками картошку и овощи, а на каникулы забирали девчонок к себе. Чуть позже Ирину взяли на вечернее отделение химического факультета, а сдав зимнюю экзаменационную сессию сплошь на пятерки, она перевелась на дневное.

Вольная студенческая жизнь в Москве была веселой, суматошной: дружеские вечеринки сменялись ночными бдениями перед зачетами или экзаменами, прогулки по вечерней Москве — вылазками на каток, лыжными походами или школьной практикой. На третьем курсе у Ветки приключился сумасшедший роман с преподавателем (тот был давно и прочно женат, разводиться не собирался, так что история вышла грустная). После неизбежно драматичного разрыва — Ветка страдала молча, как тургеневская героиня, Ирка из солидарности лила слезы — на пороге худяковской квартиры вдруг возник полузабытый дачный «дикарь» Толик. Возмужавший, несколько пообтесавшийся и заработавший немалые по тем временам деньги в стройотряде, он выглядел солидным и надежным. Подставив плечо, он терпеливо выждал момент. Светлана, остро нуждавшаяся в сочувствии, решила: хватит сказок о прекрасных принцах, лучше выбрать надежную земную опору.

Зацепиться в Москве так и не удалось: барьер столичной прописки служил надежным фильтром, нет прописки — нет работы. Ветка, впрочем, не слишком расстраивалась, да и родители настойчиво призывали вернуться, так что она не колеблясь подписала распределение в родную Рязань. Увидев с подножки московского поезда «дачного» Толика, нарисовавшегося на перроне, она почувствовала себя почти счастливой. А тот, принимая увесистые чемоданы, присвистнул:

— Однако прибарахлилась ты в Москве, Ветка!

Светлана только рассмеялась:

— Книги — вот и все богатство!

— Да кому нужны твои книги сейчас?! Лучше бы мыло и кофе привезла!

— Мыло?!

— Здесь это страшный дефицит. Ну ты меня насмешила, дорогая! Надо же, книги приволокла!

Начало девяностых обрушилось на страну политическим хаосом. И без того не баловавшие разнообразием товаров полки в магазинах совсем опустели. Если уж в Москве, где всего всегда было достаточно, теперь выстроились длиннющие очереди за хлебом и колбасой, то что говорить про глубинку. Зарплата, даже в стабильные советские времена не слишком великая, превратилась в пособие, позволявшее разве что не умереть с голоду. Пришлось затянуть пояса потуже.

Толик, забросивший свой Политех, ударился в «бизнес»: купил два продуктовых ларька. По вечерам, прихлебывая прямо из бутылки вонючее пиво, он наставлял Ветку, корпевшую над проверкой очередных домашних заданий:

— Бросай свою дурацкую школу. Иди работать ко мне в ларек. Не обижу. На жизнь хватит.

Света досадливо морщилась. Прямо на глазах скромный, неглупый, застенчивый Толик превращался в хамоватого, самоуверенного мужика. Иногда ей хотелось все бросить и уехать в Москву.

Уезжала. Потом возвращалась из этого когда-то милого города своей студенческой юности с ощущением потерянности и ненужности. У Иры в семье было неладно. Отца, руководителя большого производства, выпихнули на мизерную пенсию. Не выдержав удара судьбы, он скончался от инфаркта. Ирка по окончании института не смогла найти работу по специальности: органическая химия явно не пользовалась спросом в новые времена. Кое-как она устроилась в кооперативный магазин продавщицей — надо было помогать матери.

Беспечное детство, бесшабашная юность уплыли далеко-далеко. За широко распахнутой дверью во взрослую жизнь в разрушенной, нищей стране маячили пустота, безнадежность, унизительная бедность.

Словно поплыв по течению, Ветка решила не противиться судьбе. «Замуж берут — уже хорошо в такие времена», — наставляла мать. «Ну где ты найдешь лучше? Все они на одну колодку, а этот тебя любит. Будешь за ним как за каменной стеной», — твердила она, стоило Ветке заикнуться о недостатках жениха. Дочь безрадостно соглашалась, вспомнив свое московское увлечение «идеальным» мужчиной.

Свадьбу устроили скромную. Да и кого сейчас удивишь белым платьем и пупсами на машине. Зато стол был богатый!

Мужчины напились вусмерть. Знакомые девчонки завидовали: «Повезло! Замуж вышла! За бизнесмена! Счастливая!»

А Ветка, укладывая на диван пьяного законного супруга, думала, с ужасом закрывая глаза: «Что я наделала!»

С этих невеселых мыслей и глухого предчувствия беды и началась ее семейная жизнь.

Толик перебрался к ним в хрущевскую двухкомнатную квартиру-«распашонку». Родители, уступив маленькую изолированную комнату молодым, обосновались в большой — проходной. Начались ежедневные перепалки: приходилось отстаивать право смотреть телевизор в то время, когда «старики» укладывались спать, ванная и кухня превратились в очаг словесного «мирового пожара».

Вета делала вид, что это ее не касается. Она старалась не вмешиваться в мелкие бытовые ссоры, где никто не хотел уступать.

— Дома у себя командуй! — злилась мать.

— Холодильник пустой! Где мои котлеты? — вопил пришедший с работы отец, обнаруживший, что нехитрые съестные припасы куда-то испарились.

— Ну сколько можно слоняться по квартире? — в полночь стонали измученные родители.

— Сколько хочу — столько и хожу! — куражился подвыпивший Толик.

— Да замолчите вы когда-нибудь все? — не выдержав, кричала Светлана из маленькой комнаты.

Семейная жизнь довольно скоро превратилась в перманентный ад.

Через три месяца перебрались к матери Толика, в небольшой частный дом на окраине Рязани. Там оказалось еще хуже.

Тяжелый быт без удобств (туалет на улице, холодная вода, баня — раз в неделю) доконал хрупкую Ветку. Она не вылезала из простуд, изнемогала от бесконечной домашней работы, а главное, ее непрерывно доставала свекровь. Она была постоянно чем-то недовольна: «Барыня нашлась! Ишь, белоручка, печь растопить не умеет!»

Толик ничего не замечал: он сутками где-то пропадал, приходил пьяный, грубил и ворчливой матери, и молодой жене, пытавшейся тихонько пожаловаться. «Смотри у меня, дождешься, зануда проклятая!» — бросал он Ветке. Мать он просто одергивал: «Не лезь, старая, не в свои дела!»

Кое-как продержались до весны, потом сняли комнату в коммуналке, поближе к центру. Радостная Ветка пыталась навести уют в новом жилище, сшила новые занавески, расставила цветы в горшках. Но без посторонних Толик окончательно распоясался. Как-то неделю о нем не было ни слуху ни духу. Вернулся измызганный, осунувшийся, в драном свитере. Даже не сняв ботинок, повалился на кровать и отсыпался двое суток. После нескольких робких попыток наладить отношения Ветка поняла, что так больше не может продолжаться. Высказав Толику все, что накопилось в душе за полгода семейной жизни, впервые отведала удар мужского кулака. Пришлось отпрашиваться на работе — предстать перед учениками с багровым синяком на скуле она не могла.

Собрав нехитрые пожитки, Светлана вернулась домой к родителям. Те, обрадованные, успокаивали ее: «Ничего, доченька, как-нибудь проживем. Ты еще молодая, красивая, устроишься и без этого ирода! Хорошо, хоть детей не завели».

Надо сказать, что мать с отцом после малоудачного опыта совместного житья от всей души невзлюбили зятя и были счастливы возвращению единственной дочери в лоно семьи. Казалось бы, на этом можно успокоиться. Но не тут-то было. Отвергнутый Толик еще долго не давал покоя Ветке. Пьяным поджидал ее у школы после уроков лишь для того, чтобы заявить:

— Убью, если узнаю, что у тебя другой завелся! — Щуря мутные глаза, он цедил: — Никак за москвича собралась?

О разводе он даже слышать не хотел, угрожая прикончить Светку на месте, если та подаст заявление в суд.

Ветка была рада уже тому, что редко видит мужа-кооператора, где уж тут затевать бумажную возню.

Так могло тянуться еще очень долго. К счастью, Толик сам попросил ее об официальном разводе — молодая продавщица из ларька забеременела и потребовала от хахаля немедленно жениться.

Встретившись с супругом в загсе, Светлана ужаснулась: перед ней стоял заплывший жиром, развязный мужик в китайских дешевых джинсах. Бесцеремонно оглядев ее, Толик хмыкнул:

— Все такая же жердь. — И, осклабившись, добавил: — Ну кто на тебя польстится?! Мужик — не пес, на кости не кидается!

Ветка, потупившись, закусила губу, чтобы не сорваться.

Получив долгожданное свидетельство о разводе, Вета долго не могла поверить своему счастью. Неужто свободна?! А впереди каникулы! Москва!

— Ирочка, вагон — пятнадцать, вечерним пассажирским. Встречай!

Москва поразила Ветку панорамой «дикого капитализма» во всей красе. В магазинах, в ларьках, на тележках, на столиках, на тротуарах и просто с рук — продавалось все. Казалось, жители столицы из профессоров, учителей, инженеров, артистов превратились в мелких лавочников, продавцов и торговых агентов. Все жители и гости города торговались, стоя на всеобщем российском базаре. Вдоль улицы Горького, свежепереименованной опять в Тверскую, тянулись сплошные торговые ряды. Интеллигентные московские бабульки застенчиво протягивали поношенные вещи:

— Возьмите, пожалуйста, совсем недорого, хороший гэдээровский пиджак.

Приезжие бойкие бабенки на все голоса громко призывали купить разнообразный товар, привезенный из глубинки, где зарплату начали выдавать натурой: «Колготки шерстяные, теплые, из Минска!», «А кому хрустальных рюмочек недорого?!», «Люди добрые, налетайте! Плюшевые мягкие игрушки», «Сигареты свежие, только с табачной фабрики!»

Ветка осторожно присматривалась, привыкая к новому облику Москвы.

Рестораны, кафе, забегаловки приглашали отведать немыслимые деликатесы, правда, готовились они зачастую из просроченных продуктов, присланных по гуманитарной помощи с Запада.

— Пир во время чумы! — припечатала брезгливая Ирка, кивая на очередь, опоясывавшую недавно открывшийся «Макдоналдс».

Подруги ходили по любимым местам и не узнавали перерытые улицы и забаррикадированные строительными лесами здания. Чертыхаясь и в то же время с любопытством оглядывая пестрые картинки капиталистического быта, они поневоле мирились с переменами, приспосабливаясь к новым жизненным условиям. Ну а куда деваться? Эпоха перемен!

Вечерами, когда вымотанная, бледная Ирка приходила с работы, они сидели на кухне и разговаривали до третьих петухов. А днем, оставшись одна, Ветка давала уроки английского. Ведь Ирина не сидела сложа руки в ожидании приезда любимой подруги. Примерно за месяц она дала объявление о частных уроках делового английского.

— Хоть заработаешь немного на нормальную жизнь.

Час занятий с начинающими бизнесменами равнялся недельной школьной зарплате.

Ветка ликовала: столица, родная душа — Ирка, шальные деньги и полная свобода! И не хотелось думать, что это ненадолго — до первых сентябрьских деньков. А сейчас — какое счастье, что позади остались волнения, печали, несносные ученики, поднадоевшие коллеги и посторонние люди, охотно поучавшие ее, как надо жить.

— А как надо, Ирка?

— А надо, милая моя подружка, замуж выходить за богатого!

— Да где же его возьмешь, богатого? Не девочки ведь уже — под тридцать!

Ирка возмущенно наскакивала на нее:

— Ну что такое — тридцать лет? Расцвет женской души и тела!

Она подбегала к Ветке, подталкивала к зеркалу и крутила ее в разные стороны:

— Ну смотри, настоящая красотка! Модель!

Ветка удивленно косилась на отражение в зеркале и робко возражала:

— Тоже мне красавица: худющая, долговязая… Да ну тебя, Ирка, отстань!

Подруга всплескивала руками:

— Ну и дура ты, Ветка! Мне бы твою фигуру и лицо! Да я бы… — Порозовев от возмущения, она оборвала фразу.

Ветка засмеялась, обняла подругу:

— Ирик, миленький мой! Да ты внешне намного интереснее меня!

Ирина, смутившись, промямлила:

— Ты правда думаешь, я тоже ничего?

— Ирочка, ты прелесть! Маленькая, мягонькая, уютная! Мужики таких на руках готовы носить!

— Да, конечно, вон очередь на лестничной площадке выстроилась — сплошь женихи во фраках и поклонники с букетами наперевес!

И они, захлебываясь от смеха, рухнули на диван.

Ирка, всхлипывая, продолжала гнуть свое:

— Вет, ты помнишь Таню Фокину с третьего этажа?

— Ну помню, собачка у нее была — пекинес Торри.

— Ага, замуж вышла за западного немца. Уехала во Франкфурт!

— Да ты что? — Ветка даже подскочила от удивления. — Как — замуж? А сколько же ей лет? Ведь она была замужем, когда мы еще в школе учились.

— Ну да, сороковник ей! — Тут Ирка перестала смеяться, серьезно посмотрела на подругу и торжественно произнесла: — Жениха она нашла себе в международном брачном агентстве!

В комнате воцарилась тишина. Подруги встали с дивана и молча двинулись на кухню.

Чайник возвестил о себе веселым свистком, и Ира с Веткой словно очнулись.

— Ир, а какое агентство? В Москве?

— Ага, у меня есть адрес. Я уже все узнала!

Ветка удивленно посмотрела на подругу и засмеялась:

— Невесты без места!

Ирка опять наскочила на нее:

— И ничего смешного нет! Знаешь, сколько сейчас девчонок выходят замуж за иностранцев и уезжают? Тысячи!

— Да ты что? Правда?

— Правда, Веточка, правда! А что еще остается делать?

Ирка возмущенно стукнула по столу:

— Ты посмотри на наших мужиков — одна пьянь и нищета! И еще не подступись, выкаблучиваются. А деликатные интеллигенты лежат на диванах, размышляя о судьбах цивилизации, как будто еда в холодильнике сама появляется. Бизнесмены еще хуже. Вспомни своего Толика!

Ветка вздрогнула, услышав имя бывшего, слава богу, мужа.

А подруга, входя в раж, забрасывала Ветку цифрами и фактами. Та беспомощно поникла, удрученная такой ужасной статистикой.

— А теперь подумай хорошо. Будем сами устраивать свою судьбу. Сделаем приличные фотки… — Ира задорно уперла руки в бока. — Я уже и фотографа нашла!

— Да ты что? Ну, ты, Ирка, даешь!

— А что тянуть, надо сдаваться, пока еще только тридцать, а не сорок. Все, моя дорогая, решено! Выходим замуж за заморских принцев, богатых и красивых!

Вета хихикнула:

— Ну да, конечно, очередь на лестничной площадке ты мне уже показала.

И они снова дружно захохотали.

Прошло два месяца.

Ветка понуро собирала вещи.

— Ир, ты тут держись без меня. А?

Ирина, свернувшись в кресле клубочком, печально взирала на подругу.

— Не понимаю тебя, Ветка! Ну что ты там забыла? Школу? Толика с его беременной пассией?

Светлана молчала. Она понимала, что подруга сто раз права.

— Подожди, приеду, напишу заявление… — И она, ища поддержки у раздосадованной Ирки, неуверенно посмотрела на нее. Потом вздохнула: — Честное слово! И вернусь! К Новому году!

— Правда? Обещаешь? — Ирина в радостном порыве чмокнула Ветку в щеку.

Надо сказать, что Новый год для подруг был не просто праздником, а светлой детской сказкой. С пятилетнего возраста они вместе встречали новогодние праздники и проводили зимние каникулы в Рязани или в Москве. Даже после окончания института они не изменили этой традиции.

— А зачем ждать до Нового года? Может, к ноябрьским обернешься?

Ирине не терпелось поскорее увидеть любимую подругу.

— Нет, Ириш, я знаю, заставят как минимум отрабатывать первое полугодие.

Ветка, вспомнив о школе, вздохнула:

— Представляю, как директриса окрысится! Она и так меня за человека не считает, мол, разведенная, легкомысленная, ученики влюбляются — записки пишут!

— Вот-вот, поэтому и посылай ее подальше вместе со школой. Может, сразу и отпустит?

Ветка опять вздохнула:

— А родители что скажут?

Ирка от возмущения широко раскрыла глаза и ринулась на абордаж:

— Родители? Ветка, тебе сколько лет, а? Ну сколько можно жить с родителями? До пенсии?

— Да знаю, Ир! — Она подошла к Ирине, обняла ее: — Спасибо тебе, моя дорогая! За все!

— Ну ладно, ладно, — засмущалась от таких нежностей подруга. — Поехали, а то опоздаем!

Они взяли тяжелую сумку за ручки и пошли к дверям. Уже у выхода Ира бросила сумку:

— Присядем на дорожку, Вет!

Сели прямо в коридоре: Ветка на тумбочку, а Ирка на стул у телефона. Помолчали.

— Ну, с Богом!

В метро была страшная толкучка. Они доехали до Белорусского вокзала. Уже на нужной платформе наконец перевели дыхание:

— Уф, успели!

— Ветка, письма я тебе буду пересылать раз в неделю.

— Нет, Ир, ты сама их читай и отбирай самые лучшие — с фотографиями. Немцев не надо! И французов! Мне проще на английском.

Ира согласно кивала:

— Хорошо, я помню.

Раздался свисток. Подруги обнялись, поцеловались, и Ветка, прилипнув лицом к грязному окну, улыбалась и махала рукой уже бежавшей за вагоном Ирке:

— Приезжай скорей! Я жду тебя, Веточка!

Небольшой офис, принадлежащий брачному агентству «Гименей», находился на первом этаже многоэтажного жилого здания в самом центре Москвы. Когда-то это была обыкновенная коммунальная трехкомнатная квартира, которую в самом начале девяностых расселили и приватизировали предприимчивые люди, а затем продали под офис. Две комнаты из трех занимала турфирма. «Гименею» досталась небольшая комнатка с предбанником-кухней, переделанной в приемную. Первоначальный энтузиазм, с которым Роза принялась соединять одиноких российских гражданок с добропорядочными и обеспеченными (другие варианты не рассматривались!) заграничными джентльменами, давно иссяк. Каждый третий брак трещал по швам. С обеих сторон сыпались претензии: кто подменил милую покладистую фею расчетливой стервой, не желающей ударить пальцем о палец; где обещанный рай и богатый щедрый красавец?

Роза, апеллируя к работавшим на нее Леночке и Танечке, театрально заламывала руки и декламировала Пушкина: «Судите ж вы, какие розы нам заготовил Гименей, и, может быть, на много дней…», а экс-клиентам твердила: «Терпение, господа, терпение. Все будет о'кей». И начинала приводить примеры удачных браков от «Гименея» бабаевского разлива. Девочки давились от смеха, а Роза, чертыхаясь, принималась перебирать новые пачки анкет. Разочарованные в российских принцах трепетные девы, ангелочки с опаленными разводом крылышками, добропорядочные вдовы второй молодости, жаждущие вечной любви, где ж ее взять, будь она неладна… Волнуясь, она разбирала почту с письмами заграничных клиентов, желающих еще раз попробовать обмануть судьбу, заполучив по дешевке свою «половинку»! Новые кандидатуры она прежде всего примеряла к собственной кандидатуре. Прелести жизни в дичающей России доконали и ее.

Розе стукнуло сорок три. Красавицей ее, конечно, не назовешь, но в обаянии ей не откажешь. Огромные раскосые глаза (в юности ей твердили, что она похожа на олененка Бэмби из диснеевского мультика). Волосы темные, жесткие, с пробором посередине. Тонкокостная и гибкая, она выглядела значительно моложе своего возраста Коренная москвичка (прадед-татарин еще до революции служил дворником в большом доме на Мясницкой), она считала себя русской (татарского практически не знала), уже взрослой крестилась в православной церкви, так что, когда меняла паспорт после развода, в графе «национальность» написала — русская.

Брак с казанским татарином Ренатом, воспитанным в мусульманской вере, оказался неудачным. Роза, выросшая в типично советской атеистической семье (папа как-никак был секретарем горкома партии), поняла, что роль покорной и безмолвной жены в парандже точно не для нее. Так что развод принес облегчение обеим сторонам. С тех пор Роза жила одна, недолгие отпускные романы не в счет. Сын Руслан незаметно вырос. Бросив в начале перестройки технический вуз, зажил самостоятельно. Вместе с отцом они занялись бизнесом. Руслан был единственной ее радостью и гордостью: красавец-жених! Но, к сожалению, характер горячий — весь в нее: гордый, независимый, он изо всех сил демонстрировал, что не нуждается в материнской опеке. И это в двадцать лет!

Саму Розу давно уже никто не опекал. В жизни всего она добилась сама. Чтобы как-то прокормиться после развода, Роза занялась самым прибыльным на тот момент бизнесом — коммерцией. Ее подруга Дина «челночила» — ездила в Польшу за товаром, а Роза сбывала привезенное с лотка на Черкизовском рынке. Ей повезло, на нее не наезжали ни менты, ни бандиты; бывший муж прочно обосновался в автомобильном бизнесе — вовсю торговал пригнанными из Европы подержанными иномарками. Поначалу она стеснялась стоять на базаре (стыд-то какой, не дай бог кто из знакомых увидит!), ведь как-никак высшее образование — филологиня! Вряд ли бы кто поверил, услышав, как Роза нахваливает войлочные тапочки из Кракова, что она прекрасно говорит по-французски и обожает Верлена и Рембо! Вот уж воистину: «О, времена! О, нравы!»

Но стыд стыдом, а пять лет успешной торговли позволили ей обрести материальную независимость: купить квартиру и собственное дело.

Агентство «Гименей» досталось ей, можно сказать, по наследству. Она выкупила его у близкой подруги Нины Ермаковой, сделавшей хорошие деньги на волне популярности браков с иностранцами в конце восьмидесятых. Так сказать, вовремя захватила нужную нишу. Это сейчас брачных агентств пруд пруди, а тогда «Гименей» был одним из первых! Потом Нина выскочила замуж за одного из своих клиентов и уехала к мужу в Западную Германию. Глядя на подругу, которая в сорок лет неплохо устроилась, Роза подумала: а я чем хуже! Была не была, попробую!

Первые неудачи ее не расстроили. Что делать — лотерея! Она твердо была убеждена, что рано или поздно вытянет свой счастливый билет. Примеры «гименеевских» удачных браков доказывали, что на каждую голову найдется своя шапка. Придет и ее черед, надеялась она. Учась на ошибках своих клиенток, Роза стремилась правильно выстраивать отношения с избранником.

«Ну чем я хуже этой Лиды-хромоножки?! — восклицала она. — Ведь нашла же та мужа, дородного и добродушного австрийца, живет теперь в большом доме в Альпах! Муж в ней души не чает».

Полгода спустя вещи собирала уже Ирка. Подруги вновь прощались. На этот раз надолго. Ирка улетала в Роттердам. Подруги сидели в аэропорту, и все еще не в силах свыкнуться с мыслью, что расстаются всерьез и надолго.

— Веточка, не забудь сходить на могилу к моим. Три года будет, как отец умер, а через год после него — мама, почти день в день. Венка не надо. Букет живых цветов.

Ветка глотала слезы и согласно кивала головой:

— Все сделаю, Ир, не волнуйся.

— Квартиру оплачивай поквартально, деньги я тебе буду высылать.

— Ну, Ирочка, мы же договорились: я живу — я плачу! Ничего не хочу слушать про деньги. Сама знаешь, сколько стоит снимать квартиру!

Ира молчала. Она смотрела на Ветку, и жалость к подруге не давала ей покоя. Ирка понимала, что счастливый лотерейный билет вытянула она, а не Ветка — лапочка, красавица и большая умница. Не то что Ирка: ну чистая замарашка, простенькая домашняя «клуша». Правда, очень уютная и женственная, словно созданная для семьи. А добродетель иногда, как известно, бывает сильнее красоты.

Ирка глотала слезы и чувствовала себя бесконечно виноватой, что, затеяв всю эту катавасию с брачным агентством ради своей подруги — по крайней мере, так она себя уверяла, — идеального жениха по иронии судьбы получила именно она.

Ван дер Хаальс — Ванечка, как тут же прозвали его девчонки, — был действительно идеальным. Ему было сорок семь лет, выглядел еще моложе, оставленный женой пять лет назад, с двумя детьми-подростками, он, измученный бытовыми проблемами (большой двухэтажный дом без хозяйки), решил найти свою половинку в России. Знающие люди ему посоветовали: русские женщины красивы, интеллигентны, не избалованны и хорошие хозяйки. Ну что еще надо нормальному мужику, у которого есть все: хорошо оплачиваемая работа, дом, две машины и много времени для путешествий. Вот именно, внимания, женской ласки и домашнего уюта ему не хватало.

В результате, просмотрев каталог невест от тридцати до сорока (моложе он не хотел — намучаешься с молодой), Ван дер Хаальс почему-то предпочел Ирку. Выбрал именно ее, хотя там была масса красоток — на любой вкус. Это было загадкой для владелицы брачного агентства Розы и всех остальных: данные Иры Худяковой не тянули на «дефицитный товар» (тридцать лет, рост — сто пятьдесят семь, вес — семьдесят). Они, конечно, не знали, что Ира напомнила ему первую, неразделенную любовь.

«Ну и дела!» — не переставала удивляться Роза, когда Ванечка после первой же встречи выправил Ирине приглашение на три месяца. Вернувшись из Голландии, Ирка привезла бумаги для регистрации брака.

Роза Бабаева сделала неплохую рекламу агентству, ссылаясь на этот марьяж: вдохновленные «не-модели» поверили, что и для них есть шанс! Не все же, в конце концов, длинноногие, изящные красотки, ведь и остальным хочется счастья и любви.

Роза ликовала:

— Девочки, милые мои, всем женихов хватит! Земля большая и круглая!

В этот год зима выдалась холодная, снежная, казалось, бесконечная. Снег выпал в конце октября и долежал до апреля.

Ветка давала уроки на дому и почти не выходила на улицу. Встретившись с очередными женихами: шотландцем из Эдинбурга (простым, рыжим, без затей, парнем ее возраста) и кряжистым, основательным фермером из Южно-Африканской Республики, который искал хозяйку (!), Ветка сказала Розе:

— Розочка, милая! Все, с меня довольно! Видеть их больше не могу! Уж лучше всю жизнь буду одна!

Та покорно кивнула. Она всей душой полюбила Ветку и хорошо понимала ее: сама имела «счастье» связаться с легкомысленным французом.

— Веточка, как скажешь! Но, на всякий случай, пусть твои фотографии останутся в каталоге невест… Чем черт не шутит?

Ветка невесело рассмеялась:

— Вот только черта мне не хватало!

Так, незаметно, в работе и заботах о хлебе насущном пролетело время. Весна, дремавшая до конца марта, вдруг вырвалась из холодной неволи ярким солнцем, веселой капелью и бурным пробуждением природы. Сразу резко потеплело, и уже к середине апреля все зацвело. Открыв балкон, Ветка умилилась набухшим почкам на ветках деревьев, которые заглядывали и стучали в окно, напоминая, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Она улыбалась и убрала потертую кроличью шубку подальше, с глаз долой. В тот же день прикупила весенние наряды: легкую блузку, светлый длинный плащ и модные туфельки. Влезла в узкие джинсы, посмотрела в зеркало и засмеялась:

— О, минимум лоска, максимум самоиронии! Будем считать, что это гламурно-спортивный стиль!

Небрежно затянув широкий пояс на плаще, она вышла в звенящий птичьими голосами чудесный весенний день. Она спешила в кафе на Арбате. Не думайте, ничего такого, она спешила не на свидание, а на работу. Роза порекомендовала ее в качестве частного переводчика для клиента «Гименея» из Англии и его русской невесты Жени, кроме «гуд бай», ни слова не знавшей по-английски. «Незнание языка — не помеха для высоких отношений!» — иронизировала Ветка. Она вдруг обнаружила в себе дремавшее ранее насмешливо-критическое отношение к окружающему. Когда Роза предложила переводить беседы влюбленной пары, мол, чайку попьешь, а заодно и денежки получишь, Ветка согласилась, заметив с сарказмом: «За бездельника всегда язык работает!»

А после встречи рапортовала о проделанной работе: «На каждого Ивана найдется своя Марья!» Что означало: все в порядке, поладили милые.

В июне Ирина собиралась приехать в Москву. Ветка соскучилась по ней безумно. Лаконичные телефонные отчеты, мол, все хорошо и чудесно, вдохновляли и Ветку, и Розу, и всю гвардию невест «Гименея» от двадцати до пятидесяти.

И вот наконец долгожданный день настал — мадам Ван дер Хаальс прилетела!

Она здорово изменилась: элегантная, подтянутая, в свободном ярком платье. А самое необычное — туфли на высоких каблуках с вырезом на носке! Если учесть, что прежде Ирка не вылезала из брюк и кроссовок, это была, как говорят в театре, «чистая перемена». Ветка ахнула:

— Ну, ничего себе, какая красота! Ирочка, ты настоящая леди!

Подруга, небрежно поправив стильную стрижку (раньше хвостик на макушке, стянутый аптечной резинкой, был ее фирменным знаком), махнула рукой:

— Там этого барахла — навалом! Особенно на распродажах. Я тебе, Ветка, мешок с тряпьем везу, и все за копейки! Это у нас здесь все стоит не меньше ста долларов. Спекулянты проклятые! Ой, Веточка, как я по тебе соскучилась!

Они обнялись и, застеснявшись блеснувших слез, переключились на обмен новостями:

— Ирка, приготовься! Роза жаждет встречи, типа пресс-конференции, «Глазами очевидца», о жизни за границей! Ты теперь у нас «селебрити»!

Ирина махнула рукой:

— Ладно, там видно будет. Ты-то как, Ветик?

Светка рассмеялась:

— Как гласит английская поговорка, жизнь не всегда клумба с цветами.

Таксист, вдохновленный чаевыми, помог поднять в квартиру бесчисленные чемоданы и тюки.

— Господи, даже не верится, что я не была здесь семь месяцев! — Похудевшая и похорошевшая Ирка растерянно бродила по квартире, не находя себе места. — Как же он там без меня? Он такой непрактичный! И обеда сам себе приготовить не может — все ест из коробок и банок. Гадость такая!

Ветка смотрела на нее и удивлялась — вот уже несколько часов, как они добрались из аэропорта, а разговор все время крутится вокруг Ванечки, как он там бедный без Ирки.

— Ир, не забывай, он же справлялся сорок семь лет без тебя!

Ирина, понимая, что перебарщивает, виновато прижалась к подруге:

— Веточка, миленькая, прости! Понимаю, что достала тебя. Все, больше ни слова про Ваню! Как тебе жилось? Рассказывай обо всем подробнее!

И вот, как в былые времена, когда не было «ванечек», «принцев» и прочих претендентов, они засели на кухне и говорили, говорили, говорили: о жизни Ирки в Голландии (все хорошо, но язык ужасный!), о Ветке (ну неужели среди двух десятков претендентов ни одного приличного?), об общих знакомых (помнишь хроменькую Любу в очках? — замуж вышла за «гименеевского» австрийца), о Рязани, где Ветка недавно побывала…

Говорили о том, какое счастье, что они есть друг у друга, и никакие женихи и мужья не встанут между ними. Никогда! Они поклялись — горячо, как в детстве!

Ночь опустилась над Москвой и растаяла незаметно.

Неделя пролетела мгновенно. Ирина вернулась в объятия истосковавшегося Ванечки. Ветка, приободренная рассказами о жизни за границей, уже не отмахивалась так рьяно от предлагаемых Розой очередных женихов.

— Ты мягче с ними, Веточка! Ну что же ты так резко, — приговаривала Роза. Увидев, как Ветка расправляется с одним из лучших клиентов «Гименея», она ужаснулась: — Распугаешь мне последних женихов!

Та виновато оправдывалась:

— Ну а что они сразу про секс! Для этого есть другие агентства. «Секс-тур» называются, я их туда и направляю. Мне только не хватало непристойных предложений.

Роза, смутившись, терпеливо объясняла:

— Но, Веточка, милая моя, они же хотят проверить отношения на сексуальную совместимость! А вдруг вы не подходите друг другу в постели!

Ветка аж задохнулась от возмущения:

— Ага, дуру нашли: если со всеми пробовать, то это называется иначе и стоит очень дорого. А они хотят ужином в ресторане расплатиться. Я не голодная, Розочка! Спасибо!

Роза вздохнула, смирившись. Она понимала, что Ветка сто раз права! Сколько уже таких, попробовавших «невесту» на совместимость, скрылось за горизонтом и ни ответа ни привета. В том числе — ее француз! Хотя, между нами девочками, с сексом у них было все в порядке! Получается, что дело не только в этом.

Месяца через два Ветка решила, что пора устраиваться на нормальную работу. С женихами, несмотря на все старания, ничего не выходило, а давать частные уроки ей надоело. Взрослые, семейные мужики, решившие, что английский для их бизнеса необходим позарез, после двух-трех занятий забывали о тонкостях употребления английских глаголов и начинали навязывать совсем иные отношения. Этого она досыта хлебнула в «Гименее»! Возвращаться в школу не хотелось. Учителям в Москве платили ненамного больше, чем в Рязани. Зарплата символическая, даже на оплату квартиры не хватит! «Может, попытаться устроиться в „Интурист"? — размышляла Светка. — С моим свободным английским — No problem!»

Проглядев очередную пачку писем с фотографиями улыбающихся на разный манер женихов, она разочарованно отбросила их в сторону. Господи, как же ей осточертели эти рожи!

Не откладывая в долгий ящик, Светлана принялась просматривать газеты с объявлениями о работе. И тут, как говорится, на ловца и зверь бежит, ей улыбнулась удача: в крупную фирму, где работал ее ученик-бизнесмен (хоть тут пригодились уроки!), искали секретаря — отвечать на международные звонки и письма. Работа в центре, да и жалованье казалось вполне достойным, во всяком случае, пока вновь не подскочат цены на продукты. Все решилось быстро, обошлись без интервью.

Ветка страшно обрадовалась: наконец-то настоящее дело! Воспрянув духом, она приготовила деловой костюм (шелковая блузка с двойным воротником, шерстяной кардиган, строгая юбка до середины колена), подровняла стрижку каре, получилось вполне пристойно. Потом, махнув рукой на соображения экономии, провела пару часов в открывшемся неподалеку салоне красоты. Посмотревшись в зеркало, даже присвистнула: ничего не скажешь — настоящая бизнес-леди!

К работе предстояло приступить в понедельник. Но, как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает! Утром в пятницу раздался звонок.

— Веточка, милая, куда ты пропала? — Роза оживленно выложила новости от «Гименея», потом, будто невзначай, спросила: — А что ты делаешь сегодня вечером? Тут кадр интересный прилетел — жаждет с тобой встретиться! Американец!

Американец! Ветка принялась накачивать себя положительными эмоциями, аутотренинг по-научному. «Америка, Америка!» — запела она низким голосом американский гимн.

Ничего против Соединенных Американских Штатов Ветка не имела. Голливудские фильмы, любимые писатели Драйзер и О'Генри. Она тут же вспомнила, что, еще студенткой, ходила в Американский клуб при «Обществе дружбы СССР — США». Так что у нее была давняя любовь к заокеанской стороне.

Она была готова к встрече хоть сейчас! Ну, если честно, скорее всего, на нее повлияли Иркино голландское счастье и уговоры «свахи» Розы. «Веточка, хуже, чем здесь, не будет! — твердила та. — Приспособишься, обживешься, а потом разберешься, что к чему, и полюбишь. Вот увидишь! Не ты первая, не ты последняя!»

«Может, и так! — думала Вета. — Только я все жду любви! Так всю оставшуюся жизнь можно прождать у моря погоды».

Она прошла в коридор, где на стене висело большое зеркало, и придирчиво оглядела себя.

И с чего взяли ее подружки, что она красавица? Ветка с детства терпеть не могла свою внешность: длинная (метр семьдесят шесть), тощая (пятьдесят три кило), белобрысая (утром лучше не смотреться в зеркало — «мышь полевая»). К ее немалому удивлению, в каталоге невест она подошла под мировые стандарты! Ладно, им видней. Пора одеваться.

Светлана внимательно перебрала немногочисленные одежки. Надо признать, что эта выросшая в захолустном городке девушка любила и умела хорошо одеваться. При весьма скромных возможностях у нее всегда был со вкусом подобранный гардероб. Натянув цветастое платьице со сборчатыми рукавами, она покрутилась перед зеркалом. Не то! О господи, просто девочка-припевочка! Махнула рукой и натянула неизменные джинсы и трикотажный серый батник с леопардовым рисунком. Получилось просто, но стильно.

«Ну что, рискнем еще разок? Красавица, вперед!» — скомандовала она.

Роза и американский «претендент» ждали ее в гостинице «Космос».

Войдя в холл огромного отеля, она взглянула в сторону барной стойки. Роза с клиентом, полноватым, средних лет мужчиной, устроились за столиком. Они приветственно замахали руками, мол, что ты там стоишь, двигай к нам.

— Познакомьтесь, пожалуйста, это Светлана! — представила Роза Ветку высокому лысоватому джентльмену.

Несмотря на не по-весеннему теплую погоду, тот был одет в темный костюм с галстуком. Ветка, ожидавшая узреть типичного американского ковбоя в грубых джинсах и в пресловутой рубашке в клетку, смутилась при виде солидного прикида «жениха». «Ну вот, а я в джинсы вырядилась! Промахнулась, однако», — мелькнуло у нее в голове.

— Кен Арленд, — протянул руку мужчина, бесцеремонно и оценивающе разглядывая ее.

Ветке это сразу не понравилось. Еще ее неприятно поразили его глаза: большие, светлосерые, холодные и отталкивающие. Отогнав это первое впечатление (что толку было в любвеобильных взглядах Толика!), она постаралась сосредоточиться на разговоре.

— О'кей, ребятки, я пошла. Гуд бай! Позвоните мне туморроу. Чао, чао. — И сваха Роза исчезла, точно ее сдуло весенним ветерком.

Оставшись одни, без владелицы «Гименея», ловко управлявшей течением беседы, Кен и Ветка, смущенные деликатной ситуацией, замолчали. Он продолжал пялить на нее глаза, потягивая через трубочку коктейль. Ветка, набравшись терпения (только бы не сорваться!), кисло улыбалась. Пауза явно затянулась, в воздухе повисла неловкость. Было пять часов, идти ужинать в ресторан — рано, и они остались сидеть в баре.

Роза пришла в офис пораньше. Надо было просмотреть письма, факсы, анкеты, пока не набежал народ. Торопливо затворив за собой дверь, она подошла к столу. Она нервничала, будто оказалась не в собственном офисе, а забралась в чужую квартиру. Роза принялась судорожно перебирать корреспонденцию: ждала письмо, адресованное лично ей.

Это был уже третий претендент на ее руку и сердце. Роза отчаянно темнила: ей не хотелось, чтобы, если дело вновь сорвется, кто-то шушукался за ее спиной. Девочки, работающие в агентстве, посмеивались над начальницей: «Ой, наша Розалия Бабаевна опять во Францию собралась. Опять трехмесячная брачная стажировка!»

Роза Бабаева на них не обижалась, ну что с них возьмешь — глупые зеленые девчонки, уверенные, что они-то будут вечно молодыми и красивыми. Роза на этот счет не обольщалась. Про жизнь знала все наперед. Только бы чуть-чуть повезло, а там она своего не упустит! А что смеются, так хорошо смеется тот, кто смеется последним. Посмотрим на этих девиц лет через двадцать!

Она с замиранием сердца открыла адресованное ей письмо. Вот ведь чуяло сердце. Не зря пришла! Письмо было из Бельгии. Надо отметить, что Роза, с детства обожавшая французский, старалась выбирать своего суженого из числа франкофонов. По-английски она, конечно, спикала немного, для бизнеса в основном. Но деловое общение это одно, а как поговорить по душам? Хотя практика показала, что многие русские женщины вообще не говорят ни на каком языке, кроме родного. И ничего! Выходят замуж и живут счастливо. Значит, загвоздка не в этом. И все же Роза, достаточно реалистично оценивавшая свои шансы, больше полагалась на интеллект и владение языком.

Из конверта выскользнула фотография. Роза подхватила фото: улыбающийся господин неопределенного возраста, с густыми седыми волосами, смотрел на нее открытым лукавым взглядом.

Очень даже симпатичный! Она обожала голубоглазых мужчин. Быстро пробежала глазами по стандартной анкете: пятьдесят два года, разведен, взрослые дети, материально обеспечен. Ну что еще надо сорокалетней женщине, уставшей от одиночества! Любви? Она вспомнила своего француза. Ее сердце дрогнуло. Да к черту эту любовь! Сплошное разочарование! Роза быстро спрятала письмо и фотографию в сумочку. В дверь позвонили.

Октябрьским ранним утром такси уносило Ветку в дождь и туман. Ей до сих пор не верилось, что удалось получить визу и все необходимые бумаги для поездки к официальному жениху в Соединенные Штаты Америки. Летела она в Сан-Франциско с пересадкой в Дублине. Кен должен был встретить ее в аэропорту и отвезти к себе домой в Сан-Хосе — ближайший пригород Сан-Франциско.

В самолете Вета немного успокоилась, но, хотя ночью удалось лишь немного вздремнуть, сон не шел. Ее трясло от внутреннего возбуждения и неприятных предчувствий. Она сделала шаг, к которому явно не была готова. Вокруг все твердили: ну что ты тянешь, хорошая партия, американец, здесь ты ничего не дождешься. Скрепя сердце Светлана решила съездить к жениху на три месяца. Не понравится — вернусь! — думала она. Наивная Ирка радовалась больше всех. По телефону она засыпала подругу советами, как приспособиться к новым условиям и семейным обязанностям:

— Ты, самое главное, Веточка, будь ласковой, заботливой. Западные мужики не избалованы вниманием. Дамы здесь привередливые и капризные, дерут с них три шкуры. Я не говорю уже про уборку и готовку. Нанимают домработницу за отдельную плату! Это тебе не Толик с кулаками.

Ветка покорно слушала и делала вид, что соглашается. На самом деле у нее была своя точка зрения на этот счет: самое главное — любовь, все остальное приложится. Но любовь — вольная птица — вовсе не спешила вить гнездо в ее сердце. Вета вспомнила последнюю встречу с Кеном: спокойное лицо, холодные глаза. Неспешно он рассуждал: мол, поживем-увидим, деньги можно заработать и за три месяца по-черному.

— По-черному? — удивлялась Ветка.

— Ну да, как все эмигранты: можно наняться в бар, ресторан, в какой-нибудь мотель.

— Никогда! — спокойно отрезала она.

И Кен, почувствовав, что с ней этот вариант не пройдет, сразу пошел на попятную.

— Это я так, если между нами не заладится, — бросил он, отведя взгляд.

Вета тогда уже почуяла, что здесь что-то не так. Но неугомонная Роза все усиливала натиск. «Хочешь остаться одинокой, никому не нужной разведенкой?! Ни приличной работы, ни денег», — твердила она, приводя в пример гименеевских невест, которые соглашались на куда худшие условия, а в итоге все складывалось удачно. «Надо же, в таком возрасте, после стольких разочарований сохранять оптимизм», — удивлялась Светлана. Но потихоньку уступала ласковому напору.

Была не была! — подписала она контракт на три месяца, по завершении которых можно было сочетаться с Кеном законным браком. Правда, как раз этого необратимого шага она опасалась больше всего. Но процесс был уже запущен. Канцелярские сложности, крючкотворство чиновников, требовавших все новые справки, оставляли мало времени для душевных терзаний. Видно, так мне суждено: стерпится — слюбится, утешалась она нехитрой житейской мудростью. Хуже, уж точно, не будет! По крайней мере, не Рязань и не продуктовый ларек!

— Наш самолет приземляется в международном аэропорту Сан-Франциско.

Ветка проснулась от заботливого прикосновения руки стюардессы.

— Мисс, вы пропустили ваш завтрак! — И она мягко улыбнулась.

Господи! Ничего себе, оказывается, она блаженно проспала целых семь часов. Ветка в замешательстве схватила косметичку, чтобы привести себя в порядок.

Самолет мягко приземлился. За окном было теплое сухое солнечное утро. Похоже, все природные катаклизмы остались в Москве.

В приподнятом настроении Вета спустилась по трапу. Будь что будет!

Ирина проснулась, как всегда, рано. И хотя ей не надо было идти на работу или спешить по неотложным делам, она не любила залеживаться в постели: казалось — жизнь проходит мимо нее.

Ванечка уже уехал в свой офис, находившийся в деловом центре Роттердама. В просторной уютной кухне витал бодрящий запах еще не остывшего кофе.

Господи, неужели это мой дом? Ирка все никак не могла привыкнуть к своему новому статусу замужней женщины, любящей и любимой. Она окинула взглядом кухню: современная обстановка, большой дубовый стол в обеденной зоне, отделенной от плиты и мойки барной стойкой.

И-и-и — красотища! — крутанувшись на стульчике и едва не слетев, она встала и налила себе кофе. Потом, махнув рукой на диету, подогрела тосты и включила маленький подвесной телевизор. Тщетно пытаясь вникнуть в слова, несущиеся потоком из ящика, она подумала:

«Нет, это невозможно. Язык сломаешь! Ну как нормальный человек может это произнести? Ik begrijp u niet (ик бехряйп у нит), что в переводе всего-навсего означает „я не понимаю"!»

Мужа своего она называла ласково Ваней. Его полное имя ей редко удавалось произнести так, чтобы не споткнуться: Йохан Ван дер Хаальс. (Тьфу ты! Точно, язык сломаешь!) Между собой они общались на английском. Так было легче, но вовсе не упрощало общение с детьми Ванечки, его родственниками, соседями и прочими представителями нидерландской фауны. Надо учить язык! И от этого факта никуда не денешься. Со вздохом выключив телевизор, Ирка вышла в сад. Поздняя осень метнула в лицо опавшие листья — мягкая, пепельно-серая, влажная, дышащая покоем и комфортной депрессией, когда ничего не хочется предпринимать, разве что улечься на уютном диване с книгой. Что Ирка и не преминула сделать. Она взяла с полки томик Скотта Фицджеральда «Ночь нежна» на русском языке, виновато отложив учебник голландского, — подождет, будь он неладен! И нырнула в атмосферу высоких отношений и любовных страстей. Когда зазвонил телефон, она, с трудом оторвавшись от переживаний любимых героев, неохотно сняла трубку. Ирина не любила отвечать на телефонные звонки. Муж звонил с работы крайне редко, а необходимость отвечать на случайные звонки рекламных агентов или социологических служб лишь усугубляла состояние языковой беспомощности. Поэтому, услышав такой далекий и родной голос подруги, она сначала не поверила, потом радостно выкрикнула:

— Веточка, миленький, ты где?! — Расслышав рыдания, она тихо спросила: — Что случилось, Вета? Почему ты плачешь? Ты уже в Сан-Франциско? — И, прерывая плачущую в голос подругу, воскликнула: — Веточка, да что же с тобой случилось?

Стив Браун, сорокапятилетний американский бизнесмен, находился в глубоком раздумье. Фирма, которой он отдал почти двадцать лет, рухнула в одночасье. Работа являлась главным содержанием его жизни. Он так и не женился. В молодости казалось, что сначала нужно добиться прочного положения, выстроить бизнес, потом вошел во вкус независимости. Конечно, у него была так называемая герлфренд. Они прожили с Кэтрин семь лет под одной крышей, но он относился к ней скорее как к партнерше по совместной борьбе за выживание. Они оформили совместный кредит на огромный дом на берегу океана, но каждый жил своей жизнью. По отдельности они никогда не смогли бы позволить себе такую роскошь. Кэтрин была современной бизнес-леди; она не жаждала заводить детей, выходить официально замуж и всецело зависеть от мужа. В свои сорок два она прекрасно выглядела, много внимания уделяла своей внешности, обожала путешествовать. Стив, когда-то не на шутку увлекшийся ею, давно успокоился и уже не заводил разговора о браке и детях. К тому же, чтобы выплачивать взятый кредит, приходилось вкалывать с утра до вечера.

Поэтому сейчас он пребывал в полной душевной прострации, не в силах осознать и смириться с непреложным фактом: он — безработный. Очутившись на обочине, он вдруг понял, что не знает, как жить, как убить свалившееся на него свободное время, о котором когда-то мечтал, возвращаясь поздними вечерами домой. Кэтрин проявляла слабое сочувствие, но реагировала на его проблемы несколько однобоко: дарлинг, а как же мы теперь будем оплачивать счета за дом? Прежде они вносили деньги поровну — каждый за свою половину. Несколько месяцев Стив еще барахтался, потихоньку опустошая свой банковский счет. Когда-то он мечтал о спортивной машине и собственном офисе в центре делового Сан-Франциско. Теперь стало не до жиру, быть бы живу. Накопления таяли, но долго это продолжаться не могло. Следовало срочно что-то придумать. За четыре месяца дело не сдвинулось с мертвой точки: чертовы бюрократы в агентствах по найму, они даже не рассматривают резюме и анкеты тех, кому за сорок! Им плевать, что он здоров и полон сил, что он хороший профессионал и трудяга! Нет, им подавай юных дебилов, которых еще учить да учить! Стив в ярости швырнул на пол конверты с отказами. Даже не потрудились настрочить отписку, никаких объяснений! У-у-у, как он был зол на них!

В доме было тихо, как может быть тихо после одинокого обеда: ни дружеских голосов, ни детских криков или хотя бы животинки какой — кошки или собаки. Как на кладбище. Нет, это невыносимо!

Он посмотрел в окно. Дождь мокрой пеленой заслонял дневной свет. Было три часа после полудня. Накинув куртку и прихватив зонт, Стив вышел из дома. Еще не зная, куда направиться, он выехал из своего уютного буржуазного квартала и рванул к центру города.

Оказавшись в огромном здании аэровокзала, Ветка растерялась. От терминала, где она находилась, во все стороны расходились бегущие дорожки, поднимались лифты и эскалаторы. Светлана нерешительно двинулась за спешащей толпой к выходу. Она уже приготовилась к длительным расспросам в отделе паспортного контроля (Роза заранее предупредила ее, что необходимо будет предъявить письма и фотографии жениха), но, к ее немалому удивлению, никто у нее ничего не спросил. Дородный рыжий детина, облаченный в форму, с шумом поставил штамп, проронив «Welcome!». Слава богу, пронесло!

Багаж Веткин был невелик, она здраво рассудила, что в Штатах нетрудно будет купить все, что понадобится. Сняв с багажного транспортера небольшой чемодан, она прошла в зал прибытия, где ее должен был ждать так называемый жених. Огромная разношерстная толпа подковой изогнулась у выхода. Ветка опешила: да как же здесь можно найти друг друга? Напиравшие пассажиры оттеснили ее. «Граждане-господа, мне вовсе не сюда», — мысленно взмолилась Ветка, пробиваясь сквозь людской поток. Толпа поредела, но девушка по-прежнему не могла отыскать Кена. «Кен! Ой, извините, ошиблась! Черт, да куда же он делся? Может быть, мы разминулись и он ждет в другом месте?» — бормотала она по-русски.

Переместившись в центральный холл, Светлана нашла бюро информации: «Please, передайте, что Светлана Королева ждет мистера Кена Эрленда». В следующий час она проглотила три чашки кофе, хотя сердце и без того учащенно колотилось. Невидящим взором проглядела оставленный кем-то рекламный буклет. И что дальше? Ветка двинулась к телефону-автомату, волоча за собой чемодан.

— Простите, можно к телефону Кена? Как какого? Кена Эрленда! Это Светлана из Москвы.

— Как — не живет? А где же он?

Она обессиленно опустилась на чемодан. Здрасте — приехали!

Через полчаса, все еще не веря в реальность происходящего, Ветка перезвонила по тому же номеру, в надежде, что ошиблась при наборе, и в испуге бросила трубку, услышав тот же недовольный женский голос.

Ночь неумолимо надвигалась на опустевший и притихший аэропорт. Она вспомнила голливудский фильм «Терминал» с Томом Хэнксом в главной роли, ей вспомнилось, что русский эмигрант жил в нью-йоркском аэропорту несколько месяцев. Ну уж нет! Ветка решительно встала с чемодана. В голове крутилось: так, наличных — пятьсот долларов, виза — три месяца… Господи, что там Кен говорил про работу в отеле? Неужто и не собирался ее встречать, а может, что-нибудь случилось? Ветка всегда старалась найти оправдание чужим неблаговидным поступкам: заболел, попал под машину, перепутал дату приезда, умер, в конце концов! Но ехидный внутренний голос протянул: а номер телефона тоже умер? Слабо махнув рукой, она двинула на стоянку такси. В руке был зажат адрес недорогого отеля. Хотелось одного: залезть под горячий душ и потом наконец-то лечь.

В агентстве «Гименей» раздался телефонный звонок.

— Международный! — закричала Танечка, протягивая трубку Розе, которая вела переговоры с международным брачным агентством в Голландии, вовсю рекламировавшим европейских женихов в расчете на популярных на Западе российских невест.

Приняв деловое выражение, Роза растянула губы в улыбке:

— Хеллоу-у-у! — Кривая улыбка вытянулась в недоуменную надломленную линию: — Веточка! Что случилось, родная?

Танечка и Леночка с любопытством переглянулись. Легка на помине!

— Не может быть! — сокрушенно прошептала Роза. — Ты перезвони мне через минутку, я уточню телефон и адрес.

Роза дрожащими руками выхватила нужную папку. За время существования агентства «Гименей» случалось разное, порой доходило до судебных разбирательств, но чтобы жених не пришел встречать девушку, чей приезд он оплатил заранее, такого еще не было!

Через две недели, когда деньги были уже на исходе и туристический зуд (ведь первый раз за границей!) поутих, а самая извилистая в мире Ломбард-стрит, живописно спускающаяся с холма, засаженная цветами, была исхожена вдоль и поперек, Ветка поняла: надо что-то делать! Или несолоно хлебавши отправляться домой в Москву (срам какой!), или обживаться здесь (интересно, как?) — другого выхода не было. Сроки еще не подпирали: два с половиной месяца она могла спать спокойно. Вопрос был — где именно спать?

В данный момент Вета сидела в плавучем ресторане на знаменитой Рыбацкой пристани и любовалась не менее знаменитым подвесным мостом «Золотые ворота», перекинувшимся через залив. Она пыталась взять себя в руки. Ей хотелось казаться беспечной туристкой, жаждущей приключений. А в голове неотступно стучало: «Надо что-то делать! Надо что-то делать!» Легкое покачивание судна, на палубе которого она сидела, лишь усиливало ее нервозное состояние. Пришвартованный к набережной, рядом с которой обосновалась колония морских львов, лениво разлегшихся под лучами осеннего солнца, ресторан под названием «Мальдонадо» напоминал круизный лайнер. Справедливости ради заметим, несмотря ни на что, Ветка была благодарна «Гименею» и прихоти судьбы, которая занесла ее именно сюда, в Сан-Франциско! В этот город она влюбилась с первого взгляда. Разве иначе ей удалось бы очутиться здесь?

Она уже простила Кена, появившегося в ее отеле после того, как агентство пригрозило подать в суд (Роза постаралась: подписал контракт — отвечай по полной!). «Жених» лепетал что-то насчет деловой поездки и «сестры», которая, мол, была не в курсе его личной жизни. Ветка смотрела в бегающие глаза и удивлялась своему легкомыслию. Ведь сразу было видно — «козел»! Она благосклонно приняла компенсацию: оказывается, в контракте было записано (надо знать свои права!), что приглашающая сторона обязана обеспечить полное содержание «невесты» в течение трех месяцев. Кен поставил под контрактом свою подпись (как опрометчиво с его стороны!), поэтому теперь он счел за лучшее честно расплатиться, все равно это дешевле, чем жениться и платить всю оставшуюся жизнь! Что ж, спасибо и на этом!

Корабль опять качнуло. Ветка стряхнула с себя оцепенение. Пора искать работу и жилье. Ведь сказал же ей Кен еще в Москве, что дешевая рабочая сила в Штатах весьма востребована. Вперед!

Стив напился в стельку. Он сидел в баре «Загнанная лошадь» и, опустив голову на забрызганную пивом стойку, повторял заплетающимся языком слова популярной песни, доносившейся из музыкального автомата: «О-о-о, бэби, это жестокий мир… О-о-о-о…» И, изредка поднимая непомерно тяжелую голову, открывая мутные глаза, удивленно озирался по сторонам, не понимая, куда его занесло, и опять лоб перевешивал, закон всемирного тяготения явно действовал.

Бармен Дик, беспокойно оглядев надравшегося клиента, сказал официантке Лане: «Этому больше не наливать!»

Та согласно кивнула и сочувственно посмотрела на симпатичного здоровенного типа. Видно было, что он не алкоголик — просто случайно выпил лишнего. С кем не бывает! Она убрала пустой стакан и осторожно вытерла столешницу. Мужчина приоткрыл глаза и, увидев привлекательную молодую женщину, затянул ей вслед: «О-о-о, бэби, это жестокий мир! О-о-о…»

Она усмехнулась: понятное дело, жестокий! Знаем, испытали на собственной шкуре!

Лана, так теперь называли Ветку на американский лад, уже почти неделю работала в баре «Загнанная лошадь». «Что ж, символично», — подумала она, впервые увидев вывеску.

Ее сюда направил один тип, явно принадлежавший к пресловутой русской мафии. Она наткнулась на него случайно. Решив действовать, в тот памятный день прямо с Рыбацкой набережной, из ресторана «Мальдонадо» она направилась в русский ресторан «Сказка». На это неказистое на вид заведение она случайно наткнулась по дороге в свой отель. Забегаловка на несколько столиков, с грязными окнами и дешевым меню (вегетарианский борщ, котлеты и кисель), меньше всего походила на сказку, скорее — на присказку: «Улица-то прямая, да хатка кривая». Обшарпанный ресторан тем не менее расположился на одной из самых роскошных улиц города.

Там она познакомилась с официанткой Наташей. Немолодая добродушная толстушка родом из Белоруссии, протирая столовые приборы, устало сказала: «В нашем ресторане делать нечего. Сами еле сводим концы с концами. Но я могу порекомендовать тебя Илье Борисовичу». И хитро улыбнулась, блеснув неожиданно яркими голубыми глазами.

Ветке это сразу не понравилось, но она сочла за благо промолчать. Илья Борисович, грузный пятидесятилетний живчик, с нескрываемым интересом оглядев молодую женщину, успокоил: «Все будет о'кей, девочка!» — и с важным видом набрал номер телефона.

Ровно через час, все еще не веря в свою удачу, Ветка, зажав в руке адрес, робко толкнула дверь заведения под названием «Загнанная лошадь». Владелец этого заведения был закадычным приятелем Ильи Борисовича.

Хосе Перес — немолодой американец кубинского происхождения, обожавший русских, встретил ее с распростертыми объятиями: «Hola! Rusa bonita!» — что означало, как сообразила Ветка: «Привет, русская красотка!»

Рекомендация сработала, он взял ее на работу и, как бы оправдываясь, сказал: «Сама понимаешь, никаких бумаг — налог за тебя я не плачу, а посему — восемь долларов в час, и будь здорова, дорогая!»

Поздним вечером, дотащившись на ночном трамвае «домой», в снятую за шестьдесят пять долларов в неделю комнату, она падала замертво от усталости: голова кружилась (дым в баре стоял коромыслом), ноги гудели после семичасовой смены, а из рук, переносивших столько подносов, падала чашка.

И это жизнь? — спрашивала себя Ветка. Уткнувшись в подушку, она подсчитывала, сколько заработала этим рабским трудом. Кому скажи, что в Москве, занимаясь с учениками, она получала за час в полтора раза больше.

Засыпала с тяжелой головой и беспокойными мыслями: так долго я не протяну — надо возвращаться в Россию! Но возвращаться несолоно хлебавши, если честно, ей совсем не хотелось: чужая квартира в Москве (Ира подумывала продать ее или сдавать) или возвращение в Рязань к родителям, которые уверены, что их девочке наконец повезло.

Ветка вскакивала и, стиснув руки, восклицала: «Нет! Только не это! Лучше уж быть „загнанной лошадью" в Сан-Франциско, чем безработной в Рязани!»

Ночь проходила в нескончаемых диалогах с несуществующим собеседником, который, как казалось Ветке, внимал ей откуда-то с небес. Поднималась она с трудом, выдирая себя из тенет тяжелого сна.

Но во второй половине дня энергичная улыбающаяся официантка Лана выписывала круги с тяжеленными подносами, уставленными пивными кружками, готовно откликаясь на каждый зов и на поднятый палец клиента — счет, пожалуйста!

— Полпинты лагера, да поскорее!

— Бегу, бегу! Я вся внимание! — Ветка-Лана незаметно отерла покрытый испариной лоб. «Господи, да слышу, чтоб вас!..»

Поздним вечером бар опустел, ресторан, где можно было заказать незамысловатый ужин, закрылся, и припозднившиеся клиенты перебрались ближе к барной стойке: здесь обслуживали до победного конца, то бишь пока последний выпивоха не сделает последний глоток — без лимита времени!

Было около трех ночи (утра, как говорили здесь). Ветка в десятый раз вытерла столы, стойку бара, за которой на том же месте и в той же позе возлежал в коматозном состоянии клиент.

— Ну и что теперь? — Дик приподнял его за воротник. Голова клиента поникла, он был беспомощнее годовалого младенца. — Да жив ли ты, мой друг любезный?

Стив растянул губы в пьяной улыбке:

— Джин-тоник, please!

— Слава богу, живой! — Ветка невесело рассмеялась. — И что теперь с ним прикажешь делать?

Они вдвоем сняли бесчувственное тело с верткого табурета и уложили на сиденье-диванчик. Похоже, придется позвонить в полицию: оставлять его в ресторане по регламенту запрещено, выставлять на улицу — опасно. Кое-как разыскали его домашний номер, откликнулся недовольный женский голос — жена или подруга.

Провозились с ним до пяти утра (и кто за это заплатит?). Пять раз переспросив название бара, женщина пообещала заехать. Тем временем клиент пришел в себя:

— Прошу прощения за беспокойство!

Виновато моргая, он смотрел на Ветку. Светлана ощутила безотчетную симпатию к незадачливому клиенту. Она предложила ему кофе. Стив встрепенулся:

— Мисс, вы очень добры! Простите, что доставил вам столько беспокойства.

И неожиданно для Ветки-Ланы он разразился длинным монологом о смысле жизни, о жестоком марафоне земного существования. Сочувственно качая головой, Вета смотрела на него. «Да брось ты его, охота выслушивать пьяный бред!» — пробурчал Дик, раздраженно гремя стаканами. Но Светлана почувствовала в сбивчивом монологе душевную боль действительно уставшего от жизни человека. За Стивом долго не ехали. Дик попросил Лану дождаться снаружи, где стояли уличные столики, когда приедут за пьяным клиентом. А сам ушел.

Прошел еще час. Стив и Ветка сидели рядом под навесом. Она уже знала о нем почти все, и казалось, что они знакомы целую вечность. Раздался невыносимо резкий в утренней тишине звук — из-за угла вывернул желтый «лендровер». Они посмотрели друг другу в глаза и неожиданно обнялись. Стив, вдохнув нежный запах волос, прошептал: «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!» — и еще крепче прижал ее к себе. Ветка молчала, боясь расплакаться. Разъяренная фурия выскочила из автомобиля и. без разговоров ухватив за шиворот бедного Стива, затолкала его на заднее сиденье и резко рванула с места.

Соня Зиновьева, сорокасемилетняя эмигрантка из Львова, разбирала продукты на полках магазина, откладывая залежалый и просроченный товар: шоколад «Аленка» — срок годности еще позволяет, «Печенье овсяное» — тоже сойдет, а вот паштет придется отправить на помойку. Если инспекция обнаружит такое или пожалуется кто-то из покупателей, хозяину мало не покажется…

— Простите, вы что-то сказали? — Она подняла голову и увидела двух молодых людей, нерешительно топтавшихся у кассы. Они держали большую спортивную сумку, и было видно, что она набита до отказа.

— Водка, икра, сигареты, русские сувениры… — Высокий и худой парень начал выкладывать на прилавок бутылки и блоки сигарет «Мальборо».

— Так, ребятки, быстро все это убрать! — И Соня, не вступая в переговоры с опешившими парнями, затолкала обратно в сумку сигареты и бутылки «Столичной». — А теперь марш отсюда! Вы что, не понимаете? Хотите, чтобы меня оштрафовали, лишили лицензии?

— Ну зачем вы так грубо? Мы же только хотели спросить: сколько это может стоить и где можно продать?

София вздохнула, ей вдруг стало неловко, что она по-базарному налетела на незнакомых людей. Она устало произнесла:

— Да ничего это здесь не стоит — гроши! Но даже за гроши я это не возьму! Попробуйте в ресторанах или в барах предложить, там водка и сигареты хорошо идут.

Она виновато отвела взгляд. Ей было жаль бывших соотечественников. Те частенько заглядывали в магазин, но не для того, чтобы в приступе ностальгии купить привычные с детства русские продукты, а чтобы предложить на продажу товары, прихваченные из России.

Молодые люди молча направились к выходу.

— Вы по-английски говорите? — остановила их Соня.

— Да, конечно, мы неплохо говорим и понимаем, — с надеждой в голосе ответил высокий симпатичный парень. — Мы моряки, из Мурманска. — И они опять опустили сумку на пол.

— Ну, вот что, моряки, ступайте в бар «Загнанная лошадь», это отсюда в паре кварталов — ориентируйтесь вон на ту высотку. Спросите Дика. Скажите, от Ильи Зиновьева, может быть, он вам поможет.

— Ой, спасибо большое! Как мы вас можем отблагодарить? — Светловолосый веснушчатый парнишка вытащил из сумки бутылку водки.

— А вот это лишнее! — Соня засмеялась. — Я не пью!

— Ну так мы тоже не пьем, но иногда выпиваем! — схохмил первый.

— Ладно, с богом!

Она проводила их до двери и показала, как добраться до бара:

— Это на набережной возле морского зоопарка, прямо на барже.

Парни, счастливые, убежали — а вдруг повезет и удастся пристроить товар и заработать хоть немного валюты.

«Бедные, мыкаются со своими бутылками и сигаретами», — подумала Соня. Она еще не забыла унизительный привкус безденежья, каково это — крутиться, пытаясь хоть что-то заработать. София — бывшая советская гражданка, выпускница библиотечного факультета, — жила в Сан-Франциско уже пятнадцать лет. Ей казалось — всю жизнь. Все, что было до эмиграции в Америку, отошло настолько далеко, что даже не верилось, что это было с ней: коммуналка в центре Львова, маленький ребенок, непосильная стирка руками на общей кухне, муж — не помогающий ни в чем… Она взялась опять перебирать товары на полках, но все валилось из рук. На прилавке стояла оставленная моряками бутылка «Столичной».

Тем временем в Москве, в агентстве «Гименей» разворачивались бурные события. К Розе Бабаевой приехал жених. Француз! Тот, что внезапно пропал на полгода. Роза тогда сходила с ума, воображая самые мрачные сценарии. Она часами висела на телефоне, писала — но «ни ответа ни привета». И вот теперь месье Паскаль вдруг объявился — comme un fleur, как цветочек, как выражаются на языке Рабле и Мопассана. И не просто, а с приглашением погостить у него в Лионе. Ну что тут скажешь?! Роза была счастлива! Она уже отчаялась устроить свою судьбу, а глядеть на юных прелестных гименеевских «невест», в спешке разлетающихся по белу свету к своим суженым, было уже невмоготу. Вспыхнувшую было надежду погасил удар, нанесенный легкомысленным французом. Однако Паскаль рассыпался в извинениях, сослался на то, что бывшая жена долго не подписывала бумаги, необходимые для начала процедуры развода. Дочка до суда жила с ним, поэтому он, мол, даже не мог позвонить Розе, чтобы супруга не узнала о его русской возлюбленной. Но Роза все это время не выходила у него из головы, просто ему нужно было хорошо все взвесить. И вот теперь он готов перейти к решительным действиям!

Роза, мгновенно все забыв, расцвела в улыбке. Теперь ей удивительно подходило ее имя. Большие карие глаза светились внутренним светом беспокойного счастья, матовая оливковая кожа рдела румянцем. Она сделала короткую мальчишескую стрижку; вихры, торчащие в разные стороны, удивительно шли ей. Девчонки в агентстве удивлялись преображению начальницы, но в душе немного завидовали ей. Впрочем, если Бабаевна такого француза отхватила, решили они, то и на нашу долю найдутся принцы.

Маленькая, вытянутая пеналом комната могла вместить только узкую кровать и подобие шкафа-буфета. Возле окна втиснулся одноногий стол. Ветка пробралась по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж трехэтажного дома и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Было шесть часов утра. А в одиннадцать следовало быть в баре. Четыре часа тяжелого, без сновидений сна не принесли облегчения. С гудящей от боли головой Ветка встала.

— Нет, это не жизнь! Не пойду больше на эту дурацкую работу! Ни за что не пойду!

Она спустилась вниз, где находился телефон-автомат. Да-да, настоящий телефон-автомат! Как на улице! Предусмотрительный хозяин, сдававший в этом доме шесть комнат, установил автоматы на все: на электричество (опустил монету — зажегся свет!), на стиральную машину, на газ и воду. Вот так! Это вам не Россия!

— Чертовы капиталисты! — ругнулась Ветка, опуская двадцать центов в щель автомата.

— Дик, это Лана. Скажи Хосе, что я не приду на работу. Я заболела!

Вета выдохнула приготовленную фразу с облегчением, ведь голова и правда шла кругом, ее мутило. Наверняка начинается мигрень!

— Почему несерьезно? Я говорю совершенно серьезно! — Ее опять качнуло, и она ухватилась дрожащими пальцами за край стола. — Я понимаю. Это ваше дело, можете взять кого-нибудь другого. Спасибо. Бай!

Она положила трубку и почувствовала большое облегчение. Выпив стакан воды из-под крана, Ветка поднялась к себе и рухнула на подушку. «Ну и пожалуйста, берите кого хотите! Нашли рабыню Изауру! Уж лучше вернусь в Москву», — думала она, проваливаясь в беспокойный сон.

А на другой стороне Сан-Франциско, в престижном пригороде, в собственном доме, проснулся Стив. Было тихо, лишь с кухни доносились звуки приглушенной музыки. На часах радиотелефона мигали цифры 14:05. Голова была просто чугунная. Вспоминать о прошедшей ночи совсем не хотелось. Стыдно перед Сьюзен, которой пришлось среди ночи тащиться на другой конец города, и перед русской девушкой (очень, очень милая!), которая терпеливо слушала его пьяные монологи. А ведь ей, бедняге, работать сегодня. Он подумал, что надо бы заехать в бар и извиниться.

Стив принадлежал к той породе людей, что крайне не любят обременять других своими проблемами. То, что с ним произошло, было из ряда вон. Запоздалое чувство досады на себя и свои поступки выгнало его из постели. Надо завязывать с барами! Так недолго спиться совсем.

Он спустился вниз, сварил крепкий кофе. Выйдя на террасу, отхлебнул глоток, осторожно тряхнул головой. Черт, он же голоден как волк, сообразил Стив, сейчас бы хорошо прожаренный стейк — и душевное равновесие будет восстановлено. Ему вновь вспомнилась русская официантка (Лана, кажется, да, бармен называл ее Ланой). Может быть, оттого что за последние месяцы они со Сьюзен почти не разговаривали, молчаливое участие молодой симпатичной женщины так глубоко запало в его душу. Он рассказал ей легенду о том, откуда пошло необычное название бара. Двести лет назад здесь была таверна, где меняли лошадей на перепутье. Ей явно понравилось. Он усмехнулся: чего только спьяну не расскажешь! Воспоминание о большеглазой ночной собеседнице укрепило его решение: надо непременно заглянуть в бар «Загнанная лошадь».

В приподнятом настроении Стив принял контрастный душ, оделся и позвонил в офис Сьюзен, чтобы извиниться за доставленное беспокойство. Сьюзен, злая, невыспавшаяся, разговаривала сквозь зубы. Он бросил трубку со странным облегчением и вызвал такси. У него были три важные причины немедленно отправиться в «Загнанную лошадь»: нужно плотно пообедать, забрать брошенную на стоянке машину и извиниться перед Ланой. А скорее всего, в такой последовательности: увидеть Лану, забрать машину и, заодно, перекусить. Вот так-то будет честнее.

Соня открыла магазин, собрала почту (в основном банковские счета), валявшуюся на полу, и прошла в подсобное помещение. Голова кружилась. Резкий спазм внизу живота скрутил ее, заставив со стоном согнуться. Раньше такое случалось лишь ночью, но теперь приступы стали постоянными. Нестерпимая боль не отпускала даже днем. Пришлось принять сильное обезболивающее и переждать атаку. Через полчаса боль отступила. Было еще рано, и она решила вначале позавтракать, а потом разложить товары и приготовить кассу к началу рабочего дня. Вот уже десять лет они с мужем держали магазин, специализировавшийся на продаже товаров из Восточной Европы, в основном из России. Бизнес процветал, так как русская диаспора с каждым годом увеличивалась. Новые эмигранты, беженцы с просторов бывшего СССР, словно пассажиры затонувшего корабля, устремлялись к земле обетованной. Отдав дань гамбургерам, кока-коле и прочим гастрономическим радостям Нового Света, освоив немного язык и найдя работу, они начинали тосковать по простым тихим продуктам совка. Поэтому вид стеллажей со шпротами и селедкой, голубцами и сайрой, мятыми пачками чая с тремя слонами или незабвенных плавленых сырков, а главное — вполне отечественной на вид водки услаждал душу.

«И куда их несет?» — ворчала Соня, но в душе понимала, что они с Ильей живут за счет бывших соотечественников. Ну кому, скажите на милость, в сытой Америке нужна селедка или краковская колбаса? А «Зефир в шоколаде»? Она вынесла этот самый «зефир» и разложила коробки стопками. В дверь постучали. Соня посмотрела на часы, было без пятнадцати девять. За стеклянной дверью стояла незнакомая женщина.

— Здравствуйте, я Людмила Шаталова. Вы давали объявление в газете. Вчера я вам звонила, и вы просили прийти к девяти.

— А, проходите, пожалуйста.

Соня посмотрела документы: «грин-карта» была в порядке, возраст тоже подходил — сорок лет (у молодых «свиристелок» одни мужики на уме!), по-английски спикала хорошо. В Соединенных Штатах два года. Замужем (прекрасно!).

— Что ж, давайте попробуем! Две недели — испытательный срок. Если все будет хорошо, контракт на год с зарплатой десять долларов в час. Годится?

— О'кей!

Через полчаса женщина уже стояла за прилавком.

К обеду Илья заглянул в магазин:

— Ну что, девочки, работаем? Молодцы!

Он разгрузил микроавтобус, набитый коробками и тюками, передал накладную угрюмому молодому шоферу и, дав распоряжение «девочкам», убежал по делам, о которых жене никогда не докладывал. Он уже давно жил двойной жизнью: преуспевающий бизнесмен, послушный налогоплательщик, примерный семьянин — и в то же время веселый гуляка, «свой в доску», отличный собутыльник, окруженный полукриминальными типами. Он никогда не отказывался от приключений на стороне. В Сан-Франциско было немало красивых молодых соотечественниц, нуждающихся в поддержке и посильной помощи. Жена, конечно, догадывалась обо всем (ну не дура же, в конце концов!), но молчала Ей было уже все равно. Двадцать лет супружеской жизни не принесли ничего хорошего. Правда, сын получился прекрасный. Соня, вспомнив о сыне, улыбнулась: красивый высокий парень, студент, куча приятелей — совсем американец! Ее мысли прервала знакомая покупательница:

— Ну не подходит мне их аспирин! Как мертвому припарка! Закажите мне, пожалуйста, Сонечка, наш русский цитрамон и анальгин!

В баре-ресторане «Загнанная лошадь» был час пик. На ланч подтянулись служащие из окрестных офисов и бизнес-центров. Основная зона ресторана не могла вместить всех желающих, и голодные клиенты теснились у бара, наперебой заказывая «ланч-экспресс», а попросту говоря, горячий бутерброд с салатом, который поедается прямо у барной стойки. Стив еле пробрался к прилавку с той стороны, где подавались только напитки. Увидев бармена Дика, он помахал ему рукой:

— Привет, дружище! Как дела?

Дик, не успевавший выполнять заказы, устало кивнул:

— Привет! Извини, не до тебя!

Стив поискал глазами Лану, но ее не было видно. Может, сейчас не ее смена? «Ладно, пообедаю, а потом спрошу», — решил он. Он дождался, когда освободится место, и, сделав заказ толстой улыбчивой официантке, вздохнул: ей он точно не стал бы рассказывать легенду о лошадях на перепутье.

Без особого энтузиазма дожевав суховатый стейк с жареным картофелем, Стив расплатился. Народ, толпившийся у барной стойки, уже рассосался, поэтому он спокойно выпил пинту светлого «гиннеса». Сразу стало легче. «Пожалуй, с этого и надо было начать», — с запоздалым сожалением подумал он. Бар постепенно пустел. Стив переместился поближе к Дику, копавшемуся в кассовом аппарате.

— Спасибо, дружище, за то, что не выставили меня за порог прошлой ночью. — Он виновато улыбнулся. — Приношу свои извинения.

— Да ладно, чего уж там. Бывает! — Дик насмешливо подмигнул: — До дома-то добрался или заночевал где? — Он залился неожиданно тонким, почти женским смехом.

— Да уж, хорош был! Ничего не скажешь! Стив смущенно потупился. — Что называется, перебрал. Раскаиваюсь и прошу простить. Виноват! — Потом очень тихо спросил: — А могу я увидеть Лану? Я хотел ее лично поблагодарить за внимание. Бедная, до шести утра со мной провозилась!

Дик даже присвистнул:

— Ничего себе, а я был уверен, что Лана не вышла на работу, так как вы отчалили вместе!

— Ты о чем? — не понял Стив. — Так когда ее смена?

— Никогда! Она больше здесь не работает!

— Как не работает? — испугался Стив, отодвинув пивную кружку. — А как же мне ее отыскать?

— Никак, — отрезал Дик. Ему нравилась ситуация. Он с любопытством наблюдая за реакцией растерявшегося клиента, мол, так тебе и надо, раззява! — Ее взяли временно, всего на неделю, а поскольку сегодня она не вышла в свою смену, уволили.

Дик действительно ничем не мог помочь вконец расстроенному Стиву. Новенькая официантка не оставила никаких координат.

— Что ж, спасибо за информацию. — Стив понуро двинулся к выходу.

— Будь здоров, заходи! — весело прокричал ему в спину бармен. — У нас часто официантки меняются!

Расстроенный Стив вышел на улицу. Бульвар в этот яркий осенний день был сказочно красив; лимонная охра, бурая зелень, венецианское золото, казалось, подбадривали его: не горюй, тебе еще повезет, жизнь прекрасна и удивительна!

Поздним вечером Ветка спустилась вниз на общую кухню, чтобы приготовить ужин. К счастью, там никого не было, а то вид у нее был еще тот: всклокоченные волосы, мятый халат и тапочки. Кикимора, да и только! Переодеваться не было никаких сил! Она проспала почти весь день. Мигрень отпустила, зато разыгрался нешуточный аппетит, и Лана уже сто раз пожалела, что сгоряча отказалась от работы. Может, надо было просто отпроситься на денек? В конце концов, с кем не бывает…

Она в ярости загремела посудой. «Идиотка! Ну и куда теперь? В Москву? Очень тебя там ждут!» Лихорадочно взбив яйца, Лана обжарила помидоры с ветчиной, залила яйцами и немного успокоилась: омлет мирно шкворчал на сковородке, источая дивный запах.

Настроение у нее поднялось. Ветка с аппетитом проглотила золотистый, посыпанный тертым сыром омлет; как говорится, голод не тетка…

Поужинав, она поднялась к себе, разыскала скомканную бумажку с номером телефона (хорошо, не выбросила!). Номер телефона принадлежал Илье Борисовичу, который устроил ее в «Загнанную лошадь». Он дал ей этот номер со словами: «Ланочка (он окрестил ее Ланой), если что-то не заладится, звони! Помогу, чем могу. Возьму к себе в магазин на работу».

Ей совсем не хотелось ему звонить. Она вспомнила, как он смачно причмокивал полными губами и оглядывал ее с головы до ног. Ветку передернуло: тоже мне благодетель нашелся!

Она походила по кухне, прикидывая варианты, — просить о новом благодеянии не хотелось.

Но другого выхода не было: нужна крыша над головой, деньги на питание и прочие расходы. Иначе придется возвращаться домой несолоно хлебавши. Мысль о пересудах «гименеевских» кумушек ужаснула ее. Ладно, если бы только сплетни (это можно пережить), а вот без жилья в Москве придется несладко! И Ветка решительно набрала номер.

Ответил тихий женский голос. Светка невольно смутилась. Женщина устало сказала, что Илья Борисович будет позже. Светлана закусила губу. Не везет сегодня, как ни крути! Извинившись, она уже хотела повесить трубку, но тут женщина мягко спросила, не нужно ли чего передать?

Ветка растерялась: ну как объяснить этой милой женщине, что у нее беда. Что она идиотка! Что ей нужны деньги!

— Собственно говоря, я звоню по поводу работы в магазине…

И Ветка вдруг начала жаловаться на жизнь. Прежде она себе не позволяла ничего подобного, но тут впервые изменила своему принципу. Вывалив на незнакомую собеседницу свои проблемы, Ветка, спохватившись, выдала:

— Простите, ради Бога! Это я от отчаяния!

— Ничего страшного, позвоните завтра с утра или зайдите в магазин. Оулд-стрит, двадцать пять. Я там буду, меня зовут Софья Михайловна.

— Спасибо вам, Софья Михайловна, — выдохнула Лана, не ожидавшая такого поворота, — я непременно приду. Во сколько?

— Лучше с утра. Илья будет в десять.

Ветка с облегчением положила трубку. Тот факт, что завтра придется вновь выступить в роли просительницы, не смутил ее. Наоборот: настроение поднялось, страх перед будущим отступил.

У себя в комнате Светлана подошла к окну.

В калифорнийской бархатно-черной ночи сияли связки ярких огней. Этот свет завлекал и манил: ночные рестораны и клубы взывали к любителям развлечений. Ветка отпрянула от окна. Соблазнительная ночная жизнь ее не привлекала. Ничуть! После недельной работы официанткой она знала цену этой ночной радости. Спасибо, наелась досыта.

— Спокойной ночи, — произнесла она, адресуясь к незримому небесному собеседнику, и закрыла ставни.

Огни пропали. Ветка улеглась и постаралась заснуть. Мысленно вернулась ко вчерашним событиям, перебирая фразы подвыпившего и трогательного незнакомца, погрузилась в сон. Вот она, почему-то в ковбойской широкополой шляпе, скачет во весь опор, спасаясь от погони. Лошадь совсем обессилела, начала хрипеть и мотать головой, разбрызгивая пену. «Ну, еще немножко, милая, потерпи!» — шепчет ей Ветка. Наконец вдали показалось знакомое белое здание. У таверны «Загнанная лошадь» ее поджидал давешний незнакомец Стив Браун…

Роза прилипла к стеклу, отделявшему в аэропорту Шереметьево зону регистрации. Глядя вслед удаляющемуся Паскалю, она блаженно улыбалась. Она знала, что рассталась с милым ненадолго. Как только получит визу и подберет себе замену на работе, тут же отправится за ним следом. Господи, только подумать, может, это на всю оставшуюся жизнь! Кто знает? Роза зажмурилась. Когда силуэт Паскаля исчез в лабиринте терминала, официальная невеста французского гражданина радостно притопнула каблучком: «Ce n'est pas un rêve! — Это не сон!» Она счастливо засмеялась. Потом, подметив недоумение окружающих, сделала серьезное лицо: «Mille pardos, господа» — и, рассекая напиравшую толпу, направилась к стоянке такси.

Эту Людмилу просто сам Бог послал ей на помощь. Софья Михайловна совсем сникла под грузом забот, тревоги и свалившегося на нее тяжкого недуга. До сих пор на ней висело все: уборка магазина, прием товара, обслуживание покупателей, «дебет-кредит» — они вели дело по старинке, как в России, записывая расходы в тетрадку. Компьютерную премудрость она так и не осилила. «Старую собаку не выучишь новым трюкам, — сказала она мужу, который предложил ей пойти на компьютерные курсы. — А дом я на кого брошу? Ну уж нет, обойдемся без технического прогресса, калькулятором».

Новенькая сразу влилась в работу. За несколько часов Людмила вымыла окна и витрины, перетерла запыленные сувениры на полках. Матрешки-ложки засияли золотистым светом, не хочешь — возьмешь! И правда, в придачу к знакомым с детства продуктам покупатели прихватили сразу три матрешки да пару жостовских подносов, валявшихся под прилавком. С тихой, располагающей улыбкой Люда продала за день недельную норму.

— Берите, не пожалеете, свежайшая «докторская» колбаска! Хотите попробовать? — уговаривала она очередного клиента, заглянувшего за московскими газетами, теперь ушедшего с полной сумкой и матрешкой в придачу.

Новая продавщица, словно магнит, притягивала покупателей, те мгновенно становились ее друзьями. Соня не могла нарадоваться:

— Ай да Илья, такую работницу нашел!

Надо сказать, что до этого Соне не слишком везло с помощниками. Одна только Катя-пьянчужка чего стоила! С утра пораньше она умудрялась потихоньку надраться в подсобке и уже к обеду едва держалась на ногах! Нанятый после нее парень из Казахстана оказался просто-напросто воришкой! Продавал товар, пропуская часть мимо кассы и складывая деньги себе в карман! Илья Борисович застукал его с поличным. Да и вообще за столько лет нерадивых работников перебывало немало. «Может, хоть с Людмилой повезет наконец, — с надеждой подумала Соня, — ладно, поживем — увидим!»

Войдя утром в торговый зал, она с удовлетворением отметила, что Люда, стряхнув с янтарных бус залежи пыли, развесила их на стене. В солнечных лучах они вдруг засверкали невиданной красотой.

— Красиво-то как, Людочка! Я совсем забыла про них!

Людмила откликнулась:

— Там у вас еще целая куча хохломских изделий. А гжель давайте поместим на отдельную полку. Зачем добру пылиться в коробках!

Звякнул дверной колокольчик, возвещая о клиенте.

— Доброе утро! Мне бы Софью Михайловну. Я Светлана Королева.

Широкая Рыночная площадь Роттердама, она так и называлась — Маркт, по четвергам с утра превращалась из центральной площади в огромный шумный многоязыкий рынок, где можно было купить все, что угодно!

Ирина неспешно, без всякого плана ходила по рядам, разглядывая диковинные товары.

Надо же, деревянная посуда совсем как у нас в глубинке. Повертев, заметила: только ни золота, ни росписи. Наша куда наряднее. А вот деревянные сабо (придет же такое в голову — вытачивать башмаки из дерева!) здесь расписывали розовыми блеклыми цветами.

Зато продовольственные ряды поражали изобилием. Ирка все никак не могла привыкнуть, после полуголодной Москвы, что здесь понятия не имеют об очередях и дефиците, всю эту роскошь можно купить, были бы деньги. С ума сойти! Ее потрясало обилие экзотических фруктов и овощей. А вот от запахов разнообразных сыров у нее попросту пропадал аппетит (Ирку едва ли не тошнило от резких, порой весьма своеобразных ароматов). Прилавки со свежим мясом и копченостями она вообще обходила стороной. Издали кровавые туши напоминали иллюстрации из учебника анатомии. Dank u wel — спасибо! Лучше взять в супермаркете в коробочке под пленочкой.

Забредя в цветочную оранжерею, она раскрыла рот от изумления при виде самых невероятных растений и цветов. Вот это да!

Ирина понемногу осваивалась на новом месте. Только язык давался ей с трудом! Ну никак не могла она к нему приспособиться. Ик бекхряйп у ньет!

Но несмотря на это, с каждым днем она все больше и больше привыкала к свободе и раскованности соотечественников любимого Ванечки, умилялась непонятным для русских странностям. Например, голландцы упорно не занавешивали окна, так что вечерами, когда в домах зажигают свет, все было распахнуто, все оказывалось на виду — смотрите на здоровье! Правда, Ваня объяснил ей этот феномен. Странная, на первый взгляд, привычка на самом деле объяснялась довольно просто. В Средние века испанцы, подчинившие себе эти вольнолюбивые края, опасались тайных заговоров со стороны протестантов, поэтому горожанам было строго-настрого запрещено закрывать окна. С тех пор так и повелось. Традиция есть традиция, но все же каждый раз при виде семейных картинок в ярко освещенном окне Ирина отворачивалась, чувствуя себя соглядатаем, подсматривающим кусочки чужой жизни. Зато потом завешивала свои окна с еще большим рвением: нечего смотреть, это вам не бесплатное кино. Ванечка только посмеивался, ему было абсолютно все равно.

Жили они спокойно, размеренно, без лирических надрывов, но мирно и ладно.

Ваня был спокойным и надежным, как гранитная скала. Обожал свою женушку-«пампушку» и баловал ее, как мог. По вечерам они частенько играли в карты. Ирка, на свою голову, научила мужа играть в «дурака» и «пьяницу», теперь сама была не рада: Ванечка оказался азартным игроком. Радовался, как ребенок, когда выигрывал. И сильно обижался, оставшись в «дураках».

По пятницам они чинно ужинали в каком-нибудь ресторане, а каждое воскресенье совершали поездки по округе.

Все было замечательно. Даже чересчур хорошо. Потому что беспокойная по натуре Ирка начала скучать по своей безалаберной, полунищей, свободной жизни. С жиру бесится, сказали бы «гименеевские» невесты, мечтающие хоть на миг очутиться на Иркином месте.

А ей порой хотелось крикнуть во весь голос: «Там хорошо, где нас нет! Вот так и знайте!» Она засобиралась в Москву. Ваня обещал отпустить на недельку после Нового года.

Наверное, Ветка была из породы «везунчиков». Удача ее не оставляла — тьфу-тьфу! Вот уже неделю она работала в магазине «Теремок». Помогала Людмиле, как говорится, была на подхвате. Ее взяли сразу. Правда, этим она была обязана нерадостным событиям. Несчастье случилось в тот день, когда она пришла в «Теремок». Хозяйку магазина Софью Михайловну увезли на «скорой» в больницу. Лане даже пришлось сопровождать ее — приступ случился утром, муж был на другом конце города. С тех пор Лана осталась работать. А дел было невпроворот. «Теремок» оказался на грани развала. Софье Михайловне около года с огромным трудом удавалось контролировать ситуацию. Она уже давно недомогала, но никто не предполагал, что за этим стоит такой страшный диагноз. В больнице ее не стали долго держать, выписали через три дня. На этой стадии рака оставалось лишь облегчить приступы боли. Для лечения было слишком поздно.

Сегодня она впервые после длительного перерыва заглянула в магазин. Держалась хорошо, ей делали сильные обезболивающие уколы. Она даже воспрянула духом.

О болезни своей ничего не говорила, не хотела, чтобы ее жалели. А магазин жил обычной жизнью: доставка и прием товара, череда покупателей. Они обращались с просьбами уже не к Соне, а к Людмиле и Лане. Какая им, собственно говоря, разница. Она смотрела на веселых, смеющихся молодых женщин и не могла избавиться от навязчивой мысли: почему — я? В Америке не принято скрывать диагноз от пациента. Но еще задолго до страшного приговора врачей Софья знала, что жить ей осталось всего-ничего. Не зря же она подготовила себе замену, терпеливо объясняя Людмиле незатейливые бухгалтерские операции. Надо отметить, Люда все схватывала на лету и уже через неделю распоряжалась магазином, как будто занималась этим всю жизнь.

Вот уж действительно, Бог послал, думала Соня.

Все это время Софья Михайловна беспокоилась не о себе! Ее мучила вина за то, что она оставляет работу, а мужу нужна здоровая, работящая жена, да и сын после ее смерти останется без присмотра. Она беспокоилась обо всех, только не о себе. Ей казалось, что она предает близких, бросает их на произвол судьбы: как же они справятся без меня?

Но, придя в магазин, Софья Михайловна не могла не признать, что там все преобразилось: засверкали витрины, красиво расставленные сувениры радовали глаз, полки были заставлены деликатесами из России и Германии. Илья потирал руки: «Молодцы, девочки!» Невероятно, но выручка только за последнюю неделю выросла вдвое.

Ветка тоже была довольна! Еще бы — островок спокойствия. «Загнанную лошадь», пьяных клиентов она не хотела даже вспоминать, разве что одного посетителя, запавшего в душу, того самого Стива. После тяжелых подносов, грязной посуды и ночных возвращений магазин казался ей раем! Все было бы хорошо. Если бы не одно «но» — Илья Борисович. Он не отводил своих тяжелых липких глаз от Ветки, красневшей от столь откровенных взглядов. «Этого только мне не хватало! Вот похотливый кот!» — сердилась она в душе и старалась обходить его стороной. Она боялась, что Людмила и Софья Михайловна что-то заметят.

Известно, чем больше женщину, тем меньше… или наоборот — как там у классика? Илья Борисович распалился не на шутку, он не собирался считаться с болезнью жены. У него была благородная цель: помочь бедной несчастной девочке. У той ни денег, ни разрешения на работу, а виза уже заканчивается. Деться ей некуда!

Прошел месяц. Стив исправно рассылал резюме, так же исправно получал вежливые отказы и уже почти отчаялся найти достойную работу. Серая осенняя погода, беспрерывные дожди лишь усиливали уныние. Ему казалось, что он обречен на участь безработного, со всеми вытекающими печальными последствиями. Но вот однажды рано утром раздался звонок. Звонили из крупной международной компании по экспорту сахара и кофе, через неделю его приглашали на интервью. Стив, повесив трубку, выдохнул: у-уп-с-с-с, кажется, дело сдвинулось! Он в нетерпении вскочил. Хватит слоняться без дела по дому, который он за время вынужденного заточения возненавидел. Он решил отправиться на Гавайи! Немедленно! При чем тут Гавайские острова? Дело в том, что работать, в случае положительного исхода собеседования, пришлось бы именно там. Стив решил сгонять туда на несколько дней. На Гавайях он никогда не был.

Выслушав новости, Сьюзен, не раздумывая, заявила, что никуда из Сан-Франциско не поедет, даже на несколько дней отдохнуть. Нельзя сказать, чтобы Стива это сильно расстроило. Он давно уже решил, что пора начать новую жизнь. С нуля: новая работа, новые места и люди. Вот так!

Перед отлетом он решил заглянуть наудачу в бар «Загнанная лошадь». Стив не терял надежды встретиться с прелестной молодой женщиной, проявившей к нему такое внимание и сочувствие в ту памятную ночь. И даже то, что на горизонте наконец замаячила работа, он безотчетно связал с ночной встречей.

Но чудеса случаются только в сказках. Бармен Дик радостно сообщил ему, что Лана так и не объявилась. А потом неуверенно добавил, что она, кажется, устроилась в какой-то русский магазин. Впрочем, даже если бы он знал, ни за что не сказал бы! Лана с самого начала отвергла его притязания. И теперь он злорадно мстил молодой женщине. Стив протянул бармену бумажку с номером телефона. Тот кивнул: «Конечно, передам, можешь не сомневаться!», но, едва Стив вышел за порог, скомкал бумажку и выбросил. Жди, обязательно позвонит!

Париж превзошел все ожидания Розы. Это действительно был великий город, где все дышало историей. Когда-то в юности она зачитывалась романом Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой». Роза сразу поняла, что этот город просто создан для бесцельных прогулок, необдуманных покупок и головокружительных развлечений. Здесь можно было раствориться в людской толпе, почувствовав себя частичкой вселенной Paris (Пари, как произносят французы). Она уже привыкла здороваться, входя в скромный отель в Латинском квартале, в бистро или роскошные бутики. Она перестала удивляться, что люди, с которыми она обменялась парой слов, душевно желают ей хорошего дня, что ее всюду называют «мадам Роза», с ударением на последний слог. А в перспективе это должно было звучать «мадам Роза Линьяк»! Очень красиво, не то что Бабаевна, как прозвали ее в «Гименее»!

Вот уже неделю она носилась по музеям и магазинам, которые после московских очередей и полупустых прилавков поначалу тоже воспринимала как музеи — музей сыра, музей духов, музей хлеба. Она боялась, что однажды утром откроет глаза и проснется в Москве. Но сон наяву продолжался и обладал всеми свойствами реальности, данной нам в ощущениях.

Паскаль должен был приехать за ней в выходные, а пока она отрывалась на всю катушку. Роза наслаждалась свободой, не чуя под собой ног парила над Лютецией и все не могла надышаться воздухом своих юношеских грез. А вечером падала замертво от усталости. Еще денек, потом хоть на край света! Однако край этот находился в трех часах езды от центра мира, а не в Сибири, например! Она сняла на неделю комнату в большой квартире, принадлежавшей русским эмигрантам. С устройством помогла бывшая клиентка «Гименея» Лариса Пантелеева, ныне мадам Гиссон. Они вместе совершили пробег по парижским магазинам, что, надо признать, изрядно пополнило Розин гардероб.

Настала долгожданная суббота Паскаль приехал за ней из Лиона на машине. Автомобиль оказался далеко не новым и довольно неказистым. Но Роза, ослепленная любовью, не придала этому никакого значения. Какая разница, были бы колеса! К тому же даже во Франции школьные преподаватели нечасто разъезжают на шестисотом «мерседесе»! Главное, они наконец были вместе.

Еще древние предупреждали, что необходимо тщательно взвешивать свои желания, ведь они могут и сбыться. Желание Стива осуществилось. Он получил долгожданное место с хорошим годовым окладом, солидными премиальными и пенсионными отчислениями. Казалось бы, все замечательно, он мечтал об этом! А чего еще надо здоровому и сильному мужчине, кроме работы? Правильно мыслите: счастья и любви. Не многовато ли будет, мистер Браун? С этой мыслью Стив отбросил в очередной раз мелькнувшее ангельское видение. Хорошего понемногу!

Сьюзен долго твердила, что на старости лет они обоснуются вместе (да-да, милый, одиночество в старости — это ужасно!). У них есть прекрасный дом, пенсию они заработают приличную, вот и будут коротать дни в благополучии и покое. «Ну а пока, что поделаешь, так складываются обстоятельства, ты поживешь там, а я здесь», — рассуждала вечерами она. Вначале Стив слушал молча, думая о том, что, однако, до старости еще далеко, да и дожить желательно. Потом, после очередной инъекции нравоучений, безропотный Стив взорвался:

— Если вместе, то вместе! Едем на Гавайи! Если врозь, то дом надо продать и разделить пополам кредит!

Сьюзен, хлопнув дверью, удалилась на свою половину.

После долгих выяснений пришли к выводу, что лучше расстаться. Не откладывая дело в долгий ящик, оформили поручение агентству по недвижимости на продажу своего «дворца». Через две недели Стив должен был перебираться на новое место. Он слонялся по пустому и уже чужому дому. Впереди маячила неопределенность, рождавшая странное ощущение разрыва всех связей с привычным миром. Порой ему хотелось волком выть.

— У-у-у-у-у…

Штат Гавайи. Остров Кауаи.

— У-у-у-у…

Четыре тысячи километров от Тихоокеанского побережья США. Но выбора не было. Контракт подписан, назад дороги нет.

— У-у-у-у…

Соня совсем слегла. Ей сделали операцию неделю назад, и теперь она лежала дома. Наступила какая-то странная апатия, она часами разглядывала завитушки в узоре скатерти на столе, листья фикуса, принесенного сыном.

Дела в магазине шли отлично. Илья потирал руки от удовольствия. Молодцы, девочки, ничего не скажешь, заслужили прибавку к зарплате. Жену он по-своему любил, как-никак двадцать пять лет вместе, что бы там ни судачили. Все было в их долгой совместной жизни: радости, заботы, огорчения, они вместе пережили нелегкие первые годы по прибытии в Америку. Конечно, были у него и другие женщины. И немало. Но, по большому счету, жена от Бога у него была одна. И несмотря на многочисленные связи, он никогда не собирался оставлять семью. Он был безмерно благодарен жене, она прекрасно воспитала сына. Илья знал, что Соня умирает. И был готов исполнить последний долг, достойно похоронить ее.

Мысленно он пытался оправдаться перед самим собой. Надо заметить, Илья считал себя порядочным и добрым малым, но, конечно, не без недостатков. Вот уж угораздило (не нашел другого времени!), он не на шутку увлекся Светланой. При его первых поползновениях Лана взорвалась: «Как вам не стыдно! Подумайте о больной жене!» Он проникся к ней уважением: благородная и гордая, это вам не дешевка, это существо иной породы. Хрупкая, тоненькая Вета излучала какой-то внутренний свет и достоинство. Илью неудержимо тянуло к ней, он все больше сужал круги. «Ничего, ничего, деться тебе некуда, скоро сама будешь бегать за мной!» — думал он. Он знал — ее виза заканчивается ровно через месяц!

На его беду, Люда и Ветка подружились. Более опытная Людмила сочувственно говорила: «Ланка, ты резко не отказывай, тяни резину, пока можешь. Ну а там, кто знает, может, что-нибудь изменится к лучшему. Сейчас самое главное — из магазина не вылететь, а то окажешься на улице!»

Она поддерживала подругу, чем могла: советом, деньгами и просто добрым словом. Ветка всей душой была благодарна ей. Илья понимал, что боевое содружество помогает Ветке держать круговую оборону, поэтому в магазине вел себя сдержанно и лишь иногда, когда Людмилы не было рядом, позволял себе пробные заходы. Он не был мастером комплиментов: «Ланочка, тебе эта блузка к лицу!» — «Илья Борисович, это не блузка, а платье!»

Иногда пытался сунуть подарок — баночку черной икры, знал, что она любит. Ветка отказывалась, чертыхаясь про себя, и находила способ вежливо уклониться: «Илья Борисович, вам только что звонила Софья Михайловна…»

Так могло продолжаться сколь угодно долго, но Людмила подхватила сильнейший грипп и слегла. Светлана осталась один на один со своим назойливым поклонником.

И конечно, когда в подсобке он грубо и примитивно подмял ее под себя прямо на ящиках с пивом, нервы у Ветки не выдержали. Она врезала ему пощечину. Потом пригрозила сообщить в полицию о сексуальном домогательстве и выскочила в торговый зал. По счастью, в магазине были покупатели, и незадачливому ухажеру пришлось ретироваться. Он попытался замять щекотливую ситуацию, велев принести счета.

«Подумаешь, недотрога!» — было написано у него на лице. Правда, на всякий случай он извинился. Потом, посмотрев на пылавшую негодованием Ветку, понял, что скандала после закрытия магазина не избежать, и быстренько смылся.

Ветка была в полном отчаянии: она понимала, что покоя он ей не даст и надо что-то делать. Пора уносить ноги, и чем дальше, тем лучше! До конца рабочего дня оставалось два часа.

Светлана позвонила Людмиле и рассказала все как на духу. Ровно через час та стояла на пороге. Немало повидавшая в жизни Людмила вычислила, что Илья вернется к закрытию для решающего штурма. И оказалась права. Илья Борисович заявился в парадном костюме и с цветами!

«Ну просто цирк! Шапито! Весь вечер на арене — клоун!» — шепнула Люда Ветке, которая испуганно встрепенулась при виде работодателя. Хозяин напоминал нахохлившегося и распустившего перья индюка. Подруги неожиданно покатились со смеху. Смеялись до слез. Ситуация, действительно, была комичной. Впрочем, это с какой стороны посмотреть.

Паскаль жил в центре Лиона, неподалеку от церкви Сен-Поль. Роза целыми днями, пока он находился на работе, бродила по старинным улочкам. Ее умиляли средневековые постройки, так органично вплетенные в архитектуру эпохи модерна, что дух захватывало. «Нет, это уму непостижимо: сияющий стеклянной крышей торговый центр конца двадцатого века, а рядом прикорнула аптека времен д'Артаньяна!» — думала Роза.

Она остановилась и осторожно прикоснулась ладонью к шершавой стене, будто поздоровалась с прошлым, канувшим в Лету. Удивительный город. Розе казалось, что после Парижа ее уже ничто не поразит. Она немного побаивалась отъезда в провинцию. В памяти всплывало какое-то восстание лионских ткачей, о котором рассказывали на уроке истории в шестом классе, но о городе, где ей предстояло жить, москвичка имела смутное представление.

А Лион оказался чудом! Паскаль с гордостью ей поведал, что римляне сделали Лион столицей галльских провинций. Во времена Древнего Рима его именовали Вороньим Холмом. Роза любовалась Круа-Русс, и ее сердце замирало от щемящей нежности к великолепному городу, к любимому мужчине и ко всему, что ее окружало в этой новой, счастливой жизни. Одинокие прогулки по Лиону привели к тому, что Роза полюбила этот город даже больше Парижа.

Все складывалось хорошо. Настолько хорошо, что Роза боялась радоваться, чтобы не сглазить. Конечно, она сразу поняла, что ее будущий муж совсем не Рокфеллер. Скромный преподаватель лицея. Скромная двухкомнатная квартира, старенькая машина и средняя, по французским меркам, зарплата. Не разбежишься. К тому же Паскаль выплачивал алименты на дочь, которой исполнилось десять лет. Но это не смущало Розу. Да и какие деньги могут заменить любовь!

Паскаль был чудесным человеком и великолепным любовником. Роза только сейчас поняла, что такое настоящая страсть. Вспомнив прошедшую ночь, она невольно улыбнулась и покраснела.

Ей захотелось сегодня приготовить на ужин плов. Паскалю нравилась ее стряпня. Что там сказано про путь к сердцу мужчины?.. Ну, через желудок или нет, но ее жених, как истинный француз, любил хорошо и вкусно поесть. И поэтому сегодня будет праздник: настоящий бухарский плов! Это был ее конек. С тяжело нагруженной сумкой она поднялась на третий этаж старинного дома (лифта, увы, не было). Еще возясь с замком, она услышала телефонный звонок. Роза не спешила отвечать: из дому ей не звонили, а с сыном они перебрасывались SMS-ками по мобильному. Она услышала, как после сигнала автоответчика детский голосок приветственно пропел послание, которое прервал деловитый женский голос. Бывшая жена Паскаля напомнила о своем существовании. Настроение у Розы испортилось. Она прошла на кухню и нехотя начала перекладывать продукты в холодильник. С бульвара доносился шум совсем иного, чем Москва, непостижимого города, который совсем не хотелось покидать.

На похоронах Сони Илья Борисович плакал навзрыд, завалил могилу цветами. Бедная Соня за всю жизнь не получила от него даже завалящего букетика. Чувство вины, неоплатного долга перед покойной женой, безропотно сносившей его выходки, настигло и накрыло его. Окружающим было немного неловко видеть рыдающего в голос мужика. Поминки не принесли ему желанного облегчения, напротив, Илья страшно запил и отстранился от всех дел. Сын оказался совершенно беспомощным. Все хлопоты по работе и организации похорон и поминок достались на долю Людмилы. Она добровольно стала шефом, администратором и нянькой.

— Господи, как же их разбаловала Соня, царствие ей небесное! — вздыхала замученная Люда.

Ветка во всем этом не участвовала. Отсиживалась в магазине. Надо же кому-нибудь и торговлей заниматься, оправдывалась она.

А Илья Борисович совсем было раскис. Заходил на минутку в магазин, с черным от горя лицом, забирал продукты, приготовленные заботливой Людмилой, и опять пропадал. «Бедный, надо же, как сдал!» — перешептывались сотрудники. Но скорбь недолго одолевала вдовца. Через неделю Илья Борисович, как феникс из пепла, воспрянул и расправил плечи.

Для Ветки наступили черные дни. Хозяин, благоухающий дорогим одеколоном, зачастил в магазин.

Как-то вечером, перед самым закрытием, Илья при полном параде (в костюме и галстуке) подъехал к «Теремку». Смущенно, почти робея (и куда девались крутые замашки?), он подошел к удивленной Ветке:

— Ланочка, нам надо серьезно поговорить…

Людмила, понимая, что разговор не требует свидетелей, сделала вид, что спешит. Она суетливо собралась и в дверях помахала рукой:

— Ну, вы, мои дорогие, снимите кассу, мне надо срочно в парикмахерскую. Я уже и так опаздываю. Бай, бай!

И она исчезла. Вета даже обидеться на нее (за то, что бросила на произвол судьбы) не успела, а еще подруга!

Илья Борисович томно посмотрел на Ветку. Потом достал ключи от машины:

— Я приглашаю тебя, Ланочка, в ресторан. Только не вздумай отказываться! Столик уже заказан.

Ветка растерянно молчала. Она не знала, что делать. Решительный вид ухажера ничего хорошего не предвещал! Мысленно она прокручивала варианты вежливого отказа. Ветка лихорадочно прикидывала, что надо как-то оттянуть решительный отказ, ведь это повлечет за собой увольнение с работы. А последствия могут быть очень печальными: платить за квартиру будет нечем, новую работу вряд ли быстро найдешь, тем более что разрешения у нее нет! Значит, дорога одна. Домой! Хорошего понемногу. Виза заканчивается через две недели.

Ветка подняла на Илью Борисовича невинный взгляд и кротко сказала:

— Хорошо.

Она решила играть комедию до конца. Стратегия простая: выслушать Илью, попытаться выиграть время, напомнить, мол, траур все-таки, как-никак. Надо подождать. А там что-нибудь придумаю!

Когда машина свернула на набережную, Ветка съежилась: в сгущающейся тьме ярко горела вывеска бара «Загнанная лошадь».

В пустом, а поэтому казавшемся огромным холле громоздились многочисленные коробки и сумки. Специально нанятые люди помогли собрать вещи: личный архив, книги, бытовые мелочи, которые не хотелось покупать на новом месте (только спортивного инвентаря набралось два чемодана). Стив решил отправить все это добро морским путем. Сьюзен уже перебралась в небольшую квартиру в центре Сан-Франциско. Она, похоже, была вполне довольна сложившейся ситуацией. Независимость прежде всего! — таков был девиз ее жизни. Что поделаешь, каждый выбирает свой путь и по-своему расставляет жизненные приоритеты. Стив на нее не обижался: вольному — воля. Он еще раз прошелся по пустому и совсем уже чужому дому. Вслушавшись в собственные гулкие шаги, он вдруг осознал, что его здесь ничто не удерживает. В памяти почему-то не осталось никаких эмоциональных зацепок. Странно, ведь он провел в этом доме немалый кусок жизни, а в итоге сплошная пустота. В суете рабочих буден он никогда об этом не задумывался. Было не до философии. Работал как вол! И ради чего? Но любые перемены ведут к лучшему. Теперь он это понимал. Потеряв работу, он вдруг обнаружил, что она была его главным жизненным якорем! А вот это действительно страшно. Даже женщина, с которой они провели вместе семь лет бок о бок, оказалась чужой.

Стив посмотрел на часы: почти семь вечера. За сборами он не заметил, как пролетело время. Он быстро переоделся и вызвал такси, с любимой машиной пришлось расстаться — единственная верная «подруга»!

Он устраивал отвальную все в том же баре «Загнанная лошадь». Созвал немногочисленных приятелей по спортклубу и коллег на прощальную вечеринку. Бармен Дик пообещал все организовать: легкие закуски и побольше выпивки. Гулять так гулять!

Начало декабря в Голландии напоминало Ирке московскую серую сырую погоду конца октября. Снегом и морозами даже не пахло. Пройдя по вымощенной камнем дорожке по саду к небольшим воротам, она вдруг ощутила, что ее мутит. Ее качнуло в сторону, голова кружилась, подташнивало. Ничего себе, сходила на рынок! Ирина медленно побрела обратно к дому. «Наверное, повышенное давление», — подумала она. С утра болела голова. Да и вообще с недавних пор она чувствовала себя не очень хорошо. Плюс эта осенняя мерзость: дождь не дождь, а какая-то мокрая пелена, висящая в воздухе. В Москве уже наверняка снег. Ирка вздохнула. Первый снег всегда вызывал у нее чувство радости и желание жить. Когда за окном все светлело и мерцало от снегопада, то слякоть, и грязь, и дожди мгновенно забывались. Все компенсировалось этим белым чудом. А в здешних краях зимой и летом одним цветом!

Надо обязательно съездить домой. Она прилегла в просторной гостиной. Уют большого, прекрасно обустроенного дома, которым она восхищалась по приезде, уже не радовал.

Вот так и умирают от тоски по Родине, с горечью усмехнулась она. Да нет, конечно, не по Родине (чепуха какая!), а от депрессии и ничегонеделания. А делать ей было нечего, это точно! Одна в незнакомом городе, чужой язык, ни родных, ни знакомых: словечком перемолвиться не с кем. Действительно, с ума сойдешь! Хотелось все бросить и рвануть в родную Москву. От резких действий ее удерживал только Ванечка, смешной и трогательно беспомощный. Ирка перевернулась на диване, учебник голландского с грохотом упал на пол. Она даже и не подумала поднять книгу. Устроившись поудобнее, укрылась пледом и размечталась: если бы они с Ванечкой могли жить в Москве! А что — прекрасная мысль! Квартира у нее неплохая, жить можно, а если, ко всему, есть деньги, то эта «заграница» вообще никому не нужна! По крайней мере, мне точно. Но как подступиться с этой идеей к мужу?..

За окном уже темнело. Вставать с дивана совсем не хотелось. Но чувство долга (накормить голодного супруга она считала своей святой обязанностью) заставило Ирку покинуть теплое гнездышко. Она медленно добрела до кухни, открыла холодильник и опять почувствовала ком, подкативший к самому горлу. Она опрометью метнулась в ванную.

Впервые за все пребывание здесь ей не хотелось видеть мужа. И вообще никого!

Дым стоял коромыслом. К барной стойке не протолкнуться! Ясное дело — пятница, конец рабочего дня! Хосе Перес — хозяин заведения лично вышел встретить друга.

— Буэнас ночес! — громко приветствовал он Илью и Ветку, входивших в ресторан.

Маленький столик у окна был уже накрыт, и официант с меню услужливо поджидал чуть в стороне. Ветка шла по залу ресторана на одеревеневших ногах, боясь споткнуться. Она чувствовала себя ужасно. Неужто все в курсе ее личных дел?! Иначе с чего бы тогда здешние работники так радостно бросились с ней здороваться? Неужто соскучились? Но она заметила их многозначительные взгляды.

Вон Дик, весь аж засветился от удовольствия, увидев ее, а потом опустил глаза, когда заметил рядом с ней Илью Борисовича, закадычного приятеля владельца заведения. Ветка была уверена, что они осуждают ее, ведь здесь знали о кончине Сони. Она, уже в который раз за сегодняшний вечер, начала проклинать себя за скоропалительное решение. Право, не стоило появляться в ресторане с человеком, у которого недавно скончалась жена. Потупившись, чтобы, не дай бог, не встретиться с кем-нибудь взглядом, Вета села за столик.

Илья, извинившись, удалился с Хосе в его кабинет. Господи, стыд-то какой! Она вжалась в сиденье стула. Несколько минут показались ей вечностью. Наконец Илья Борисович со смущенной улыбкой подплыл к столику и демонстративно поднес к губам Веткину руку:

— Прости, дорогая, что бросил тебя! — И он, вытирая потный лоб салфеткой, уселся напротив. — Ну, что будем пить?

«Господи, скорей бы все это кончилось», — подумала Светлана, которой было уже невмоготу смотреть на своего визави. Илья, ничего не подозревая, добродушно балагурил, много пил и почти ничего не ел. Ветка молча слушала раздражавшую ее болтовню: мели, Емеля, твоя неделя! Может, все этим и ограничится, наивно надеялась она. Только бы не переходил на любовные темы, которые она не хотела поднимать. После горячего блюда (повар постарался на славу — стейк был великолепным!) Илья попросил десертную карту и как-то странно посмотрел на Ветку.

Так, напряглась она, начинается!

Видно было, что Илья Борисович намеревается что-то сказать. Вид у него был, прямо скажем, гордый и загадочный, в голосе прорезались сладострастные нотки. Она опять, как тогда в магазине, чуть не рассмеялась, вовремя спохватившись.

А Илья протянул руку через стол и захватил Веткину ладошку:

— Ланочка, я знаю все твои проблемы!

Ветка выдернула руку из потных пальцев Ильи Борисовича.

— Какие проблемы? У меня нет никаких проблем! — с наигранным удивлением ответила она и, независимо вздернув подбородок, прямо взглянула ему в глаза.

Он несколько опешил. Не ожидал, что его прервут на полуслове. Потом обиделся и злорадно хмыкнул, мол, ишь какие мы гордые.

— Да, конечно, я понимаю, что виза и деньги не проблема для красивых молодых нелегалок!

— Ну, предположим, что я нахожусь здесь вполне легально! Моя виза действительна до конца года.

«Вот тебе, получай!» — разъярилась Ветка. И, увидев, что он разозлился и собирается ей что-то возразить, спокойно продолжила:

— Не беспокойтесь, пожалуйста, Илья Борисович, как только истечет срок действия визы, я вернусь в Москву!

Выпалив это, Ветка неожиданно для себя самой почувствовала облегчение. «Ну конечно, что тут плохого — вернусь домой! И никаких проблем!» Она насмешливо смотрела на растерявшегося Илью.

— Ну а подработку на пару недель я всегда найду. Хоть завтра! Повисла тягостная пауза. Вокруг царила атмосфера застольного веселья: смех, звон посуды, громкая музыка из бара, а Илья Борисович, выбитый из колеи неожиданным поворотом, нарушившим подготовленный сценарий, молчал. Он был совершенно уверен, что, пригласив Вету на ужин и приперев ее к стенке, получит в награду ее благосклонность. Его сценарий трещал по швам. Решив выложить последний козырь, Илья Борисович растерянно посмотрел на нее и, как бы между прочим, тихо произнес:

— Ну вот, а я, дурак, хотел предложить тебе выйти за меня замуж!

И он театральным жестом развел руками. После минутной паузы поднял глаза и выжидающе посмотрел на молчавшую Ветку. Он был уверен, что его предложение, придержанное на всякий случай, произведет фурор. От такого предложения может отказаться только идиотка.

— Илья Борисович, вы серьезно?! — Ветка звонко рассмеялась. Ну не ожидала она от него. Думала, предложит ей сожительство и постоянный контракт, который дает право на рабочую визу. Ну и дела! Ей даже стало жалко его и совсем расхотелось язвить и издеваться.

— Илья, милый!

При этих словах он вздрогнул и с надеждой приговоренного к смертной казни и ждущего помилования робко посмотрел на нее.

Ветка совсем смутилась:

— Я не стою такого предложения, Илья Борисович. Поверьте, хорошей жены из меня не выйдет! — Она осторожно подыскивала нужные слова: — Я… я плохая хозяйка, да и вообще, не умею готовить… — И Ветка сгоряча начала хулить себя.

Илья Борисович вздохнул с облегчением и просветлел лицом.

— Это неважно, Ланочка, хозяйство — это сущая ерунда! Возьмем домработницу! — И он развеселился, решив, что дело в шляпе. — Подумаешь, хозяйство!

Уже уверенный в положительном исходе дела, Илья, перевалившись грузным телом через стол, опять завладел ее пальчиками.

— Так что ты думаешь о моем предложении?

— О господи!

Ветка поняла, что его не проймешь перечислением недостатков, и попыталась зайти с другой стороны:

— Илья Борисович, миленький! Вы очень хороший! Просто замечательный! Вы обязательно женитесь на красивой и милой девушке. Я в этом уверена! Но я не могу! — Она испуганно смотрела на побледневшего «жениха». — Честное слово, не могу! Я встретила человека, которого люблю, и, возможно, скоро выйду замуж!

Ветка из жалости начала нести ахинею про несуществующего любовника. Мол, встретила свою судьбу…

Ушлый в житейских делах, Илья Борисович не поверил ей. Он отбросил ее руку и недоверчиво прищурил глаза:

— Ну и кто же этот счастливчик? Почему мы про него ничего не знаем?

Ветка замялась. Врать она не умела, поэтому назвала первое имя, пришедшее на ум:

— Стив Браун!

При воспоминании о ночном посетителе она улыбнулась. Да и сказать по правде, других знакомых у нее не было. Язык не поворачивался назвать Кена Эрленда, например.

— Ну что ты выдумываешь! Какой еще Стив Браун? — Илья негодующе отодвинул тарелки. Он всерьез разобиделся: — Была бы честь предложена! И не больно-то надо! Да за мной любая девчонка побежит, только пальцем поманю!

Илья Борисович в ярости почти перешел на крик. Ветка молчала, с облегчением ощущая, что дело движется к финалу. А там хоть потоп! Похоже, пора закругляться.

— Илья, простите, мне надо на минуту выйти. — И Ветка встала. А через секунду, ухватившись непослушными пальцами за краешек стола, села, едва не теряя сознание. К столику медленно шел Стив Браун.

Бармен Дик крутился как белка в колесе. Казалось, что все постоянные и случайные знакомые именно в их заведении решили отметить свои дни рождения, юбилеи и прочие знаменательные даты. Все столики в ресторане были заняты, а у барной стойки вообще не было свободных мест.

— Да что, все с ума посходили, что ли? — чертыхался Дик, не успевавший подавать пиво и коктейли.

— Стив, голубчик, привет! Ваши места у стенки. — Дик махнул в сторону большого зала. — Все уже накрыто, как договорились.

— Спасибо, дружище, с меня причитается!

И Стив, оглядывая публику в баре, направился туда, где уже расселась развеселая толпа приятелей. Народу пришло человек двадцать!

Друзья шумно приветствовали его и усадили в центр:

— Давай наливай себе! Выпьем за новую жизнь! Наконец-то тебе повезло!

Стив смущенно улыбался, чувствуя себя почти счастливым. Впервые он подумал о том, что не зря прожил в Сан-Франциско десять лет.

Пили за его здоровье, за отъезд, за возвращение… всего не перечислишь, за что они в тот вечер пили. В разгар веселья, когда очередной тостующий произносил речь, договорившись до «скатертью дорожка», к ним подошел бармен Дик. Он тихо, чтобы слышал только Стив, сказал:

— Нет, ты большой везунчик, с тебя точно причитается. Твоя загадочная Лана здесь! — Он выпрямился и лукаво подмигнул ему.

Смущенный и явно обрадованный Стив спросил:

— Она что, снова работает в ресторане?

— Не работает, а случайно зашла. Иди, тебе говорю!

Стив неуверенно встал и, извинившись перед друзьями, направился следом за барменом.

Дик, обожавший интриги, заранее потирал руки от удовольствия. Он уже представил, как столкнет лбами двух соперников, на глазах у всех! Посмотрим, кто кого!

Дик, в свое время обидевшийся на Лану за пренебрежение к его персоне, был не прочь напакостить молодой женщине. Когда он увидел с ней Илью, хозяйского дружка (вот уж кого терпеть не мог!), его озарила идея. Он решил немного поиграть на чувствах влюбленных мужчин.

Он подтолкнул нерешительного Стива и, ухмыляясь, сказал:

— Иди скорей, увидишь свою красавицу в большом зале у окна, — и показал столик, за которым сидели Илья Борисович и Ветка.

Однако Стив, увидев, что Лана не одна, остановился как вкопанный:

— Дик, прости, я совсем не хочу им мешать.

Бармен преградил ему путь:

— Я тебе говорю, иди! Этот русский — ее босс, хозяин магазина, где она работает. Так сказать, производственное совещание.

Стив, все еще не решавшийся что-то предпринять, по инерции медленно двинулся, неотрывно глядя на лицо, сиявшее в полумраке зала. Ее лицо. Все прочие лица почему-то исчезли, мир накрыла странная тишина.

Три месяца брачного контракта пролетели. Роза собиралась обратно в Москву. Впрочем, она знала, они с Паскалем расстаются ненадолго. Бумаги на регистрацию брака были уже поданы. И неважно, что невесте стукнуло сорок три, а жениху сорок пять лет. Они были счастливы и влюблены друг в друга и планировали провести оставшуюся жизнь вместе. Казалось, что все горести и недоразумения остались в прошлом, хотелось удержать обретенное счастье. Конечно, у каждого из них есть дети, которых они любят и будут поддерживать во всем, ну а бывшие супруги, которых тоже просто так не сбросишь со счетов, пусть остаются друзьями. Все же лучше, чем глухая вражда. Роза и Паскаль разложили все по полочкам: бывшие семьи, деньги, свободное время. Они даже разграничили собственные территории в небольшой квартирке. Лучше обо всем договориться на берегу.

Роза бегала по магазинам, выбирала подарки сыну, заодно купила бывшему мужу рубашку от Кардена.

Она старалась не думать о делах и проблемах, которые обрушатся на нее в Москве. Надо будет сворачивать бизнес. Нужно попробовать продать агентство, но кто захочет связываться с не слишком прибыльным предприятием? Надо что-то решать с квартирой. Только что сделала евроремонт. В общем, голова у нее шла кругом. Роза вспомнила насмешки сотрудниц «Гименея». Да ради бога! Ей теперь все нипочем! Пусть смеются сколько угодно! В порыве великодушия она прикупила «танечке-леночке» колготки от Диора. Знай наших!

К Рождеству Ирка немного оклемалась. Она начала всерьез беспокоиться о своем плачевном физическом состоянии. Никогда раньше не жаловалась на здоровье. А тут даже подумывала сходить к врачу. Удерживало ее от этого шага, конечно, только одно — язык. И она решила отложить это важное мероприятие до России. Все равно собралась в Москву и даже билет купила — на второе января!

Предпраздничная лихорадка плавно перелилась в ленивое лежание в постели — благостный отдых рождественских праздников. Ирка валилась с ног от усталости. Тяжелое дело — выбор подарков для многочисленной голландской родни: не только дети от первого брака, но и дядюшки, тетушки, племянницы и племянники решили навестить Ваню и посмотреть на его новую жену! Пришлось лезть вон из кожи, чтобы доказать, что она справляется не хуже бывшей Ванечкиной супруги. Жарила-парила, как на роту солдат (одних салатов было пять или шесть, а еще борщ, котлеты, пельмени и прочие русские яства). Все было съедено и выпито за один присест! Ирина совсем выбилась из сил.

В первый день нового года она впервые за много лет чувствовала себя подавленной. А ведь это был ее самый любимый праздник! Неужели Новый год может быть таким унылым? Она прислушалась: из соседней комнаты доносилась приглушенная музыка, сыновья Ванечки должны были провести у них рождественские каникулы. Между прочим, хорошие мальчики! Ирка неплохо пообщалась с ними по-английски. В кухне был включен телевизор, это Ваня пьет кофе и смотрит спортивную программу. И никому нет до Ирины никакого дела! Еле сдерживая слезы, Ирка легла в постель. Вставать завтра утром надо очень рано: в шесть часов.

Она все ждала, когда Ванечка, нежный и ласковый, ляжет рядом, обнимет и успокоит. Так и не дождалась. Уснула в слезах.

В аэропорту было тихо и до странности пустынно. Ваня, как всегда с утра излучавший энергию, пытался растормошить понурую супругу.

— Дорогая, смотри! — Он подвел ее к витрине.

В магазинах и бутиках аэропорта уже началась рождественская распродажа, но невыспавшуюся Ирку это мало интересовало, ее опять тошнило. Мысль, что придется три часа провести в самолете, лишь усугубила ее плачевное состояние. И только сознание, что вечером она окажется в своей квартире, куда через два дня прибудет Ветка (у нее закончилась американская виза), поддерживало ее.

Объявили посадку на ее рейс, она уже миновала черту, за которой оставались провожающие, как вдруг Ваня, такой обычно сдержанный, проскочил через пограничное ограждение, схватил Ирку в охапку и со слезами уткнулся ей в лицо:

— Обещай, что вернешься! Я люблю тебя!

Земля поплыла из-под ног у Ирки, она так ждала этих слов.

— Милый ты мой дуралей! Да куда же я денусь! Конечно вернусь!

Не успели они насладиться прощальным поцелуем, как охранники скрутили Ванечку и увели от счастливой и плачущей Ирки. Она почти в истерике кричала вслед:

— Я вернусь, Ванечка! Обязательно вернусь!

На Сан-Франциско обрушился снежный ураган. Говорили, такого не было лет сто! Ветер срывал крыши домов, деревья заваливались на корню, кругом зияли выбитые окна и витрины магазинов. Улицы опустели, и город притих, будто в ожидании «конца света».

Стив и Ветка сидели в аэропорту уже вторые сутки. Рейс задерживали из-за нелетной погоды на неопределенное время. Окрестные отели были переполнены. Зал ожидания с уютным кафе и магазинчиками уже казался родным домом, а люди, случайные попутчики, — дружной семьей. Здесь ели, пили, дремали и рассказывали житейские истории: смешные, грустные, порой странные. Рассказывали все по очереди. Когда дошел черед до них, Стив обнял Ветку и тихо начал говорить:

— Ну, как вы знаете из истории, в тысяча восемьсот сорок восьмом году у лесопилки Саттэра, на реке Сакраменто, было найдено золото.

Сидевшие в баре люди примолкли, удивленные, к чему это он завел лекцию… Но Стив, не обращая ни на кого внимания, продолжал:

— Американцы ринулись в Калифорнию со всех концов страны. Сан-Франциско стал перекрестком, центром «золотого бума». Путешествовали в те далекие времена в основном на лошадях…

Ветка, понимая, куда он клонит, бросила на него взгляд и улыбнулась, вспомнив ту ночь в баре, когда она услышала от Стива эту прелестную легенду. Стив говорил ровным голосом, заинтригованные слушатели, затаив дыхание, внимали. История и впрямь была необычной.

— И тут он оттолкнул соперника, взял ее за руку и сказал: «Столько дней я искал тебя повсюду, ты навеки моя!» И они выбежали из бара «Загнанная лошадь». Преследователи не отставали от них ни на шаг. Подвернувшийся черный кэб умчал их далеко-далеко.

Ветка слушала сказочную притчу о влюбленных, встретившихся в таверне «Загнанная лошадь». Мысленно она вернулась в тот памятный для них вечер. Она до сих пор не могла понять, как случилось, что в тот день, в том самом месте судьба, словно в дешевом водевиле, разыграла спектакль под названием «Калифорнийская трагедия». Но со счастливым финалом. Казалось, деться некуда, придется либо, преодолев отвращение, дать согласие выйти замуж за Илью Борисовича, либо через считаные дни вернуться в Москву, бесславно завершив американскую эпопею. Но судьба вновь улыбнулась ей. Когда Ветка увидела, что к их столику направляется тот самый человек, которого она, не зная, как отвязаться от назойливого Ильи, только что назвала своим женихом, то не могла поверить своим глазам. Неужто у нее от безвыходности начались галлюцинации?! Она зажмурилась, тряхнула головой и вновь открыла глаза.

Но видение не исчезло! Стив Браун, собственной персоной, подходил к столу.

И Ветка, в каком-то безумном порыве, поднялась ему навстречу и заговорила. Ей надо было опередить события, пока он ничего еще не успел сказать (будь что будет, потом разберусь!).

— Стив, милый, прости, я здесь оказалась случайно!

Прозвучало это вполне естественно, она не знала за собой таких актерских способностей.

— Познакомься, это Илья — хозяин магазина, где я работаю, — продолжила она.

Стив, ничего не понимая, поймал умоляющий взгляд Ветки и моментально включился в игру. Он театрально склонил голову и представился:

— Стив Браун, к вашим услугам.

Ветка радостно и благодарно взглянула на него. Со стороны ситуация, конечно, выглядела анекдотичной: влюбленный «жених» застает «невесту» в ресторане с «хахалем»! Физиономия у недоумевающего Ильи Борисовича вытянулась. Ветка, решив, что нельзя упускать момент, рванула из-за стола к ошарашенному Стиву:

— Дорогой, я потом тебе все объясню! — и, повернувшись к растерянному Илье, поблагодарила его за ужин и распрощалась.

Когда они оказались на улице, Светлана, у которой подбородок дрожал от волнения, разразилась нервным смехом. Она не могла выговорить ни слова. Стив невольно тоже рассмеялся. Так они и удрали от всех, смеясь и взявшись за руки. Приятели Стива с веселым гоготом вывалились на крыльцо, чтобы проводить их. При виде одуревших от радости влюбленных им все стало ясно. Бармен был явно разочарован, скандала не вышло. Но Стиву и Ветке было не до них.

— Прощайте, друзья! Не поминайте лихом!

И вот теперь, две недели спустя, Ветка улетала в Москву, чтобы оформить новую визу. Бюрократы в мэрии заартачились, отказавшись регистрировать брак с иностранкой, у которой истекала въездная виза. Тем более что Вета прибыла в США по приглашению другого человека. Это и вовсе сочли нарушением закона. Делать было нечего: Ветка летела в Москву, а Стив на Гавайи.

А сейчас они сидели, радуясь непогоде, которая помогла им оттянуть миг расставания.

Лишь через двое суток природа сделала передышку: снежная буря сменилась мелким дождиком. Резко потеплело, сугробы бесследно исчезли. Жизнь входила в нормальное русло. По трансляции то и дело звучали объявления о посадке на очередной рейс. Пассажиры, сплоченные долгим совместным ожиданием, обменивались адресами и телефонами. У Стива и Ветки таковых просто не было. Они сами еще не знали, когда встретятся и где будут жить.

Стив держал Ветку за руку, смотрел в родные глаза «Ангел, ты просто ангел», — твердил он как в бреду.

Он был уверен лишь в одном: потеряв ее однажды и обретя по непостижимой прихоти судьбы, теперь ни за что не повторит ошибки. Что бы ни случилось, они будут вместе. Всегда.

В Москве, на Красной Пресне подруги сидели на кухне Иркиной квартиры, как в былые прекрасные времена, и наслаждались долгожданной встречей. И опять, как в былые времена, говорили, говорили и никак не могли наговориться. Ирка рассказывала о том, как ей повезло с Ванечкой.

Ее депрессию как рукой сняло, она скучала по нему со страшной силой и все еще проигрывала в памяти то объяснение в любви в аэропорту на глазах оторопелых таможенников.

— Представляешь, Вет, хватает он меня в охапку и говорит, что любит и жить без меня не может! У него слезы текут, я рыдаю, а тут набегают очумелые полицейские с наручниками! Мама родная, думаю, сейчас мужа арестуют!

Ветка, счастливая за подругу, громко смеется:

— «Дан приказ: ему на запад, ей — в другую сторону!»

— Вот-вот, так оно и было. Его уводят, а я кричу на весь аэропорт, что тоже его люблю. Кино бесплатное!

И они покатились со смеху. Потом Ирка сделала загадочное лицо и выпалила:

— Вет, ты только не падай, я жду ребенка!

Ветка подскочила, завизжав от радости, и принялась обнимать подругу:

— Иришечка! Здорово как! Ванечка знает?

— Нет еще! Я сама только вчера узнала! Ходила к своему врачу. Я страшно переживала, мне казалось, я умираю от какой-то тяжелой болезни. Так плохо было в последнее время. А на поверку вышло, обыкновенный токсикоз!

Они еще долго обсуждали новость, спорили, как лучше преподнести сногосшибательный сюрприз будущему папочке, ничего не подозревающему о предстоящих событиях.

— Не дрейфь, Ирка! Вот увидишь, будет прыгать от радости.

Наступила очередь Ветки. Той тоже было что рассказать. Она специально придержала подробности скоропалительного романа со Стивом.

— Кошмар! А дальше что? — Ирке не терпелось узнать, чем закончится брачная калифорнийская одиссея.

— Ну слушай! И выскочили мы из «Загнанной лошади», оставив незадачливого благодетеля Илью Борисовича с отвисшей от удивления челюстью, а также остолбеневших приятелей Стива. А дальше все как в сказке: они встретились, чтобы уже никогда не расставаться!

Пораженная Ирка молчала. Потом, придя в себя, запричитала:

— Неужели ты отправишься к нему на Гавайи? Веточка, я боюсь за тебя!

— Ну а ты поехала бы за Ванечкой?

Ирка едва не задохнулась от негодования:

— Ну сказала! Ванечка мой муж как-никак! А ты своего «перегонщика лошадей» всего два раза видела!

— Ну и что? Что толку с того, что мы с Толиком с детства дружили!

Ирка смирилась, но продолжала ворчать:

— Господи, Гавайи! Это невероятно далеко, на краю света!

Ветка обняла подругу:

— Будете к нам вместе с Ванечкой и чадом приезжать на каникулы, там можно купаться в океане и загорать хоть круглый год!

— Здорово!

Уже забыв о страхе за подругу, Ирка искала в большом географическом атласе те самые Гавайские острова. Подруги расположились прямо на ковре, склонив головы над картой, проговаривали экзотические названия далеких неведомых островов: Оаху, Молокаи (похоже на «молоко»).

— Как, ты говоришь, ваш остров называется? — Ирина уже заразилась азартом первооткрывателей земель, и ее невозможно было оторвать от атласа.

— Кауаи! — И Ветка, оттеснив Ирку, заняла удобную позицию.

— Вот он! — И она ткнула пальцем в крошечную точку в гряде Сандвичевых островов.

Не успели они разглядеть пресловутый остров, как раздался резкий телефонный звонок. Подруги подскочили.

— Ванечка! — Ирка опрометью ринулась в коридор к телефону.

«А может, Стив?» — подумала Ветка, напряженно прислушиваясь к разговору. Но, к ее разочарованию, это был не Стив и даже не Ванечка. Ирка говорила с кем-то по-русски, причем очень оживленно:

— Ой, как здорово! Приходи прямо сейчас, мы здесь с Веткой кукуем. Давай, ждем.

Перехватив вопросительный взгляд Веты, подруга радостно сообщила:

— К нам едет Розалия Бабаевна, будущая мадам Линьяк! Только что из Франции!

— Как — из Франции? Неужели ее Паскаль объявился? — Ветка, поглощенная своими американскими страстями, совсем упустила из виду Розу.

— О господи! Ты ведь ничего не знаешь!

Ирка взахлеб начала пересказывать последние «гименеевские» новости. Не успели они перемыть косточки всем знакомым по «брачному клубу», как раздалась трель звонка. Роза и вправду не заставила себя долго ждать.

— Розочка, невероятно, тебя просто не узнать! Настоящая француженка!

Подруги радостно обнимались в тесной прихожей, забыв обо всем на свете.

Посиделки затянулись до утра. Ире с Веткой пришлось повторить рассказ специально для Розы. А та оживленно описывала свои парижские прогулки, нахваливала полюбившийся ей Лион. В кухне уютно свистел чайник. Что ни говори, вода в прекрасных далеких странах совсем не та, и даже лучшие сорта чая имеют непривычный вкус. По такому случаю было решено забыть о диете. За разговорами перепробовали и Розины французские гостинцы, и американские сласти, привезенные Веткой, и знаменитый бельгийский шоколад.

Часы, отпущенные им для общения, таяли. Ирка и Роза оживленно договаривались пересечься где-нибудь в Брюсселе или Амстердаме. Притихшая и погрустневшая Светлана понимала, что ей-то и вправду предстоит, пробив бюрократические препоны, перебраться на другой конец света, на остров Кауаи!

Подруги понимали, что все вместе встретятся нескоро. Мало ли какие сюрпризы готовит судьба. И все же им было так хорошо сейчас. В уюте московской кухоньки как-то верилось, что впереди длинная и прекрасная жизнь.