Волны Тихого океана накатывались на берег и мягким, ненавязчивым шумом старались успокоить рыдающую в голос Ветку: «Иш-ш-шь, милая, как тебя терзает и муч-ч-ч-чает жизнь… Слыш-ш-ш-шишь… не плачь…»
«Господи! Будь проклят этот остров вместе с океаном и со всеми вместе взятыми красотами и экзотикой… Хочу домой, в Россию…»
Ветка размазывала слезы и косметику по лицу, выкрикивая в бесконечную сине-лазурную даль свою боль и страдание. Чистое, без единого облачка небо сливалось на горизонте с океаном и равнодушно оглядывало бьющуюся в истерике Ветку.
«Господи, как я хочу домой, в холод и слякоть!..»
Выкрикнув все накопившееся, Ветка неожиданно успокоилась. Она обессиленно рухнула на мягкий горячий песок. Полежав на берегу, нехотя встала, стряхнула прилипшие песчинки и медленно побрела к дому.
Дом, окруженный зарослями экзотических кустов и невиданных растений, цветущих яркими цветами всех мыслимых и немыслимых оттенков, был сказочно хорош.
Надвигался Новый год. Для нее, выросшей в российской глубинке, это был главный праздник, даже более значимый, чем собственный день рождения. Праздник, которого она ждала весь долгий, ничем не примечательный год. Ведь новогодние торжества с бесконечной чередой веселых застолий, которые в детстве приносили столько сюрпризов, подарков, были самыми счастливыми моментами в ее не слишком богатой радостью жизни. Но здесь никто не отмечал этот праздник с таким размахом. Все устраивалось благопристойно и достаточно скромно: ужин в девять; в десять — телевизор (праздничное шоу); шампанское начинали откупоривать без пяти двенадцать, а в половине первого уже отправлялись ко сну — спокойной ночи! То ли дело в России!
Светлана с тоской вспоминала суматоху предпраздничных сборов, радость родителей, умудрившихся достать что-то вкусное для новогоднего стола, снежинки, падавшие на воротник ее потертой кроличьей шубки.
Но здесь, на Гавайских островах, какие снежинки?! Тридцатое декабря, пятница, плюс тридцать градусов по Цельсию. Было безлюдно и спокойно, как и в канун по-семейному тихо отпразднованного католического Рождества.
Американцы воспринимали Новый год как приложение к этому главному празднику года, в то время как для Ветки день двадцать пятое декабря ровно ничего не значил, как, впрочем, и седьмое января, православное русское Рождество. Правда, теперь она, никогда не отличавшаяся религиозным рвением, отмечала его в пику здешним обычаям.
Годовалый скотч-терьер Барб радостно взвизгнул, подпрыгнул и лизнул мокрым шершавым языком лицо заплаканной хозяйки: «Да что с тобой? Зачем плакать? Смотри, какая благодать вокруг!»
Светка машинально погладила его жесткую шерстку, он успокоился и мирно улегся под деревом — в тени и прохладе. На раскаленный, как сковородка для блинов, остров опускался знойный полдень. И жизнь на три-четыре часа замирала, чтобы потом очнуться от испепеляющей жары и снизойти блаженством благоухающей природы на островок, затерянный на бескрайней океанской равнине. И только к полуночи, в тихой звездной ночи, на островитян нисходила прохлада под звуки баюкающего прибоя.
«Нет, ты скажи мне, Барб, и это называется зима?» — не стерпела Светлана.
Барб, чуть повернув голову, виновато посмотрел на нее. Ну чем помочь любимой хозяйке? Пес чувствовал, что она страдает, но не мог понять почему. Чего же ей еще надо для полного счастья в жизни: прекрасный дом на берегу океана, чудесный муж и, конечно, он — Барб, любящий верный пес!
Ветка посмотрела на часы и стремглав кинулась на кухню: через каких-нибудь десять минут появится Стив, у него обеденный перерыв.
Она сразу повеселела. Хоть будет с кем перемолвиться словечком. Как она устала от пустоты и одиночества! Даже достававшие ее в свое время старшеклассники рязанской средней школы вдруг показались ей ангелами с крылышками. Миленькие такие, веселые детки были! И их дерзкие проказы, и свои слезы, и обиды — все стерлось из памяти. Даже прозвище свое — Дездемона Николаевна — она им простила! А как приятно было получать букеты цветов, самодельные подарки и яркие открытки и чувствовать себя любимой учительницей, хотя бы два раза в году — первого сентября и Восьмого марта. А здесь разве что жди розыгрыша на их дурацкий Хэллоуин с тыквами и черепами!
Вот уже полтора года Ветка с мужем жили в этом «раю». Казалось бы, радуйся солнышку, наслаждайся экзотикой, загорай до одурения и плавай в теплейшем океане. Ан нет! Ветке хотелось волком выть! Сколько можно загорать и плавать? Остров и пляжи исхожены вдоль и поперек. Честно говоря, не разбежишься! Это не Сан-Франциско!
Ветка без энтузиазма открыла двухстворчатый холодильник и достала продукты. Жарко не жарко, скучно не скучно, а мужа надо накормить.
Стив работал в большой американской компании, занимавшейся экспортом тростникового сахара и кофе. Он целыми днями пропадал на работе и даже вечера напролет просиживал наверху, в кабинете за компьютером (будь он проклят!). «Надо зарабатывать деньги на старость», — объяснял он обижающейся на него Ветке. «На старость? — возмущалась она. — А жить когда?»
Но, поразмыслив, смирялась: что делать, ведь муж — кормилец семьи. Для нее здесь не было работы, хотя ей очень хотелось чем-нибудь заняться. Однако ее педагогический диплом, дававший право преподавать английский, здесь никому не был нужен. Это в Рязани или в Москве преподаватели иностранного языка были нарасхват — и в школе, и на частных курсах и уроках, и на международных переговорах.
На Гавайях она не нужна ни-ко-му! Слава богу, хоть в личной жизни Ветка была счастлива. Любовь! Это вам, господа, не шутка! Только это и удерживало ее на постылом острове. Ее судьбоносный «перегонщик лошадей» оказался прекрасным мужем, нежным любовником и верным другом. Большая редкость в наше время, надо сказать. И все же Ветка безумно скучала по родителям, по любимым подругам, которых судьба разбросала по белу свету! Поэтому Ветка и ревновала Стива к работе, которая отнимала любимого так надолго.
Барб вопросительно поднял ухо и неторопливо затрусил на террасу. Взглянув в окно, Ветка увидела, что по дорожке стремительно идет Стив. Она выбежала ему навстречу, будто разлука длилась целую вечность. Стив распахнул объятия.
— Энджел!
Он считал ее ангелом, ниспосланным ему непонятно за что. Он так ее и звал. Еще со времен их встречи в Сан-Франциско. Нагнувшись, он погладил пса, зашедшегося от радости неистовым лаем. Наконец-то хозяин явился!
Веселая троица поспешила укрыться в прохладе дома, где на полную мощность были включены кондиционеры.
После обеда, проводив мужа до машины, она вернулась в дом, убрала посуду и свистнула Барбу, который, как всегда, дрых в тени. Он нехотя поднялся с измученным видом — мол, чего тебе неймется, почему бы и тебе не прилечь в такую жару в кустах!
Увидев его заспанную морду, Ветка рассмеялась: «Ну что, соня, пошли гулять!»
У Ветки было одно неотложное дело. Несколько дней назад она прогуливалась в близлежащем местечке под названием Капаа, и вдруг ей показалось, что она слышит русскую речь. Неужто еще кого-то занесло сюда из России? Невероятно! Может, просто померещилось, подумала Светлана. Но говорили за забором большой строительной площадки, расположенной у самого океана. В тот момент она просто не осмелилась заглянуть и спросить. Ну а если честно, Ветка разволновалась при мысли, что совсем рядом находится кто-то из соотечественников. «Господи, отведу душу, поговорю по-русски! — размечталась она. — Уже и забыла, когда последний раз разговаривала на родном языке. Кажется, с Иркой две недели назад. Ох, надо не забыть поздравить их с Ванечкой с Новым годом!»
Нынче она рассказала мужу о том, что вроде бы на побережье появились русские. Он подбодрил ее: «Конечно, сходи, дорогая, развеешься немного». И Ветка решила отправиться на разведку.
Тропический день был недолгим, после шести вечера мгновенно темнело, хоть глаза выколи! У Ветки иногда возникало ощущение, что кто-то там, за горизонтом, щелкал выключателем, и солнце гасло, словно лампочка. Поэтому лучше было идти сейчас, не дожидаясь, когда схлынет жара. Все равно до возвращения мужа заняться ей было нечем.
Они со Стивом проживали в крупном по здешним меркам городе Ваилуа, неофициальной столице острова, где находились и аэропорт, и административный центр. До Капаа, курортного поселка с многочисленными ресторанами и бесконечной цепочкой отелей вдоль океана, было минут пятнадцать-двадцать неспешным ходом.
Светлана нахлобучила панаму с полями в виде лепестков ромашки и с желтой тульей.
«Лютики-цветочки у меня в садочке…» — пропела она, насмешливо глядя на себя в зеркало. Прикрыв плечи легким шарфом (стоит пару раз обгореть — и живо научишься мерам предосторожности), Ветка вышла на прогулочную дорожку, пролегающую вдоль океана. Этот извилистый путь соединял гостиничные пляжи и был самым популярным маршрутом у местных жителей и туристов, наводнявших остров.
Ветка никак не могла привыкнуть к сказочно красивому пейзажу — океан раскинулся перед ней во всем великолепии. Невозможно привыкнуть к такой красоте! Изумрудно-синяя гладь с бурлящей белой пеной, как в гигантской вазе с молочным коктейлем, расстилалась до самого горизонта. Просто дух захватывало!
Волны упорно атаковали берег, докатываясь почти до насыпной дороги. «Прилив!» — обрадовалась Ветка и, сбросив босоножки, спустилась к самой воде. Барб заливисто залаял, он не любил, когда хозяйка входила в океан. Ведь сам он побаивался воды.
Ветка махнула ему рукой: «Иди же сюда, дуралей!»
Барб, с трудом переборов страх, приблизился к любимой хозяйке, виляя хвостом. «Видишь, как я тебе верен? — казалось, было написано на его забавной мордочке. — За тобой хоть в огонь, хоть в воду!»
Так, подгоняемые волнами, они незаметно добрели до Капаа.
А вот и тот самый забор! Ветка обошла вокруг заграждения и увидела вагончик, возле которого стояла группа мужчин. Она прислушалась. Говорили по-английски. «Ну вот, зря тащилась по жаре!» — разочарованно подумала Ветка.
Но раз уж пришла, решила, на всякий случай, расспросить строительных рабочих (чем черт не шутит, вдруг не показалось). Сдвинув на лоб солнечные очки, она подошла поближе:
— Добрый день, господа! — и сама смутилась оттого, как нелепо прозвучало такое обращение — работяги были облачены в заляпанные краской комбинезоны. Наверное, следовало произнести: «Привет, парни!»
Они удивленно повернулись, разглядывая респектабельную молодую женщину в цветочной панаме и с собачкой у ног.
— Привет, красотка! — откликнулись рабочие. Кто-то из группы громко заржал, трудно было окрестить этот грубый смех иначе.
Ветка смутилась, она уже была не рада, что затеяла весь этот сыр-бор.
— Простите, вчера я случайно проходила мимо, мне показалось, что здесь говорили по-русски…
Парни продолжали сверлить ее глазами, один даже присвистнул в знак одобрения: ну и красотка пожаловала.
— Не показалось, мисс…
— Миссис! — поправила его почти сердито Вета и с вызовом вздернула подбородок. Еще не хватало, чтобы к ней начали приставать!
Высокий рыжий парень вежливо кашлянул, решив разрядить ситуацию:
— Миссис, вы совершенно правы. Есть тут у нас два «русака»! — И неожиданно заорал во всю глотку так, что почти оглушил Ветку: — Витя! Саша! Идите сюда, вас ждет красивая девушка!
Ветка недовольно повела плечами и ругнулась про себя: «Вот придурки!»
Потом с любопытством обернулась. Из вагончика вышли два высоких загорелых мужика, с полотенцами, накинутыми на плечи. Они с любопытством посмотрели в их сторону и, переговариваясь между собой, неторопливой походкой, вразвалочку, направились к ним.
Как всегда, после рождественских праздников Ирка собиралась в Москву. В их семье уже стало традицией отмечать Новый год в России, и даже рождение дочери не заставило их отказаться от этой привычки.
Маленькой Бель, которую Ирка называла Белочкой, исполнилось полтора года.
Господи, как летит время! Она вспомнила, как, вернувшись два года назад из Москвы, сообщила Ванечке, что ждет ребенка, и как он, одуревший от счастья, всю беременность носил ее на руках! Теперь он так же носит на руках свою маленькую Бель — Изабель Ван дер Хаальс, по полной программе! Это вам не Изабелла Ивановна Худякова! Хотя Ирка не возражала бы, если бы дочь назвали, например, Дашей.
Говорила с ней Ирка только по-русски. Пусть знает свои российские корни! И дело даже не в том, что Иркин голландский был далек от совершенства (выучила все же, жизнь заставила!). Просто Ирина хотела жить в Москве. Город менялся на глазах, становился действительно европейской столицей. Поэтому и квартиру было решено не продавать! Центр столицы — раз, сталинская постройка — два, и, наконец, вокруг масса офисных зданий, этакий московский Сити, совсем рядом Международный торговый центр! Скажи кому пятнадцать лет назад, что все так обернется!
Ирка прислушалась: спит, моя сладкая! Она осторожно затворила дверь детской, на цыпочках прошла в спальню и раскрыла шкаф — пора было складывать вещи.
Когда раздался телефонный звонок, Ирка ругнулась: вот ведь кому-то приспичило, ребенок только заснул!
Она спустилась в кухню, чтобы можно было спокойно разговаривать, а не шептаться. Но, услышав знакомый голос, радостно завопила на весь дом, забыв про спящего ребенка:
— Ой, Розочка, мадам Линьяк ты наша! Спасибо, милая! Тебя тоже с наступающим! — Вслушавшись в грустные интонации подруги, она тут же переключилась: — Роза, что случилось? Ты плачешь?
Стив готовился к важному совещанию, первому для него в роли вице-президента компании. Он понимал, как это важно, и тщательно обдумывал свое выступление. Фирма была на подъеме, и служебные обязанности отнимали все больше времени. До сих пор, вспоминая ужасный период, когда он, оставшись без работы, тщетно рассылал резюме по всем мыслимым адресам, Стив испытывал радость, оттого что ныне востребован, более того, порой незаменим. Не так много профессиональных кадров в этой дыре!
Это давало ему моральное удовлетворение. Утром, садясь за руль, он ощущал прилив энергии. Ему не терпелось поскорее оказаться в своем кабинете. Наконец в его жизни наступил такой период, когда можно было положа руку на сердце сказать, что он счастлив: отличная работа, любимая женщина и прекрасный дом (ничуть не хуже, чем в Сан-Франциско!).
Правда, в последнее время жена, похоже, немного не в своей тарелке: редко улыбается, никуда не ходит (даже в спортивный клуб, где у них годовой абонемент). Стив порой отмечал, что Вета плакала. Он вздохнул: надо будет поговорить по душам. Хотя Стив догадывался, в чем дело: социальная невостребованность — несмотря на прекрасное образование и знание языка, Вета не могла найти работу, — одиночество, оторванность от родины. Стив задумался.
Потом, раскрыв календарь, стал прикидывать, не взять ли отпуск и махнуть куда-нибудь подальше! Взглянув на карту, улыбнулся: дальше уж некуда, разве что в Японию или на Сахалин!
— Здрасьте!
Ветка вздрогнула: так она отвыкла от звуков родного языка.
— Здравствуйте! — Она смущенно улыбнулась и, как бы оправдываясь, выдавила: — Извините, что отрываю вас от дела. Вчера, проходя мимо, услышала русскую речь и ушам своим не поверила! Вот решила узнать, неужто и впрямь соотечественники?
Молодые люди стояли, щурясь то ли от яркого солнца, то ли оттого, что были недовольны тем, что их оторвали от дела. Они молча, с любопытством смотрели на нее. Как ни странно, но местные работяги деликатно отошли в сторонку, чтобы не мешать разговору.
— Вить, дай закурить… — произнес долговязый худой парень. Выпустив дым колечками, он наконец вяло ответил Ветке: — Да, вот, разговариваем на родном, матерном в основном. Гы-гы…
— Думали, что здесь никто не понимает! — с неловким смешком подхватил его приятель.
— Простите, вы здесь давно оказались? — Ветка уже жалела, что ввязалась. Было очевидно, что «товарищи» не в восторге от ситуации.
— В Штатах — два года, — продолжал худощавый, — а здесь три месяца, пока не попросят отчалить на любимую родину. — Потом помолчал, сплюнул и с гордостью добавил: — Мы здесь без контракта, с просроченной визой! Вкалываем, как рабы на плантации. Поэтому и терпят. Даже негры не жаждут здесь ишачить!
— Понятно, — упавшим голосом протянула Ветка, подумав: «Нашел чем хвастать! Надо бы им намекнуть, что здесь не принято называть афроамериканцев неграми», но вслух ничего не сказала.
Второй «товарищ», плотный и кряжистый, явно не раз попадавший в переделки — сломанный нос, подбородок в шрамах, — с явным интересом оглядел Ветку. Он неожиданно улыбнулся широкой белозубой «американской» улыбкой, которая преобразила его уродливое лицо до неузнаваемости:
— А тебя, ромашка, как сюда занесло?
Ветку царапнуло фамильярное «ты», но она уже сообразила, с кем столкнулась. Она улыбнулась в ответ и, чтобы сразу расставить все на свои места, вежливо, но сухо выговорила:
— Муж здесь работает по контракту в американской компании, ну а я при нем.
Парни, явно разочарованные, переглянулись:
— Все ясно с вами, мадам!
Они достали еще по сигарете. Тот, что помоложе, протянул пачку Ветке:
— Курите?
— Спасибо, не курю.
Она сделала шаг в сторону, мол, надо идти. И молчание повисло в сигаретном дыме.
— А подружка, желательно русская, у тебя здесь есть? — спросил «боксер» и опять просиял лучезарной улыбкой.
«Надо же, научился у американцев улыбаться — тридцать два зуба и ни капли чувства». Ветка окончательно разочаровалась в собеседниках.
— Какая подруга! — воскликнула она. — Даже наша собака понимает только по-английски. Вот я и прибежала сюда, когда услышала, что говорят по-русски!
— Надеемся, не матом?..
И они примирительно рассмеялись, дескать, чего уж там, занесло их на этот остров. Напряженность растаяла, и они принялись весело болтать о том о сем.
— Тебя как зовут, ромашка?
— Светлана. — «Веткой» она позволяла называть себя только близким и друзьям.
«Товарищи» представились. Долговязого звали Сашей, второго Виктором. Они с кайфом позлословили по поводу местных обычаев: чудаки эти здешние американцы, при всех изысках гавайской кухни питаются в «Макдоналдсе»! Прошлись по политике Вашингтона. Поболтав еще немного, решили встретиться в субботу в центре Ваилуа, в ресторане «Кинтаро». Витя — «боксер», как прозвала его Ветка, — видимо, любивший поесть, уверял, что там великолепный выбор и, вообще, «заплатил и ешь сколько душе угодно».
В конце концов, завтра Новый год!
— Здорово! — Ветка еще не была в этом ресторане. Вспомнив аппетит мужа, она решила, что Стиву наверняка понравится. — Ладно, отметим праздник вместе! — заключила она.
— А панамка у тебя классная! — Витя и Саша трясли Веткину руку. — И песик ничего! Только красотой не блещет! Гы-гы…
Они расстались совсем по-дружески.
Вета, свистнув Барбу, примостившемуся в тени под забором, покинула стройплощадку. По правде говоря, она не жалела о том, что познакомилась с парнями. Они, конечно, не академики, обычные работяги, но хоть будет с кем поговорить по-русски, ведь как-никак Новый год на носу!
Ветка, устремив взгляд к небесам, мысленно поблагодарила своего собеседника «небожителя». Только нынче утром, на берегу, она посетовала, что перемолвиться словечком не с кем. И вот, пожалуйста, общайся на здоровье, да еще и по-русски. Прямо новогодний подарок небес! Ветка махнула проплывающему облаку: «Премного благодарна, thank you very much!» Спустившись к самой воде, они с Барбом медленно двинулись в сторону дома. Она, слегка сморенная жарой, неспешно размышляла о новых знакомых, о ресторане «Кинтаро», о предстоящей новогодней вечеринке. Настроение было приподнятое. Однако молодая женщина даже представить не могла, какие последствия повлечет за собой эта банальная, на первый взгляд, встреча.
Роза гремела на кухне тарелками. И какого черта она терпит эти унижения? И ради чего? Она бросила грязную посуду в мойку и опять раздраженно подумала: «Даже элементарной посудомоечной машины нет!»
Если честно, дело было, конечно, не в посудомоечной машине. Просто Паскаль под Новый год отправился в Альпы, на горнолыжный курорт, расположенный неподалеку от Гренобля. Отправился с дочерью, без нее!
Как ни крути, отношения с одиннадцатилетней Мишель упорно не складывались. Роза очень старалась, но девочка не принимала ее! И это еще мягко сказано. Похоже, она просто возненавидела Розу! И Роза не могла смириться с этим.
— Ну за что она меня так невзлюбила? — спрашивала Роза мужа. — Ведь я ей не сделала ничего плохого!
Паскаль успокаивал жену, твердил, мол, не обращай внимания, ребенок еще глупый, подрастет — поймет. Роза старалась заглушить обиду: улыбалась, покупала подарки. Они по выходным ходили все вместе в кино и в зоопарк, но стена ненависти между ней и Мишель с каждым днем становилась все более непроницаемой.
Прямо Великая Китайская стена!
Чашу терпения Розы переполнила последняя капля. Утром Паскаль объявил, что уезжает с дочерью на зимние каникулы в горы. Родители жены, бабушка и дедушка Мишель, сделали любимой внучке подарок — поездку с отцом (ну, пожалуйста, она так мечтала об этом!) на горнолыжный курорт. И он, конечно, не мог отказаться.
— Cheri, ведь мы с тобой все время вместе, поэтому каникулы я должен провести с дочкой! — заявил он.
Роза опять почувствовала прилив обиды и заплакала. На дворе тридцатое декабря. Завтра Новый год! А ее бросили в этой тесной квартирке, как собаку! Ну уж нет, мадемуазель, месье! Не на ту напали! Улечу к черту на кулички! В Москву! У меня тоже, в конце концов, сын родной имеется, мы уже столько времени не виделись! Что за радость встретить Новый год в полном одиночестве, сидеть в этой каморке и плакать!
В гневе она даже стукнула кулаком по обеденному столу, что было совсем не в ее духе.
Обида распирала ее изнутри, требуя активных действий. Нужно доказать им, что она преспокойно обойдется и без Паскаля. Хотя, положа руку на сердце, это было не так! К своему несчастью, а может быть, и к счастью, она любила мужа, и, естественно, ей хотелось, чтобы он принадлежал только ей! И никому больше!
Оставив чашки и тарелки, она набрала Иркин номер телефона. Розе было просто необходимо выпустить пар, ей казалось, что она вот-вот взорвется! Конечно, ее переживания нельзя было выложить кому попало, только близким. Таких людей было немного — Вета да Ирка. Она бы все на свете сейчас отдала за возможность выплакаться у Ветки на плече. Зато до Ирки было почти что рукой подать. К тому же она вроде собиралась на Новый год в Москву, вспомнила Роза.
— Ирик, ну не могу больше терпеть! Понимаешь, не дают нам пожить спокойно…
Подруга вовсе не нуждалась в детальных объяснениях, чего уж тут, у нее самой муж-иностранец, его дети от первого брака. Что такое душевное одиночество, она знала не понаслышке. Обычно она уговаривала подругу потерпеть, но, услышав про такой поворот событий, рассудительная и терпеливая Ирка вскипела:
— Это уже слишком! Бросай все и садись в самолет. Встретимся в Москве.
Получив порцию сочувствия, Роза повеселела и успокоилась: может, это и к лучшему, решено, Новый год — в России! В славной компании! А там будет видно. Жизнь расставит все на свои места.
Но когда вечером она принялась укладывать вещи в чемодан, поутихшая обида начала нарастать, как снежный ком. Вот дура — подарки, сю-сю-сю, бедная девочка… От накатившей жалости к себе у нее полились слезы. А еще считала себя железной леди, посетовала Роза.
Она прошлась по квартире, где они были так счастливы, особенно первое время, после свадьбы! Вспомнила, как наивно радовалась новой фамилии, сочетание «мадам Линьяк» звучало непривычно красиво.
И вот теперь, когда, казалось, прижилась, освоилась в чужой стране, потратила столько сил, чтобы приноровиться к новой жизни, к тысячам условностей, из которых складывается французский менталитет, все пошло прахом. В ее-то возрасте! И что теперь: спасибо, до свидания! Собирай манатки и возвращайся к разбитому корыту, к насмешливым и сочувствующим взглядам знакомых!
Роза в сердцах пнула чемодан (ну его к черту!) и, не раздеваясь, прилегла на диван.
Но разве заснешь после такого потрясения? Так и провела всю ночь без сна. А спозаранок первым поездом отправилась в Париж, чтобы успеть на московский рейс.
Кокосовые пальмы искрились и сверкали разноцветными огоньками в непроглядной тропической ночи. «Нарру New Year!» — подмигивали неоновые буквы, из ресторанов разносилась веселая музыка, нарушая привычный покой островка.
Ветка и Стив, беспокойно поглядывая на часы, стояли на коленях перед скулящим Барбом. Он ни за что не хотел оставаться один.
— Ну, Барбик, миленький! А где твоя любимая косточка?! И на диване можешь полежать, разрешаем! — причитали расстроенные хозяева.
Надо сказать, что Барба они взяли из приюта для животных. Его мать — молодая породистая терьерша — попала под автомобиль. И четырех слепых беспомощных щенков отдали в Центр защиты животных, под присмотр служителей и ветеринаров. Ветка взяла его в четыре месяца, выбрав из многочисленных, разнопородных и милых существ только потому, что Барб, единственный из всех щенков, не ринулся к ней. Он лежал на не очень чистой подстилке и грустно, по-человечески, смотрел на нее, словно понимал, что происходит. А когда Ветка взяла его на руки, он задрожал и, ткнувшись холодным носом ей в шею, жалобно заскулил. И тут Ветка моментально поняла: маленькое родное существо! Это была взаимная любовь с первого взгляда. Барб стал для Ветки ребенком, бессловесным другом. Великолепный компаньон, послушный, спокойный, ласковый. Из-за смешной торчащей бородки они назвали его Барбом — бородачом, но вот беда, Барб не переносил одиночества. Совсем. Видимо, боялся, что опять окажется в приюте. Когда Стив и Ветка пытались потихоньку от него улизнуть, он начинал выть, да так, что волосы вставали дыбом. Можно было подумать, что с него сдирают шкуру живьем!
— Господи, у других собаки как собаки! А наш как иерихонская труба! — выдохнула измученная Светлана.
Стив и Ветка переглянулись:
— Придется взять с собой. Ну как же без этого балбеса!
Барб мгновенно почуял, что настроение у хозяев переменилось, и начал от радости выписывать кренделя. Ветка, смеясь, махнула на него рукой: Бармалей несчастный!
Соседский сын, шестнадцатилетний Эдди, копивший деньги на учебу, вызвался отвезти их в ресторан, а потом, под утро, доставить обратно.
— Вот дети пошли деловые! Вместо того чтобы веселиться — даром времени не теряют!
Стив только развел руками.
Ветка откликнулась:
— Нам же лучше, дорогой. Попробуй вызвать такси в новогоднюю ночь!
Принаряженные («Хоть раз в году надеть вечернее платье», — радовалась Ветка), они расположились на заднем сиденье вместе с Барбом, который вдруг стал таким послушным, просто шелковым! Ветка напялила на него красный колпачок и серебристую манишку со звездами. Умора, да и только! А он, бедненький, терпел все это безобразие, главное, чтобы не передумали и не оставили дома. Дурацкий колпак сползал на глаза, закрывая потешно-карикатурную морду с торчащей вперед бородой.
— Санта-Клаус ты наш! С наступающим Новым годом!
Юрий Верховский, сорокасемилетний бизнесмен, сидел в аэропорту Нью-Йорка и с тревогой поглядывал на часы. Рейс уже в который раз откладывали. Вот что значит летать в канун праздников! Неужто придется встретить Новый год в зале ожидания или в салоне самолета?! Он заерзал на неудобном и жестком сиденье.
Это был высокий, плечистый мужчина — этакий древнерусский богатырь. Затемненные очки в золотистой оправе скрывали глубоко посаженные голубые глаза, а правильные крупные черты лица даже можно было назвать привлекательными. Длинные ухоженные, зачесанные назад волосы он периодически отбрасывал со лба привычным движением. Увы, рост доставлял определенные неудобства: общаясь с партнерами из Юго-Восточной Азии, Юрию приходилось складываться чуть ли не вдвое, да и покупка деловых костюмов представляла некоторые сложности. В лондонских и парижских бутиках такие размеры были редкостью, а покупать одежду в США и Германии он не любил.
Весь его респектабельный вид: дорогой костюм-тройка, поблескивавший на запястье «Роллекс», перстень, солидный кожаный саквояж — свидетельствовал о благополучии и устоявшемся образе жизни.
Подойдя к барной стойке, он заказал «Маргариту», чтобы скоротать ожидание. Этот коктейль, с его экзотической смесью текилы, лимонного сока и соли, взбодрил его, поднял настроение, напомнил об отпуске, проведенном в Мексике. Он любил отдыхать в Канкуне. Сочетание чудесных воспоминаний и обжигающего вкуса успокаивало.
«Напьюсь в доску, если не улечу. И вместо того, чтобы отправиться в отель, заночую прямо здесь, как в студенческие годы!» — решил Юрий.
Он даже вытянул ноги на соседнее сиденье, представив, как спит в новогоднюю ночь в этом зале. Спина тут же заныла. Да, это явно не «Шератон» на пляже Вайкики!
В Нью-Йорке было два часа дня. Перелет до Гонолулу займет почти семь часов, а затем ему предстояло преодолеть на самолете местной авиакомпании расстояние до аэропорта Лихуе на острове Кауаи. Не ближний свет! — вздохнул он, оглядывая здание аэропорта Кеннеди, наводненное пассажирами. И куда всех несет тридцать первого декабря?
Он закрыл глаза, стараясь расслабиться, но мысли о предстоящих переговорах не давали покоя. Дело в том, что Юрий должен был встречать Новый год с деловыми партнерами. Не отмечать праздник — это было бы приятней сделать дома, а подписывать контракт с гавайским филиалом крупной американской компании на строительство гостиничного комплекса. Первого января предстояло символически заложить фундамент отеля категории люкс (интересно, в чью светлую голову пришло выбрать именно эту дату?). Естественно, Юрий Верховский, президент компании «Юрверкс», должен был при сем присутствовать.
Это был его частный бизнес. Надо сказать, деньги сюда он вложил немалые. Они достались ему после раздела крупной российской фирмы. История типичная для эпохи дикого постсоветского капитализма.
Подобно многим, Верховский и трое его друзей в свое время поняли, что горбачевские реформы проваливаются, ускоряя распад Советского Союза. Нужную нишу долго искать не пришлось. Очереди за любимым народным напитком, талоны на водку, введенные правительством, говорили сами за себя! Антиалкогольная кампания высосала из государства средства и породила поколение миллионеров-бутлегеров. Черный рынок расцвел пышным цветом. Теперь смешно вспоминать, что весьма преуспевающие ныне бизнесмены начинали с продажи подпольно произведенной водки и самопальных джинсов! Сделали неплохие деньги, открыли счета за границей. А когда после обвала рубля оказалось, что квартиры и любые здания можно приобрести за смешную сумму в долларах, то они немедленно сделали соответствующие выводы.
К концу девяностых они уже вышли на новую орбиту, укрепили контакты с западными партнерами, обзавелись кто израильским, кто канадским гражданством. Поэтому стоило начаться гонениям на олигархов и тех, кто сделал деньги на ельцинской приватизации, они быстренько свернули небезопасный для здоровья российский бизнес и переправили капиталы за рубеж. У Юрия была американская «грин-кард» — вид на жительство. Много лет назад он на всякий случай заключил фиктивный брак с американкой. Доходы от нефтяных акций и вкладов в солидных банках давали возможность не думать о завтрашнем дне. Теперь, чтобы не сидеть без дела, он решил заняться строительством отелей, поскольку волна экзотического туризма достигла апогея.
Юрий поднялся с ощущением, что спина совершенно затекла. Они что, специально разрабатывают дизайн кресел, не позволяющих пассажирам расслабиться и заснуть? Увидев на табло, что рейс снова откладывается, он, махнув на все рукой, заказал еще одну «Маргариту»!
В Москве была настоящая вьюга. Ветер бросал в лицо пригоршни снега, не давая сдвинуться с места даже на шаг. Ирина держала Белочку на руках, а Ванечка укладывал бесчисленные сумки в багажник машины, взятой напрокат прямо в аэропорту.
— Господи, как красиво! — воскликнула Ирка при виде снежного купола, накрывшего аэропорт и окрестности. — Вот это называется русская зима!
Ванечка что-то пробурчал под нос, не проявляя особой радости по поводу снежного изобилия. Загрузив вещи, они двинулись сквозь сгущающуюся тьму, хоть в Москве было всего четыре часа дня. Цепочки машин с горящими фарами ползли с черепашьей скоростью. Предновогодняя суматоха почти полностью парализовала движение на дорогах.
Ирина крутила головой по сторонам и старалась разглядеть в завихрениях пурги знакомые места.
— Ванечка, останови у супермаркета! — скомандовала Ирка, заметив мигающие буквы вдалеке. — Нам надо купить еды. Роза сегодня прилетает из Франции. Вечером будет у нас.
Радостное возбуждение от предстоящей встречи переполняло Ирку, подталкивая к немедленным действиям. Она так долго дожидалась этого праздника в тиши и благополучии домашнего заточения, что сейчас не находила себе места. Ей не терпелось приступить к приятным обязанностям хозяйки новогоднего стола. Настоящий Новый год по-русски! С богатым застольем, с друзьями, с песнями и танцами до утра!
Ветка и Стив отмечали праздник вдали от заснеженной Москвы, в удушливой и влажной атмосфере тропической ночи. Они сидели за длинным столом с новыми друзьями — строителями гостиничного комплекса. Строителей собралось человек тридцать. Места резервировали заранее. На Новый год не так легко найти свободный столик в ресторане, даже в этой дыре праздник есть праздник!
Это были в основном молодые парни, странствовавшие по свету, а попутно, если удавалось, прихватывавшие работу, чтобы оплачивать еду и ночлег. В случае чего они легко срывались с места и летели дальше в поисках счастья. Молодость! Что вы хотите?
Барб оказался в центре внимания: живой Санта-Клаус! Веселые женщины визжали, гладили его торчащую бороденку и лезли с поцелуями.
Подвыпившие мужики с тарелками, заваленными едой, торжественно подносили деликатесы под стол, куда забрался заласканный и закормленный «Санта-Клаус», со сползшим на спину колпаком. Он ошалел от толчеи и шума и силился понять, что происходит. Без пяти двенадцать наполнили бокалы шампанским и начали считать:
— Один! Два! Три…
В этот самый момент к столу, тихонечко, чтобы никому не помешать, подошли трое.
Виктор, который сидел рядом с Веткой, шепнул:
— О! Начальство пожаловало!
— Десять! Одиннадцать! Две-е-е-е-на-а-а-а-адца-а-а-ть!!! С Новым годом! Happy New Year!
Выпив шампанское, принялись целоваться.
— Энджел! С Новым годом! — Слегка захмелевший Стив лучился радостью.
— Милый! Счастливого года!
Стив обнял любимую так крепко, что она чуть не задохнулась в его объятиях.
— С Новым годом, родной мой!
«Как же это без меня все целуются?» Брошенный Барб обиженно вылез из-под стола.
— Барбик! С Новым годом!
Ветка и Стив подхватили растрепанного пса.
— С Но-о-овым го-о-о-одом!!! — заорали все хором.
Потом, по американской традиции, гости ресторана взялись за руки и двинулись цепью вокруг столов.
Ветка, оторванная от Стива, закружилась в толпе. В цепочке рядом с ней топтался высокий, слегка неуклюжий тип. Он держал ее за руку и неуверенно перебирал ногами, явно не зная специальной новогодней песни, которую весело распевали островитяне. Он растерянно озирался и, перехватив любопытный взгляд Веты, сконфуженно пожал плечами, мол, извините, я здесь случайно.
Давешний Светланин собеседник, с которым она встретилась на стройплощадке, обратив внимание на эту немую сцену, пробрался сквозь толпу и вклинился между ними:
— Разрешите вас познакомить — Светлана Браун!
Мужчина с облегчением выдохнул:
— Так вы русская? Слава богу! — И, решительно отступив из движущегося круга, представился: — Меня зовут Юрий Петрович.
Паскаль печально смотрел в окно на заснеженные горы. Каникулы не приносили ему радости. Его одиннадцатилетняя дочь от первого брака Мишель (домашнее прозвище — Мими) радостно щебетала, рассказывая о своих приключениях на лыжной трассе:
— И ка-а-ак я полечу кверх ногами! А сверху на меня целая куча-мала свалилась, я потеряла шапочку и очки. — И она прыснула со смеху. — Но инструктор обещал потом поискать или даст другие! Ой, папочка, смотри, какая смешная девочка, толстая, как маленький бегемотик! А завтра мы идем всей группой в деревню Сапан на новогоднюю елку!..
Центральная площадь городка Экс-ле-Бен, расположенного на берегу озера Бурже, была украшена к Рождеству. Окрестное население готовилось в честь новогоднего праздника гулять до самого утра. Эта небольшая площадь была прелестна своей средневековой атмосферой, неподалеку высились развалины храма и триумфальная арка, заложенные еще во времена Древнего Рима, и теперь, разукрашенная гирляндами и освещенная подсветками, казалась театрально-декоративной. А со стороны вообще можно было подумать, что большая сцена открытого театра подготовлена к спектаклю. До главного действа года оставалось два часа.
Огонь в камине трещал и уютно освещал помещение. Паскаль вполуха слушал трескотню Мими.
— Ой, папочка, будет карнавал, а у меня нет маски! Можно я наряжусь кенгуру? Я видела в прокате смешной костюм, просто отпад!
Паскаль только кивал в знак согласия, мол, делай что хочешь.
Вот парадокс, казалось бы, радуйся: каникулы, родная дочь под боком, снежные Альпы, уютный деревенский отель. Чего еще надо для счастья в канун Нового года?
Выяснилось, что все это без Розы утратило цену. Как-то незаметно она вошла в его жизнь настолько, что стала необходима — всегда. И в серые будни, и в радости, и в горе. Он вспомнил, что, когда хоронили его отца, он от горя был не в состоянии ни на что реагировать, и Роза взвалила на свои хрупкие плечи все печальные похоронные хлопоты. А праздники, особенно такие, как Рождество и Новый год, с энергичной, излучающей радость Розой становились еще краше. Это следовало признать!
И сейчас он сильно переживал, потому что Роза исчезла. Паскаль телефон оборвал, а Роза принципиально не отвечала. Ни на домашний, ни на мобильный. Паскаль проклял все на свете. Идиот! Да разве можно уезжать от любимой жены в новогоднюю ночь? Вот теперь и кукуй без нее! Наверняка она улетела в Москву!
Паскаль зажмурился от пронзительной боли в сердце.
Новый год неумолимо надвигался на заснеженный альпийский городок.
Около десяти вечера Паскаль, вспомнив, что в Москве уже полночь, разыскал в записной книжке телефон московской квартиры и оставил, как говорят французы, мессаж: «С Новым годом! Люблю. Всегда твой. Паскаль».
Возвращались домой пьяные и счастливые. Ветка — от переполнявшего ее энтузиазма (столько новых друзей!), Стив — от морального удовлетворения (вывел в «свет» жену!) ну а про Барба и говорить нечего: зацелованный и закормленный (может, теперь так будет всегда?!).
Автоответчик гудел от многочисленных посланий.
— Happy New Year! — Это родители Стива.
— Будьте здоровы! Успехов тебе, Стив. Пусть в твоем бизнесе все идет как по маслу, — желали его приятели из Сан-Франциско.
— Веточка, Стивик, Барбусик! С Новым годом! Будьте счастливы! Ура-а-а-а!
«А это же целый „уральский хор"!» — засмеялась Ветка, узнав искаженные расстоянием голоса подруг Ирки и Розы и далекие завывания насчет «в лесу родилась елочка…» еще нескольких непонятных голосов.
«Спасибо, родные! — Вета даже прослезилась, а потом позавидовала, что подружки вместе справляют Новый год. — Я тоже с вами хочу!»
Легли спать под утро, усталые, довольные (натанцевались на целый год вперед!).
Солнечный диск, вынырнувший из темноты, мгновенно залил ярким светом остров Кауаи и залив Валилуа. Тропический зной лениво опускался на притихший после бурной ночи городок.
С наступившим вас, граждане гавайцы!
— Ирка, ты с ума сошла! Я же на диете!
Роза, поневоле примкнувшая к традиции лаконичных французских меню, не могла оторвать взгляд от накрытого стола, заставленного тарелками: батареи бутылок, несколько салатов, бесчисленные закуски, огромное рыбное блюдо, украшенное свежей зеленью, а на другом краю такое же с мясной нарезкой (вдруг кто-то рыбу не любит!), тут же на маленьких длинненьких подносиках теснились бутерброды с икрой — красной и черной.
— Ничего себе, какая роскошь! Сто лет такого не ела! — облизнулась Роза и устремилась на кухню, где в огромной кастрюле источал аромат великолепный украинский борщ.
— Борщ? На новогодний стол? Ирка, ты и впрямь не в своем уме!
— А что делать? Ванечка заказал! Он его обожает и больше есть ничего не желает! — засмеялась довольная Ирка.
— Прямо кич какой-то! Еще бы пельмени начала лепить!
— Ну нет! На пельмени у меня нет сил. Хоть стреляйте!
Раздался звонок в дверь. Народ подтягивался. Часы показывали десять часов.
— Ну что, господа-товарищи, а также леди и джентльмены, выпьем за старый год и, чтоб не говорить плохо, как о покойнике, лучше промолчим и помянем…
Все засмеялись шутке дяди Пети, соседа по лестничной площадке, и выпили, конечно, водки! Французское шампанское охлаждалось в специальном ведерке, его время наступило за пять минут до полуночи.
— Что там говорит президент?
— Да ну его!
— Приготовились! У всех налито?!
Грянули куранты.
— Ура! С Новым годом!
Подвыпившая компания протиснулась на балкон. Оттуда был виден новогодний салют над Красной площадью. Такие же зеваки с других балконов выкрикивали:
— С Новым годом!
— И вас, товарищи, простите, господа!
Ира пошла посмотреть, не разбудили ли Белочку шум и пьяные крики.
— Ну надо же, спит! С Новым годом, мой ангел! — поцеловала Ирка дочурку. — Спи, сладкая, спи!
Гости расходились. Московское раннее утро было неприветливым и ветреным. Роза с Иркой тихо и споро убирали посуду.
— Ты, моя дорогая, десять раз не права! Это его ребенок!
— А я его жена! — упрямо твердила Роза. Она злилась, понимая, что не права.
— Иди позвони ему!
— Ну нет! Он сам мог это сделать.
Она достала из сумочки телефон и тут же радостно завизжала на всю квартиру:
— Ирик, мне поздравление от него! В двенадцать ночи! — И она радостно обняла подругу. — Ну как же я не увидела? Я смотрела каждую минуту!
— Паскаль, любимый! — кричала она через минуту в трубку по-французски. — Бонн анне! С Новым годом! Тоже очень люблю!
Юрий Верховский возвращался домой в Нью-Йорк. Семичасового перелета над океаном он не заметил. Проспал. Неудивительно — после бдения в аэропорту, совещания, церемонии закладки фундамента еще и ночи в ресторане. К позднему завтраку партнеры вновь заказали шампанского.
Самолет был полупустой: ну кто же летает первого января! Праздник как-никак!
Юрий поморщился, не любил он праздники с младенчества. В интернате, где прошло его детство, всех ребят забирали на каникулы. Всех. Кроме Юры. У него никого не было. Юрочке Верховскому было полтора года, когда его родители — студенты — погибли нелепой трагической смертью. Несчастный случай произошел на озере Иссык-Куль в Киргизии, куда они поехали по комсомольской путевке с группой спортсменов. Во время соревнований две моторки врезались друг в друга на полной скорости. Пять человек погибли. Среди них были Петя и Лена Верховские. Было им на двоих чуть больше сорока. Бабушек-дедушек не сыскалось, сгинули в огне неспокойного времени: кого немцы убили, кого свои доконали.
В общем, круглый сирота. Но, надо сказать, несчастным он себя никогда не чувствовал. Он просто не знал, что такое быть счастливым в семье, а в остальном все было не так уж и плохо. Советское обычное детство: школа, техникум, институт, работа на «режимном» предприятии. Женился по любви на такой же детдомовке, родилась дочка, назвали Машенькой, в честь матери Юрия, от которой осталось лишь несколько снимков. Но вот парадокс — семьи не получилось! Казалось бы, каждый детдомовец мечтает о своей семье, ну а на деле отсутствие опыта строительства семейных отношений, полуказарменная жизнь, «колхозная собственность» на игрушки и книжки — все это накладывает отпечаток на всю последующую жизнь.
Оказывается, не так-то просто жить, когда твоя семья — это сто двадцать человек, живущих под одной крышей, а родители — коллектив педагогов! В итоге единственная дочь Верховского при живых благополучных родителях выросла с ощущением сиротского одиночества.
Юрий отбросил упавшую на лоб прядь и поморщился: не любил вспоминать прошлое.
Что толку расстраиваться: дочь выросла и теперь «папочку-мамочку» знать не желает. Правда, от денег не оказывается! Вот такая «веселая» история.
Самолет приземлился в аэропорту имени Джона Кеннеди поздним вечером. Юрий Верховский не спешил домой. В большой квартире на Манхэттене его никто не ждал.
— Да, Юрий! — Ветка быстро сделала пометку в блокноте. — Разумеется, мы немедленно пошлем им все данные. Счета подготовим к завтрашнему дню. Рада была вас слышать. Спасибо, передам.
Светлана в строгой блузке с кружевной отделкой и серой юбке выглядела так, будто ее собираются снимать для журнала «Бизнес-уик». Вот уже почти год она работала в крупной строительной фирме, которую возглавлял русский бизнесмен. Тот самый Юрий Верховский, с которым она случайно познакомилась в новогоднюю ночь. Случайная встреча в ресторане «Кинтаро» получила счастливое продолжение. Отдавая приказ о наборе персонала в гавайском отделении своей компании, Верховский тотчас вспомнил про Ветку. И теперь нисколько не жалел об этом: она оказалась на редкость толковым работником, коммуникабельная, симпатичная, прекрасно ориентируется в местных делах. Словом, просто клад! Работала она действительно много, порой допоздна засиживаясь в офисе. Компания стремительно разрасталась, а должность вице-директора по кадрам ко многому обязывала.
Ветка отправила несколько срочных депеш и вызвала секретаря.
— Николь, принесите, пожалуйста, все досье, касающиеся технического персонала.
Молодая симпатичная девушка улыбнулась:
— Хорошо, я сейчас подберу документы. Но я хотела вас спросить, Лана, может, пустим Барба в холл приемной? Чего же он, бедненький, спит на жаре? Ведь он совсем не мешает. Честное слово!
Ветка вздохнула:
— Прямо беда! Ни за что не хочет оставаться дома один. Такие рулады выводит, что соседи пригрозили пожаловаться в общество по защите животных!
Николь, обожавшая Барба, быстренько, пока Лана не передумала, отправилась за несчастным псом. Того не пришлось долго упрашивать, он уже бежал к кабинету со всех ног, на морде было написано: «Что? Соскучились? Не волнуйтесь, я здесь, к вашим услугам!»
— Горе ты мое! — засмеялась Ветка, увидев, что Барб, мгновенно прикинув, где удобнее, блаженно разлегся в кресле у окна, мол, спасибо большое, совсем другое дело, с кондиционером-то — благодать!
Начальство смотрело на эти посещения «внештатного сотрудника» сквозь пальцы. Перед уморительно смешной мордой и виляющим хвостиком терьера трудно было устоять! Ну а президент компании Юрий Верховский, дважды в месяц проводивший бизнес-брифинги, просто обожал Барба и привозил ему собачьи деликатесы из специального нью-йоркского магазина!
Рабочий день пролетел в рутинных заботах. Вечером Стив заехал за Ланой. Ветка довольно легко получила водительские права, но пока побаивалась водить машину на горных узких дорогах, в основном с односторонним движением. У нее кружилась голова от одной мысли, что внизу, прямо под ней, пропасть, обрыв. То ли дело поездки за продуктами в супермаркет, расположенный неподалеку от дома.
Стив подхватил Ветку и Барба, и они с ветерком поехали в маленький городок Гуава-Кави. В ресторане «Принц Кухио», специализирующемся на полинезийской экзотической кухне, у них был заказан столик. Без предварительной записи сюда было не попасть, только из-за «пави масима» — телятины в кокосовом молоке — стоило постараться!
У Ветки и Стива было что отметить — годовщину того памятного вечера, когда судьба столкнула их в таверне «Загнанная лошадь».
— Энджел, неужели прошло три года? — Стив поцеловал руку жены.
Ветка улыбнулась:
— Да, кажется, вечность назад я впервые услышала красивую легенду о золотоискателях, которые меняли лошадей на постоялом дворе, где я мыла грязную посуду. А потом слушала бредни одного пьяного клиента!
— А Дик говорит: да там сидит твоя красавица…
— А я несу какую-то чушь, говорю: Илья Борисович, я замуж выхожу за Стива Брауна! И глазам не верю — ты идешь к столу!
— А я-то, дурак, боялся подойти!
И они в который раз перебирали детали своей забавной и романтической истории.
Барбу надоело слушать сказку про белого бычка, но хозяева о нем не забывали, подкармливали с обеих сторон, так что ему перепало от знатного ужина. К десерту он уже дремал под столом, изредка поднимая голову в тревоге, чтоб его не забыли незадачливые хозяева, с них станется!
Экзотическая терраса, где на перекладинах расселись тропические попугаи, постепенно погрузилась в темноту. За столиками, где мерцали зажженные керосиновые лампы, слышались приглушенные разговоры и смех. Звон саговников-цикад в ночи заглушил бы даже симфонический оркестр. Большая яркая луна, выплыв из-за тучи, осветила океанскую гладь, мерцающий песок прибрежного пляжа и неясный силуэт потухшего вулкана Ваиалеале. Ветке и Стиву показалось, что они очутились вдали от цивилизации, в затерянном мире.
— Энджел, как я благодарен тебе за то, что три года назад ты не послала меня к черту вместе со всеми лошадьми!
Поцелуй пришлось прервать. Под столиком завозился Барб, он ткнулся холодным носом в Веткину ногу: сколько можно сидеть и вздыхать? Пора домой!
— Господи, никакой романтики с тобой, Барб!
А в это время в Швейцарских Альпах бушевал снежный буран. Горное шале оказалось отрезано от долины снежным завалом. Электричество было отключено, все коммуникации с белым светом осуществлялись по телефону. В холле небольшого отеля собрались почти все жильцы и обслуживающий персонал.
— Мими, иди сюда. Смотри, как разгорелся огонь в камине! — крикнула Роза, но Мишель даже ухом не повела. Она понуро сидела в кресле среди таких же скучающих по воле и снегу детей.
Вот уже вторые сутки выходить наружу было запрещено. В соседней гостинице пропали трое туристов, они не вернулись с утренней лыжной прогулки. Все молили Бога об их спасении и надеялись, что им удалось найти убежище в горах, чтобы переждать непогоду. Поисковая группа вернулась ни с чем. И неудивительно. Порывы ветра сотрясали плотно закрытые ставни, в окна, выходившие на террасу, можно было увидеть, как в горах вздымаются белые волны, будто разверзлась морская пучина; не верилось, что можно положить конец разбушевавшейся стихии. И было такое чувство, что на всей земле уцелело только это горное шале, с горсткой притихших людей, слушающих вой ветра, да белый смерч, взвихривший долину.
Роза передернула плечами от озноба, ей захотелось подняться наверх в номер, забраться с головой под одеяло и ни о чем не думать. Она сходила с ума! Паскаль застрял в соседней деревне, куда он отправился еще накануне, чтобы взять машину напрокат. Они с Мими остались один на один. К этому испытанию Роза не была готова. Но делать нечего, ребенок не виноват, что взрослые играют в свои игры, более изощренные, чем «дочки-матери». Она опять посмотрела на притихшую, грустную девочку: как же она похожа на отца! Роза приняла решение — как там говорится, если гора не идет к Магомету, то…
Она подошла к креслу, где Мими свернулась клубочком, опустив голову на сложенные руки.
— Мими, девочка моя! — Ее голос дрогнул.
Мишель недоверчиво подняла лицо. «Господи, она совсем еще ребенок», — подумала Роза и неожиданно для себя протянула руку и прикоснулась к плечу девочки:
— Мими, я люблю тебя!
Мишель отвернулась и заплакала. Роза подсела к ней, прижала ее к себе и вдруг поняла, что сказанное ею чистая правда.
— Девочка моя глупая! Ты же папина дочь, а я пану люблю, и тебя тоже! — Она говорила ей ласковые слова, целовала.
Мими, уткнувшись ей в грудь, сквозь слезы спросила:
— А можно я перееду к вам с папой? — И опять залилась слезами. А потом, еще крепче прижавшись к Розе, тихо прошептала: — Мама выходит замуж.
Паскаль, усталый и невыспавшийся, вернулся в шале утром. За ночь навалило столько снега, что пришлось тащиться за специальным бульдозером, который прокладывал дорогу. Электроснабжение было восстановлено, сугробы разгребли. Низкое зимнее солнце как ни в чем не бывало сияло на ярко-синем небе. Воспоминания о снежной буре казались фантазией голливудского режиссера.
Он поднялся и тихонько (было семь утра) вошел в номер и глазам своим не поверил — картина называлась «Штиль после бури». Роза и Мими, крепко обнявшись, спали сном праведников. Мишель улыбалась чему-то во сне.
Паскаль, продрогший в дороге, сбросил куртку и, не раздеваясь, кинулся к ним в кровать:
— Девочки мои, как я устал и замерз!
Девочки со сна завизжали:
— Какой ты холодный! Ой-ой, и к тому же небритый!
Узкая горная дорога вилась серпантином вокруг горы Ваиалеале. Было раннее утро, ночной туман еще не растворился в лучах восходящего солнца. Привычно огибая знакомые виражи и горные выступы, Стив слушал утренние новости и улыбался своим мыслям. А мысли были очень далеки от восхищения природными красотами. Он восхищался другому, странному горделивому ощущению, переполнявшему его: он будет отцом!
— Да, да, да!
Машина заскрежетала, и Стив резко затормозил у скального выступа, повернув, он сбросил скорость: еще не хватало разбить машину! Эхо камнепада постепенно затихло. Петляющая узкая горная дорога не позволяла расслабиться, опасность таилась на каждом вираже! Но Стив вновь мысленно вернулся к утренним событиям.
Ветка сообщила ему новость за завтраком. Так буднично и спокойно, будто это будет по крайней мере пятый ребенок. Наливая кофе, она, между делом, словно речь шла о погоде, сказала:
— Дорогой, хотела тебе сказать, у нас будет ребенок!
Стив, отхлебнув горячего кофе, недоверчиво посмотрел на нее.
— Какой ребенок? — спросил он.
Ветка, погладив живот, многозначительно улыбнулась. До Стива наконец дошло, он глупо заморгал и поперхнулся:
— Мальчик или девочка?
Ветка засмеялась:
— Еще не знаю, срок всего четыре недели! Я было не поверила, но тест на беременность был положительным, а вчерашний визит к врачу подтвердил, что это правда.
Ошарашенный Стив молчал. Он не знал, что надо говорить в таких случаях. Он был совершенно не готов к переменам в их жизни. Нет, конечно, он мечтал о ребенке, но где-то в отдаленном будущем, когда-нибудь, поживем-увидим…
И теперь он вдруг испугался. Чего, он сам не знал.
Ветка деловито убирала со стола, в глазах у нее мелькали лукавые искорки:
— Представляешь, а если будет двойня? Девочки! У нас по отцовской линии были сестры-близняшки, тетя Клава и тетя Галя!
Стив обескураженно улыбался. Стоит ли говорить, что он предпочел бы мальчиков. Вдруг, окончательно осознав, что случилось, он подошел к стоявшей у плиты жене и крепко прижал ее к себе:
— Энджел, я знаю, что будет мальчик. Мой сын!
Ирка выкладывала вещи из сумок и чемоданов. Их небольшое семейство только что вернулось из Москвы.
— Господи, всегда одно и то же! Сколько раз зарекалась не покупать столько барахла!
Она свалила в кучу на ковре сверкающие лаком разноцветные матрешки (для Ванечкиной кузины), яркие павлово-посадские платки (один соседке, другой детскому врачу), деревянные ложки (неплохо будут выглядеть в кухне), тяжелые альбомы по искусству (в Голландии они стоили целое состояние).
Сувениры, подарки, книги — это понятно. Ну а это кому? Ирка достала из чемодана солдатскую серую шапку-ушанку (Ваня купил), деревенские, грубой вязки веселенькие варежки всех размеров, несколько мордастых «матрен» на чайники…
— Нет, это невозможно! — с хохотом признала она. — Впору открывать магазин русских сувениров! Между прочим, неплохая идея! Белка уже подрастает, заняться мне нечем.
Надо будет с Ваней поговорить на эту тему.
Только Ирка размечталась о собственной лавочке с российскими прибамбасами и даже уже представила себя за прилавком, как раздался телефонный звонок. Ирка уже не боялась снимать трубку, так как проблемы с голландским давно остались позади.
— Явэл! Ой, Розалия Бабаевна! Привет! А мы только что вернулись из Москвы. Как ты, дорогая?
— …
— Да ты что! Поздравляю! Молодчина, что наладила контакт с дочкой Паскаля. Все будет нормально, вот увидишь! Самое главное, на мелочи не обращай внимания.
И Ирина долго и терпеливо объясняла новоявленной мачехе, как выдержать это испытание, избежать «бурь в стакане воды». Только терпение, любовь и деликатность могут привлечь чужого ребенка.
Уже завершая разговор, Ирка, неожиданно для себя, похвасталась:
— Роз, а я подумала, подумала и решила открыть свое дело, правда, это еще вилами по воде писано, но я хочу открыть здесь русский магазин! — Ирина переждала восхищенные охи и ахи. — Ну я и говорю, полно всяких — и китайских, и индийских, и африканских, и черт-те каких, а русского нет. Вот я и решила восстановить справедливость! — И Ирка с полной уверенностью в голосе, будто и впрямь только об этом и мечтала, начала разворачивать план действий.
— Надо Ветке позвонить. Как она там? — озабоченно заметила Роза. — Что-то она затихла. В последний раз болтали на Новый год.
— Я тоже обязательно вечером ей звякну, как раз у них будет утро. Ведь она работала в русском магазине в Сан-Франциско! Пусть мне подскажет, что да как.
Лучи раннего утреннего солнца скользнули по полу открытой террасы, пробрались в глубину дома и, просочившись через приоткрытые шторы в спальню, осветили лицо спящей Ветки. Она открыла глаза и зажмурилась. Потянулась, одним глазом посмотрела на часы и блаженно улыбнулась: девять утра, ну надо же, ей удалось поспать полноценным сном. Первый раз за всю эту беспокойную неделю. Прислушалась, было тихо. Ветка с довольным бурчанием перевернулась на другой бок. Она еще никак не могла привыкнуть, что сопящий в маленькой детской кроватке четырехмесячный бэби — их сын Майкл, а по-русски — Мишка.
Ветке-Энджел до сих пор казалось, что она попала в какую-то иную реальность. Это не она, а ее двойник кормит грудью, меняет памперсы, гулькает, целует и ласкает толстощекого, голубоглазого и слюнявого младенца, а она смотрит на все это со стороны. Год в делах и заботах промелькнул, словно призрачный предрассветный сон, как кадры чужой любительской видеосъемки: нелегко давшаяся беременность (ужасный токсикоз), мучительные роды (пришлось делать кесарево) и безумный первый месяц с ночными кормлениями, и, конечно, выматывающие бессонные ночи. И как она перенесла все эти испытания, было для нее загадкой. Первые два месяца Ветке не удалось до конца осознать, что именно произошло в ее жизни. Чуть позже Мишка заболел тяжелейшим воспалением легких (проклятые кондиционеры!). Вот тут-то Ветка-мама поняла, что значит для нее этот крохотный человечек! Она чуть с ума не сошла в страхе, что может его потерять. Ночи напролет она проводила у кроватки сына, моля Бога о помощи.
И вот теперь четырехмесячный Мишка из орущего, беспокойного и хилого создания превратился в толстощекого, румяного и спокойного малыша. Ветка приподнялась на кровати и увидела, что он не спит, а тихонько гулит, будто с кем-то разговаривает.
Это еще что такое? Вета вскочила с постели, но, разглядев в чем дело, расхохоталась. Картина маслом: Барб-негодник забрался в детскую кроватку и пристроился не где-то сбоку припека, а улегся на грудь Мишки и принялся вылизывать ему лицо и руки. Надо сказать, младенец вовсе не выказывал недовольства столь нежной няней.
— Это что за сюрприз? Быстренько отсюда… Давай, давай, дорогой!
Ветка выставила Барба из комнаты и закрыла дверь в спальню, тот обиделся: хотел как лучше, чтобы мама подольше поспала! Ну и пожалуйста, нянчитесь сами, я могу спокойно поспать в саду. И Барб (еще тот артист), словно побитый, опустив голову, скорбно удалился из дому.
— Мишенька, маленький мой, разбудил тебя Барб…
Ветка взяла на руки сына и прижала к себе. По расписанию уже давно было пора кормить.
— Голодненький мальчик, давай кушать…
Это было самое обычное счастливое утро. Последнее их счастливое утро. Только Ветка этого пока не знала.
Беспокойно гудели клаксоны, завывали полицейские сирены, дождь стучал по автомобилю, заволакивая пеленой лобовое стекло, так что никакие дворники не могли разогнать водяные потоки.
— Конец света, что ли?
Юрий включил радио. «В Нью-Йорке семь часов. Доброе утро! Да-да, несмотря на непогоду, мы желаем вам самого доброго и хорошего утра. Температура +50 градусов по Фаренгейту (+13 по Цельсию). Гидрометеоцентр объявляет штормовое предупреждение. Возможен сильный ветер и дождь. Уже сейчас, несмотря на ранний час, на дорогах Нью-Йорка плотные заторы и пробки. Просьба по возможности избегать поездок на автомобиле без серьезной надобности.
А сейчас послушайте легкую музыку…»
Юрий поморщился и выключил приемник.
— Вот уж действительно, доброе утро! Хоть бы не опоздать на самолет!
На рейс он действительно поспел чудом, пришлось бежать, перепрыгивая через ступеньки эскалатора, благо с собой у него был лишь кейс и огромный плюшевый мишка. Юрий ворвался в салон самолета, и командир отдал приказ убрать трап.
— Ой, какой у нас пассажир! — завидев необычного размера игрушку, засюсюкали стюардессы.
— Да вот, спешу на крестины, — оправдывался слегка смущенный вниманием Юрий. — Вроде как — крестный отец!
Устроившись в первом ряду «бизнес-класса», у окна, он хотел было задремать, но симпатичная стюардесса не оставляла его без внимания:
— Шампанское? Кофе?
Юрий вместо ответа мотнул головой и опустил на глаза маску. Нескончаемая работа зачастую требовала снайперской точности и сосредоточенности. Он так устал за неделю, что хотел только одного — забыться сном.
Но ему не спалось. Он снял наглазную маску и стал смотреть в иллюминатор.
Внизу стелились воздушной ватой нескончаемые облака, а над этим пушистым ковром сияло пронзительно голубое, до боли яркое небо. И это было исполнено такой торжественной гармонии, что ему стало стыдно за мелкие земные помыслы и заботы: деньги, инвестиции, неустроенный быт, одиночество, здоровье (сердце что-то пошаливает, должно быть, сказывается возраст — через два месяца стукнет полтинник!). Как все это не важно здесь, над облаками, в свободном полете.
Успокоившись, он и сам не заметил, как заснул, впервые за много недель (без снотворных!), сном счастливого, умиротворенного человека.
— Да, да, я понимаю, но мне нужны хорошие книги. Эти ваши детективы, сляпанные на скорую руку, или политые сиропом женские романы здесь не пользуются спросом. Народ в эмиграции в основном культурный, им классику подавай!
— Ой, спасибо большое! Вот это хорошо: Булгаков, Пастернак, Набоков. Пелевин? Не знаю, но если вы рекомендуете, давайте попробуем…
Ирина записала названия книг и положила трубку. Вот уже шесть месяцев она крутилась как белка в колесе: сбор всяких бумажек, банковских поручительств, аренда помещения (в самом центре, конечно!), ремонт и оформление магазина. Ирка сразу для себя решила: никакой колбасы и водки, только русские сувениры и книги. Все было для нее в новинку, все приходилось делать впервые, но Ирка, насидевшись в домашнем заточении, наслаждалась свободой и новой ролью бизнес-леди. Очень ей было по душе все это. Она немного работала на публику, мол, смотрите, какая я молодец!
Но она в самом деле отлично поставила дело. Магазин сразу привлек к себе внимание русскоговорящей общины и всех тех, кто интересовался русской культурой и языком. Ирка со своим магазином заполнила пустовавшую нишу, ответив на запросы эмигрантов, которым не хватало не ресторанного разгула, а культурной среды, хороших русских книг и фильмов. Когда Ирина организовала поступления всех литературных новинок, газет и журналов, в магазин повалил народ со всей округи.
— Ирочка, а можно сделать годовую подписку на «Науку и жизнь»?
— Простите, а у вас есть «Новая российская энциклопедия»?
— Пожалуйста, закажите каталоги крупных российских издательств…
И так каждый день: вопросы, просьбы, пожелания…
Она даже не подозревала, что в Роттердаме и окрестностях столько «наших»!
Вот и сейчас она прорабатывала идею, подброшенную ей «народом». Надо бы открыть отдел, где можно будет обменять или сдать прочитанные книги.
Ирка освободила две нижних полки.
Господи, как время летит на работе! Неужели уже семь часов! "Белочка с няней (русской, конечно) уже ждут ее дома. Ваня заедет с минуты на минуту, а она еще кассу не сняла. Надо брать кого-то в помощь, одной становится нелегко!
Когда в дверях показалась знакомая фигура, Ирина, махнув приветственно рукой, пробормотала:
— Пять минут, дорогой! — но, увидев бледное, расстроенное лицо мужа, испуганно уставилась на него, а потом, почему-то шепотом, спросила:
— Что случилось? Изабель?
Муж отрицательно покачал головой, потом отвернулся и тихо сказал:
— Звонила Ветка. В автомобильной аварии погиб Стив.
Словно отказываясь смириться со скоротечностью человеческой жизни, над кладбищем под Лос-Анджелесом ярко светило солнце. Мартовская прохлада на время сменилась обманчивым летним теплом.
Надгробный камень, возложенный на пригорке под огромной калифорнийской сосной, был усыпан цветами. Гранитная плита сиротливо проглядывала из-под этого ковра. Траурная процессия направилась к выходу. Над свежей могилой сомкнулась тишина. Затем ее прорезали крики птиц. Весенней многоликой красоте было совершенно безразлично, кто упокоился под камнем. На фоне безупречной сини, опрокинутой над кладбищенском парком, вдова с младенцем на руках, безутешные родители, весь черный кортеж выглядели абстрактной черной цепью.
Аллея вела к большому павильону, где должна была состояться церемония прощания.
Ветка, сидевшая между родителями Стива, была на грани обморока. Все это время она старалась держать себя в руках, чтобы не разразиться вдруг надрывным плачем деревенской бабы. Теперь, когда все было позади, она почувствовала дурноту. Ветка неуверенно поднялась и вдруг увидела, как закружился потолок. Вращающийся вихрь затянул ее, звуки окружающего мира пропали. Последнее, что она заметила, — Роза с Ирой уносят Майкла из комнаты. Ей показалось, что где-то вдалеке мелькнуло лицо Стива.
«Наверное, я умираю…» — почему-то спокойно подумала Ветка и провалилась в темноту.
Поздно вечером в большом доме родителей Стива установилась тишина. Ветка прислушалась к сопению сына и попыталась пробраться сквозь примороженное снотворными и успокоительными уколами (пришлось обращаться к врачу) сознание и восстановить последние куски памяти этого ужасного дня. Она сидела с ногами на кровати и старалась удержать подступающую тошноту. Попыталась встать. Голова кружилась, нога дрожали и совсем не держали, тело будто одеревенело. Господи, да что они влили в меня? Прямо какая-то мумия!
Светлана по стенке, очень осторожно добралась до двери и увидела спешащую навстречу свекровь. Та подхватила ее под руки, Ветка обмякла, и они обе, опустившись на пол, в голос заплакали. Не было больше сил держать в себе горе утраты, все, что копилось в этот нелегкий день, прорвалось в слезах и причитаниях. И неважно, что одна в отчаянном порыве твердила по-русски: «Миленький мой, на кого меня покинул?!», а другая приговаривала: «Don't cry, darling!»
Когда выплакались, стало чуть легче. Расслышав плач Мишки, они словно очнулись и заспешили на зов. Мишка, Майкл, сын и внук, в непосильном горе стал их единственной опорой.
Наконец ночь, словно санитарная сиделка, зашелестела простынями и запахами лекарств, и Ветка зарылась лицом в подушки. Снотворное уже совершенно не действовало, напротив, рождало какую-то отстраненную от эмоций, холодную и беспощадную ясность сознания. Потом Ветке показалось, что кто-то тихонько скребется в дверь. Она босиком прошлепала по комнате, осторожно приоткрыла дверь и в изумлении отпрянула:
— Барб! Не может быть! Откуда ты здесь взялся?! Ведь тебя оставили на Гавайях с Николь!
Ветка прижала к себе такую родную лохматую морду и опять заплакала.
Барб, как будто все понимая, вылизывал ее мокрое лицо. Так они и сидели на кровати, прижавшись друг к другу. Ей стало немного легче. Правильно ее свекровь сказала:
— Ты — не одна! У тебя есть мы!
Да, да, конечно, у меня есть Майкл, родители Стива, мама с папой в Рязани, Барбик. Потом вспомнила всех людей, пришедших на кладбище, посторонних там не было: Ирка, Роза, в самый последний момент примчался Юрий Верховский. И тут ее озарило: понятно, Барба привез он!
Ветка закрыла глаза. Повернулась на бок и свернулась калачиком. Накрылась с головой. Только начала проваливаться в бездонную яму, как вдруг будто ее кто-то толкнул в бок.
— Что за наваждение! — Она поднялась, распахнула окно и увидела в уже посветлевшем небе пролетевшую тень.
Ветка слабой рукой погладила Барба, своего безмолвного ночного собеседника. Словно сомнамбула, она подошла к кроватке, взяла совсем сонного Мишку к себе в постель и легла, прижавшись к родному комочку. Рядом, с другого боку, пристроился Барб. Ветка лежала с закрытыми глазами и думала: жить! Жить ради сына!
Она поцеловала Майкла в потную шейку, тот заворочался и, обхватив ее ручонками, снова уютно засопел.
— Спи, маленький, спи… — И она наконец отключилась.
За окном машины мелькали зеленые холмы и песчаные пляжи. Небесная синева была настолько неистовой, что с трудом верилось в реальность этого цвета. Лазурные воды океана сливались с бескрайним горизонтом. Ветка не могла оторваться, насыщая глаз яркостью здешних красок. Она не переставала удивляться: как целых два года ей удавалось обходиться без этой экзотической зовущей красоты.
На заднем сиденье происходила беспокойная возня, Ветка посмотрела в зеркало заднего вида и улыбнулась: Майкл и Барб упорно боролись за право растянуться во всю длину сиденья.
— Мальчики, а ну-ка сидите смирно, а то придется пристегнуть ремни безопасности.
На нее воззрились испуганная морда Барба и озорное личико Мишки. Они не любили сидеть на привязи и сразу успокоились.
— То-то, ишь распрыгались!
Разговаривала она с ними по-русски. Весь последний год они провели в России, у Веткиных родителей.
Там, на Родине, в непривычно холодной после гавайского благодатного климата Рязани, они пережили самый трудный год в их жизни. Ветка мотнула головой, отгоняя навязчивые воспоминания. «Все, все, все! Все хорошо!» — уговаривала она себя.
Они подъехали к большому дому, который окружал цветущий сад, и Вета, выйдя из машины, почувствовала такой знакомый пьянящий аромат плюмерий, гигантских белых с золотистой сердцевиной цветов, которые Стив высадил к годовщине их свадьбы.
Все, все, все! Все хорошо! Она сквозь слезы посмотрела на тянущиеся до горизонта голубовато-фиолетовые леса и потухшие вулканы. И опять замерла от восхищения. Великолепие буйной природы, подзабытое за два года, прошедшие после смерти мужа, вернуло ее в счастливое прошлое. И Ветка испугалась.
Господи, как часто она в сознании рисовала картину своего возвращения. Дом… Ветка боялась этого слова. В ее памяти дом был неразрывно связан со Стивом и рождением сына. Она зажмурилась, ей померещилось, что там, в глубине сада, мелькнула знакомая фигура. Открыла глаза: никого. Видно, показалось!
«Господи, дай мне силы войти в пустой дом! Все, все, все! Все хорошо!» — как молитву повторяла Ветка слова, не имевшие никакого отношения к ее душевному состоянию. Барб заливисто облаивал окрестности.
— Барбик, иди же скорей сюда! Ты что, забыл? Это наш дом!
Майкл, не дожидаясь особого приглашения, уже бежал со всех ног по дорожке, туда, где Николь стояла в открытых дверях террасы, протягивая к ним руки.
С возвращением!
Несмотря на усталость, сон не шел. Ветка спустилась вниз и села в кресло на террасе. Темень несусветная (она уже отвыкла от тропических ночей) окутала плывущий, словно корабль, остров. Тишина, напоенная звоном бесчисленных цикад, убаюкивала. Лишь изредка врывались крики морских птиц.
Ветка боялась этой сказочной ночи, этой пленительной тишины острова, затерянного в океанских просторах. И в то же время она почувствовала облегчение. Все правильно, она вернулась туда, где ей было когда-то хорошо, где она была так счастлива.
Два года после гибели Стива она провела словно во сне, машинально реагируя на внешние раздражители. Мир, в котором прежде жила Ветка, рухнул вместе со смертью мужа. Она до сих пор отказывалась верить, что он больше никогда не появится на пороге.
«Его нет! Нет, нет!» — уговаривала себя Ветка, но все эти психотерапевтические трюки не оказывали на нее ни малейшего воздействия. Сердце сжималось всякий раз, когда что-то напоминало ей о Стиве.
Его нет! Нет, нет!
Он погиб в ущелье Анахола, в горах Ваиалеале, где дорога делает петлю, огибая пропасть. Стив допоздна засиделся на работе, спешил домой. В полной темноте. Его машина сорвалась с обрыва, не вписавшись в знакомый, сотни раз преодоленный поворот.
Ветку до сих пор знобит, когда она вспоминает ту ночь, такую же сказочно прекрасную, как сейчас. Ту ночь, когда она ждала мужа и не сомкнула глаз. Под утро, уже уверенная, что с ним что-то случилось, она рванулась, заслышав тревожный звонок. Звонили из дорожной полиции.
Ну а потом все как в немом кино, где главная героиня не имела к Ветке никакого отношения. Ветка-Энджел умерла вместе со Стивом. Ее оболочка механически выполняла необходимые действия: похороны, поездка в Рязань, где, окруженная вниманием и любовью близких, она провела целый год. Бабушка и дедушка не могли надышаться на внука, она даже подумывала, уж не остаться ли там навсегда? Но здравый смысл подсказывал: ради будущего Мишки нужно вернуться. В Рязани им ничего не светило, родители едва сводили концы с концами, при бешеной инфляции пенсия была курам на смех. Столкнувшись как-то на улице с бывшим мужем, Ветка с трудом узнала его. Толик, обзаведшийся целой сетью уличных киосков и мелких магазинов, выглядел лет на пятьдесят. Он необратимо спивался, бизнесом заправляла его третья по счету жена, нагловатая разбитная бабенка.
Вернулись в Штаты. Пожили с Майклом полгода у родителей Стива. Тоже несладко сидеть на чужих плечах.
Подумав, Светлана решила, что пора браться за дело. Мишка должен расти в хороших условиях, а на пенсию за Стива это было невозможно. К тому же Юрий Верховский давно зазывал вернуться к прежним обязанностям. Гостиничный комплекс уже был достроен и оборудован. Теперь шел набор персонала отеля.
А почему бы и нет? Вернусь в собственный брошенный дом. Сколько можно жить у людей, пусть даже близких и родных!
Но самое главное, Ветку одолевала тоска по местам, где они со Стивом были так счастливы.
И вот сейчас, сидя в кресле, чуть покачиваясь в ритме океанских волн, которые несли остров, она поняла, что сделала все правильно.
Они должны жить в своем собственном доме! Это самое главное! Остальное приложится. Теперь она была в этом уверена.
Издалека белое десятиэтажное здание отеля напоминало громадный крейсер, гордо бороздящий моря-океаны, тем более что от лазурного прибоя его отделяла лишь полоса пляжа да дюжина потрепанных ветрами кокосовых пальм.
Гул шагов разлетался по длинным коридорам. Из многочисленных номеров свежеотстроенного отеля доносились звонкие голоса, это персонал наводил окончательный блеск, изгоняя отовсюду запах свежей краски. Коридорные плафоны разливали с потолка матовый свет, тонированные стекла не позволяли проникать в номера лучам яркого тропического солнца. Беззвучно работали кондиционеры, обеспечивая комфорт.
В отеле «Королевский кокос» («Royal Coconut») ожидали прибытия делегации из административного центра острова Кауаи во главе с мэром. Она должна была появиться с минуты на минуту.
Верховский, прилетевший накануне и всю ночь проверявший документацию, немного волновался, ведь в спешке последних приготовлений могли что-то упустить или перепутать. И будет совсем не смешно, если в самый последний момент выяснится, что заказанные комплекты полотенец с эмблемой «Royal Coconut», или письменные принадлежности, или туалетная бумага, или пепельницы оказались не самого лучшего качества, или постельное белье не подходит для кроватей king size, или еще какая-то мелочь не тянет на заявленные пять звезд.
Оторвавшись от сотрудников, он незаметно вошел в один из номеров, пытаясь взглянуть на обстановку глазами постояльца, приехавшего на Гавайи, чтобы отдохнуть от забот, и, заметим, заплатившего за это немалые деньги. На первый взгляд все выглядело вполне прилично. Хотя, если честно, стандартный номер, конечно, был не слишком велик по размерам, но зато грамотная планировка и освещение создавали ощущение тепла и уюта. Компактная встроенная мебель, функциональное использование внутреннего пространства обеспечивали все мыслимые удобства, так что номер представал двухкомнатной квартирой в миниатюре: большую кровать отделял длинный комод, за которым стояли два кресла и журнальный столик. В большом настенном зеркале отражался балкон, откуда открывался великолепный вид на океан, от которого просто захватывало дух. За такой вид можно заплатить не торгуясь! Да, пожалуй, я и сам с удовольствием провел бы здесь недельку-другую, решил Юрий.
Все его волнения как рукой сняло. Кондиционер работал на полную мощность, в помещении стало прохладно.
На всякий случай он провал пальцем по поверхности встроенного шкафа: идеально чисто. В дверь постучали: «Простите, мистер Верховский, комиссия прибыла. Они уже в холле».
В Москве мелым-мело, за ночь протоптанные и расчищенные накануне дорожки утонули в сугробах. Выйдя из подъезда, Ирина спустила санки с обледеневших ступенек.
Ну и чудеса! Она довольно прищурилась, снег летел прямо в лицо колючими иголками. Через минуту Ваня с Белочкой осторожно высунулись из парадной:
— Ой-ой, как холодно!
Ирина, посмотрев на мужа и дочь, громко расхохоталась. Комично: Ванечка в шапке-ушанке, завязанной под подбородком торчащим бантиком, в дутой пуховой куртке и меховых варежках; Белочка выглядела точной его копией, только меньших размеров. Словно два надутых шарика: ветер дунет посильней, и улетят!
— Бежим скорее, а не то превратитесь в снеговиков! — закричала Ирка. Облепленная мокрым снегом, она и сама уже была похожа на снежную бабу.
Утренняя прогулка в расположенном неподалеку парке доставила всем огромное удовольствие: они кидались снежками, бегали вприпрыжку по сугробам, кричали и визжали, забыв о том, кто здесь взрослый, а кто ребенок. Наконец без сил они рухнули прямо в снег.
— Ой, не могу больше, ребята! — простонала Ирка, вставая из сугроба и вытаскивая Белочку из-под распластавшегося хохочущего мужа.
Через полчаса они, с раскрасневшимися лицами, грелись на кухне, возбужденные веселой прогулкой, и наслаждались горячим чаем.
Новая жизнь в России им очень нравилась. Вот уже три месяца они обживались в Москве. Свой магазин Ирка удачно продала. Бизнес ее больше не интересовал: Изабель уже исполнилось пять лет (через годик и в школу пора — вот ведь как время летит!). Красота! Живи и радуйся! Чем они, собственно говоря, и занимались. Правда, Ира не могла сидеть без дела, занялась ремонтом квартиры. Поэтому после чаепития Ваня и Белочка были командированы за покупками в супермаркет. Ирка ждала представителя фирмы, специализировавшейся на ремонте, чтобы обговорить все детали и проверить смету.
Выпроводив своих, она посмотрела на часы. Господи, что за куриные мозги, сколько лет уже Ветка живет на Гавайях, а она до сих пор не знает, в какую сторону отсчет времени. Так, в Москве сейчас полдень, значит, у них ночь… Шевеля губами, она подсчитала и разочарованно подумала, что на Гавайских островах Ветка с Мишуткой смотрят седьмой сон. Там было два часа ночи.
Новый год на этот раз подруги собрались встречать не в Москве, а во Франции. Роза с Паскалем сняли шале в горах на всю ораву: Роза, Паскаль, Мими, Ирка с Ваней и Белкой, и если получится, то к ним присоединятся Ветка с Майклом. Прибавилось в нашей веселой компании! — улыбнулась своим мыслям Ира. До долгожданной встречи подруг оставалось две недели и три дня.
В Москве, занесенной снегом, боролись с природной стихией, расчищая дороги, а на Гавайях был разгар пляжного сезона.
Солнце пробивалось сквозь толщу изумрудной морской воды, где, в самой глубине, Ветка, задержав дыхание, парила в невесомости. Не выдержав и минуты, рванула к поверхности, вынырнув с фонтаном ярких брызг, но не тут-то было, ее опять накрыло игривой волной. Ветка еще немного понаслаждалась свободным парением в дивной воде и поплыла к берегу, где Майкл и Барб бегали по песку у самой воды, громко призывая ее к себе. На тоненькое «ма-а-а-ма-а-а-а!» накладывался заливистый лай.
Изнуряющая декабрьская жара спадала, над островом повисло дрожащее марево.
Они возвращались домой по каменистой дорожке, проложенной через заросли тутовника. Барб бежал впереди всех, облаивая каждый куст. Довольный такой важной миссией охранника семьи (не даром хлеб ем!), он время от времени останавливался, поджидая медленно бредущих Майкла и Ветку.
Смеркалось очень быстро. Еще четверть часа назад сияло солнце, и вот через какое-то мгновение — темень кромешная! Впереди показался дом. В опускающейся темноте еле слышно, словно далекий приглушенный ропот, доносилось дыхание океана. Ветка отворила заднюю калитку невысокой ограды в сад и увидела освещенный фонарем силуэт на открытой террасе. У нее все поплыло перед глазами:
— Стив, родной!
Ноги подкашивались, но она бежала к дому. Потом, опомнившись, резко остановилась и начала себя уговаривать: все, все, все хорошо!
Подоспевший Барб ластился к кому-то, подпрыгивая от радости. Значит, свои. Уже войдя на террасу, она поняла, что это всего-навсего Юрий Верховский!
Юрий взволнованно ходил по террасе, пытаясь подыскать нужные слова, но тут же их отбрасывал: не то, совсем не то ему хотелось сказать Светлане! Как выразить то чувство, которое переполняло и мучило его уже давно? Еще с того памятного новогоднего вечера, когда они случайно познакомились в ресторане «Кинтаро». Неужто уже прошло четыре года? Но тогда, видя отношения Стива и Ветки, он не дал развиться своему чувству, загнав влюбленность на дно души. Потом о выражении привязанности вообще не было речи, ведь Светлана, потеряв мужа, отдалилась от всех, кого знала прежде. Потом целый год от нее не было известий из России. Узнав, что она вернулась в США и поселилась у родителей мужа, он приложил все усилия, чтобы перетащить ее и малыша Майкла обратно на Кауаи. Совсем рядом с их домом продавалась огромная вилла. В надежде, что в случае их возвращения можно будет общаться, хотя бы по-соседски, Юрий купил ее и распорядился соорудить бассейн. Можно будет небрежно как-нибудь пригласить их поплавать.
Теперь, когда Ветка вернулась к работе и он мог время от времени видеть ее в офисе, говорить с ней по телефону, ему порой казалось, что горечь утраты уже притупилась. По крайней мере, так выглядело внешне. Юрий решил, что можно начать незаметное сближение. То просил перевести личное письмо, то, зная Веткину любовь к книгам, привозил пачками из Нью-Йорка последние новинки из России. Все-таки повод лишний раз заглянуть к ней и услышать восхищенный Веткин возглас:
— Здорово, Юр! Как тебе удалось достать? Ведь тираж-то крохотный!
Дистанция понемногу сокращалась, хотя он осознавал всю сложность ситуации. По натуре упорный и терпеливый, Верховский счел за лучшее не спешить. Сам он был абсолютно убежден, что Светлана — та самая женщина, которую он тщетно искал всю жизнь. И, почти вечность назад (четыре года!) закружив Ветку в танце в новогодней пьяной толпе, он сразу влюбился. Очень боялся, что чудесное хрупкое поэтическое видение растворится в воздухе. Светловолосая, молодая, искрящаяся радостью женщина не исчезла. Она просто положила руку на плечо какому-то высокому американцу в светлых брюках и рубашке и закружилась с ним в танце, что-то по-домашнему интимно рассказывая ему. Юрий без лишних расспросов понял, что это ее муж и что брак явно счастливый.
Поначалу ему казалось, что новогоднее наваждение рассеется. Нужно с головой нырнуть в работу, чтобы заглушить в себе нарастающее чувство. Даже пытался переключиться, приударил за девицей, которую повстречал в спортивном клубе. Не срослось.
Судьба с легкостью голливудского сценариста, набившего руку на драматических коллизиях, раскрутила жизненный сюжет в драматической плоскости. У женщины, ради которой он был готов на все, погибает муж. Увы, она оказывается вовсе не опереточной «веселой вдовой», ее скорбь по мужу неподдельна, она замыкается в своем горе. Но, как ни странно, даже это не способно отвратить закоренелого холостяка.
Но с возвращением Светланы на Гавайи, возможно, у него появился шанс. Пусть крохотный, микроскопический.
К счастью, у него нашлись достойные союзники. Прежде всего — Барб, не зря же он столько лет его прикармливал! А Мишка-Майкл стал ему самым настоящим другом. Началось все с бассейна. Верховский вызвался научить его плавать, по-настоящему, кролем и брассом. После занятий в бассейне уходили вместе с Барбом (ну как без него!) к океану. В общем, стали неразлейвода. Вот только Светлана до сих пор ничуть не переменилась, она держалась с Юрием спокойно, чуть отстраненно. Вспомнив ее ровный дружеский тон, Верховский в смятении закурил. Руки от волнения тряслись. Господи, как мальчишка!
Было еще только семь часов вечера, но тропическая ночь уже накинула звездное покрывало на небосклон. Сквозь клубившийся над океаном туман пробивался неожиданно яркий свет высокой декабрьской луны. Юрий услышал приближающиеся голоса и задорный лай Барба. Он улыбнулся: вот кто настоящий друг!
Паскаль спешил домой. Многочисленные пробки блокировали движение к центру. Нет, это невозможно! Вовремя они приняли решение о переезде за город. Тщательно проанализировав все варианты, решили рискнуть и оформить кредит на покупку собственного загородного дома.
Все сложилось очень удачно. Даже, может быть, слишком удачно. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, плевалась суеверная Роза. Паскаль, неизменно логичный и рассудительный, считал это предрассудком, но и он опасался, что шаткая цепочка сорвется в последнюю минуту. А цепочка действительно была не очень надежной: внезапно нашелся покупатель на брачное агентство «Гименей»; принадлежавшая Паскалю небольшая квартира в центре Лиона, требующая разорительного ремонта, была продана без оного. Казалось, все складывается прекрасно, но пришлось поволноваться: очень долго оформляли всяческие справки с работы Паскаля. И вот тут даже несуеверный месье Линьяк начал сплевывать. Наконец скрипящие бюрократические механизмы в последний момент сработали, все сошлось: без всяких проволочек были получены из Москвы деньги за агентство (Роза больше всего боялась, что ее обманут), разваливающуюся квартиру выкупил вместе с домом муниципалитет (исторический объект, охраняемый государством!), и на работе предоставили бумаги для оформления долгосрочного банковского кредита. Это ли не чудо?!
Неужели они смогут зажить «как люди»: у каждого своя комната (и не одна!), садик, гараж и даже бассейн! Правда, совсем маленький!
Так что этот Новый год они будут праздновать в своем новом доме. Хватит с нас отелей и съемных шале в горах!
Движение вновь застопорилось. Паскаль ерзал от нетерпения. Роза сидит там на чемоданах, должно быть, волнуется, отчего он задерживается. Мокрый снег облепил стекло так, что дворники уже не справлялись.
Похоже, переезд придется перенести на завтра, а жаль!
Зато теперь у нас будет достаточно места! Гостей на новоселье и новогодние праздники они уже пригласили. Кстати, через два дня должен прибыть сын Розы, Руслан, вместе с молодой женой. А еще ожидаются новоиспеченные москвичи Ван дер Хаальсы и Ветка с сыном! Недаром Роза, собирая вещи, победно распевала: «Все флаги в гости будут к нам».
Конечно, Юрий ушел ни с чем! Конечно, он так и не выдавил ни слова. Конечно, Ветка довольно приветливо предложила дежурные «кофе-чай», но на ужин не пригласила! А вы что думали?
Они поболтали о делах (Ветке, заваленной на работе бумагами, нужен дополнительный работник), посмеялись над Мишуткой (такой потешный — говорит без умолку), покормили Барба, а потом, ощутив неловкость, замолчали. И Юра, представьте себе, пожелав всем доброй ночи, вежливо откланялся. Вот так. А вы говорите!
На террасе было душно, как в парилке. Теплый влажный воздух, пропитанный пьянящим запахом цветущих ночных левкоев, дурманил и кружил голову. Ветка закрыла калитку за ушедшим соседом (может, надо было пригласить на ужин — рассеянно подумала она) и неожиданно почувствовала себя очень одинокой. На душе стало так по-бабьи тоскливо, что она смущенно подумала: «Какой хороший человек, мой сосед, да и Мишка вон бегает за ним хвостиком», а потом рассмеялась своим мыслям, махнула рукой (ну ты, дорогая, даешь!) и, услышав в ночной тишине звонкое «Ма-а-а-а-ма-а-а!», поспешила в дом. Ужинать пора.
Местечко Сен-Жен-Лаваль очень удачно расположилось между горами и равниной, между солнцем и дождем. Над равниной постоянно светило солнце, а в горах туман орошал леса частым дождем. В соседстве с величественными Альпами городок казался совсем маленьким, а в сравнении с лучезарными южными деревеньками, лежащими по другую сторону гор, выглядел чуточку серым и унылым. Но для Розы это было самым прекрасным местом на земле — их с Паскалем домом!
Это было немного странным для нее, коренной москвички и абсолютной горожанки, вдруг оторваться от суетно-многоликой стихии мегаполиса и обрести покой и счастье в деревенской глуши. Но это случилось, и она, Роза, которая всегда находилась в центре общения, вдруг поняла, как хорошо отдалиться ото всех и вся, наслаждаться жизнью с любимым мужем и Мими.
Надо сказать, что отношения с Мими переросли в глубокую и трогательную привязанность. В подрастающей Мишель Роза обрела дочь, о которой всегда мечтала, а Мими ощутила, что такое истинно материнская любовь. Паскаль только диву давался: Мими как подменили, спокойная, послушная и ласковая девочка. И в душе он очень гордился своей женой.
— Мими, иди сюда!
Роза орудовала на кухне с утра и никому не давала покоя. Паскаля уже отправила со списком продуктов в супермаркет, а сама, разложив посуду и продукты, надела фартук и, как заправский повар, жарила и парила, чистила и резала.
— Смотри, дочь, для борща очень важен хороший наваристый бульон… — И она открывала секреты приготовления борща.
Мими, сказать по правде, была не слишком заинтересована, но старательно делала вид, что это очень интересно. На самом деле ее вполне устраивали чипсы и биг-маки.
Кухня была огромной и светлой. Мебели и кухонной техники пока недоставало, но посередине стоял большой стол, а из окон открывался дивный вид на заснеженный сад. И сад был просто великолепным: хризантемы и рододендроны в уличных горшках, заросли штокроз, кипарисы вдоль забора и кусты можжевельника у гаража. Что удивительно — снег не таял, напоминая о приближающемся новогоднем празднике. Альпийская ель, растущая у самого порога, была разукрашена рождественскими флажками и яркими воздушными шарами: их первая елка в своем доме!
— Мишелька, давай, милая. — И Роза, вывалив пакет картошки на стол, развела руками: — На десять человек по три картошки!
— А папе — пять! — засмеялась Мими.
И они в четыре руки принялись за дело. Кто больше начистит, получит в награду медаль из морковки!
Освещенный дом звенел голосами и музыкой, а стол ломился от закусок. Ель во дворе светилась разноцветными лампочками и шуршала на ветру бумажными фонариками. На кухне суетилась Роза, отдавая последние распоряжения:
— Ир, достань из морозилки лед…
— Паскаль, любимый, сгоняй в гараж за свечами и расставь их на террасе!
— Ветка, иди к ребенку! Кстати, пора переодеваться. Уже все почти готово…
Без пяти минут десять по местному времени все наконец расселись.
— Ай да Роза! Настоящий царский стол!
Роза, смущаясь от комплиментов, отмахивалась:
— Да ничего сложного, мы вместе с девочками все приготовили…
— Ура! Выпьем за наших девочек!
— Выпьем за новоселье!
— За Новый год — в Москве уже полночь!
— Выпьем…
Тут хозяйка не выдержала и постучала вилкой по тарелке:
— Выпьем-то выпьем, а когда закусывать будем?
И все накинулись на еду.
— Вкуснота!
Потом достали шампанское и вынесли маленький стол во двор под елку, чтобы встретить Новый год домашним фейерверком. Вдруг раздался громкий стук в ворота и одновременно зазвенел мелодичный дверной звонок.
— К нам гости! — крикнула Роза.
Веселая любопытная толпа ринулась открывать калитку. Мими бежала впереди всех, радостно крича:
— Пер Ноэль!
За ней, спотыкаясь, ковылял маленький Майкл, который вопил что-то про Санта-Клауса. Белочка в костюме феи, конечно, жаждала увидеть самого настоящего русского Деда Мороза!
Однако, ко всеобщему удивлению, в проеме ворот возникли два призрака: впереди на снегу сидел Пер-Ноэль-Санта-Клаус-Дед-Мороз, только очень маленький, но с бородой и в красном колпаке! А позади стоял мужчина с чемоданом и свертками.
Маленький Майкл, мешая русский с английским, истошно завопил:
— Барбик! Юра! Ай вэйт вас очень!
Барб, подпрыгивая и скуля, принялся облизывать Мишку. Ну вот, наконец я вас нашел! Что же вы меня бросили одного?
С любопытством подоспела остальная публика и в изумлении застыла, наблюдая мизансцену с картины Репина «Не ждали». Потом расступилась, освобождая узкую протоптанную тропинку в снегу, по которой медленно и неуверенно приближалась Ветка. А затем, сообразив, что к чему, гости хитро переглянулись и, словно ничего не случилось, подхватив «Санта-Клауса-Деда Мороза», детей и чемодан, так же дружно исчезли, как появились.
Ветка и Юра остались одни.
— Я подумал, что вам с Майклом не хватает Барба…
Юрий замолчал, а потом, увидев счастливую улыбку на уставшем лице Светланы и слезы, блеснувшие из-под прикрытых глаз, подошел совсем близко к Ветке и прижал ее к себе:
— Я люблю тебя!
— Милый мой соседушка, я так ждала тебя!
— Ланка. — Юрий взял Веткину руку.
Она дрожала всем телом.
— Юра, как ты нас нашел? — Ветка заплакала совсем беззвучно.
Тут господин Верховский понял — самое время!
— Лана!
И на холодный пальчик, жестом фокусника в цирке, было надето блеснувшее в темноте колечко.
Из сада донеслись хлопки — это открыли шампанское.
А через минуту Ветка и Юрий уже бежали, взявшись за руки, к столу, где собрались самые близкие друзья, которые встретили их радостными криками.
— С Новым годом! С новым тысячелетием!
И наступивший год серпантинной лентой обвил летящую в вечность планету. И тут все собравшиеся в доме Розы и Паскаля поверили, что в новогоднюю ночь с нами действительно случаются чудеса и новогодняя сказка может завершиться счастливым финалом.