Газета День Литературы # 100 (2004 12)

Валентина Ерофеева СТИХИ

***

Ну, что там было? Что кружило так?

Что пело так тончайшими стихами?

И волны удивлённые стихали,

И камешки прибрежные ласкали

Усталый лунный свет своим теплом.

Что было с нами в лунном свете том?..

***

Растекаюсь по древу и цвету,

По траве и росинке на ней.

Растекаюсь и таю под светом

Твоих нежных и страстных лучей.

Моё солнце — светило ночное —

Раскаляешь собой добела.

И вплавляясь в пространство иное,

Как песчинка, слаба и мала,

Перестав быть самою собою

И почти примирившись с судьбою,

Вдруг взрываюсь сверхновой звездою,

Чтоб коснуться тебя, уходя...

***

Неистовство, забитое в строку,

Как резвый, в стадо загнанный ягнёнок,

Всё буйствует и ножкой на скаку

О ножку бьёт. И голосочек звонок,

Но тесная прострация стиха

Его смиряет — тише, тише, тише...

И вот уже стареюще глуха

Дождём шуршащим — боль его — по крыше.

***

Озвученные каплями дождя,

Бесшумные шаги струятся слепо

И формируют ожиданья слепок,

Не прикасаясь, мимо проходя.

И разнося встревоженные волны

Угаснувшей в бессилье тишины.

Терпеньем ожиданье полно.

И миражи достоинства полны.

НЕЖНОСТЬ

Застывшее в поленьях древо

Свой источает аромат.

И звёзды — сверху, справа, слева —

Дыханье благости струят.

Покой и тишь в подлунном мире.

Все катаклизмы до утра,

Часа на три или четыре

Зависли в коме. Спать пора...

Собачье сонное смятенье

Вновь освещает путь назад.

Луны угаснувшей затменье —

Как очищенья листопад.

Спадают тяжко горечь, пытки

Молчанием достичь глубин,

Где заиграют солнцем слитки

Грядущей нежности вершин.

Всё ей, всесильной и всевластной,

Под ноги брошено давно.

И мраком, тяжким и прекрасным,

Пресыщенно горит окно.

***

В переходе подземном Арбата

Бьётся музыка грудью о гулкие камни моста.

Раствориться б и выпасть, мечтает душа виновато, —

Выпасть в вечность...

Куда уж скромнее мечта.

***

Какая вязь

И музыка какая

В чужих стихах!

Какие переливы,

Созвучные журчанию ручья

И трепетанью ивы

Тончайших пальчиков.

Кто дирижёр сей музыки?

И чья истонченной души

Блеснула партитура?

И, растворив окаменевший плен,

Измяв беззнаковость

И беззаконье звуков

Чужих речей,

Рванулась вверх —

Чистейшая натура, —

Совпав мелодией

Прелюдий и теней,

И соучастьем счастья...

***

"Я — раб."

Что ж, милый,

Я тогда — раба рабыня.

Звонко имя

Теперь моё.

Раскатисто и просто.

Рабовладелец наш,

Скупивший остров

За бусины и злачное питьё,

Вряд ли захочет имя знать моё.

Да и твоё.

Зачем ему нытьё

Ограбленных...

"Я — раб

Идеи, Времени и Силы."

Прости, мой милый.

Вот теперь — раба рабыня.

Грозно имя —

С твоим моё.

Раскатисто и остро.

Рабовладелец наш,

Не сдавший остров

За бусины и злачное питьё,

Пусть пользует его на остриё

Стрелы

И на литьё

Стены

Той крепости, где мы осаждены,—

Но не сданы.