Газета День Литературы # 147 (2008 11)

Никита Людвиг “ЗА-ЛА-ТАЯ ГА-ЛА-ВА...”

***

эй, президент, верните званье русский

в мой паспорт – на заглавную страницу.

космополиты пусть потрясывают гузками,

мочась в сортирах пидарских столиц,

а мне – в родном краю, за этим словом на генах выдолблен кровавый лёд

Ледового побоища – Чудского,

где Невский Александр тевтонов рвёт.

за этим словом полудохлые французы

с поклоном низким клянчат: "Cher ami...",

и казачки в Париже: "Bistro – кушать!" –

их, шаромыжников, научат

щи варить.

...их сладких девок лапали в запале,

и стон стоял в Париже до утра –

не потому ль мы на Мирей Матьё запали:

в рязанских скулах публике мила...

за этим словом – тьма в каютах "Курска",

вода по грудь в удавке кислородовой,

и эстафетой – мичманская ручка,

чтоб нацарапать:

"...сыночка, ты – русский", –

и далее... храниться под водой.

за этим словом офицер Буданов

в застенке – честно отбатрачив долг,

и Саша Копцев – прокурор кагалов –

с улыбкой за решёткой долгой.

за этим словом миллион

бездомных детишек русских стынут по дворам –

не потому ли пересадка органов

по миру ритуально расцвела...

но полетели "Миги" и "Сухие",

а под "Дубинушку" – эх, ухнет "Булава",

и русские подлодки рвут стихию –

что, "Мемфис" – сука, ...ты пока жива.

эй, президент, заложником кагала,

раззявьте глотку в рёве пароходном:

мы – крыс всех, полчищами, заметём в вокзалы

под улюлюкание русского народа.

"ах, СерьЁженька, СерьЁжа"

"...ах, Серьёженька, Серьёжа, За-ла-тая га-ла-ва ",

из рязанского приволья в перстах кудрям – трын-трава.

в полдень – мальчик... взглядом мамы:

"Лишь бы не набедокурил",

ночью – мужем, руки властны,

силушкою плоть стыкуют.

коль капризы – у ребёнка,

раз напор – то хрип мужицкий,

"...ах, Серьёженька, Серьёжа ",

кабы в драчке не зашибся.

...увезти долой с Расеи, с глаз жидов-большевиков –

да сникает василёчек в лязге Бруклинских оков.

...располневшая мадонна, хоть всего-то – сорок три,

двадцать семь в миру.

"Серьёжа" – мальчик, со струной внутри,

звенью русскою гудящий, подвывая куполам...

"...ах, Серьёженька, Серьёжа – За-ла-тая га-ла-ва".

...деточек двоих – кровинок, речка – Сена притопила.

...убаюкаю Серьёжу – спи, мой милый, спи, мой милый.

для тебя, пшеничный мальчик, я танцую и танцую –

заводная Айседора, где ж найдёшь ещё такую...

... время морщит кожу в складки – вот и от меня свободен,

вот – уж нет тебя на свете, ...только два остатних года

всё зовёшь сквозь свежий ветер...

холод, госпожа, сентябрьский – просквозит в кабриолете.

...шейку красный шарф длиннющий вьюжит алым – на излёте

бьётся, бьётся танцем жизни мимо ступицы колёсной,

не зацеплен колесницей, не стреножен.

шарфик, шарфик, помнишь, помнишь –

мы на сцене не расстались.

шарфик, шарфик, ну, исполни

для меня последний танец...

в ступице нашлась зацепа,

превращая шарф в удавку,

шейка хрупнула:

"...о, Боже, улетаю

в славу, в славу",

и последними – неслышны, в тихом выдохе слова:

"...ах, Серьёженька, Серьёжа, За-ла-тая га-ла..."

ОСЕНЬ

я видел заморозок луж –

в их отраженьи умирали листья,

и вслед им волосы пытались вылезти

и... в каждом извивался беглый уж.

меня знобило вместе с дрожью лип,

листвою дань сдающих всей аллеей,

вонзаясь в горизонт узкоколейный,

где в алом шарфике остатней страсти всхлип.

ПОЛНАЯ ЛУНА

я приложусь губами к рожку тонкого месяца –

и отравлюсь вечностью,

и умру.

после последнего выдоха –

полную Луну выдую,

сам вдуюсь внутрь поутру.