Газета День Литературы # 157 (2009 9)

Дмитрий КОЛЕСНИКОВ НАРОДНЫЙ ПОЭТ РОССИИ

К 95-ЛЕТИЮ ВИКТОРА ФЁДОРОВИЧА БОКОВА

Поэзия моя не модна,

Я это знал.

Зато она насквозь народна.

Я всё сказал!

Виктор Боков

19 сентября замечательному русскому поэту Виктору Фёдоровичу Бокову исполняется 95 лет.

Тяжёлый високосный прошлый год унёс многих выдающихся наших современников, в том числе и одного из литературных патриархов – Александра Исаевича Солженицына, который совсем немного не дожил до своего славного 90-летия и до последних дней своих продолжал упорно работать. Годом раньше ушёл из жизни другой, не менее яркий литературный долгожитель – фронтовик-орденоносец Михаил Алексеев, участник величайших Сталинградской и Курской битв, мужественный солдат-освободитель, автор эпического документального романа "Мой Сталинград", о котором восхищённо отозвался Алек- сандр Проханов в статье "Его Победа" ("Завтра", 2001, 30 января). Свою горячую вдохновенную статью Проханов заключил такими благодарными словами: "Читая книгу, я загадочным образом отождествлял Михаила Алексеева со своим отцом. Отношусь к нему самому и к его книге по-сыновьи. Как к "литературному отцу", хотя мы и пишем по-разному". Ну а я всегда относился к создателю "Ивушки неплакучей" как к образцовому солдату и офицеру Великой Отечественной и оттого испытывал к нему столь же сильное чувство любви и благодарности за нашу общую героическую Победу. Никогда не забуду, с каким огромным нетерпением ждал я публикации анонсированных "Нашим современником" "Оккупантов", над которыми писатель упорно работал последние годы жизни. Однако выход обещанного романа Алексеева всё затягивался, и вместо первых глав долгожданных "Оккупантов" в "Нашем современнике" я однажды прочёл поминальный очерк Владимира Бондаренко об их авторе в "Дне литературы". Трудно описать мои тогдашние скорбные чувства…

Как бы то ни было, после ухода Михаила Алексеева и Александра Солженицына в современной русской литературе остались лишь два крупных деятеля, перешагнувших недосягаемо высокий 90-летний рубеж. Это поэты Виктор Фёдорович Боков и Сергей Владимирович Михалков (когда писался этот материал, Михалков был ещё жив. – Ред. ).

Названных патриархов литературы роднит не только преклонный возраст. Оба они по праву являются народными поэтами России. Поражает глубинное внутреннее сходство их творчества, заключённое в природной простоте и естественности произведений обоих долгожителей. Органичной душевной простотой, корнями уходящей в пушкинскую великую поэзию, проникнуты все поэтические шедевры Сергея Михалкова, начиная от лирического стихотворения "Светлана", опубликованного в далёком 1935 году и по достоинству оценённого неравнодушным к литературе вождём:

Ты не спишь,

Подушка смята,

Одеяло на весу…

Носит ветер запах мяты,

Звёзды падают в росу.

На берёзах спят синицы,

А во ржи перепела…

Почему тебе не спится,

Ты же сонная легла?

Ты же выросла большая,

Не боишься темноты…

Может, звёзды спать мешают?

Может, вынести цветы?..

Какая изумительная колыбельная! И до чего же был прав Владимир Бондаренко, решительно утверждавший: "Вы и сейчас прочитайте эту лирическую колыбельную, и если у вас есть художественный вкус, восхититесь ею" ("День литературы", 2008, № 3).

Подобные интимные мелодичные стихотворения есть и у Виктора Фёдоровича Бокова:

Спит рученька твоя на белой простыни,

Печалинка в ресницах вековая.

Какие мы с тобою взрослые,

И сколько в нас святого воркованья!

Синиченька по стёклышку оконному

Прошлась, попробовала клювиком.

– На самом деле вы друг друга любите?..

Посмотрите, какое первозданное в своей непорочности чувство, какая девственная кристально-чистая любовь светится в этих ласково мерцающих строфах! И как же не похоже это прекрасное поэтическое творение на эротическую поэзию многих современных авторов, сплошь пронизанную пошлостью и вульгарностью!

Пейзажная лирика Бокова, под стать пейзажной лирике всякого истинно народного поэта, также завораживает своим тихим струистым звучанием:

Над морем заря занимается нежно,

Что солнце взойдёт, это так неизбежно,

Что жизнь пролетит, это тоже не новость.

На море сегодня такая лиловость,

Такое сиреневое смятенье,

Что для тишины не найти измеренья…

Нежная музыкальность и органичная напевность вообще свойственны боковской поэзии. Виктор Фёдорович неслучайно придаёт колоссальное значение песенности стиха – ведь если стих не звучит как песня, он не приживается в народе, народ его отторгает. А отторжение или молчание народа по поводу увидевшего свет творения – это самое страшное для настоящего поэта наказание.

Несмотря на всю неизбывную красоту и удивительную мелодичность приведённых выше поэтических жемчужин, лучшими произведениями Бокова, с моей точки зрения, являются многие его стихи, по праву ставшие русскими народными песнями – "Я назову тебя зоренькой", "Колокольчик", "А любовь всё жива", "Гляжу в поля просторные" и в особенности мои любимые – непревзойдённые песенные шедевры "На побывку едет" и "Оренбургский пуховый платок". Могу с гордостью сказать, что на первом из них я вырос, и эта песня о молодом моряке постоянно всплывает в моей памяти в тяжкие ненастные дни. Вспоминаются золотое счастливое детство, белорусский уютный посёлок Давыдовка, почему-то дождливый серенький летний день и старенький морщинистый дедушка, бойко играющий на баяне огрубелыми от каждодневной работы пальцами и старательно выводящий тоненьким сипловатым тенорком:

На побывку е-едет

Молодой моряк,

и далее – уже гуще, басовитей:

Грудь его в медалях,

Ленты в я-а-ко-о-ря-ах.

Песенность у Бокова – не искусственная, не наигранная, под стать нынешним попсовым сочинителям бездарных стишков-песенок с донельзя примитивной и грубой мелодией, а принципиально иная – искренняя, щемящая, пронзительная, идущая из самого горящего сердца поэта. Она вошла в сознание стихотворца с моло- ком матери, которую Виктор Фёдорович считает "неистощимым кладезем народного слова" и которая, по собственному поэтическому признанию Бокова, "качала" каждую его строку, с живописными картинами вдохновенного крестьянского труда и быта родной деревни, с гармоничной музыкой работы и стучащим татакающим ритмом молотьбы. И недаром Борис Пастернак, услышав раннее боковское стихотворение "Загорода", написанное молотильной дробью ("По твоим задам Проходить не дам Ни ведьме, ни лешему, Ни конному, ни пешему..."), справедливо заметил автору: "Это у вас от природы. Цветаева шла к такой форме от рассудка, а у вас это само собой вылилось" ("Наш современник", 2004, № 9).

Глубинной природной народностью дышат и поздние стихи поэта. Смутные горбачёвско-ельцинские времена, когда горстка предателей вероломно распяла Россию, сделав её прислужницей Запада и лишив её жителей могучей национальной идеи, отозвались в чутком сердце тонкого лирика незаживающей болью, отчаянно кричащей в пламенном надрывном стихотворении "Клеветникам России":

Кудри кипрея растут не на Капри,

Звон зверобоя звенит не в Севилье.

Это родная Россия – не так ли?

Вы, надеюсь, её оценили?!

Эти яростно вопрошающие строки были сочинены Виктором Боковым в 1995 году, в разгар "демократического" мракобесья. Однако тема Родины и её предназначения безбрежна и неисчерпаема в рамках одной поэтической вещи. Понимая это и остро переживая чёрные потоки издевательств, лавиной обрушившиеся на нашу Отчизну в бесстыдное постсоветское время, Боков вновь и вновь с горечью возвращается к указанной теме. Она не отпускает его, и через 6 лет после огненно-жгучих "Клеветников…" он пишет великолепное стихотворение "О России…", преисполненное величественной мудрости и праведной гордости за Отчизну:

Россия вся от совести, от Бога,

Кому ценить её житьё-бытьё!

Открыта ей великая дорога,

И вы не клевещите на неё!

Моё любимое поэтическое произведение позднего Бокова также принадлежит его постперестроечному циклу стихов о России:

Богохульствуешь, парень,

Россию равняя с дерьмом,

Мать родную ругаешь,

В пылу и отваге.

Значит, сердце ослепло,

Душа затянулась бельмом,

В сторону чёрной неправды.

Богородица плачет,

Так её огорчило

Твоё помраченье,

Так легко отдаёшь ты

Родное, своё,

И становишься сразу

Чужой и ничейный.

Разве родина –

Это пустяк для тебя?

Разве ты не знаком

С её славою гордой?

Разве можно, скажи,

Мать родную любя,

Предавать её недругам

Злобным и подлым?

Какая живая, негаснущая боль заключена в этом стихотворении! Боль не только за свою поруганную и оплёванную бессовестными предателями страну, но и за молодёжь, ослеплённую лживой воинствующей антироссийской пропагандой!

Лучезарная народная мудрость сияет и в ясном боковском взгляде на единую русскую историю, органически неделимую на чисто чёрные и белые полосы вопреки навязанным нам геростратами представлениям. В отличие от знаменитой плеяды поэтов-шестидесятников, сделавших себе головокружительную карьеру в советские годы, а потом, с наступлением ельцин- ского ужасающего безвременья, как ни в чём не бывало, выливших на период своей молодости и расцвета тонны грязи и с горделивым презрением отвернувшихся от советского прошлого, Виктор Фёдорович, подобно многим честным и здраво мыслящим гражданам Советского Союза, наотрез отказался выплясывать на могиле своего Отечества, разрушенного бесталанными реформаторами:

Увольте! Я не тот. Я не погромщик

И не затем судьба поберегла.

Я пахарь с плугом, я паромщик,

Связующий речные берега…

Мне думается, что таким и останется автор "Оренбургского пухового платка" в вековечной народной памяти – вдохновенным "пахарем с плугом", самозабвенным певцом благодатной родной почвы и земли:

Лежит земля, как добрый пряник,

Как исповедь родных полей.

Не надо ей недобрых нянек,

Ей пахарь нужен, он при ней!

Лежит земля, как полотенце,

Как добрый холст и кружева.

Как не любить её всем сердцем,

Её глаголы и слова.

Отдельного разговора заслуживает сложное, противоречивое отношение Бокова к фигуре вождя. Сталинские годы никак нельзя назвать безоблачными для Виктора Фёдоровича – неумолимо-безжалостный каток массовых репрессий, к сожалению, не обошёл и русского народного поэта. Так 19 августа 1942 года, находясь в военном лагере, курсант Боков был арестован прямо в военной палатке "за разговоры", осуждён по печально известной 58-й статье и отправлен в ГУЛАГ. С 1942 по 1947 гг. поэт отбывал наказание в Сибири, в Кемеровской области. Там, в СибЛаге, родился антисталинский цикл боковских стихотворений, который наглядно иллюстрирует гневное, вызывающе дерзкое "Письмо к Сталину":

Товарищ Сталин,

Заходи в барак,

Окинь суровым взглядом

Нары длинные.

Тебе доложат,

Что я подлый враг,

Но ты взгляни

В глаза мои невинные.

Я – весь Россия!

Весь, как сноп, дымлюсь,

Зияю телом грубым и задубленным.

Но я ещё когда-нибудь явлюсь,

Чтобы сказать

От имени загубленных.

Ты прячешься!

Ты трусишь!

Ты нейдёшь!

И без тебя в Сибирь

Бегут составы скорые,

Так, значит,

Ты, Верховный,

Тоже – ложь.

А ложь подсудна,

Ей судья – история!

Однако с течением времени понемногу остывала безрассудная раскалённая ненависть к "отцу народов" бывшего сибирского сидельца и приходило иное – трезвое, взвешенное осмысление сталинского многогранного образа, исподволь проступавшее сквозь пелену незабываемых личных обид и многотрудный каторжный опыт:

Фамилия вождя, пришедшая с Кавказа,

И серая вождёвая шинель

Была сильна, отважна, многоглаза,

И не было фамилии сильней…

А вот ещё один показательный сталинистский отрывок, из другого стихотворения Виктора Фёдоровича:

Тянется цепь егокремлёвских башен.

Думал свалить его подлый Адольф –

Сам свалился! А Сталин бесстрашен.

И опять же – нетрудно убедиться, что в этих эмоциональных и жёстких, словно высеченных из кремня стихах отразилось не только личное, боковское, но и народное восприятие сталинской неоднозначной фигуры. Неспроста ведь проклинаемый в моло- дости поэтом Верховный стал одним из финалистов недавнего пресловутого телепроекта "Имя Россия": несмотря на весь чудовищный трагизм колоритной эпохи вождя, русский народ всё же по-прежнему бережно хранит в своей памяти её блистательные грандиозные достижения – превращение нашей изнурённой глобальными войнами и чередой революций страны в мировую социалистическую сверхдержаву, мощный и резкий подъём во всех сферах общественной жизни, а главное – потрясающую светоносную Победу в Великой Отечественной войне, доставшуюся нам такой непомерной ценой. На мой взгляд, именно эта народность облика Сталина в поздних боковских стихотворениях вызвала неподдельное восхищение Станислава Юрьевича Куняева их "непосредственностью и мудростью одновременно". Внимательно выслушав столь открытые, справедливые в своих позитивных оценках стихи о "вожде, пришедшем с Кавказа", в исполнении песенника, Станислав Юрьевич произнёс со страниц "Нашего современника" крайне смелые и правдивые слова: "Вот тогда я ещё раз убедился в том, что, читая всё написанное о Сталине, нельзя верить ренегатам и идеологическим мошенникам вроде Волкогонова, Борщаговского или Евтушенко, меняющим как перчатки свои взгляды и переписывающим, в отличие от Бокова, свои мысли, а надо верить поэтам, прошедшим через приговоры, тюрьмы и ссылки, через все огни, воды и медные трубы сурового времени – Мандельштаму, Смелякову, Заболоцкому, Даниилу Андрееву, Николаю Клюеву и, конечно же, поэту от Бога, русскому страстотерпцу Виктору Бокову" ("Наш современник", 2008, № 9).

В одном из последних стихотворений Виктор Фёдорович с высоты пройденного творческого пути даёт дельные советы начинающим поэтам о том, как им нужно работать для того, чтобы их творчество вошло в народ и нераздельно слилось с его монолитным, нетерпимым к проискам фальши сознанием:

Поэтом быть всерьёз захочешь,

Носителем больших идей –

Вставай поближе к дому, к почве,

К простым словам простых людей.

...

Понятность и доступность чествуй,

Кроссворды, ребусы – гони!

Всем с пушкинских времён известно,

Что хлеб насущный не они…

Мне кажется, эти стихи будут полезны не только юным неоперившимся дарованиям, но и многим давно состоявшимся поэтам, чересчур увлечённым бессмысленной и порядком опостылевшей за долгие годы игрой в цветастые авангардные и постмодернистские изыски.

С юбилеем Вас, дорогой Виктор Фёдорович! Сердечное спасибо Вам за Ваш истовый труд, за Ваши чудесные стихи и песни! Многие Вам лета!

Редакция «Дня литературы» присоединяется к юбилейным поздравлениям замечательного русского поэта Виктора Бокова.