МАТЬ ЕСТЬ МАТЬ
Вставать с лежанки рано неохота,
И снятся сны на утренней заре,
А мать не спит, у ней кипит работа –
Успеть на кухне, в доме, во дворе.
Как молока душистого, парного
Внесёт с мороза полное ведро,
Тогда поймёшь, что стоят очень много
Её заботы, ласки и добро.
И ближе матери нет в мире человека.
Она хранит и мысли и сердца.
Нужна всё также крепкая опека,
И нужен верный, зоркий глаз отца.
Как хорошо, когда семья без спора
Вся на одной поместится скамье!..
И счастлив тот, кто не познал раздора,
А вырос в дружной, слаженной семье.
И я не мог себе представить муки
Забыть черты знакомого лица,
Забыть тот голос, тёплый взгляд и руки,
Остаться вдруг без матери, отца.
Их теплота, их воля и участье –
Какую роль смогли сыграть в судьбе!
И сколько здесь невычурного счастья
В простой крестьянской кроется избе!
Под вечер мать закроет плотно ставни.
Уютно в доме, клонит подремать...
Люблю отца, он друг, он мой наставник,
А мать люблю за то, что просто – мать!
ИЗ ТРЁХ ЭПОХ
Первый шёл в боевом ополченьи,
Нёс меча двустороннего клин.
Был второй в Бородинском сраженьи,
Третий брал в сорок пятом Берлин.
И стоят здесь из многих лишь трое,
А посмотришь – так вырвется вздох:
Эти трое – России герои
Из трёх разных, великих эпох.
Не стремятся к почёту и славе,
А спокойно стоят на жаре.
Все – как будто стоят на заставе
Над Москвой, на Поклонной горе.
На лицо они схожи, как братья,
Так как родственен меч со штыком.
Смерть одна их встречала в объятья
И крестила булатным клинком.
Да, бывало, брат ссорился с братом,
И названье меняла страна,
Воин стал назваться солдатом,
Ну а кровь оставалась одна.
Не желая ни рабства, ни воли,
Не делясь на рабов и господ,
Шли сражаться на бранное поле
За Россию, за русский народ.
И теперь на гранитном помосте
Здесь они в карауле стоят.
Пусть друзья или, может быть, гости
Вспомнят доблестных русских солдат.
КАК ХРИСТОС
Не будь юродивой, Россия,
Пора тебе найти покой.
Сними сумы свои пустые,
И посох брось дорожный свой.
Не раз тебя дорогой били –
По левой, правой ли щеке...
Но кончен путь. Из прежней были
Уж виден Кремль невдалеке.
Войдёшь ты скоро в зал свой тронный,
Былую вспомнив высоту,
Своею волей непреклонной
Ты уподобишься Христу.
И коль судьба сразит с размаху,
Твой жребий с Ним неразделим.
Как Он без паники и страха,
Ты в свой войдёшь Иерусалим.
Тебя возьмут в Иерусалиме,
Под стражу новых воевод,
И не твоё, чужое имя,
Взовёт к величию народ.
Тебя оставит на расправу,
И не свернуть тебе с тропы.
На волю выпустят Варавву
На зов ликующей толпы.
Дворцы оставишь Петергофа
Под тихий плач, унылый стон.
Пойдёшь спокойно на Голгофу,
Покинув свой священный трон.
И ты, прельстясь фальшивым раем,
Уйдёшь в землянку из палат,
Нависнет шторм над милым краем,
И руки вымоет Пилат.
А ты в своём паденьи новом,
Во всей позорной наготе.
Как сам Христос в венце терновом,
Распята будешь на кресте.
Я буду жить, пока есть силы,
И не носить тебе цветы,
И не искать твоей могилы,
А ждать, когда воскреснешь ты.
ЗАГРАНИЧНЫЙ СЛЕД
За Россией плыву на высокой волне,
Словно баржа, буксирным притянутый тросом...
Но бывает и так, что в России ко мне
Обращаются люди с наивным вопросом.
Как преступнику, ставят нередко в вину,
Обзывают врагом и изменником ярым,
Что когда-то оставил родную страну,
Безнадёжно объятую красным пожаром.
Только я никого и ни в чём не виню,
Ведь для всех нам в России хватило бы места.
И зачем заводить без опары квашню –
Всё равно ни за что не поднимется тесто…
Как известно, тупою не пилят пилой,
Смелый план был задуман, как видно, без смысла...
Сруб не ставит хозяин на остов гнилой –
И в итоге достойного дела не вышло...
И трава не растёт, где не сеют траву...
Знаю я, что ответ будет мой угловатым:
Я, конечно, сейчас не в России живу,
Но кого можно в этом считать виноватым?
Разве был ли хоть чем виноватым мой дед? –
Не хочу, чтоб о нас не по правде судили:
Вы, мол, свой за границей оставили след. –
Только мы не по доброй там воле "следили".
Ведь не будь прежних распрей и прежнего зла,
Если б меньше кричали с трибуны витии,
Не ушёл бы мой дед из родного села,
И тогда бы я вырос и жил бы в России.
СТОРОННИК
То случается нынче нередко –
Убегать, чуть почувствовав дым,
Отрекаясь от ближнего предка,
И с прозваньем расставшись своим.
Я с прозваньем своим не расстанусь
И родных не забуду имён,
Их сторонником верным останусь
Средь чужих, непонятных племён.
Я – сторонник настырный и ярый,
Сберегу их на множество лет
И умру под фамилией старой,
Под которой родился мой дед.
Как на мостике, шатком и узком,
Сквозь туманы, сквозь годы и даль,
Не забуду о звании русском,
Не забуду России печаль.
И невзгод до предела отведав,
Свою спину сумев распрямить,
Не могу ни себя и ни дедов
Перед людом чужим посрамить.
Не прельстит меня новая мода,
Что приводит нас, русских, к нулю.
Изменяться кому-то в угоду? –
Не хочу, раз Россию люблю.
Так любить никого не умею,
В правоте я своей убеждён –
Позабыть я Россию не смею,
Потому что я русским рождён.
РУССКИЙ МУЖИК
Мне не узнать, не разомкнуть секрета –
Ключ его совсем в других руках.
Напрасно я хожу, ищу ответа:
Ведь он, быть может, где-то в облаках.
Кто ж я таков и где родное племя?
И на распутье каверзных дорог
В наш горький век, в лихое наше время
Что я имел, умножил и сберёг?
Пора уже над всем поставить точку.
Я слышу зов из глубины веков,
А сам листаю жёлтые листочки
Моих старинных скучных дневников.
Листаю я страница за страницей,
И путь извилист мой и угловат.
И то, что я родился за границей,
Ни перед кем я в том не виноват.
Борюсь за то, что дорого и свято,
Когда всплывает вызревший скандал
С тем, кто покинул родину когда-то,
А я её совсем не покидал.
Известен мне мой век недолговечный,
Давно устал я от бесплодных дум,
В виски – как будто молот бьёт кузнечный –
Эфира мирового визг и шум.
И в этом грозном грохоте и шуме
Я рад, что русский говор мне знаком.
Пусть я в английском глаженом костюме –
Останусь прежним русским мужиком.