Газета День Литературы # 164 (2010 4)

Владимир Шемшученко ВЕТЕР ХОДИТ...

***

В предчувствии первого снега

Трепещет больная душа.

И ночь хороша для побега.

И вольная мысль хороша.

Бреду по сиротской дороге

Под мертвенным светом луны…

Мы все вспоминаем о Боге,

Когда никому не нужны.

***

Мироточат иконы.

Кровоточат слова.

Колокольные звоны

Над тобою, Москва.

Я устал торопиться

И перечить судьбе.

Окольцованной птицей

Возвращаюсь к тебе.

Постою у порога,

Где толпится народ.

…Кольцевая дорога

Никуда не ведёт.

ПАМЯТИ ПОЭТОВ, РОЖДЁННЫХ В 50-Х

Как хотелось нам жить! Что ни спор – Новгородское вече!

Как ходили мы слушать известных поэтов гуртом!

Осень тихо вошла, положила мне руки на плечи…

Умный пёс не залаял – вильнул виновато хвостом.

Вот ещё один день и такой же безрадостный вечер.

(За такую строку изругают в заштатном лито).

Мы толпились в дверях, разменяли таланты на речи –

Из прихожей в Поэзию так и не вышел никто.

***

Кавказской овчарке не снятся Кавказские горы.

Ей снится пренаглый соседский ободранный кот,

Который приходит незванно, как беды и воры,

Глазами сверкает и гнусно при этом орёт.

Собака встаёт, потянувшись, плетётся к забору,

Отрывисто лает на юрких чернявых детей,

Затем приглашает несносных ворон к разговору

На тему пропажи оставленных в миске костей.

Устало вздыхает, вполглаза глядит на дорогу,

На серый бурьян, что дорос до обшарпанных рам.

Подходит хозяин, хромая на правую ногу,

И гладит собаку по шерсти, скрывающей шрам.

***

Ветер нынче строптив, хамоват и развязен –

Вот и верь после этого календарю.

Паутинкой-строкою к нему я привязан,

Потому и стихами сейчас говорю.

Ветер ходит, где хочет, живёт, где придётся,

То стрелой пролетит, то совьётся в кольцо.

Окликаю его – он в ответ мне смеётся

И кленовые листья бросает в лицо.

Он стучит мне в окно без пятнадцати восемь,

Словно нет у него поважнее забот.

Он несёт на руках кареглазую осень,

И листву превращает в ковёр-самолёт.

Он целует её, называет своею,

И ему аплодируют створки ворот…

Я стою на крыльце и, как школьник, робею,

И сказать не умею, и зависть берёт.

***

Бросил в угол и ложку, и кружку,

И, когда это не помогло, –

На чердак зашвырнул я подушку,

Что твоё сохранила тепло.

Не ударился в глупую пьянку,

Не рыдал в тусклом свете луны,

А принёс из подвала стремянку,

Чтобы снять твою тень со стены…

***

Скоро утро. Тоска ножевая.

В подворотню загнав тишину,

На пустой остановке трамвая

Сука песню поёт про луну.

Вдохновенно поёт, с переливом,

Замечательно сука поёт.

Никогда шансонеткам сопливым

До таких не подняться высот.

Этот вой ни на что не похожий,

Этот гимн одинокой луне –

Пробегает волною по коже,

Прилипает рубашкой к спине.

Пой, бездомная! Пой, горевая!

Под берёзою пой, под сосной,

На пустой остановке трамвая,

Где любовь разминулась со мной.

Лунный свет я за пазуху прячу,

Чтоб его не спалила заря.

Плачет сука, и я с нею плачу,

Ненавидя и благодаря.

***

Я просыпаюсь. Мой костёр погас.

Лишь огонёк в золе едва мерцает.

Звезда, сгорая в небе, созерцает

Меня и этот мир в последний раз.

Трава в росе. Выходит из тумана

Осина и чуть слышно шелестит.

Повремени, прошу, ещё так рано,

Ещё дорожка лунная блестит.

Ещё волна песок не разбудила,

И чайка не расправила крыло,

И тайну мне ромашка не открыла,

И воду не тревожило весло.

Ещё чуть-чуть… Настраивают скрипки

Кузнечики. К травиночке-струне

Прильнула нотка маленькой улитки,

А я её не слышу в тишине.

Ещё мгновенье, и среди ветвей

Защёлкает, раскатится, зальётся,

Вступая из-за такта, соловей,

За ним другой… И рассмеётся солнце!

О, утро, – несравненный музыкант!

Как можешь ты рождать такие звуки.

В отчаянье заламываю руки…

Вот мне бы на секунду твой талант!

***

Я устал. Мне уже не поймать этот снег.

Подставляю ладонь – он, шутя, от меня улетает.

До того унизительно нынче звучит – человек,

Что в сравнении с ним и фонарь до небес вырастает.

Я не стану сегодня таскать за собой свою тень.

Пусть идёт, куда хочет, и всласть отражается в лужах.

Пусть её не тревожит трамвайных звонков дребедень.

Пусть никто не пугает её приглашеньем на ужин.

Постою, помолчу, погляжу на мятущийся снег –

Он ещё не лежит на карнизах свалявшейся ватой.

Он летит и летит, и моих не касается век,

Он, конечно же, синий, и пахнет, естественно, мятой.

Мне не нужно трёх раз, я могу с одного угадать,

Почему так тревожно кричит на реке теплоходик –

В Петербурге туман, в двух шагах ничего не видать.

Снег уже не идёт, он уходит, уходит, уходит…

ПОПЫТКА ЗАВЕЩАНИЯ

Как много в городе снега!

Бери перо и пиши.

В вагоны метро с разбега

Прыгай, буянь, греши.

До хрипоты с судьбою

Спорь, не теряй лица.

За женщину – только стоя!

За Родину – до конца!

И пусть второму – корона,

А третьему – соловьи!

Ты первый – крылья грифона

Твои!

Взлетай и лети – так надо!

Не возвращайся назад –

Писательские заградотряды

Избранных не щадят.

ДЕНЬ КОРЮШКИ

Ветер вытряхнул город из шубы песцовой –

Пофорсил и довольно… Пора возвращать.

Светофор, обоняя лосьон "Огурцовый",

Всё не может никак красный свет проморгать.

Не рычит автохлам на случайных прохожих,

Нахлебавшись по самые крыши воды.

Только шалые девки – ни кожи, ни рожи –

Перепуганных кляч волокут из беды.

Чуть поодаль буксирчик буравит стремнину

И трубою дымит, и надсадно ревёт –

Расползлись по всем швам на речушках плотины,

И вот-вот Эрмитаж по волнам поплывёт.

Ах, какая весна! Бог сегодня в ударе!

Своеволье воды и нашествие льда!

И на небо глядят возомнившие твари,

Моментально забыв, что они – господа.

***

Бессмысленно былое ворошить –

Пока я к лучшей участи стремился,

Двадцатый век оттяпал полдуши

И треть страны, в которой я родился.

И я тому, признаюсь, очень рад –

Похерив все небесные глаголы,

Кремлядь не прикрывает куцый зад,

И близятся костры Савонаролы.

Приветствую тебя, Средневековье!

Мне обжигает лоб печать твоя.

Я жгу стихи, мешаю пепел с кровью

И смазываю петли бытия.

О, как они скрипят! Послушай, ты,

Бегущий мимо к призрачному раю, –

Я для тебя в лохмотьях красоты

На дудочке поэзии играю.