***
От новостей катастрофических,
от мыслей апокалиптических,
вот-вот свихнётся белый свет,
и от ночей ополнолуненных,
и от речей ополоумненных –
уже нигде защиты нет.
Назвались неучи учёными,
а белыми назвались чёрные,
черня других со всех сторон,
попёрли серые и средние,
и стали первыми последние,
и первых вышвырнули вон!..
Устами подлыми и хитрыми
то лжехристы, то лжедимитрии
морочат нас... А между тем –
история скрипит и тянется,
кто был никем, тот и останется
в грязи и золоте – никем.
ОПЫТЫ (ESSEIS)
Предчувствия мои меня не обманули:
в июне был июнь и был июль в июле,
и следом за средой четверг шёл чередою,
и по утрам башка трещала с перепою.
Шли в небе облака, как на шашлык барашки,
а по лугам цвели люпины и ромашки,
и было, как всегда, сто метров в "стометровке",
и было, как всегда, пол-литра в поллитровке.
Сограждане мозги упорно напрягали,
чтобы вписать "стакан" и "хрен" по вертикали,
трудился интеллект могучий капитально,
а мимо жизнь текла вполне горизонтально.
Пришедшие с мечом, найдя войне замену,
лукавый щуря глаз, нам назначали цену,
мели по всей земле во все пределы мётлы,
на брошенных шприцах горело солнце мёртвых...
Ещё звучал язык есенинский, рубцовский,
и в Петербурге жил Глеб Яковлич Горбовский,
но каждый новый день мы ждали всё тревожней,
и новых двух друзей был старый враг надёжней.
Предчувствия мои меня не обманули…
***
Опять над нами тёмная завеса,
опять тебе отходную поют,
опять твою страну бесславят бесы,
и снова бьют и плакать не дают!..
В глухую стену, как подводник в "Курске",
стучи сильней, чтоб слышали в Кремле, –
что ты не "новый", а последний русский
в своей стране, на собственной земле.
Пора менять кручину на дубину,
мы исчерпали срок терпеть и ждать,
ты помни – кроме жалоб на судьбину
в России есть "наука побеждать"!..
Кто рвал хоругви наши и знамёна,
кто в наших детях души убивал, –
мы этих бесов вспомним поимённо,
как никогда никто не вспоминал!..
Чего уж там, нас так и так осудят!..
Переживём и этот катаклизм,
и пусть нам общим памятником будет
разрушенный в боях либерализм!
***
Тёмные, тяжёлые, осенние облака,
будто бы спрессованные, нахмуренные века,
никого не помня, не зная тут, –
словно над безлюдной землёй плывут.
Приглядись к подвижной, парящей их глубине,
сколько там теней, колеблющихся на мрачном дне,
– города и царства, жара и хлад,
и поднявший руку на брата брат.
Строит Ной ковчег свой, видишь, – первый плывущий храм,
плачет Иеремия, хохочет всемирный Хам,
тень слепого Гомера во тьме глухой
Книгу Откровенья гладит зрячей рукой...
Холодно, наверное, на север им плыть,
хочется, наверное, напиться и завыть!
***
Человек предполагает,
а Господь располагает,
но – откуда ни возьмись,
кто-то третий возникает,
тот, кто ножку подставляет...
Кто не знает, – берегись!
Человек предполагает,
ну, а бес – подстерегает,
как к нему ни повернись,
завлекает, подстрекает,
хает, лает, наливает...
Кто узнал, – скажите: "Брысь!.."
Ну, а кто предполагает,
пусть живёт себе, смекает:
всё решает только Тот,
Кто фигуры расставляет,
Кто их в ящик убирает,
и за Кем последний ход.
***
Почему так тревожно гудит этот ветер?
Потому что – не брат никому и не сват –
он всё тот же, всё тот же точь в точь в этот вечер,
как вчера, как полвека, полжизни назад...
Потому что, как музыка, небо и море,
он всё тот же, всё тот же в волнующей мгле,
то ли бурю несёт, то ли гнев, то ли горе –
как до нас, как при нас, как без нас на земле...
Небесам и забытым сказаньям ровесник,
он в калитки и в окна пытается влезть,
словно посланный кем-то свихнувшийся вестник,
никому не сумевший вручить свою весть.
***
В.Набокову – коллекционеру бабочек
За день тысячу раз взлетали,
за день тысячу раз устали,
а ведь крылья-то не из стали,
не из грубого барахла –
легче шёлка и мягче фетра,
облетающие от ветра,
словно слепленные из пепла –
всё, что вечность им в дар дала!..
...Вот и вечер.
Солнце померкло.
День окончился.
Жизнь прошла.
***
Николаю Шипилову
Не ждёшь дурных вестей,
а всё ж однажды скажут:
– На выход, без вещей!.. –
и на порог укажут.
Небесный воронок
не будет дожидаться,
где Бог, а где порог, –
пора определяться!..
Пора, мой друг, пора –
на стол или на лавку,
ну, вот и с плеч гора,
в отставку, жизнь, в отставку...
А твой предвечный страх
пусть развлечёт немного –
раздолбанная в прах
последняя дорога.
Уж если горевать,
то не о прошлой жизни,
а что не пировать
на этой бедной тризне...
Присяжный ангел мой,
я был твоим позором,
с повинной головой
иду за приговором!
***
Не зуди, говорю, и не будешь зудим!..
Нужно трезво оценивать шансы, мой друг,
не придём, не увидим и не победим,
праздник жизни хорош и без наших заслуг!
Ну, допустим, снесём мы полмира!.. Потом
постоим полчаса у разрушенных стен.
Ну и что?.. А без подвигов наших, Катон,
сохранится хотя бы один Карфаген?
***
Ветер, ветер, не стоит, не надо,
не срывай золотые листы,
не рыдай!.. В эти дни листопада
я такой же бродяга, как ты!..
Всё равно – ни рыданья, ни крика
не услышит никто и нигде,
наша жизнь – это только улика
на последнем и страшном суде.
Пусть клевещут и каркают хором,
пусть повесят на нас всех собак,
я и сам со своим приговором:
всё не то, моя жизнь, всё не так!..
Слишком долго за сложным и ложным
мы гонялись с пустым решетом,
а теперь языком безнадёжным
как расскажешь о самом простом?!.
Но бродяге ничто не в убыток,
пусть листва заметает наш след,
там, где нет ни дверей, ни калиток, –
там и входа и выхода нет!
КУКУШКА
Не разгадать твою тоску –
всерьёз грустишь или играешь,
когда всю ночь своё "ку-ку",
как чётки ты перебираешь?..
Годам ли нашим счёт ведёшь,
слепого случая орудье,
зачем их, как птенцов, кладёшь –
в чужую жизнь, в чужие судьбы?..
Игра ли это, не игра,
но мне давно уж не в новинку
печально слушать до утра
твою заевшую пластинку.
***
Вот уже и мы в иглу
вдеть не можем чёрной нитки,
чёрной нитки, чёрной метки,
той, простой, что даже детки
почитают за игру,
за игру, а не за пытки...
Мы не так, конечно, прытки,
и не так, конечно, метки,
глаз не тот, рука не та...
Ладно!.. Это ли убытки,
если в каждой нервной клетке,
боль о прошлом запертa!
***
Всё земное – уже за мною,
позади уже, за спиною,
за невидимою стеною
меркнет стынущею золою.
Золотое золы мерцанье,
словно кадров кино мельканье,
где родные до осязанья
гаснут целые мирозданья.
И смотрю я, как наблюдающий,
на себя в толпе исчезающей,
легкомысленно так вдыхающей
дух травы забвенья дурманящий...
***
А когда выключается в комнате свет,
и лишь звёзды с луной остаются в окне,
словно в детстве за тенью следя на стене,
мы не знаем, не ведаем, сколько нам лет...
В этом царстве ночном без фальшивых зеркал,
без навязчивой честности календарей, –
ты летишь среди звёзд в колыбели своей,
как когда-то давно безмятежно летал.
Ты летишь в первородном, забытом тепле,
над сияньем уральских ночей ледяных,
над цветною поляной тюльпанов степных,
над судьбою, ещё не открытой тебе.
И такая далёкая песня слышна,
и далёкий единственный голос такой,
и такая защита небес над тобой,
что уже никакая судьба не страшна!..
***
Бережёного, Бог – так меня бережёт –
не велит на кисельный ходить бережок.
Крепко держит в Своей справедливой руке –
"Не проси!.." – не пускает к молочной реке.
Не пускает ни к барским столам, ни в Кремли,
не меняет мои пятаки на рубли.
Отклоняет пути от лавровых венцов,
от лавровых венцов, шутовских бубенцов.
Посылает мне весть, чтобы я не вздыхал,
чтобы манны небесной напрасно не ждал...
Посылает врагов, а ещё дураков,
погляди, да сравни: ты-то сам – не таков?
Не скупится, полынною брагой поя, –
чтобы мёдом мне жизнь не казалась моя,
чтобы холод земной пробирал до костей...
Видно, я у Него из любимых детей...
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
Над серебряной рекой,
на златом песочке...
Народная песня
В той ли колбе старинной,
где ночью и днём –
кто-то время бросает
и вертит вверх дном...
Вместе с ним нас бросает
и вертит весь век,
и уже мы не знаем –
где низ, а где верх,
чтo пылит нам в глаза
из любого угла –
золотой ли песок,
или прах и зола?..
Это Бог запечатал
в стеклянный острог
до последней песчинки
отмеренный срок.
В той игрушке старинной
до времени Он
запечатал концы
и начала времён,
где мы будем мотаться
в пространстве пустом,
не оставив следов
на песочке златом...