Газета День Литературы # 175 (2011 3)

Валерий ДИКОВ В ПАУТИНЕ ЛЕТ

ПРОСТОР ВЕКОВ

НА ПРИВЯЗИ ПОВОДЫРЯ

Гороскопическая вязь

вселенского календаря

нам истолковывает связь

Всевышнего и бытия.

Признавшим над собою власть,

спокойнее день ото дня.

Им не взлететь и не упасть

на привязи поводыря.

Во времени не торопясь,

испепеляет без огня

гороскопическая вязь

вселенского календаря.

ОВЕН

Я расстроен –

я и барин и холоп.

Так устроен

мой астральный гороскоп.

Я не воин

в столкновениях с людьми.

Я фриволен

в мановениях любви.

А виновен

в заморочках бытия

звёздный Овен,

испытующий меня.

ЦИРК

Всегда под куполом небес

во тьме щемящей

жжёт непонятности процесс,

неведомый, но предстоящий

душе, мятущейся во мне

планетой в космосе.

Не уберечься в стороне

от безысходности.

Пройди свой иступлённый круг,

пусть бесполезный,

и сотвори прощальный трюк –

прыжок над бездной.

КАПРИЗ МАЭСТРО

Ну кто из вас

себе позволит

слепой каприз,

хотя бы раз,

по вольной доле –

шаг за карниз?

И вознестись!

Или разбиться,

постичь в паденье

блаженный верх,

кровавый низ,

полёт, прозренье.

СИРОТСКОЕ ЗАНЯТИЕ

Высокое искусство –

сиротское занятие.

Служителей не густо,

готовых на распятие.

У них своя дорожка

из грёз... до искушения

испить земную роскошь

костра и воскрешения.

ОЗАРЁННЫЕ СТИХИ

Чем впечатляют озарённые стихи?

Наверное, изяществом строки,

с которым небо воплотилось в купола,

когда приблизиться к душе пришла пора.

А, может, пламенем бунтарского огня,

что на дыбы возносит дикого коня,

когда его арканит человек,

как заарканил нас безбожный век.

Но есть... Они отчаянно просты,

как на погосте перед яблоней кресты.

НАЧАЛО СМЕРТИ

Не слышу музыку души.

Всё чаще слышу

невнятный шёпот ворожбы,

шуршащий свыше.

Он проникает и сквозит,

витает, тает,

не греет и не холодит,

смеясь оставит.

И вместо неба – потолок.

В глухой невнятности

сжимает горестный виток

безвариантности.

И в оглушительной глуши

той круговерти

потеря музыки души –

начало смерти.

ЗЕРКАЛО ЛУНЫ

Была ли музыка? Была.

Она струилась и плыла

меж облаков в пространстве звёзд,

где нет спасения от грёз.

Была ли женщина? Была.

Так сатанинская стрела

пронзает... И не дай вам Бог

нести сей обречённый рок.

Была ли Родина? Была.

Да в прах царёва булава,

державный айсберг в разлом,

клеймёный молотом с серпом.

Была ли жизнь моя? Увы...

Глядят из зеркала луны

мне незнакомые глаза

под струн небесных голоса.

ПОДНЕБЕСЬЕ ИЗ ЗВЁЗД

Мимо стаи над стадом

в поднебесье из звёзд

астероидом хвостатым

космос душу вознёс.

Чью-то душу в покои

из мирского котла

с вакханальей до крови

в схватке блага и зла.

Дремлет стадо в безвинности.

Суть у стада проста –

прокормиться да вынести

гон клыков и хлыста.

Птичий гомон нервозен

накануне стрельбы

и крушения гнёзд,

как проклятье судьбы.

Только душам мятежным

покоряется плоть.

Безрассудным. Безбрежным.

Тут не властен Господь.

Он, смирясь, созерцает

блеск созвездья имён,

чьё сиянье мерцает

сквозь туманность времён.

ЧУДЕСА ЧАРОВНИЦЫ

***

Если мужчина

вверх поднимает руки –

это его поражение.

Если женщина

поднимает ноги –

победа.

ЛЮБОВЬ

Мне казалось:

любовь –

радость неба и птицы.

Оказалось:

любовь –

чудеса чаровницы.

Если небо и птицы

беспечны

и вечны,

чудеса чаровницы,

как яд,

быстротечны.

ПЛЯЖНЫЕ МИРАЖИ

Этот зной, эти волны безжалостны.

Крики чаек от изнеможения.

Помоги, Всевышний, пожалуйста,

не отчаяться в наваждениях.

Ах, как женщина раздевалась,

окрылённо и беззастенчиво!

Волге жертвенно отдавалась

обнажённая, падшая женщина.

И река её обнимала,

и пронизывала, и нежила.

Только женщине было мало

упоенья того безгрешного.

Ей желалось неповторимости,

не синицы, а журавля

в цитадели сплошной терпимости

от постели до алтаря.

Как богиня при Ренессансе,

словно гейша в родной притон,

на покачивающемся пространстве

за безоблачный горизонт

снизошла она и растаяла,

растворилась – как не была.

Да следы на песке оставила,

раскалённые добела.

Этот зной, эти волны безжалостны.

Крики чаек от изнеможения.

Помоги, Всевышний, пожалуйста,

не отчаяться в наваждениях.

СОЛОВЬИ

Погубить ли,

спасти ли смогут

нас двоих

те глубины,

в которых омут

глаз твоих?

В ночи лунные

сладкострунные

соловьи

заморочили,

напророчили

сны любви.

КИТАЙ-ГОРОД

Не желаю... Но не покидают

беспокойные жёлтые сны,

будто носят меня по Китаю

замутнённые воды Янцзы.

Я как будто с лотком коробейник,

банки пива, сухая тарань.

Суетливый людской муравейник

за юанем подносит юань.

На торговой панели причала

я кручу контрабандный товар,

и с девчонкой, чтоб не заскучала,

пью дурманящий душу отвар,

чтоб в ночи в похотливом глумленье,

сотворив всё, что можно посметь,

навсегда, хоть на миг, на мгновенье,

как в беспамятстве, умереть.

Всякий раз череду наслаждений,

этот блеск искривлённых зеркал,

обрамляет венцом ожерелий

феерический карнавал.

Остроликие полурептилии

раздуваются, словно шары,

и парят... в уплывающем мире

шелест шёлка и шквал мишуры.

КОРОЛЕВА

Смурна похмельная душа,

смурнее, чем российский кукиш.

Зато подруга хороша.

Зато нас не продашь, не купишь.

Со мной, с беспечным алкоголиком

и никудышным кавалером,

ей любо просыпаться голенькой

и представляться королевой.

РОЗЫ

Белые розы.

Белые розы – белый туман.

Белые розы...

Белые розы – сон и обман.

Жёлтые розы.

Жёлтые розы только для вас.

Жёлтые розы...

Жёлтые розы в мраморе ваз.

Алые розы.

Алые розы – пламя свечей.

Алые розы...

Алые розы – сладость ночей.

Чёрные розы.

Чёрные розы – кудри до плеч.

Чёрные розы...

Чёрные розы нам не сберечь.

Белые розы... Жёлтые розы...

Сон и туман.

Алые розы... Чёрные розы...

Боль и обман.

ШЁЛКОВЫЙ ПЛАТОК

Восток, мучительный Восток,

ты примитивен и высок,

как ядовитый лепесток,

оберегающий цветок.

Зачем я здесь? Ну, что ищу?

Всё видит пристальный прищур

незримого духанщика,

гашишника, душманщика.

Я под прицелом... Мой поклон

столу пирующих персон,

в поту, лоснящимся от жира

и зеравшанского инжира.

На фоне выбритых голов,

вкушающих душистый плов,

мгновенно всеми схвачен,

учтён и не иначе.

Присяду в тень наискосок.

Мне подадут лимонный сок.

Достану шёлковый платок.

Восток... Воистину Восток.

КАВКАЗ

Скалистый берег

терзает Терек,

спешит в долину

спросить Карину:

её ли суженый,

обезоруженный,

убит под елью,

где по ущелью,

скуля в оскалы,

снуют шакалы.

МОЯ ГАЗЕЛЬ

Томительные лунные недели

в плену любви

всплывают, как игривые газели

из Физули.

Гроза ли, канонада ль грохотала

за гребнем скал,

колыша над верандой опахала

каспийских пальм.

И в наш мирок мерцающий, изящный,

как всплеск луны,

вплетал дистанционный телеящик

дурдом страны.

Пока из политических актёров

маг под чалмой

преображал в ораву, в бузотёров

народ честной,

в голубизне оконного овала,

сходя в постель,

перстом лукаво локон оправляла

моя газель.

МУЗЫКИ ЗВУКИ

Может, безветренность,

может, прохлада,

может, приветливость

дома и сада.

Дарят щемящее

чудо покоя.

Платье шуршащее

полунагое.

Тонкие, длинные,

дивные руки.

Взгляды интимные.

Музыки звуки.

День измотает.

Ночь околдует.

Что это? Где это

было? Иль будет?

Может, смятение,

может, услада,

может –

сплетение рая и ада.

ЯЗЫЧЕСТВО

- 1 -

Не кори себя, Карина, не кори.

Мы язычники с тобой, мы дикари

в хищной прелести

трепещущих страстей,

невменяемых, как клёкот лебедей.

Вон для нас гудит над озером костёр.

Пeревёрнутый с небес, он распростёр

свои огненные чары под водой.

Это наши очи чёрные с тобой.

- 2 -

Затянулась тиной озера вода.

Не летают больше лебеди сюда.

Почерневшие деревья и кусты

обнажают обожжённость пустоты.

Говорят, их не спасти, им не помочь.

Злые духи здесь куражились всю ночь.

И себя спалили в пламени зари.

Не кори меня, Карина, не кори.

МОЯ РОССИЯ

ГАЛАКТИЧЕСКИ БРЕД

Крут наш норов, и глаз неприветен,

да и совесть всё чаще во вред,

и в умах галактический ветер,

и в речах галактический бред.

Мы маньяки давно и калеки.

Сотворившим вселенский бардак,

нам нести заклеймённость навеки.

Только так.

ПО КРИВЕЙШЕЙ ПРЯМОЙ

Мы ушли по кривой –

так в пространство уходит ракета.

Расступается звёздный конвой

и бездонная Лета.

Счёт окончен земной.

В беспросветности солнечных буден

наш уход по кривейшей прямой

безрассуден

и… неподсуден.

ЛЕТАРГИЧЕСКИЙ СОН

Нас терзает и душит

летаргический сон.

Нe спасут ни кликуши,

ни корона, ни трон,

ни расстрелы друг друга,

ни награды в Кремле,

ни печаль, ни разруха

на родимой земле.

Даже небо не знает

кто на что обречён,

если Русь растерзает

летаргический сон.

В ОЧИСТИТЕЛЬНЫХ МУКАХ

Потеряла Россия,

христианскую душу свою потеряла.

Воровски опустили её,

чтоб уже никогда не восстала.

Монументом расправы

гранитная стынет гробница

на груди белокаменной некогда

и златоглавой столицы.

Спейся, Русь,

или скорбно молись,

или бейся в припадке-истерике

над своим византийством

в разбойном разгуле истории.

Никого не кляни,

нет виновных при самосожжении.

В очистительных муках

расплата за прогрешения.

ЗАВЕТ СТАРОДАВНИЙ

Жизнь разделила нас,

равных в своём рожденье.

Мечемся, как в наважденье,

в путах забот и фраз.

Можно, вставая с колен,

выбрать, кляня правителя,

бешенство кровопролития,

можно беженства тлен.

Если ж от перемен

в муках уже не плачется,

даже кобель не прячется

в щели рухнувших стен,

значит будем и впредь

корчиться без состраданий.

Помни завет стародавний,

всех уравняет смерть.

Всех, равнодушный смерд,

пнувший советский герб.

ПЕССИМИСТИЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

Мы все летаем по земле

и ползаем по небу,

пересказав самим себе

про пиррову победу,

как воплощались врастопыр

кухарки и матросы

аж в государственных проныр

из мрамора и бронзы.

Да, мы летаем по земле

и ползаем по небу

сегодня в ступе на метле,

насторожив планету

лихой беспечностью вождей,

обрекших беззастенчиво

на путь грядущих мятежей

угрюмое Отечество.

Так и летаем по земле

и ползаем по небу

по горло в собственном дерьме

и догмам на потребу,

Взираем из озонных дыр

души своей развратницы

на новоявленных проныр,

на их литые задницы.

ДВОЕ

Один чурается народа

и... правит им.

О, упоение урода

собой самим!

Другой куражится с народом.

Он грозный тать.

Он самодержцем-сумасбродом

желает стать.

Судьба у них неразделима

и суть одна,

а чашу буйного разлива

нам пить до дна.

ДОЖДЬ ЛИХОЛЕТЬЯ

Я снова мучаюсь вопросом –

так что же дальше? –

отдавший дань словесным розам

махровой фальши.

Не о себе моя забота.

В гражданской смуте

я вновь о том, что выше Бога

и горше сути.

От безответности бессилие.

Сейчас, как прежде,

в непредсказуемость России

моя надежда.

Препровождая сквозь мгновение

в тысячелетья,

вершит над нами омовение

дождь лихолетья.

ДЕТИ НЫНЕШНЕЙ ПОМПЕИ

Про мятежную угрозу

и секретную Форосу

враз узнала вся страна:

и святой, и сатана,

и служивые мужи,

и нудисты, и моржи.

Величава и вольна

черноморская волна,

нежен дымчатый простор

серебристо-синих гор.

Год спустя средь бела дня

остаканились друзья,

вылезая из воды,

облегчившись от нужды.

Кто с какого бодуна

не поймёшь у болтуна.

Как на трон присев под зонт,

он вещает в горизонт:

"Мировые катаклизмы

в судьбах человеческих

мимолётны и капризны

вроде фурий греческих.

Камни этой балюстрады

современники Эллады.

Перед ними мы пигмеи,

дети нынешней Помпеи.

От того у нас напасти,

вулканические страсти,

что правители убоги,

с кругозором из берлоги

Беловежской пущи,

мнимо всемогущие.

Как сломался "меченый"?

Факты рассекречены:

туалет он не нашёл,

а процесс уже пошёл.

Осознав такой эксцесс,

мать его КПСС

шлёпнула по заднице.

Чин по чину в здравнице

поотмылись бы, так не...

В набегающей волне

не готовые к поносу

вместе вляпались в Форосу.

Восхитительный урок!

Лишь бы впрок".

А приятель и не слушал,

дал давно себе зарок:

изливающему душу

не соваться поперёк.

Он в шезлонге возлежал,

а "оракул" продолжал:

"Во спасение от срама

в тайниках любого храма

для блаженства испражнений

после плотских вожделений

есть всегда уборная,

вещь богоугодная.

Из теорий Тома Ома

вытекает аксиома,

сконцентрированный взгляд,

как в науке говорят,

где по формуле одной,

сопряжением с другой

исчисляется природа

благоденствия народа

по числу отхожих мест

в одноразовый присест.

Кстати, в выкладках Гринписа

здесь мы в лидерах от низа.

Так не так, но в курсе я,

знаю по экскурсиям:

всесоюзная земля

от кичмана до Кремля

по итогам славных лет

есть один большой клозет.

И не выветрится вдруг

из страны ядрёный дух,

всем народом созданный,

миром не осознанный.

Кто познает, просто ахнет,

что за дух и чем он пахнет".

Но не ради их прозренья

напрягал он организм.

Он творил для наслажденья

свой словесным онанизм.

"Кабы был я помоложе,

да не дюже занавожен,

стал бы литератором,

душ ассенизатором.

Скажем для примера,

вроде бы Гомера".

Заслонив ладонью очи,

сладив позу мудреца,

стал похож он, между прочим,

на античного слепца.

А приятель много ведал

про Коран и Библию,

подбирался даже к Ведам,

чтобы сдёрнуть в Индию.

Но увы, судьба-индейка

в лунном сари снившися,

оказалась иудейкой,

спидоноской смывшейся.

Распархались демократы.

Разобравшись, что к чему,

выбил тестю зуб фиксатый

и не спустит Ельцину.

Он давно измену чует.

Он зарвавшихся линчует

и в словесных ариях

и в делах-баталиях.

Депутатские сверчки

гавриило-собчаки

для него хористы,

шпана и популисты.

Нагляделись – все "совки",

всех загнал бы в Соловки.

Гонят нынче с перетруху

кто чернуху, кто порнуху,

кто христову бормотуху.

Жаль державу-развалюху.

Замки были, корабли –

всё пропили, проебли.

Погружаясь в мрачный сон,

смачно плюнул в горизонт.

Величава и вольна

черноморская волна,

нежен дымчатый простор

серебристо-синих гор.

Что надумает народ

через год?

Не взбунтуется ль душа,

а?

АГОНИЯ ФАНТАСМАГОРИИ

Струилась болдинская осень

в стоянии российских сосен,

а по Москве роптал народ:

переворот.

Нелепо логику крушения

кружением воображения

переколдовывать в иное,

с возвышенного на земное.

Повсюду радио и "телеки"

взрывались в сладостной истерике,

кремлёвское смакуя вето,

свергающее власть советов.

А белокаменный парламент

под баррикадный темперамент

взывал оглохшую Отчизну

не предаваться демфашизму.

Во мне спасеньем ли, на горе ли

агония фантасмагории

свершила свой переворот

наоборот,

с небес, под сень российских сосен,

хранящих болдинскую осень

и робко ропчущий народ:

ну, обормот.

ИСХОД

Мы повержены ночью мятежной

и в припадке паденья слепы:

в этой схватке крамольной, кромешной,

в канонаде прицельной стрельбы,

опалённый дыханьем пожарища,

обагрённый капканом узды,

наш российский исход продолжается

под иглой вифлеемской звезды.

В ПАУТИНЕ ЛЕТ

По закону живу и по совести,

и по здравому смыслу живу.

Не желаю с Кораном ссориться.

Не желаю беды жиду.

Но друзья, после стопки водки,

убеждённо внушают мне,

будто рвутся душманы к Волге

жировать, как жиды в Кремле.

Колдовские нужны способности

выживать в паутине лет,

ни законов когда, ни совести,

да и здравого смысла нет.

ПАПАХА МОНОМАХА

Какими тешиться прозреньями,

томясь покоем,

когда в тебя глядят с презрением,

считая гоем?

Зачем терзаться нараспашку

собрату в рожу,

готовому содрать рубашку,

а с ней и кожу?

Неужто просветляться думами

о долге, чести

и ждать, когда погонят дулами

в подвал мечети?

Не лучше ли послать всё разом

к чертям, к аллаху

и, зыркая кровавым глазом,

взойти на плаху,

швырнув папаху

в зад Мономаху!

РЯБИНОВЫЕ ИСТИНЫ

Не пристало скитаться

с кистенём при луне.

И не стоит спиваться,

нету истин в вине.

На рябинах алеют кисти

созревающих горьких истин.

Их отведать неймётся.

Попробуй. В высь потянись.

Мир, скрипя, распахнётся

перевёрнутым вниз.

Там на ликах вождей, кумиров

ты увидишь клыки вампиров.

НАТЮРМОРТ

Кто не делал зла

жизнь заставила:

то за Ленина,

то за Сталина.

Чья теперь вина?

Комом катимся.

За войной война.

Скоро ль хватимся?

У Христовых Врат

среди прочего

"сгубит брата брат"

напророчено.

Сторона лежит

невменяема.

Сатана блажит

за хозяина.

От Ростова

до Благовещенска

разворована,

обесчещена.

Ни живого нет,

ни умершего.

Со слезами

кровь перемешана.

ДЫМ ОТЕЧЕСТВА

Как в бреду, как во сне,

в многослёзной стране

под режимом преступным, нервозным

превращается в дым

всё, что было святым,

нерушимым казалось и грозным.

Зря жандармский сапог,

обтоптав мой порог,

триумфально сплясал на Манежной.

Я не стану роптать.

Мне прорехи б слатать

в ожидании манны небесной.

Вон ликующий сброд

злато-цепи куёт,

правит тризну былинной державы.

Мне бы чарку допить,

мне бы песню допеть,

да забыться в объятьях шалавы.

13 апреля в 18.30

Большой зал ЦДЛ

Юбилейный творческий вечер

поэта Валерия ДИКОВА.

Литуратурно-музыкальная композиция по книгам автора.

Всем в подарок сборник стихов “Эрогенная зона”.

Вход свободный.

Ул. Большая Никитская, 53

(м. Баррикадная)