Газета День Литературы # 70 (2002 6)

Материал подготовлен Владимиром Марочкиным TELENN GWAD - ПЯДЬ ЗА ПЯДЬЮ ИЗ ЛАП ХАОСА...

Начало нового века в столице ознаменовано настоящим бумом популярности групп, исполняющих так называемую кельтскую музыку. Они проводят свои фестивали, имеют широкую и достаточно устойчивую аудиторию, впрочем, такая ситуация сложилась и во всем европейском мире. Что это? Случайный изгиб моды, который отцветет и опадет? Или же новое время магическим рашпилем сдирает позднейшие культурные напластования, возвращая нас к архаичному миру, к корням, к истокам? Чтобы получить ответы на волнующие меня истоки, я обратился к музыкантам популярной кельтской группы TELENN GWAD. Мы договорились встретиться однажды вечером в клубе "Вермель", ведь именно этот клуб занимается популяризацией кельтского музыкального движения.

...Когда я пришел, флейтист TELENN GWAD Павел МАРКЕЛОВ был уже там, и это естественно — ведь ему ехать дальше всех, из Орехова-Зуева. Павел пожаловался: пробыв час в центре Москвы, он уже задыхается от городской пыли и грязи...

Павел Маркелов окончил Гнесинское училище, а с 1988 года, как вернулся из армии, звонарь на колокольне старообрядческого Покровского собора в Рогожской слободе. Записал два альбома с авторским колокольным звоном, первый из них уже вышел в свет. Будет записан и третий альбом, который составит с первыми двумя один большой проект "Большой Покровский кафедральный звон". Павел также автор книги стихов "Мистерия листвы".

— Павел, что происходит на свете? Этот бум кельтской музыки, который у нас в стране сейчас наблюдается, просто фантастичен. Но почему у нее сегодня такая огромная популярность? Что собой представляет кельтская музыка в контексте русской культуры? И каким образом могут пересекаться кельтская музыка и храм в Рогожской слободе? Да, я знаю, что есть такая теория, будто они и мы — одних корней.

Павел: Мы видим, мы слышим, мы наблюдаем соприкосновение двух культур, но, если глубже посмотреть, то это все из одного корня! Соприкасаются лишь ветки, кроны деревьев. Но они все из одного корня. Это как бы грибная нить, она необрывна! И поэтому перед нами стояла задача по-новому услышать бретонскую музыку и органично вплести ее в вязь европейского симфонического мышления. Это не пустяки. Мы все — профессиональные музыканты, и поэтому нам было интересно посмотреть на бретонскую музыку с точки зрения европейского симфонического музыкального мышления. И то, что получилось, напоминает фрески, что-то расплывчатое, то, что пишется по влажной поверхности, очень легкое. Это просто славянская вязь.

— Когда я слушал ваш концерт, эта музыка напомнила мне об утерянном рае, о далекой потерянной родине...

— В общем-то для всех музыкантов, для всех поэтов, для всех художников это коренная тема: возвращение на круги своя.

Пока мы знакомились, подошел и лидер группы, ее певец и гитарист ОЛЕГ БОЙКО. Он также окончил Гнесинку, но по классу гитары, и позже, чем Павел. Кроме TELENN GWAD Олег выступает еще в составе группы "Маленькие Помощники Мамы", исполняющей песни в совершенно ином стиле ("брит-поп"), а также участвует в нескольких ансамблях старинной музыки, где играет на лютне.

— Олег, мы говорим здесь о том, что когда я слушаю кельтскую музыку, она мне напоминает — в вашем исполнении — песни о далекой, давно покинутой родине. Но это не ностальгия, это мечта.

Олег: Я бы тоже не назвал это ностальгией. Это именно возвращение домой, на круги своя, а не ностальгия.

— Но почему меня, человека, родившегося в центре России, на Средней Волге, волнует ваша музыка? Ведь по идее-то чувства мои должны трепетать при совсем иных звуках!

Павел: Вы это у нас спрашиваете?

— А у кого же я могу еще это спросить? Только вы можете ответить мне на этот вопрос. Почему меня это волнует?

Павел: Где вы родились?

— Я родился в Пензе.

Павел: — А вы ездили по селам, вы слышали крестьянские распевы?

— Я, как городской житель, в сознательном возрасте был лишен такой возможности, но в детстве, конечно, слышал, хотя и не помню этого осознанно.

Павел: Вот представьте себе бабье лето. Женщины скирдуют, сметывают сено в стога, закончилась работы — женщины остаются дома. Бабье лето — это время полного отдыха: по старому стилю — вторая половина августа, по новому — первая полвина сентября. И что они поют? Они пели обрядовые песни, водили хороводы, это как раз тот самый коренник, он находится здесь, в русской глубинке. Тот процесс, который произошел в культуре, я его представляю, будто огромная капля ртути рухнула, сорвалась, разбилась на миллиарды зернышек — и где они? Где они сейчас находятся? Под какими травиночками и корешками?! Ее невозможно собрать. У меня такое ощущение, что, когда начинает звучать музыка, не только те, кто находится в зале, но и те, которых нет здесь, и даже те, которых нет на Земле уже или еще, даже они ощущают эту вибрацию.

Олег: Это таинство.

Павел: Это литургическое действо. А литургия — это, как известно, собирание.

Есть такая притча, рассказывающая, как один человек сидел за трапезой, а мимо, за пятнадцать верст, проходил Сергий Радонежский, и этот человек встал и поклонился ему. "Кому это ты кланяешься?" — спросили люди. "В пятнадцати верстах отсюда проходит Сергий Радонежский, — ответил человек, — вот мы друг другу и поклонились".

Так и у нас. Еще за пятнадцать минут до концерта мы не знаем, что будем играть, но вот мы сели, Олег начинает перебирать струны, мы настраиваемся, мы что-то говорим звукорежиссеру, он что-то говорит нам, мы пьем кофе или чаек, говорим о чем-то своем, но за несколько секунд до начала концерта начинают образовываться завязи. Как будто из некоей туманности образуются звездочки, которые начинают жить своей жизнью... И вот уж мы идем, но идем не на ощупь, а по наитию. Музыка сама рождается в нашем присутствии. Мы только сопутствуем тому, что происходит на сцене.

Олег: И точно так произошло за пятнадцать минут до нашего знакомства. Мы встретились с Пашей в 1995 году. Только я взял инструмент, пригласил его поучаствовать в проекте (тогда модно было это слово "проект"), как вдруг очертилось вокруг нас некое пространство... И никто из нас не знал тогда, что мы будем вместе бок о бок больше 4 лет.

— И между вами сразу завязался контакт? Это произошло благодаря кельтской музыке?

Павел: Я не знал, что это кельтская музыка. Я просто услышал хорошую песню и стал подыгрывать на флейте.

Олег: Я не знаю, стоит ли рассказать, с каких позиций мы оба подошли? Я однажды услышал Алана Стивела, и меня посетило музыкальное откровение, меня поразило, что он как арфист, как музыкант, вкладывает в свои звуки. Я всю свою жизнь тяготел к диатоническому ладу, а как раз в том ладу и написана вся народная музыка, и кельтская тоже.

Павел: Когда Олег говорит о диатонике в кельтской музыке, он имеет в виду позднюю греческую диатонику, то есть ионийский, фригийский лады и так далее, а пифагорова диатоника совершенно другая. Мы исполняли древнерусский распев, одноголосное пение, старообрядческое мы пели, дораскольное, построенное по крюкам, по знаменам…

Олег: …И мы вдруг увидели близость древнерусского распева и настоящего кельтского, природного.

Павел: В Ирландии ведь при святом Патрике пели как раз григорианский распев...

Олег: Из таких вот разных, полярных точек мы и пришли сюда...

— Олег, на каком языке вы поете?

Олег: От имитации старого английского до реальных текстов на бретонском языке.

— А вы его знаете?

Олег: Я не скажу, что я знаю его прекрасно, но я занимался им, и по крайней мере фонетически правильное произношение я стараюсь передать.

— Вы учили его специально?

Олег: Да, это все из-за музыки.

— Меня, конечно, подмывает спросить, о чем поется в этих песнях, тем более, что ни старого английского, не говоря уж о бретонском языке, я не знаю. Однако, я спрошу иначе: а нужно ли знать, о чем поется в этих песнях?

Олег: Я постесняюсь давать подстрочный перевод всех песен, которые я пою, потому что по большому счету там очень красивая поэзия.

Павел: Я полагаю, что надо знать. У нас есть песни, в которых происходит напряженное инструментальное развитие. Но если бы люди узнали, что это поется о голубице, о ее судьбе, это дало бы совершенно другую окраску тому симфоническому шквалу, который проходит через эту музыку

Олег: Если вернуться к текстам, то есть к вопросу, о чем мы поем, то я сказал бы, что главная тема в нашей музыке — это воспевание чистоты души. Эта музыка всегда дорога мне и близка сердцу, потому что после концерта я чувствую себя легче. Она приносит мне утешение.

— Как можно перевести название вашего ансамбля?

Павел: На русский язык наше название переводится только приблизительно — "Воздаяние Ангелам". Это — и легенда о происхождении, и название песни, которую играет Алан Стивел.

— Мое журналистское чутье подсказывает, что вы прошли до кельтской музыки длинный путь в смысле географии...

Павел: Наш третий человек, виолончелист Андрей Спиридонов, из Москвы, Олег с севера...

Олег: Да, я родился в Мурманске.

Павел: А я из Магадана. Мы с Олегом — морские люди. А окраинные точки нашего огромного материка оставляют неизгладимое впечатление.

Олег: Ландшафт играет очень важную роль в становлении личности.

Павел: Ландшафт наносит удар, меняет фокус в восприятии каких-то явлений. Человек еще в утробе матери знает все: и свое прошлое, и даже будущее, но рождаясь, он бывает оглушен и ослеплен, с ним происходит шок, болевой и психологический, и поэтому всю свою жизнь мы возвращаемся к корням, к истокам. И вся жизнь — это дорога назад. И это — главное. И это ни в коем случае не стилизация. Мое определение стиля: стиль — это пространство между деталями. Как Данте говорит: Любовь — это расстояние между планетами и звездами. Любовь — это единственное объяснение того, что происходит. И весь наш разговор свелся к тому, что мы расшифровываем слово "Любовь".

— Можно ли сказать, что кельтская музыка как-то связана с севером? И есть ли ощущение того, как ваши места рождения влияют на вашу музыку?

Павел: Я 16 лет прожил в Магадане на окраинной улице, которая начинается прямо от берега моря. Я родился в огромной деревянной избе. А вокруг — абсолютно бескрайние пространства, сопки, вулканы. Там очень красиво, особенно осенью, когда все меняет цвет. Тогда-то у меня и появилось это название — "Мистерия листвы"...

— Есть такое мнение, что там, на краю земли, осталась истинная музыка, как и состояние души там тоже истинное. Это действительно там присутствует?

Павел: Конечно! Во-первых, что касается музыки, там можно не слушать произведения, зафиксированные на пяти линейках, не слушать темперированные произведения, там можно просто выйти из города, как я это делал в детстве, взойти на сопку и любоваться окружающим тебя морем, видеть солнце, как оно заходит в другом краю. Это — музыка сфер. Она звучит сама по себе и не нуждается в том, чтобы это фиксировали.

Олег: Паша рассказывал в самом начале нашего общения: "Ты знаешь, Олег, я закрываю глаза и слушаю мир, как симфонию. Там листва шумит, птицы поют — это все равно, что клавишу нажал и — сидишь и слушаешь любимую музыку.

Павел: Обертон природы. Еще Томас Манн говорил о басах жизни. Ведь природа звучит по-своему, она издает свои полутона, там целые полифонии, там целые горизонтали и вертикали контрапунктические, совершенно роскошные обертоновые явления природы. Мусоргский сказал, что музыку сочиняет народ, а композиторы ее лишь обрабатывают. Нет! Музыку создает природа, а народ ее улавливает каким-то особым чутьем — и я не хочу быть третьим! Я хочу быть там, где это рождается.

Олег: Но когда вот таким образом начинаешь слушать мир, то чувствуешь присутствие рядом хаоса. Мне кажется, что у "Теленн Гвада" есть такая стезя — по крайней мере мне кажется, что то, что мы с Пашей играем, — это отвоевывание у хаоса каких-то мотивчиков, небольших попевочек. И это оправдывает всю нашу жизнь.

Павел: Мы не просто повествуем, а отвоевываем музыку пядь за пядью из лап хаоса...

Материал подготовлен Владимиром МароЧкиным