Газета "Своими Именами" №10 от 26.10.2010

ИДУ НА ВЫ

Получил из Москвы 22-й номер газеты «К барьеру!», в которой опубликована статья Ю.И. Мухина «Шоу Моти Ганапольского», из которой я узнал, что в этом шоу принял участие злобный антисталинист Рой Медведев. За 20 лет мне ни разу не удавалось опубликоваться по поводу клеветнических измышлений этого злопыхателя.

В июне прошлого года я направил в издающийся в Киеве еженедельник «2000» статью–вызов Р. Медведева на публичную дискуссию с заголовком «Иду на Вы». Под таким же заголовком «Советская Россия» мой вызов на дискуссию Волкогонова, Солженицына и Яковлева опубликовала в 1995 году.

Направляю Вам, Николай Петрович, материал, не опубликованный еженедельником «2000». Полагаю, одна из причин отказа в публикации заключается в том, что я уличил эту газету в «потере бдительности» при рассмотрении поставляемых Медведевым материалов. Рой и его брат Жорес, называющие себя «историками», получили «зеленый свет» в этом тенденциозном еженедельнике.

Обращаюсь к Вам с письмом в день памятного для меня юбилея. Двадцать лет назад, 3 июня 1989 г., во Дворце культуры Киевского политехнического института должна была состояться наша встреча в дискуссии на тему «Сталин - организатор незаконных репрессий» (подробности ниже). В тот же день в 1995 г. газета «Советская Россия» под заголовком «ИДУ НА ВЫ» опубликовала моё приглашение на дискуссию самых титулованных ниспровергателей Сталина и всего советского - Волкогонова, Солженицына и Яковлева (об этом - в третьем томе моей книги «Дело Сталина-«преступника» и его защитника» и в докторской диссертации «Фальсификация истории сталинского периода: философский анализ, правовая оценка»).

С Вами я лично не знаком и в переписке не состоял. Встретиться мы могли 3 июня 1989 г. во Дворце культуры Киевского политехнического института, куда для очной дискуссии на указанную тему нас пригласили активисты общества «Мемориал» и украинские националистические организации. В назначенное время я прибыл во Дворец культуры КПИ. Вас не было. Организаторы дискуссии успокаивали меня: «Рой Александрович вот-вот должен быть».

Когда надежды на Ваше прибытие иссякли, мне объявили: «Дискуссию с Вами будем вести мы». Я, естественно, согласился.

Почему организаторы дискуссии по проблемам истории сталинского периода пригласили именно Вас, тогда кандидата педагогических (а не исторических) наук и меня, тогда еще не имевшего ученой степени юриста и историка?

Дело в том, что к тому времени Вы на волне, развязанной с подачи изменников Родины Горбачева и Яковлева антисталинской истерии своими публикациями, завоевали в Союзе и за рубежом популярность как разоблачитель Сталина - «преступника» и созданного им «тоталитарного» режима. Не последнюю роль в этом сыграло Ваше звание диссидента, которое в то время средствами массовой информации подавалось нашим гражданам уже не как отщепенец, оставивший свою Родину и ставший её врагом, а как защитник свободы и демократии, как борец за права человека.

В отличие от бывших диссидентов, пересмотревших свое отношение к Советской власти и к Сталину (А. Зиновьев, В. Максимов, М. Зотов и др.), Вы остались таким же клеветником, каким были в годы пребывания на Западе.

Меня организаторы дискуссии и Вы избрали в качестве Вашего оппонента, потому что было необходимо публично разоблачить и пригвоздить к позорному столбу ставшего известным и за пределами Союза «этого сталиниста», который на московских судебных процессах 1988-1989 гг. защищал честь и достоинство моего, солдата Отечественной, Верховного Главнокомандующего Сталина (об этом моя четырехтомная книга «Дело Сталина-«преступника» и его защитника»).

В те годы и позже я вызывал на публичную дискуссию докторов исторических наук и просто «историков», клеветавших на Сталина и нашу Советскую Родину. Никто не принял моих приглашений на «дуэль». Вас, Рой Александрович, я не вызывал на «дуэль». Вы согласились принять в ней участие по предложению занимавшегося исследованием «преступлений Сталина» общества «Мемориал» и украинских националистических организаций.

Теперь расскажу Вам, как 3 июня 1989 г. во Дворце культуры Киевского политехнического института в Ваше отсутствие проходила дискуссия. Как выяснилось, мои оппоненты к ней готовились. Например, свои утверждения о «сталинских репрессиях» они обосновали и Вашими высказываниями в печати по этому вопросу. Главное же их доказательство - книга Анатолия Рыбакова «Дети Арбата». Эта книга, как Вы знаете, была бомбой, сделавшей свое черное дело в годы «перестройки». Взорвав страну антисталинской истерией, она отравила ядом клеветы сознание и души наших граждан, проложила дорогу дискредитации социализма и разрушению Союза ССР. «Зеленую улицу» этой книге (ее издание ранее дважды запрещалось) дал тоже клеветавший в те годы на Сталина первый секретарь Союза писателей СССР В. Карпов.

Трудно мне пришлось в этой дискуссии. Воспитанные антисталинской истерией оппоненты оставались глухими к моим документально обоснованным доводам. Их возражения: «А Анатолий Рыбаков и Рой Медведев иного мнения». Был в дискуссии критический момент, переломивший ее ход и обеспечивший исход в мою пользу. Считаю необходимым об этом рассказать в связи с набирающей обороты кампанией «Украинский язык - превыше всего» (почти в каждом номере газеты «2000» публикуют материалы по этому вопросу).

Большинство моих оппонентов вели «дискуссию» на украинском языке, я - на русском. Когда процитировал показания признавшего в суде свою вину Бухарина (Вы, надеюсь, помните, какими убедительными и искренними были эти показания), одна дивчина, обращаясь ко мне, заявила: «Хлопці і дівчата, доки ми будемо це терпіти? Приїхав москаль до столиці нашої неньки України і не бажає розмовляти з нами на державній мові». Представляете, Рой Александрович, как бы я выглядел, если бы после этого продолжал вести дискуссию на русском! Спасло меня знание украинского языка. Я относился серьезно к его изучению еще в школе в довоенные годы. Тогда количество уроков, отведенных для украинского языка и литературы, было таким же, как и для русского языка и литературы. Я и сейчас помню отрывки некоторых стихотворений и прозы на украинском языке и при случае к ним обращаюсь в разговоре с «щирими українцями».

Когда Хрущёв дал указание во всех государственных учреждениях Украины составлять официальные документы на украинском, в прокуратуре Кировоградской области (центральная часть Украины), где я тогда работал, не нашлось никого, кто мог бы перевести на русский поступавшие из прокуратуры УССР на украинском языке поручения, а потом перевести с русского на украинский доклад о выполнении этих поручений. Так я стал «штатным» переводчиком.

Продолжу свой рассказ о ситуации, возникшей после упрека той дивчины в адрес «москаля». Мой ответ: «Ну що ж, дівчина, буду і я розмовляти на українській мові» - и сразу же на украинском языке огласил упомянутые выше показания Бухарина.

Как сейчас помню реакцию моих оппонентов - сначала вызванная моей неожиданной акцией тишина, а потом - взрыв аплодисментов. Закончилась наша дискуссия благодарностью ее участников и просьбой «приїздить до нас іще».

Думаю, Рой Александрович, правильно Вы поступили, не приехав в Киев на эту дискуссию со мной. Конечно, если бы Вы приехали, та дивчина, как Ваша союзница, не использовала бы против Вас (естественно, и против меня) оружие «приїхав москаль до столиці нашої неньки України і не бажає розмовляти з нами на державній мові».

Возможно, для обострения ситуации я начал бы дискуссию с Вами на украинском. Тогда, чтобы повысить Ваши шансы на победу, пригласившие Вас ее организаторы (Ваши союзники) потребовали бы (и это правильно), чтобы я общался с Вами на русском.

Теперь самое время, Рой Александрович, назвать некоторые Ваши клеветнические высказывания о Сталине, по поводу которых я, бывший следователь и прокурор, с пристрастием, но с соблюдением правил хорошего тона допрашивал бы Вас 3 июня 1989 г. во время нашей дискуссии.

Большинство этих высказываний было опубликовано незадолго до планировавшейся дискуссии. Так что наш разговор происходил бы «по горячим следам».

Вы утверждали, что из числа арестованных в 1937-1938 гг. почти миллион человек были приговорены к расстрелу, а общее число жертв сталинизма по Вашим подсчетам, достигло примерно 40 млн. человек («Аргументы и факты», 1989 г., № 5).

Неуютно почувствовали бы Вы себя во Дворце культуры КПИ перед сотнями надеявшихся на Вас единомышленников, когда я попросил бы Вас рассказать о методах подсчетов и предъявил бы опубликованный в печати известный и Вам документ, опровергающий вымысел насчёт «почти миллиона» приговоренных к расстрелу в 1937-1938 гг.

А в документе там значится, что в 1930-1953 гг. по обвинению в контрреволюционных государственных преступлениях вынесены приговоры судов и постановления несудебных органов к расстрелу в отношении 786 098 человек (за 23, а не за 2 года).

В своей ненависти к Сталину Вы превзошли даже Никиту Сергеевича Хрущева, инициировавшего кампанию по дискредитации Сталина докладом на ХХ съезде КПСС в феврале 1956 г.

В статье «33 года спустя», посвященной этому докладу, Вы писали: «Трудно сегодня согласиться и с тем утверждением Н.С. Хрущёва, что, совершая самые чудовищные преступления, Сталин якобы думал не столько о своей личной власти, сколько с позиции защиты интересов рабочего класса, интересов трудового народа, интересов победы социализма и коммунизма… Массовые репрессии сталинских лет были трагедией для народа и партии, а не для Сталина. Для него это было главным средством узурпации и сохранения абсолютной власти» («Неделя», № 7, 1989 г.).

«Чудовищные преступления» - Ваш вымысел, а не слова Хрущева. Не говорил Хрущев и о массовых репрессиях как средстве узурпации и сохранения абсолютной власти Сталиным. Придумали Вы все это. Во время нашей дискуссии во Дворце культуры Киевского политехнического института Вам было бы предложено назвать конкретные «самые чудовищные преступления» Сталина, подтверждающие их доказательства и имена его жертв.

Теперь уже можно признаться, что, готовясь к нашей дискуссии, я «расследовал» сфабрикованное Вами дело об одном из «самых чудовищных преступлений», совершенном Сталиным в отношении видных государственных деятелей, стоявших на его пути «узурпации и сохранения абсолютной власти».

В опубликованной в третьем номере «Военно-исторического журнала» за 1989 г. статье «О смерти М.В. Фрунзе и Ф.Э. Дзержинского» Вы оскорбили память этих выдающихся государственных деятелей Советского Союза и обвинили Сталина в причастности к их смерти: «Неожиданная смерть М.В. Фрунзе в 1925 г. и Ф.Э. Дзержинского в 1926 г. изменила расстановку сил в партийном руководстве, несомненно усилив позиции Сталина, сумевшего в 1925-1926 гг. взять под личный контроль также руководство Красной Армией и ОГПУ, что было бы невозможно при Фрунзе и Дзержинском».

Из партийных и иных документов, не оспариваемых даже неразоружившимися диссидентами, известно, что Фрунзе и Дзержинский никогда не выступали против Сталина, а, напротив, вместе с ним и всей партией боролись с троцкистскими и иными оппозиционерами, выступавшими против социалистического строительства в СССР. Поэтому их смерть не могла в чем-либо усилить позиции Сталина и изменить в его пользу расстановку сил в партийном руководстве. Сталин высоко ценил деловые и положительные качества Фрунзе и Дзержинского, выдвигал их на ответственные должности в государстве.

В марте 1924 г. Фрунзе был выдвинут на пост заместителя председателя Реввоенсовета СССР и заместителя народного комиссара по военным и морским делам, а с апреля 1924 г. на него возлагаются, кроме того, обязанности начальника Штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии и начальника Военной академии, которой было присвоено его имя. В январе 1925 г. Фрунзе был утвержден председателем Реввоенсовета СССР и народным комиссаром по военным и морским делам, а в феврале 1925 г. - членом Совета труда и обороны СССР. На этих ответственных должностях Фрунзе проводил большую работу по укреплению советских Вооруженных Сил и обороноспособности страны.

При жизни Сталина память Михаила Васильевича Фрунзе была увековечена присвоением его имени городу Бишкеку (Киргизия), где он родился, военно-учебным заведениям, поселкам, районам и улицам многих городов Советского Союза, а также одной из вершин Памира.

Таким же было отношение Сталина и к Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. С его именем связано назначение и избрание Дзержинского на ответственные посты в партии и государстве: член ЦК, кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), Председатель Высшего совета народного хозяйства СССР, член Центрального Исполнительного Комитета СССР, Председатель коллегии ОГПУ (Объединенного главного политического управления) СССР - органа по борьбе с политической и экономической контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом.

Сталин дал исключительно высокую оценку всему жизненному пути Ф.Э. Дзержинского: «Не зная отдыха, не чураясь никакой черной работы, отважно борясь с трудностями и преодолевая их, отдавая все свои силы, всю свою энергию делу, которое ему доверила партия, - он сгорел на работе во имя интересов пролетариата, во имя победы коммунизма». При жизни Сталина память Феликса Эдмундовича Дзержинского была увековечена присвоением его имени военным академиям, воинским частям, высшим учебным заведениям, городам, поселкам, районам, улицам во всех республиках Советского Союза.

Обо всём этом Вы знали ещё в школьные годы. А потом, будучи школьным учителем в Свердловской и Ленинградской областях, рассказывали детям об этих выдающихся сынах советского народа.

Напоминаю Вам биографии М.В. Фрунзе и Ф.Э. Дзержинского для того, чтобы Вы хотя бы сейчас поняли, как оскорбили их память и осознали чудовищность своего вымысла о причастности Сталина к их смерти.

Народный комиссар по военным и морским делам, председатель реввоенсовета СССР М.В. Фрунзе скончался после хирургической операции в брюшной полости. Решение об операции, утверждали Вы, «можно объяснить только давлением извне. А такое давление существовало. Известно, что вопрос о болезни М.В. Фрунзе обсуждался даже на Политбюро, причем именно Сталин и Ворошилов настаивали на операции».

Что значит «настаивали»? Отвечает В.Л. Даль: «настаивать на чем, усиленно просить, домогаться чего, требовать неотступно, приказывать и наблюдать за исполнением» (Толковый словарь, т. 2, стр. 474). Почему Сталин и Ворошилов настаивали на операции? Две единственно возможные версии: а) считали, что операция необходима для спасения жизни Фрунзе; б) знали, что последствием операции будет летальный исход.

Вы обосновали вторую версию: смерть Фрунзе Сталину была нужна, потому что он знал, что при жизни Фрунзе он не сможет взять под личный контроль руководство Красной Армией.

А Ворошилов почему настоял на операции? Вы ответили и на этот вопрос: то, что ушёл из жизни Фрунзе, «оказалось очень важным для Сталина, так как вместо М.В. Фрунзе на пост наркома по военным и морским делам был назначен К.Е. Ворошилов, который, хотя и имел определенные заслуги перед партией и революцией, не обладал ни в какой степени ни интеллектом, ни военными дарованиями, ни авторитетом Фрунзе, зато находился под сильным влиянием Сталина еще со времени боев под Царицыном».

Почему Сталин знал, что Фрунзе после операции уйдет в мир иной? Ведь он же не имел медицинского образования и врачом-хирургом никогда не был. Операцию производили три профессора, авторитетнейшие специалисты того времени, поэтому у Сталина не было оснований полагать, что операция закончится летальным исходом. Но ведь он хотел такого исхода, считаете Вы. Значит... Правильно - производившим операцию хирургам были даны соответствующие указания - и летальный исход был обеспечен. И Вы, Рой Александрович, это «доказали», присвоив себе ученую степень доктора медицинских наук, Вы «опровергли» заключение трех производивших операцию профессоров о том, что полученные при операции и вскрытии данные свидетельствовали о том, «что в организме покойного были особенности, которые и обусловили печальный исход».

Вот Ваше заключение о причине смерти Фрунзе: «Совершенно очевидно, что у Фрунзе до операции не было острого гнойного воспаления брюшины… Острый перитонит, несомненно являющийся главной причиной смерти, был одним из последствий операции, во время которой в брюшную полость оперируемого и была занесена инфекция….». Конечно же умышленно, потому что на этот счет имелись указания «соответствующих товарищей», выполняющих волю Сталина. В подтверждение этого вывода Вы приводите ещё одно доказательство: «Историк А. Антонов-Овсеенко не сомневается в том, что смерть Фрунзе в результате операции являлась политической акцией устранения, которая была организована Сталиным» («Портрет тирана», Нью-Йорк, 1980, с. 68).

При сопоставлении двух биографий – Антонова-Овсеенко и Вашей – обнаружилось полное их совпадение и «трогательное единство взглядов». Оба вы – диссиденты хорошей антисталинской закалки, отцы ваши – жертвы (конечно же, «невинные») сталинских репрессий. Спасаясь от привлечения к уголовной ответственности за растпространение клеветнических измышлений, порочащих советский общественный строй, эмигрировали – Антонов-Овсеенко в США, Вы в Англию, где писали книги на антисталинскую тематику. Оба самоуправно присвоили себе звание «историков».

И ещё одно доказательство ликвидации Фрунзе по указанию Сталина привели Вы в своей статье. В опубликованной в 1926 г. в Советском Союзе «Повести непогашенной луны» ее автор Б. Пильняк сделал «открытие»: Сталин толкнул Фрунзе против его воли на роковую операцию. Почему же тогда, в 1926-м, Сталин не реагировал на этот вымысел? Ваш ответ: «С Пильняком Сталин расправился позже. Как только начался «великий террор» 1937-1938 гг. Пильняк был арестован одним из первых и погиб в заключении или же был сразу расстрелян». …12 лет ждал Сталин начала «великого террора», чтобы покончить с Пильняком… Без комментариев.

Теперь о смерти Феликса Эдмундовича Дзержинского. Вы утверждали, что кончину «железного Феликса» ускорили его переживания, вызванные грубыми методами Сталина, применяемыми им в политике. Доказательств этих «переживаний» Вы не приводите. В действительности же переживания Дзержинского были иного рода.

20 июля 1926 г. Дзержинский на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в своей последней речи, пламенной и страстной, под оскорбительные реплики Троцкого и его сторонников, обращаясь к участникам Пленума, говорит: «Вы видите, что именно все те данные и все те доводы, которые здесь приводила наша оппозиция, основаны не на фактических данных, а на желании во что бы то ни стало помешать той творческой работе, которую Политбюро и Пленум ведут»… Сошёл с трибуны под аплодисменты… Грудь распирала тупая боль… Вспоминал слова старенького доктора из Сухуми: «Вас хватит не более, чем на два-три года, если не будете лечиться и соблюдать режим». Это было в 1922 г.» (А. Тишков «Дзержинский». Серия ЖЗЛ. Москва. 1985 г., стр. 375-377).

Два месяца жизни не хватило Феликсу Эдмундовичу до своего (всего лишь) 49-летия.

А вы оскорбили его светлую память вымыслом о причине преждевременной кончины… И меня оскорбили.

Из моей книги «Дело Сталина–«преступника» и его защитника»: «С именем Феликса Эдмундовича связан, наверное, самый значительный эпизод в моей 30-летней биографии следователя и прокурора. Этот эпизод до сих пор остается для меня предметом гордости… Горжусь причастностью к разоблачению совместно с работниками КГБ СССР негодяя, посягнувшего на доброе имя, честь и достоинство Феликса Эдмундовича Дзержинского и его супруги Софьи Сигизмундовны… Пять лет лишения свободы получил тот негодяй по приговору советского суда. И не жаловался».

В 1989 г. (пик антисталинской истерии) в средствах массовой информации активно разрабатывалась тема «Сталин тормозил развитие ракетной техники, был виновником преждевременной смерти Главного конструктора ракет С.П. Королева». В разработку этой темы активно включились и Вы, Рой Александрович. В статье «О Сталине и сталинизме», опубликованной в третьем номере журнала «Знамя» за 1989 г., Вы бездоказательно утверждали, что Сталин не только тормозил разработку ракет, но и был организатором репрессий против научной интеллигенции и что в каждом уголовном деле по обвинению «цвета нации» видна его «рука».

Чтобы эти утверждения выглядели убедительными, Вы придумали адресованные следователем Королеву при его допросе слова: «Нашей стране вся ваша пиротехника и фейерверки не нужны и даже опасны». В контексте Вашей статьи за этими словами следователя легко угадывается Сталин. Для проверки обоснованности такого вывода я направил Вам письмо с просьбой сообщить, откуда Вам известно об этом заявлении следователя. Вы не ответили на это письмо. Тогда я произвел небольшое «расследование», которым было установлено, что следователь при допросе Королева не произносил приведенных выше слов, что Сталин всячески поощрял исследовательскую работу Королева в области ракетостроения и не был повинен в его преждевременной смерти (подробности во втором томе моей книги «Дело Сталина – «преступника» и его защитника»).

Исследовал лишь несколько посвященных Сталину Ваших высказываний, опубликованных накануне запланированной с Вашего согласия нашей дискуссии во Дворце культуры Киевского политехнического института 3 июня 1989 г. Их обилие и характер, полагаю, объясняется вполне естественным Вашим желанием отблагодарить Горбачева за «царский подарок», который он Вам незадолго до этих высказываний преподнёс: восстановление в партии, в гражданстве СССР и избрание депутатом Верховного Совета СССР.

Последний акт Вашей благодарности – выступление 30 мая 1989 г. на Съезде народных депутатов СССР. В этом выступлении Вы обнажили свою суть – конъюнктурщик, приспособленец, раболепствующий перед своими благодетелями. Не скрою, я процитировал бы это выступление Вашим единомышленникам, собравшимся 3 июня 1989 г. во Дворце культуры КПИ. Вот отрывок из этого выступления:

«...За последние три года я, как историк, наблюдаю, что как только Михаил Сергеевич Горбачёв, который и раньше как глава партии был фактически главой государства, отправляется в отпуск или в отъезд за границу, вся государственная политика и в области идеологии, и во многих других областях меняется и меняется на 50, 60, а иногда и на 180 градусов.

Так было еще в 1987 г., когда отпуск у Михаила Сергеевича затянулся из-за того, что он писал книгу. Вся интеллигенция в августе, в сентябре и в начале октября 1987 г. беспокоилась, что происходит? Не стала ли наша партия проводить совсем другую политику? И только когда Михаил Сергеевич пришел на свое рабочее место, интеллигенция вздохнула спокойно – политика стала продолжаться прежняя.

Но в декабре Михаил Сергеевич вылетел в Вашингтон для подписания советско-американского Договора и задержался в Вашингтоне. И в то же время, в декабре, в нашей идеологической работе стали происходить странные вещи… Были например, в декабре отложены уже намеченные Верховным Судом СССР реабилитации Бухарина и всей группы, связанной с Бухариным, на определенное время. Я, как историк, знал, что эти реабилитации будут, и не дождался их. Они произошли только тогда, когда закончились переговоры в Вашингтоне и товарищ Горбачев вернулся из Вашингтона в Москву.

В марте товарищ Горбачев вылетел в Югославию, а товарищ Яковлев – в Монголию, и за какую-то неделю опять политика нашей партии изменилась… И потребовалось возвращение товарища Горбачева из Югославии и товарища Яковлева из Монголии, и понадобились довольно крупные и резкие и драматические совещания, чтобы, наконец, восторжествовала политика перестройки… Я, как историк, могу сказать…»

…Не скрою: для усиления эффекта я огласил бы эти цитаты в переводе на украинский.

Справка. Почему интеллигенция забеспокоилась именно в сентябре-декабре 1987 г., когда Горбачев пребывал в отпуске и в Вашингтоне? Возможно, и потому, что как раз в это время я предъявил в районные народные суды Москвы иски об опровержении опубликованных в печати клеветнических измышлений, порочащих честь и достоинство И.В. Сталина.

Почему интеллигенция «вздохнула спокойно» после возвращения Горбачева из отпуска и из Вашингтона? Возможно, потому, что с возвращением Горбачева связан отказ судей рассматривать мои иски, в частности, потому, что я не имел доверенности Сталина на ведение в суде его дела.

К вопросу о реабилитации Бухарина Верховный Суд СССР действительно обратился после возвращения Горбачева из Вашингтона (при Хрущеве Верховный Суд СССР отказал в реабилитации Бухарина и всей связанной с ним группы). Бухарин и его соучастники были реабилитированы после возвращения Горбачева из Вашингтона. Тогда же, а также после возвращения Яковлева из Монголии активизировалась «перестройка»… Полученные Горбачевым инструкции в Вашингтоне (ради этого он там задержался) о методах разрушения Советского Союза вскоре были реализованы (об этом в моем заявлении о возбуждении уголовного дела по обвинению Горбачева и Яковлева в измене Родины – в томе втором моей книги. О реабилитации Бухарина – в томе четвертом).

В процитированном выше Вашем выступлении на Съезде народных депутатов СССР Вы, восхваляя Горбачева, трижды подчеркивали, что вы – историк. Таким способом Вы хотели обосновать научность Ваших утверждений об исключительной роли Горбачева в судьбе нашей Родины и затеянной им «перестройки».

И вдруг через девятнадцать лет в интервью газете «2000» Вы заявляете: «Я не историк. Это штамп, созданный средствами массовой информации. Я начал исследовать сталинизм, но скорее не как историк… Навыков профессионального историка у меня никогда не было, я не работал в архивах… И я стал историком-самоучкой… Я доктор педагогических наук».

Так как же Вы, Рой Александрович, осмелились «прикоснуться к Сталину», не будучи историком по образованию и по профессии – спрашиваю Вас я, историк по образованию (диплом с отличием Харьковского государственного университета), занимающийся исследованиями темы «Сталин» более двадцати лет, и следователь, столько же лет расследующий возведенную на Сталина ложь.

Я уже писал о том, что Вы были единственным «историком», откликнувшимся на предложение о встрече в дискуссии. Но в последний момент Вы отказались от нее.

Последняя моя попытка встретиться в очной дискуссии на тему «Сталин» была предпринята в ноябре 2006 г., тогда я (личным письмом и через газету) предложил заведующему кафедры истории Украины Харьковского государственного университета, доктору исторических наук, профессору Калиниченко встретиться в очной дискуссии перед студентами исторического факультета по поводу опубликованного в печати его утверждения: голод 1932-1933 гг. на Украине – это организованный Сталиным геноцид украинского народа.

Это предложение было поддержано студентами, а отказ Калиниченко от дискуссии вызвал их возмущение (опубликовано в газете): «Если вы уверены в своей правоте, выйдите на «дуэль», чтобы публично отстоять свою позицию. Если не сделаете этого – вы не историк!». У главного корпуса университета состоялся пикет под лозунгом «Нет фальсификаторам истории!». В пикете приняли участие студенты университета, других вузов города, комсомольцы, выпускники университета прошлых лет, ветераны войны и труда.

Не сообщив мне об отказе от дискуссии, Калиниченко «пожаловался» на меня известному оборотню и перевертышу Яворивскому, председателю комитета Верховной Рады по вопросам культуры и морали (нарочно не придумаешь!). В одной из еженедельных программ Национального радио «20 минут Владимира Яворивского» этот «защитник культуры и морали» поддержал отказ Калиниченко от дискуссии с защитником «Сталина - преступника» и выдал очередную порцию клеветы на «москалів, які їли наше сало і сиділи на шиї українського народу».

…Прошло двадцать лет после несостоявшейся нашей дискуссии во Дворе культуры Киевского политехнического института. Но актуальность проблемы «Сталин» не уменьшилась, напротив, она возросла.

Встретиться в очной дискуссии по этой проблеме перед студентами исторического факультета Харьковского государственного университета. На эту дискуссию я еще раз приглашу заведующего кафедрой истории Украины, доктора исторических наук профессора Калиниченко.

Думаю, на этот раз Калиниченко не откажется от моего приглашения. Ведь рядом с Вами, завоевавшим мировую славу на ниве ниспровержения Сталина и достигшим уровня Солженицына, Волкогонова и Яковлева, Калиниченко будет чувствовать себя уверенно.

И.Т. ШЕХОВЦОВ, г. Харьков, 3 июня 2009 г.

ОТВЕТ МЛЕЧИНУ

1-го сентября 2010 года по Пятому каналу во время передачи «Суд времени. Пакт Молотова-Риббентропа: путь к началу Второй мировой войны, или необходимая передышка для СССР» публицист Леонид Млечин заявил:

«Да, мы победили в этой войне. С моей точки зрения мы не могли не победить. Советский Союз, конечно, более могущественная держава, чем Германия. Тот факт, что потеряли так много людей, это преступление Сталина».

По логике Млечина получается: подумаешь, победили, велика заслуга, победа-то итак у нас была в кармане еще до начала войны, поскольку СССР был могущественнее Германии. И какая уж тут Великая Победа, коль скоро ради её достижения над менее могущественным противником мы так много потеряли.

Для того чтобы понять всю нелепость и провокационность постулата Млечина, зададим вопрос: а могла ли Россия в одиночку победить немцев в войне 1914 года? Ответ очевиден – не могла. Достаточно вспомнить, что из 166 дивизий, имевшихся у Берлина и Вены в конце 1914 года, против 103 дивизий России было брошено только 77, т.е. менее половины сил, имевшихся в распоряжении у противника. Тем не менее и этого нашим врагам хватило, чтобы принудить русскую армию к отступлению в 1915 году. А теперь представьте, как мог сложиться ход военных действий, если бы Российская империя воевала в одиночку без союзников и ей бы противостояли не 77, как было в реальности, а более 150-ти вражеских дивизий.

Впрочем, ложным в приведенном выше утверждении Млечина является буквально всё, начиная с утверждения о том, что якобы Советский Союз к началу войны был более могущественной державой, чем Германия. Напротив, именно Германия к началу 40-х годов двадцатого столетия являлась промышленно более развитым государством, опережавшим по большинству экономических показателей не только СССР, но и Францию и Великобританию. Хотя при этом надо признать, что благодаря сталинской индустриализации наше отставание от Германии к 1941 году, по сравнению с 1914 годом, существенно сократилось. Тем не менее, к началу 40-х годов наша страна превосходила немцев разве что по добыче отдельных видов сырья и производству сельскохозяйственной продукции. А превосходство СССР в людских ресурсах практически улетучилось после кампаний 1941-42 годов, в ходе которых немцами были оккупированы громадные территории, на которых до войны проживало около 40% всего населения страны.

Так какие же основания считать, что в войне 1941 года СССР не мог не потерпеть поражения от Германии, а победа СССР была делом чуть ли не очевидным и заранее определенным? Впрочем, наверное, Россия не могла не победить, если речь идет об историческом масштабе времени. Как, например, победила Московская Русь татаро-монгольское иго. Однако для того чтобы подняться с колен и одержать долгожданную победу, нашим предкам понадобилось два с половиной века борьбы и унижений. Вначале же Русь потерпела поражение и была вынуждена выплачивать татарским ханам громадную дань, а Великий князь получать в Орде ярлык на княженье.

Если же говорить о том, мог ли СССР в 1941 году проиграть войну нацистской Германии, то, увы и ах, приходится признать, что не было никакой гарантии, что эта война не могла завершиться поражением Красной Армии. Ведь окажись во главе Советского Союза человек вроде французского маршала Петэна или нашего Горбачева, то после сокрушительных поражений первых месяцев войны, скорее всего, последовал бы еще один похабный Брестский мир.

Тезис Млечина в чем-то продолжает идеологическую линию власовцев, исходящую из того, что якобы немцы ни при каких обстоятельствах не могли победить Россию, поэтому пускай нацисты разобьют коммунистов, а дальше они все равно будут вынуждены отдать власть своим русским союзникам. Увы и ах, дальше нацисты на оккупированных территориях просто приступили бы к выполнению своей программы геноцида и насильственного выселения коренных «недочеловеков» за Урал и германизации завоеванного жизненного пространства. И через пару десятилетий никаких русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев… на новом жизненном пространстве Германии просто не осталось бы.

Так справедливо ли утверждение, что Победа в Великой Отечественной войне является заслугой Сталина и в чем же состоит эта заслуга? Прежде всего в том, что Сталин своевременно понял необходимость скорейшего решения проблемы индустриализации страны и создания мощного военно-промышленного комплекса, без чего СССР в принципе не мог бы победить Германию. Сталин своими дипломатическими ходами заставил Запад сделать то, чего ни Лондон, ни Париж делать категорически не желали, фактически вынудив их объявить Германии войну.

Сталин во время войны смог обеспечить то, что не удалось сделать Николаю II и его министрам в 1916 году, а именно в сложнейших условиях катастрофических поражений Красной Армии сохранил управляемость страной. Именно в это тяжелейшее время была проведена эвакуация на восток большинства военных предприятий, в результате чего, буквально из пепла был воссоздан военно-промышленный комплекс страны, в итоге переломивший хребет немецкому нацизму. Это факт бесспорный и по своим масштабам незнающий аналогов в мировой истории.

Несмотря на потерю большей части кадровой армии была проведена перманентная мобилизация, благодаря которой удалось решить проблему восстановлении численности, а затем и боеспособности Красной Армии. Сталину в сложнейших военных условиях удалось отобрать наиболее талантливых генералов, которые смогли не только противостоять, но и разгромить полчища вермахта.

Осторожная предвоенная политика Сталина позволила Советскому Союзу уже в первые дни войны преодолеть сопротивление антисоветских сил Запада и постепенно перейти к союзническим отношениям с Великобританией и США. Но, пожалуй, самый главный вклад Сталина в Победу заключался в том, что при его активном и непосредственном участии на встречах Большой Тройки были выработаны принципы послевоенного мироустройства, которые надолго позволили оградить мир от угрозы Третьей мировой войны.

Ю. ЖИТОРЧУК, кандидат физ.-мат. наук