Газета "Своими Именами" №51 от 17.12.2013

НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

(Продолжение. Начало в NN21, 22, 25, 34, 36, 38, 40, 44, 47, 49, 50)

Таким образом, 12-13 июня в соответствие с директивами наркома обороны на выдвижение вторых эшелонов западные приграничные округа начали выполнять каждый свой план прикрытия. Но этот план, как следует уже из его названия, в первую очередь касался дивизий прикрытия границы. Ибо первыми нападение врага должны были встречать именно они. Поэтому в середине июня пришли в движение не только силы второго оперативного эшелона западных округов.

Следует сказать несколько слов о том, что представляла собой система охраны и обороны границы. В мирное время ее охраняли пограничные войска Наркомата внутренних дел (НКВД) СССР. На самой границе в 8-12 километрах друг от друга располагались пограничные заставы численностью до 40 человек каждая. К линии границы примыкала полоса предполья укрепленных районов (УР). В ПрибОВО глубина такой полосы доходила до 10-15 километров, в других округах она была существенно меньше. В полосе предполья УРов еще с весны 1941 г. находились передовые подразделения приграничных дивизий, которые наряду с охраной и обороной своих позиций занимались там строительством оборонительных сооружений. В основном это были полевые сооружения легкого типа – дзоты, окопы и блиндажи, но в отдельных местах (как в Брестском и Владимир-Волынском УРах), где предполье сливалось с главной полосой обороны, находились и мощные бетонные ДОТы.

Как правило, для работ в предполье и его охраны дивизии выделяли по одному батальону от каждого стрелкового и по дивизиону – от артиллерийских полков. Эти подразделения с оружием и боеприпасами находились там в постоянной готовности, выход в предполье без оружия командованием запрещался (там же, с.7).

Еще чуть дальше (в ПрибОВО на удалении 10-30 км от границы) располагалась главная полоса обороны укрепленного района с бетонными ДОТами, ее общая глубина составляла от 4 до 15 км. Весной и летом 41-го все вновь вводимые в строй ДОТы сразу же занимались постоянными гарнизонами.

Главные силы большинства приграничных дивизий находились в летних полевых лагерях в 10-30 км от границы - то есть практически в пределах главной полосы УРа. Как правило, в обороне дивизии должны были располагаться в два эшелона: в первом, непосредственно у границы, занимали позиции два стрелковых полка.

Однако на середину июня 1941 года основные силы ряда приграничных дивизий, т.е. имеющих оборонительные позиции на границе, еще находились в лагерях за сотни километров от своих участков обороны! Так сложилось потому, что до угрозы нападения они временно находились в тех местах, где имелись подходящие условия для расквартирования.

В ПрибОВО таких соединений было почти треть от всех сил, выделенных для обороны границы. Из состава 48, 126 и 23-й стрелковых дивизий только по 2-3 стрелковых батальона и 1-2 артдивизиона от каждой находились на своих участках обороны, занимаясь там строительством укреплений. Остальные силы дивизий располагались за 150-200 километров от них – в Рижском, Погулинском и Новосвенцянском полевых лагерях.

В Киевском округе в аналогичном положении пребывали 5 приграничных соединений – 62, 135, 60, 96 и 164-я стрелковые дивизии. Но дальше всех от своего района прикрытия располагалась 1-я танковая дивизия Ленинградского военного округа. На 15 июня 1941 она базировалась в районе Пскова, а ее район сосредоточения по плану прикрытия находился западнее Кандалакши - за 1000 километров от лагеря!

Чтобы успеть к началу войны, эти соединения надо было перебрасывать к границе в первую очередь. Поэтому здесь они условно и названы первой волной приграничных дивизий.

По некоторым данным, первоначально их предполагали вывести на участки прикрытия одновременно с дивизиями второго оперативного эшелона округов. Поскольку начала войны командование РККА ожидало не ранее 1 июля, то и готовности на своих участках обороны эти соединения, вместе с дивизиями второго эшелона, должны были достичь тоже примерно 1 июля. К примеру, 62-я стрелковая дивизия КОВО на 11 июня находилась за 100 километров от своего участка обороны. 11 июня Военный Совет КОВО запросил разрешения наркомата обороны вывести ее в район этого участка (20-30 от границы) именно после 1 июля. Генштаб в лице начальника его оперативного отдела Ватутина согласился с предложением («1941 год», книга 2, с.341). Поскольку для перехода ей требовалось около трех суток, то и марш она должна была начать где-то не ранее 26-27 июня.

Но неожиданно в Москве в оценке обстановки на границе что-то изменилось. Поэтому 62-я стрелковая дивизия начала марш к своему участку прикрытия на 10 дней раньше – уже 16 июня. Одновременно с ней двинулась к своему району сосредоточения 135-я сд из второго эшелона 5-й армии. Через три дня, 19 июня, 62-я стрелковая дивизия прибыла в район своей полосы обороны (ВИЖ).

Еще раньше были выдвинуты к границе 60, 96 и 164-я стрелковые дивизии 17-го стрелкового корпуса 12-й армии, но о них будет отдельный разговор.

17 июня начала грузиться в эшелоны 1-я танковая дивизия Ленинградского военного округа, а в ночь с 18 на 19 июня она отправилась из Пскова в район Кандалакши, в расположение 14-й армии (http://rkka.ru/memory/baranov/2.html).

В Прибалтийском округе этот процесс проходил следующим образом.

14 июня 1941 года Военный совет округа отдал директиву о передислокации дивизий, удаленных от своих участков прикрытия, в пограничную зону под видом выхода на учения. Вместе с ними перебрасывались некоторые артиллерийские части:

(ЦАМО, ф.140, оп.13000, д.4, л.4; «История Прибалтийского военного округа...», с.77).

Когда историки рассказывают о боевых действиях на Северо-Западном фронте (СЗФ), то, как правило, сообщают, что 22 июня 48-я стрелковая дивизия в 30 км от границы вступила в бой разрозненно, по частям, понесла большие потери и 23 июня была практически разгромлена. Как бы получается, что руководство страны не думало приводить войска в готовность к отражению немецкого удара, и война свалилась на дивизию неожиданно.

Но ведь еще 5 дней назад она была в 200 километрах восточнее! 14 июня ее части были срочно вызваны с полевых лагерных сборов и прибыли в Ригу (ЦАМО РФ, ф.1154, оп.1, д.1, лл.3, 13). На следующий день, 15 июня, командир дивизии получил приказ Военного Совета округа:

15.6.41

N00217 КОМАНДИРУ 48 сд

Копия: командующему 8 А

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. 48 сд вывести и расположить на стоянку в лесах южнее и севернее НЕМАКШЧАЙ. Точно районы для полков обрекогносцировать и определить в течение 14 и 15.6.

2. Вывести все части дивизии и взять с собой все запасы, рассчитанные на первый мобилизационный эшелон.

3. На зимних квартирах оставить минимальное количество людей, необходимых для отмобилизования 2-го эшелона дивизии и окарауливания складов с имуществом, оставленного для этого 2-го мобилизационного эшелона.

4. Выступить в ночь с 16 на 17.6 и перейти в новый район только ночными переходами. Сосредоточение дивизии закончить полностью к 23.6.

5. Днем располагаться на привалах, тщательно маскируя части и обозы в лесах.

6. План перехода дивизии в новый район и заявку на необходимый автотранспорт представить мне к 12.00 16.6.41.

7. Особое внимание обратить на полную боевую готовность дивизии.

КУЗНЕЦОВ ДИБРОВА КЛЕНОВ

15.6.41 – печатала А. Соколова

(ЦАМО РФ, ф.140, оп.13000, д.4, л.3).

Аналогичные приказы в тот день получили остальные части и соединения, перечисленные в плане передислокации (ЦАМО РФ, ф.1154, оп.1, д.1, лл.4-5).К утру 22 июня главные силы 48 и 126-й стрелковых дивизий вышли к своим районам сосредоточения, части 23-й сд на тот момент находилась чуть восточнее.

Если вернуться к Заявлению 13 июня в том смысле, как его извратили хрущёвцы, то командирам не то чтобы проникаться «дезориентирующим» действием, его даже читать толком было некогда. Под прикрытием Заявления командование Красной Армии ввело в действие план прикрытия на западной границе СССР. План вводился в два этапа. На первом, который мы только что рассмотрели, 15-18 июня к своим позициям двинулись войска второго эшелона приграничных округов и первая волна приграничных дивизий.

Следует еще раз подчеркнуть: начав его выполнение, официальной команды «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года» НКО никому не давал! Поэтому 13-17 июня ни от наркома обороны, ни от командующих округов своим войскам никаких шифрованных телеграмм вроде “Ввести в действие КОВО-41 (ЗапОВО-41, ПрибОВО-41 и т.п.) – не было. Как говорилось выше, официальный ввод в действие плана прикрытия, как и объявление мобилизации, – это практически то же, что начало войны Советским Союзом по своей инициативе. Для сохранения скрытности и недопущения слухов о подготовке советской стороны к войне с Германией план прикрытия вводился последовательно отдельными приказами из Генштаба. Упрощенно технология этого процесса выглядит примерно так. Вначале план как бы разбили на отдельные разделы, а затем их содержание провели рядом отдельных приказов и директив. Не сообщая при этом, что вводится план прикрытия. Эта мысль руководителей страны и армии проста и естественна, но ее до сих пор не поняли и не заметили многочисленные историки, занимающиеся событиями кануна Великой Отечественной войны. Оттого до сих пор и появляются следующие «выводы» в отношении действий Сталина:

«Этот день, 13 июня 1941 г., Жуков запомнил особенно хорошо, потому что на следующее утро во всех газетах было опубликовано совершенно невероятное «Сообщение ТАСС».

Именно это «Сообщение ТАСС» имел в виду Сталин, когда приказывал Тимошенко «читать газеты». Сталин не собирался вводить в действие ПЛАН ПРИКРЫТИЯ до самого «внезапного» нападения Германии и, тем более, не собирался делать это в день опубликования «Сообщения ТАСС»»(Верховский Я.Г., Тырмос В.И. «Сталин. Тайный «Сценарий» начала войны», с.399).

Резервы округов («глубинные» корпуса и дивизии) сразу направлялись в назначенные планом районы развертывания. Приграничные дивизии первой волны, дислоцировавшиеся за 100-200 километров от границы, на этом этапе направляли не прямо на свои позиции (этот этап еще не наступил), а в районы сосредоточения в 20-30 км за ними. Эти соединения подтягивали к состоянию готовности остальных дивизий прикрытия, на тот момент еще располагавшихся в своих полевых лагерях.

Но как и при развертывании войск РГК, эти войска по указаниям Генштаба готовились к выступлению неторопливо и двинулись в путь не сразу, а с существенной задержкой.

Второму эшелону КОВО в составе 28 дивизий до позиций по плану прикрытия было 6-8 суток ходу. Если б они двинулись в путь на следующий день после выхода Директивы НКО, то уже 20-22 июня даже 15 малоподвижных стрелковых дивизий могли быть на своих позициях. Поскольку все соединения выступили своим ходом, то железнодорожный транспорт их передвижение уже не лимитировал.

Как пишет Баграмян, в округе к данному этапу уже все было подготовлено: проведена рекогносцировка маршрутов движения и районов сосредоточения, в начале мая заготовлены соответствующие директивы. Фактически там осталось только проставить дату выступления.

Однако Генштаб, определив срок начала войны не ранее 1 июля 1941 г., готовность второму оперативному эшелону округов назначил также к 1 июля. Эта ошибка привела к потере драгоценного времени в условиях, когда уже было ясно, что нападение немцев – вопрос ближайших дней. В итоге только 15 июня, через двое суток после директивы НКО штаб КОВО начал рассылать в дивизии свои давно заготовленные директивы на выступление. Затем последовали затяжные сборы, съевшие еще два-три дня, и только кое-где 17-го, а в основном – 18 июня дивизии двинулись в районы развертывания (Баграмян И.Х. «Мои воспоминания», с.203), потеряв от 4 до 6 суток.

Еще хуже получилось в ЗапОВО. Здесь войскам поставили задачу 12 июня, в путь они двинулись 18-19 июня, а 24-я стрелковая дивизия генерал-майора Галицкого – и вовсе 22 июня. От директивы Генштаба до выступления войск прошло шесть-десять суток.

Можно было бы, конечно, свалить такую задержку на Сталина. Мол, это он ошибся со сроками на 8-10 дней и держал генералов за руку. Вот только куда в таком случае девать «выводы» историков, что Сталин ожидал нападения немцев не ранее 1942 года?

Таким образом, главнокомандование РККА вместе с командующими округов явно не торопилось. Ведь по расчетам Генштаба, к середине июня немцы еще не сосредоточили почти треть своей армии – около 50-60 дивизий, а для этого потребуется никак не меньше 3 недель времени. И то, что неожиданным выдвижением приграничных дивизий первой волны Главнокомандование РККА действовало вопреки своим планам и расчетам, говорит о том, что руководство страны поняло, что наркомат обороны ошибся с оценкой обстановки — немцы могут начать раньше 1 июля. В связи с чем из Кремля начали дергать наркомат обороны, чтобы тот шевелился быстрее.

Но даже при такой ошибке и с такими задержками на 18 июня 1941 года по планам развертывания и прикрытия перебрасывались (или готовились к переброске) к немецкой границе 78 советских дивизий. К 18 июня оставались в полевых и стационарных лагерях только приграничные дивизии и второй эшелон армий прикрытия. Но находиться им там оставалось недолго.

Вряд ли стоит особо рассматривать расхожую глупость, будто Сталин не доверял информации советской разведки. Мы уже убедились, что решение о начале стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР было принято именно на основе разведывательной информации. Это естественно, по-другому быть просто не могло.

Что нападение Германии состоится летом сорок первого ни для кого в руководстве СССР тогда не было секретом. Один из шефов НКГБ-НКВД генерал П. Судоплатов писал:

«Красивая легенда об игнорировании предупреждения разведки о начале войны Германии против СССР не соответствует действительности. О том, что война будет, все знали, знали, что она начнётся летом».

В вопросе доверия Сталина сообщениям разведки проблема состоит как раз в обратном – стоило ли доверять информации разведки в той степени, как реально ей доверяло руководство СССР? Сколько в том огромном потоке информации, что направили в Москву советские разведслужбы, было правды и насколько, к примеру, командование РККА и Сталин отличали правду от дезинформации?

Вспомним момент, который потом очень дорого обошелся советскому народу. В решающий период подготовки к отражению гитлеровской агрессии наша разведка вместе с Генштабом в течение двух месяцев дезинформировали руководство СССР о количестве сосредоточенных у наших границ германских дивизий. Сначала их число преувеличили, а затем, что гораздо хуже, в несколько раз занизили темп наращивания группировки вермахта. Причем на этот раз они вводили в заблуждение руководство в последние три недели перед войной, когда подлинная информация была на вес золота.

Создается впечатление, что советская разведка соревновалась с немецкой – кто больше дезориентирует советское руководство. Хотя объективно нашей разведке и Генштабу пришлось очень тяжело. Поскольку для сокрытия места главного удара, даты нападения и способа нанесения удара немцы ввели в действие небывалую до тех пор систему дезинформации. Условно ее можно разделить на два уровня.

Первый уровень состоял в следующем. Поскольку скрыть сосредоточение у советских границ огромной армии вторжения в принципе невозможно, то это чуть ли не в открытую подавалось так, будто немецкие войска находятся в Польше для ввода в заблуждение англичан перед высадкой на Британские острова. Такая установка путем различных слухов, а также прозрачными намеками через ведомство Геббельса распространялась среди массы обывателей и военнослужащих Третьего рейха.

Конечно, подобным способом ввести в заблуждение советское руководство было невозможно. Это делалось для того, чтобы преждевременно не будоражить слухами о войне против СССР свое население и личный состав вермахта. Но в основном такая дезинформация служила скорее для использования в межгосударственных отношениях на дипломатическом уровне: Гитлер старательно изображал, что это направлено против Англии, а Сталин делал вид, что этому верит. До последнего момента никто не хотел показать, что именно он является инициатором ухудшения и разрыва советско-германских отношений. И, следовательно, виновником развязывания войны. (Именно поэтому в Сообщении ТАСС от 13 июня сказано, чтопереброска германских войск в восточные районы Германии связана с мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям.)

Второй уровень дезинформации был гораздо изощреннее. В свою очередь его можно разделить на три главных направления.

Чтобы скрыть характер предстоящей войны и способ нанесения первого удара, немцы убаюкивали командование Красной Армии мыслью, что в начале войны основные усилия авиации будут направлены на удары по промышленным объектам и центрам – для экономического ослабления СССР. Отсюда советское командование должно было сделать вывод, что Германия нацеливается на затяжную войну и потому начало войны будет относительно спокойным.

Второе направление дезинформации скрывало суть плана «Барбаросса» и направление главного удара. Для этого немцы по разным каналам подсовывали нам детали своих первоначальных, впоследствии отвергнутых, вариантов плана нападения на СССР.

И наконец, для сокрытия даты нападения нашей агентуре в качестве таковых последовательно и упорно подсовывались сроки от второй половины мая до 15 июня включительно. Но назначенные сроки проходили один за другим, а нападения всё не было и не было. Это помогло командованию РККА еще крепче утвердиться в своем тяжком заблуждении, что война начнется не ранее начала июля 1941.

Давайте посмотрим, как немцы это проводили, на примере деятельности двух легендарных разведывательных групп, столь известных, что они не нуждаются в особом представлении. Такая известность уже сама по себе настораживает, поскольку самыми знаменитыми в истории становятся, как правило, именно провалившиеся разведчики (не провалившихся тщательно скрывают). Разумеется, провалиться можно по разным причинам, и факт провала сам по себе еще не причина, чтобы бросать тень на ценность добытой разведчиком информации. Но если провалившийся разведчик еще ДО его официального ареста начинал гнать поток дезинформации, то здесь вопрос должен ставиться уже так: использовали ли вражеские спецслужбы его втёмную или же он работал прямо по их указке? Ибо после внимательного прочтения сообщений иных «легендарных разведчиков» появляется мысль – может, лучше б они их вообще не присылали?

Г.Н. СПАСЬКОВ

СОЛДАТЫ РОССИИ

14 июня 2010 года на ТВ прозвучало небольшое сообщение, что во Франции будет установлен памятник русским солдатам, защищавшим Францию в годы Первой мировой войны. Запоздалая память. Но всё-таки почти через 100 лет вспомнить и оценить – это делает честь стране! Сегодня этот памятник установлен, но почему-то он больше напоминает памятник казакам, чем солдатам экспедиционного корпуса…

Вопросы и проблемы Первой мировой войны, честно надо признать, в Советской России в полной мере не исследовали. Причин здесь много и разных. Одна из них – бурный характер последующих событий привёл к утрате многих документов, а главное, что последовавшие бурные события полностью затмили Первую мировую войну.

И ныне этот вопрос не пользуется повышенным вниманием. Если подходить по большому счёту, фашизм в Германии был порождён результатами итогов Первой мировой войны, в частности, несправедливым Версальским договором. В 30-е годы прошлого века наш военный ученый А.Е. Снесарев (1865 – 1937) в своей работе «Военно-экономическая перспектива Германии» писал: «Германия продолжает стоять ещё перед висящим над нею Дамокловым мечом в форме требований Версальского договора. Им не видно конца. Где искать спасения? Пути разнообразны, но они многотрудны и почти непроходимы. Германский народ задыхается в поисках выхода, но отказаться от этих поисков не может, иначе ему грозит политическая смерть, небытие. Ещё ужаснее этой смерти то ярмо раба, которое выносит ныне страна. Отсюда естественно, что взор измученного народа вынужден обернуться за спасением к тому же страшному оружию, которое свалило когда-то страну в пучину, к войне…».

Нужно признать, что без участия России в Первой мировой войне Антанта вряд ли одержала бы победу над Германией и её союзниками. Ведь солдаты России били германо–австрийские войска не только на Востоке, оттягивая значительные силы германского блока, но и сражались непосредственно за Францию на Западном фронте. А между тем при победе Россию не пригласили на «пир» победителей в Версале 28 июня 1919 года, и более того, ей были предъявлены претензии по выплате царских долгов. Фактически Версаль поставил Россию почти на одну доску с побеждённой Германией.

Вопрос российских долгов муссировался и в Версале, и на Парижской мирной конференции в 1919-1920 годах, поднимался он и на Генуэзской конференции в 1922 году. Там советская делегация во главе с Г.В. Чичериным заявила, что т.к. правительство РСФСР отказалось от применения в отношении себя статьи 116 Версальского мирного договора, дававшей России право на возмещение в 16 100 000 000 золотых рублей, то военные долги должны считаться погашенными (военные долги России – 8 846 000 000 золотых рублей).

В сущности, если бы Франция на переговорах в 1924 году согласилась удовлетворить все наши претензии к ней, то не рассчиталась бы с нами и по сей день. Вот только один аргумент: «Гибель царской России – результат непосильного напряжения, сделанного в угоду Франции» (А.Е. Гутор – член комиссии по франко-русским отношениям). Одним словом, отношения Франции с Россией в Первой мировой войне можно образно охарактеризовать словами А.М. Зайончковского (1862-1926, военный историк): «По довоенным документам, Россия представляла страховое общество, которому Франция платила премию, чтобы застраховать себя от гибели в борьбе с Германией».

Франция не погибла и получила свою страховку сполна в виде германских репараций, Эльзаса и Лотарингии и новых колоний в Африке и на Ближнем Востоке, но этого ей показалось мало: она потребовала назад страховой взнос. Этот страховой взнос, не зная исторической сути вопроса, Франции оплатил Виктор Черномырдин в 1996 году за счёт нынешнего поколения русских людей. Таким образом, Франция получила от России всё, что хотела, и даже больше. Теперь можно вспомнить и тех, кто своей кровью спасал её в годы Первой мировой войны.

В своих претензиях к Франции в 1924 году наша сторона выдвигала и такой пункт – «По настоянию Франции в 1914 году русская армия, не считаясь с планами войны, брошена в наступление в состоянии не полной боевой готовности». Этот пункт подтверждает генерал А.А. Игнатьев, военный агент России во Франции в период Первой мировой, в своей книге «50 лет в строю»: «Хоть и неудачно был задуман наш первый налёт на Восточную Пруссию, а всё же, как теперь выяснилось, это сильно повлияло на моральное состояние немецкого командования и вынудило его в самую критическую для него минуту наступления на Париж перебросить на наш фронт целый полевой корпус. Да, вероятно, приостановить и другие, быть может, мне не указанные подкрепления».

Но этого французскому правительству было мало, и уже с февраля 1915 года оно вело переговоры с Россией об использовании русских войск на французской территории.

Согласие царского правительства было получено, и в 1915 году стали формироваться особые полки, которые в первой половине 1916 года в составе четырех особых пехотных бригад были направлены на Западный фронт: 1 и 3 бригады во Францию; 2 и 4 бригады в Салоники (Греция).

Первые полки экспедиционного корпуса были отправлены из Москвы в январе 1916 года через Сибирь и Манчжурию в порт Дальний, а затем пароходами морским путём в Марсель.

Через Манчжурию солдат везли в закрытых вагонах с максимальной маскировкой, опасаясь, чтобы немцы не заметили переброску русских солдат во Францию и не предприняли мер к потоплению кораблей. Германия вела неограниченную подводную войну.

Путь следования бригад, а также их участие в боевых действиях описаны в книге «Солдаты России» (Москва, Воениздат, 1978 г.), автор, Родион Яковлевич Малиновский, Маршал Советского Союза, Министр обороны СССР (1957-1967), был солдатом 1-й особой бригады Экспедиционного корпуса во Франции. К сожалению, эта книга больше не переиздавалась, как и другая – «Экспедиционный корпус» (Куйбышев, 1957 г.) – воспоминания участника тех событий Петра Кареева.

Я позже узнал эту литературу, а ранее мне удалось познакомиться на моей малой Родине в городе Острогожске Воронежской области с дядей моего друга, Черкасова Ивана Константиновича, Землянским Филиппом Ивановичем, рождения 1883 года, который был солдатом 1-го полка 1-й бригады Экспедиционного корпуса. Познакомились мы в 1968 году, я тогда ничего не записывал. Мне лишь запомнились его слова в духе русского солдата: «Я уже отслужил срочную службу и два года сверхсрочной службы. Когда предложили ехать во Францию, то сказал – куда пошлёт меня правительство, туда и поеду. Нужно во Францию, так во Францию!». И ещё показывал фотоальбом, которым его наградили за храбрость. Фотоальбом в 100 листов (по две фотографии на странице) – это весь путь 1-й особой бригады от Самары до Марселя, участие бригады в боевых действиях во Франции. Это фактически фотолетопись бригады. Когда я заинтересовался этим вопросом, Филиппа Ивановича уже не было в живых, но о нём мне много рассказала его сестра Ксения Ивановна, рождения 1902 года, к сожалению, ныне покойная. Альбом по наследству достался Ивану Черкасову, который и ныне хранится у него, уже пожелтевший от времени.

Те небольшие рассказы, которые услышал тогда, совпадают с воспоминаниями других участников тех событий.

Вот как в своих воспоминаниях, опубликованных в 1959 году в «Военно-историческом журнале», описывает морской переход А.М. Егеров: «За два месяца морского пути пришлось испытать немало трудностей – непривычная тропическая жара, плохое питание, умывались и стирали бельё морской водой, стеснённые условия – всё это пагубно отражалось на здоровье русских солдат, и почти в каждом порту высаживали на берег больных солдат…».

В первой половине апреля 1916 года бригада прибыла в Марсель. С винтовками на плечах, в летней форме, русские солдаты лихо промаршировали по его улицам. Французские буржуа захлёбывались от радости при виде молодых и здоровых парней, присланных царским правительством в обмен на вооружение и займы. А солдаты, поглядывая по сторонам, говорили: «Нас показывают французам, как товар!». К сожалению, этот товар – жизни русских солдат – так и не был принят в расчёт при дележе добычи, и Россия считается вечной должницей.

А потом была передовая. Вновь обратимся к написанным Егеровым строкам: «На всю жизнь запомнилась мне картина боя. Перед нашим полком находилась сильно укреплённая немецкая позиция с тридцатью рядами колючей проволоки, прикрывавшая три линии немецких окопов. Первая цепь наступавших была полностью уничтожена огнём немецких батарей. Несмотря на огромные потери, мы овладели деревней Курси, захватили богатые трофеи и взяли в плен несколько сот немецких солдат и офицеров. Немцам не удалось своими контратаками оттеснить нас с захваченных позиций».

Только в апреле 1917 года 1-я и 3-я русские бригады принимали участие в наступлении союзников на Западном фронте между Реймсом и Суассоном, русские полки потеряли около 6 тысяч человек.

В июне 1917 года 1-я и 3-я бригады были сведены в дивизию под командованием генерала Лохвицкого, которая размещена во французском лагере Ля-Куртин. Между тем сообщения о революционных событиях на Родине вызвали брожения среди личного состава дивизии. Большинство солдат требовало возвращения домой. Французское правительство всячески препятствовало этому. С помощью контрреволюционно настроенных русских офицеров солдат разделили на три категории: отнесенные к 1-й должны были использоваться в боях на фронте, ко 2-й – на работах в тылу, к 3-й (те, кто отказывался идти на передовую и работать) – ссылались в Северную Африку, фактически – на каторгу.

Пять тысяч русских солдат этапировали в Алжир, Тунис, Бизерту и другие порты. Из Алжира же, например, вчерашних воинов, защитников Франции, доставили в городок Медиа в Атласских горах, где был расположен концентрационный лагерь.

Моему земляку Филиппу Ивановичу Землянскому выпали все испытания «французского ада», упомянутые выше. Зачисленный в 1-й особый полк, который формировался в Москве в 1915 году, он только в 1920 году вернулся домой из Африки. Полк состоял в основном из молодых, физически сильных солдат, бывших рабочих и зажиточных крестьян, проживавших главным образом в центральных губерниях России. Солдат одели во всё новое, обмундирование подогнали по росту. Царь Николай II и его министры хотели, что называется, «показать товар лицом» союзникам по Антанте. «Товар», отданный в отменном виде, эксплуатировали нещадно. И те, кому довелось вернуться домой, были измучены и больны.

Землянский нёс службу в разведке, не раз в составе команд охотников участвовал в разведывательных поисках («Кудемены»), но кроме альбома других наград не заслужил. «Кому на грудь кресты, а у кого голова в кусты!» - невесело шутили солдаты. Многие, в том числе и Филипп Иванович, вместо крестов и кустов попали в рудники знойной Африки.

Добравшись до родимых мест, Филипп Иванович предпочёл винтовке плуг и стал работать на земле, пытаясь забыть оказавшуюся для него отнюдь не прекрасной Францию.

В заключение хочу привести отрывок из статьи известного военного учёного Андрея Снесарева «Послевоенные расчёты держав Антанты» (1926): «Разве не странно, что каждый пулемёт, каждое орудие, проданное нам Францией и разбитое, может быть, в первом же бою, остаётся долговой статьёй на плечах России, а любой из её погибших или искалеченных сынов – молодой и полный сил работник, который мог бы прожить ещё 30-40 лет и представлял бы поэтому крупную экономическую ценность – исчезает навсегда во взаимных учётах, словно бы жалкий трудовой нуль, бесконечно менее ценный какого-то орудия или пулемёта?».

Эта статья вошла в сборник «Кто должник?», вышедший небольшим тиражом в Москве (Авиаиздательство, 1926), когда была создана Комиссия по вопросам франко – русских отношений. Москва и Париж тогда пытались урегулировать долговые обязательства императорской России и Временного правительства перед французскими кредиторами. Увы, в материалы сборника не заглядывали руководители РФ в 1996 году, расплатившиеся по неверным счетам почти вековой давности, и нынешние, согласившиеся на приобретение ненужных нам четырех «Мистралей» (на вооружении французского флота находятся два «Мистраля»)…

Вадим Кулинченко

Р.S. В Первую мировую войну было вовлечено 38 государств. Численность действующих армий превышала 29 млн. человек, количество мобилизованных – 74 млн. Людские потери воевавших стран составил 10 млн. убитых, свыше 20 млн. раненых. Экономический ущерб был огромен. А главное, был произведён передел мира, который просуществовал недолго. Вторая мировая война начала новый передел мира, который сегодня подвергается сомнению. Опасный симптом…