Газета "Своими Именами" №9 от 25.02.2014

НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

(Продолжение. Начало в №№21,22,25,34,36,38,40,44,47,49-52 2013г., 3-8 2014г.)

К утру следующего дня, 21 июня, обстановка на советской стороне границы вновь резко изменилась.

Прежде чем рассказать об этом, следует напомнить, что еще несколько дней назад разговоры о возможности войны с Германией жестко пресекали, а солдат и командиров за них наказывали. Членам ВКП(б) это грозило исключением из партии, что было очень серьезным наказанием.

Однако в ночь с 20 на 21 июня, более чем за сутки до войны, во все приграничные округа пришел приказ привести войска в полную боевую готовность к 18 часам 21 июня. Одновременно войска получили предупреждение из Москвы, что немцы начнут войну через сутки – в 3-4 часа утра 22 июня. О предстоящем через сутки нападении Германии сообщили практически всему командному составу западных округов, вплоть до вспомогательных частей и подразделений.

Начнем с уникального свидетельства полковника И.С. Чернова, служившего в Управлении начальника строительства (УНС) №89 Прибалтийского военного округа. Эта организация строила Алитусский (Олитский) укрепленный район на участке прикрытия 11-й армии. Итак, слово полковнику Чернову:

"Работы на оборонительных сооружениях велись круглосуточно, и ранний рассвет в субботу 21 июня, казалось, не предвещал каких-либо событий. Не заходя в штаб, я пошел на объекты проверить состояние свежего железобетона. Вдали, у штаба, заметил необычное для столь раннего часа скопление командиров, но решил не задерживаться и пошел дальше. Темные казематы новых сооружений встретили мокрой духотой быстросхватывающегося бетона. Обойдя несколько долговременных огневых точек, убедился, что бетон почему-то не увлажняется, хотя уже припекало солнце, и на объектах нет ни одного человека. Мне как начальнику производственной части надо было принять срочные меры. Остановил грузовую машину с камнем и хотел проехать к штабу, но тут заметил приближающегося галопом всадника. Из седла с трудом вывалился военинженер Морев. Не здороваясь, я набросился на него: почему нет людей, не увлажняется бетон?

– Я, черт побери, ищу тебя чуть ли не час, - огрызнулся Морев, - коня загнал, а ты – бетон, вода! Кому они нужны теперь? строили, столько сил вложили в эти серые громадины, а вызвать их к жизни не успеем. Короче, война. Сегодня в ночь начнется война, и тебя срочно вызывают, - может, ты узнаешь больше…

В штабе начальник строительного участка военинженер второго ранга Меренков распорядился:

- Сегодня в ночь, батенька мой, - прервал он наконец молчание, - часа в три или четыре Германия начнет войну. Приказываю: в целях дезориентации противника бетонному заводу вхолостую, а камнедробилкам с полной нагрузкой работать непрерывно до открытия огня немцев, пусть слушают. Далее. Собрать в батальоне все мешки, а если не хватит, то и матрасовки, набить их песком. Кроме того, оборудовать для боя амбразуры наиболее готовых сооружений, расчистив от кустов и леса сектора обстрела. Готовность – восемнадцать ноль-ноль. Докладывать – мне. Должен прибыть пулеметный батальон и принять готовые точки. Но пока его нет, а есть только представители батальона, сдавайте им точки по мере готовности амбразур и расчистки секторов обстрела. Маскировочные заборы на точках снять только с наступлением темноты. (Мухин Ю. Если бы не генералы! М., Яуза, 2006. с.540-541; "Саперы", Современник, 1988, с.3-6.)

Повторю – это произошло рано утром 21 июня 1941 года. Полная боевая готовность частей и подразделений УНС-89 устанавливалась в 18 часов 21 июня.

Это свидетельство столь необычно, что есть необходимость подтвердить его другими подобными фактами. Ведь слова какого-то сапера идут против авторитета генералов с маршалами и легиона историков, которые десятилетиями внушали читателям, что сообщение о возможном нападении Германии было отправлено в войска только в ночь на 22 июня. Может, этот ветеран за давностью лет чего-то напутал?

Поэтому сейчас мы поищем аналогичные факты, подтверждающие свидетельство полковника И.С. Чернова. Нас интересуют два момента – верно ли, что в ночь с 20 на 21 июня войска получили приказ быть в боевой готовности и вместе с ним - извещение, что война начнется утром 22 июня? Понятно, что эти моменты взаимосвязаны: если где-то предупредили войска о предстоящем через сутки нападении Германии, то, следовательно, им приказали быть в боевой готовности. И наоборот.

Алитусский укрепрайон, где работал Чернов, строился на участке прикрытия 128-й стрелковой дивизии 11-й армии ПрибОВО. На рассвете того дня по боевой тревоге подняли также части других дивизий армии, занимавшие свои позиции. Вот раннее утро находившегося в полосе обороны 1-го батальона 142-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии:

"На рассвете 21 июня командир батальона капитан Дутов приказал дежурному по лагерю лейтенанту В. Доморникову объявить батальону боевую тревогу. В считанные минуты подразделения были в полной боевой выкладке, заняли свои боевые позиции. Всё выданное вооружение и боеприпасы остались на руках всего личного состава батальона". (Коновалов П. С. Десять лет в бою. Краткий боевой путь 5-й стрелковой – 44 гвардейской дивизии 1918-1945 гг. Киров, Кировская областная типография, 1995., с.44.)

А теперь войска соседней 8-й армии, и не менее поразительное свидетельство бывшего связиста из 286-го стрелкового полка 90-й стрелковой дивизии Г.И. Гудзенко:

"В ночь на 21 июня 1941 года в 2 часа ночи по боевой тревоге часть вышла к Германской границе в районе местечка Шилале, где и заняли оборону. Каждому связисту было выдано по 90 патронов. Все прибывшие сюда стали окапываться. К 5 часам утра каждый из воинов окопался и замаскировал свой окоп. Было это в виде учебной тревоги, но это была настоящая боевая тревога, ибо уже больше мы не вернулись в свой летний лагерь…

По подразделениям было объявлено, чтобы к 10 часам 21 июня 1941 года они были выведены на опушку леса. Никто не знал для чего. Заместитель политрука роты Гузенко Г.К. попросил, чтобы я взял бумаги и карандаш и все записал - кто и что будет говорить. Я так и сделал, ибо мне надо было выпустить боевой листок.

Митинг открыл старший политрук Гарелик и выступил командир [ошибка: комиссар] части Воробьёв. Он сказал: мы все читали в нашей печати о том, что распоясавшийся германский фашизм оккупировал уже Голландию, Бельгию, Францию, Югославию, Чехословакию и подтягиваются войска к нашим границам под любым предлогом. Значит все наши воины сержанты, старшины, офицеры в кратчайший срок должны сосредоточить все свои знания, все свои возможности и с данным нам оружием дать отпор врагу, если он посмеет напасть на нашу Родину. Мы полны решимости дать смертный бой, а если потребуется и жизнь и фашисты не пройдут. У нас есть чем защищаться…

Все выступающие клеймили германский фашизм и его вояк и клялись не жалеть своих сил и жизней, чтобы не пропустить врага на нашу землю.

После митинга я сразу взялся писать боевой листок. Его проверил политрук роты и приказал вывесить на кузове радиостанции. Боевой листок получился удачный и его охотно читали все.

Это был предпоследний боевой листок в моей жизни, о последнем боевом листке опишу ниже. После митинга все ушли к своим окопам". (Из книги "Девяностая, Ропшинская". ГП ИПК "Вести", СПб, 2006.)

Это факт не менее уникален – в 8-й армии войскам объявили боевую тревогу, а затем о предстоящей войне с Германией сообщили не только командирам, но и рядовому составу! (Хотя точный день и час немецкого нападения солдатам, видимо, не объявили).

Естественно, что время начала войны в округе сообщали не только стройбатам и стрелковым полкам. Будущий прославленный маршал бронетанковых войск П.А. Ротмистров в то время был начальником штаба 3-го механизированного корпуса:

"21 июня, буквально за несколько часов до вторжения немецко-фашистских войск в Литву, к нам в Каунас прибыл командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковник Ф.И. Кузнецов. Торопливо войдя в кабинет генерала Куркина, у которого я в то время был на докладе, он кивнул в ответ на наше приветствие и без всякого предисловия сообщил, как ударил:

- Есть данные, что в ближайшие сутки-двое возможно внезапное нападение Германии.

Мы молча переглянулись. И хотя нас в последние дни не оставляло предчувствие этой беды, сообщение Кузнецова ошеломило". (Ротмистров П. А. Стальная гвардия. )

Видимо, Ротмистров единственный из наших маршалов, кто прямо сказал читателям: командующий округом еще 21 июня, до злополучной Директивы №1, предупредил своих офицеров, что завтра начнется война. Вот только о времени предупреждения Павел Алексеевич сообщил весьма уклончиво – «за несколько часов до вторжения». При такой формулировке далеко не каждый поймет, что это предупреждение не имело никакого отношения к «директиве №1», поскольку 21 июня она не могла дойти ни до Кузнецова, ни, тем более, до его подчиненных. Авось не обратят внимания на число (21 июня) и сочтут, что Кузнецов сообщил это после получения «Директивы №1».

А теперь войска противовоздушной обороны ПрибОВО-СЗФ. В ночь на 21 июня они получили следующий приказ командующего Северо-Западной зоной ПВО:

Управление помощника

командующего войсками ПрибОВО

по противовоздушной обороне

№0054

20.6.41 23.30

Сов. секретно

Экз.№1

Начальникам пунктов ПВО ПрибОВО

Только командиру в/ч 1403

Подтверждая введение готовности №2 с выполнением всех мероприятий к 18.00 19.6.41г. ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Всю зенитную артиллерию, зенитные пулеметы и прожектора поставить на позиции в соответствии с разработанными Вами планов ПВО пункта и моими личными указаниями.

2. Ввести круглосуточное дежурство на всех командных пунктах и в подразделениях лиц командного состава.

Контроль за несением дежурства осуществлять лично Вам…

…

7. С 20.6.41г. совместно с МПВО организовать затемнение пункта, противопожарную оборону, медицинскую помощь пострадавшим и наметить помещения для использования их в качестве бомбоубежищ.

Командующий Северо-Западной зоной ПВО

полковник Карлин

Начальник штаба Северо-Западной зоны ПВО

подполковник Смирнов

(ЦАМО, ф.13815, оп.20225, д.1, л.4.)

Привожу этот приказ не полностью – там были хоть и важные, но обычные вещи по боеготовности: подвезти боеприпасы, предметы снабжения и т.д. Из документа видно нечто поинтереснее – что еще 18.06 был отдан приказ о приведении в боевую готовность частей ПВО к 18 часам 19 июня. Между 19 и 20 июня действие этого приказа в какой-то мере приостанавливалось (по какой причине – мы уже знаем). Но сейчас, в половине двенадцатого ночи 20 июня, командующий вновь подтверждал действие старого приказа – войскам быть в боевой готовности к 18.00 следующего дня!

Этих фактов уже достаточно для подтверждения вывода, что в ночь на 21 июня 1941 г. войска западных округов получили приказ быть в боеготовности, командирскому составу, кроме того, сообщили время нападения немцев на СССР – 3-4 часа утра 22 июня. Учитывая, однако, что кашу маслом не испортишь, а также длительность внедрения в умы людей обратного – что Сталин не верил в нападение и потому война свалилась на войска внезапно – пройдемся по другим округам (хотя, возможно, кому-то это покажется уже лишним).

ПРО КОНЦЛАГЕРЬ НА СОЛОВКАХ

30 октября, в День памяти жертв политических репрессий настоящие русские либералы несут цветы к «соловецкому камню». Потому как стали Соловецкие острова неким символом «коммунистического ГУЛАГа», местом с которого он якобы начался. Аббревиатура СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения) вызывает у них трепет. Но вот беда, наши либералы, как обычно, ленивы и нелюбопытны. Историю они знают плохо. Ведь иначе они бы придумали какой-нибудь иной символ для своих мероприятий.

Историческая правда состоит в том, что в двадцатом веке лагерь на Соловках создали белые. А именно, 3 февраля 1919 года правительство Миллера-Чайковского, которое поддерживали «западные демократии», приняло постановление, по которому граждане, «присутствие коих является вредным… могут быть подвергаемы аресту и высылке во внесудебном порядке в места, указанные в пункте 4 настоящего постановления». Указанный пункт гласил «Местом высылки назначается Соловецкий монастырь или один из островов Соловецкой группы…». Как пишет исследователь истории Гражданской войны П.А. Голуб, «вожди белого режима на Севере – Чайковский, Миллер, Мурушевский и прочие, уже пребывая в эмигрантском далеке, не уставали чернить большевиков за ссылку контреволюционеров на Соловки. Но при этом дружно демонстрировали провал памяти, а именно: дорогу на Соловки проложили именно они».

Впрочем, кроме Соловков, у «демократического правительства» Северной области были и иные места, куда они первыми начали отправлять своих политических соперников: острова Мудьюг и Иоканьга.

"Люди, названные военнопленными, доводились до крайних пределов голода: как голодные псы бросались, хватая обглоданные администрацией тюрьмы кости, зная вперед, что это будет стоить побоев прикладами, карцера и т.д. Организм заточённых был доведен от голода до состояния, когда незначительное дуновение ветра валило их с ног, что почиталось симуляцией, и потому на несчастных снова сыпались побои... Из заточенных на Мудьюге более 50 процентов расстались с жизнью, многие сошли с ума..." (Из заявления Архангельского совета профсоюзов, август 1919 г.)

А это про Иоканьгу: «В тюрьме применялись изуверские пытки: жгли каленым железом, закапывали живьем в землю. Широко применяли и железные кандалы. Заключенные пытались группами или в одиночку бежать, но их ловили и расстреливали… Анкета, проведенная Иоканьговским Совдепом уже после падения Северной области, показывает, что из 1200 арестантов, побывавших в застенках Иоканьги, лишь 20 человек принадлежали к коммунистической партии, остальные были беспартийные. Тысячи людей были погублены в тюрьме».

Вот итог деятельности настоящих основателей Соловецкого лагеря: "По неполным подсчетам исследователей Гражданской войны на Севере, через тюрьмы, концлагеря и каторгу прошло около 52 000 человек, то есть до 11% всего населения. Согласно официальным данным властей, по приговорам военных судов было расстреляно около 4000 человек" (Голуб П. «"Белый" террор на Севере России»).

Кто сейчас об этом вспоминает? Увы, почти никто… Ждать этого от собирающихся у «соловецкого камня» людей просто наивно.

Недавно я был в Кеми. Секретарь местной партячейки показал церковь, у которой в 1918 году были расстреляны молодые сторонники Советской власти. В советское время церковь не ремонтировали, поэтому следы от пуль, тех самых, были видны на ее стене. Еще совсем недавно. Но в эпоху «духовного возрождения» денег у РПЦ много, был сделан и ремонт кемской церкви. Следов на стене никаких больше нет. Поэтому туристы, направляющиеся на Соловки через Кемь, могут спокойно помолиться в отреставрированной церкви за «жертв большевистского террора».

В моем родном Олонецком районе, тогда уезде, в 1919 году, заняв населенный пункт, белые расстреливали на месте коммунистов и сочувствующих им. Всего в уезде были расстреляны белофиннами более 150 (по другим данным - 286) коммунистов, учителей, а также крестьян, подозревавшихся в сотрудничестве с Советской властью.

Историю белого террора в других регионах России я знаю плохо, но фраза командующего американскими интервенционными войсками в Сибири генерала У. Грэвс хрестоматийна: "В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 чел., убитых антибольшевистскими элементами".

Ну так кто должен отмечать День памяти жертв политических репрессий?

А.А. Дейнека. Наемник интервентов

Но ведь потом, – скажут мне оппоненты,- вы тоже расстреливали! Да, было дело. Но только потом! А сначала было так, что генерала Краснова, после разгрома его мятежа, большевики просто отпустили. Под честное слово, что он больше не будет… В мировой истории есть еще примеры, когда вот так вот отпускали противника, схваченного с оружием? Наивные как дети, честное слово! Между прочим, Краснов слово своё, понятное дело, не сдержал.

Но я, собственно, не о Краснове, а о нас, нынешних левых, нынешних коммунистах. Как-то получилось так, что мы почти смирились с неким ярлыком, который на нас наклеили. Начинаем оправдываться за «красный террор», подчас забывая о своих, гораздо более многочисленных жертвах. Зачем? Давайте лучше жёстко напоминать им об их деяниях. И помнить о наших павших. Потому что всегда, во всей мировой истории коммунистическое движение выступало как самое гуманное течение. Которое старалось гасить все вспышки стихийного насилия. И уж только тогда, когда приходилось защищаться… Но право на самозащиту имеет каждый. Более того, левые к жёстким мерам частенько прибегали с явным опозданием.

А уж если говорить о масштабах, то списки наших погибших перевесят все другие. Не так давно Медведев сказал что-то очень осуждающее в отношении Сталина, Но до этого Дмитрий Анатольевич, будучи в Финляндии, возложил цветы к могиле Маннергейма. Того самого, при котором в 1918 г. число жертв белого террора исчислялось в 40 тыс. человек. По неполным данным, 10 тыс. было казнено во время войны, 15 817 было расстреляно после победы белофиннов. В концлагерях умерло также около 15 тыс. человек. Это большое количество для страны с трехмиллионным населением. Как пишет историк В. Галин, в относительных цифрах в Финляндии было пропущено через тюрьмы почти 3% населения страны, что в 2-4 раза больше, чем содержалось уголовных и политических заключенных в ГУЛАГЕ. Гибли рабочие, крестьяне, интеллигенты. К слову, в весенние дни 1918 года погиб и Альгот Тиетявяйнен, он же Майю Лассила, редактор коммунистической газеты, придумавший веселую историю, которую все мы знаем по фильму «За спичками». Медведев этот фильм наверняка тоже смотрел.

30 октября в очередной раз будет отмечаться день памяти жертв политических репрессий. Недурно бы было к нему подготовится. Может быть даже к «соловецкому камню» прийти. Потому что именно у коммунистов есть все основания отмечать эту поминальную дату. Хотя бы затем, чтобы вспомнить всех наших павших.

Александр СТЕПАНОВ

СПОР В СТУДИИ НТВ

В эфире и после

- Александр Николаевич, кому этот так называемый «секретный протокол» был нужнее - Гитлеру, Сталину или Ельцину? - задала я Яковлеву прямой вопрос. И получила ответ: «Всем троим был нужен».

...2004 год. На «НТВ-плюс» записывается выпуск программы «Наши». Тема - только что вышедший фильм «Неравнобедренный треугольник» о предвоенных событиях в Латвии: «советской оккупации», «депортации», отношении к ним... Латвия оказалась в составе СССР в результате, как считается, «сговора Гитлера и Сталина». В студии помимо ведущего Льва Новоженова трое гостей: автор фильма, спецкор НТВ в Латвии Владислав Андреев, Александр Яковлев, заявивший некогда о необходимости признать «протокол», и историк Е. Съянова - то есть я.

Ведущий начал с вопроса Яковлеву: из чего исходила Комиссия, предлагая признать и осудить факт «секретного протокола»?

- Комиссия, - заговорил Александр Николаевич, - переворошила множество документов изо всех стран. Вся логика - а мы тоже не располагали оригиналом - показывала, что протокол есть. Нас выручил документ, переданный замминистра Ковалевым (бывший зам Шеварднадзе), - «протокол передачи дел» из архива Молотова в архив Министерства иностранных дел, пункт пять или шесть...

- Так нашли все-таки? - уточнил Новоженов.

- Уже после съезда, после того как образовались пятнадцать независимых государств, мне позвонил Ельцин и сказал: «Слушай, нашлись документы!»

- Как «после»?! - мой возглас растаял под высоченным потолком студии.

Хочу объяснить свою позицию. К версии «тайного сговора» я отношусь отрицательно, поскольку долго работала с немецкими архивными материалами. У меня свое понимание логики действий Гитлера. Он шел к войне. Авантюризм, блеф - вот его почерк. Кто-то поддавался. Кто-то пугался. Кто-то был вынужден принимать навязываемые условия игры - иначе проиграл бы сам.

Потому считаю: в августе 1939 года никакой дополнительный и секретный «протокол» просто не был нужен. Это потом предвоенный период стал оцениваться с учетом знания последующих событий. Теория заговора крепко сидит в общественном сознании. Два диктатора сели, сговорились, план действий записали на бумажке... Ах, бумажка до сих пор не нашлась? Так она сгорела! Или спрятали!

Но ведь в то время «секретный протокол» - всего лишь пятое колесо в стремительно катящейся телеге, ничего не меняющее в траектории ее движения! Гитлеровская военная машина все равно двинулась бы на Польшу (а потом на СССР). Сталин это понимал и действовал исходя из обстоятельств. Условно говоря: если известно, что Гитлер на Польшу нападет и Польша явно не устоит - так что, отдавать Гитлеру Западные Белоруссию и Украину? Это ведь не польские земли! Польша их получила в 1921-м, выиграв советско-польскую войну. И все 1920-1930?е годы в СССР твердили: земли не польские! (Методы, которыми потом утверждалась советская власть на всех присоединенных территориях, - отдельный вопрос.)

Сталин и Гитлер действовали согласно собственной стратегии. Допустим, что с нее можно было бы свернуть - тактически, чтобы выиграть время. Эту задачу и решал сам пакт. Но «секретный протокол» - он какую решал задачу?! Как использовать известный лишь двум сторонам документ в случае нарушения договоренностей? Ну условились между собой диктаторы о разделе сфер влияния, о будущих границах. А в той же Польше вермахт (или Красная армия) взяли да двинулись дальше. Что - Гитлер и Сталин будут на весь мир обвинять друг друга в нарушении секретного соглашения?

А вот после Второй мировой «чудом уцелевший документ» очень понадобился - уже другим силам. Начиналась холодная война. «Обнаружившийся протокол» как бы демонстрировал: уничтоженный Гитлер и сидящий в Кремле Сталин - два сапога пара.

Прошли годы. Наступил развод СССР на независимые государства. «Протокол» опять оказался к месту.

Идти «против течения» в споре о протоколе от 23 августа меня заставляет и то, что я не нахожу ответа на простые вопросы.

Впервые «протокол» всплывает во время Нюрнбергского процесса. Но как вам такой пассаж - из мемуаров адвоката Зайдля? «Я до сих пор не знаю, кто передал мне эти листы. Однако многое говорит за то, что мне подыграли с американской стороны, а именно: со стороны обвинения США или американской секретной службы». Далее «протокол» публикуется в «Сент-Луис пост диспач» - газете влиятельной, но провинциальной. Потом - в сборнике Госдепа... Разве это не напоминает классическую методику спецслужб по легализации «нужного материала»? Запуск слуха... «слив» в прессу (лучше не «центральную»)... А когда общественное мнение подготовлено - появление в официальных источниках.

При этом редко вспоминают, что речь изначально не идет о подлиннике. В архивах США, ФРГ и Англии хранятся лишь фотокопии из пресловутой «коробки фон Леша»!

Правда, в 1992 году Д. Волкогонов сообщил об обнаружении подлинников в России. Но ни один из нихтак и не был представлен специалистам и общественности. И даже когда во время работы над договором с Литвой МИД России понадобились эти подлинники, дипломатов отослали к журнальной публикации!

Могла бы продолжать - но у нас все-таки газетная статья, не разгонишься. При этом готова выслушать контраргументы. Например: переводчик Сталина В. Павлов подтверждал, что с Риббентропом обсуждались и подписывались конфиденциальные документы. Но те ли это бумаги, которые зафиксированы на «фотокопиях фон Леша»? Авторитетный историк Л. Безыменский изучал эти фотокопии в архиве МИД ФРГ. Но ведь к немцам они пришли уже от американцев!..

«Снять» вопросы можно только одним способом. Для начала - предъявить материалы, на которые ссылался Д. Волкогонов. На научной конференции, на архивной выставке - но публично. Покажите наконец реальные документы, а не кочующие по изданиям или висящие в Интернете пересъемки и рассказы, что «такой-то видел»!

Мне не хочется, чтобы этот материал был воспринят как «наезд» на покойного Александра Яковлева. Я к нему отношусь уважительно, хотя бы потому, что о Яковлеве-человеке мне тепло говорили люди, знавшие Александра Николаевича лично, при этом - его убежденные политические оппоненты. Тот наш разговор в студии был недолгим: эфирное время всегда поджимает. Про первый вопрос Яковлеву я сказала, о втором - ниже. Но сначала немного о послеэфирной беседе - наш спор продолжился, я упомянула одного историка, весьма «правильного» в советские годы, но враз «перевернувшегося» в 1990-е. Яковлев на произнесенное имя отреагировал жестким матюком солдата-окопника. Тут же извинился - вырвалось. А я вдруг ощутила: Александр Николаевич, фронтовик, умница, сильный человек, к пересмотру собственных взглядов шел через мучительный кризис, потому «флюгеров» не любил. Стала понятнее и его сдержанность при ответе и на мой второй вопрос: много чего повидавший Яковлев, видимо, продолжал размышлять над острыми темами и предпочитал недоговорить, чем сказать лишнее.

А спросила я вот что:

- Александр Николаевич, имеет ли историк право признать копии секретного протокола достоверными только на том основании, что последующие события развивались «по протоколу»?

- Историк такого права не имеет,-был ответ.

А политик? Этот следующий вопрос подразумевался, но не прозвучал. Однако Яковлев его понял и как-то печально развел руками.

Кое-что о «секретном протоколе». 23 августа 1939 г. в Москве нарком по иностранным делам СССР В. Молотов и министр иностранных дел гитлеровской Германии И. фон Риббентроп подписали «Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом» («пакт Молотова - Риббентропа»). Приложением к нему стал «Секретный дополнительный протокол». Принято считать, что, руководствуясь этим документом, СССР и Германия в преддверии войны оговорили раздел Польши, присоединение к СССР прибалтийских государств. (Дальнейших событий не касаемся - они известны.)

О существовании «протокола» перед войной в дипломатических кругах ходили лишь слухи - ведь воочию документ никто не видел. Официальная же версия его «всплытия на свет» такова. Немецкие экземпляры «протокола» сгорели в Берлине при бомбежке в 1944-м. Но в мае 1945 г. бывший служащий германского МИДа К. фон Леш передал англичанам якобы сохранившиеся микрофильмы-копии ряда дипломатических документов. Была там и копия «протокола». Англичане поделились находкой с американцами. Копию с копии на Нюрнбергском процессе как аргумент защиты пытался использовать адвокат Гесса Зайдль - но получил отказ, поскольку не смог объяснить происхождение документа. Спустя несколько месяцев «протокол» опубликовала американская газета «Сент-Луис пост диспач». В 1948-м он появляется в сборнике Госдепа США «Нацистско-советские отношения 1939-1941 гг.». С тех пор на Западе подлинность документа публично не оспаривалась, в СССР же отрицалась полностью. Во время перестройки этот вопрос изучала комиссия во главе с тогдашним секретарем ЦК КПСС А. Яковлевым. В декабре 1989 г. Съезд народных депутатов СССР поддержал мнение комиссии: несмотря на отсутствие самого документа, признать его подлинность, исходя из графологической, фототехнической и лексической экспертизы копий и соответствия последующих исторических событий содержанию документа. В 1992 г. об обнаружении оригинала «протокола» объявил военный историк Д. Волкогонов. Публикация документа в журнале «Новая и новейшая история» (№1-1993) дала возможность ввести его в научный оборот...

Елена СЪЯНОВА, argumenti.ru