Газета Троицкий Вариант # 50

Разбухнет Солнце, вспыхнет гелий,

Хоть обкурись ты трын-травой.

Конец печалей и веселий,

Да и Земли как таковой.

Устав от страхов и сомнений,

От «как не вышло бы чего»,

От постоянных изменений,

Благословляем статус кво,

Конец природного процесса,

Когда, пожратые жерлом,

Мы превратимся все в железо

И нас сдадут в металлолом.

Очарованье скромное нулей,

Начало века, все на распродажу,

Всю рухлядь старую, всю эту лажу,

Жизнь станет лучше, станет веселей.

Столетия как список кораблей.

Куда ж нам плыть? Я не из экипажа.

Наверно, что-то новое покажут —

Надежд несокрушимый мавзолей,

Иль Кафку, но без замка и процесса.

Да, натуральный ряд — залог прогресса,

Оптимистичен, словно Крошка Ру.

Не просто технологии, а нано.

Русалки на ветвях едят бананы

И под ноги бросают кожуру.

Ночь, шаманящие звезды, путешествие к Арктуру.

Получи билет в ракету, если сдал макулатуру,

Раздобыл в парткоме справку, снес анализы в больницу,

Снова сказку сделал былью, в кулаке зажал синицу,

Если не был, не имеешь, в лишних связях не замечен.

Воровать, так пять копеек, размышлять, так вроде нечем,

Соблазнять, так королеву, только нахрен ты ей нужен,

Съесть на завтрак все до крошки, а врагу оставить ужин.

Гуси, гуси полетели, дверь в стене, кольцо в кармане.

Вышел ежик из тумана и опять исчез в тумане.

Глупый пингвин робко спрятал и дрожит сильнее бури.

Самому-то хоть понятно, что забыл ты на Арктуре?

Ты ни о ком не думай свысока,

Кругом все очень важные персоны.

От инфузории до барсука —

Имеет всяка тварь свои резоны.

И если мне сомненье тяжело,

Не надо мне Самофракийской Ники.

Я вспоминаю девушку, весло...

Искусство от сохи, а не из книги.

Страшись обидеть даже существо,

Что, как Киже, фигуры не имеет,

Трактуй со всем почтением его,

Иначе знай — за ним не заржавеет.

Придет оно, большое, как потоп,

Рассердится, и кааак ногою топ!

Выведу я формулу, длинную и узкую,

Раз сейчас за формулы не грозят кутузкою,

Посчитаю что-нибудь никому не милое,

Напишу статеечку под своей фамилией.

Скажут — дурью мается — критики суровые,

Как Матроскин Шарика, попрекнут коровою,

Млеком напитаются или, может, брюквою,

Скажут, чтоб не хвастался греческою буквою,

Чтобы не тщеславился этой буквой греческой,

А сказал по совести, речью человеческой,

Как все люди добрые, как все люди скромные,

Для чего написаны закорючки стремные.

Горько зарыдаю я над судьбой-индейкою,

Как же соблазнился я этой вот идейкою?

Как же соблазнился я этой закорючкою?

Для чего листы марал шариковой ручкою?

Потому единственно формулы закручены,

Что другому вовсе мы с детства не обучены,

Жизни мы не нюхали, всхлипну сквозь рыдания,

А другого вовсе нам нету оправдания.