Газета Завтра 19 (1223 2017)

Вагончик тронется...

Вагончик тронется...

Галина Иванкина

11 мая 2017 0

"Стена кирпичная, часы вокзальные,

Платочки белые… глаза — печальные!"

Из песни

Роман "Анна Каренина" — вовсе не о любви и даже не об Анне. Камергерова жена с её буйной страстью — предлог. Вронский — вообще деталь. Он случаен, как всякий… пассажир. "Туда ехала с матерью, а назад с сыном…". Вагончик тронется — перрон останется. Главная мысль — не жар любви и безоглядная жертвенность, а гибель души в условиях урбанизма. Что спасёт? Уход от мерзостей городской жизни. Паровоз тоже выбран не случайно — в конце-то концов, отчаявшаяся фемина могла бы и в реке утопиться, благо таких случаев не только в художественной литературе, но и в жизни тогда хватало. Она не приняла яд, как мадам Бовари, не угасла от чахотки и не бросилась в какую-нибудь живописную пропасть. Надобно железное чудище — символ наступившей цивилизации, которая, по мнению многих современников, буквально пожирала человечество. "Век девятнадцатый, железный, воистину жестокий век!"

В те годы, когда Лев Толстой работал над своим романом, пышным цветом расцветала приключенческая литература с описанием всесильных машин, волшебных летательных аппаратов и подводных кораблей. Город наступает! Машина — вот благодетель слабого и ограниченного хомо-сапиенса. Публика рукоплещет и ждёт появления механических горничных и железных дровосеков. Россия "дворянских гнёзд" уходила безвозвратно. По сути, гибель Анны — это крушение старого мира. Поезд, автомат, колёсный монстр перемолол живого и мягкого человека. Анна для поезда — рыхленькая плоть, незначительная помеха.

Второй по значимости герой повествования (после паровоза!) — Константин Лёвин. Практик по стилю жизни и неисправимый идеалист по духу, он решает попросту сбежать в деревню — в глушь. Город — холодная громада, каменные джунгли, жестокий мир паровозов и пароходов, развратных женщин и праздно шатающихся мужчин. Город всех делает одинаковыми и равнодушными. Как впоследствии напишет Саша Чёрный: "Все в штанах, скроённых одинаково, при усах, в пальто и в котелках. Я похож на улице на всякого и совсем теряюсь на углах…". И продолжит: "В лес! К озёрам и девственным елям! Буду лазить, как рысь, по шершавым стволам. Надоело ходить по шаблонным панелям и смотреть на подкрашенных дам!". Время вносит свои коррективы: страх перед урбанизацией ушёл, но любовь — осталась, поэтому все экранизации (талантливые и не очень) — об Анне и Вронском, а паровоз давным-давно никого не пугает.

Сюжет "Анны Карениной" популярен у кинематографистов и уступает разве что саге о мушкетёрах. В этом смысле Анне повезло намного больше, чем её сестре по несчастью — госпоже Бовари. С той всё ясно и предельно скучно. Не то — наша Аннушка. Притом что западные режиссёры брались за эту лав-стори куда чаще, нежели отечественные. Мы наблюдали трепетную Вивьен Ли — средь пышных драпировок, специфичную Жаклин Биссет — с макияжем леди-босса 80-х, неженку Софи Марсо с детской чёлочкой и даже угловатую Киру Найтли, на которой старинный костюм сидел как хрестоматийное седло на той самой корове. Все эти Анны — никакие не Анны. Не Каренины. Просто картинка. Балы, шитые мундиры, свечи, шубы, фермуары и будуары. Россия-лайт для западной образованщины (для простаков — медведи-пурга-балалайки, но сейчас — не об этом). Кстати, самая первая экранизация — немецкая, 1910 года. Уже потом — спустя год — появился русский вариант, а вслед за ним и французский.

…Не так давно мы были свидетелями громкой премьеры — сам Карен Шахназаров рассудил: "А не замахнуться ли нам на Льва, понимаете ли, нашего Толстого?". И — замахнулся. Так сказать, Каренина от Карена. В отличие от многих критиков, я не стану ругать этот сериал. Он, как минимум, занятен. Да, называть его кинособытием года не приходится. Однако здесь имеется авторское видение и попытка обыграть классический и — чего уж там — набивший оскомину сюжет. Авторы сериала предлагают постмодернистскую игру на тему. Фантазию с продолжением. Как оно могло бы статься? Повзрослевший и отрастивший усы Серёжа Каренин встречает престарелого, но всё ещё импозантного Алексея Вронского. Перед нами — эпизод Русско-японской войны. Таким образом, одна из линий повествования — это военные действия в Маньчжурии. В китайской деревне, где располагается госпиталь после отступления, Каренин-младший оперирует раненого полковника — Вронского. Композиция картины выстроена вполне типично: два человека, связанных именем Анны, пытаются размотать трагический клубок, а действие из 1904 года постоянно переносится в 1870-е. Безусловно, это смелый жест — нагрузить общеизвестную фабулу дополнительным раскладом, но в данном случае оно того стоит. Мир глазами Вронского. История Вронского. Грех Вронского. Поэтому коллизия выглядит сильно порезанной, искромсанной. Отметены важные линии, убран и основной посыл романа. Тут — боль и нежелание жить. Война — в помощь. Всё это похоже на какой-то ретро-детектив в духе акунинского "Эраста Фандорина". Оно и выглядит как приключения Фандорина… без самого Фандорина. Кажется, именно он тут нужнее всего — придёт и скажет, как всё наметилось и разрешилось. Почему произошла эта смерть, кто виноват и что делать.

Подходит ли Елизавета Боярская на главную роль? Полагаю, не больше и не меньше, чем все остальные. Тезис о том, что наилучшей Анной была Татьяна Самойлова, — спорен и притянут за уши. Она играла не саму Каренину, а дух 1960-х, как тогда было принято. Порывы. Свежий ветер. Посему вышла не та зрелая, но капризная женщина XIX столетия, а порывистая девочка-шестидесятница, которая ищет не столько любви, сколько — себя, а заодно — выясняет отношения. Сходство подчёркивают макияж со "стрелками" и узнаваемая причёска 1960-х. У самойловской Анны гораздо больше сходства со стюардессой Наташей из "Ещё раз про любовь…", чем с книжной Анной Аркадьевной. Оттепель внесла свои коррективы. Есть и другие прочтения? Восторгаться театральной постановкой 1953 года с Аллой Тарасовой можно в одном случае: если это выдержать. Монотонно и вязко. Немолодые, полные люди играют в романные страсти. Великолепная дикция старой школы — каждый звук на своём месте, даже если речь зашла о запретной любви и гибели. Патетика. Ни капли живого чувства — исключительно слова-слова-слова. Как в тексте. Нафталиновый пафос, в коем тонут все смыслы. Что касается экранизации Сергея Соловьёва, то её хочется называть… "Асса Каренина". Сделано для Друбич и под Друбич. Ибо — Друбич! Как в "Ассе". Она царит и парит. Ею перенасыщен каждый кадр и всё пространство ленты. В конечном итоге становится неясно, как такая наполненная энергиями женщина вообще могла влюбиться — самодостаточность зашкаливает. Возвращаясь к Боярской: она отобразила современную героиню — то заторможенную, то нервную женщину с клиповым сознанием. Влюбляется, потому что ей приспичило. Или так надо — праздные дамы всегда при любовниках. Но что-то пошло не так — Анна влипла и потеряла контроль. Поэтому она орёт, бесится и бросается. В конечном итоге — под поезд. Претензии к чрезмерной худобе новой Анны тоже излишни. Кинообразы отвечают требованиям дня сегодняшнего: нынче в моде худоба, крупные рты, вздёрнутые носики. Какова героиня Толстого? "Анна была не в лиловом, как того непременно хотела Кити, а в чёрном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем её точёные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечною кистью. Всё платье было обшито венецианским гипюром". Тонкие кости, барственная полнота, маленькие руки — всё это ушло примерно туда же, куда и наряды, обшитые венецианским гипюром. Канули в Лету. Рука нынешней красавицы — увесиста и уверенна… Впрочем, среди всех Анн я бы не назвала ни одной фееричной. Стоит ли бранить Боярскую? Скорее всего, эта роль изначально сверхсложна (а быть может — невыполнима).

Если все Анны — посредственны, то все Каренины — удачны. И аристократично-подмороженный Гриценко, и вальяжный Олег Янковский, и, разумеется, красавчик Джуд Лоу. Шахназаровский сериал — не исключение. Виталий Кищенко — великолепен. Ровен и зловещ. Но — раним. Многослойный и тонкий типаж. Хороша и Татьяна Лютаева в роли графини Вронской — немолодой, но всё ещё красивой львицы, которая с юных лет знает основное правило светского бытия: можно всё, если соблюдены "приличия". Удивила характерная Виктория Исакова в качестве Долли. На мой взгляд, это не её роль — тут, скорее, вырулила бы циничная, шикарная Бетси Тверская, но никак не Долли. Увы и ах — Шахназарову зачем-то понадобилось "ломать" амплуа Исаковой. Интересен ли Вронский (Максим Матвеев)? Этот персонаж априори пуст — каким бы ни был актёр, он не в состоянии наполнить вакуум. Вронский — пунктир. Анна придумала его. Не Толстой, а именно сама Каренина. Сочинила, а потом — влюбилась до смерти. Матвеев красив и даже очарователен. Он умеет лицедействовать — его Ставрогин в сериале "Бесы" выше всяких похвал. Но в данном случае играть нечего. Актёрство раскрывается только в военных сценах, которые не имеют отношения к толстовской драме. Особо хочется отметить художников по костюмам: скрупулёзное и чёткое следование модному силуэту заявленной эпохи — довольно редкое явление в историческом и костюмном кино. Перед нами дамские платья с турнюрами — такие, какими они были в 1870-х годах. Обычно же нам предлагают оценить буйно-забойную фантазию на тему старинных дам в чём-то пышном. Точно и грамотно решено пространство: мы видим высокие — слишком высокие — потолки в доме Карениных, угрюмую пустоту парадных зал, спален, столовых, и это создаёт особое настроение. Уже проще понять, от чего Анна бежит. Не от Каренина, а вот из этих стен.

Можно ли предположить дальнейшую судьбу этого сериала? Будет ли он востребован зрителями через год-два-десять, или его забудут, как очень многие мега- и супер-проекты? Сказать сложно: мы живём в состоянии информационного стресса, телевизионные "фавориты" не успевают мелькнуть, как они уже устарели, забылись, улетели в корзину. Важно другое: "Анна Каренина" Льва Толстого — это история на все времена. Вагончик — тронулся.