Газета Завтра 215 (2 1998)

Николай БОЙ БЕЗ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

ТЕКСТ ПОСЛЕДНЕГО в минувшем году радиообращения Ельцина к стране надо читать и перечитывать: “Для большинства очевидно - заметных успехов мало. Повседневная жизнь многих наших сограждан по-прежнему трудная”.

Подобную скорбь о бедах народных из уст батюшки-президента мы уже слышали и в былые годы. Но никогда раньше, вздыхая над житейскими трудностями большинства граждан, Ельцин ни единым словом не бросал тень на стратегию своей политики. И вот теперь, на исходе 97-го, он вдруг молвил по радио: “Выпустив на свободу рынок, мы многое не учли. Задав ему правовые рамки, забыли о законах нравственных… Вместо призыва “Даешь Днепрогэс и Магнитку!” сначала кричали “Приватизация любой ценой!”, чуть позже - “Загоним доллар в валютный коридор!” Остальное, мол, потерпит-подождет.”

В этих фразах нет раскаяния, но есть четко выраженное разочарование главным постулатом реформ. Постулатом о том, что вольный рынок, передача госсобственности в частные руки и истребление инфляции сами по себе приведут к решению всех социально-экономических проблем страны.

Прощаясь с уходящим годом, Ельцин, похоже, простился и с многолетней верой в чудо от рыночной стихии и приватизации. Его пренебрежительный тон к стержневым лозунгам нынешнего курса реформ свидетельствует о том, что он дозрел до некой переоценки ценностей. Призрак ревизии гайдаризма-чубайсизма явно бродит по Кремлю. Бродит бок о бок с прогнозом о неизбежном росте долгов по зарплатам и грядущем распаде систем жизнеобеспечения страны. Но следует ли из этого, что уже в наступившем году Ельцин начнет открещиваться от всего содеянного в России в 9297-м и приступит к корректировке курса режима?

Запуск реформ в январе 92-го был воспринят в обществе, как гром в середине зимы. Нововведения выглядели дерзкой кабинетной импровизацией - экспериментом без подготовки и увязки с жизнью. На самом же деле - почва для этих нововведений готовилась пять лет. Готовилась осознанно или по недомыслию высшей советской номенклатуры во главе с Горбачевым и Рыжковым.

В 85-м, когда генсек ЦК КПСС и председатель Совмина СССР взялись за социально-экономические преобразования, страна беспрекословно подчинялась высшей власти. А это значит, что Горбачев с Рыжковым могли решить все наболевшие проблемы.

Могли устранить абсурд в ценообразовании и начислении зарплат и, таким образом, дать трудовым коллективам новые стимулы к работе и ресурсосбережению. Могли выправить перекос индустрии в сторону ВПК и бросить накопленные в “оборонке” высокие технологии на производство качественного ширпотреба. Могли не сворачивать экспорт оружия, а, наоборот, выставить на мировой рынок самые привлекательные его образцы, и на доллары от их продажи полностью удовлетворить внутренний спрос на импортные товары - джинсы, видеотехнику, компьютеры - и получить рубли для структурных преобразований своей экономики…

Короче говоря, административными методами руководители СССР могли повысить благосостояние своего народа гораздо больше, чем руководители Китая. Но в Китае перестройка привела к бурному росту производства товаров массового спроса, а в СССР - к очередям за водкой и табаком и к исчезновению из магазинов тех товаров первой необходимости, которые прежде не были в дефиците.

“Верните нашим детям сгущенку и шоколадные конфеты!” - этот плакат на шахтерском митинге в кузбасском городе Междуреченске в 89-м наглядно иллюстрировал плоды бурной перестроечной деятельности Горбачева и Рыжкова.

И в 89-м, и в 90-м экономика страны работала примерно так же, как и в 85-м. Но уровень жизни большинства понизился. Большинству стало жить хуже, потому что лучше стало жить меньшинству. Горбачев и Рыжков наплодили кооперативов и совместных советско-иностранных предприятий, через которые меньшинство могло преспокойно обогащаться за счет большинства.

Шашлычные, пирожковые, швейные и сервисные кооперативы, дав взятку распорядителям ресурсов, приобретали сырье по твердым государственным ценам, а готовую продукцию продавали по ценам рыночным. Совместные же предприятия делали состояния на разнице государственных цен в СССР и рыночных за рубежом: туда гнали то, что у нас стоило дешево, а там дорого, оттуда везли то, что там было дешево, а у нас - было в дефиците и продавалось за черный нал..

Наряду с так называемыми предпринимателями шанс на легкое обогащение Горбачев с Рыжковым предоставили и руководителям сырьевых предприятий, которым было позволено самостоятельно экспортировать часть их продукции в обмен на импортный ширпотреб и на нем делать свой бизнес.

В ХОДЕ ПЕРЕСТРОЙКИ произошло не только первоначальное накопление капитала прослойкой “новых русских”, но и его легализация в коммерческих банках и торговых биржах, в рекламных агентствах и акционерных обществах.

Скромный заведующий лабораторией института проблем управления Борис Березовский в 89-м стал гендиректором АО “Логоваз”. А гендиректор кооператива “Инфэкс” Владимир Гусинский в том же году превратился в президента коммерческого “Мост-банка”. Из кооператива “Москва III” в правление коммерческого банка “Столичный”, также в 89-м, переместился Александр Смоленский. С 89-го по 90-й состоялось рождение коммерческого межбанковского объединения “Менатеп” во главе с Михаилом Ходорковским. На исходе 80-х кооператив Михаила Фридмана “Альфа-фото” сделался компанией “Альфа-Эко” и затем “Альфа-банком”.

Становление бизнеса как вышеупомянутых, так и неупомянутых, но известных ныне предпринимателей, произошло благодаря Горбачеву и Рыжкову. Именно их политика создала в недрах социалистической экономики полукриминальный капиталистический уклад и вскормила класс “новых русских”.

Разделив страну на все более нищающее большинство и все более богатеющее меньшинство, Горбачев и Рыжков оказались между двух огней. Большинство не связывало с ними надежд на лучшее, меньшинство не видело в них гарантов сохранения и приумножения капиталов. В результате они стали неугодны ни бедным, ни богатым.

Всеобщее недовольство высшим руководством СССР отчетливо проявилось в настроении избранных в марте 90-го народных депутатов РСФСР. Их съезд принял декларацию о суверенитете России, а их Верховный Совет постановил обособить российскую финансовую систему. Два этих шага депутатам продиктовала не ненависть к единому союзному государству, а неприязнь к союзному руководству, которая объединила выразителей интересов как большинства, так и меньшинства.

У Горбачева как у президента СССР было полное право по закону отменить и декларацию о суверенитете РСФСР, и постановление об обособлении ее финансовой системы. Но поскольку у него уже не было поддержки в обществе, то он дрогнул и не решился на конфликт с сепаратистским российским руководством.

Остановить суверенизацию РСФСР и, стало быть, разрушение Советского Союза могла только новая социально-экономическая политика центра, которая бы устраивала большинство населения. И так как не вся советская номенклатура утратила инстинкты государственности, то попытка введения такой политики состоялась.

В ноябре 90-го на заседании Верховного Совета СССР на президента Горбачева был обрушен вал критики за кризисное состояние страны. Он в ответ затевает административную перетряску, преобразует Совет министров СССР в Кабинет министров при президенте, и в январе 91-го избавляется от своего ближайшего соратника по перестройке Рыжкова с тем, чтобы выставить его ответственным за кризис. Главой кабинета министров Горбачев по настоянию трезвомыслящей номенклатуры назначает Валентина Павлова - финансиста с тридцатилетнем стажем, который знал все тонкости государственного механизма, был предан государству, обладал твердым характером и являлся давним сторонником рыночных преобразований. Его назначение путает все карты российского руководства. Павлов с достоинством отражает попытку Ельцина смять союзный центр с помощью шахтерской забастовки и приступает к созданию программы плавного эволюционного перехода страны к рынку по китайскому образцу. Под эту программу, дабы исключить криминализацию рынка, Павлов проводит обмен денежных купюр и изымает у теневого бизнеса 12 миллиардов рублей. Еще 22 миллиарда сомнительных рублей были заморожены. То есть из оборота оказались выведены 34 миллиарда рублей из 96. Это стабилизировало потребительский рынок и позволяло приступить к освобождению цен на некоторые товары. Частичная либерализация должна была начаться осенью после подсчета урожая. То есть Павлов планировал реальные шаги по внедрению рыночных отношений в интересах большинства. Но понимая, что они встретят ожесточенное сопротивление меньшинства, которое гораздо больше устраивал дикий неконтролируемый рынок, он в июне 91-го предложил Верховному Совету СССР принять ряд мер: подчинить правительству налоговую службу, восстановить единство банковской системы СССР, создать общесоюзный орган по борьбе с преступностью на принципах ФБР США.

Если бы введение этих мер нашло поддержку не только у депутатской группы “Союз” в Верховном Совете СССР, но и у президента СССР, то осенью 91-го страна бы получила возможность планового перехода в рынок без полного обнищания десятков миллионов граждан, без кризиса сбыта и свертывания наукоемкого производства, без растранжирования сырьевых ресурсов. Но Горбачев, к лету 91-го осознавший, видимо, собственную неспособность управлять великой державой, уже вынашивал план превращения этой державы в аморфный конгломерат независимых республик, где ему была гарантирована необременительная, но почетная роль формального лидера.

Акция ГКЧП по изоляции Горбачева в Форосе была акцией по спасению союзного государства, а не павловской программы реформ. Но провал этой акции поставил крест и на этой программе. Дефицит политической воли перечеркивает все, в том числе и самые здравые замыслы в экономике.

У ЕЛЬЦИНА ДО ТОГО, как он получил всю полноту власти в Российской Федерации никакого собственного курса реформ не было. Среди его окружения имела популярность программа Явлинского-Шаталина “500 дней”, скопированная с программы Валентина Павлова, но крепко сжатая по срокам и лишенная ограничителей на нововведения. Ельцин и сам о ней не раз одобрительно отзывался. Но когда пришло время выбирать, то он повел себя не как глубокий эконом, отличающий более хорошее от менее хорошего, а как беззастенчивый политик, для которого главное - получить социальную опору, позволяющую сохранить власть.

Такую опору для себя Ельцин увидел в созданной Горбачевым и Рыжковым прослойке “новых русских” - в спекулятивно-финансовой буржуазии.

Она и связанные с ней криминальные структуры имели тот потенциал энергии, который был важен в политике и которого не было ни у чиновничества, ни у интеллигенции, ни у армии, ни у профсоюзов. Ставка Ельцина на спекулятивную буржуазию являлась одновременно ставкой на Запад, поскольку уже в годы перестройки интересы полуподпольного отечественного капитала тесно переплелись с интересами западного капитала.

Вариант реформ, устраивающий тот и другой капитал, к тому времени был опробован в Польше. Опробован польским премьером Бальцеровичем под руководством гарвардского профессора Джеффри Сакса. В России у Сакса тоже был достойный ученик.

После августовских событий Ельцину доложили, что есть молодой экономист - внук пламенных революционеров Аркадия Петровича Гайдара и Рувы Лазаревны Соломянской, который предлагает революционный путь реформ, всецело одобряемый в Международном валютном фонде, - Егор Гайдар. В сентябре 91-го Ельцин включил Гайдара в рабочую группу при Госсовете РФ, в ноябре ознакомился с его проектом реформ и тогда же назначил зампредом правительства, министром экономики и финансов, предоставив ему тем самым полную свободу действий.

Вторым человеком в правительстве де-факто стал философ из Свердловского института повышения квалификации металлургов Геннадий Бурбулис, который должен был обеспечивать политическое прикрытие реформ и их пропаганду.

Вся огромная собственность российского государства передавалась под контроль доцента из Питера Анатолия Чубайса, назначенного зампредом правительства и председателем Госкомимущества.

Внешнеэкономические связи крупнейшей в мире страны передавались в ведение старшего научного сотрудника академического НИИ Петра Авена.

Посты вице-председателей в правительстве реформ получили также московский журналист Михаил Полторанин, директор завода стеклотары из Камышина Валерий Махарадзе, завотделом столичного института Борис Салтыков.

Как мы видим, никто из ведущих реформаторов не прошел школы государственного управления на разных ее ступенях. И это было не случайно, ибо правительству реформ ничем управлять и не надлежало, что вскоре стало очевидно для многих и что ярко выразил на Съезде народных депутатов РФ в конце 92-го Аман Тулеев: “Считаю, что в России сознательно создается хаос. Президент утром издает один указ, в обед - другой, противоречащий первому. Экспортно-импортные тарифы меняются через два-три месяца. Все это усиливает неопределенность и во внутренней политике, и во внешне-экономической деятельности. А это - идеальное условие для тех, кто хапает и растаскивает.

Сужу по своему региону. Отдельным коммерческим структурам - отдельным с ведома и за подписью правительства - отданы лучшие здания за бесценок. Им даются всевозможные льготы. Соответственно, ими гребутся миллионы, которые должны поступать в бюджет области или в государственную казну. Валютная выручка от продажи сырья оседает на личных счетах кучки дельцов в загранбанках. При лицемерном заявлении о “народной” приватизации акции предприятий концентрируются в руках номенклатуры, спекулянтов, перекупщиков. Послушайте, до чего мы дошли. Газета “Известия” учит толстосумов, каким образом избежать налогов, чтобы они не попали в казну, а оставались у них.

О коррумпированности нашего правительства, наших чиновников расписано в стихах и в прозе во всех иностранных газетах. Уже известно, кому дать, за что дать, сколько “положить на лапу”. Об этом говорит и президент, нисколько не смущаясь…”

Подчеркнем сказанное Тулеевым: в России сознательно создается хаос. Создание в стране хаоса как идеального условия для воровства и было главной задачей правительства реформ, фактическим руководителем которого являлся сам президент Ельцин.

В отличие от Горбачева и Рыжкова, которые всю перестройку, с одной стороны, позволяли меньшинству обогащаться за счет большинства, а с другой - ограничивали аппетиты меньшинства и невразумительно пытались что-то сотворить во благо большинства, Ельцин решительно отказался сидеть одновременно на двух стульях. Введя неконтролируемые цены и дав добро на халявную приватизацию, он тем самым внятно заявил меньшинству - спекулятивной буржуазии, бандитским группировкам, тузам-хозяйственникам и чиновничеству: вам обогащаться не только можно, но и нужно. Хватайте все, что сумеете схватить: сервис, промышленные предприятия, рудники и скважины, присваивайте валютную выручку, не брезгуйте взятками, не платите налогов и таким образом наживайте себе состояния, из которых образуется рынок частных капиталов - основа такого же цивилизованного товарного рынка, как на Западе.

КУРС ЕЛЬЦИНА к цивилизованному рынку через ограбление большинства меньшинством и через кровавые разборки из-за дележа собственности не приняли его ближайшие соратники по борьбе за суверенитет России - вице-президент Александр Руцкой и председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов. Не приняло этот курс и подавляющее число народных депутатов РФ. В декабре 92-го их VII съезд отказался признать в должности председателя правительства автора курса Гайдара. Виктор Черномырдин, которого съезд утвердил главой правительства, объявил с его трибуны, что он будет проводить реформы, но реформы в интересах народа. То есть пообещал внести изменение в их курс.

Первое сражение между президентом Ельциным и парламентской оппозицией закончилось вничью. Но поскольку Ельцин на компромисс не согласился, а Черномырдин взял свое обещание обратно, то с марта 93-го противостояние между исполнительной властью в целом и депутатским большинством вернулось на круги своя.

После летних отпусков Ельцин начал демонстративные поездки в подмосковные воинские части, что свидетельствовало: он больше не надеется отстоять свой курс реформ мирным путем. Общественное мнение, несмотря на телерадиоблокаду парламентской оппозиции, склонялось в ее сторону. Нищающее население видело в реформах Ельцина не путь к цивилизованному рынку, а путь к уничтожению отечественной индустрии, науки, образования, культуры. Парламентская оппозиция смелела, увеличивала ряды своих сторонников, и антиконституционному указу Ельцина N 1400 о роспуске съезда народных депутатов в сентябре 93-го не подчинилась.

В возникшем конфликте за парламентской оппозицией были симпатии разрозненного большинства, из которого выделилось несколько тысяч желающих защитить ее своими телами. За Ельциным были симпатии Запада, сказочно обогатившегося за счет его реформ и готового простить ему любые преступления, и симпатии сплоченного агрессивного меньшинства, в преданности которого он не сомневался.

Имея такой тыл и имея огромные деньги меньшинства на оплату карательных операций, Ельцин сначала на пять дней блокировал Парламент, а потом 4 октября расстерял его.

И кровь сотен убитых, и фальсификация голосования за новую Конституцию, легализовавшую госпереворот, при симпатиях Запада и богатого меньшинства в России, сошли Ельцину с рук. Он раздавил оппозицию, он был полностью оправдан тьмой продажных певцов демократии за пролитую кровь и липовое одобрение народом Конституции, но торжества победителя почему-то не испытывал.

24 февраля 1994 года Ельцин выступил перед новым парламентом - Федеральным собранием - с ежегодным посланием, где неожиданно для многих сказал: “Мы не имеем пока нормальной рыночной экономики, зато вольготно чувствуют у нас себя те, кто обманывает и применяет насилие. Чиновник, который прежде верстал план и делил фонды, теперь нередко торгует централизованными кредитами, экспортными квотами и лицензиями.

Действующие структуры государства до сих пор пронизаны духом безответственности и произвола… В работе органов власти как в центре, так и на местах, много неразберихи и путаницы.

В нынешней российской ситуации выживает не тот, кто производит лучшую продукцию, не тот, кто работает на потребителя, в ней выживает тот, у кого больше льгот и привилегий, кто добился покровительства властей.

В нашей налоговой системе любому предприятию и предпринимателю честно можно только умирать. Жить невозможно.

Мы теряем современную технологическую инфраструктуру, ценнейшие, прежде всего наукоемкие, производства. Мы отстаем не только от мировых достижений, мы отстаем уже от самих себя.

Государство в нынешнем виде не справляется с выполнением своих важнейших функций, и прежде всего с обеспечением порядка, прав и безопасности граждан.

Нужно с горечью признать, что сфера науки, культуры и образования превратилась в зону бедствия.

Миллионы людей в нашей стране находятся за чертой бедности. Большинство людей испытывают постоянную тревогу за свой завтрашний день, за будущее своих детей и престарелых родителей”.

Расстреляв в октябре 93-го народно-патриотическую оппозицию и почувствовав себя в безопасности, Ельцин спокойно оглянулся вокруг и обнаружил, что он своими реформами превратил страну в зону бедствия, в зону удушения производства, в зону нищеты, в зону безответственной и насквозь продажной власти.

Нечто похожее, видимо, произошло с ним и на исходе 97-го года. Удушив в объятиях коммунистическую думскую оппозицию в октябре-ноябре, усадив ее за “круглый стол” с собой и сделав таким образом безопасной для себя, Ельцин опять спокойно огляделся вокруг и увидел все те же зоны бедствия.

В его послании Федеральному Собранию в феврале 94-го витал дух ревизии курса гайдаризма-чубайсизма. Такой же дух витал и в его последнем радиообращении к стране в декабре 97-го. Но как тогда он не произвел эту ревизию, так не произведет ее и теперь.

Всей своей деятельностью в девяностых годах Ельцин доказал, что он умеет только бороться за власть и только разрушать то, что есть. Все, кто попадал в его команду, немедленно приобщались к разрушению, встраивались в систему неизменно царящей во власти коррупции и пальцем о палец не ударяли, чтобы что-то поменять. Исключение из правил составили лишь два министра - Владимир Полеванов и Юрий Николаев. Но уже при попытке к бунту первого немедленно изгнали из Госкомимущества, второго - из погранслужбы.

К переменам режим Ельцина неприспособлен, к созиданию непригоден. Думская оппозиция, увы, взяла курс на встраивание в этот режим и, стало быть, в настоящее время в стране, уверенно шагающей к катастрофе, альтернативу политике Ельцина противопоставить некому.

В политических битвах шести последних лет победителей не оказалось, потому что побежденной оказалась страна. Но в этих битвах заявило о себе немало умных и смелых людей - таких, как Валентин Павлов и Олег Шенин, таких, как Виктор Алкснис и Георгий Тихонов, таких, как Сергей Бабурин и Николай Павлов, таких, как Михаил Астафьев и Илья Константинов, таких, как Виктор Анпилов и Александр Баркашов. Сегодня все они с их идеями, с их опытом поражения, с их видением будущего живут каждый сам по себе. Что же должно произойти, чтобы противники режима вместе заглянули в пропасть, в которую катится страна?

От редакции газеты “Завтра”: всех деятелей антиельцинской оппозиции разных лет мы приглашаем выступить на наших страницах со своими оценками нынешней ситуации в стране, прогнозами на развитие событий и предложениями по дальнейшей борьбе с режимом.