Были времена — и мы были счастливы. Камни наших домов прочно врастали в землю, жизни наших родов слагались в историю страны. Прошлое было возделано: расчищены буераки, скрыты от глаз заповедники — на этом фундаменте мы могли строить будущее. Как наследники минувших просторов мы писали биографии своих фамилий на полях целого государства. Карта истории была проста и понятна, наш курс был ясен, ибо мы знали, откуда исходим. Настоящее неразрывно перетекало из явного вчера в несомненное завтра, и оттого мы купались в вечности. Мы жили в предвкушении Золотого века…
Десяток лет назад это оборвалось — как отрубили конечность: питающие нас ткани изодрались в месиво оголенного мяса, и из лопнувших сосудов на нас хлынула кровь предков. История пресеклась; ныне ее останки переписываются заново, и отточенные перья борзописцев скрывают в пыли веков последние следы наших героев, праздников, достижений.
Была эпоха, когда мы ощущали право творить собственные идеалы. Они нужны были, чтобы окрылять нас. Как бастионы устрашают врага, как руны на мече отгоняют злые чары, как мешки с песком ограждают реку, так же идеалы наши служили защитой от хаоса. Мы писали образы, как иконы, и окружали ими себя: героями песен и кадрами кинофильмов, лозунгами демонстраций и орнаментами станций метро, планами новых городов и силуэтами новых самолетов. "Александр Невский" бился с немцами в наших рядах. Фотоулыбка Юрия Гагарина вселяла гордость за то, что он жил на нашей земле. Золотой бросок Александра Белова вздымал нас куда выше баскетбольного кольца. Глеб Жеглов стрелял в преступников, прикрывая нашу спину. Кадры прощания с олимпийским Мишкой приводили к очищению души. Образы идеалов были столь реальны, что обрастали плотью, вживаясь в нас. Мы вкладывали в них избыток жизни и мощь побед, на их примерах мы растили детей, и образы эти становились частью нас, вплетаясь узорами в гладь нашей истории…
Но идеалы не сберегли нас, и сегодня враги выдирают их с мясом, выкрадывая тысячи привязанных к ним человеческих сердец — так нежные цветы рвут с корнями и теплыми комьями чернозема. Стоит стереть образ — как истончаются сросшиеся с ним целые жизненные пласты, запечатленные в памяти миллионов соотечественников. Будто выдергивают закладной камень — и все здание обрекается на гибель.
Славные символы прошлого больше не принадлежат нам. Теперь над ними колдуют алхимики электронной Хазарии. "Старая квартира" и "Как это было", "Русский век" и "Загадки истории", "Намедни" и "Старый телевизор", "Старые песни о главном" и "Новейшая история" — на каждом канале трудятся могильщики идеалов, втаптывающие их в грязь, захламляющие мишурой. Советские легенды безжалостно просеиваются сквозь костомолку их "мозговых штурмов"; гордые образы, которыми дышала вся страна, загоняются в смрадные перегонные кубы телевизоров и переплавляются в новые идеологии ТВ-проектов.
Враги сильны и коварны. Одни бьют наотмашь, бесстыдным враньем стирают людскую память, новейшими технологиями подавляют сопротивление, заставляют уверовать в ложь, небылицы, навязывают нам чужих отцов и матерей, обращая символы прошлого в небытие. Другие, как термиты, исподволь вгрызаются в основания остывающих идеалов, мало-помалу перетирая в пыль их твердь, оставляя в целости лишь контуры, и казавшийся незыблемым символ деформируется, превращается в абстрактный миф, приобретает гротескные черты и начинает работать против своих создателей, уродливо и ущербно.
Дорвавшиеся до легенд алхимики истории обволакивают их слизью фальши, покрывают проказой похабщины и суеты: в их передачах "Невского" заново снимают на пенопластовом льду; и Гагарин взлетает от Земли не первым, а двадцатым; и идеалом спортсмена становится перебежчик; и Жеглов вдруг меняется местами с вором; и олимпийский Мишка лежит сдутый в каком-то сарае... Это, как с иконы содрать краску, заляпать ее козлиной кровью и заставить молиться на идола.
Сегодня более, чем когда-либо, становится ясно: история — это знание о завтрашнем мире, и тот, кто владеет прошлым, — владеет будущим. Магические пляски на костях наших предков нужны алхимикам для покорения нас, ныне живущих. Оседлав еще одну легенду, вскарабкавшись еще на один монумент прошлой эпохи, они прибирают к рукам ключики от наших содранных сердец, насыщаются последними флюидами моей любви к легенде, твоим тускнеющим взглядом в высь монумента. Боги умирают — мы содрогаемся и плачем, скорбно склоняя головы.
Денис Тукмаков