Чарлз Кловер МЕЧТЫ О ЕВРАЗИЙСКОМ HEARTLAND. ВОЗРОЖДЕНИЕ ГЕОПОЛИТИКИ


Появившаяся в ежегоднике “Foreign Affairs” статья Ч.Кловера посвящена в том числе и газете “Завтра”. Но интересна она не столько как отражение нашей деятельности в заокеанском зеркале (или прицеле, как предполагают авторы аналитического центра “АРИЕС”). Люди, определяющие внешнюю политику США: и Г.Киссинджер времен “Дня”, и З.Бжезинский сегодня, — впрямую полемизируют со статьями Проханова. Не уклоняются, подобно НТВ, от дискуссии с патриотами. Интересно, какие мысли и образы владеют их умами на рубеже тысячелетий, в разгар балканской авантюры НАТО, не готовы ли они вновь увидеть в России главную угрозу своим растущим “жизненным интересам”? Не ведут ли именно эти стратеги дело к возврату “холодной войны” с паническим лозунгом “Русские идут!”? И кто из них первым снова выбросится из окна?



НЕМНОГИЕ СОВРЕМЕННЫЕ идеологии так причудливо всеохватывающи, так романтично невразумительны, так рассудочно неряшливы, с такой вероятностью могут вызвать третью мировую войну, как теория "геополитики".


Получившая известность в начале двадцатого столетия усилиями чудаковатого британского географа сэра Хэлфорда Макиндера геополитика полагает в основу всех доводов, что земля вечно разделена на две от природы враждебных сферы: сушу и море.


В этой модели естественным лоном для мировой сухопутной державы является сердцевинная земля, "heartland" Евразии — территория бывшей Российской империи. "Со стороны тех, кто владеет сердцевинной землей,— писал Макиндер,— всегда, кто бы это ни был, будут предприниматься попытки получить преобладающее влияние на всей совокупности земель Евразии и, в конечном счете, во всем мире”.


Неудивительно, что эта теория геополитики не прошла незамеченной в самой сердцевинной земле. Сегодня в тени башен Кремля геополитическая теория быстро набирает приверженцев. Многие русские интеллектуалы, которые некогда думали, что победа их родины над миром станет неизбежным итогом истории, теперь возлагают свою надежду (возвращение России к величию) на теорию, в некотором роде противоположную диалектическому материализму. Победа теперь должна быть одержана скорее в географии, чем в истории; скорее в пространстве, чем во времени.


Геополитическая теория под названием евразийство стала общей основой "красно-коричневой" коалиции в России — союза ультралевых и ультраправых политиков, вместе контролирующих почти половину Думы (нижней палаты парламента России) и усиливающихся с каждым днем, по мере того, как экономический кризис России радикализирует многострадальное население этой страны.


В более мягком виде евразийство просто делает упор на уникальности России и доказывает, что России не нужно вестернизироваться для того, чтобы модернизироваться. Но в жестком варианте движение представляет себе евразийскую сердцевинную землю как географическую площадку для запуска всемирного антизападного движения, чьей целью является полное вытеснение "атлантического" (читай: "американского") влияния из Евразии.


К последователям этой жесткой линии относятся вожди коммунистической партии, которая до сих пор является крупнейшей политической организацией в России. Геннадий Зюганов, ее председатель, как раз недавно обнародовал геополитический манифест "География победы", в котором он отказывается от чего бы то ни было, напоминающего традиционную коммунистическую доктрину. "Мы живем в эру, когда геополитика буквально стучится в дверь, и пренебрежение ею было бы не просто ошибкой, но преступлением",— пишет Зюганов. Единственный раз, когда Маркс всплывает в этой книге, это в цитатах, приведенных для того, чтобы вскрыть факт, что он был тоже геополитиком.


Другие радикальные политические партии — такие, как либерально-демократическая партия Владимира Жириновского (ЛДПР, которая ни либеральная, ни демократическая),— также примазываются к побеждающей партии геополитики. Их пустословием нельзя пренебрегать; ЛДПР имеет преобладающее влияние в комитете Думы по геополитике и соперничает с более либеральным комитетом по международным связям за право выражать мнение палаты о российской внешней политике.


Помимо законодательной власти, министерство обороны России и военная элита также подхватили евразийскую лихорадку. Некоторые комментаторы даже находят геополитические симпатии в действиях загадочного нового премьер-министра России Евгения Примакова. Его политика совпадает с евразийской доктриной настолько точно, что трудно не усмотреть в Примакове одного из тех, кто сделал ставку на это движение — несмотря на то, что он никогда прилюдно не высказывал своего мнения об этой теории.



CПАТЬ, НЕ ЗАБЫВАЯ О ВРАГАХ


Широкий успех евразийства имеет место частично благодаря его всеохватывающему гибридному характеру. В искусных руках его внимательных идеологов евразийство преуспело в примирении зачастую противоречащих философий коммунизма, религиозной ортодоксии и националитического фундаментализма. Евразийству поэтому удается быть имперским, не будучи националистическим, мессианским, не будучи явно шовинистическим. Оно стало философией— прикрытием, вбирающей все радикальное в кипящем котле постсоветской политической мысли. Евразийство, в таком случае, может стать тем надуманным "третьим путем" России, компромиссом между левыми и правыми крайностями — и тем не менее далеко от центра в прямом понимании этого слова.


Если евразийство покажется кому-то знакомым, в этом нет совпадения. Ведя свое происхождение прямо от движения славянофилов XIX века, теперь эта теория приспособлена для века XXI. Списанное у Макиндера и вызванное к жизни в 1921 году публикацией историка Петра Савицкого "Поворот к Востоку" евразийство пытается утвердить единственность России в своем роде, ее отличие от Запада. Вместо того, чтобы придавать особое значение культурному союзу всех славян (чем занимались славянофилы, пока эта идея не рассыпалась из-за польских восстаний 60-х годов XIX века), евразийство смотрит на юг и восток и мечтает о слиянии православного и мусульманского населения Евразии в одно.


Евразийство вступило в постсоветский мир через страницы оппозиционной газеты "День", которая была создана в 1990 году и переменила название на "Завтра" после закрытия властями в 1993 году. За эти восемь лет ее редактор Александр Проханов и его коллега Александр Дугин превратили евразийство в то, что объединяет недовольных правого и левого толка России.


"Евразийцы сняли противоречия между белыми (ультраконсерваторы) и красными на основе широкого цивилизационного проекта",— сказал Дугин в своем офисе напротив московского Новодевичьего монастыря. "Никто кроме евразийцев не представил подобного проекта. Он ведет свое начало от 20-х годов XX века, но столь же действенен в 90-х годах. Другие течения: славянофилы, западники; левые и правые, красные и белые,— все исчерпаны, они для ностальгирующих, что-то вроде собирания марок или старых машин".


После того, как он являлся несколько лет членом редколлегии газеты "День", Дугин стал редактором журнала "Элементы. Евразийское обозрение" и советником по геополитике коммунистического председателя российской Думы Геннадия Селезнева. Он занял центральное место в евразийском движении, издав книгу "Основы геополитики: геополитическое будущее России" (1997), которую написал с помощью военной академии Генерального штаба России. "Основы геополитики" дальше развивают идею Макиндера о геополитическом противостоянии между сухопутными и морскими державами, устанавливая, что эти два мира не просто управляются соперничающими стратегическими императивами, но коренным образом противопоставлены друг другу в культурной сфере. Противоречие между землей и морем для Дугина соответствует разделению на Восток и Запад. Сухопутные общества, как следует из его теории, прельщаются абсолютными ценностными системами и традицией, в то время как морские общества по своему существу либеральны.


На стратегическом направлении Дугин предлагает сделать так, чтобы антизападный союз России, Японии, Германии и Ирана, основанный на общем неприятии Запада (игнорируется факт, что не все эти страны являются сухопутными), смог воспрепятствовать американскому влиянию на материке.


Несмотря на то, что такой союз покажется крайне маловероятным западным читателям — как и противоречащее фактам утверждение, что Германия и Япония не являются "западными" странами — некоторые мысли Дугина, похоже, предвосхитили направления настоящей российской политики. Например, он советует вернуть спорные Курильские острова Японии в качестве шага к созданию союза. И оказывается, что осенью 1998 года как раз такая идея предлагалась на обсуждение японцам. Идеи Дугина также выступили предвестницами призывов Ельцина к созданию оси Москва— Берлин— Париж и инициатив Примакова с Ираном и Ираком (которые начали разрабатываться еще когда он был министром иностранных дел). Связь между идеями Дугина и идеями, витающими среди российского истеблишмента, слишком устойчива, чтобы ее можно было не брать в расчет.



БОЛЬШОЙ КРАСНЫЙ БОСС


В то время как Дугин и Проханов выступили как основные идеологи евразийства, основным практиком движения является Геннадий Зюганов, Зюганов использовал евразийство, чтобы заново изобрести Коммунистическую партию, и он проделал это с фантастическим успехом. Сочетая национализм, религиозную ортодоксию и марксизм, Зюганов перехитрил националистов, получив голоса радикалов на обоих сторонах политического спектра.


И сила его коммунистов в Думе с вероятностью еще вырастет после следующих выборов, так как общее отвращение к умеренным политикам подталкивает избирателей к крайностям, обе из которых, благодаря стратегии Зюганова, теперь ведут обратно к коммунистам.


Зюганов навел мост между белыми и красными в российском обществе, сначала привязав "национальную идею" России к популярным традициям и русскому православию, а затем завернув это в коммунизм.


В его вышедшей в 1995 году книге "За горизонтом" Зюганов утверждает, что традиционная российская идея общины и православная доктрина соборности подтверждают кол- лективное владение собственностью и принятие решений сообща, что коммунизм в действительности присущ российскому обществу на протяжении истории.


Зюганов-евразиец — не просто русский националист. Он также представляет себя башкирским националистом, татарским националистом, и яростным защитником калмыцкого буддизма. Основная идея Зюганова состоит в том, что все традиционные общества являются глубоко социалистическими. Он искусно соединил этнический национализм с коммунистическими понятиями дружбы народов, чтобы зашить все этнические группы Евразии в антилиберальное, антизападное лоскутное одеяло из традиционализма и коллективизма.


Эта стратегия принесла плоды и в президентскую кампанию Зюганова в 1996 году. Он легко побеждал в нерусских местностях благодаря его предполагаемой поддержке самоопределения и его противодействию национализму таких кандидатов, как Александр Лебедь.


Если книга "За горизонтом" была попыткой Зюганова соединить коммунизм с российско-евразийскими традициями, то его последняя книга "География победы" является еще более честолюбивой попыткой соотнести классовую борьбу с конфликтом Востока и Запада. В этой книге Зюганов обстоятельно объясняет несовместимость западной цивилизации и России. "Россия никогда не будет буржуазной",— пишет Зюганов. Он продолжает утверждать, что Россия была подчинена Западом и стала простым источником сырья — крайне несчастливое положение, которое он считает схожим с судьбой постколониального Востока.


Для Зюганова корень конфликта лежит в характере западной цивилизации. Он допускает, что политическая философия Запада основана на афинском представлении о демократии, но утверждает, что в этом историческом наследии спрятано практиковавшееся в Афинах разделение общества на граждан и рабов — мнение, которое немногие западные демократы признают. Это разделение, согласно Зюганову, является основной ловушкой западного мировоззрения: "золотой миллиард" из обитателей мира, живущих на Западе, "свободен от обязательств по отношению к остальному человечеству, а прочие успешно и честно играют свою роль поставляющих ресурсы придатков, хранилищ токсичных отходов и мест для размещения экологически вредных производств".



РАВНЕНИЕ НА ВОСТОК


Чтобы вести всемирную классовую борьбу, предупреждает Зюганов, Россия сперва должна сплотить православный мир в единый блок и наладить тесные отношения с радикальным Исламом. "В конце ХХ-го столетия становится все более и более очевидным, что исламский путь становится реальной альтернативой гегемонии Западной цивилизации",— пишет он. "Фундаментализм понимается как возвращение к вековым национальным духовным традициям и может привести к очень положительным итогам. Это возвращение к нравственным нормам взаимоотношений между людьми… сохраняющим нравы общества неиспорченными".


Эта навязчивая идея об отношениях России с Востоком типична для евразийцев. Поскольку они империалисты, они не являются обычными националистами; действительно, большинство евразийцев пытаются отличаться от русских националистов поддержкой альянсов с азиатскими соседями, особенно мусульманскими.


Как заявляет Проханов, "евразийская идея — это идея интеграции. Русский национализм — это противоположность евразийства; эти две идеологии полностью несовместимы. Чисто этническая (русская) концепция не принимает во внимание Татарстан или Кавказ".


Разговор о Востоке неизбежно возвращает назад к Примакову, самому высокому по должности арабисту России и обращенному к Азии премьер-министру.


Ориентализм, специальность Примакова — конечно, западная наука; это изучение, классификация, и воплощение Востока, и само ее существование в России помогло с XIX-го столетия убедить многих русских в их сущностной принадлежности к Западу. Но ориентализм, как он практикуется в России, всегда выдавал амбивалентное отношение к его предмету и внутреннее трение с Западом.


Многое в политике Примакова в основном отражает эту двусмысленность и точно совпадает с евразийской программой. С начала 90-х годов Примаков был движущей силой углубляющихся отношений России с государствами-париями Ближнего Востока, особенно Ирана и Ирака. Действительно, многое из "Географии победы" Зюганова могло быть дословно взято из книги Примакова "Восток после крушения колониальной системы" (1983). В ней Примаков описывает, как империалистический Запад пытается контролировать постколониальный Восток через "асимметричную независи- мость", и утверждает, что историческая роль СССР — быть охранителем Востока. Между тем, через 16 лет после ее публикации, многие в России теперь ясно видят свою страну почетным членом угнетаемого Востока. "Сегодня евразийство приходит мягко",— рассказывает Дугин: "Политика Примакова — это евразийская политика. Это левая экономическая политика дома, помощь арабским государствам за рубежом, ориентация на Восток, помощь традиционным друзьям вроде Сербии, усиление интеграции стран бывшего Советского Союза. Это евразийство, политика сердцевинной земли". Это и есть третий путь, и он хорошо показывает будущую внешнюю политику России.


Перевод с англ. В.ИВАНОВА


Загрузка...