Газета Завтра 307 (42 1999)

Александр Дугин ПАРАДОКСЫ ВОЛИ (Малый народ Евразии)

Считается, что русским не достает силы воли, что мы слишком пассивны, расслаблены, фаталистичны, покорны. И как противоположный пример приводятся немцы с их целеустремленностью, упорством, невероятной последовательностью в достижении поставленной цели, пунктуальностью. Похождения немца, носителя "железной воли", в парадоксальной, созерцательной и хаотической русской среде блестяще описал Лесков в рассказе с таким же названием. Протагонист германец, провалив все волевые начинания (от женитьбы до бизнеса) из-за непредсказуемого поведения окружающего его непонятного (до абсурда) русского мира, кончает тем, что героически гибнет в состязании с попом: кто съест больше пельменей. Ироничный и злой националист Лесков показывает границы немецкой Wille в России, демонстрирует ее тщету в стране не постижимой умом.

И все же недостаток воли у русских налицо — чем бы он ни оправдывался и каким бы симпатичным ни был в сопоставлении с одномерной механистичностью германца. Конечно, этот недостаток весьма условен, речь идет не об отсутствии воли, но о ее особом воплощении, о ее специальном модусе бытия. У русских, несомненно, есть Воля, но она разлита на все целое, на народ, на его парадоксальную многомерную массу, эта русская Воля обобществленная, внеиндивидуальная, действующая как "мировой разум" Гегеля больше хитростью и мимо сознания. На больших отрезках истории наличие этой Русской Воли очевидно, хотя при ближайшем рассмотрении создается полная иллюзия того, что наша нация пребывает в силках бытового идиотизма и движима чистой инерцией, запоздалой и неадекватной реакцией на где-то извне ее пребывающую и развертывающуюся историю. Это подобно сложной игре, в которой глобальная стратегическая модель действия строго соблюдается, а тактический уровень просто в расчет не берется и предоставлен случаю.

Мы подчинены Большой Воле и дезориентированы, разбросаны в малом. Каждый в отдельности безволен, все вместе, напротив, мы невероятно целеустремленны. Это объективная данность, не считаться с которой невозможно. Но на некоторых исторических виражах, когда под угрозой находится само существование русских и Руси, такая сложная пропорция между двумя уровнями исторической воли становится опасной. Возникает серьезный риск того, что большая и неспешная стратегия будет в корне сорвана нашими онтологическими антагонистами — классовыми, этническими, политическими и геополитическими. И тогда возникает острейшая потребность — пускай искусственно — восполнить волевую недостаточность, ослабленное у созерцательных русских порядкообразующее начало. Иными словами, приходят моменты, когда от нас требуется собраться с духом и пусть приблизительно, но насыщенно сформулировать во внятных выражениях, чего мы хотим, к чему стремимся и что отрицаем. И сделать это не в большом масштабе (где и так все это происходит), но и в среднем и малом.

Как правило, функцию такой волевой инстанции в структуре российского общества занимали искусственные социальные образования со значительным числом инородцев, т.н. "малый народ" (сразу оговоримся, что используем это выражение, введенное историком Кошеном, как социологический термин, без какой-либо прямой связи с тем или иным этническим образованием; это обобщающее название для активных, пассионарных социальных элементов, достаточно отчужденных культурно, типологически и психологически — иногда также этнически — от основной массы населения, живущей в более умеренном и спокойном ритме и руководствующейся более строгими и ригидными этическими рамками). Возмущаться этому глупо, так как большой народ, и особенно такой большой народ как русские (великий и исключительный народ), в своем типическом зерне мало приспособлен для критической самооценки и объективного понимания своего места в историческом и географическом контексте. Для напряженного и эффективного волевого усилия необходима значительная степень отчуждения от общей среды, и такое отчуждение органически свойственно именно представителям "малого народа", живущим в среде большого народа, но в то же время четко дифференциированным. По этой причине в поворотные исторические моменты на передний план выступают именно представители "малого народа", выдвигающие свою "железную волю" и навязывающие ее всем остальным. В то же самое время "большой народ" дремлет, ходит в гости, мастерит и лечит, приплясывает и плачет, отправляет обряды, ест яблоки и пельмени. Делает он это устало, со вкусом, жизненно, но волевой концентрации за всем этим не просматривается. Голосует при этом не умом и не сердцем, но частью, обратной сознанию. В глобальной перспективе большой народ неизменно выигрывает и умудряется вместить, встроить в свой неспешный ток якобы автономную волевую активность малонародческих элит, приводя их к результатам и выводам, которые те и в страшном сне не могли представить. С чего бы малонародческие активисты ни начинали на Руси — от Рюрика до большевиков — и какие бы цели ни преследовали, большой народ все устраивал в конечном счете на свой лад и по своей выкройке.

Между волевым "малым народом" и по видимости безвольным великим народом существует сложная диалектика. Особенно обостренной и конфликтной эта диалектика становится в решающие кризисные моменты истории, на границе важных исторических циклов, когда неумолимо отходят в прошлое одни модели и требуется выработка новых. В этом зазоре на авансцену выдвигаются самые экстремальные типы "малого народа", самые причудливые конфигурации элитных и контрэлитных фигур. И их диалог с "трудовыми отдыхающими" приобретает особенно драматический характер.

Именно в таком историческом моменте находимся сейчас мы. Налицо общая традиционная пассивность большого народа, его видимое безволие (в тайне сопряженное с Великой Волей), и беснование "малого народа", которому в эйфории тотального кризиса и радикального слома структур представляется, что он свободно и без сопротивления, опираясь только на свой волевой потенциал, способен вылепить из окружающей его пассивной пластичной субстанции практически все, что угодно, реализовав любой экстравагантный проект, навязав пассивному большинству любые клише. Но это глубочайшее заблуждение, связанное с тем, что волевой и деятельный "малый народ" совершенно не учитывает в своих современных авантюрах глубинные онтологические пласты исторического контекста. Они наивно и безрассудно принимают затаенную созерцательность нашей национальной психологии за абсолютно отрицательное безволие, пустоту, покорность. Они абсолютно игнорируют трансцендентный коррелят такой нашей черты, совпадающей с интимным родством русских с таинством Предназначения и Промысла. Этому удивлялся еще маркиз Огюст де Кюстен, недоуменно и с отвращением говоривший о русских как о "народе, стоящем на коленях, но грезящим о великой империи". Для людей воли среднего уровня сложно, а то и невозможно, схватить это парадоксальное единство трансцендентной полноты с имманентной нищетой, а поэтому тончайшая трансмутация русской созерцательности с высшим масштабным Действием от них неизменно ускользает.

Но все же роль "малого народа" не сводится лишь к невежеству относительно национальной тайны, к обманчивой самонадеянности и безоглядному насилию над средой. Чисто отрицательные разновидности "малого народа" встречались в русской истории — Бирон, Керенский, Егор Гайдар — но всегда ненадолго. Это были эфемерные образования, сменявшиеся иным типом "малого народа", тоже волевого, разотождествленного с массами, конструкторского, активистского, реформаторского, но находящегося в позиции большей гармонии с невысказанным замыслом Руси, с ее Большой Волей.

Всякий раз, когда узловые образования "малого народа" выдвигают сформулированные волевые стратегии, которые хотя бы в некоторой степени резонируют с потаенной и неочевидной трансцендентной Большой Волей (зашифрованной в русском безволии), они получают колоссальный дополнительный элемент, стократно усиливающий их деятельные модели, а также глубинную (хотя часто выражающуюся в весьма причудливых формах) поддержку большого народа. И помимо невероятных успехов своих структур, они оказываются чрезвычайно полезны самому большому народу, который с помощью таких отвязных (и часто инородческих по крови, культуре или типу) активистов перебирается через. казалось бы, непреодолимый исторический барьер, у подножия которого (следуя формальной логике) ему суждено было бы скончаться. И в этом случае структуры "малого народа" оказываются частью особого и скрытого провиденциального механизма, действующего за кулисами нашего национального бытия.

Сегодня мы снова наблюдаем традиционную для нашей истории драматическую картину:

- глобальная историческая преграда нашему дальнейшему национальному существованию в лице "нового мирового порядка", в котором у русских как самобытной цивилизации нет места, т.е. внешняя убийственная для нас, агрессивная, колонизаторская воля атлантистов

- обычная сонливая пассивность большого народа, т.е. безволие национальных масс;

- презрительная к среде, эгоистичная, русофобская элита "малого народа", полностью оторвавшаяся от корней и связей.

В такой сложнейшей ситуации Россия оказывается, быть может, впервые. Но надо всем этим невидимо реет наша Великая Мечта, эфирные молнии неотвратимого Промысла, могущества, троны и колеса приближающегося Огненного Века.

Конечно, в такой ситуации было бы желательно выпестовать, выдавить из большого народа его лучшие кадры, сформировать собственную национальную элиту, искусственно создать особый русский "малый народ", делегировав туда самую деятельную, сообразительную и волевую часть нации. В теории это замечательно, на практике, скорее всего, невозможно. Специфика воли классического представителя большого народа, т.е. аутентичного русского автохтона сопряжена с чувствительностью и созерцательностью, с этикой и психологией, с онтологическим вниманием и чуткой спонтанностью. Все эти качества убийственны для волевого начала, они его разлагают, ослабляют, в конце концов просто упраздняют. Для волевого начинания необходимы, напротив, отчужденность от Среды, дифференцированость, определенная доля маккиавеллизма, жесткость вплоть до жестокости, безразличие к средствам, пренебрежение затратами, невнимание к побочным эффектам. Иными словами, для того, чтобы русские стали волевыми и смогли выполнять серьезные функции в социальной элите, они должны утратить базовые психологические черты, характеризующие русских. Как это ни парадоксально, но чтобы стать эффективными носителями воли, русские должны перестать быть русскими. Не исключая такой вероятности для отдельных представителей большого народа, для стихийных пассионариев, авангардистов, футуристов, даже авантюристов, все же очевидно, что критической массы, необходимой для формирования искусственного "малого народа", подлинной национальной элиты, таким путем — и особенно при крайне неблагоприятных внешних условиях — достичь не удастся.

Наиболее реалистичным представляется иной подход: перевербовки некоторой части нынешнего "малого народа" или его ближайших последующих изданий в сторону иного стратегического плана. На практике нынешняя "элита" лишь в небольшой своей части состоит из сознательных агентов влияния Запада, полностью и до последних глубин ангажированных атлантистскими стратегиями по нанесению России сознательного ущерба. Подавляющее большинство "малого народа", обладающего реальной волей (волей среднего уровня), настроено авантюристично-прагматически и при определенных условиях готово к различным идеологическим виражам. Безусловно, и внешний и внутренний заговор против России существует, более того, он существовал всегда, на всем протяжении нашей истории. Но круг внутренних сознательных заговорщиков всегда остается довольно узким, множество активных и эффективных "малонародцев" соучаствуют в диверсионных проектах против большого народа лишь по инерции, в силу типологической и психологической инаковости. Но сама инаковость, наделенность волей, что лежит в основе вступления "малонародцев" в ряды подрывников и диверсантов, вполне может быть использована и в ином направлении, на благо большого народа, а не против него. Но для того, чтобы осуществить на практике масштабную перевербовку реальной волевой и деятельной социальной элиты, мало быть просто "патриотом", "порядочным человеком" или "настоящим русским". Необходимо уловить высшую трансцендентную потаенную Волю национальной истории, отразить ее (пусть приблизительно) в емких формулировках, и на этом основании выработать своего рода доктрину, способную сплотить часть "малого народа" в единую эффективную систему, опирающуюся на благоприятные для нее самой национальные энергии и ведущую к новому этапу национального утверждения.

Наблюдая за катастрофическим состоянием национального движения в современной России, за постоянными провалами оппозиции, за неспособностью за столько лет добиться серьезных структурных результатов или хотя бы выдвинуть рациональную стратегию общей деятельности, поневоле приходишь к выводу, что во всем этом заключается какой-то фундаментальный методологический изъян. Честные национальные кадры отражают характерные качества "большого народа" — они искренни, душевны, порядочны и ... неисправимо пассивны. Они — русские, в этом нет сомнения. Но это-то и есть их главный "минус".

Нам сейчас позарез необходима воля, воля, направленная на самоутверждение, на созидание, на цивилизационный, догматический, технологический, культурный, социальный рывок. Воля среднего уровня — воля отдельных людей и компактных сверхактивных и эффективных организационных коллективов. Воля для создания современных инструментов социального действия, экономического обеспечения важнейших процессов. Воля для жесткого обращения с одними слоями населения к выгоде других в зависимости от общенациональной потребности. Воля к власти, воля к Восстанию, воля к продвижению, укреплению, нападению, преодолению... Воля к обороне, воля к агрессии. Нам необходима Железная Воля, поставленная на служение нашей великой национальной Мечте. Воля любого происхождения, подчиненная нашей Цели. В такие драматические минуты истории Руси появлялись варяги, отшельники, изуверы, каторжники, лжецари, грузины из Поти, евреи из местечек и своими отвязанными, отвлеченными, фанатическими волевыми молниями закладывали для великого дремлющего народа новые пути на долгие годы.

Код операции: "малый народ Евразии". "Малый народ" на службе Великой Воли, солидарный с хитрой стратегией всепобеждающего лежебоки, великого Ивана.