Не раз и не два, участвуя в спорах о будущем русской армии, о перспективах ее развития, я ловил себя на странном противоречии. С одной стороны, я был твердо убежден в том, что армия России была, есть и в обозримом будущем будет одной из самых боеспособных в мире. И в случае любой военной опасности военных ресурсов России, безусловно, хватит для отражения агрессора. Уверенность в этом мне придавало знание армии, знание наших солдат и офицеров, понимание их психологии и убеждений.
Но с другой стороны, говоря о неизбежности победы, я точно так же ловил себя на ощущении, что громкое это слово странной болью отзывается в моей душе. И говоря, что мы, безусловно, в силах отразить любого агрессора, я невольно про себя всегда был вынужден добавлять страшную фразу: "любой ценой"…
Да, мы действительно были и остаемся могучей военной силой. Но осознание того великого и редкого для современного мира факта, что миллионы моих соотечественников готовы сражаться за Родину, и если надо сложить за нее свои головы, несет в себе долю невыразимой горечи того, что вновь, как и прежде, русские люди массовым героизмом будут компенсировать преступления и ошибки своих недалеких правителей.
И тогда я понял, что пишу материал о той цене, которую моим современникам придется заплатить за очередную нашу победу, если История вновь пошлет нам такое испытание. Я просто хочу сегодня, когда только часть армии ведет боевые действия на Кавказе и общество наше далеко от настоящей войны, показать читателям РЕАЛЬНОСТЬ современной нашей армии без украшательств и поросячьего оптимизма. И может быть, знание это заставит по-новому взглянуть на уже набившие оскомину армейские проблемы.
Если хотите, то этот материал — развенчание иллюзий, которыми сегодня еще живут многие не только обыватели, но и власть имущие. Я пишу о настоящем в надежде, что его портрет без прикрас и ретуши поможет изменить будущее.
ПОЧЕМ РЫБИЙ МЕХ?
Как ни банально прозвучит, но армия начинается с формы. Именно форма в первую очередь отличает военного человека от гражданского. В форме военный проводит большую часть своей жизни. Форма становится, можно сказать, "второй кожей". И если повседневная форма несет на себе лишь функцию обычной одежды, то боевая или полевая форма — это уже такое же слагаемое успеха, как хорошее оружие или техника. Напомню, что всего несколько столетий назад от качества кольчуги и доспехов во многом вообще зависел исход битвы и даже войны. Сегодня, конечно, слагаемых победы куда больше, но все же значение и роль полевой формы с каждым годом возрастает. В разных странах работы по совершенствованию носимого вооружения, экипировки специального оснащения проводятся только на основе комплексных программ развития этих средств. В США — программа TEISS (боевое снаряжение и обмундирование солдата), в Германии — "Обмундирование-90", в Австрии — "Бронежилет-90", в Великобритании — "Солдат-2000".
Форма и амуниция сегодняшнего русского пехотинца не выдерживает никакой критики. Обмундирование, которое в армии за нелепую багрово-зеленую окраску давно уже окрестили "грачевским морковником", не отвечает современным требованиям ни по комфортности, ни по технологичности. В жару оно не обеспечивает достаточной вентиляции, в холод, несмотря на громоздкость и неуклюжесть, не греет. При ближайшем изучении "утепленные" куртка и брюки оказались ничем иным, как обычными "ватниками", в которых воевали еще наши деды. Притом они быстро обтрепываются, протираются и лезут по швам, не выдерживая никаких заданных сроков носки.
Солдатские сапоги и ботинки вообще не отвечают современным критериям и являются просто анахронизмом. Тяжелые, неудобные, холодные и влагопроницаемые, они уже 50 лет назад были притчей во языцех, но до сего дня являются основной обувью армии нашего солдата.
Будем смотреть правде в глаза: сегодня русский солдат мерзнет в холод, страдает от жары летом, его обувь пропускает воду, а в жару в ней на ногах быстро развиваются грибковые заболевания. Его полевая форма и амуниция делают его неуклюжим и легкоуязвимым, к тому же они быстро приходят в полную негодность, и потом, уже у после 2-3 месяцев боев, наш солдат становится похожим на обтрепанное чучело.
Бронежилеты, которыми оснащена наша пехота, так же устарели и физически, и морально. Тяжелые, громоздкие и малоэффективные, созданные в начале 80-х годов, они легко проницаемы для современных стрелковых боеприпасов. Наша каска вообще стала анахронизмом, который защищает разве что от мелких осколков. По свидетельству экспертов, наш солдат сегодня ничем не защищен от 80% поражающих элементов, действующих на современном поле боя. Офицеры, воюющие в Чечне, говорят, что до 40% потерь можно было бы избежать, имей наша армия современные средства защиты, хорошую форму и амуницию.
По данным экспертов, сегодня экипировка российского солдата тяжелее аналогичных западных образцов почти на четверть.
Воевать в сегодняшней форме не просто мучение — а преступление.
По-прежнему армия может только мечтать о добротных современных камуфляжах, теплых, легких свитерах, комфортных теплых куртках, легкой всепогодной обуви, надежных легких бронежилетах и шлемах.
НАШИ МАТКИ — БЕЛЫЕ ПАЛАТКИ
Тема тыла — вообще исторически самая болезненная для нашей армии. Тыловое обеспечение и в России, в СССР всегда хромало на обе ноги. Мы даже привыкли гордиться тем, что наш солдат и офицер неприхотливы, как монгольский воин времен Чингисхана или индеец Амазонии. Еще Твардовский, помнится, в "Василии Теркине" запечатлел: "В отступленье ешь ты вдоволь. В обороне — так ли, сяк. В наступленье — натощак!" Со времени, когда писались эти строки, прошло уже более 55 лет, но их смело можно ставить эпиграфом к рассказу о работе тыла на любой очередной войне, в которой участвует наша армия.
Основой солдатского рациона вот уже почти 50 лет была и остается "великая тройка" — хлеб, тушенка, крупа. Слов нет: продукты эти и питательны, и практичны. Проблема в ином — в том, что качество приготовляемой пищи остается на уровне Первой мировой войны. Именно тогда было изобретено и создано большинство военно-кухонных агрегатов и механизмов. Их главным недостатком было и остается долгое время приготовления пищи, большая зависимость от профессионализма повара, коими чаще всего выступают выпускники шестимесячных курсов военных поваров, со всеми вытекающими отсюда недостатками, и однообразие приготовляемой пищи. "Щи и каша — пища наша!" — как говорили еще при Суворове. Действительно, армейский рацион в полевых условиях это бесконечное чередование щей с борщом и различного рода каш с добавкой тушенки. В лучшем случае некоторое разнообразие может сюда внести "дэпээшное" сало и "армейский фрукт" — репчатый лук. Все же остальное — "от лукавого", в виде "экспроприированных" овец или коров, "трофейных" овощных консервов, "брошенных" огородов и садов. Ну невозможно даже три месяца подряд прожить на одной тушенке и каше! Это и вредно для желудка, и крайне угнетающе для психики. Посему военные умельцы начинают выдумывать пельмени, пловы и пироги из тушенки. Собирать щавель по полям для заправки супов и… "экспроприировать" все, что может сгодиться для солдатского котла.
Но это еще почти идиллическая картина, так сказать, для "пэпэу" — пункта постоянной дислокации. Если же часть или подразделение уходит на боевые, то проблема питания личного состава решается знаменитым "сухпаем" — суточным продуктовым набором. До недавнего времени это была картонная коробка, в которой находилось несколько банок мясных и рыбных консервов, галеты, сахар и чай. Сегодня этот знаменитый "сухпай" заменен пластиковым герметичным пакетом. Надо отдать должное: новый "сухпай" куда разнообразнее и лучше старого. Здесь есть джем, сыр, фруктовый напиток и даже стерилизующие салфетки и таблетки сухого спирта для разогрева консервов. Проблема только в их своевременном пополнении, а вот это очень не просто. Тылы постоянно отстают от боевых подразделений, коммуникации растянуты, транспортная техника крайне изношена.
Отдельная тема — проживание наших солдат и офицеров в полевых условиях. Как вы, наверное, уже догадались, главным "жильем" на войне были и остаются палатки. Большинство из них разработаны во времена "Очакова и покорения Крыма". Основной материал — брезент или прорезиненный брезент. То, что эти палатки крайне пожароопасны, знает любой, кто в них жил больше нескольких суток. Но дело в том, что до сего дня основным средством их обогрева были и остаются сверхпожароопасные чугунные печки-"буржуйки", прозванные так за ненасытность топливом. В среднем одна такая печка за ночь потребляет кубометр дров, а если истопник, как это часто бывает, засыпает, то уже через полчаса на усах и волосах спящих начинает осаживаться иней…
Поэтому смекалистые командиры изобрели "армейский датчик": истопника сажают на ночь перед печкой, предварительно раздев по пояс. И если он, разомлев от жары, вдруг засыпает, то первым просыпается от холода. Если, конечно, во сне не ткнется лбом в раскаленный чугун, о чем недвусмысленно свидетельствуют характерные ожоги на лицах многих истопников.
Есть и иные "изобретения" — "поларисы" — хитроумная отопительная система, сделанная из обычной медицинской капельницы, короткой медной трубки и пластиковой бутылки, в которую заливают солярку и подвешивают над печкой. Или три красных кирпича, один из которых намокает в ведре с соляркой, один горит в печке, а третий остывает после нее на земле. В общем — кто во что горазд. Но сил и здоровья солдатского уходит на каждую зимнюю ночевку немерено. А ведь наутро всем им, без разделения на истопников, заготовщиков дров и караульных, идти в бой, выполнять задачи с риском для жизни.
Многие солдаты и офицеры обращали внимание на то, что у некоторых палаток свисают странные брезентовые рукава. Оказывается, еще в начале семидесятых годов были изобретены специальные "блоки" для палаток, которые отлично обогревали их теплым воздухом, а также могли давать ток для освещения. Изобрести-то их изобрели. Но до армии они так и не дошли. Поэтому почти каждый день в сводках происшествий за ночь в штабе группировки есть доклады об очередных возгораниях палаток. И хорошо еще, если без жертв.
А ведь у всей этой проблемы есть и еще один важный аспект. Автор этих строк, находясь в Сербии во время "косовского кризиса", имел наглядную возможность убедиться в значении умелой маскировки войск. Натовская авиация буквально обшаривала леса и равнины Косово в поисках сербских частей. И на вооружении НАТО был весь комплекс современных средств разведки.
Сербские многослойные палатки, покрытые специальными теплопоглощаюшими пленками, с термотамбурами и компактными отопителями, вынесенными и упрятанными под землю в нескольких метрах от палаток, были невидимы для НАТО.
Надо ли объяснять, что наши нынешние ветхие палатки, с их вечными "буржуйками", в считанные минуты будут обнаружены тепловизорами натовских самолетов и станут просто братскими могилами. Но об этом в нашей армии, кажется, никто даже и не задумывается.
Только в ходе второй чеченской войны более-менее массовым явлением стал изобретенный еще тысячелетия назад, индивидуальный спальный мешок. Но до сих пор огромная часть наших войск спит на замызганных до черноты, слежавшихся до толщины блина от бесконечной сырости и перевозок матрасах, укрываясь ставшими похожими на рубероид от грязи одеялами. Все это раскладывается на обычных досках, из которых сколачиваются примитивные нары. О постельном белье на фронте, особенно в первые месяцы войны, говорить было просто неприлично. Поэтому чесотка и вши, явления для русской армии ранее не виданные, на прошлой войне были просто повальными, да и на нынешней не очень-то уж и удивляли.
Полевые бани как на первой, так и на второй чеченских войнах, были такой же экзотикой, как ананасы на солдатском столе. Причем не из-за нерадивости тыловиков. Просто большинство их уже давно выходило все мыслимые сроки и находится в полном развале. А денег на новые взять армии негде.
ПРОЩАЙ, ОРУЖИЕ!
В течение десятилетий мы считали, что наша советская боевая техника — самая лучшая в мире. Мы гордились тем, что наши танки — самые живучие и защищенные, что мы держим первенство в разработке и создании БМП, что у нас лучшее стрелковое оружие — знаменитые автоматы и пулеметы Калашникова. И до второй половины 80-х годов это наше первенство, действительно, было неоспоримым, но уже в начале 90-х стало намечаться заметное отставание нашей боевой техники от аналогичных образцов западной. Сегодня, спустя 10 лет, этот разрыв стал просто зияющим.
Уже афганская война показала, что советская бронетанковая техника недостаточно защищена от современных противотанковых средств, пожароопасна и крайне уязвима на подрыв. Основные тогдашние советские танки Т-62 и Т-55, стоящие на вооружении Среднеазиатского военного округа, были вынуждены срочно модернизировать. На них установили так называемые "противокумулятивные решетки" и дополнительные броневые плиты на башни, которые солдаты прозвали "бровями Ильича". А БМП-1 были вообще выведены из Афганистана и срочно заменены на переброшенные из Германии новейшие БМП-2. Но все равно обочины афганских дорог были усеяны советской уничтоженной техникой.
За девять лет войны мы потеряли в Афганистане 147 танков и 1314 БМП, БТР.
Казалось бы, высшее военное и политическое руководство должно было сделать соответствующие выводы о качестве и путях модернизации отечественных БМП и БТР, но через восемь лет первая чеченская война поставила перед армией фактически те же самые проблемы. Только теперь основными боевыми танками на поле боя выступали уже Т-72 и Т-80. И мы получили уже качественно иной уровень потерь.
Всего за два года первой чеченской войны Российская армия потеряла более 200 (!!!) танков и почти 400 БМП, БТР.
Напомню, что за восемь лет до этой войны в Афганистане, воюя на территории, превосходящей Чечню почти в 10 раз против почти 50000-й армии моджахедов, вооруженных США, Китаем и Пакистаном, мы имели максимальные потери: 28 танков в 1981 году и 22 танка в 1988 году и 186 БМП, БТР в 1983 году. А в Чечне всего за полтора года мы потеряли в 10 (!!!) раз больше танков и в 2 раза БМП, БТР.
Стоящие сегодня на вооружении российской армии БМП и БТР не только не могут защитить солдата броней, но к тому же не способны надежно прикрыть его огнем. Бортовое вооружение БМП-1, БМП-2, БТР-80 не способно эффективно подавлять обороняющегося противника в силу слабой своей мощности, а в обороне не способно эффективно отражать атакующего противника в силу недостаточной дальности и все той же малой мощности. Некоторые типы боевой техники вообще вызывают сегодня лишь недоуменную улыбку — так, стоящие на вооружении ВДВ БМД-1 и БМД-2, "броня" которых пробивается обычными ротными пулеметами, а подрыв на мине превращает их в груду искореженного металла.
Имеющиеся на вооружении БМП и БТР настолько слабо защищены, что, участвуя в бою, сами становятся основным объектом защиты, отвлекая на себя основные силы пехотных подразделений. В ходе боевых действий в Чечне из штатного отделения в 9 человек как минимум 5 были "привязаны" к своей штатной боевой технике — 3 человека расчет БМП и 2-3 человека прикрытия, а иногда и больше.
Неудивительно, что сегодня, спустя почти 56 лет после окончания Второй мировой войны, основным видом ведения боя для нашего солдата остается все тот же "пеший порядок".
Вся техника, в лучшем случае, следует далеко сзади, а то и вообще оставляется в тылу и выдвигается лишь на уже захваченные пехотой позиции. Наши БМП и БТР уже давно превратились в обычное средство транспортировки пехоты, к тому же лишенное каких-либо удобств.
Передвижение под броней опасно по причине того, что при наезде БТРа и особенно БМП на мину или фугас фактически весь экипаж и десант выходит из строя или гибнет. Поэтому обычно весь десант рассаживается сверху, становясь удобной добычей стрелков и осколочных мин.
Главной проблемой стала низкая пожарозащищенность танков и БМП после попадания в них кумулятивных гранат и снарядов. Системы пожаротушения отечественной бронетехники показали недопустимо большое время реакции и низкую эффективность средств борьбы с огнем. В итоге более 87% попаданий выстрелов из РПГ и 95% ПТУР в БМП и БТР приводили к их поражению и пожару. Для танков это число соответственно равнялось 40% и 75%.
Поэтому боевая техника Сухопутных войск как в ходе первой, так и в ходе второй чеченской войны — плотно заняла место в лучшем случае средств огневой поддержки, а чаще всего обычных средств доставки.
Конечно, вести сегодня речь о более-менее серьезном перевооружении Сухопутных войск не приходится. Но модернизация существующих образцов — путь, уже давно зарекомендовавший себя во всем мире. В большинстве стран боевая техника проходит от двух до трех модернизаций, прежде чем заменяется на новые образцы. Взять, к примеру, стоящий более 40 лет на вооружении армий НАТО американский бронетранспортер М-113. Его модернизировали почти шесть раз. А общее количество его модификаций перевалило за 20. Практически только стальная коробка и двигатель остались без изменения. Все остальное — от вооружения, средств связи и пожаротушения до активной брони и средств спутниковой навигации — неоднократно модернизировалось.
В нашей же армии модернизация целиком и полностью ложится на плечи самих боевых подразделений. И находчивые пехотинцы навешивают на борта бэтээров и БМП ящики с боеприпасами, мешки с песком и рулоны сетки "рабицы". Раскладывают по броне тубусы с одноразовыми гранатометами и огнеметами, оборудуют места для стрелков и кормовых пулеметчиков.
Сегодня больше нельзя рассматривать боевую машину пехоты как просто средство огневой поддержки или передвижения. Это слишком узкий и устаревший взгляд. Сегодняшняя БМП должна стать единым комплексом, совмещающим в себе целый ряд функций. Транспорта, огневой поддержки, защиты, разведки, связи, навигации и маскировки. Принцип "всего по чуть-чуть", который был оправдан тридцать лет назад, когда СССР готовился к третьей мировой войне, где потери боевой техники измерялись бы десятками тысяч, сегодня, в ходе локальных войн, служит нам дурную службу.
"Начинка" наших БМП, БТР не просто устаревшая, а убогая. Радиостанции 60-х годов, примитивные оптические прицелы, устаревшие приборы ночного видения, полное отсутствие каких-либо современных средств разведки и навигации, примитивная допотопная маскировка. Все это и делает ее на поле боя легкой добычей противника.
НЕ ЧИСЛОМ, А УМЕНИЕМ!
Что сегодня является основной боевой единицей на поле боя? Опыт последних локальных войн показывает, что это рота — батальон. Именно эти боевые единицы решают большинство тактических задач. И значит, именно здесь необходимо сосредоточить основные средства вооруженной борьбы. Но в наших Сухопутных войсках рота — батальон это наименее автономные, наиболее ограниченные в возможностях и наиболее унитарные по составу подразделения. Командир батальона не имеет ни собственной артиллерии (кроме минометной батареи), ни собственной разведки, ни собственных танков, ни инженерно-саперных подразделений. Все это, в лучшем случае, может придаваться батальону "сверху" и как минимум "хромает" отсутствием слаженности с батальоном.
Поэтому уже вторую войну полки, являющиеся сегодня основными нашими самостоятельными боевыми единицами, вынуждены формировать в своем составе некие "сводные" отряды или батальоны, которые представляют собой все те же стрелковые батальоны, усиленные артиллерией, разведкой, инженерно-саперными подразделениями, тыловыми структурами и управлением полкового звена и наделенные максимальной автономностью. Обычно численность такой группировки достигает 800 — 1000 бойцов. Остальные же подразделения полка становятся как бы "тылом", который осуществляет снабжение воюющей группировки, пополнение ее людьми и местом отдыха заменившихся.
Но такая "реструктуризация" полков не проходит бесследно. Воюющая группировка изматывается, расходуется ресурс техники, вооружения. А в "обеспечивающей" группировке почти нет возможности наладить нормальную боевую учебу и службу, так как большинство подразделений разукомплектовано. И происходит быстрая деградация этих группировок.
А ведь еще семь лет назад в структуре армии появился новый тип частей. Так называемый "легкий полк" — структура, максимально приспособленная для ведения боевых действий в обстановке локальных войн.
Первым таковым стал 45-й отдельный полк специального назначения разведки ВДВ. В его составе числилось всего около 800 бойцов, но при этом был достигнут необходимый баланс численности и качества. В своем составе он имел как боевые батальоны, так и собственные инженерные и даже авиаразведывательные подразделения. В силу своей компактности полк легко управлялся, был мобилен и отлично подготовлен. О его роли в первой войне говорит хотя бы тот факт, что именно 45-й ОПСН, будучи введенным в Грозный утром 1 января 1995 года, спас от полного разгрома остатки армейской группировки генерала Рохлина и переломил ход боев в городе. При этом необходимо учитывать тот факт, что все это время полк применялся не по назначению. Легко вооруженные разведчики действовали как штурмовая часть. Но если 45-й полк это все-таки чисто разведывательная структура для действия в тылу противника, то другие "легкие полки" уже больше приспособлены для общевойскового боя. При такой же численности в 800 человек они имеют уже полный набор всех необходимых в современном бою подразделений. Собственную разведку, собственных саперов, собственную легкую бронетехнику и боевые штурмовые группы. И все это в силу компактности мобильно, легко управляемо и представляет собой единый живой организм.
Вообще, две чеченских войны показали, что наиболее подготовленными к современной войне оказались подразделения "спецназа" и разведки. Именно они действовали с максимальной эффективностью. Они шли впереди войск. Разведывали, "разъедали" и "растворяли" оборону противника. И только против укрепрайонов вводились в бой "тяжелые" части, которые уже проламывали и перемалывали эти крепости.
И все же большую часть задач этой войны решили и решают разведчики и спецназовцы.
Зададимся вопросом — почему? Казалось бы, оружие то же, люди те же. Возможности даже меньше, чем у боевых батальонов, — нет тяжелой техники и вооружения. А действуют спецназовцы и разведчики на порядок лучше.
Все дело, как ни странно, в нюансах, которые, накопившись, дают совершенно новое качество. Просто разведчики чуть лучше одеты. В те самые легкие и практичные "комбезы", "горники", "казээсы" и прочее, чего нет у пехоты. В теплые свитера, вместо неуклюжих "морковников".
Просто с самого начала обучения разведчиков готовят к САМОСТОЯТЕЛЬНЫМ действиям, в отрыве от основных сил. В то время как их пехотные собратья шага не смеют ступить без разрешения вышестоящего начальника или окрика сверху.
Просто разведчиков и спецназовцев готовят к тому, что главный союзник его ночь и непогода. А наша пехота к ночи начинает готовиться еще за два часа до наступления темноты, а все планы ночных атак заканчиваются их переносом на утро: "Иначе постреляют в темноте друг друга!"
Просто разведчики в поле и лесу проводят времени больше, чем на хоздворе или уборке территории. А о боеготовности пехотных батальонов у нас уже давно привыкли проверяющие судить по тому, как выровнены койки в казармах и как покрашены бордюры на территории.
Просто в офицерах разведки поощряется инициативность, самостоятельность, а у пехотных взводных она очень скоро забивается вышестоящим рыком: "Я здесь командир! Заткнись и делай, что приказано!"
Именно поэтому разведка, ВДВ, морская пехота сегодня наши самые боеготовые части. Там, если говорить коротко, другой дух, другое настроение.
Поэтому давно уже назрела необходимость структурной перестройки Сухопутных войск. Они должны становиться более мобильными и менее громоздкими. В их составе необходимо иметь и "легкие" части, "тяжелые" — штурмовые.
Сегодня Сухопутные войска переживают острейший кризис. И не только в России.
В США весь опыт применения пехотных и танковых частей относится к началу
70-х годов — войне во Вьетнаме, и фактически мало чем отличается от того, что происходило в Северной Корее за 17 лет до этого или во Второй мировой войне за 35 лет до Вьетнама.
Сегодня сухопутные части США по своей роли и месту в войне очень напоминают "отряды психологических операций". Встав на границах вокруг очередного противника, они, как воинственные зулусы, месяцами исполняют всякие боевые танцы, но вперед идут лишь тогда, когда авиация и высокоточное оружие уже фактически выполнили задачу. И потому мы можем лишь очень приблизительно судить об уровне их боеготовности. Ввод войск в разбомбленный сдавшийся Ирак или в Косово после фактической капитуляции Сербии — это не то, на чем можно учить войска.
Но за последние двадцать лет Сухопутные войска России накопили уникальный боевой опыт Афганистана, Карабаха, Приднестровья, Абхазии, Таджикистана, Чечни. И отмахиваться от него, как это пытаются сегодня делать некоторые военные руководители, которые мечтают воевать "одними ракетами" и готовятся к очередной "мегавойне", — не только глупо, но и преступно.
И каждый, в конце концов, должен понять один страшный факт — из 2700 погибших в Чечне наших солдат и офицеров как минимум каждый второй был бы сегодня жив, если бы армия наша имела все необходимое.
Сколько групп и взводов не заблудились и не погибли, если хотя бы в ротах мы имели автономные навигационные системы. Сколько бы колонн и отрядов не погибли в засадах, если бы имели хорошие современные средства электронной и авиационной разведки. Сколько солдат и офицеров остались бы жить, если бы имели надежные бронежилеты и шлемы. Сколько их могло бы вернуться домой, если бы наши танки, бэтээры и бээмпэ держали бы гранаты и ПТУРы. Не погибла бы 6-я рота под Улус-Кертом, если бы армия имела вертолеты, оборудованные для ночных полетов.
Мы должны не на словах, а на деле взяться за реформу войск. Мы должны дать нашему солдату отличную форму, современную амуницию, связь, средства защиты. Он должен идти в бой на технике, которая действительно является лучшей в мире. Он должен жить на войне не на уровне пещерного человека, а как солдат великой державы.
[guestbook s_delme]
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 16 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
Напишите нам 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]