Газета Завтра 384 (15 2001)

Александр Брежнев ОХОТА ЗА СУБМАРИНОЙ (Наш специальный корреспондент вернулся из полета на стратегическом торпедоносце)

НАПРЯЖЕННО ЗАСТЫВШИЙ НА РУЛЕЖНОЙ ДОРОЖКЕ самолет. Сверкающая прозрачной синевой бесконечная бездна неба. Серый бетон рулежек, снег, пробивающиеся пятна прошлогодней жухлой травы. Четыре винта вращаются, кажется, с бешеной скоростью, но это лишь обороты холостого хода. Самолет Ил-38 едва вздрагивает, как жеребец перед скачкой, хоть машине уже больше двадцати лет. По меркам самолетов такого типа — немало. “Ил”, нависший над взлеткой, скорее принадлежит к возрасту старше среднего. Стареют машины иначе, чем люди. Старение конструкции и аппаратуры, износ узлов — все это сглаживается усилиями техников. И морщины пролегают не на борту самолета, а на лицах пилотов и техников. Ил-38 — одна из старейших модификаций, до сих пор состоящих на вооруженииВМФ, он ровесник гражданского Ил-18. Но за десятки лет илюшинский противолодочник разбился только один из всех, поступающих на вооружение флотов, и то по вине экипажа. Надежность и экономичность Ил-38, скорее всего, позволят ему простоять в строю еще много лет.

Все системы опробованы, мы ждем освобождения ВПП. Сегодня первый день полетов после почти месячного перерыва. Завезли горючку. Сегодня и еще три дня все летчики будут летать. Выполнять боевые задачи, подтверждать квалификацию. Сам командующий морской авиацией ВМФ России генерал-лейтенант Федин сегодня на базе…

ВПП сейчас занята — садится Ан-26 и на заходе на посадку еще два Л-39 — маленькие и юркие учебно-боевые машины. Радиообмен, короткий, но напряженный, сухие фразы летчиков, повторяющих в десятый раз одно и то же. Наушники, надетые на каждого, скрипуче бормочут про воздух, температуру, боковой ветер, характер покрытия ВПП.

Наконец, у нас перед носом пронесся Ан-26. Оставляя черные следы шасси на серой бетонке, самолет, разведавший погоду и обстановку в районе полетов, приземлился и помчался по бетонке, сверкая огнями, быстро уменьшаясь в размерах. Через два километра ВПП “Ан” повернул налево, и отсвечивая слабыми отблесками, стал заруливать на стоянку, откуда мы несколько минут назад отрулили. Аэродром, как гигантская спираль, по которой против часовой стрелки — сегодня ветер слева — постоянно перемещаются самолеты: одни, разгоняясь по бетонным виткам, уносятся вдаль, другие садятся. В центре серой бетонной паутины — командно-диспетчерский пункт. На КДП несколько офицеров застыли перед круглыми зелеными мониторами. На мониторах вся обстановка вокруг аэродрома, все самолеты, движущиеся по спиралям-коробочкам и в дальней зоне. Сегодня, когда на базе полеты, от слаженности и четкости действий диспетчеров зависит очень многое.

Взлет разрешен.

Сразу круто повернули налево, и перед носом вытянулась к горизонту взлетно-посадочная полоса. Звериным рыком взвыли двигатели, пропеллеры обезумели от невиданной силы тяги. “Ил” понесся по бетону, и все вокруг слилось в сумасшедшую вереницу проносящихся мимо борта самолетов, застывших на аэродроме, зданий. Наконец, самолет поднял нос к небу, тряска прекратилась. Желтая от прошлогодней травы земля отшатнулась вниз, пригнулись быстро уменьшившиеся деревья. И земля вдруг стала калейдоскопом уменьшающихся и множимых высотой квадратов разных цветов. Там зеленые поляны, коричневые пахоты, серые еловые леса и синие озера, болота, покрытые льдом.

Температура —4 градуса, влажность 62 процента, высота полета птиц 600 метров, видимость 10. Радиообмен становится интенсивней, когда мы выходим на высоту больше километра. Здесь уже температура почти 10 градусов холода, сильный боковой ветер. Вокруг самолета все видно на десятки километров вперед. В ясном небе ни облачка. Виден серыми дымами труб Псков, сетка дорог, лесные массивы и озера. Пояс озер вокруг увенчан, как бриллиантом, бело-синим "камнем" на северо-западе — там ледяным пятном на фоне синего неба выделяются Чудское озеро и темное пятно острова посередине. Поднимаемся выше. Облаков нет, но горизонт теряется, уже трудно без приборов определить дальность до какого-нибудь озерца у самого горизонта. Может, двести километров до нее, а может, пятьдесят. Спросить штурмана не решишься, озадачив досужим вопросом. Перед штурманом крутят огнями приборы, меняются тетрадные листки с какими-то стрелками и цифрами. Карандаш уже к часу полету иступится, линии в тетради станут жирными, и штурман станет ножиком торопливо точить свой "Кохинор", стряхивая желтые стружки карандаша, и вновь быстро заносить на бумагу свои цифры и коды.

Летим на пяти тысячах метрах — это наш эшелон.

Полет должен быть удачным. Ведь все приметы, призванные обеспечить успех полета, соблюдены. Никто из экипажа не дал мне интервью, не согласился фотографироваться. По тем же суеверным, но священным обычаям, не подпустили к борту замполита.

Конечно, подготовка к полету не ограничивалась соблюдением обычаев. Самолет в течение многих часов готовили инженеры, налаживая и проверяя работу всех блоков и отдельных механизмов. Целыми днями, иногда и ночью, в технических боксах продолжалась работа. Порой со стороны этих боксов доносились едва слышный шум и лязг железа, порой — раздирающий рев снятых с пилонов и закрепленных в своеобразных станках, разогнанных на полную мощь двигателей. Техники работают в любых условиях и в любую погоду. Делают все, чтоб самолеты летали. Никогда еще не было, чтобы на базе по вине инженеров не состоялись полеты. Зимой, в лютый мороз, когда невозможно завернуть нужную гайку ключом, техник на слюну прилепит железную гайку к большому пальцу и довернет ее как следует. Палец отрывается потом от примерзшей гайки без кожи…

Сейчас, когда мы летим над квадратами российской карты, техники, собравшись где-нибудь в курилке, неспешно толкуют о своих делах. Тем может быть сколько угодно, полет долог, но главные чаяния их души все равно с родным бортом. Как он там, за сотни километров от родной "точки"?

Сегодня инженерно-авиационная часть занимается одновременно ремонтом и подготовкой к полетам самолетов и разделкой старых машин. Благодаря этому объединению, случившемуся не от хорошей жизни, а от сокращения кадров и слабого финансирования, ИАС может на 30 процентов продлевать срок жизни боевых самолетов. При разделке старых, отработавших свой срок машин, ИАС снимает комплектующие двигатели, приборы и целые блоки — все, что еще не отработало свой срок.

Время 15-00. Летим над российской территорией. Экипаж отрабатывает полетные задачи, главная из которых — разведка. Командир, сняв наушники, рассказывает мне о местных ориентирах. В основном они невеселые. Под крылом все больше покинутые деревни, опустелые города. Все это особенно хорошо видно сверху. Под нами — деревни, множество домов на пересечении дорог, но все они заброшены. Действительно, крыши хозяйств зияют дырами. В деревнях из двух десятков хат — лишь пара домов обросли огородами и перепаханной землей, и курится дымком печь. Значит, лишь в них теплится жизнь, в остальных — разгром и запустение. Сверху хорошо виден результат всех прошлых и нынешних реформ, разгром и нищета русской деревни. Живые соки были много лет назад вытянуты из этих деревень. Энергия этих сел покинула землю, втянутая в орбиты мощнейшей в мире гонки. Индустриализация, технологическая революция. Теперь энергия этих сел гудит в турбинах стратегических бомбардировщиков и торпедоносцев. Но сами они мертвы.

Далеко позади родная база... Городок, связанный с базой десятком километров асфальта автодороги и железной одноколейкой. По этой одноколейке несколько раз в день ходит "мотовоз", здесь так называют дизель с тремя вагонами, который и перевозит ежедневно летчиков, техников и персонал базы из города в часть и назад. По этой же дороге к аэродрому тянутся составы с ГСМ и снаряжением.

В городке — аккуратные пятиэтажные хрущевки, прямые короткие улочки, гостиница-общага для бесквартирных офицеров. Дом офицеров с памятником разбившемуся и упавшему в Баренцевом море экипажу самолета. Спортзал — место обычного досуга летчиков, созданный на базе бывшей котельной, вечером становится центром общественной жизни гарнизона. Здесь сауна, зал для волейбола, тренажеры и бильярдный стол. Летчики азартны, любят риск и игру. Волейбол и бильярд особенно прижились в летном городке. Командование только поощряет эти наклонности. Спорт летчикам нужен, чтоб не потерять форму, бег скучен, футбол влечет вредные травмы. А волейбол хорошо развивает реакцию, быстроту и четкость действий, глазомер, так необходимый пилотам в их работе. Иногда офицеры, чтобы усилить остроту игры, играют в "экстремальный" волейбол. Вместо сетки через зал протягивают белые простыни, дабы не видеть действия противника. Тогда мяч вылетает всегда неожиданно, но летчики успевают вовремя среагировать и отбить подачу. Играют в волейбол все — от лейтенанта до генерала. Командующий Иван Дмитриевич Федин играет едва не лучше всех подчиненных. Многие давно добились в игре редкого профессионализма, командиры всерьез опасаются эмиссаров из ЦСКА — уведут еще в большой спорт офицера, а какой-нибудь экипаж останется без пилота… Так же серьезно играют в бильярд. Игроки сходятся у стола, вынимая из чехлов именные разборные кии, играют "без дураков", игнорируя простые ходы — загоняют только самые трудные шары, иначе засмеют товарищи.

По праздникам в городе устраивают экстремальные эстафеты и игры. Например, перетягивание каната на льду или под водой. Под водой при перетягивании каната нужно особенное мастерство. Все помнят, как однажды Глыба, пилот прозванный так за богатырскую силу и габариты, смог перетянуть под водой в одиночку сразу сорок офицеров. Правда, оказалось, что он сам привязал канат к речному пирсу.… Еще Глыба знаменит своим особым экспресс-методом похудания. Перед проверками он по месяцу совсем не ест и пьет только один стакан воды в день. Только так ему удается пройти комиссию по весу.

Исторический момент — прошли "уголок", как здесь называют Кольский полуостров, теперь под нами только море. Подходим к исландскому барьеру. Наступают самые ответственные часы.

— Экипаж. Бросаем буи! — командует командир.

Это похоже на ловлю рыбы сетью. Десятки буев сыпятся вниз. Красные РГБ (радио-гидроакустические буи) раскидываются равномерно по водяному квадрату сотня на сотню километров. Говорят, что цена одного буя такая же, как у цветного телевизора. Падая на воду, буи выполняют главную задачу полета. Каждый буй, плавающий над водой, состоит из двух основных частей — одна часть погружена под воду, на другой установлен радиопередатчик, настроенный на волну нашего "Ила". Теперь РГБ чутко отслеживают все изменения в подводной обстановке. Сеть из радиобуев накрывает целый квадрат, где может пройти подводная лодка противника. Если лодка появится под нашими буями, то они уловят тончайшую вибрацию воды, подадут радиосигнал, и тогда мы увидим вражескую лодку на своих экранах.

КОГДА-ТО ВСЕ ЖИВОЕ НА ЗЕМЛЕ вышло из морских вод. Развитие человеческой техники в чем-то повторило этот проверенный древностью путь. Русская авиация зародилась, как ни странно, в... море, лишь потом перебравшись на сушу. Можайский, первый русский летчик, был морским офицером. С гордостью моряки говорят, что и Гагарин был до своего полета в космос морским офицером. Морская авиация — прародительница всей русской авиации. В прошлом веке, когда были построены первые в мире самолеты, водная поверхность считалась самой удобной для взлета и посадки. Легкие деревянные самолеты взлетали с моря и туда же садились. В штиль вода казалась идеальной ВПП.

Потом стало ясно, что вода намного тверже земли, как это и ни странно. Стали строить аэродромы на суше. Непосредственно морская авиация возникла в годы Первой мировой войны — поддерживала действия флотов. Сначала самолеты применялись только для разведки либо как средство связи. В июле 1916 года русские морские летчики впервые участвовали в воздушном бою над морем. Четыре русские машины взлетели с плавбазы "Орлица" и сразились с 7 немецкими самолетами, атаковавшими наши корабли. Трех немцев уничтожили — их машины рухнули в море, остальные самолеты противника были рассеяны. С того июльского дня и ведется история русской морской авиации. Сейчас ей уже 85 лет. Все эти годы покрыты славой. Во время Великой Отечественной морские летчики потопили почти три четверти всех потопленных ВМФ нацистских кораблей. Морские летчики первыми бомбили Берлин. Первая эскадрилья советской морской авиации бомбила немецкую столицу уже в августе 1941 года. В первые дни войны на земле была разбомблена почти вся советская авиация. Разгрома избежали лишь части морской авиации, которые были вовремя приведены в готовность к отражению врага.

Во время Второй мировой советские морские летчики впервые в мире применили топ-мачтовое бомбометание, что явилось верхом мастерства. При бомбардировке корабля сверху множество бомб падало мимо, площадь поверхности судна не так велика. Русские подлетали к немецким кораблям на предельно малой высоте со стороны борта, разгоняясь прямо по курсу на борт судна, и сбрасывали бомбы в воду, сразу набирая высоту и сворачивая прочь. Выпущенные таким образом бомбы продолжали по инерции нестись по поверхности воды в сторону корабля. Похожие на запущенный мальчишкой камень "лягушечкой", бомбы прыгали по воде и "по торпедному", попадали в высокий борт. Эффективность такого бомбометания была на порядок выше. Но чтобы бомбить так ювелирно, надо было быть асом, а чтобы удержать курс на корабль на малой высоте, когда тебе в лоб бьют все его калибры, надо было иметь железные нервы.

Но в морскую авиацию всегда набирали летчиков с самыми крепкими нервами. Психологически полеты и бои над морем намного труднее, чем над сушей. Над водой как нигде чувствуешь свою уязвимость. Понимаешь, что никто не поможет, и в случае чего положиться можно будет только на себя и на свой самолет. Спастись, если самолет будет сбит, мало шансов. Быстро найти в море катапультировавшегося пилота почти невозможно. Ведь в холодной воде Баренцева моря человек может продержаться лишь 15-20 минут.

В случае поражения или выхода из строя самолета, автоматически сработает катапульта, и весь экипаж просто выкинет из кабины в воздух, раскроется парашют и надо будет приводняться. Прыжки с парашютом на воду особенно опасны. От парашюта надо вовремя освободиться, чтобы не оказаться под его куполом и не утонуть. Выпрыгивать надо в момент соприкосновения с водой, но четко определить этот момент трудно — слишком обманчива кажущаяся близость прозрачной воды. Покажется, что вода уже рядом, выпрыгнешь, а окажется, что до нее еще метров двадцать. Тогда разобьешься. Если все сложится удачно и парашют не утянет тебя ко дну, окажешься на плаву. Специальный костюм позволяет не замерзнуть насмерть в течение суток даже в ледяной воде. Специальный прибор, "комар", как его называют, будет плавать рядом и посылать в небо радиосигнал, по которому и станут искать летчика спасатели. Конечно, у современных экипажей есть автоматически раскрывающиеся плоты, аварийная связь. Но даже это не слишком уравновешивает шансы человека в поединке со штормовым морем...

Ну да лучше сейчас о плохом не думать.

Летим над морем, вокруг во все стороны горизонта только вода и небо. Сухопутным летчикам летать проще. На земле полно ориентиров — города, озера, реки и дороги, всегда есть с кем связаться, чтоб уточнить курс. Над морем никаких ориентиров нет, на тысячи километров одна вода, сильным ветром может отнести на сотню километров в сторону, узнаешь об этом, только когда в определенный момент не увидишь перед собой ожидаемой береговой линии. Простого пилота это может привести в шок, морские воспринимают такие накладки спокойно, доверяя штурману и аппаратуре.

САУ — Автопилот, уверенно ведет самолет по курсу, а экипаж, наконец, обратился к бортовому пайку. Сваренные вкрутую яйца, мясо, согретое в бортовой духовке, хлеб, сгущенка. В электрическом чайнике-термосе разогрели чай. Чай остался почти не тронут — все больше налегали на превосходный яблочный сок из трехлитровых банок, которые вытащил на свет из большой коробки бортмеханик. Еда приятно действует на настроение, пятнадцатичасовой полет без борт-пайка покажется каторгой.

За трапезой командир вспоминает, как в советские времена летал над Северным ледовитым океаном, вел ледовую разведку. Разведка движения и разломов льдов в океане была боевой задачей. Ледовые разломы — самые удобные огневые позиции для вражеских лодок, внезапно всплывающих из-подо льда в узких местах разломов. И обнаружение их тогда было одной из важнейших задач авиаторов.

Оглядываюсь на море под крылом, на небо и бескрайний простор, и вдруг ловлю себя на мысли, что только сейчас над океаном на высоте нескольких километров над Атлантикой, на борту русского торпедоносца, слушая в наушниках радиопереговоры, понимаю, как грандиозен мир этих людей. Как велика мощь нашей русской цивилизации, создавшей эти совершенные машины, обучившей пилотов, давшей им самое совершенное оружие...

ЦЕНТР БОЕВОГО ПРИМЕНЕНИЯ И ПЕРЕУЧИВАНИЯ летного состава морской авиации ВМФ России возник под Псковом на базе дальнего морского разведывательного авиаполка в 1995 году. Когда развалился Советский Союз, от России был отторгнут перешедший к Украине аналогичный Центр в Николаеве. Русский флот остался без ключевого элемента морской авиации. Негде было тренировать летчиков и переучивать их для управления новыми поступающими на вооружение самолетами. В 1993 году Россия решила сформировать собственный Центр на северо-западе, южнее Пскова. В течение всего 1994 года там велась напряженная работа. Без соответствующего финансирования, материальной базы и поддержки в кратчайшие сроки (чуть больше года) усилиями офицеров, сегодняшних командиров ЦБП и ПЛС, Центр удалось создать. Возглавляет его заслуженный военный летчик России генерал-майор Анатолий Яковлевич Бирюков. В Центре постоянно подтверждают и повышают свою квалификацию морские летчики со всех флотов. Здесь же офицеры учатся управлять новейшими боевыми самолетами, которые еще только поступают на вооружение нашей морской авиации. За годы работы Центра в нем прошли переподготовку 1200 офицеров по 47 специальностям. Здесь же ведутся научно-исследовательские работы по совершенствованию и внедрению в практику боевых частей новейших приемов пилотирования и ведения боя, рекомендаций по боевому применению авиационного вооружения. Сбор и обобщение, анализ данных боевой подготовки во всей морской авиации. По сути, Центр является одним из основных интеллектуальных узлов современной морской авиации России. В Центре генерируется вся информация о деятельности морских авиачастей, международный опыт, накапливаются знания, научная мысль и практические новации. Центр влияет на выработку морской стратегии страны, на оборонный заказ, рекомендуя те или иные образцы техники и оружия к принятию на вооружение ВМФ. Центр в годы разрухи, царящей десять лет в русской армии, стал хранилищем морской авиационной мысли, новейших технологий и знаний. В Центре, как в матке, укрытой от вредных и разрушительных воздействий окружающего мира, согревались и развивались малые ростки, зародыш будущей морской авиации России. В то, что это время наступит скоро и страна востребует плоды кропотливой работы — в Центре свято верят.

Совсем скоро в Центр должны поступить и новейшие стратегические бомбардировщики Ту-142. Слабое место Центра — отсутствие площадки для подготовки палубных летчиков. Но в Центре уверены, что в будущем и этот вопрос решат. Палубникам пророчат едва ли не главную роль в морских сражениях будущего.

Сегодня лишь ценой героизма летного состава, инженеров и техников Россия продолжает удерживать оборону на северных подступах. К сожалению, разграбленная наша страна не может держать полноценный паритет на море. Необходимо обновление самолетного парка, корабельного состава. Приблизительные контуры возможной глобальной войны требуют от России содержания как минимум по два авианосца на Тихом океане и на северных морях. Пока у нас в строю только один авианосец и нет ничего на стапелях. США держат по три авианосца на каждом из флотов. Страны НАТО обладают превосходством на основных стратегических направлениях. Противоборство на море — очень дорогое удовольствие, но безопасность, охрана и защита жизненных интересов никогда не стоили дешево. Жизнь по определению дороже всех благ. Если Россия станет восстанавливать свою державную мощь, без сильного флота ей не обойтись. А современный флот немыслим без современной морской авиации.

Сейчас важнее всего сохранить кадры — пилотов, штурманов, инженеров, техников. Можно быстро, за считанные годы, "наклепать" сотни новейших самолетов. Но быстро подготовить опытные экипажи, умелых техников нельзя. Их надо сохранять, чем и занимается Центр, урывая крохи ГСМ для полетов.

Спокойствие мерного полета над синей гладью океана вдруг нарушается. На лицах экипажа обычное внимание вдруг сменяется оживленным азартом, как будто начинается какая-то крутая игра. Пришел сигнал от одного из буев, сброшенных на море. Под ним на глубине четырехсот метров движется подводный объект с водоизмещением девять с половиной тысяч тонн. Большая стальная рыбина попалась в расставленную сеть. Теперь экипаж похож на команду рыбаков, ведущих жирную рыбину. В движениях и разговоре сосредоточенность, в глазах — блеск. Сигналит второй и третий буи. Теперь по этим сигналам можно вычислить все параметры обнаруженной подводной лодки.

Лодка типа "Лос-Анджелес" движется на северо-восток. Район, где замечена подлодка, назван еще в советские времена Исландским барьером. Здесь единственный коридор, соединяющий Атлантический океан с Северным ледовитым. Здесь проходят все корабли и лодки американцев, следующие к северным берегам России. Морской коридор между Гренландией и Исландией шириной в тысячу километров всегда был подконтрольной ареной жесткого противостояния советского и американского флотов. Наши лодки, идущие к американским берегам, проходят тоже здесь. Их выслеживает американская морская авиация, чьи многочисленные базы находятся на берегу Гренландии. Аналог нашего "Ила" "Орион" постоянно кружит над квадратом, имеющим стратегическое значение. Навстречу нашим идут лодки США, чтобы пройти в Северный ледовитый океан и выйти с севера к берегам России, занять позиции вдоль всей нашей страны. Эти лодки в случае войны нанесут ядерные удары по территории России. Чтобы этого не случилось, русский ВМФ постоянно посылает сюда противолодочники. Так Главный штаб узнает местонахождение подлодок вероятного противника, с момента обнаружения их постоянно сопровождают наши противолодочные корабли, многоцелевые атомоходы, чтобы в случае войны вовремя уничтожить. Современное противоборство на море стало борьбой самой продвинутой техники, интеллектов, высокой подготовки офицеров и очень больших денег. По последнему критерию наша страна в последние годы сильно отстает, поэтому многие наши позиции сегодня ослабли. Тем не менее, основную задачу обороны страны флот и морская авиация решают. Полеты противолодочных торпедоносцев, разведчиков и бомбардировщиков обходятся очень дорого, но без них нельзя говорить ни о какой безопасности страны.

День заканчивался, горизонт окрасился закатом, солнце скрылось в яркой плазме океана на западе. Наступила бескрайняя ночь над океаном. Мерный убаюкивающий рокот винтов, редкий радиообмен — такое впечатление, что мы на космическом корабле, улетели уже очень далеко от Земли. На самом деле, дела земные все так же рядом, под нами вражеская лодка, в ней американские моряки, держат курс дальше к северным берегам России. Они еще не знают, что обнаружены и фактически сидят в прицеле.

В слабо освещенной кабине — мягкое свечение приборов. Бесчисленные красные огни на приборной доске на черном фоне темноты, звездная круговерть над головой и на горизонте, черная бездна под крылом. Все это убаюкивает и нагоняет дрему. Засеченная лодка идет прямо под нами, все сведения о ней уже переданы на землю, ею теперь займутся другие. Хотя, если поступит команда на поражение, мы должны будем уничтожить подлодку. Тогда будут сброшены на воду умные и хищные торпеды, которые найдут под толщей океана железное брюхо атомохода и разорвут его взрывами, а страшное давление глубины закончит дело, ворвавшись тысячами тонн воды в отсеки. Удар с воздуха непредсказуем для подводников. Лодка легко обнаруживает присутствие кораблей, умеет отыскивать и находить вражеские лодки, но самолет она не видит. Интересно, оказывается, больше половины всех германских лодок во время Второй мировой войны было уничтожено ударами с воздуха...

Но команды на поражение нет, а нам пора уходить. На смену нам подходит другой "Ил"...

ПЯТНАДЦАТИЧАСОВОЙ ПОЛЕТ ЗАВЕРШАЕТСЯ. Внизу земля играет калейдоскопом дорог и городов. В темноте все выглядит гирляндами. Причудливой комбинацией драгоценных узоров на черном ковре, светящейся паутиной. Как будто небо и земля поменялись местами. Звездные галактики, созвездия и скопления звезд под нами, а сверху бледная темная бесконечность, будто полет был межпланетным. Настоящие звезды кажутся только отражением красных солнц, горящих под крылом. Туда, завершая полет, несется торпедоносец. Там, среди этих рукотворных Альтаиров и Сириусов, именуемых Псковом и Новгородом, продолжается жизнь, покинутая нами полтора десятка часов назад. "Ил", бродивший над нейтральными холодными водами далеких океанов, был ангелом-хранителем этих созвездий, к которым сейчас возвращался. Говорят, древнее слово "ил" означало принадлежность к ангелам и умение летать, поэтому имена ангелов заканчиваются на "ил". Наш Ил-38 не виден и не слышен спящим сейчас внизу людям. Но он, как ангел, отвел от них угрозу, охранил от Врага. Засек темную подводную, вышедшую из чужой галактики, громадину, напичканную смертоносными боеголовками, оградил нашу вселенную от нежданного ночного удара с севера. Межконтинентальное противоборство цивилизаций, столкновение материковых литосферных плит диктуют мировую историю, измеряя ее катастрофами и войнами. Дай Бог, чтоб над нами всегда в небе парили наши ангелы-хранители.

...Пока летали, изменилась погода, с запада наползли облака, и они теперь скрывают от летчиков куски земли, вырывая их темными пятнами. Снижаемся, закладывает уши и чуть раскачивает. Штурман следит за "золотой стрелкой" АРК — автоматического радиокомпаса. Командир и правый пилот на АГД — "авиагоризонт", показывающий угол наклона движения самолета к линии горизонта. Говорят, что пилот полжизни смотрит на АГД, вторую половину жизни — на ноги официантки в столовой на базе. Комбинированный указатель скорости крутит роликами цифр. У самолета две скорости. Приборная говорит о том, с какой скоростью летит машина относительно воздуха и ветра. Эта скорость отличается от фактической скорости движения относительно земли.Снижаемся до эшелона три тысячи. Здесь мы уже во власти аэродрома. Повинуясь отлаженной работе аэродромной спирали, выходим на малую "коробочку" и начинаем кружить вокруг базы, постепенно притягиваясь все ближе к скоплению аэродромных огней, как под действием гравитационной силы галактического ядра. Огни вокруг базы, расположенные ковшом, подобно Большой Медведице, у самой "рукоятки", где начинается ВПП, сверкают особенно ярко красным, зеленым и синим. Там "полярная звезда" — "Ирбит", главный ориентир, туда и направляется самолет. Ожидаем разрешения на посадку. Одновременно с нами идет на посадку стратегический самолет-ракетоносец. За штурвалом "бомбера" сам командующий морской авиацией — у летчиков летают все, включая маршалов. Генерал-лейтенант, уверенно ведущий Ту-22 М 3, садится перед нами, теперь наша очередь. Выпущены шасси. Голос командира: "Убрать закрылки!" "Закрылки убраны, — отвечает пилот, уточняя через секунду, — закрылки убраны синхронно".

Снижаемся до эшелона восемьсот метров и выходим на прямую. По глиссаде идем вниз — в сторону уже видной перед носом полосы. Проносимся над шоссе. Огненный удав ночной трассы лениво перекатывает по растянутому тулову огоньки "проглоченных" машин, втянутых во внутренние движения организма дороги. Как телефон, звенит звонок сигнала дальнего привода — до ВПП четыре километра, хотя из кабины кажется, что она уже совсем близко. Чуть вильнув в воздухе, выстраиваемся прямо по линии красных огней приближения протянувшейся по оси полосы перед ее началом, звенит второй звонок — это сигнал ближнего привода, что до полосы километр. Огни у самой полосы горят зеленым светом, посадка разрешена. Вся ВПП, выхваченная множеством разноцветных огней из темноты, как наряженная елка, сверкает и блестит. Левее мерцает металлическими корпусами самолетов стоянка.

"Угловой ветер плюс 4. Скорость триста! — сообщает правый пилот, глядя на приборы, где крутятся цифры, каждое деление — десять километров в час. Деления плавно опускаются. — Двести девяносто. Двести восемьдесят. Двести семьдесят!" При этих словах самолет садится. Коснувшись, подхватив колесами бетонку, "Ил" несется вперед по полосе, вздрагивая на стыках плит. Двигатели вдруг переходят на какой-то разочарованный рык — винты сняты с упора и теперь уже играют роль воздушных тормозов.

Почти остановившись, поворачиваем налево и выруливаем в сторону аэродрома. Медленно, высвечивая фарами полотно бетона перед носом, заруливаем на стоянку. Останавливаемся, движки, остывая, плавно сбавляют обороты. Пропеллеры крутятся. Ближний винт слева захватывает лопастью отблеск синего огня у кромки поля и, играясь, крутит его по кругу, превращая в краткое синее сверкающее кольцо.

Кажется, что сам "старый гвардеец" "Ил" улыбается родному аэродрому. Еще один бой позади. Но завтра снова полеты...

Москва-Псков-Остров-Москва

Автор и редакция благодарят за помощь в создании материала командование морской авиации, пресс-службу ВМФ России и лично Игоря Дыгало.

[guestbook _new_gstb]

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 32 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

33

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]