Газета Завтра 437 (15 2002)

ПОЕДЕМ, КРАСОТКА...

Ольга Шорина

8 апреля 2002 0

15(438)

Date: 9-04-2002

ПОЕДЕМ, КРАСОТКА...

В Москву — Ярославскую спешит электричка. Трансляция мурлыкает про статью 171 УК РФ, страшит правовой ответст-венностью за "незаконное предпринимательство" — "несанкционированную торговлю" трехлетним тюремным заключением или же штрафом в пятьсот минимальных окладов.

Водомеркой стоячих водоемов подпрыгивает на рельсах электричка, а в ее зеленом чреве сидят и стоят счастливцы, которые едут работать или же учиться на коммерческой основе престижным профессиям. Их позы так же неподвижны, как их стабильная, сытая жизнь. Выпавшие же в осадок абортивные продукты новой России ходят, двигаются, "вертятся": одни приторговывают, другие собирают со "счастливцев" налоги на свое выживание.

— Индийские ароматические палочки! Картошечка, водичка!

— Шоколад, орешки, пожалуйста, сушеные бананы!

— Уважаемые пассажиры, извините за беспокойство, счастливого вам всем пути! Минуточку внимания: после применения этого средства тараканы погибают и не появляются очень долгое время!

А в противоположном конце вагона терпеливо ждет своей очереди женщина за пятьдесят, и когда эфир свободен, она идет по проходу, нетрезво приплясывая, рассказывая веселым голосом.

— Я приехала из Тюмени, лежала здесь в больнице и все деньги свои пролечила. Вы знаете, сколько стоит билет в Тюмень?!

Ей кричат: “Да ты уже три года в Тюмень уезжаешь!”

А на сцену жизни уже вышла маленькая, пестро одетая девочка с одуванчиками.

— Люди добрые, дайте мне еды, монет или работы. Купите цветы! — и поет не по-детски сильным голосом, пронзительно выкрикивая припев: — "журавлей, журавлей!"

Никто не пошелохнулся.

— Жадные люди в вагоне едут! — крикнула девочка.

Немолодая, бесформенная баба в ярости хлещет себя по коленям газетой.

— Ходят тут эти бомжи, не почитать ничего, — никакого покоя!

Союзники находятся немедленно.

— Собрать бы их всех в одну канавку, известочкой посыпать да водичкой полить, чтоб не мучили ни себя, ни общество! Лично я — сторонница жестких мер!

— Да, работать-то никто не хочет! — радостно, подхватывает интеллигентная женщина с книгой. — Зато ездить сейчас очень интересно!

Верно: ничего нет многоцветнее горя и серее эгоизма!

Я всегда внимательно относилась к нищенствующим персонажам, так как знаю, что не вписываюсь в законы современной социально-экономической политики; только тонкая мембрана случайности спасает, не пускает пока что меня в мир отверженных.

Допустим, вот с этого человека началось мое знакомство с миром нищих.

— Православные, русские братья и сестры во Христе! Многие из вас меня хорошо знают, многие из вас меня хорошо помнят, я тоже хорошо знаю и помню многих из вас. Тяжело осознавать тот факт, что моя жизнь целиком находится в ваших руках, но я прошу вас понять меня, войти в мое положение. Если вы поможете, я буду жить, не поможете, — я умру. Я обращаюсь в первую очередь к тем, кто давал клятву Гиппократа, особенно к женщинам-врачам, и к тем, кто верит в Господа нашего Иисуса Христа. Мне нужна операция на сердце, стоимость которой десять миллионов швейцарских франков, а у меня нет таких связей, чтобы обратиться на телевидение! Мне помогли собрать девять миллионов святые русские люди и Русская православная церковь! Господь наш Иисус Христос сказал: возлюби ближнего своего. Я никогда бы не стал так перед вами унижаться, но у меня — маленький ребенок, не то я бы уже давно покончил с собой! Благослови вас всех Господь!

Помню, как на два месяца он исчез, но вот в начале зимы с грохотом раздвигаются двери и тяжело вваливается этот огромный, болезненно отечный человек, — в мороз в черных резиновых сапогах, в телогрейке, капюшон с сальных, давно не стриженных русых волос откинут, на груди — иконка и раскрытые корочки удостоверений.

— У меня оказался не врожденный, а приобретенный в армии порок сердца, — закупорка митрального клапана. Операция прошла успешно, я остался жив. Но на послеоперационное восстановление требуются немалые средства, а вы знаете, какая у нас нищенская и копеечная пенсия! Если бы не мой маленький ребенок, я бы уже давно добровольно ушел из жизни! Я устал от такой жизни, мне наболело и надоело всем постоянно доказывать, показывать и рассказывать! Храни вас всех Господь!

A вот еще один важный для меня случай.

Тощая молодая женщина с пищащим свертком.

— Я приехала сюда с Украины, — далее следовал перечень подмосковных и столичных бедствий, — я с себя уже все продала!..

Прямо-таки сатанинская злоба охватила меня, но я себе напомнила, что мои собственные завтрак, обед и ужин всегда висели и висят на волоске. Дала ей монетку, и такая вдруг радость со дна души поднялась, будто светильник внутри зажегся…

"… приди и вселися в мы, и очисти мы от всякия скверны, и спаси, блаже, души наши..."

Что же на самом деле постигло девочку-певунью и женщину, которая все собирается в Тюмень?

История девочки ужасна и как бы маловероятна: ей двенадцать, хотя больше восьми ни за что не дашь. Ее хотели отдать в интернат, поэтому Таня убежала из дома. Ее родители — ни монстры, ни пьяницы. Всему виною подписка на газету "Московский комсомолец". Просто однажды отец вернулся с работы, а девятилетняя Таня вертелась в прихожей возле матери, и "продвинутый" папаша загоготал: "Ну ты так мать любишь — просто лесбиянка какая-то!" — "А ты тогда — педераст", — парировала беззлобно, будто играя в мяч с подружкой, девочка, тоже знакомая с этой газеткой...

…Март, грязный, просоленный, мгновенно тающий снег. Парень в камуфляжных штанах ползет по этом грязи — считается, что у него полностью расслаблена нога.

— Я сама видела, — зашептала женщина с красивым русским лицом, — как он на Ярославском вокзале вскочил на обе ноги, меня заметил и заржал, так и убежал, щенок, с чужими трудовыми деньгами! Ну никто работать не хочет, — лучше по электричке будут ползать!

— Да, — деловито кивает свирепого вида бабка, — сволота, тунеядец. Ну что, спрашивается, люди добрые, он бы себе пятьсот-шестьсот рублей не заработал бы?!

А вот Тамара Петровна, та самая, что собирает деньги на "билет в Тюмень", любила работать. Она всю жизнь обслуживала адсорбер на щелковской фабрике технических тканей, пропитывая обложки на паспорта всей страны! Но настало лихолетье, и она осталась без места. Довольно скоро нашла работу — торговлю несвежей курятиной у частного предпринимателя. Два месяца проторговала на морозе, "хозяин" сказал, что "недостача" и ни копейки не заплатил. На работу принял, как ни странно, по трудовой книжке, а не по трудовому договору, как у них, "ичэпэшников", принято. А книжку не вернул. В наказание за "недостачу", наверное. И сам исчез... Восстановление документа невозможно. Пенсия невозможна. И Тамара Петровна пошла в электричку "шоколадницей", благо, опыт "незаконного предпринимательства" имелся.

Торговать в пригородных поездах без особого разрешения нельзя. Сунешься сам по себе со своим коробом — горько пожалеешь. Существуют поездные дистрибьютеры-распределители, разрешающие быть "шоколадником", "мороженщиком", "газетчиком", "платочником" на строго определенном железнодорожном участке, например, от вокзала до Маленковской.

Но Тамара Петровна раз и навсегда расхотела быть "шоколадницей" после того, как ее "начальник" изо всех сил пнул пакет насмерть перепуганной старушки, впечатав его в гофрированное заграждение на территории вокзала.

— У тебя же там гнилье, кто это купит?!

И Тамара Петровна решила, что уж лучше ей побираться.

Ольга ШОРИНА