Газета Завтра 444 (22 2002)

ОХОТА НА РАДУЕВА

28 мая 2002 0

22(445)

Date: 29-05-2002

Author: Герой РФ Альберт Зарипов

ОХОТА НА РАДУЕВА (Главы из повести “Первомайка”)

"РЕБЯТА, РАБОТЫ ВАМ — НА СОРОК МИНУТ"

Разбудили нас около пЯти утра. Командир роты заступил накануне в наряд дежурным по ЦБУ. И как только в наш батальон поступил приказ, он сразу же прибежал в роту поднимать группу. До семи утра мы должны были наскоро позавтракать, получить оружие и экипироваться. Согласно директиве сверху, мы должны были быть одеты в белые маскировочные халаты. Но еще на прошлом выходе все зимние маскхалаты были изношены и запачканы настолько, что их было невозможно надеть. В ротной каптерке имелось несколько новеньких комплектов, но на всю группу их не хватало. Ротный подумал с минуту и приказал идти на построение в обычном камуфлированном обмундировании. Он надеялся при комбате раскрутить начальника вещевой службы, чтобы тот выдал на всю группу новенькие маскхалаты.

Так оно и вышло. Без десяти семь группа стояла перед штабом батальона. С опозданием в полчаса к нам присоединилась вторая группа из второй роты, а за ней стали приходить начальники служб и офицеры из управления батальона. Вторая группа вышла на построение уже в белых маскхалатах и была похожа на шеренгу стоящих Дедов Морозов. Особенно их делали похожими на новогодних дедов белые чехлы от маскхалатов, которые они понадевали на головы.

Наш ротный сразу же подошел к начвещу и через несколько минут принесли новые маскхалаты и на нашу группу. Вскоре и мы стали одеты во все белое, правда, колпаков на головы не надели. Вместо этого можно было использовать капюшон, который маскировал голову гораздо лучше.

Поочередно стали подходить начальники служб и проверять бойцов и офицеров. Начальник медслужбы проверил наличие промедола у командиров групп, а у остальных — наличие ИПП и резиновых жгутов. Приказал солдатам разуть правую ногу — солдаты были в старых портянках. Через пять минут прибежал солдатик с вещевого склада и выдал каждому бойцу по паре новеньких зимних портянок. На таких, предбоевых, построениях меня особо умиляла неслыханная щедрость начальников служб. В обычные же дни было трудно застать на складе начальников служб, а получить на группу какое-либо имущество — тем более очень тяжело.

Начальник связи батальона привел с собой двух связистов, которые должны были обеспечить группу радиосвязью с батальоном. Старший лейтенант проверил, сколько радиостанций, для связи внутри группы, и поинтересовался есть ли у нас запасные батареи к ним. Он заверил меня, что у его связистов исправные радиостанции, и связисты могут хорошо на них работать. Начальник связи тоже имел при себе оружие и полную экипировку. Оказалось, что он летит вместе с нами. Это нас немного порадовало: в таком случае проблем со связью не будет.

Но я был бы рад, если бы и начальник продовольственной службы полетел с нами. Но он был без оружия и вряд ли согласился бы на такую миссию. Пока ждали командира батальона, я приказал одному бойцу сбегать в роту и принести один ящик сухого пайка. На аэродроме мы могли прождать очень долго, а на голодный желудок много не навоюешь. Принесенную коробку с сухпайком положили за строем группы.

Появился комбат. Он выслушал доклады своих заместителей и прошелся вдоль строя наших групп, проверяя экипировку солдат. Затем стал перед строем и начал зачитывать боевой приказ.

"Вооруженная группа Салмана Радуева совершила рейд на город Кизляр. Блокировала аэродром и захватила городскую больницу с заложниками. Численность боевиков составляет двести пятьдесят-триста человек. Сколько заложников, пока неизвестно. На переговорах было решено предоставить террористам автобусы для проезда вместе с заложниками на территорию Чечни.

Наша задача: на маршруте передвижения колонны боевиков нашей авиацией будут подбиты головной и замыкающий автобусы. Одновременно с этим с вертолетов Ми-8 будут высажены наши группы и еще отряд десантников в тридцать-сорок человек. Затем мы приступаем к поражению боевиков. С воздуха нас будут поддерживать вертолеты и авиация. Это предварительная постановка задачи. В случае необходимости она будет уточняться". Как сказал один начальник, работы там для нас на сорок минут.

При последних словах я только поразился гениальной мудрости и прозорливости штабного руководства, которое уже, наверное, лет десять только тем и занимается , что штурмует колонны в триста боевиков силами в семьдесят-восемьдесят бойцов. Такие случаи вообще не предусмотрены ни в одной инструкции по боевому применению разведгрупп СН, а наш военный гений с точностью до минуты рассчитал время на всю операцию.

— А вдруг мы опоздаем и не уложимся в это время? — пошутил мой стажер-лейтенант. — Может, им сразу скажем, что мы не управимся в это время? Пусть накинет пару минут.

Нам уже скомандовали, и моя группа в колонну пo одному начала первой выдвигаться на аэродром. Я сделал шаг в сторону и стал еще раз осматривать проходивших мимо бойцов. Когда прошел последний мой солдат, стало ясно, что чего-то не хватает. Я догнал нужного мне бойца и спросил на ходу.

— Ты, такой и сякой, где сухпай?

Солдат явно был удивлен таким вопросом.

— Так мы же на задание уже летим.

— Ну и что? Бегом за коробкой!

Мы уже начали загружаться в вертушку , как появился боец с коробкой. В ней было шестнадцать сухих пайков, и этого должно было хватить на всю группу на сутки. Во второй группе солдаты положили по одной консервной банке к боеприпасам в наспинные рюкзачки. Но я думал по-другому и проинструктировал этого солдата;

— Когда группа будет высаживаться из вертушки — ты прыгаешь последним. Перед прыжком сначала выбросишь коробку. На земле уже действуешь вместе с группой. А коробку мы потом найдем, если что. Понял?

Боец кивнул и сел на коробку.

Винты вертолета дрогнули и начали с легким и нарастающим шумом набирать обороты. Рев двигателя дошел до максимального — под ногами мелко задрожал пол. Вдруг обороты спали и двигатель заглох. Из кабины летчиков вышел командир борта и сказал.

— Пока отбой. Ждем приказа.

Поначалу мы сидели в вертолете и ждали, что приказ на вылет поступит через десять-двадцать минут… Но мы прождали уже час, а добро на взлет нам не давали.

Одеты мы были достаточно легко — ведь рассчитывали на то, что нас сразу бросят на колонну. Лично я был одет в летнее обмундирование, правда, под ним было два свитера. На бойцах были зимние куртки. Спустя час ожидания мы стали слегка замерзать даже в салоне вертушки. Чтобы согреться, начали отрабатывать взаимодействие группы при высадке по-штурмовому. При такой высадке вертолет летит с небольшой скоростью над землей на высоте три-четыре метра. В открытую дверь по очереди выпрыгивают разведчики. Падают с перекатом на землю и занимают позиции для стрельбы.

В нашем случае вертолет стоял на земле и мы отрабатывали десантирование, как будто бы Ми-8 завис неподвижно над площадкой.

Скоро командиров групп вызвали к комбату, который довел до нас оперативную обстановку: колонна автобусов уже была в пути, и до границы с Чечней оставался всего километр. Но именно на этом километре был мост через реку. И этот мост разбомбили наши вертолетчики прямо перед головным автобусом. Колонна с боевиками и заложниками развернулась назад и теперь находилась в близлежащем дагестанском селе. В этом же селе располагался блокпост с нашим ОМОНом. Вроде бы сейчас в селе идут переговоры о дальнейшем маршруте боевиков.

— Так. Село называется Первомайское. Отметьте его на карте, — сказал командир нам обоим — командиру второй группы и мне. Мы толстым красным фломастером поочередно подчеркнули название села.

Потом мы разошлись по своим вертолетам. Невдалеке от них стояло несколько "восьмерок", у которых перекуривали десантники. Они летели вместе с нами и тоже были одеты в белые маскхалаты.

А вместе с моей группой, оказалось, полетит сам начальник разведки 58-й армии, то есть всей войсковой группировки в Чечне. Это был среднего роста плотный полковник, совсем не похожий на штабных "работяг". Как потом выяснилось, в Чечне он был с самых первых дней. Непосредственно участвовал во взятии Грозного и был при этом ранен. Он мог бы отсиживаться в штабах, но его чаще видели на передке, чем в тылу.

В полдень напомнил о себе пустой желудок. Один солдат из наряда по роте притащил нам несколько буханок хлеба. По одной коробочке сухого пайка было выдано на каждую тройку бойцов, и все принялись дружно скрести ложками по консервным банкам. Мы, трое офицеров, тоже достали банки с кашей и тушенкой. Пригласили к столу и начальника разведки. Полковник по-свойски подсел к нам, достал из внутреннего кармана свою ложку и принялся трапезничать с нами. Покончив с обедом, мы вышли из салона вертушки покурить. Погода была хмурая — по небу низко плыли серые облака и я надеялся на отмену вылета. Но прибежал командир батальона с картой в руке.

— Так, вылетаем сейчас. Твоя группа высаживается здесь, на опушке леса, недалеко от дома лесника. Десантники в километре южнее ваших групп. После высадки выдвигаемся к селу. По местам!

Лопасти вертолета дрогнули и пошли по кругу. Через несколько минут двигатель набрал обороты и вертушка пошла на взлет. Внизу в последний раз мелькнули бэтээры и танки на блокпостах по периметру базы, и мы понеслись на небольшой высоте над скучным зимним пейзажем. В иллюминаторы было видно, как слева и справа от нас летят еще несколько Ми-8 и четверка Ми-24-х.

Солдаты уже успели по команде зарядить оружие и теперь сидели напряженные и готовые неизвестно к чему.

Скоро вертолетный рокот сменился на другой, слегка послабее, и вертушка зависла над землей, осторожно снижаясь. Когда до земли осталось несколько метров, я взялся за ручку двери и посмотрел на начальника разведки. Тот молча кивнул головой, и я резко отодвинул дверь влево. В лицо ударил морозный воздух, но я уже выпрыгнул вниз. Приземлившись и перекувыркнувшись, я вскочил на ноги и отбежал на десяток метров вперед по курсу вертолета. Впереди был зимний лес без каких-либо признаков жизни и людей, тем более вооруженных. Оглянувшись назад, вижу , как из вертолета выпрыгивает последний солдат, а вслед ему вылетает коробка с сухпаем. Спустя секунды грохот вертолета резко пошел вверх и растаял в морозном воздухе. Лишь в трех-четырех километрах барражировали по кругу несколько Ми-24.

Я осмотрел группу и посчитал солдат. Так, все на месте. Десантирование прошло тоже нормально, никто из бойцов не получила травм. Только картонный ящик не выдержал удара и расползся по углам от собственного веса.

Пока мы лежали за валом и ждали дальнейших приказов, по радиостанции нам передали неожиданную весть: боевики взяли в заложники весь отряд новосибирского ОМОНа. Сибиряки без единого выстрела сдали чеченцам свой блокпост с бронетранспортером, личное оружие и сдались сами. Хуже всего было то, что радуевцы получили безвозмездно и даром целый БТР с крупнокалиберным пулеметом и станковый автоматический гранатомет АГС-17.

Как потом выяснилось, железобетонный мост через Терек был обстрелян ПТУРом с боевого вертолета , когда к нему подъезжал головной автобус. Вдоль движения колонны наши вертолеты выпустили еще несколько залпов неуправляемых реактивных снарядов. После этого автобусы остановились, а боевики заняли оборону вокруг них. Через несколько часов ожидания колонна автобусов развернулась обратно у разбитого моста и вернулась в село. Автобусы остановились на дороге вдоль северной окраины. Новосибирцы настороженно встретили возвращающихся террористов, но к ним подошли несколько боевиков, которые объяснили, что на время переговоров они побудут в селе и затем спокойно поедут дальше. Действительно, вскоре в переговоры с боевиками вступил сопровождавший колонну автобусов милицейский полковник, который командовал 5-й оперативной зоной, куда входили и Кизляр, и Первомайское. Пока Радуев вел с ним переговоры, новосибирцам боевики предложили сложить оружие в одном месте и выставить у него двух часовых — одного чеченца и одного милиционера. Боевики объяснили это тем, что кто-то из милиционеров может случайно выстрелить и этим спровоцировать перестрелку. Новосибирский ОМОН — народ бывалый, всякое видал… и согласился. Так новосибирцы расстались со своим оружием.

Тем временем чеченцам надоело слушать условия и ультиматумы, которые выдвигал довольный сам собой милицейский полковник. К нему неожиданно подошли двое боевиков, один из которых разоружил его, а второй наставил на него автомат. Полковник сразу понял, чего хотят боевики от него: выйти к новосибирцам и приказать им сдаться. Взамен боевики пообещали отпустить на свободу самого полковника и его охрану.

Полковник долго не раздумывал и вскоре он уже стоял перед милиционерами и приказал: в связи со сложившимися обстоятельствами , омоновцам сдаться в плен. Одновременно к часовому-милиционеру подошли несколько боевиков, разоружили его и отогнали к своим. Единственным, кто попытался оказать сопротивление , был заместитель командира милицейского отряда. Но было слишком поздно. Он был сразу же убит на месте короткой очередью. Так офицер ОМОНа расстался со своей жизнью, а оставшиеся в живых его подчиненные — со своей свободой.

А милицейский полковник был отпущен на волю: хоть чеченцы и мастера на такого рода провокации, но свое слово они держат. Особенно по отношению к тем, кто продал своих же.

Отпущенный полковник быстро забрал из сваленного в кучу оружия милиционеров свой автомат и АКСы водителя и охраны. Затем они сели в уазик и покинули Первомайское.

Полковник приехал на разбитый мост. Там уже находились вылетевшие вместе с нами десантники. Им первым полковник и сообщил новость о том, что Первомайское полностью занято боевиками, а новосибирский ОМОН "сдался в плен". Правоохранительный чиновник поведал также о том, что его самого Радуев отпустил для передачи властям чеченского ультиматума...

Наши группы оставались на валу и наблюдали в бинокли и прицелы за селом. Над ним продолжали барражировать вертушки. На северной окраине каких-либо значительных изменений не происходило и село казалось спокойным. Но по дороге, ведущей на юг, к соседнему селу, сначала небольшими группками, а затем густым потоком потянулись люди. Это были жители Первомайского, которые , наспех собравшись, быстро покидали родное село. Жители выезжали из села на легковых и грузовых автомобилях, тракторах и автобусах, но многие шли пешком.

Начало смеркаться. Тут нам приказали сместиться вправо по валу. Пройдя метров сто вдоль вала, там, где кончалось поле и начинался густой кустарник, мы увидали начальника разведки, комбата и несколько солдат.

— Командиры групп — оборудовать места для ночлега. Остаемся здесь до утра. Выставить дозоры на валу.

Услыхав распоряжение комбата, я только порадовался тому обстоятельству, что в нескольких километрах в заснеженной канаве спокойно лежат и дожидаются нас более десятка суточных рационов сухого пайка. Быстро начинало темнеть, и я первым делом снарядил за сухпаем рядового-контрактника с одним бойцом.

Сержант-контрактник получил в свое распоряжение полевой бинокль и полез на вал наблюдать за боевиками. Часть бойцов отправилась за дровами для костра, кто-то стал охапками собирать камыш, который небольшими островками рос на поле.

Место для костра моей группы было определено комбатом на дне неглубокой канавы, которая тянулась вдоль вала на всем его протяжении. В тридцати метрах правее, на дне этой же канавы, связисты стали готовить место для костра комбата. Начальник связи сразу же забрал своих связистов из обеих групп. А пока солдаты-связисты собирали дрова и расчищали снег для костра высшего комсостава, сам начальник связи разворачивал радиостанцию и готовил ее к работе.

В тридцати метрах левее моей группы готовилась к ночевке вторая группа. У нее было самое лучшее место — среди небольшой, в десяток деревьев, рощицы. Хоть за дровами далеко ходить не надо. А меж деревьев можно было натянуть навесы из плащ-палаток. Если бы они были, эти плащ-палатки.

Но, кроме оружия, боеприпасов и нескольких радиостанций, у нас ничего не было. Мы же летели всего на сорок минут.

Пока остальные бойцы занимались сбором топлива, мы — офицеры группы и двое бойцов — при помощи подручных средств расчищали и утрамбовывали площадку на дне канавы. Из подручных средств у нас было несколько шомполов и офицерских ножей, которыми мы пытались расширить откосы канавы. Ведь костер должен не просто гореть на дне канавы, а греть сидящих вокруг него людей. Конечно, мы могли бы развести огонь и наверху, но дул сильный холодный ветер и температура воздуха была минусовая. Поэтому в канаве хоть и было тесновато, но чуть-чуть теплее.

Вскоре посреди небольшой площадки занялся огнем маленький костер. Вокруг него были сложены охапки сухого камыша, на которых можно было сидеть и лежать. Огонек костра горел несильно: ветки и сучья были пропитаны сыростью, и эта вода , нагреваясь, шипела и пузырилась на торцах веток. Изредка в огонь подбрасывали сухой камыш, и тогда яркий сноп пламени на считанные минуты обдавал наши лица и протянутые ладони жаром. Места вокруг огня хватало не всем; одни сидели у костра и иногда отворачивали от сильного жара лица, другие стояли за ними, протянув к огню ладони. Стоявшие тоже иногда отворачивались от огня, но для того, чтобы погреть застывшую спину. Стоявших было всего несколько человек, и они сразу же занимали место у огня, если кто-то из сидевших покидал свое место.

Внезапно из темноты вынырнуло двое — это были наши кормильцы. Контрактник и боец выложили коробки с сухпаем и старший бодрым голосом доложил, что приказание выполнено, но один сухпай они так и не смогли найти в такой темноте.

— А как же, — сказал сидевший у костра Стас и принялся подгребать угли, для того чтобы разогреть на них консервные банки: — Хорошо, что вы хоть эти сухпайки нашли. Ты хоть крошки вокруг рта смахни. . .

Рядовой контрактной службы недоуменно обтер ладонью свой подбородок, не понимая, почему смеются остальные солдаты.

Сержант-контрактник, являвшийся заместителем командира группы, уже сменился с наблюдательного поста и теперь исполнял обязанности зампотыла — делил поровну на всех принесенный сухпай. На каждых трех солдат было выдано по одному суточному рациону. В небольшой картонной коробке находилось: две двухсотграммовые банки с кашей, такая же банка с тушенкой, несколько кусков упакованного сахара-рафинада и пакетик чая. Для вскрывания банок прилагался маленький резак. В этот суточный рацион должна была входить еще и буханка хлеба. Но хлеб мы с собой не захватили и теперь довольствовались тем, что имели.

Лет восемь назад, когда я начинал свою военную службу в качестве старшего разведчика-пулеметчика в такой же разведгруппе спецназа, мне приходилось есть сухпайки пошикарнее. В сухпаек № 1 входили такие деликатесы, как сгущенное молоко, тушеное мясо, сосисочный фарш, печеночный паштет и сало в стограммовых консервных баночках, плюс еще шоколад, витаминки, яблочный сок, упаковка, похожих на печенье, галет и две большие банки с картофелем и борщом. Для подогрева придавались сухой спирт и непромокаемые охотничьи спички. Это был горный рацион и его выдавали для разведгрупп спецназа, воевавших как в горах, так и в пустыне. Группы нашего батальона ходили по пескам пустынь Регистан и Дашти-Марго. А таскать по барханам на себе такую кучу продуктов было тяжеловато, и добрую половину своего походного рациона мы съедали на базе. Но это было в старые добрые времена, когда нас снабжали очень хорошо.

Теперь настало другое время, и нам приходилось есть каши и тушенку из убогого пехотного сухпайка № 1. Единственным достоинством этого сухпая было то, что, по сравнению с НАТОвским рационом, наши каши были намного вкуснее и сытнее.

На нас, троих офицеров, сержант Бычков поначалу выдал два сухпая, но есть мы хотели не очень сильно и от второй коробки отказались. Минут через пять наши банки разогрелись на углях и мы стали орудовать ложками поочередно то в тушенке, то в каше.

Когда банки опустели, лейтенант бросил их в костер и стал следить, как в них выгорают жир и остатки каши. Затем жестянки достали из огня и вычистили от копоти внутренние стенки. Теперь в них можно было натолкать чистого снега и вскипятить чай.

— Бычков, проконтролируй, чтоб на часовых сухпай оставили. За оставшийся паек отвечаешь тоже ты, — приказал я сержанту.

Тот кивнул и ответил, что на часовых паек уже отложен, а на завтрашний день осталась половина принесенного сухпая.

Когда мы пили горячий чай, сержант, показывая на подошедшего связиста, сказал мне:

— Товарищ старший лейтенант, пришел связист. Комбат просит две коробки сухпайка. Давать?

— Давай, — вздохнул я. — Но больше никому. А то еще неизвестно, что завтра будет.

Наши солдаты на постах не перекрикивались — только молча глядели в темноту за валом и тихонько замерзали. Они лежали на нашем откосе вала, предварительно подстелив под себя небольшие охапки сухого камыша. Но ночь была холодная, камыш совсем не грел, да и одежда была легковата — и солдаты мерзли. Особенно сильно мерзли ноги в армейских ботинках с высокими берцами. Пока мы проверили оба наших поста, пальцы на ногах совсем закоченели от холода.

Мы вернулись к огню. Лейтенант сел у костра и отправил дежурного солдата за дровами. Я разворошил охапку холодного камыша и лег на нее спиной к огню. Вокруг костра уже спали вповалку солдаты. Спать мне пришлось урывками — пока разогревалась спина, замерзала грудь. Когда разница температур становилась критической, я поворачивался уже замерзшей грудью к костру. Таким же образом, как шашлык на вертеле, крутились и все остальные.

Во время моего дежурства костер разгорелся сильнее — дежурившие солдаты понатаскали охапки камыша и веток.

Я сидел у огня и блаженно подставлял жару то левый, то правый замерзшие бока. На постах часовые не спали, и в селе было спокойно. Вдруг в тылу наших групп раздалось несколько одиночных выстрелов. В пятидесяти метрах от нас, в нашем тылу, располагался тыловой дозор, который выставила вторая группа. Я схватил свой винторез и побежал к их костру. Там, у затухающего огня, стоял солдат из второй группы и сонными непонимающими глазами смотрел на своего командира группы. Тот быстрыми хлопками тушил пламя на нагруднике солдата, и, когда пламя погасло, хлопки сменились глухими ударами, которые стали сыпаться на бойца.

Оказалось, что солдат дежурил у костра, лежа на склоне вдоль оврага. И в один момент, когда боец случайно заснул, его тело скатилось прямо в костер. Пламя горело достаточно сильно, и солдат упал грудью на огонь. Но он даже не проснулся и продолжал спать до тех пор, пока не начал гореть нагрудник и в магазинах не начали рваться патроны. Сонного бойца вовремя сдернул с кострища командир второй группы, который случайно оказался неподалеку. Теперь командир убеждал своего бойца, что спать на посту или при дежурстве у костра очень нехорошо.

Я возвратился к своей группе. На мою охапку камыша заползло какое-то сонное тело, и мне пришлось отвоевать свое законное место.

Около одиннадцати тридцати утра к нам прилетел вертолет. Вздымая винтами снег, Ми-8 приземлился в нескольких десятках метров от наших костров. Летчик не стал глушить двигатель и мы побежали к вертолету сквозь снежную бурю.

Из открытой двери на землю стали быстро выгружать какие-то зеленые ящики, картонные коробки, большие армейские термоса, емкости с водой.

Ко мне подбежал знакомый прапорщик из нашей роты и проорал на ухо:

-Там ротный приказал вам передать. Вот в этих ящиках — мины и другое барахло. Вот на вашу группу валенки. Только на вашу. Ночные бинокли и прицелы — в этом ящике, запасное питание там же. Сухпай, хлеб и воду привезли на обе группы. Один термос и баки с водой — из нашей роты. Да, вот еще спальные мешки на группу.

Я слушал его и отдавал поручения бойцам. Те быстро оттаскивали в сторону имущество из нашей роты. Затем я проорал прапорщику:

— Дай свой бушлат на время. А то я свой не взял.

— Только с возвратом. У меня другого нет.

— Хорошо. Не потеряю.

Прапорщик быстро скинул пятнистый бушлат и отдал мне. Из вертолета уже все выгрузили и бортмеханик начал втягивать вовнутрь лесенку. Прапорщик подбежал к проему двери и быстро забрался в вертушку. Дверца тут же захлопнулась, Ми-8 взмыл в небо и умчался вдаль по своим делам.

Ну а мы приступили к дележу привезенного имущества. Из боеприпасов нам прислали три ящика с огнеметами — на группу выходило по шесть РПО. Еще было несколько ящиков с гранатами к подствольнику и патронами к различным видам оружия. Очень мы обрадовались нескольким топорам, пилам: рубить дрова ножами было тяжело. Прислали несколько больших штыковых лопат и три-четыре малых саперных лопаток. Продовольствие я и командир второй группы поделили по-братски и поровну. Правда, мы забыли про нашу штабную команду, но вскоре пришел гонец от комбата, который намекнул, что бог завещал всем делиться. Рэкет есть рэкет, и наши группы с "радостью" выделили начальству сухой паек и хлеб. Минут через десять гонец вернулся вновь и напомнил, что мы забыли поделиться яблочным пюре. Пришлось выдать и это. Маленькие стеклянные баночки детского питания с пюре из протертых яблок были для нас большим деликатесом. Неудивительно, что солдаты "случайно" забыли им поделиться.

Но больше всего я обрадовался присланной вязанке армейских валенок. Я выбрал себе пару поновее, обрезал голенища сантиметров на десять, и получилась очень удобная и теплая обувь. Как раз на тот самый случай, когда нам приходится сидеть в ожидании чего-то, да еще и на морозе.

Потом мы с лейтенантом проверили ночные бинокли и прицелы. На группу ротный прислал два ночных бинокля БН-2 и четыре ночных прицела к снайперским винтовкам. Один из них был от моего винтореза. Там же в ящике лежало и два десятка запасных аккумуляторных батарей к ночникам. Лично мне ротный прислал также и "Квакер"— специальный прибор ночного видения и лазерный прицел к нему. Прибором этим я уже не раз пользовался на полевых выходах, и он имел определенные преимущества. Но в данных полевых условиях, когда местность ночью подсвечивается осветительными минами и ракетами, "Квакер" был не нужен. При естественном ночном фоне прибор работал очень хорошо, но при дополнительной подсветке в виде осветительных ракет или других источниках прямого света ночная оптика не выдерживала и "засвечивалась ". Поэтому я убрал прибор и прицел подальше в ящик.

Солдаты натаскали кучу дров на ночь и теперь занимались подбором валенок. Их прислали гораздо больше, чем было людей в группе и около десятка разных валенок сложили в канаве неподалеку.

Бойцы притащили и стройматериал для строительства дневки. Четверо солдат, вооруженных лопатами, под моим чутким руководством принялись скашивать откосы канавы. Остальные бойцы, кто был свободен от дежурства на фишке, помогали им.

Дневка у нас получилась на славу. Т

о ли солдаты хорошо замерзли ночью и поэтому постарались на совесть, то ли подручного материала оказалось много, но теперь у группы было самое оборудованное место для отдыха. Слева от костра были скошены края канавы, и получился квадрат два на два метра. Затем на него был уложен дощатый настил, принесенный из дома лесника. Сверху был сооружен навес из стволов и листов шифера, который мы расположили под углом к задней части. Навес одновременно защищал спящих людей от дождя и снега и отражал на них же тепло, излучаемое костром. Задняя часть сооружения была прикрыта картоном из-под сухпайков, присыпанных землей. Теперь отдыхающие были защищены со всех сторон от ветра, дождя, снега и холода.

Вокруг костра также было вырыто пространство для людей и боеприпасов.

В канаве в пяти метрах от дневки сложили ящики с огнеметами, ВВ, СВ и минами. Штуки эти пожароопасные и деликатные, поэтому их установили подальше от огня. Огнеметы и гранатометы мы достали из тары и уложили поверх этих же ящиков.

Боевики тем временем тоже не сидели сложа руки: заставляли заложников рыть окопы, оборудовать в крайних домах позиции для стрельбы. Из села уже ушли все жители, и теперь никто не мешал готовить село к долговременной обороне. В крайних домах были сорваны полы, пробиты бойницы в стенах, оборудованы огневые точки на чердаках. Сами дома соединялись между собой сетью окопов и ходов сообщений. Заложники, как мирные жители, так и новосибирцы, надев на головы белые повязки, чтобы отличаться от боевиков, старательно рыли мерзлую землю. Радуевцы сделали широкий жест: пообещали двум самым старательным омоновцам предоставить свободу сразу же после оборудования окопов. Кстати говоря, слово свое они опять-таки сдержали: двое милиционеров со сбитыми до мяса ладонями были отпущены на волю.

Самую большую опасность для нас представлял милицейский БТР, подаренный боевикам. Его позиция находилась как раз напротив наших групп. БТР был вооружен крупнокалиберным 14, 5 миллиметровым пулеметом КПВТ и спаренным с ним 7, 62 миллиметровым пулеметом ПКТ. Достать его мы могли, только добравшись скрытно за сто метров и пустив в дело либо гранатометы, либо огнеметы. КПВТ же имел возможность дать нам прикурить и с тысячи метров и с двух тысяч, не говоря уже про наши пятьсот, которые нас разделяли.

Прошло несколько дней томительного ожидания. Ежедневно прилетал вертолет и доставлял нам продовольствие, боеприпасы. Иногда начальник разведки улетал на нем в штаб группировки, но обязательно вскоре возвращался обратно к нам. "Хоть здесь и поближе к боевикам, но спокойнее, понятнее и привычнее", — как-то сказал он нам.

Тем временем к селу подтягивались дополнительные силы, состоящие из подразделений ОМОН, СОБР, "Витязь", "Альфа", "Вега". Было даже подразделение из охраны самого президента. Все эти команды охватили село с востока и юга, находясь на расстоянии, явно превышающем дальность прямого выстрела.

С севера и запада село было блокировано подразделениями Минобороны: в центре — наши две группы, справа от нас на взорванном мосту — десантники, которым была придана одна БМП. Слева в одном-двух километрах от нас еще в первую ночь позиции заняло подразделение 136 Буйнакской горнострелковой бригады, усиленное несколькими БМП. Но обеспечивали наших соседей продовольствием плохо; несколько раз, несмотря на то что нам самим сухпайка едва хватало на всех, мы делились с ними хлебом, сухпайком и мясом. Неподалеку от дома лесника бродило небольшое стадо коров, которых наши солдаты начали потихоньку истреблять. Конечно, было жалко этих животных, но зато у нас теперь было мясо для добавки к обычному рациону как наших бойцов, так и десантников и горнопехотинцев. Наши соседи справа и слева сначала отказывались от мяса, но после нашего предупреждения, что сухпайком мы делимся с ними в последний раз, голод, взял свое и на одичавших коров стали охотиться не только наши солдаты…

В субботу из прилетевшего вертолета вдруг начали выпрыгивать знакомые нам офицеры и солдаты из 8-го батальона, расквартированного в Ростове. Это прибыло наше подкрепление — две группы антитеррора, которых в бригаде специально готовили для борьбы с террористами. Всего их было человек двадцать пять.

— Коленкин, а ты чего здесь? Мы же тебя специально отправили в Ростов, от войны подальше, — окликнул я своего бывшего солдата.

— Да я знаю, мне сказали, что один разок можно слетать, — виновато глядя в сторону, ответил юркий солдатик.

— Кто тебе такое сказал?

— Да наш комбат — оправдывался солдат.

Я с досады только сплюнул. "Может, забрать его в свою группу? Не отдадут же, гады", — подумал я.

Этот боец служил недавно в моей роте и даже в моей группе. Когда уволились все дембеля и пришло молодое пополнение, то Коленкин оставался единственным в моей группе опытным и, что самое главное, самым толковым бойцом. Остальные же разведчики были лишь прослужившим полгода молодняком, до Чечни они служили в учебном батальоне нашей бригады. И я возлагал большие надежды на то, что Коленкин поможет молодым бойцам побыстрее втянуться в наши боевые будни. Но через несколько дней после прибытия молодежи в нашу роту ко мне подошел командир роты и протянул какое-то письмо.

— На, почитай. Мать Коленкина пишет, — сказал он мне.

В письме мать солдата обращалась к нам, его командирам, с единственной просьбой: отправить ее сына в другое подразделение, на мирную землю. Она писала, что никого из родственников у нее, кроме сына, нет, родила его одна. Растила без отца и поднимала на ноги тоже без чьей-либо помощи. Живет она в каком-то ставропольском селе и очень боится, что с сыном может что-либо случиться…

Письмо я не стал читать до конца — и так уж все было ясно. Кое-где буквы расползались маленькими подчищенными пятнами. Видно, переписывать уже не было сил.

— Ну, что будем делать. Солдат твой — тебе и решать, — сказал ротный, глядя на молодых солдат, толпившихся у входа в ружпарк.

— Отправлять, конечно, жалко, он ведь один такой надежный на всю молодежь, но и у матери он тоже один, — ответил я.

— Вот и хорошо. Пиши рапорт на его отправку и сообщи Коленкину, а я пойду готовить на него документы, — повеселевшим голосом распорядился ротный.

Минут через десять я вызвал солдата в канцелярию и приказал ему сдавать оружие и имущество. Ничего не подозревавший боец сначала растерялся и даже обиделся: молодые идут на задание, а его оставляют. Но, когда я ему объяснил ситуацию и сказал, что решение окончательное, боец слегка замешкался, не подавая никаких признаков радости, но глаза его чуть повлажнели. Через день он улетел дослуживать оставшиеся ему полгода в бригаду, в Ростов.

И вот не прошло и месяца, как я его встретил в составе другой группы, с другим командиром при выполнении реального боевого задания. Но оставалось только надеяться на лучшее.

Окончание следует