Газета Завтра 49 (1201 2016)

«Ничего, что мы чужие, вы рисуйте…»

Галина Иванкина

8 декабря 2016 0

выставка «Актуальная Россия. Среда обитания»

"Вы, как судьи, нарисуйте наши судьбы,

Наши зимы, наше лето и весну.

Ничего, что мы чужие, вы рисуйте,

Я потом, что непонятно, объясню".

Булат Окуджава

За последние годы понятие "актуальный" приобрело грязноватый оттенок, если не сказать — тухлый душок. "Актуальное искусство" — и в сознании возникает непременная ахинея с… бессмысленным смыслом и ещё каким-нибудь нетрадиционным ракурсом. Хулиганство под видом духовных исканий. Дурь в формате "дискурса". Угар и содомия под лозунгом: "Я так вижу!". Поэтому сама вывеска "Актуальная Россия. Среда обитания" сразу настораживает. В заметке Владимира Богданова (для сайта ARTinvestment.RU, посвящённого не только творческому горению, но, главным образом, инвестициям в искусство), по сути, содержится декларация: "Косвенно такой проект может способствовать пусть не исчезновению, но снижению накала противостояния между различными неформальными "клубами", "тусовками" и течениями в мире актуального искусства…".

Резюме: российская интеллигенция разделилась на лагеря и партии, не имеющие никакого отношения к ваянию-живописи. Всё круто сдобрено политикой, идеологией, враждой: Крым наш или не наш? "Пусси Райот" — хулиганки или свободные акционистки? 90-е — время свободы или эра упадка? Цензуре — да?! Или цензура — дура? Лично я полагаю, что в этом противоборстве важнейший смысл нашего бытия: искусство должно отражать борьбу идей и смыслов, однако автор Богданов, как и многие его коллеги, с этим не согласен: "Нарастающее противостояние "либералов" и "патриотов", конфронтация по принципу "кто не с нами, тот против нас" негативно сказывались на художественной жизни. Страдали отношения между участниками арт-процесса, обострялась манипуляция административным и финансовым ресурсами, сокращались экспозиционные возможности, появлялись "закрытые клубы", не подпускающие к ресурсам "чужаков".

Примечательно, что выставку посетил сам Владимир Мединский — человек современный и, я бы сказала, продвинутый. Никакой иронии тут нет — он действительно таков. По аналогии (и на контрасте) вспоминается визит царя-Никиты в Манеж. То был отдельный перформанс: разгром и акт ненависти с прибаутками да эпитетами. В принципе, Хрущёв повёл себя как настоящий… художник-акционист. Не таков наш Мединский — он способен к диалогу и никого не обзывает, что похвально. "Нас часто упрекают в двух вещах несправедливо: во-первых, это то, что мы слишком увлекаемся историей и исторической пропагандой, а второе — это то, что мы не любим современное искусство. Мы решили одним ударом развеять оба этих мифа…", — сказал министр, и эти его слова были тут же растиражированы всеми масс-медиа.

Что касается самой выставки, она производит двоякое впечатление. С одной стороны, много интересных, волнующих работ, а с другой… ощущается скучноватая вторичность. Причём сия вторичность даже не вуалируется. Постоянные перепевы (ну, ладно, переосмысления!) Эрика Булатова, Виктора Пивоварова, Гелия Коржева, смешение-микширование, аллюзии, воспоминания. Пост-постмодернизм как он есть. Это стоит посмотреть, и на это не нужно злиться. Даже в современной моде нет прорывов, но есть тренды, которые ежегодно выуживаются из бабкиных сундуков XX столетия.

Экспонаты расположены в соответствии с концептуальной задачей, а потому в каждом зале — свой настрой. "Горизонт", "Взгляд", "Город-фабрика", "Среда обитания" — таковы смысловые ниши. К примеру, "Горизонт" — это не что иное, как освоение сюжетов и приёмов Эрика Булатова — художника, умеющего запечатлеть свою тоску по открытому пространству. Все его небосводы, переходы и свечения в конце туннелей трактовались по-разному: и как попытка вырваться из уз тоталитаризма, и как борьба с личными депрессиями. Устроители сообщают: "Что такое горизонт после Эрика Булатова? Весь XX век горизонт был перекрыт идеологией". И далее — тема освобождения от политики, дискурсов и всего прочего, что мешает: "Мы, наконец, приходим к распахнутым горизонтам". Правда, сложно понять, о каком "освобождении от дискурса" можно говорить, когда перед нами странноватая и нарочито корявая реплика на хрестоматийную работу Булатова "Горизонт", выполненная арт-группой Tajiks-Art. Впрочем, повышенный интерес к булатовским наработкам замечен не только в разделе "Горизонт". Сергей Гета в "Сотворении" использует всё ту же заученную технику: белые силуэты взяты целиком из Микеланджело и совмещены с "соц-артовскими" небесами а-ля Эрик. Работа "Дискобол" — не менее хрестоматийный образ, разве что на фоне изысканно-зелёной волны. Это, безусловно, красиво. Но это — осетрина той самой свежести. Сюда же можно отнести картину Егора Плотникова "Океан" ("5 км вдоль океана"). Аллюзии неизбежны и, по-моему, обязательны.

Но не Булатовым единым! Так, Ичитовкин Денис, задавая вопрос "Скоро бабушка придёт с работы?", обращается к темам, которые давно и бесперебойно разрабатывал Виктор Пивоваров с его многочисленными уютно-страшноватыми (!) "комнатами души". Здесь — то же. Обжитая, чистая кухня со светлой мебелью и тёплым светом кажется враждебной и неприветливой. Спокойствие. И в нём таятся призраки. Помещение видится ирреальным — как во сне, когда всё вроде бы на месте, но знакомый мир почему-то вывернут наизнанку. Нетривиально? Будоражит? Конечно. Внове? Нет.

Депрессивно-тревожный тон задан в зале "Город-фабрика". Это — поминальный плач по советской индустрии. Плач-стёб — как и положено в эру пост-постмодерна. Взгляд художника — отстранённый. Вненаходимость. На стенде читаем объяснение: "Город диктует ритм, и когда-то завод обострял его. Но что такое город после того, как из него ушло производство?". Жестокая быль Игоря Пестова — "Однажды на Проспекте непокорённых". Панорама города с многокилометровой промзоной. Безнадёга, темень, сумерки богов и людей. Где-то вдали — солнечный блики, но они лишь усиливают меланхолию. Правда, здесь не до меланхолии — город-ад исключительно фон, ибо на первом плане — особым, пулевым способом раздробленное стекло.

Не менее гнетущее впечатление вызывает работа Максима Каеткина "Летать": грустный пацан и его щенок рядом со ржавой ракетой-симулякром. С ходу ничто не предвещает слёз, а "детская" ракета — типичное сооружение во дворе, как песочница, горка и качели. Но во всём этом — тупик и пустота. "Не летают — и никогда уж не полетят", — как говорил один из персонажей Станислава Лема. В самом названии картины заключена колоссальная драма — желание без надежды. Ракета — ненастоящая. Более того — заброшенная. Одинокий ребёнок и столь же печальная собачка — неслучившийся Гагарин с неудавшейся Белкой-Стрелкой.

А вот и памятник эпохе. Снова стёб напополам с унынием. "Космозонд" Сергея Чернова — гибрид большущей консервной банки со спутником. Надрывный цинизм, как в романе Виктора Пелевина "Омон Ра", где космическая программа изображена как гигантская и при этом нелепо-лапотная афера. Вообще, на выставке довольно много картин, которые можно условно поименовать как "анти-соцреализм". То есть фон, детали, образы и темы (космос, заводские окраины, русская глубинка — например, у Владимира Мигачёва в "Периферии") совпадают с задачами социалистического реализма. Но! Всё это читается как покинутый, потерянный, разгромленный Рай. "Ковчег" Павла Отдельнова — серое бытие ЛЭПов посреди нескончаемой осени плюс ярко-синее сооружение. "ЛЭП-500 — не простая линия", — когда-то радостно выдавала советская радиоточка, и банковский клерк Дима Горин устраивал галантную пастораль на строительстве линии электропередач. ЛЭПы символизировали романтику и прорыв, а здесь всё как после ядерной зимы — последние свидетельства цивилизации. Или, как сказано в аннотации, "…мир покинутых вещей, собрание артефактов индустриальной культуры…".

Некоторые картины (особенно в разделе "Взгляд") поражают своей чарующей предметностью. Уже упомянутый Игорь Пестов творит утончённую игру света и… вкуса: в работе "Afterparty" он выписывает икебану из помятых пластиковых стаканчиков, одноразовых тарелок, вилок и мятой бумаги. Сочные капли не то сока, не то варенья создают взрывной контраст с белизной посуды и чернотой фона. В первый момент покажется, что это — великолепный торт-сюрприз, залитый взбитыми сливками и увенчанный вишнёвым джемом. Талантливый мастер умудряется писать отталкивающее — как вожделенное и манящее. Содержимое помойки оборачивается праздничной сказкой.

На другом полюсе — полотно Андрея Гросицкого "Дерюга и металл". Гиперреалистичная трактовка простых вещей в духе Гелия Коржева, который тоже любил живописать кувшины, молотки и дамские босоножки. А вот "Реконструкция №1" Антона Чумака — гимн дворцово-градостроительному шику. Смесь Пиранези, Чернихова, Иофана… каких-то нереализованных городов-солнц времён Кампанеллы или декораций для балетов Людовика XIV. Искусство ради искусства.

Наиболее точное определение выставки — тревожность. Болезненный "Пейзаж с синими деревьями" Олега Хвостова, безумные "Канарейки" Сергея Кузнецова, кукольно-розовый, а потому неживой "Эквилибр" Олега Маслова — всё это сплетается в диковинный и кошмарный сон-явь. "Тревога" — так называется картина Алексея Беляева-Гинтовта — красная кнопка, составленная из человеческих черепов. Рядом — тонкий стёб Павла Пепперштейна "Иван Грозный убивает сына". Кураторы выставки хотели показать, что "среда обитания" — для всех творческих людей и многообразных направлений. Если честно, никакой войны идеологий и "разницы потенциалов" экспозиция не обнаруживает — что верно, то верно. Определить, кто из художников — патриот, а кто — увы, либерал, — невозможно, ибо все они варятся в едином арт-котле.

Финальным аккордом звучит "Сеанс коллективного сна" Александра Дашевского. Купол Пантеона и кафельный пол в шахматную (красно-белую!) клетку, люди на лежаках — кто с газеткой, а кто просто так. Из купольного отверстия льётся направленный и не слишком умиротворяющий свет, а потому сложно сказать, живы герои картины — или уже наступил зомби-апокалипсис, как в американских блокбастерах… Такая вот у нас "среда обитания" и "актуальная Россия".

Выставка продлится до 18 декабря.